Поэзия опыта. Poetry of expirience - читать онлайн

Он писал о ней песни, а она зависела от славы

Эффектная блондинка в откровенно лёгком платье вышагивала по танцполу модельной походкой. Её волосы были собраны в высокую причёску, обнажённая спина ожидала прикосновений. Поклонники медлили в нерешительности, расступаясь и следуя за ней взглядами, полными надежд.

Из толпы оробевших воздыхателей выступил симпатичный самоуверенный шатен, одетый по последней клубной моде, и, вплотную подойдя к девушке, дважды коснулся её спины, легко постучав между лопаток подобно тому, как лайкают фотки в Instagram. Она обернулась и просканировала его профессионально быстрым взглядом. В её больших безразлично зелёных глазах, окаймлённых чёрной подводкой, промелькнуло раздражение.

– What do you want?2 – холодно поинтересовалась она.

– I like you3, – улыбнулся он.

Пухлые алые губы изогнулись в насмешливой улыбке:

– Like but don’t follow4.

Музыка заиграла громче, на заднем плане сменяли друг друга кадры роскошно пустых дней модели, превратившей свою жизнь в Instagram аккаунт, а Джей Джонс повествовал о модных порядках и современных отношениях в своей фирменной ритмичной манере. Надменная блондинка появилась в конце клипа, подошла к нему и сказала:

– Jay, is this real?

– Heart shaped feelings, baby.

Он притянул её к себе и поцеловал. Они покинули клуб, провожаемые тяжёлыми ревнивыми взглядами, и уехали в звёздную ночь на белом Lamborghini Murcielago LP640 Versace.

***

С тех пор прошёл год. За это время и шатен, и блондинка успели многого добиться и вызвать не один приступ зависти у своих многочисленных фолловеров.

Джей Джонс записал новый альбом, «Like But Don’t Follow» попала в десятку хитов чарта Billboard, а Милана Смоленская заработала вожделенный миллион долларов, выведя свой интернет-магазин на стабильно прибыльный уровень и выпустив собственную капсульную коллекцию клубной одежды, которая была распродана за месяц, благодаря успехам новых клипов Джея.

Милана и Джей встречались регулярно – то в Лондоне, то в Нью-Йорке, то в Лос-Анджелесе, то в Монако, то в Сен-Тропе, то в Милане, то в Париже… Он звал её наркотиком своего вдохновения и писал о ней песни, а она зависела от славы, которую обретала вместе с ним. Деньги и поклонники кружили голову подобно волшебной карусели, и Милана наслаждалась галлюцинаторным переживанием исполнения своих затаённых желаний, не вникая в собственную жизнь, всё больше напоминавшую кино.

Её стали узнавать гораздо чаще, люди теперь следовали за ними с Джеем не только в социальных сетях, но и на улицах, фотографируя и прося автографы. Несмотря на неожиданные нападки папарацци, у этой юной звёздной пары не было ни одного неудачного кадра – Милана всегда сияла самой фотогеничной улыбкой, а Джей был верен своему публичному имиджу и картинно слал всех куда подальше.

Молодые богатые и знаменитые, они любили друг друга красиво и модно. Их ненавидели, им подражали, их осыпали оскорблениями и восхищениями, им слали подарки, звали на вечеринки и показы, приглашали в рекламу…

Джей сделал себе новую татуировку, нанеся на плечо имя своей возлюбленной, которая больше не экспериментировала с нательными рисунками, соблюдая условия контрактов. Милана уверенно продолжала строить свою модельную карьеру. Она дважды позировала Демаршелье, но не прекратила сниматься вопреки данным себе обещаниям. Фотосессии для «Elle», «Harper’s Bazaar», «Vogue», «Marie Clair», «Cosmopolitan» и «InStyle» пополнили её портфолио, она часто попадала на страницы глянца как образец стиля или гостья вечеринок, давала интервью как девушка Джея Джонса, и, откинув в сторону все опасения, открыла два показа на весенней Неделе высокой моды.

Сплетники старательно преувеличивали всё, что видели. Чаще всего под удар попадали губы и грудь Миланы. Обвинения в пластике сыпались в Formspring намного чаще комплиментов. Милана отвечала с выгодой для себя – рекламировала марку нижнего белья, благодаря которому обрела свои пышные формы, и блеск для губ, увеличивающий объём. Джей знал правду, а доказывать что-либо другим Милана считала изматывающей и заранее проигрышной затеей.

Популярность, случившаяся ожидаемо внезапно, привела к тому, что некоторые дела Миланы резко взлетели, достигнув звёздных высот, а некоторые потяжелели и стали неповоротливыми в решении. С трудом получив степень бакалавра, она отправила свой Bentley и часть вещей в Москву, навсегда покинула лондонскую квартиру и перебралась к Джею в Лос-Анджелес, где быстро стала своей, при этом оставаясь чужой, потому что была собой и была необычной.

Круг её знакомых стремительно расширился за счёт временных людей, игравших важные роли, и друзей Джея. Со своими московскими друзьями Милана почти не общалась, утратив былое взаимопонимание. Камила завидовала шумно и колко, Лейла и Гена Смирнов молча наблюдали со стороны.

Один лишь Антоний спокойно относился ко всем творческим поискам своей сестры, убеждённый в несерьёзности её отношений с Джеем. «Ты не влюблена – тебя влечёт успех», – говорил он, а Милана горячо возражала, вызывая у брата ироничную улыбку. В целом же он хвалил её за успехи в бизнесе, и она была ему благодарна за честность и искренность, по которой голодала так же сильно, как по сладостям, нормальной учёбе и спокойной жизни Миланы Гусевой.

Журналисты быстро расставили точки над «i», и она больше не могла скрываться под своей скромной фамилией Guseva. С Джеем Джонсом встречалась не простая модель, а Milana Smolenskaya – русская Пэрис Хилтон, модная бунтарка и наследница многомиллионного капитала. К большому удивлению Миланы, деду нравилась эта популярность, благодаря которой рекламировались семейные отели.

Он даже посетил США с деловым визитом и заехал в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с отцом Джея. Переговоры привели к обсуждению пышной свадьбы, которую Говард Джонс предлагал провести в Лас-Вегасе. Ни Милана, ни Джей не думали о женитьбе, поэтому детали торжества совершенно не интересовали их, и дата бракосочетания растворилась в неясности жаркого калифорнийского лета.

С Дэни Милана не общалась.

Мы не можем не любить друг друга – мы же так сильно любим себя

На террасе повисло душное лето. Кожа, покрытая золотом, благосклонно принимала ласки вечернего солнца. Ровный шум прибоя, доносившийся с океана, помогал спокойно воспринимать все старания фотографа.

– А теперь поцелуйте её. Нет-нет, в щёку, не в губы. Вот так.

Вспышка, снято. Джей психует, чувствую это.

– Не прижимайте так, вы мнёте платье.

Новый кадр нашей счастливой истории. Вот так мы любим друг друга. Пластиково.

– Потрясающе смотритесь! Потрясающе! – воскликнула Сара, координатор съёмки.

– Да, мы в курсе, – раздражённо отреагировал Джей.

Милана мило улыбнулась, на опыте убедившись, что лучше ничего не говорить в такие моменты.

Да, Сара, спасибо, мы в курсе. Об этом вся наша любовь. Мы звёзды шоу-индустрии, и всё у нас напоказ. Растворяемся в проходящем и временном, не строим своё счастье, а ищем внешние радости и совершенно не знаем друг друга. Вечера всегда проводим в клубах, днём работаем, занимаемся спортом, встречаемся с друзьями и практически не пересекаемся. Нам сложно быть вдвоём, потому что в наших отношениях уже давно нет нас.

Если очистить наши чувства от всей показухи и оставить нас с Джеем на необитаемом острове без жадного внимания фэнов, мы утопимся от своей безысходности, и любовь нас не спасёт – её ведь не перед кем будет демонстрировать.

У нас уже не любовь, а затянувшийся самообман. Самообман, без которого я больше не могу жить, ведь он стал неотъемлемой частью меня. Той меня, которой мне так нравится быть. Давно уже в плену у собственного имиджа.

Но я скучаю по тем чувствам, которые когда-то объединили нас и которые со временем всё больше растягиваются, подобно жевательной резинке, теряя вкус, форму и былое качество и не наполняясь ничем новым. Нам теперь всё чаще приходится казаться влюблёнными, потому что становится сложно ими быть. Странная обречённость, превратившаяся в профессию…

Мы идеальные, и мы любим друг друга красиво и страстно, играем в чувства, позируем и воплощаем чужие мечты. Легко делать то, что знаешь. Особенно, когда успех предсказуем. Легко потрясающе смотреться, легко снова и снова надевать знакомый образ, улыбаться, включать радость, когда нужно, и выключаться, оказавшись в тишине, в тени, покинув свет.

Сложнее потом слой за слоем снимать грим, без него выглядишь незащищённой и не такой, изменившейся. Не такой, как привыкли другие, не такой, как хочется самой. Когда я в последний раз была собой?

Милана осушила стакан воды. Алкоголь ни к чему, когда предстоит ещё один выход.

– Вы будете завтра в «Boa Steakhouse»? – спросила Сара.

– Да, – односложно ответил Джей и, обняв Милану за талию, повёл её к выходу.

Она обернулась, послав извиняющуюся улыбку Саре, и прильнула к Джею, предчувствуя неминуемое грядущее. Джей слишком долго ничего не сочинял, и это означало, что со дня на день должна была разыграться новая сцена нервной драмы, на которой держалась их потрясающая любовь.

Они освежали свои отношения бурными ссорами, после которых Джей получал мощный импульс вдохновения и начинал рифмовать свежие строки, а опустошённая Милана ехала в клуб – давать эксклюзивные интервью новым подругам и знакомым барменам. Джей забирал её под утро, возвращал домой, дарил что-нибудь красивое и нежно целовал, называя своей музой и принося привычные извинения.

Милана охотно прощала, и вместе они обсуждали новую песню, спорили и пели, валяясь в постели и не отвечая на звонки. Обиды забывались так же быстро, как высыхали слёзы, смех вытеснял всё плохое, и в этом контрастном ритме проходило первое лето независимой взрослости Миланы Смоленской.

– Мне понравилось, а тебе? – Милана села в его красный кабриолет Ferrari.

Джей молча включил свою музыку и начал напевать бессвязные строчки знакомых ей песен. Милана посмотрела на него.

– Мне очень нравится быть с тобой, – сказала она, привыкнув озвучивать ему свои мысли.

– Заткнись, – посоветовал Джей.

Милана послушно замолкла.

– Нет. Лучше говори, – попросил он через пару мгновений.

Она улыбнулась и, откинувшись на сидении, посмотрела в небо, багровеющее поздним июльским закатом.

– Хочу сделать новую коллекцию, – мечтательно произнесла она.

– Сделай.

– А мы поедем в Лондон? – спросила Милана, заметив тонкий растущий полумесяц и вспомнив о своих планах.

– Что?

Джей постоянно переспрашивает не потому, что не слышит, а потому что ленится вслушиваться и вникать. Он всё время зависает в мире своего эго, и другие ему не интересны.

– Мы поедем в Лондон? – Милана терпеливо повторила свой вопрос.

– Зачем? – Джей взглянул на неё сквозь свои глянцево-чёрные Ray-Ban.

– Я же тебе утром говорила. 27-го будет открытие летних Олимпийских игр, и у нас есть билеты.

Он кивнул, затем вдруг спросил:

– Что есть?

– Би-ле-ты, – по слогам произнесла Милана. – Пой свои мысли вслух, пожалуйста.

Он улыбнулся.

– Лучше расскажи, как сильно ты меня любишь.

– Ты такой смелый, – Милана покачала головой.

– Да, детка, продолжай…

Джей не оценил сарказм, прозвучавший в её голосе. Милана вздохнула и начала озвучивать чувства, о которых ей с каждым разом становилось всё сложнее говорить.

Если есть любовь, то отношения переполняет жизнь, энергия и лёгкость. Если её нет… То и отношений, по сути, нет. Чем активнее используешь чувства, тем меньше их остаётся, если их не восполняет взаимность. Пусто мне. Довольствуюсь красивыми словами, внешними проявлениями любви и чужой завистью, тешащей тщеславие.

– У тебя завтра кастинг, – вдруг сказал Джей, перебив Милану на полуслове.

– Что? – переспросила она.

– Отец организовал тебе кастинг, – медленно выговорил Джей. – Продолжай.

– Что? – спросила Милана, окончательно сбитая со своей волны вдохновения.

– Мне понравилась строчка про лунные ночи, сухие слёзы, пустые слова и громкие прикосновения.

– Я этого не говорила, Джей.

Он кивнул и улыбнулся ей.

– Да, это сказал я – тебе такую гениальность не приписываю. Но ты рассуждай, Милана, мне это нравится.

Милана задумчиво улыбнулась в ответ, отвлечённая мыслями о кастинге и лунных ночах. Опустевшие отношения вдруг снова наполнились свежими надеждами. Юный хрупкий месяц мягко сиял в калифорнийских сумерках, вселяя веру в светлое будущее. Сердце, привыкшее обманываться, забилось в ритме сладостных грёз.

Мы с Джеем так похожи, что не можем не любить друг друга – мы же так сильно любим себя!

Я ничего не хочу демонстрировать. Я устала играть. Хочу жить!

Наши отношения сотканы из сценариев его клипов. Мы играем то, о чём грезим, а потом проживаем каждую сцену, воплощая в жизнь то, что пользуется таким успехом на YouTube и MTV. А после титров начинается самое сложное – надо чем-то заполнять пустоту.

Китайская ваза звонко разлетелась на осколки.

– Истеричка, – оценил Джей.

Во время ссор они часто менялись ролями. Иногда Джей кричал на Милану, нервно мечась по гостиной, а порой она вживалась в образ и перенимала его манеру поведения. Теперь Милана расхаживала взад вперёд по просторной комнате, выстукивая ритм своего раздражения каблуками новых сверкающих лабутенов, а Джей стоял у высокой витрины, за которой плавно погружался в вечерние сумерки недремлющий Лос-Анджелес, и спокойно наблюдал за ней.

– Как ты мог? – начала она, перешагнув через осколки и остановившись напротив него.

– В чём проблема? – лениво поинтересовался Джей.

Он смотрел на неё, улыбаясь и поигрывая своими мускулами. Милана искренне пожелала, чтобы он одел футболку. Его самоуверенность странным образом действовала на неё, успокаивая нервы и переключая мысли на привычный лёгкий лад.

– Я играла многие роли, примеряла всякие маски, но быть русской шлюхой никогда не соглашусь! – горячо воскликнула Милана, не глядя на него.

– Ты неправильно поняла свою героиню, – мягко сказал Джей. – К счастью, голливудский кастинг – не театр масок.

– Поясни!

– В Японии в эпоху Эдо актёров за испорченное представление могли приговорить совершить харакири или сослать на далёкие острова…

Милана громко фыркнула и села на низкий диван, о чём тут же пожалела, взирая на Джея почти с пола. Он возвышался над ней, невозмутимо вальяжный в своём состоянии вечерней задумчивости, во время которого набирался энергии для бессонных клубных ночей.

– Да расслабься. Кто ж знал, что ты такая патриотка.

Джей подал ей руку. Милана отвернулась, скрестив руки на груди.

– Ты меня не любишь. Ты меня даже не знаешь. И не спешишь узнавать.

– В кино не попала – драмы хочешь? – Джей посмотрел на неё сверху вниз.

– Тебе видней, – сказала Милана, глядя на свои плотно переплетённые пальцы. – И не хотела я эту роль!

– Одевайся, мы едем в «Boa».

Он вновь вернулся к созерцанию закатного неба. Милана неловко встала с унизительно оранжевого дивана, приобретённого Кэмерон, юной пассией свежеразведённого отца Джея. Обновлённый интерьер вызывал у Миланы устойчивое отторжение.

– Я никуда не поеду! – неожиданно громко заявила она.

Не знаю, круто ли это – быть русской. Круто быть мной, да. Но я вообще ничего никому не хочу демонстрировать. Я устала.

Джей удивлённо посмотрел на неё.

– Что это значит?

– То и значит, что я никуда не поеду.

Милана взглянула на осколки разбитой вазы, сгрудившиеся около неуместно тяжёлого в своей антикварности журнального столика, и ощутила неподдельно острое желание испытать подлинные чувства. Устала играть. Хочу жить!

– Ты поедешь со мной, – твёрдо сказал Джей, приблизившись к ней. – Нас там ждут.

– Поезжай один, – Милана отошла в сторону. – Я устала.

– Пойдём, сделаю тебе коктейль, – он взял её за руку.

– Джей, я не хочу пить! – сказала Милана, высвобождая свою руку.

– Да что с тобой?

Джей смотрел на неё с искренним непониманием. Неужели заметил меня? Wow.

– Я чувствую себя оскорблённой, Джей.

В первую очередь, тобой.

– Милана… – он провёл рукой по волосам, поправляя свою небрежную укладку, на которую обычно тратил не менее получаса.

– Мне надо побыть одной, – сказала Милана и удивилась тому, как театрально прозвучала её фраза.

– Нам надо побыть в «Boa», – Джей вновь приблизился и обнял её за талию. – Мы поедем туда, и тебе станет весело, вот увидишь.

– Тебе по жизни весело, – сердито буркнула она. – А я не могу так, Джей.

– Как?

Его ореховые глаза смотрели на неё, замечая осыпавшуюся тушь, нервно сузившиеся зрачки и золочённые помадой губы. Они скользили по её лицу, не заглядывая в её душу, тревожно бурлившую за изумрудными окнами.

– Не могу сейчас улыбаться, – призналась Милана, желая и в то же время страшась покинуть тепло его объятий.

– Я подарю тебе улыбку, хочешь?

Он поцеловал её, прижимая к себе.

– Хочу, – она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Хочу побыть с тобой дома.

– Сначала мы съездим в «Boa», – заупрямился Джей.

Милана ощутила новую волну раздражения и отрицательно покачала головой.

– Выбирай, что ты хочешь: меня или публику?

Джей пожал плечами.

– Ты одна, мне тебя мало.

Услышав ту правду, которую боялась почувствовать, Милана резко отстранилась от него.

– Не буду тебя ограничивать!

– Куда ты? – спросил Джей, выйдя вслед за ней из гостиной.

Милана быстро простучала каблуками по холлу, заселённому тропическими растениями, и остановилась у входной двери.

– Милана, что случилось?

Джей стоял в паре метров от неё и не стремился сокращать дистанцию, а Милане вдруг захотелось, чтобы их разделяли сотни километров. Она холодно улыбнулась, ощутив свежий импульс театральности, и пафосно сказала:

– Ты поэт, ты понимаешь силу слов. Додумай.

– Додумать что? – спокойно уточнил Джей.

– Oh fuck you!

Милана раздражённо хлопнула входной дверью и направилась к своему белому кабриолету, взятому напрокат. Джей не стал её останавливать, и она быстро отъехала от особняка Джонсов, утомительно роскошного в своей экзотической эклектике.

Я не готова любить, и потому мне нужен Джей. Люблю его, как себя

Mercedes летит на скорости, ветер рвёт волосы, лето переполняет сердце, жажда свободы пьянит опустошённую душу…

Милана ехала вдоль океанического побережья, слушая свои мысли, неожиданно осмелевшие и набравшие непозволительную ранее громкость. Долгая дорога, лишённая пробок, стимулировала на искренность с собой.

Искренность нужна там, где искры, где чувства, а наша любовь, как Coca Cola light – 0% искренности. Мы с Джеем на волне взаимопонимания: лжём друг другу и самозабвенно обманываемся. У нас есть всё, о чём мечтают люди, кроме главного – чувств. Когда мы рядом, мы отделены друг от друга километрами несостоявшихся разговоров, мы не любим, не слышим, не понимаем друг друга. Когда-то нас связали эмоции, и это было чётко, но их больше нет, и теперь мне ужасно пусто – и с ним, и без него. Не лучше ли быть одной?

Единожды открывшись истинному чувству, невозможно потом лгать себе. Я прекрасно понимаю, в каком красивом самообмане живу уже не первый год, но так же хорошо осознаю, что вернусь к Джею утром и буду извиняться, потому что не могу без него. Попытка рационализировать наши чувства уже давно привела к их полному истощению.

По сути, у нас любовь по инерции. Нам с ним выгодно быть вместе – мы пара, притягивающая внимание и популярность. Мы зависим друг от друга, и, возможно, я даже больше нуждаюсь в нём, чем он во мне.

Публичность, как наркотик, заполняет пустоту внутри меня. Я бы рада стать менее заметной, но как-то не получается. Я бы попробовала быть другой, но на мне слишком плотно сидят стереотипы социальных ожиданий, которым так привычно соответствовать. И всё бы хорошо, но порой случаются всполохи откровенности, которые, подобно сверкающим молниям, освещают тенистые уголки моей души. Тогда хочется ехать, куда глаза глядят, и не думать ни о чём. Обострённая неудовлетворённость пытает душу. Я знаю, что живу не так, как хочу, и от этого знания ничуть не легче.

Мой банковский счёт богатеет, а я с каждым днём дешевею, стремительно нищаю душой. Чувствую это, но ничего не могу с собой поделать. Пытаясь всем нравиться, разонравилась самой себе. Раздражаю себя. Запуталась в своих образах, как в чрезмерно длинных платьях. Выдавливаю из себя улыбки, как зубную пасту из тюбика. Вот только всё имеет свойство заканчиваться, особенно – эмоции, и я замечаю, что уже начала иссякать, опустошаться, блекнуть.

Как там меня когда-то назвал Али? Королева посредственности? Надо было прислушаться к нему и не сопротивляться, ведь с посредственности меньше спрашивают, но я, увы, возглавила иное королевство. Научилась быть раскрепощённой и беспечной, легко шагать по жизни и не вникать в чувства, а сегодня вдруг задалась вопросом: я – звезда своего шоу или дублёр?

Как сильно опустошает вся эта показуха… За привычной демонстрацией теряется самое главное – суть. У меня не жизнь, а какой-то театр абсурда. Время есть, но его нет. Людей вокруг так много, а одиночество всё сильней.

Нет времени? Бред, мы ведь состоим из времени. Когда мы говорим, что у нас нет времени, мы признаёмся в том, что нас самих не существует, что мы стёрты нашими чрезмерно важными делами, лишёнными всякой ценности. Так и есть – у меня совершенно нет свободного времени, ведь у меня очень насыщенная жизнь. Правда, она ничего не значит. Но сейчас такой век.

В мире всё больше абсурда: кофе без кофеина, шоколад без какао, каблуки без каблуков, отношения без любви, еда без вкуса, жизнь без смысла. Потребляя ничто, становишься никем – всё просто. Без настоящего нет будущего. А если настоящее ненастоящее, какое тогда будет будущее? Не хочу об этом думать.

Я уже давно ушла от реальности в грёзы и успела на этом заработать. По пути немного изменилась и изменила себе. Под палящим калифорнийским солнцем волосы немного пожелтели, кожа приобрела шоколадный загар, а мысли чудесным образом выпрямились. Как следствие, не могу понять, что мне сейчас надо и что мне интересно.

Когда не знаешь, чего хочешь, даже Google не поможет с ответом, но я не просто не знаю, что хочу, я теперь вообще ничего не хочу. Серьёзный дисбаланс наметился в моей жизни: избыток заменителей чувств и дефицит искренности. Очень красивый фасад и очень выстуженный дом, если выражаться по-смоленски.

Пустоту в душе наполняет мечта. А что, если не о чем мечтать? На этот случай есть заменители и роскошные иллюзии счастья. В наш век можно купить почти всё, но так мало из этого на самом деле достойно того, чтобы быть приобретённым. А то, что несомненно достойно, купить невозможно. Зато можно поверить в собственный обман. Я забываюсь в новом, временном и дорогом так же, как Джей, как Камила, как десятки других знакомых и чуждых мне людей.

Странная-странная жизнь. Как гонка. Как бегство. Время летит, а чувства, мысли и мечты все где-то позади и всё время от меня отстают. Не живу, а существую и ужасно голодаю по прошлому – там осталось то, что питает душу. Скучаю по родным местам, которые теперь не смогу увидеть с былой искренностью во взгляде. Скучаю по незабываемо ярким моментам, которые уже никогда не повторятся. Скучаю по людям, с которыми тогда была так счастлива и с которыми сейчас едва найду пару общих тем для разговора. Скучаю по той себе – такой мне уже не быть.

Известность и стиль – далеко не всегда синонимы, но я стала известной благодаря своему стилю, и утверждаюсь на этом пьедестале с прошлого августа, когда меня закрутило-понесло и вдруг закинуло в этот мир открытых оценок и стёртых границ. На мне теперь всегда мои социозащитные очки, толстый слой косметики и самые модные вещи сезона.

При мне мой iPhone, в котором умещается вся моя жизнь. Я круглые сутки на связи. С кем? Точно не с собой. Меня мучает эта увлекающая социальность. Чья я? Невозможно принадлежать кому-то, не принадлежа себе, а я сама не своя.

Я уже давно не слышу себя. Душа говорит шёпотом, а я боюсь прислушиваться и заглушаю навязчивое чувство беспокойства чем-то пустым, но шумным – клубами, музыкой, бессмысленными разговорами.

То, что я имею сейчас, я заработала своим трудом и заплатила за это высокую цену. Постоянные недосыпы, нервные срывы, жёсткие диеты, ссоры и раздражающе пристальное внимание посторонних – всё это сказалось на качестве моей жизни. Я уже давно не была полноценно счастлива.

Но я ни о чём не жалею. Наивные ожидания опасней отрезвляющего опыта. Теперь меня больше не пытают иллюзии о том, что популярность – это сладкое комфортное состояние. По сути, популярность – это кокс. Сначала кажется, что легко можешь бросить, а потом вдруг становишься рабом этого удовольствия, жадно поглощающего все жизненные силы.

Я уже просто не могу остановиться. Боюсь быть с собой. Боюсь признаться себе, что я так много расплескала, так много потеряла из того, что имела в шестнадцать, в восемнадцать, даже в двадцать…

Сегодня быть звездой намного грязнее, чем, скажем, 40 лет назад. Тогда в этой безумной индустрии было намного больше гламура, шика и блеска, сегодня же куда ни глянь – треш. И мода такая…. Негармоничная, что ли. Увидев, как поредело число преданно следующих за ней и способных её понять, высокая мода унизилась, кинулась догонять массы и преуспела, слившись с ними. Мода стала уличной, приспособилась к чуждым ей стандартам, потеряла лицо и былую харизму элитарной недоступности.

Я прячусь в моду, когда критикуют меня. Мы с ней прекрасно понимаем друг друга – обе немного потерялись и изменили себе в угоду ценителям.

Современная жизнь быстро обтачивает и шлифует многогранность под давлением ускоряющегося времени и упрощающихся требований общества. Впрочем, общество тоже стало безликим, в нём всё сложнее выделить для себя значимые ориентиры, а жить без авторитетных оценок и жёстких внешних границ – всё равно, что попасть под дождь без зонта. Первые капли вызывают стресс, а потом – плевать на всё, можно получать удовольствие, промокая с достоинством.

Интересно, когда человек перестаёт уважать себя: когда делает то, за что осуждает других? Или когда не делает то, что, по его мнению, должен делать? Что делаю я?

Пытаюсь оправдать своё поведение, встречая туманный рассвет в Сан-Франциско. Стою на мосту, любимом туристами и самоубийцами, и думаю, как же это странно: уехала куда подальше от казалось бы любимого человека, чтобы просто побыть собой, подумать, помолчать, не притворяясь вечно весёлой, словно на завтрак, обед и ужин – кокс.

В том-то и проблема наших отношений, что нам комфортней друг без друга! Но мы не можем расстаться, потому что оба подсели на самый сильный наркотик, балующий тщеславие и пробуждающий совершенно иные эмоции…

Любовь – это самая прекрасная свобода, но если тесно с собой, любви нет места ни в сердце, ни в мыслях. Глупо уходить от себя в других людей – всем от этого хуже. Я не готова любить, и потому мне нужен Джей. Люблю его так же, как саму себя, ведь он – это я. Мы растворяемся друг в друге.

Fuck. С кем он сейчас? И если всё это не всерьёз, почему я так сильно нуждаюсь в нём?

В лазурных водах Атлантического океана, шумевшего далеко внизу, плавали тёмные тени, навевая мысли об акулах и смерти. Милана смахнула неуместно честные слёзы, смывшие с души налёт солёной безысходности, и направилась к своему кабриолету, одиноко белеющему вдалеке.

От Лос-Анджелеса до Сан-Франциско более 500 километров, но дорога к себе, похоже, намного длиннее и дольше. Впрочем, искренность не была целью этого пути. Она стоит слишком дорого, и я ещё не скоро решусь на такое никчемное приобретение. Пока моя жизнь напоминает театр, мне хочется сыграть как можно больше важных и прибыльных ролей.

Show must go on! Я уже не могу иначе.

Мы оба не дотягиваем до идеала верности: он изменяет мне, я – себе

Да… Вот то самое творчество, не знакомое с моногамией.

Милана вернулась домой после полудня и застала Джея в спальне с прекрасно незнакомой ей огненной брюнеткой. Пожар их опасно горячей страсти был потушен громким приветственным возгласом:

– Я здесь, милый!

Дав о себе знать, Милана прошла на кухню и налила себе стакан охлаждённого апельсинового сока. В доме послышалось оживлённое движение – Джей суетливо выпроваживал свою «искорку». Писклявый женский голос возмущённо сыпал оскорбления в адрес невидимой Миланы, которая спокойно потягивала свой напиток бодрости, утомлённая дорогой, лос-анджелесскими пробками и предсказуемостью Джея.

Мы оба не дотягиваем до идеала верности: он изменяет мне, я – себе.

Джей зашёл на кухню через несколько минут и, остановившись на безопасном расстоянии, одарил Милану примиряющей улыбкой.

– Привет, солнышко.

Что-то в его довольном виде и спокойном тоне вызвало у Миланы бурное неприятие происходящего.

– Кто я? Солнышко?! – громко переспросила она, шумно поставив свой стакан на малахитовую столешницу.

Джей кивнул и сделал шаг навстречу.

– Так получай солнечный удар! – горячо воскликнула Милана.

Последовала серия лёгких звонких пощёчин, напоминавших массаж лица.

– За что?!

Джей поймал её за руки, крепко сжимая худые запястья, и посмотрел ей в глаза.

– За безудержную любовь к звёздам! – раздражённо сказала Милана.

Он рассмеялся и отпустил её. Милана, оскорблённая его легкомысленным отношением, звонко достала из посудного шкафа несколько потенциальных жертв. Джей наблюдал за ней.

– Не надоело?

– Что? – она посмотрела на него.

– Бить. Второй раз за сутки, Милана. Это однообразно и утомительно.

– Так ты устал? – с наигранным сочувствием уточнила она и громко шваркнула невинно белое блюдце.

Сама я девушка не пышная, но сцены ревности у меня получаются отрепетировано хорошо.

Осколки разлетелись в разные стороны на безопасном расстоянии – за время совместной жизни Милана научилась метко бить посуду. Джей поморщился – его трепетный музыкальный слух плохо воспринимал звуки ревнивых разрушений.

– Кто она? – спросила Милана, взяв новое блюдце.

– У нас ничего такого не было, – сказал Джей. – Просто массаж. От нервов…

Слушаю ложь, а видела правду.

Милана потёрла глаз и раздражённо разбила новую тарелку. Затем вдруг потеряла всякий интерес к посуде и вышла из кухни, не глядя в сторону Джея. Он проследовал за ней в гостиную – арену всех их межличностных сцен.

– Да мы с ней даже не знакомы! – воскликнул он, излучая самую непорочную искренность.

– Точно! – скептически кивнула Милана. – В Лос-Анджелесе закончились свободные постели, да?

Джей шумно выдохнул и взлохматил свои волосы, ещё не тронутые средствами для укладки. Таким естественным он нравился Милане намного больше, поэтому она отвернулась от него и прошла к витрине, отделявшей разностильную гостиную от солнечной гармонии внешнего мира.

Всего-то хотела взаимной верности. Видимо, слишком дорогой подарок. Или слишком дешёвый даритель?

– Если не признаешь, что спал с ней, я…

– Что ты сделаешь? – спросил Джей, обнимая её со спины.

– Не провоцируй меня этим вопросом! – сказала Милана, высвобождаясь из его настойчивых объятий.

Сказать, что это меня не провоцирует – явное враньё. Так и хочется разбить что-нибудь менее звонкое, но более ценное. Разбить его сердце, увы, не вариант.

Джей смотрел на неё, чуть склонив голову набок, словно приходил к какому-то сложному выводу, затем вдруг сказал:

– Молодость – это свобода, а ты слишком ревнивая.

Милана прикрыла глаза, переживая очередное ощутимое столкновение с непроницаемым барьером недопонимания.

– Нет, я не слишком ревнивая, просто ценю тебя больше, чем свободу.

По правде говоря, ты даришь мне мою свободу, и я тобой дорожу…

Джей молчал, вдохновляя Милану на красноречие.

– Впрочем, ты прав. Свобода – это молодость, и я улетаю в Москву! – пафосно заявила она, не совсем догнав свои мысли.

– Ты никуда от меня не улетишь, – сказал Джей, уже второй день подряд сохранявший обескураживающее спокойствие в ссорах. Видимо, сказывалась новая система тренировок, и часть эмоций Джей всё-таки оставлял в зале.

– Джей, зачем я тебе? – спросила Милана, желая услышать подтверждение собственной нужности.

– Мы с тобой пара, забыла? Я подарил тебе Piaget.

Он взял её за левую руку.

– Белое золото, бриллианты, помню, – сказала Милана, со скучающим видом взглянув на свой безымянный палец, украшенный модным кольцом с большим сверкающим камнем и стёртым смыслом.

– Это значит, ты моя.

Джей резко дёрнул её на себя. Вновь оказавшись в его власти, Милана передумала вырываться.

– Ты меня любишь? – спросила она, глядя ему в глаза в поисках ответа.

– Конечно, детка.

Baby-baby. Не Станиславский, но не верю.

– Если сердце занято, то и глаза не видят. Ясно? – Милана строго посмотрела на него.

Джей улыбнулся.

– Сердце занято, а руки свободны. Кто просил тебя уезжать?

Он поцеловал её.

– Ты ужасный, – сказала Милана ему в губы.

– Знаю.

Джей взял её лицо в свои руки и своим любимым жестом сдавил щёки Миланы, сделав из её красивого правильного лица забавную мордочку. Милана рассмеялась.

– Я соскучилась по тебе, – прошепелявила она, вызвав у Джея улыбку.

– Я так и понял, – он снова поцеловал её. – Кстати, пока ты бездельничала, я сочинил новую песню о разбитой вазе и русской патриотке.

– Правда? – спросила Милана, улыбаясь перемене, произошедшей в её настроении.

– Нет, – сказал Джей, прижимая её к прохладной стене. – Но я уже слышу первые аккорды. Вдохновишь?

Мы не любим – мы обладаем и получаем свой эгоистичный кайф

Мы с Джеем – идеальные продукты эпохи потребления. Используем друг друга и не заморачиваемся.

– Ревнуешь Милану?

– Нет. Люблю, когда моё хотят.

В этом весь Джей. Листаю его интервью на страницах модного интернет-портала и готовлюсь к своей маленькой пресс-конференции, на которую решила выделить один час этого чудесного вторника. Вопросов в Formspring накапливается так много, а времени становится так мало, что иного способа поддерживать диалог с подписчиками сейчас просто нет.

Стоит ли так жить, когда никто не в курсе моей жизни?

Социальные сети – как стеклянные балконы. Кто-то доверчиво выходит туда в одних трусах. Но мы с Джеем тщательно наряжаемся перед тем, как покинуть дом, и поддерживаем свои смоделированные имиджи словами, делами и аксессуарами.

Мы совершенные иллюстрации из глянца, вызывающие зависть и способствующие развитию кредитования. У нас есть то, что все хотят иметь. Мы такие, какими все желают быть. Какие мы на самом деле? Вы видите лишь тщательно сконструированные миры из образов и изображений, разглядываете наши безупречные маски, но не нас. Вы чувствуете ускользающую реальность и задаёте вопросы, а мы отвечаем с той долей искренности, на которую способны люди, обладающие инстинктом самосохранения.

– Любимый дизайнер?

– Chanel, Dior, Giambattista Valli, LV.

– От кокса худеют?

– От кокса тупеют

– Ты неприлично богата.

– Давайте сначала определим грани приличия для чужого богатства.

Некоторые люди получают изысканное наслаждение от осуждения, но я не чувствую себя виноватой в достигнутых успехах.

– Научи стильно одеваться

– Follow me)

Тому, что удаётся на интуиции и вдохновении, научить невозможно.

– Ты вся сделанная, купленная. Нет индивидуальности.

– Так зачем вы меня follow?

Все мы здесь сделаны по заказу времени, но моя индивидуальность изготовлена со вкусом.

– Секрет твоего успеха?

– Самокритичность

Когда сама себе первый критик, корона держится, как влитая.

– Это правда, что у тебя есть свой остров?

– Может, и правда, только я не в курсе)

Говорят, у каждого своя правда. Некоторые владеют такой эксклюзивной правдой обо мне, что мне бывает грустно их разубеждать. Неплохо было бы иметь свой остров, наверное…

– У тебя своя грудь?

– В прокат взяла

– Ты носишь вещи дешевле 1000$?

– Конечно) И распродажи посещаю иногда.

Вообще не считаю ярлык «on sale» порочным клеймом. Какая разница, сколько стоит вещь, если она мне интересна? Почему повышение цены возвеличивает, а понижение – опускает? Детские игры разума, подчинённые законам маркетинга, порой ослепляют и сводят с ума самых здравомыслящих из нас.

Количественный фактор уже давно опередил качественный, и мало кого волнует, о чём я мечтаю, кем восхищаюсь и что люблю. Гораздо актуальнее знать, сколько стоят мои туфли, сколько машин в автопарке моего бойфренда, сколько денег на моём банковском счёте, сколько у меня квартир в Москве и сколько этажей в нашем с Джеем особняке. Словно эти цифры о чём-то говорят.

Люди страстно любят цифры – ими проще измерять жизнь. В Америке я тоже научилась мыслить ценами, и теперь оцениваю многое с точки зрения целесообразности и окупаемости. Инвестирую своё время только в то, что приносит доход, участвую только в тех съёмках, которые повышают мой рейтинг, и уже давно не покупаю ничего, руководствуясь одним лишь минутным желанием обладать. Но эта расчётливая практичность уместна в бизнесе и категорически недопустима в восприятии жизни как таковой. Общаясь с людьми, я никогда не вычисляю их доходы, затраты и стоимость гардероба.

Но сама обречена постоянно находиться под обстрелом пристальных бухгалтеров. Зависть удивительным образом способствует развитию математических способностей – считать нули чужих капиталов и караты обручальных колец не так-то просто без опыта и мотивации. Меня искренне тревожат эти люди, знающие обо мне такие подробности, о которых я сама порой забываю. Ведь, так рьяно интересуясь моей жизнью, они пропускают свою, а время не подлежит возврату. Лучше бы его считали и ценили. Но, как сказал мудрый Льюис Кэрролл, «if everybody minded their own business, the world would go round a deal faster than it does now5».

– Почему ты не купишь себе Bugatti?

– Не хочу.

– Я бы на твоём месте перекрасилась в брюнетку.

– Моё место занято, извините)

Люблю слушать людей, чьё мнение не спрашивала, особенно когда они так усердно примеряют мою жизнь, используя «я бы на твоём месте» и «лучше бы ты». Их раздражает то, что я плохо справляюсь со своими возможностями, не получаю максимум от имеющегося и отказываюсь проживать их мечты. Они бы с удовольствием заменили меня на более правильную Милану Смоленскую, вытеснили бы актрису с главной роли и вклинились в мою пьесу, не зная сценария и не имея необходимых способностей. Никого не смущают сложности игры – всех так влекут декорации…

Ценю подобные вопросы – они помогают увидеть себя со стороны в интересных ракурсах чужого восприятия. Главное при этом не увлекаться таким мировоззрением.

Что бы ни писали завистники, все мы остались при своём. Они – при своём мнении, я – со своим Джеем.

Милана закрыла MacBook и встала с кровати, услышав оживление в коридоре. Отец Джея был в Нью-Йорке вместе с Кэмерон, прислуга передвигалась бесшумно, и звук шагов мог означать лишь одно – вернулся герой её грёз.

Джей решительно вошёл в спальню и вручил Милане букет страстно алых роз.

– Это тебе.

– Спасибо, любимый. Как сеанс? – заботливо спросила она, приняв букет.

Джей провёл традиционные два часа у своего luxury-психолога.

– Хотел Авентадор, но уже не уверен, – рассеянно ответил он.

– Оу, – выдохнула Милана, не зная, как реагировать на такие метания духа.

Неожиданно Джей поцеловал её руку и, глядя Милане в глаза, сказал:

– Мне казалось, что ты ничего не значишь в моей жизни, а сегодня я вдруг понял, что это не так.

Милана смотрела на него, не находя ни подходящих слов, ни эмоций. Она была попросту ошарашена таким внезапным и неоднозначным признанием.

– Джей…

– Я люблю тебя.

Он поцеловал её, прерывая поток мыслей. Розы, обречённые на увядание, багровели закатом, а постоянно возрождающиеся отношения Миланы и Джея встретили свой очередной рассвет.

Неспящая красавица, служа имиджу, стала тусовщицей

Хотела бы я посмотреть на нынешних клабберов лет так через пять-семь, как они будут гонять своих детей, пытаясь побороть в себе конфликт между внезапно пришедшей зрелостью, которая порой лишь видимость, и беспечностью юности, вытесненной навалившимися заботами и новыми социальными ролями, но прочно завладевшей подсознанием…

Ночь пульсирует в привычном духе безудержной безотчётности. Медленная музыка нас уже не берёт, здесь не подходит классика – лучше модный клубный «туц-туц». Какие чувства – такие ритмы. Эта жизнь – ускоренный ремикс однотипных дней.

Если еда монотонная, хочется сладостей. Клубы для меня – этакие специи, вкусовые добавки, пикантные пряности, созданные, чтобы бороться с однообразием жизни. Неспящая красавица уже давно стала тусовщицей, служа своему имиджу и вкусам возлюбленного.

– Хэй! Выглядишь потрясно!

Типичный нищий восторг. «Потрясно» и «O, мой бог» – здесь самые частые выражения восхищения, порочно точные в своей уместности. Несмотря на массивные кресты, висящие на шеях и тонущие в глубоких декольте, бог у каждого свой.

Вся наша жизнь, по сути, поклонение: у кого-то – еде, у кого-то – брендам, у кого-то – сексу, у кого-то – славе. Мы служим тому, на что тратим своё время и душевные силы. В наш век религия оказалась размыта маркетингом так, что кресты для многих – просто модный аксессуар, а вера – нечто само собой разумеющееся, лишённое вселенской важности и глубоких смыслов.

В центре наших миров всё те же идолы: роскошные фетиши с крупными узнаваемыми логотипами и возвеличивающими ценниками. Модные язычники падают ниц перед Bugatti Veyron и новой сумкой Louis Vuitton, зовут «Vogue» и «Cosmopolitan» своей библией, клянутся в верности дорогим вещам, дёшево отрекаются от того, что для них было важно ещё вчера, едва узрев новый тренд. Люди продаются за бесценок, давно утратив свою свободу выбора, и не понимают, чего требует эта ненасытная жадная пустота в душе, которую они неустанно заполняют покупками…

Ничтожество души – наше проклятье. Смех и алкоголь – наше оружие. Все мы здесь homo-cayfus, и у нас одноразовая жизнь с ярким девизом «YOLO», который все повторяют с безумно счастливым блеском в глазах, понимая, что прожить такое дважды было бы пыткой.

Мы скользим, не вникая и не думая о последствиях, – всё пусто и поверхностно. Серьёзных мыслей нет – они в гугле, там же – ответы на все важные вопросы. Смысл заморачиваться?

Слова разбрасываем, чувства обезличиваем, время тратим, радостно забыв цену того, что так яростно обесценили. Бездумные вечеринки затягивают с головой, и из их колеи нелегко выбиться, но даже развлечение может надоесть, если это рабочая рутина. Клубные ночи так похожи друг на друга, а когда все одинаковые, становится скучно, несмотря на веселье вокруг.

Не устраивает меня high life. Странная я такая. Ненормальная, видимо. Вечно мне чего-то не хватает для абсолютного счастья.

Кругом хаос безудержного веселья и разгула. Надо быть пьяной или пустой, чтобы получать кайф от этих ритмов, а я трезвая и мне ужасно хочется домой. Вот только дом мой давно уже не в Москве. Он там, где мой Джей. Это так странно… Джей признался мне в любви, но я ничего не успела понять, потому что мы сразу же поехали в бар, а потом – в клуб, на день рождения знакомого Джея, где снова играем себя.

Самое ценное – разобраться в чувствах. Но это не модно, порой неприятно и слишком сложно. Поэтому надеваю extra модный прикид и иду туда, где всем хорошо. Конформизм кайфа.

Возможно, сегодня моя улыбка более задумчивая, чем обычно – я осмысляю внезапную перемену, произошедшую в наших чувствах.

Левые люди снова играют важные роли в истории нашей любви. Чудесный психолог переключил Джея с Aventador на мысли обо мне. «Мне казалось, что ты ничего не значишь в моей жизни»… Офигенно услышать это его прозрение спустя год наших отношений. Тогда что было до сегодняшнего дня? Он тоже использовал меня в своих интересах? В таком случае, мы оба хороши. Но разве важно прошлое, когда в настоящем и будущем всё так непонятно?! Carpe diem.

Fuck, не могу ценить этот момент – он слишком размыт и отягощен ненужными деталями!

Какая-то отчаянно пьяная блондинка забралась на сцену и, раззадориваемая криками толпы и рокотом музыки, принялась стягивать с себя одежду.

– Джей, я хочу домой! – прокричала Милана, потянув его за руку.

Он взглянул на неё и кивнул. К её удивлению, они быстро покинули клуб и сели в его Ferrari. Некоторое время оба ехали молча, позволяя оглушённым мыслям привыкнуть к тишине. Милана прикрыла глаза, вновь мучимая притуплённым ощущением реальности, ставшим привычным фоном её жизни.

– Чё с тобой?

– Голова болит.

– Чё пила?

Она улыбнулась и посмотрела на него.

– Ничего. Извини, что так получилось.

– Я ещё раньше хотел уехать, – признался Джей, глядя на дорогу.

– А почему мы не уехали раньше? – удивилась Милана.

– Думал, тебе там нравится.

Всё у нас взаимно, но мы всё так же упрямо не понимаем друг друга.

Милана широко зевнула, звякнув тонкими золотыми браслетами, украшавшими её запястье.

– Не люблю клубы! – громко сказала она.

Джей ничего не ответил. Когда они вернулись в особняк, часы показывали полчетвертого утра. Милана прошла на кухню и налила себе и Джею воды – она любила хозяйничать без помощи прислуги.

– Тебе идёт это платье, – отметил Джей, взяв свой стакан.

– Правда?

Она посмотрела на него. Он кивнул.

Что-то тёплое промелькнуло в его глазах, и Милана вдруг ощутила себя счастливой. Джей редко хвалил её модные образы, ещё реже – критиковал, и в этом его равнодушии Милана видела больше всего поводов для недовольства их отношениями. Она улыбнулась и отпила воды. Свежая чистая прохлада подтолкнула её к искренности.

– Мне тебя не хватает.

– В смысле?

Джей посмотрел на неё. Она пожала плечами и бесшумно поставила свой стакан на стол.

– Мне не хватает общения с тобой, – призналась она, не глядя на него.

– Мы говорим сейчас, – мягко возразил Джей.

Милана кивнула и рассмеялась.

– Глупо, да?

Он подошел к ней вплотную и посмотрел ей в глаза.

– Что «глупо»?

Она оценила безвыходность своего положения и решила высказаться.

– Мы вместе уже год, а я до сих пор не знаю, о чём ты мечтаешь, во что любил играть в детстве и чего хочешь от жизни.

– Ты знаешь, что я хочу Грэмми, – невозмутимо напомнил он.

– И всё? – спросила Милана.

– Думаю, да. Грэмми – это уже очень хорошо, – сказал Джей. – А ты чего хочешь?

– Не знаю, Джей, – призналась Милана. – Я достигла того, чего хотела.

– Ты же хотела сделать новую коллекцию?

Она удивлённо моргнула.

Милана любит жить напоказ – на людях она всегда сияет ярче

Она всегда улыбается, когда не может найти нужные слова, и в её улыбке столько смыслов, что мне даже больше нравится молчаливая Милана. В такие моменты я её чувствую и любуюсь ей. Но когда она начинает говорить, моя жизнь наполняется свежестью особого порядка: приходят новые тексты.

Я слышу музыку в её словах, вижу лирику в странных шумных поступках, ловлю колебания незнакомых мне эмоций. В такие моменты я пишу песни и не замечаю её. А она слишком ревнива, чтобы долго терпеть невнимание, и слишком импульсивна, чтобы мирно молчать.

Милана любит жить напоказ, демонстрируя нашу любовь папарацци, журналистам и подписчикам Instagram. Она нуждается в славе совсем не так, как я. Публика питает её энергией – на людях Милана всегда сияет ярче, смеётся заливистей и целует искренней. Она проводит бессонные ночи в клубах, которые обожает, несмотря на все её возмущения, и снимает там сливки со своей узнаваемости. Ей нравится быть знаменитой, приковывать взгляды, попадать под прицел сплетников и фотографов. Она словно рождена для такой жизни, и потому ей так легко даётся эта изматывающая рутина.

В этом мире легко растратить себя, но Милана богатая, и дело не в деньгах – она наполненная, сложная, необъяснимая. Иногда говорит по-русски – во время ссор, секса и завтраков. В эти моменты я понимаю её больше, чем когда она начинает изъясняться по-английски на темы, далёкие от сути нашего общения. Долгие разговоры уместны на кушетке психолога – там и время, и место для того, чтобы безнаказанно делиться своими неочищенными мыслями. Я так много говорю о себе, что порой хочется заткнуться. А Милана…

– Ты помнишь про мою коллекцию? – спросила Милана, глядя ему в глаза с детской доверчивостью.

Она была чертовски красива в своём удивлении.

– Помню, – Джей поцеловал её. – Мы можем сделать её вместе.

Она улыбнулась и потерлась кончиком носа о его нос.

– Спасибо, что увёз меня.

– Тебе уже лучше? – он заглянул ей в глаза.

Милана кивнула и обняла его. Её платье, сотканное из золотой чешуи, смотрелось привлекательно, но на ощупь было неприятно холодным и царапало кожу.

Красота неоднозначна. Особенно та, которой обладают женщины. Но именно эта прекрасная противоречивость порождает вдохновение.

– Джей… – прошептала Милана.

Он расстегнул дизайнерские доспехи, обнажив её тёплую, золочённую загаром спину, и провёл рукой по нежной чуткой коже. Милана прижалась к нему и пробормотала что-то сонно-сладкое на своём родном языке, но Джей снова понял её, на этот раз благодаря популярности сказанного ей слова. Тихое «люблю», сказанное щекотным шёпотом, прозвучало на рассвете 25 июля, и Милана Смоленская уснула в руках человека, которого ценила намного больше, чем решалась это признать.

Уложив её в постель, Джей устроился рядом и, открыв заметки, начал рифмовать новые строки, пришедшие к нему так неожиданно и так вовремя.

– Пишешь? – спросила Милана, открыв глаза.

– Спи, – улыбнулся он, увлечённый своими мыслями.

– Люблю тебя, – сказала она.

Странное чувство, не знакомое ему ранее, вновь всколыхнулось в его душе. Новая строчка вплелась в сумбур спонтанных слов.

– Знаешь, чего я хочу? – Милана посмотрела на него.

– Позже, – сказал он, глядя в iPhone.

– Я не про секс.

– А я про секс.

– Fuck you, Джей, – Милана раздражённо села в постели. – Ты со мной ради секса?

– Ты со мной ради славы, – сказал он. – Пойдём по примитивным категориям, если хочешь.

Она рассмеялась и придвинулась к нему, излучая пленительно сонное тепло.

– Я много думала.

– Не думай, – посоветовал он. – Тебе так лучше.

– Fuck you! – горячо воскликнула она. – Я мыслю, значит, я существую. Ты хочешь, чтобы меня не было?

Джей отложил телефон и уделил ей всё своё внимание.

– О чём ты думала? – спросил он, глядя в её загадочно зелёные глаза.

– О том, чего хочу от жизни, – сказала Милана с серьёзным видом.

– Ну и чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты получил Грэмми.

Её улыбку нельзя было уличить в лживости.

– Реально? – уточнил Джей.

Милана кивнула, не сводя с него глаз.

– Тогда не мешай мне работать! – улыбнулся он.

– Я тебя вдохновляю, – напомнила она, положив голову ему на плечо. – Ты пиши, а я буду спать.

Он взял свой iPhone. Новая песня вдруг стала слишком личной – мысли и чувства были заняты Миланой, которая сладко сопела рядом. Во сне она улыбнулась и прошептала его имя. Джей обнял её и уснул незаметно для себя.

Любовь случилась через год отношений. Такое возможно?

В чём-то я всегда себя опережала, а сейчас, похоже, наконец-то догнала свои желания. У меня есть признание, которого мне не хватало, собственный бизнес, дающий свободу, имя, мелькающее в прессе, поклонники, пишущие сообщения и посылающие подарки, контракты, обеспечивающие будущее.

Но, главное, у меня есть тот, кто помогает мне наслаждаться моментами этой сумасшедше сложной жизни. Без Джея я бы не выдержала и недели. Оказывается, мы не просто отражаем – мы дополняем друг друга. Он моя вторая половинка. Между нами близость, которую я боюсь осознать, потому что завишу от Джея так сильно, как никогда ещё ни от кого не зависела.

Fuck. Что если…

Как быстро простой пустяк превращается в проблему глобального масштаба, если вовремя не уделить ему должного внимания. Обделённый и обиженный, он стремительно вырастает до уровня повышенной трудности, а то и вовсе нерешаемости, и с каждым днём подступиться к нему становится всё сложней…

– Доброе утро, – Джей спустился к завтраку.

– Я так скучала! – Милана улыбнулась и прошла к нему навстречу.

Он обнял её и посмотрел ей в глаза. Заметив там волнение, которое трудно было скрыть, Джей спросил:

– Что-то случилось?

– Я приготовила тебе блины, – Милана кивнула в сторону накрытого стола.

Она ещё ни разу не проявляла свой кулинарный талант в Лос-Анджелесе, поэтому стопка румяных блинчиков вызвала у Джея искренний интерес.

– Ты умеешь готовить? – спросил он с нелестным удивлением в голосе.

– Готовлю, только когда влюблена и выспалась, – уточнила Милана.

Он улыбнулся и поцеловал её. Милана с наслаждением запустила руки в его влажные волосы и сделала Джею фирменную утреннюю укладку. Обменявшись приятными знаками внимания, оба сели за стол. Милана взяла себе первый блин и полила его ягодным сиропом. Она нервничала и немного перебрала со сладостью. Утопив блинчик в клубнике, задумчиво закусила губу.

До завтрака или после?

– Сегодня 25-ое, да? – спросил Джей, тоже угостившись блином.

Милана кивнула, мучимая своими мыслями.

– Мы не едем в Лондон, – неожиданно заявил он.

Не найдя лучшей формы удивления, Милана вскинула брови.

– У меня выступление, – пояснил Джей и, глядя ей в глаза, спросил. – Ты забыла, да?

Брови пристыжено сползли на место, Милана смущённо посмотрела в свою тарелку, Джей рассмеялся.

– Можешь лететь, если хочешь, – улыбаясь, сказал он.

Она представила себе одинокое пребывание в Лондоне под обстрелом фотографов и любопытствующих и отрицательно помотала головой, глядя на Джея из-под опущенных ресниц.

У нас с Джеем жизнь, понятная только нам двоим. Мы не можем друг без друга. Точнее, я не могу без него.

– Я хочу быть с тобой, – честно сказала Милана.

– Вкусно, – Джей взял второй блинчик.

Она ощутила новую волну тепла, поднявшуюся из глубин её тайно влюблённой души и выплеснувшуюся в счастливом: «Правда?».

Джей кивнул, жуя и глядя на неё задумчиво отвлечённым взглядом.

Сочиняет песню. Если мои блины приведут его к Грэмми, я буду искренне рада, что смогла внести хотя бы этот скромный вклад в его успех. Джей так много работает…

– Ты изменилась, – отметил он.

– Где? – нервно спросила Милана.

Джей улыбнулся, скользнув по ней взглядом.

– Не знаю, – сказал он, взяв себе ещё один блин. – Но ты мне такая нравишься.

Милана напряжённо замерла, прислушиваясь к своим ощущениям, и вдруг не выдержала.

– Я боюсь, – выдохнула она.

– Чего? – Джей непонимающе взглянул на неё.

Милана пожала плечами, не находя в себе сил на откровенность.

– Хочешь сходить к психологу?

– Нет, не к психологу, – сказала Милана, потеряв всякий аппетит.

Уловив её настроение, Джей внимательно посмотрел на неё.

– Скажешь?

Милана зажмурилась и помотала головой.

– Тебе пять лет? – с лёгким раздражением спросил Джей.

Она нервно рассмеялась.

– Невежливо напоминать женщине о возрасте.

– Я здесь не вижу женщину, – сказал Джей. – Здесь какой-то ребёнок.

– Где?

– Ты ведёшь себя, как ребёнок.

Его слова подтолкнули Милану к краю неизбежности.

– У меня задержка, – выпалила она и испуганно замерла, глядя на Джея.

Повисла тишина, нарушаемая стуком её встревоженного сердца.

– Тест делала? – спокойно спросил он.

– Нет, – сказала Милана. – Боюсь.

– Чего ты боишься? – уточнил Джей, глядя на неё без тени раздражения.

– Правды.

Она всегда всё рушит. Стоит мне выстроить свой мир, и тут же непременно что-то случается. В детстве я так не любила просыпаться и понимать, что реальная жизнь намного тусклее и хуже сладких сновидений, обречённых на несбыточность. Боюсь правды с пяти лет, когда меня столкнули с самой жёсткой истиной. Боюсь правды сейчас, потому что боюсь потерять тебя, блин.

– Скажи что-нибудь, – попросила Милана.

Джей посмотрел ей в глаза:

– Я удивлён. Я поражён. Я шокирован, – порционно выдал он.

– Fuck, – пискнула Милана.

– Тупица ты.

Джей встал из-за стола. Милана вздрогнула, боясь, что он уйдёт, но он подошёл к ней и положил руки ей на плечи. Тёплая уверенная поддержка быстро успокоила её. Милана обернулась и посмотрела на него, Джей улыбался.

– Поехали, у меня были планы на тебя, – загадочно сказал он.

Милана ощутила, как сердце сжалось и внезапно радостно забилось в груди.

– А что, если… Если вдруг…

– Тебе придётся потолстеть.

– Потолстеть? – переспросила она, отупев от стресса.

Джей кивнул. Через минуту напряжённого осмысления Милана облегчённо рассмеялась и ещё некоторое время не могла остановиться.

– Ничего не употребляешь? – уточнил Джей, вернувшись на своё место и налив себе кофе.

Она отрицательно покачала головой, смахивая выступившие на глаза слёзы. В голове мелькали странные образы: беременная Николь Ричи, Джей с детской коляской, белое кружево и пинетки.

– Можем пожениться, но я не хочу в Вегасе, – сказал Джей, лениво угостившись блином.

– Да я ещё не думала о браке, – призналась Милана.

– Ешь, – он улыбнулся.

Она взяла себе новый блин. Собственная выпечка ещё никогда не казалась Милане такой вкусной. Неожиданно Джей рассмеялся.

– Что? – Милана взглянула на него.

– Один вопрос решён: мы знаем, кто будет петь колыбельные, – радостно объявил он.

– Я! – хором сказали Милана и Джей.

Особняк на Беверли-Хиллз наполнился смехом, спором и удивительным взаимопониманием, никогда ранее не гостившим в нём.

Необычные дни надо проживать необычно

Милана решилась принять нелёгкую правду, находясь в Стране Фантазий, и посетила дамскую комнату в одном из кафе, переполненном детьми. Когда самый надёжный тест показал отрицательный результат, она вышла из своей кабинки и остановилась перед зеркалом, не в силах справиться со странным чувством разочарования, овладевшим её душой.

– Нет, – сказала Милана, вернувшись за столик к Джею.

– Блины сделаешь ещё? – невозмутимо спросил он.

Она кивнула и удивлённо посмотрела на их заказ.

– Почему три? – спросила она.

– Одно мороженое – ребёнку, – сказал Джей.

– Are you fucking kidding me? – возмутилась Милана, не до конца справившись со своим стрессом.

– Fucking – yes. Kid-ding – no. No kids yet, sorry, love7, – улыбнулся Джей и, заметив её взгляд, придвинул к ней вторую порцию. – Держи, пятилетка.

– Джей, не надо так, – попросила Милана.

– Да, ты права, – он забрал мороженое. – Тебе не надо толстеть.

Она обиженно скрестила руки на груди.

– Я имела в виду, не называй меня пятилеткой.

Он улыбнулся.

– Хорошо. Но сначала перестань пугать детей вокруг своей кислой физиономией, иначе тебя пригласят на роль какой-нибудь колдуньи.

Милана фыркнула и против воли рассмеялась.

– Извини. Просто я…

– Извините, вы Джей Джонс? – к их столику подошла женщина средних лет. – Можно автограф? Мой сын – большой фанат вашего творчества.

Как она вовремя! Я чуть не сказала: «извини, просто я расстроилась, что не беременна». Хотя, на самом деле вообще не могу понять свои мысли по этому поводу.

Пока Джей, с лёгкостью войдя в свой привычный публичный образ, подписывал диснеевский билет, Милана зашла в Instagram, чтобы выложить свежее фото с Микки Маусом. Джей был для неё лучшим фотографом – он знал все её выигрышные ракурсы и всегда ловил самые лучистые улыбки.

– Как тебе моё новое фото? – спросила она, вновь заполучив безраздельное внимание Джея.

Джей открыл Instagram, повертел телефон под разными углами и наконец-то поставил свой королевский лайк.

– Всё по имиджу, – оценил он и, отложив iPhone, сказал. – Ешь мороженое – оно тает!

Милана улыбнулась и, последовав его совету, убрала телефон в свою сумку Celine. Тридцать восьмое по счёту сердечко было самым важным для Миланы, и дальнейшая популярность фотки ничуть не заботила её. Они с Джеем всегда отвлекались от социальных сетей во время личного общения.

– Ты поэтому такая нервная была? – спросил он, придвинув к ней все три порции мороженого.

Она рассмеялась и вернула Джею его любимое шоколадное, оставив себе ванильное и клубничное.

– Разве я была нервная?

– Дай-ка подумать, – он взял глубокомысленную паузу. – Две тарелки, одна ваза и бессмысленная поездка в Сан-Франциско… Додумай.

– Да, ты прав… – Милана смущённо улыбнулась и угостилась своим десертом.

Вкусно и совершенно не пафосно. Ценю в Джее эту любовь к простым радостям, без которых так скучаешь в дорогих клубах и мишленовских ресторанах.

– Зачем ты поехала в Сан-Франциско? – спросил Джей, наблюдая за ней с улыбкой.

– Потому что я люблю долгие дороги, – подумав, сказала Милана.

– Я тоже.

– Да?

Она посмотрела на него. Джей увлечённо ел своё мороженое, глядя на шумную компанию, вошедшую в кафе.

– Поехали в Сан-Франциско на уик-энд? – помолчав, предложил он. – Познакомлю тебя с бабушкой.

– С бабушкой? – удивлённо переспросила Милана.

Джей кивнул.

– Почему я только сейчас узнала, что у тебя есть бабушка? – мягко возмутилась Милана.

– Потому что я только сейчас о ней вспомнил.

– Ты шутишь! – рассмеялась она.

– Ты смеёшься, – улыбнулся он. – Хочешь ещё мороженое?

Она отрицательно покачала головой, глядя на Джея.

– Знаешь, почему я нервничала?

– Почему? – Джей доел своё шоколадное мороженое и сосредоточился на Милане.

– Я попробовала представить нашу с тобой жизнь через год, – неуверенно начала она.

– Зачем? – он посмотрел ей в глаза.

Милана пожала плечами.

– Бизнес-планирование – увлекательная тема. Я люблю разные планы и прогнозы.

– Хочешь поступить на MBA? – поддел Джей.

– Нет, – Милана улыбнулась. – Хочу продумать свою жизнь.

– Нашу жизнь, – поправил он.

Их взгляды встретились.

– Почему ты со мной? – спросила Милана и, вспомнив его слова, добавила. – Если не мыслить примитивными категориями.

Он улыбнулся.

– А почему ты со мной?

Милана опустила глаза, не в силах ответить на этот вопрос, но чувства, не нуждающиеся в словах, выразились в сердечке, которое она сделала, соединив перед собой пальцы обеих рук.

Довольный увиденным, Джей сложил в ответ более совершенное сердце. Милана сфотографировала его.

– Я поставлю это фото на твой номер, – объявила она, вновь убрав iPhone в сумку.

– А я запомню этот день, – улыбнулся Джей.

– Я тоже, – призналась Милана. – Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты со мной, – медленно произнесла Милана, глядя ему в глаза.

Любовь – это когда находишь что-то родное и невероятно притягательное близкое в реальности другого человека. Сильная любовь – это когда хочешь раствориться в другом. Очень сильная любовь – это когда так боишься потерять человека, что уезжаешь от него на сотни километров и убеждаешь себя в том, что у вас всё не всерьёз. Fuck. Признаться другому в любви не так сложно, как признаться самой себе, что любишь, зависишь и нуждаешься в нём сильнее, чем в кофе, славе и солнце…

Джей и Милана провели в Диснейленде весь день: посещали аттракционы, смотрели парад персонажей и вечернее шоу с салютами и танцами, много фотографировались и позировали случайным людям, узнающим их и удивляющимся неожиданной встрече. Джей обнимал Милану гораздо больше, чем обычно, а Милана сияла без усилий, не замечая посторонних и чувствуя себя по-настоящему счастливой. День, насыщенный яркими эмоциями, наполнил теплом их отношения, опустошённые сквозняками чужого любопытства.

Ночью они не поехали в клуб, а заказали пиццу и устроили просмотр ужастика. Милана визжала, Джей смеялся. В детстве он часто бывал на съёмках триллеров, и потому не мог воспринимать происходящее на экране всерьёз – ему гораздо больше нравилось смотреть на Милану, которая пугалась с неподдельной искренностью, прятала лицо в ладонях и порывалась убежать из комнаты, но он крепко обнимал её и успокаивал поцелуями.

Ужастик был необходимой мерой, чтобы Милана прекратила допрашивать Джея о его детстве, бабушке и прочих родственниках, которых он терпел на Рождество, но о которых не желал вспоминать в другое время года. Разговор на личную тему закончился решением переехать в свою собственную квартиру и завести собаку.

– Назовём её… – начала Милана, игнорируя экранные крики очередной жертвы чьей-то больной фантазии.

– Его, – поправил Джей.

– Её, – возразила она, привыкнув с ним спорить.

– Его, – твёрдо сказал он.

Она взглянула на него и улыбнулась.

– Его. Как захочешь, так и назовём.

– По имиджу как-нибудь, – сказал Джей, прокручивая в уме варианты.

– Fluffy?8 – предложила Милана и с самым невинным видом взлохматила его волосы.

За что была повержена на диван под громкие звуки финальных аккордов фильма.

Если бы мы с Джеем оказались вдвоём на необитаемом острове, мы бы непременно нашли, чем заняться и о чём поговорить. Но нам и в Лос-Анджелесе хорошо. Джей способен превратить дом в остров, оградить наши отношения от внешнего и наполнить меня любовью и счастьем. Необычный он. Запредельный. Мой.

Лучший мужчина – тот, с кем ты становишься лучше

Наутро после пятничного концерта Джея Милана вновь испекла блины, а после завтрака он устроил просмотр церемонии открытия Олимпийских игр. Глядя на фантастическое представление, проходившее в её любимом Лондоне, Милана немного жалела, что осталась в Лос-Анджелесе, где не было ни Джоан Роулинг, ни королевы Елизаветы II, ни Дэниела Крейга, ни Роуэна Аткинсона… Однако рядом с ней был Джей Джонс, который компенсировал все недостающие эмоции своей улыбкой и лёгким общением.

Покупка собаки и новой квартиры оказалась вытеснена множеством других дел, о которых было так же приятно говорить. Милана вспоминала Лондон, а Джей, не отличавшийся словоохотливостью, слушал, лишь изредка комментируя её сонные высказывания.

Джей всегда вставал довольно рано, несмотря на клубные ритмы, и Милана, подстроившись под его стиль жизни, тоже научилась меньше спать. Иногда это сказывалось на её сосредоточенности – она просто выключалась во время разговора.

– Да? – спросил Джей, выразительно глядя на неё.

Поняв, что ничуть не уступает ему в невнимании, Милана смущённо переспросила:

– Что?

– Ты же не против, что твоя фотка уже набрала десять тысяч лайков?

– Какая фотка? – оживилась Милана.

Джей улыбнулся и показал ей свою обновлённую страничку в Instagram. На фотографии Милана пекла блины, одетая в самый стильный наряд сезона – белую футболку Джея, эффектно акцентирующую её загорелую кожу и длинные ноги.

– Папарацци! Когда ты успел? – восхитилась Милана, бегло прочитав комментарии под фото.

– Carpe diem, – улыбнулся Джей. – Удалить?

– Удалить? Меня? – возмущённо переспросила она и несколько раз потыкалась носом в iPhone, добившись появления белого сердечка на ярком дисплее.

Джей рассмеялся и забрал у неё свой телефон.

– Модель со сковородкой – это нечто, – сказал он, тоже листая комментарии. – Мне все завидуют.

– Чужая зависть делает жизнь аппетитней, – улыбнулась Милана.

Он взглянул на неё.

– Кто это сказал?

– Я. Лет в четырнадцать, наверное.

– Интересный взгляд на жизнь, – отметил Джей, вновь рассматривая фотографию.

– Возможно. Но теперь мне иногда кажется, что зависть отравляет вкус успеха, – подумав, призналась Милана.

– Абсолютно не согласен с тобой, – сказал Джей, легко поцеловав её в губы. – Ты сладкая и блины вкусные.

Милана засияла.

– Мы едем в Сан-Франциско? – спросила она.

– Завтра, – пообещал Джей. – Сегодня мне надо в студию.

Она кивнула и твёрдо решила выспаться в его отсутствие, но этот сладкий план подвергся пытке вдохновением. Когда Джей уехал, Милана села рисовать эскизы, вдруг почувствовав в себе десятки новых идей для свежей коллекции. Она чертила смелые силуэты, выбирала цвета своего настроения и удивлялась тем мыслям, которые бурлили в её голове ещё совсем недавно, по дороге в Сан-Франциско.

По правде говоря, я просто боюсь в один момент оказаться ненужной ему. Боюсь проснуться утром и понять, что мне настало время покинуть его жизнь, как чему-то выдохшемуся и отслужившему свой срок. Что делают девушки на моём месте? Выходят замуж и рожают детей, пытаясь удержать мужчину рядом с собой.

Но этот вариант для меня – непозволительная роскошь. Во-первых, женитьба Джею совершенно не по имиджу. Во-вторых, кольцо на пальце не гарантирует прочность брака – в стране, где так много разводов, это чувствуется острее всего. В-третьих, это было бы просто эгоистично с моей стороны. Для мужчины брак – это ограничение свободы выбора, для женщины – достижение целостности. Не хочу его никак ограничивать, достаточно того, что Джей дарит мне роскошь взаимности.

Любовь – это свобода быть собой с тем, кому искренне доверяешь. С Джеем я расслабляюсь и в то же время постоянно чувствую необходимость быть лучше, стремиться к чему-то, покорять новые высоты. Люблю фильм «Значит война» за одну мудрую мысль: лучший мужчина – тот, с кем ты становишься лучше. Джей – самый лучший. Он заставляет меня работать над собой, не говоря при этом ни слова. Даже взглядом не намекает. Я просто смотрю на него и сама понимаю, что такому мужчине нужно соответствовать. Да и публичность обязывает…

Что за чудный подсластитель эта зависть! Двигатель прогресса и аперитив… Зависть как знак внимания, безусловно, льстит, но порой от неё болит голова и сердцем овладевает чувство неловкости – становится немного стыдно за своё благополучие, доставляющее другим столько дискомфорта. А порой вспыхивает раздражение на всех тех, кто ленится достигать чего-то в своей жизни, оскверняя вместо этого чужое чистое счастье.

Джей сказал, что мне надо издать «Антологию зависти» на основе всех комментариев в Instagram и вопросов в Formspring. Сначала я приняла это за шутку, но теперь понимаю, что с каждым днём против воли всё больше углубляюсь в изучение этого развращающего состояния человеческой души, знакомого мне с раннего детства.

Зависть и любовь – пожалуй, одинаково сильные эмоции, только они заряжены по-разному. Такие светлые чувства, как любовь, доброта, сострадание, насыщают и обогащают душу. Негативные эмоции, наоборот, подобно чёрным дырам разъедают душу изнутри, искажают восприятие и не знают насыщения. Тот, кто излучает только негатив, давно уже не живёт полноценно. Сплетники, завистники, клеветники не могут остановиться, утратив интерес к собственной жизни и самоуважение.

Люди, страдающие лихорадкой зависти, испытывают повышенное напряжение честолюбия при полном отсутствии чести. Кажется, что каждый из них готов покорять мир. Хотя на самом деле зависть – это самый яркий признак лени. Завистники обычно бездеятельны: на зависть тратят столько эмоций, что на дела не хватает ни времени, ни сил.

Зависть лежит в основе всех низких суждений, пустых оскорблений, клеветы и беспочвенной критики. Чужое счастье раздражает рецепторы завистливой души. Просто необходимо опустить другого и успокоиться, чтобы не прикладывать усилия и не пытаться расти. Приклеил ярлык, поставил точку, выдохнул. Вопрос решён, отношение определено, эмоция выбрана – можно обсудить, осудить, сравнять и расслабиться.

Людям нравится завидовать и осуждать – это оправдательная терапия для бездеятельных. Завистники не хотят развиваться, они тяготеют к амёбному спокойствию. Для полного счастья им нужно лишить предмет зависти его особенностей, уподобив себе, чтобы и дальше стоять на месте, только уже не отвлекаясь на внешние раздражители, то есть, на тех людей, которые к чему-то стремятся.

Завистники – самые внимательные люди. Они старательно и с удовольствием разбивают целое на частности, выискивая недостатки, ту самую соринку в глазу. Собрать мозаику в целое и по достоинству оценить предмет своей зависти – дело глупое и бесперспективное. Для этого надо любить человека. А здесь интересен не сам человек – важна самореализация за его счёт, на его фоне или в его глазах. В равной мере не переношу лицемерных подхалимов и хейтеров. Тех, которые не помогают быть лучше, а преследуют свои собственные мелочные цели.

Лесть – двоюродная сестра зависти. Жадность – родная. Желая обладать чужими благами, люди яростно завидуют. Но одни только бурления эмоций не прибавят ни богатства, ни славы, ни любви. Зависть – опасная иллюзия деятельности. Она затягивает, как гнилое болото, лишая душу света и чистоты. Люди завидуют и не понимают, насколько велик риск захлебнуться на мелководье собственной завистливой души.

Впрочем, не мне их спасать. Новая пресс-конференция в Formspring, вероятно, будет посвящена блинам, целлюлиту и моим непомерно толстым ногам. Может, я бы расстраивалась из-за таких мелочей, если бы мной так искренне не восхищался тот, в чьих глазах мне важнее всего быть красивой.

– Я не нравлюсь твоей бабушке. – Я тоже. Мы идеальная пара

Луиза Дэвис-Джонс была статной дамой 73 лет. Она жила в изысканно огромном особняке и знала толк в роскоши. Во время долгой поездки Джей немного рассказал Милане о своей бабушке, и полученных сведений хватило, чтобы Милана ожидала встречи со страхом и трепетом.

Но всё прошло намного лучше, чем она боялась. Они приехали в два часа и застали Луизу на террасе второго этажа, где она читала газету. Её интересовали исключительно разрушительные катаклизмы и громкие скандалы, поэтому хрупкая миролюбивая Милана не произвела на миссис Дэвис-Джонс никакого впечатления.

– Мэри-Энн нравилась мне гораздо больше, – сказала Луиза, глядя на внука и выразительно не замечая Милану.

– О вкусах не спорят, – сказал Джей, глядя на океан. – Мне нравится Милана.

– Полячка? – Луиза окинула Милану оценивающим взглядом.

– Русская, – сказал Джей.

– Всё понятно.

Это консервативно самоуверенное «всё понятно» очень напрягло Милану, но Джей предложил обсудить все подробности за чаем.

– Кто такая Мэри-Энн? – спросила Милана, как только они покинули террасу и спустились в сад, раскинутый на заднем дворе.

– Мне было шесть, ей – четыре, – улыбнулся Джей.

– Ты любил её? – поинтересовалась Милана, ничуть не успокоенная его словами.

– Конечно, – сказал Джей, обнимая её за талию. – Я люблю любить.

– Мне надо ревновать? – уточнила она.

– Ревнуй, – благосклонно разрешил он. – Только сначала объясни мне, почему девушек так интересуют бывшие?

Милана посмотрела на него, удивлённая таким сложным в своей простоте вопросом.

– Потому что… – начала она и перешла в наступление. – А разве они не должны нас интересовать?

Джей улыбнулся.

– Бывшие по какой-то причине не нынешние, значит, в них было что-то не то и не надо ими интересоваться. И вообще не всегда причина в девушке. Лови тренды, опережай время, чтобы не было будущих.

Милана нервно рассмеялась. Мысль о будущих девушках Джея Джонса омрачила её солнечное настроение.

– Я не нравлюсь твоей бабушке, – тихо сказала она, взглянув на совершенно породистые багровые кусты роз, высаженные по обеим сторонам аккуратной садовой дорожки.

– Я тоже. Мы с тобой идеальная пара, – сказал Джей, глядя на неё.

Милана улыбнулась, услышав в его словах милую попытку утешить её. Любовь Луизы к внуку была заметна и неоспорима.

– Она ничего про меня не знает, да? – спросила Милана.

– Она знает всё, – ответил Джей. – Что посчитала нужным узнать.

– А почему тогда она назвала меня полячкой?

– Чтобы проверить твой характер, – он улыбнулся. – Пока ты неплохо справляешься, но лучше ничего здесь не бей. Хорошо?

– Скажешь тоже…

Милана окинула сад долгим взглядом.

– Ты здесь рос?

– Я не куст.

Она рассмеялась.

В это время в сад вышла горничная и пригласила их пройти в столовую. Луиза Дэвис-Джонс уже ожидала их, восседая за столом, накрытым к чаю. В светлом брючном костюме с благородно белыми волосами она показалась Милане воплощением тех этикетных правил и норм, к которым она так стремилась в свой лондонский период.

Луиза обратилась к Джею с долгой речью, рассказывая ему о печальной участи неизвестного Милане Мориса Питерсона, который скоропостижно скончался на борту своего джета. Пока говорила хозяйка, гости замерли в почтенном слушании. Милану не покидало чувство, что Джей не имел ни малейшего понятия, по кому именно скорбела его бабушка. Его мерное кивание свидетельствовало о том, что он сочинял новую песню. Возможно, про роскошно одинокую смерть в облаках…

Наконец, после торжественно трагического «он был такой молодой» все приступили к чаю. Милана ощущала на себе изучающий взгляд Луизы и, подняв глаза, поняла, что пришло время подать свой малозначительный, но вполне благозвучный голос.

– Великолепный фарфор, – восхитилась она.

– Из него пила кузина Вудро Вильсона.

– Правда? Как интересно… – сказала Милана, с должным почтением взглянув на свою чайную пару.

– Да, это, действительно, очень интересно… – начала миссис Дэвис-Джонс.

Джей кашлянул.

– Джейсон, конечно же, знает эту историю, – Луиза одарила внука покровительственной улыбкой.

– Джейсон? – переспросила Милана и посмотрела по сторонам.

– Конечно, дорогая, – Луиза снисходительно улыбнулась, переключив своё внимание на Милану. – Разве у моего внука может быть простое имя?

– Я… – начала Милана, но была тут же перебита.

– Джейсон Гордон Джонс, почему ты не представляешься надлежащим образом? – строго спросила Луиза.

– Потому что моего портрета нет на горе Рашмор, – спокойно объяснил Джей.

Милана с трудом сдержала смех, но улыбка, появившаяся на её лице, не прибавила баллов в её пользу.

Чаепитие прошло в атмосфере, проникнутой чувством уютного дискомфорта, знакомого всем, кто хотя бы раз надевал тёплый колючий свитер на голое тело. Милана, обожавшая шерстяные свитера с оленями, ещё в детстве усвоила, что, какими бы прелестными не были их мордашки, покалывание и почёсывание не дадут расслабиться. Пока Джей отвечал за личную жизнь своего отца, Милана рассматривала картины и фотографии, украшавшие стены. И только когда они, наконец, покинули особняк, она поняла, как сильно была напряжена всё это время.

Та еще леди Элис. Только Луиза совсем не лицемерит со мной. Порция явного неприятия на десерт… Восхитительно вкусная искренность. Bon appétit, mademoiselle russe.

– Ты самый лучший! – Я единственный

Некоторое время они катались по городу, приводя в порядок мысли, и встретили закат на набережной, где Джей проветривал Милану после душного особняка и пытался развеселить её, искренне жалея о своём необдуманном поступке. Бабушка была не в настроении из-за преждевременной смерти Питерсона, своего двоюродного племянника, которому она хотела завещать дом. Поэтому появление красивой жизнерадостной и прекрасно воспитанной Миланы вызвало у неё приступ снобизма.

– Она не всегда такая, – уверял Джей.

– Ты не говорил мне, что ты Джейсон, – в мягком голосе Миланы послышался лёгкий упрёк.

– Потому что я Джей, – улыбнулся он.

– Ты родственник 28-го президента? – спросила она, остановившись у парапета.

– Вау! Ты знаешь всех президентов наперечёт? – восхитился Джей.

Милана фыркнула.

– Я училась в школе.

– Я тоже. Не знаю русских царей, извини.

– Всё в порядке, у меня дома нет императорского фарфора, – сказала она, не глядя на него.

– Да что с тобой? – Джей обнял её за плечи.

– Не знаю, – тихо призналась Милана. – Люблю традиции.

– Традиции?

Он посмотрел на неё с интересом. Она кивнула.

– Да, традиции. Они сохраняют целостность восприятия жизни, понимаешь? Традиции – это ориентиры, ценности, на которые равняешься и которые уважаешь. Когда все выражают только себя, без оглядки на опыт предшественников и на действия своих современников, – это соло в песочнице. «Взрослый мир», который я всегда себе представляла, но так редко вижу в реальности, он системный, там есть правила. Должны быть.

– «Соло в песочнице»? Тебе определённо надо в политику, – со знанием дела заявил Джей.

Милана смешно прикрыла рот рукой.

– Я много говорю, извини, – пробормотала она.

– Да всё в порядке, я очень хорошо понял, что ты любишь традиции.

Лёгкий ветерок ласкал её распущенные волосы. Отдельные пряди то взмывали в воздух, то падали на лицо, а она убирала их механическим жестом, совершенным в своей отточенной красоте.

– Знаешь, у тебя замечательная бабушка, – помолчав, сказала Милана. – Я просто соскучилась по классике.

– А у тебя красивая улыбка, и я по ней соскучился.

Она наконец-то улыбнулась и посмотрела ему в глаза.

– Ты же не… Я же…

– Что? – резко спросил Джей, за день пресытившись женскими риторическими изысками.

– Хочу американское Рождество! – неожиданно сказала Милана.

– Что? – не понял он.

– Американское Рождество, – терпеливо повторила она.

– Что ты имеешь в виду? – он улыбнулся.

Милана пожала плечами и посмотрела по сторонам.

– Ну… Сам знаешь, большой дом, много родственников, нарядная ёлка, вкусный обед, хоралы, чулки с подарками…

– Да, хороший сценарий, – одобрил Джей. – Можно будет посмотреть какой-нибудь фильм об этом.

– Фильм? Разве вы не встречаете Рождество всей семьей? – спросила Милана.

– Нет.

– Почему? – удивилась она.

– У нас каждое Рождество новая семья – лень знакомиться, – с улыбкой пояснил он. – Но ты не волнуйся! Мы с тобой нарядим ёлку и закажем себе самый вкусный обед. Если, конечно, не случится конец света.

Милана мягко рассмеялась.

– Ты удивительный оптимист.

– Реалист, – поправил Джей. – И ты права, я удивительный.

– Ты самый лучший, – она поцеловала его.

– Я единственный, – сказал он ей в губы.

Она улыбнулась и обняла его.

– А я фантазерка. Знаешь, я так сильно хочу нормальную любящую семью. Это моя детская мечта. Ненормальная я, не обращай на меня внимание.

Милана рассмеялась для большего эффекта, упраздняя значимость собственных слов.

– Поздно. Уже обратил.

Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

– Знаешь, никогда бы не подумала, что такой крутой парень может целый год встречаться с…

– Крутой моделью с глазами цвета баксов, пустой душой и улыбкой с изгибом корысти, да?

– Oh fuck you, – произнесла она со своим неизменно лондонским акцентом.

Её фирменная многозначительная фраза на этот раз прозвучала тепло и нежно. Остаток прогулки Милана была весёлой и старательно расспрашивала Джея о кузине Вудро Вилсона, но он благоразумно решил перепоручить пересказ своей бабушке, которую предстояло вновь навестить на День благодарения.

Они вернулись в Лос-Анджелес на рассвете понедельника. Всю долгую дорогу Милана мечтала вслух и рассказывала Джею о своей учёбе в Англии, а он думал свои мысли и сочинял тексты. Последние несколько дней сильно сказались на творчестве – чувства сместились в другой жанр, и, чтобы избежать проникновенных лирических баллад, Джей старался направить свой поток сознания в нужное русло, предопределённое его популярностью.

Рождество казалось очень далёким праздником, но слова Миланы всколыхнули в сердце Джея новые эмоции, и циничные строки о деньгах, самолётах, клубах и «модных язычниках, поклоняющихся Bugatti», оказались вытеснены бодрыми ритмами Jingle Bells. Улыбка Миланы согрела остывшие мечты и пробудила чувства, давно вышедшие из моды, но ничуть не утратившие своей ценности для души, способной любить…

– Джей, я сейчас не готова любить. – Захочешь солнца, приезжай

23 декабря 2012 года конец света не произошёл – ни в Нью-Йорке, ни в мире вообще. Но мой свет давно уже погрузился во мрак – я же так люблю опережать события. Что мне календарь майя?..

Снег медленно спутывался в волосах одинокой модели, неспешно вышагивающей по припорошенным аллеям Центрального парка. Она была в узких чёрных джинсах, чёрной кожаной куртке и вызывающе белом шарфе крупной вязки. Сжимала в руке тёплый стаканчик Starbucks и, не решаясь поднять глаза к небу, считала снежинки, приземлявшиеся на её кожу. Ледяные звёздочки быстро таяли, не дожидаясь, пока она загадает своё желание. Но её душа глухо безмолвствовала: равнодушная к волшебной сказочности момента, она давно уже перестала мечтать.

Быстрые мысли сменяли одна другую. Нерешённые дела, важные звонки, предстоящие вечеринки, съёмки… Одним словом, вся та целебная рутина, уже не первый день спасавшая её от срыва.

Джей был в Австралии. Выступал там на каком-то важном концерте и выкладывал много фотографий в Instagram. Она лайкала, но не всматривалась: при виде его улыбки щемящая тоска сжимала сердце Миланы с такой силой, что хотелось упасть и прекратить своё существование. Но она шла дальше, давно уже подчинив свои желания темпу модной походки, которой она покоряла подиумы и достигала своих одиноких высот.

Они так и не завели собаку. В сентябре Милана выпустила новую капсульную коллекцию, благосклонно встреченную поклонниками и байерами, изменила ценовую политику своего интернет-магазина, увеличив продажи втрое, снялась в клипе Джея и вновь приняла участие в осенней Недели моды в Нью-Йорке.

Наутро после завершающего показа у неё случился выкидыш. Джей был зол на неё за диеты и подиум, а Милана, убитая чувством вины, вдруг потеряла всякий интерес к жизни. По счастливому стечению обстоятельств, никто, кроме них двоих, не был в курсе неудавшейся беременности, и потому им не приходилось отвечать ни на чьи вопросы. Но общаться друг с другом стало намного сложней. Милана подолгу сидела на террасе их лос-анджелесского особняка и смотрела на океан, видневшийся в отдалении. То слушала, то напевала одну единственную песню «Skyfall» и выводила Джея из себя своей тусклой апатией.

Он пытался вернуть её к жизни и повёз в Париж, но там Милана столкнулась со счастливо замужней Ребеккой, которая жила в Пасси и воспитывала годовалого сына, и окончательно раскисла. Джей рассердился ещё больше, когда Милана отказалась ходить к психологу. Пытаясь спасти отношения и как-то реабилитироваться в его глазах, она переехала в Нью-Йорк, где заключила контракт с модельным агентством, и попробовала снова выстроить свой мир из серых руин. Получилось плохо.

Разговор, состоявшийся в одном из модных манхэттенских кафе, до сих пор снился Милане, и каждый раз во сне она проживала его иначе. Во время этих снов на её беззаботном лице появлялась мечтательная улыбка, сердце наполнялось позабытым теплом, а уши не желали слышать будильник. Но сны всегда обрывались на самом важном месте и, просыпаясь утром в своей небольшой неуютно пустой квартире, Милана встречалась с неизменно холодной правдой – вечной спутницей её одиночества.

– Возвращайся в LA, – попросил Джей, держа её за руку.

Милана сглотнула подступившие к горлу слёзы и отрицательно покачала головой.

– Я тебе сейчас не подхожу. Ты солнце, Джей, а я похожа на дождевую тучу.

Он улыбнулся и провёл рукой по её щеке.

– Отношения – это переменная облачность. Мы нужны друг другу, забыла?

– Джей, зачем я тебе такая? – спросила Милана, убеждённая в неизменности своего депрессивного состояния.

Он посмотрел ей в глаза, согревая теплом искренности.

– Я люблю тебя.

Не в силах выдержать его взгляд, Милана посмотрела в окно на серый занятой четверг и вновь ощутила себя во власти своего вредоносного одиночества.

Я люблю тебя, как солнце. Ты яркий и чёткий, с тобой тепло и хорошо, но я сейчас не могу без солнцезащитных очков и крема с SPF-35. Дело всецело во мне.

– Джей, я сейчас не готова любить. Поверь, так будет лучше для нас обоих.

Он поверил и, подарив ей на прощанье кулон-сердечко от Tiffany, сказал:

– Захочешь солнца, приезжай.

Милана улыбнулась и кивнула. Он легко поцеловал её в губы и посадил в такси. С тех пор прошло более месяца. Милана Смоленская привыкла к туману собственных мыслей и улыбалась только в объектив фотографов. Вне съёмок на её лице всегда были солнцезащитные очки и маска вежливой светской благожелательности. Сиять она и вовсе перестала.

Время лечит только тех, кто хочет выздороветь. А у меня странное состояние – присутствую здесь, но не живу. Время летит, а чувства остались в прошлом. Мир полон прекрасных ярких событий, а я совершенно пустая и тусклая. Я сейчас не интересна даже самой себе. Странно, что у меня столько поклонников…

Мне с собой удобно. Только пусто. Думаю о Джее и ужасно скучаю

– Ты вся сделанная, 100% fake

– Да-да) Губы накачала, косу привязала, ресницы нарастила, на ногти не хватило

– Ты такая страшная. Что в тебе вообще нашёл Джей?

– Достали уже. Не нравится – отпишитесь от меня и осуждайте молча. Извините, иногда я бываю искренней

– Дай номер Джея

– Нет

– У тебя такая офигенная жизнь!

– Да у меня та же жизнь, что у вас. Просто она красиво запакована и подана с бантиком

– Если бы у меня были твои деньги, я бы столько всего купила))

– Не в деньгах счастье и не в вещах)

Но никто не поверит, конечно же

– На твоём месте, я бы встречалась с Андреасом

– Упражняйтесь, живите моей жизнью – это ваше право. Может, когда-то случайно пропустите свою, а ведь время не вернешь.

Обеспокоенно завистливые ищут успокоения. Либо испортить чужую радость, либо осудить. По сути, они тоже страдают.

– Ты толстая

– Не спешите кидаться камнями в других, ведь из этих камней можно построить себе отличный особняк)

– Ты с Альфредо?

– Нет

– Сколько стоит твоя мечта?

– Бесценна

– Где тебя можно встретить?

– Сама не знаю)

– Я бы хотела прожить один день на твоём месте

– Взаимно

По сути, хотела бы ненадолго переместиться в нормальность. В мире, где людьми правит желание заполучить всё самое лучшее, безопасней быть брюссельской капустой на тарелке капризного ребёнка. Но нет, я уже обречена быть сладким трёхэтажным тортом, который все хотят съесть, но праздник всё никак не наступит. Не дождутся!

Юный июнь застал двадцатидвухлетнюю модную миллионершу на одном из оживлённых пляжей острова развлечений, где она восстанавливала силы, потраченные на подиумы, съёмки и ведение бизнеса. Её одиночество скрашивала единственная подруга, красавица-модель Кэндис Сол.

Кэндис было двадцать. Шоколадная кожа, выразительные миндалевидные глаза цвета кофе, пухлые губы, высокие скулы и длинные чёрные волосы уже несколько сезонов подряд делали её любимицей дизайнеров и модных фотографов, напоминая им Наоми Кэмпбелл.

Кэндис родилась и выросла в Нью-Йорке. Она была улыбчивой и общительной и потому имела множество подруг, но на этот раз она предпочла общество Миланы, которой доверяла, как сестре, и которую считала своим модным наставником. Вместе они изящно грустили среди беспечно весёлой толпы. Кэндис переживала разрыв с бойфрендом, который оказался геем спустя четыре месяца совместной жизни, а Милана всё ещё искренне и безутешно тосковала по Джею.

Да-да, моё состояние оценивается в десятки миллионов долларов, но моё душевное состояние оценке не подлежит. До него, впрочем, никому нет дела. Чужие деньги странно возбуждают людей, чужие проблемы вызывают торжество злорадства, а затем волну полного безразличия.

Я утомлена. Это сейчас модно чувствовать. Устала от себя, от однообразных пустых дней, от грязных слухов и монотонно пошлого внимания. Никому нет дела до благотворительности, которой я занимаюсь, до искусства, которым увлекаюсь, до книг, которые читаю. Всем важно знать, с кем я сплю. А я сплю одна. Но это так неправдоподобно и скучно…

Свой день рождения Милана провела в Монако на яхте итальянца Альфредо, беззаботного наследника многомиллионного состояния, сделанного на оливковом масле, красном вине и автомобилестроении. Альфредо был парнем Джулии, модели, с которой Милана познакомилась на одном из показов весенней Недели моды в Милане. Пара распалась на следующий день и, как следствие, Милане приписали бурный роман с Альфредо. Милана неделю успокаивала Джулию, никак не реагировала на слухи и игнорировала букетные знаки внимания ветреного Ромео.

Джулия быстро оправилась и вновь встала на свои 14-сантиметровые Prada, а Милана никак не могла избавиться от шлейфа, в который вплетались всё новые имена. До Альфредо был богатый грек Андреас, но неуёмные наблюдатели быстро осознали беспочвенность своих подозрений – то, что Милана и Андреас были замечены вместе в одном модном доме, ещё не означало, что их объединяло что-то, кроме любви к Valentino.

Перед Андреасом были известный голливудский актёр, с которым Милана снялась в рекламе мужского аромата, модный фотограф, прославленный своей любовью к блондинкам, именитый баскетболист, с которым Милана была замечена на пробежке в Центральном парке…

В какой-то момент Милана поняла, что не успевает отслеживать и запоминать всех своих предполагаемых кавалеров. Её поклонники рисовали для неё жизнь, полную любви и роскоши, а Милана робко улыбалась и шагала в своём умеренном темпе под песни Ланы дель Рей.

Минимальная яркость, социозащитные очки, добровольное одиночество… Мне с собой удобно. Только пусто. Думаю о Джее каждый день, слушаю его песни, смотрю наши совместные фотографии, вижу его во сне и ужасно скучаю…

В январе Милана была на съёмках в Лос-Анджелесе и хотела позвонить Джею, но не решилась. С каждым днём, отделявшим её от прошлого, она становилась всё более беспомощной перед лицом любви, которой пренебрегла, но которой до сих пор было верно её эгоистичное сердце.

Чувствую себя пустой раковиной, выброшенной на берег безразличным прибоем. Игрушка по воле волн, жертва собственной слабости. Хотя… я же не принимала решение, значит, не несу ответственность за последствия. И не надо думать о том, что принятие обстоятельств – это осознанная позиция. Всё само так вышло. Точка.

Они поздравляли друг друга с праздниками в Facebook, демонстрируя хорошие отношения. Папарацци усердно ловили и Милану, и Джея в обществе других людей, сплетники плели сети домыслов, Милана огрызалась в Formspring, утратив былое спокойствие, друзья Джея никак не комментировали ситуацию, а сам Джей работал над новым альбомом, не давал интервью и не объявлял о расставании с Миланой.

Они просто существовали отдельно друг от друга, но расстояние между ними неумолимо увеличивалось. Поделили мир. У Джея – Лос-Анджелес, ещё одна точка невозврата на карте моего жизненного пути, а у меня – Нью-Йорк и остаток глобуса. Равнение на воздух – в смысле, куда занесёт.

Деньги дарят мне свободу и безлимит на ошибки. Что бы я ни делала – я всегда могу улететь в тёплые страны и залечивать там свои раны. Как жаль, что уже нельзя просто бродить по миру вольным путником, желающим познать жизнь. Сейчас везде границы, визы, таможни, валюты…

Раньше можно было набраться смелости, отправиться странствовать и увидеть всё своими глазами, и пережить то, о чём не в силах рассказать даже самый красноречивый сказочник. Самолёты – это всё-таки немного не то. Да и мир уже другой…

У меня есть свобода летать, но нет возможности скрыться от прошлого в незнакомом городе. То, что меня бесит, всегда рядом – со мной везде мои воспоминания и мысли, да и узнаваемость не даёт расслабиться. По итогу я бесцельно брожу – не по городам и странам, а по подиумам и клубам. Каждый клуб – как город, в какой-то мере. География моих скитаний всё время пополняется новыми геолокациями, фоны меняются, картинки мелькают, но на самом деле я стою на месте.

Так одиноко, хотя вокруг столько людей, которые меня знают. Точнее, думают, что знают. Я сама себя не знаю, иначе не была бы сейчас здесь. Чем холоднее в душе, тем сильнее тянет в жаркие страны – куда подальше от чувств. Перелётная птица любви ушла в авиарежим и совершенно не хочет возвращаться.

Я уже пропустила то время, когда можно и нужно было вернуться

Море равнодушно шумит и бежит на меня. Волны так же стремительны, как наша история любви. А я чувствую себя опустошённым берегом, обвешанным вонючими водорослями.

– Какая-то сволочь меня сфотала! – недовольно сообщила Кэндис, вернувшись к Милане.

Кэндис наслаждалась купанием в тёплом море и чужом внимании, а её вяло живая подруга, прикрыв глаза, лежала под лучами солнца и думала о Джее.

Не надо было нарушать свои собственные законы. Когда-то я была более мудрой и, обжёгшись на собственном опыте, сделала вывод: «Лучше лететь туда, где ждут. И не затягивать». Сейчас я уже пропустила время, когда можно и нужно было вернуться, и теперь словно выпала из жизни. Сама как выкидыш из собственного счастья…

Как легко мы интерпретируем обещания, данные себе. Подстраиваем их под свои слабости, делаем себе поблажки и заглушаем совесть. Я живу так, как хочу. Не иначе.

– Эй, мамуля, ты меня слышишь? – Кэндис легла на свой шезлонг и помахала рукой перед лицом Миланы.

Милана рассмеялась. Кэндис была единственной, кому она доверила правду, не в силах держать всё в себе. Пару дней подруга искренне сочувствовала ей, затем начала шутить на эту тему. Милана попробовала обидеться, но потом вдруг рассмеялась, и с тех пор ей стало гораздо легче дышать, улыбаться и смотреть на чужих детей.

– Что говоришь? – спросила она, приподнявшись на локтях.

– Какая-то сволочь меня сфотала, – повторила Кэндис с неизменным недовольством в своём богато окрашенном голосе.

– Нечестно со стороны сволочи, – с улыбкой отметила Милана.

– Знаешь, как показывает опыт, сволочи честными не бывают, – вздохнула Кэндис. – Вот Рикки, кто ж знал… Всё было так хорошо! Пока вдруг не стало так плохо!

– Всегда так, – со знанием дела подтвердила Милана.

– Ты же понимаешь, что я люблю геев, – громко воскликнула Кэндис, перекрикивая мысли Миланы. – Я обожаю геев. Геи замечательные! Но я любила Рикки как мужика, а не гея.

Милана вздохнула, искренне сопереживая личной драме подруги, но не находя нужных слов.

– Кэндис Сол? Милана Смоленская? – к ним подошёл какой-то парень.

Милана Смоленская – это я. Одного имени уже давно достаточно, чтобы не представляться дальше.

Девушки окинули незнакомца враждебно отпугивающим взглядом, но он обладал отчаянной смелостью и бодро продолжил:

– Извините, вы лесбиянки?

– Ты чё слепой? – рявкнула Кэндис. – Мы близняшки!

Незнакомец удивлённо уставился на них, пытаясь найти сходство между темнокожей фигуристой брюнеткой, излучавшей уверенную энергию жизни, и худой блондинкой, лишь слегка золочённой загаром.

– По сути слепой, – буркнула Сол.

Милана рассмеялась.

– Можно вас сфотографировать? – спросил попавший в немилость парень.

– Нет, – твёрдо сказала Милана.

– Интервью не дам. Довольствуйтесь моим outlook-ом, – сказала Кэндис, и демонстративно перевернулась на живот.

Милана, недолго думая, последовала её примеру, подставив спину тёплому солнцу и любопытным взглядам.

– Полежать не дают спокойно, – буркнула Кэндис, едва фотограф отошёл от их шезлонгов. – Давай сфотаемся для Instagram?

– Ты фотай, – согласилась Милана.

У Кэндис всегда получались превосходные селфи, и подруги уже не первый день разряжали свои iPhone, фотографируясь. Кэндис инициировала поездку в Испанию с целью «освободиться от оков прошлого и проветрить мысли». Сол уверенно достигала свои цели, а Милана просто наполнялась солнцем. Критически рассматривая портрет своего настроения, она признала, что Ибица и вправду пошла ей на пользу.

– У нас с Рикки были очень стильные отношения в духе времени. Всё началось с I like you, а закончилось I unfollow you, – усмехнулась Кэндис, выкладывая фото в Instagram.

Улыбнувшись многозначительности высказывания Сол, Милана снова подумала о Джее, вспомнив «Like But Don’t Follow», с которого началась их любовь. Сама себе предсказала судьбу: он мне нравится, но я боюсь вновь появиться в его жизни. Fuck. Чем усердней пытаешься забыть, тем ярче воспоминания. Тону в своём прошлом, а в настоящем нет ничего, что могло бы вытащить меня из этого омута.

– Джей тебя фолловит, – зачем-то сказала Кэндис.

Милана шумно выдохнула и уронила голову на руки.

– У него новая девушка, – промычала она.

– Не-е-е, – протянула Кэндис и потрепала её волосы. – Это просто фанатка какая-то, ничего серьёзного. Привет, Лиз!

Кэндис поприветствовала кого-то и тут же добавила в полтона:

– Как меня это бесит… Вроде Ибица, а кругом одни знакомые рожи. Простите, лица.

Милана фыркнула и посмотрела на неё.

– Тебе же нравится быть узнаваемой.

Кэндис улыбнулась и кивнула.

– Возмущаюсь – не значит, не ценю. Просто бесит.

– И меня, – сказала Милана. – Мне иногда кажется, что я конкретно не дотягиваю до своего образа.

Кэндис заливисто рассмеялась.

– Детка, да тебе не кажется. Ты конкретно не дотягиваешь, – заявила она, сияя широкой белозубой улыбкой.

– Кэс, ты же знаешь, что я соберусь, – Милана попробовала убедить саму себя.

К её удивлению Сол не стала возражать.

– Понимаю тебя. У меня всегда так: отдаюсь мужчине без остатка, а потом пытаюсь собраться. Но у тебя какая-то затянувшаяся депрессия. Нужен внешний допинг. Пойдём в клуб, а?

Милана кивнула. Зазвонил её телефон, она взглянула на дисплей и выключила звук. После диалога, состоявшегося пару дней назад, разговаривать с дедом не было ни сил, ни настроения.

– Я рассчитывал, что ты выйдешь замуж за Джейсона, – строго сказал Николай Константинович.

– Дедуль, давай не об этом, – попросила Милана, не в силах объяснить ни себе, ни деду истинную причину своего расставания с Джеем.

– Милана, думаешь, мне приятно читать, что о тебе пишут?

– Мне тоже было неприятно первое время, потом привыкла, – попробовала отшутиться Милана с напускной беззаботностью.

Дед, казалось, не услышал её.

– Я, конечно, могу их заткнуть, но… Милана, в чём-то они правы.

Милана вздрогнула, как от пощечины, и возмущённо воскликнула:

– Что? Ты же знаешь, что это не правда! Я работаю и мне некогда распыляться на все эти связи.

– Милана, тебе двадцать два года. Пора стать серьёзней.

– Жизнь давно заставила меня повзрослеть, дедуль.

– Я имею в виду брак.

– А может, я не готова быть серьёзной? У меня есть деньги, чтобы жить так, как хочу. Я сама заработала их, понимаешь?

Милане хотелось поскорее завершить этот напряжённый разговор.

– Да, ты давно уже заработала свою свободу, – помедлив, признал дед. – Я просто хочу, чтобы ты вышла замуж.

– А я вообще не выйду замуж! – твёрдо сказала Милана.

– Это не тебе решать, – холодно поправил дед.

– В смысле?

– Ещё поговорим.

Равнодушные гудки, странные слова, отчуждение и опустошение. Не Принцесса, а Милана. Он зол на меня. Первый раз так. Деградировала, детка… Дети – это изнанка семьи. Я, похоже, неровный шов Смоленских. Впрочем, я уже давно сама по себе.

Потеряла веру в лучшее и любовь – такую меня не люблю даже я

Людям нравится нравиться, по факту. Люблю отдыхать там, где любят меня. А любят меня везде – были бы деньги. Денег много, а обезболивающие такие дорогие и недоступные. Лишь внимание искренне любящего человека наполняет душу теплом. Но в отсутствие оригинала иногда можно прибегнуть к заменителям. Применяю старое школьное правило: дешёвые друзья на дорогую выпивку быстро покупаются, а мне не важна их цена – мне ценно зрелище. Просто страшно быть одной, если честно… Пусть веселятся все вокруг! Мне же должно быть весело.

Милана и Кэндис пошли в клуб с большой компанией своих поклонников, которая сформировалась спонтанно и стремительно увеличилась, когда Милана сняла лимиты с расходов на алкоголь. Ночь была в разгаре, ритмы музыки заглушали мысли, а градусы поднимали настроение.

В веселье жизнь прекрасна, пока любви не знаешь… Иногда ничего не остаётся, кроме как следовать маминому совету и лечиться крепкими напитками, потому что мне больно, потому что я слабая, потому что я уже и так отключилась от жизни. Alcohol fills the hole in my soul9. Это лекарство от головы. Для головы пить нет смысла. От себя никуда не деться, но можно временно забыться в «Амнезии».

– Ты девушка Джея Джонса? – спросила неизвестная Милане брюнетка, говорившая по-английски с сильным акцентом.

Её вопрос выключил Милану сильнее коктейля.

– Я Милана Смоленская! – воскликнула она.

– Нравится твое платье, – громко сказала девушка. – Дорогое?

– Versace, 2000 баксов, – прокричала в ответ Милана.

Безвозмездный product placement. Об этом вся моя продажная жизнь. Дорогие вещи, дешёвые люди – всё как обычно. Любовь? Её нужно заработать. Такую меня не люблю даже я…

Как именно они с Кэндис попали на сцену, Милана не поняла, но, разогретая толпой и алкоголем, продолжила танцевать под зажигательный трек модного диджея.

Чтобы привлечь внимание и завоевать любовь, мода выходит на подиум. А я никогда не отставала от моды, и сейчас я хочу танцевать! Да, танцевать! На осколках своей жизни, на ошибках, на иголках. Танцевать, потому что здесь и сейчас все эти люди смотрят только на меня. Потому что это мой день освобождения, мой момент славы. Потому что я так чертовски устала. От фальши и самообманов, от всей этой модной мишуры, которая пробуждает в сердцах других жадную зависть, и без которой я не нужна никому. Но больше всего я устала от ярлыков.

Потеряв Джея, я утратила последнее, что меня грело. Последнее, что грело, кроме одежды, то есть. Я потеряла веру в лучшее и любовь. Что у меня осталось? Горькое сожаление и много сладких фантиков. Но сейчас так хочется снять с себя все надоевшие лейблы. Душно в этом свете для свободных душ.

С такой фигурой можно быть дурой…

Эффектная в меру пьяная блондинка самозабвенно вытанцовывала на сцене в компании роскошной темнокожей девушки, двигавшейся с большей грацией и меньшим отчаянием.

– Какая кошечка, – оценил Фабио.

– Которая?

– Шоколадка.

– А вторую знаешь?

– Модель какая-то.

В это время блондинка открыла свой сверкающий клатч и, смеясь, прокричала что-то в толпу. Со сцены посыпались деньги. Купюры взмывали в воздух и тут же падали, как подстреленные.

Деньги не делают жизнь легче, поэтому и сами они не способны к долгим красивым полётам.

Денежный дождь быстро прекратился, но аппетиты людей лишь разыгрались, а музыка, наоборот, заиграла чуть тише.

– Пошли!

Фабио потянул его за собой, и они не без труда протолкнулись к сцене. С нового ракурса блондинка показалась ему ещё более знакомой.

– Versace, 2000 баксов! – прокричала она по-английски. – Хотите?

Кто-то выкрикнул «да!», и платье, прозрачное, как намерения, быстро соскользнуло на пол. Блондинка подняла его и кинула в толпу. Послышался визг, где-то в стороне завязалась борьба за платье, но блондинка невозмутимо продолжила танцевать, оставшись в сверкающем нижнем белье.

– Сними лифчик! – потребовал Фабио.

Друг, который чуть-чуть умнее болида, определённо умеет общаться с женщинами.

Блондинка услышала его и посмотрела в их сторону. Макс встретился с ней глазами. Милана замерла. В знакомом зелёном взгляде мелькнул испуг. Она отрицательно помотала головой и, сказав что-то своей подруге, потянула её со сцены. Под разочарованный гул они покинули поле пристального внимания, быстро смешавшись с толпой. Макс пошёл за ними следом.

– Ты куда? – спросил Фабио.

– Знакомить тебя с шоколадкой, – пояснил Макс, преследуя собственную цель.

Девушки были замечены в самом центре шумной компании. Звезда вечера танцевала, сверкая своим лифчиком и беззаботной улыбкой, а её подруга, оставшаяся в своём коротком серебристом платье, решительно отталкивала от Миланы всех приставучих типов.

– Милана! – громко позвал Макс, пробравшись к ней ближе.

Она взглянула на него, улыбнулась, ринулась навстречу, споткнулась через кого-то и чуть не упала, но Макс вовремя поймал её и поставил на ноги.

– Упала звезда – загадай желание, – рассмеялась она. – Спасибо, Макс.

– Так вы знакомы? – не понял Фабио.

– Ты кто такой? – строго спросила шоколадка, глядя на Макса с родительской строгостью.

– Кэс, это Макс. Макс, это Кэндис, – громко сказала Милана, двигаясь в такт музыки.

– Я Фабио, – представился никем не замеченный герой.

– Может, выйдем? – предложил Макс.

– Не хочу! – рассмеялась Милана. – Я снимаю усталость и напряжение.

– Ты сняла платье, – поправил он.

Она кивнула:

– Оно мне надоело.

– Лифчик не надоел? – с надеждой спросил Фабио.

– Пошёл ты! Это Victoria’s Secret, он стоит миллион долларов.

Макс взглянул на её выразительно сверкающую грудь и заметил среди кружев и кристаллов россыпь драгоценных камней.

– С такой фигурой можно быть дурой, – прокомментировал он.

– Была минутная радость, лёгкая слабость. Теперь полтора часа таращиться будут? – возмущённо спросила Милана, имея в виду Фабио и ещё нескольких людей, с интересом наблюдавших за ней.

– Отдам миллион за ночь с тобой, – не унимался Фабио.

Милана снова рассмеялась, продолжая вытанцовывать на месте.

– Пойдёмте отсюда, – вновь предложил Макс.

– Куда и с какой целью? – жёстко спросила шоколадка Кэс.

– Поговорить.

– Ей сейчас только говорить, – Кэс взглянула на Милану, душой и телом вторящую ритмам ночи.

– Да, пойдёмте! – неожиданно согласилась Милана и бодро направилась к выходу из клуба, вышагивая между людей, как по сцене.

За ней последовала грациозная Кэндис, за которой волочился Фабио, которого контролировал Макс. Так, на рассвете 5 июня четыре смутно знакомых человека, объединённые одним общим ярким воспоминанием, покинули «Амнезию», провожаемые любопытными взглядами и вспышками фотокамер.

Максимы у нас по ходу не случилось – ни в отношениях, ни в жизни

Они сидели в ресторане отеля, в котором остановились девушки. Кэндис о чём-то разговаривала с Фабио за соседним столиком, а Милана общалась с Максом. Сначала он позволил ей казаться более пьяной и весёлой, чем она была, но Милана быстро вернулась в свою высококлассную норму.

Она надела строгое чёрное платье, которое странно контрастировало с обнажёнными воспоминаниями получасовой давности, смотрела ему в глаза без тени смущения и говорила на бодром трезвом испанском, чем искренне удивила Макса. Похвалив её лингвистические успехи, он перешёл к делу:

– Зачем деньгами соришь?

Милана пожала плечами.

– Платье мне подарили.

– А евро?

– Там немного было, – Милана улыбнулась. – Просто захотелось…

– Чего?

Она снова пожала плечами.

– Нужно было снять стресс.

– Так теперь называется публичное раздевание?

Милана рассмеялась.

– Знаешь, Ремарк говорил, что принципы иногда нужно нарушать, иначе от них никакой радости, – сказала она по-французски.

– Принципы? Не думаю, что ты его правильно поняла, – помолчав, возразил Макс.

– Возможно, – Милана вновь перешла на испанский. – Почему ты на меня так смотришь?

– Ты сейчас так похожа на Пэрис Хилтон, – сказал Макс, внимательно разглядывая её.

– Это комплимент? – спросила она, улыбкой усилив своё сходство с американской звездой.

– Нет, – сказал Макс, глядя ей в глаза.

– Отвечу, как Пэрис: мне всё равно.

Он молча смотрел на неё, а Милана продолжала улыбаться и пить свою воду, затем вдруг добавила:

– Она милая, вообще-то.

– Ты её знаешь? – спросил Макс.

– Да, общались в Лос-Анджелесе, – сказала Милана и почему-то резко погрустнела.

– Ты тоже милая, – Макс улыбнулся. – Просто подгони популярность под свой размер. Костюм должен хорошо сидеть, Милана. Не надо с ним расставаться.

Она снова рассмеялась и покачала головой. Несколько светлых прядей упали ей на глаза, и она убрала их за ухо.

– Это у тебя татуировка? – Макс указал кивком на её правую руку.

– Жизнь всех тюнингует, – Милана продемонстрировала ему запястье.

– Carpe diem, – вслух прочёл он. – А что значит 20.09?

– Так значит, ты теперь профессиональный гонщик? – спросила Милана, не услышав его вопрос.

Макс кивнул.

– А ты модель?

– Да, модель. Ещё я Instagram блогер, бизнесмен, дизайнер… – начала перечислять она.

– Знаю. Я тебя follow.

Милана улыбнулась и достала из клатча свой iPhone 5.

– Извини, не заметила тебя среди подписчиков. Сейчас добавлю…. Макс Легран, да?

Он кивнул, наблюдая за ней.

– Ты с Джеем Джонсом?

– Вау! Какая чёткая тачка! – восторженно взвизгнула Милана, перейдя на английский.

Некоторое время они обсуждали его фотографии. Милана с искренним интересом расспрашивала Макса о болидах, заездах и Италии, где он жил и работал, а Макс отвечал то по-французски, то по-испански, лишь частично вникая в разговор. Взгляд зелёных глаз Миланы унёс его в прошлое.

Он смотрел на неё и вспоминал хрупкую семнадцатилетнюю девушку, вдохновившую его на осуществление мечты. Теперь напротив сидела совершенно другая Милана. Неизменно красивая, но намного более уверенная в себе. Мы тогда взяли максимум друг от друга, а сейчас, похоже, застали максиму друг друга…

– Bentley, кстати, всё ещё со мной, – вдруг вспомнила она.

– Да? – удивился Макс.

Она кивнула.

– Обожаю его. Правда, он сейчас в Москве. В Нью-Йорке я предпочитаю такси.

– Ты изменилась, – сказал он, глядя ей в глаза.

Изумруды больше не лучились прежней жизнерадостностью. Взгляд Миланы был странно выключенным, несмотря на то что сияющая улыбка не покидала её весь вечер.

– Ты тоже, – отметила Милана. – Тебе очень идёт твоя профессия.

– Тебе тоже. Знал, что ты станешь известной.

– И ты мне здорово помог, – благодарно сказала она.

– Ты мне тоже, – признал он.

Она мягко рассмеялась.

– Знаешь, я никак не ожидала тебя здесь встретить.

– Я тоже.

– Ещё одно «тоже», и я решу, что мы оба нуждаемся в коктейле для красноречия, – сказала Милана. – Скажи мне, разве у тебя сейчас нет заездов?

– Я восстанавливаюсь после аварии.

Она удивлённо посмотрела на него.

– Руку повредил, – пояснил Макс.

– Оу… выздоравливай, – участливо сказала она и взглянула на соседний столик, за которым Фабио что-то экспрессивно рассказывал Кэндис, давно перейдя на итальянский.

– Она не знает итальянский, но прекрасно понимает его, – Милана улыбнулась. – И Джей всегда понимал русский…

Неожиданно она замолкла и зевнула, прикрыв рот рукой так, что Макс успел оценить все сверкающие кольца, украшавшие её длинные худые пальцы.

– Уже поздно, – сказал он. – Тебя проводить в номер?

Милана улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Благодарю тебя за вечер. Это была очень приятная случайная встреча.

Она встала из-за стола, необычайно элегантная в своём классическом наряде.

– Может, позавтракаем? – предложил Макс, вновь вспомнив сверкающий лифчик.

– Может, – сказала она, но её вежливая улыбка обнуляла все надежды на продолжение общения.

Помахав ему на прощание, она подошла к Кэндис и что-то сказала ей. Кэс кивнула, но осталась с Фабио, а Милана модельной походкой покинула мягко освещенный зал ресторана. Макс долго смотрел ей вслед, вспоминая римский полдень пятилетней давности, когда Милана Смоленская с такой же лёгкостью ушла из его жизни.

Единственный рубеж, на который я делал тогда ставку, была моя мечта. Точно знал, что с ней связано абсолютное счастье. Милана говорила, что я её мечта, её максимум счастья. Максимы у нас по ходу не случилось – ни в отношениях, ни в жизни. Пролетела, видно, максима на скорости мимо…

Пропала из вида, но осталась в сердце, чтобы вновь напомнить о себе и опять ускользнуть. Манящая и недостижимая – она несбыточная мечта, которую я когда-то держал в руках, но которая уже давно пленит другого. Я управляю болидом, но не властен над Миланой.

«Упала звезда – загадай желание». Нет, Милана, к счастью, не упала. А я больше не питаю наивных надежд.

Повезло же этому Джонсу. Чертовски повезло.

Безнадёжно влюблённая, я банкрот собственного безрассудства

Милана включила свет, наполнив зеркала комнатой, и остановилась перед своим отражением. На бежевом кафельном фоне оно выглядело тусклым и болезненным.

Самой от себя плохо. Серебряным блеском отливает равнодушная поверхность зеркала, близится тихий спокойный рассвет, а меня тошнит. Тошнит от выпитого и от сделанного. Тошнит от собственной слабости и минутной тупости. Тошнит от грядущих неизбежных последствий. Тошнит от прошлого и от настоящего. Вот оно, похмелье осознания.

О чём вообще были последние полгода моей событийной, но такой пустой жизни? Ой, даже больше, чем полгода… На запястье неизменное напоминание: 20.09. Боже, сколько времени прошло – сейчас ведь июнь! А для меня все эти пролетевшие месяцы подобны одному нескончаемо монотонному и мучительно тусклому дню… Брр.

Милана умылась, освежая чистой прохладной водой свою утомленную макияжем кожу, и неожиданно разрыдалась, низко склонившись над изящной белой раковиной.

Нельзя оставлять слёзы – их надо выплакать, иначе они застывают и становятся льдинками. Чем их больше – тем прочнее панцирь, тем сложнее достучаться до ледяного сердца. А чувства всё равно рвутся наружу, но раздеться проще, чем открыться им. Снять одежду намного легче, чем преодолеть завесу надуманных опасений и глупых страхов. Как же противно от самой себя.

В детстве у меня был список непозволительных вещей, в нём значилась потеря лица на людях. Какой же правильной я была тогда и как сильно с годами отступила от своих принципов. Но я не одна танцевала в купальнике, и не одна забралась на сцену. Так мало людей сейчас закрывают лицо от стыда… Бесстыдство – наш порок. Мы позволяем себе так много, а осознаём так мало, даже не задумываемся…

Что хуже: разврат тела или падшая душа? Понятно, что одно зависит от другого, но почему-то кажется, что нет ничего ниже грязной души. Тело моется в душе, а где моются души? Явно не в ванной. По сути, мы чистим зубы чаще, чем душу. Как следствие, улыбка белая, мысли мрачные. А в жизни всё должно быть гармонично и правильно.

Бизнес, деньги, традиции, гонки, шахматы – всё это формы игры, попытки алгоритмизировать стихийность, загнать её в правила и самим управлять конечностью, быть при жизни победителями и предопределять ход судьбы.

Игры в жизнь как таковую – самые сложные и самые роскошные. Они требуют ума, расчёта, интуиции и не предоставляют права на ошибку. Для кого-то, как для легендарного гонщика Айртона Сенны, победа дороже жизни. Кому-то больше нравится процесс: не знаешь правил, не имеешь представления о том, когда закончится твой раунд, просто живёшь, играя. Играешь в жизнь.

В голове зазвучала песня «Papa Roach», и Милана громко всхлипнула, не в силах заглушить свои мысли. Plastic smile to match your style… Hollywood Whore, I’m sorry but the party’s over! Если жизнь – игра, театр, маскарад или драма, то я – та самая голливудская шлюха. Что ж, красиво уйти со сцены – тоже искусство. Главное, чтобы вовремя.

Вновь столкнувшись с собой в зеркале, она испытала странное отчуждение от собственного отражения.

Это – не я. «Ты похожа на Пэрис Хилтон»… Мог бы промолчать. Честность уместна только тогда, когда правда красивая. А мне легче прилюдно обнажиться, чем признаться себе в одной простой истине. Фигня ты, Смоленская. Дутая и пустая. Пэрис – это Пэрис, истинная и бесподобная. А я уже много месяцев – совсем не я. Я – не я, но жизнь моя. Забавные игры времени.

Вот уж правда, не мир тесен, а прослойка тонкая… Помню, как когда-то мы с Максом зажигали в «Амнезии». Теперь, глядя на него, я вдруг так ясно увидела своё прошлое и тот далёкий образ мечты, с которым встретила семнадцатилетие. Прошли годы, и сейчас мы с ним слишком разные, каждый – на своём полюсе. Он позитивный и цельный, а я… разбитая, раздетая и безнадёжно влюблённая в Джейсона Джонса… Я банкрот собственного безрассудства.

Приняв долгий протрезвляющий душ, Милана выплакала всё без остатка и немного успокоилась. Ровно настолько, чтобы, завернувшись в белый махровый халат, улыбнуться своему отражению и увидеть в нём знакомую себя. Выходя из ванной, она стукнулась о дверной угол и рассмеялась.

101 косяк Миланы Смоленской… Такой мягкий удар судьбы, напомнивший о границах, которые я дерзнула нарушить. Иногда деньги не решают проблемы – они их множат. А проблемы, которые решаются за деньги, это уже расходы, и сейчас надо хорошенько потратиться, чтобы загладить выплеск проблемы.

Вряд ли потраченные евро принесут моей репутации позитивные дивиденды, но прошлое уже не исправить, а вот будущее лучше продумать, пока не поздно. Ответственность за безответственность никто не отменял. Надо решить, как превратить расходы в прибыль и поскорей оправдать саму себя – мне же с собой жить…

Надо позвонить Джею. Нет, надо прилететь в Лос-Анджелес. Срочно!

С этой светлой мыслью Милана забралась в свою уютную постель и, поставив будильник на самое приемлемое время, моментально погрузилась в сон.

Ей снова снился Джей, их манхэттенский разговор и залитый солнцем особняк, лестница в доме его бабушки и розовый сад, широкий кожаный пояс, слишком туго перетянувший талию, и утро 20 сентября.

– Нет, пожалуйста-а-а! – простонала Милана.

И всё послушно пропало. Она провалилась в какую-то чёрную пустоту и несколько глухих мгновений спустя решила, что умерла вместе со своим нерождённым ребенком. В это время Милана увидела его. Совершенно отчётливо и неожиданно. Перед ней был седой старик в длинном белом одеянии. Он смотрел ей в глаза и улыбался. Спокойствие, исходившее от него, утешило Милану, и она спросила:

– Кто вы?

– Время.

Тихий мудрый голос, прозвучавший в её голове, вызвал смутное беспокойство.

– Время? – переспросила она. – Сколько времени?

– Много, – ответил старик. – Слишком много и слишком мало.

– О чём вы?

– О чём ты? Вот более важный вопрос.

– Не понимаю вас, – робко призналась Милана.

– Не узнаю тебя. Раньше ты так хорошо думала обо мне, так правильно. Что случилось с тобой, деточка? Почему ты врёшь себе? Спешишь опередить своё время, хотя на самом деле даже не в силах его догнать.

– Я не… – начала оправдываться Милана, но старик перебил её:

– Ты не одна такая. Люди любят играть в иллюзии, обманывая самих себя и отдаляясь от меня. Останавливать время, возвращать время вспять, изменять время, опережать, идти в ногу со временем и даже убивать время. Можно подумать, кто-то дал им это право…

– Вы Время? – спросила Милана.

Он рассмеялся.

– Ты снова спешишь. Что даст тебе ответ, в котором нет для тебя ни вреда, ни пользы?

– Я хочу знать, как вас зовут, – сказала Милана.

– Что даст тебе имя, в котором нет для тебя понятного смысла?

– Я не понимаю, – прошептала Милана, вглядываясь в его глаза. – Какого они цвета?

– Правдивого, – с улыбкой ответил он.

– Какого? – переспросила она.

Старик покачал головой.

– Терпение – ключ ко многим дверям. Счастье приходит к тем, кто умеет ждать. К тому, кто не сидит, сложа руки, не торопит то, чему не время произойти, и не откладывает то, чему время быть.

– Я жду, – сказала Милана.

– Ты опаздываешь, – возразил старик. – Разве тебе сейчас надо быть здесь?

– Я не могу вернуться в Лос-Анджелес, – призналась Милана.

– Не преврати линию жизни в пунктир своими точками невозврата.

Она удивлённо взглянула на старика, услышав знакомый голос.

– Кто вы? – снова спросила она.

– Иди, – сказал он.

– Куда идти? – не поняла Милана, глядя по сторонам. – Здесь ничего нет.

– Будет цель – найдётся и дорога, – сказал тающий в тишине голос.

Старик пропал, но темнота вокруг преобразилась, засияв искристыми точками, напоминавшими россыпь бриллиантов.

– Что это? – спросила Милана.

Как по волшебству, сверкающие крошки сложились перед ней в извилистую дорогу, на которую она ступила, не раздумывая и не видя конца своего пути. Идти вперёд было сложно. С каждым шагом она всё больше убеждалась в своей неустойчивости и, глядя на простирающуюся внизу чёрную бездну, чувствовала нарастающий страх. Но что-то впереди манило её, и она шла, расправив руки, как крылья. Холодный ветер подул ей в лицо серебристой пылью, и Милана склонила голову.

– Это Млечный путь, – прошептала она, разглядев у себя под ногами знакомые созвездия. – Но почему я не падаю?

Словно в ответ на свои слова, Милана оступилась и поняла, что летит вниз, кружится, подобно снежинке, всё стремительнее погружаясь во мрак. Испугавшись, она взвизгнула, но не услышала свой голос. Но звать на помощь всё равно было некого, поэтому, зажмурившись, Милана приготовилась к худшему.

Через мгновение, исполненное напряжённого ожидания, она проснулась и села в постели. Голова кружилась, и комната перед глазами не сразу прошла стадию узнавания. Поняв, что находится в своём номере, Милана облегчённо выдохнула и взяла iPhone, чтобы проверить время.

4:20. Я проспала всего десять минут? Странный сон, странный старик, странный совет. «Иди». Пошла и упала, чётко, да. Впрочем, сама виновата. Не надо думать глупые мысли на пути к важным целям! Красивая была дорога, точно Аллея славы…

Любовь – это когда погоду в его городе проверяешь чаще, чем в своём. Я каждый день смотрю прогноз, предназначенный Джею, и при этом постоянно одеваюсь не по погоде в Нью-Йорке. В Лос-Анджелесе сейчас 20 градусов солнечного тепла, а на Ибице? «Разве тебе сейчас надо быть здесь?».

Милана отложила телефон и потёрла глаза, пытаясь избавиться от своих сомнений. Затем вновь легла, желая уснуть, но быстро осознала тщетность своих стараний. Когда просыпается совесть, я не могу спать. Надо позвонить Джею. Нет, надо прилететь в Лос-Анджелес. Срочно!

Неожиданно в холле послышался шум каблуков и звон браслетов.

– Кэс! – позвала Милана.

Дверь её комнаты открылась, впустив в спальню Миланы яркий свет и энергичную Кэндис.

– Как ты, Мила? – спросила подруга, сев на край её кровати.

– Хорошо, – с улыбкой соврала Милана.

Потом позвоню.

– Классно танцуешь, но с платьем перебор был, – Кэндис всегда озвучивала то, что считала важным для их отношений.

– Ну, признаюсь, вышла из себя. Ненадолго. Захотелось погулять, проветриться. С кем не бывает?

Кэндис рассмеялась.

– Тебе уже лучше! – уверенно заявила она.

– Как Фабио? – спросила Милана, взбодрённая словами подруги.

– Быстрый, как болид, – с улыбкой ответила Кэс. – Откуда ты знаешь Леграна?

– Это о-о-очень долгая история, – протянула Милана.

– Обожаю до-о-олгие истории, – сказала Кэс, устроившись удобней.

– Пойдём к морю? – предложила Милана.

Как часто жизнь проходит в ожидании жизни. Всё откладывают и откладывают принятие решения на «потом», а «потом» так никогда и не наступает.

Смерть так внезапна, и радость так конечна…

Подруги встретили рассвет на террасе бара Café del Mar под лёгкую chillout музыку. Милана рассказывала Кэндис о Париже и Максе, а Кэс расспрашивала Милану о Фабио. Не в силах предоставить Кэндис сколько-нибудь ценную информацию об интересующем её объекте, Милана открыла Instagram Макса и нашла нужную страничку. Девушки так увлеклись изучением фотографий Фабио, что не заметили, как к их столику подошли двое.

– Твой танец есть на YouTube, – сообщил Макс, без приглашения сев напротив Миланы.

– Фабио! – воскликнула Кэндис, спешно заблокировав iPhone.

– Доброе утро, – засиял в ответ Фабио.

– Сколько просмотров? – спросила Милана.

Одновременность и бессвязность реплик привела к тому, что за столиком на мгновение повисло молчание, разряжённое дружным смехом.

– Доброе утро, – продолжила Милана.

– Несколько тысяч, – ответил Макс.

– Ты красивая, – Фабио не сводил глаз с Кэндис.

– Вот так сюрприз! – улыбнулась она.

– Что «сюрприз»? – не понял Фабио. – Вчера я тебе тоже сказал, что ты красивая.

– Несколько тысяч?! Fu-u-uck, – пробормотала Милана и спрятала лицо в ладонях.

– Здесь так много людей, а мы с вами продолжаем случайно встречаться, – пояснила Кэндис.

– Спрашивают, от кого твоё нижнее белье, – улыбнулся Макс.

– Victoria’s Secret, – ответила Милана.

– Ты модель Victoria’s Secret? – Фабио посмотрел на Кэндис. Она загадочно улыбнулась, польщённая его комплиментом.

– Стол вибрирует, – сказал Макс.

Все посмотрели на одинокий перевёрнутый iPhone Миланы, лежавший в центре стола. Хозяйка телефона рассмеялась и взглянула на дисплей.

– Брат, – сказала она и встала из-за стола, окинув людную террасу поисковым взглядом.

– Говори тут, мы помолчим, – пообещала Кэндис.

Милана села и ответила на звонок.

– Привет, Тони.

– Какой это язык? – спросил Фабио, за что получил пинок от Кэндис и послушно замолк.

– Русский, – вполголоса сказал Макс.

– Как Ибица? – спросил Антоний.

– Хорошо, – улыбнулась Милана. – Солнце, море, сам знаешь.

– Загорела?

Милана посмотрела на свои слегка золочёные руки и сказала:

– Не совсем. Как Москва?

– Дождь. Милана, нам надо поговорить…

Она прислушалась к голосу брата, который звучал как-то странно напряжённо, и, вспомнив видео на YouTube, осторожно спросила:

– О чём?

– О деде.

– Я хочу это слышать? – уточнила Милана, не желая возвращаться к разговору о своём чрезмерно легкомысленном поведении.

– Надо. Я жду тебя в Москве, – коротко сказал брат.

– Тони, я сейчас занята. Я отдыха…

– Отдохнёшь. После похорон.

– Что? Каких?

Милана встала из-за столика и, отмахнувшись от Кэндис, побрела к морю.

– Дед умер в реанимации десять часов назад.

– Как? – спросила Милана.

Брат стал что-то говорить об инфаркте и стрессах, но его слова плохо доходили до Миланы, заглушаемые стуком её сердца. Она шла между беззаботных людей, встречавших утро на песчаном пляже, приближаясь к мягко шумящим волнам.

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Не хотел портить тебе ночь. Ты же в клубе веселилась, да?

– Веселилась, – тихо повторила Милана, сняв сандалии и зайдя в море по щиколотку.

– Прилетишь? – почти с надеждой спросил он.

– Конечно, – глухо сказала она. – Когда funeral10?

– Он любил девятки.

– Девятого? – переспросила Милана.

– Да.

Среда лучилась свежим солнцем, но вся неделя до воскресенья покрылась густым туманом, перекрыв путь света в мысли Миланы. Окончив разговор с братом, она зашла в море по колено, слегка замочив подол своей туники, и остановилась. В одной руке она держала свои сандалии, в другой – сжимала телефон. Волны легко ударяли её, орошая брызгами бесчувственную кожу.

Милана медленно смотрела по сторонам, словно ожидая от природы хоть капельку сочувствия, но мир вокруг был прекрасно невозмутим, тогда как её собственный мир разлетелся на сотню осколков, больно режущих душу. Остров развлечений вытеснял её в пасмурную столицу. Чувство вины тяжёлым грузом легло на её плечи, заставив гордую спину ссутулиться под тяжестью осознания.

Боже. Какое я дерьмо.

– Милана! – позвал знакомый голос, и она обернулась, увидев Макса на берегу.

– Иду, – сказала она, собираясь с силами. – Море сегодня такое тёплое!

Тёплые слёзы больно жгли её глаза, защищённые от мира золотыми авиаторами Ray-Ban. Милана расправила плечи и вышла из воды, сделав несколько неуверенных шагов по липкому песку.

– У тебя всё нормально? – спросил Макс.

Милана кивнула, сжимая iPhone так, что побелели костяшки пальцев.

Они вернулись на террасу, где Кэндис и Фабио увлечённо болтали на смеси английского и итальянского. Влюблённый гонщик осыпал свою модель комплиментами, а Кэс сияла, не сводя с него своих выразительных глаз.

– Она формула моей мечты! – торжественно объявил Фабио, когда Макс и Милана сели за столик.

– Ты прокатишь меня на болиде? – спросила Кэс.

– Расскажи ей о Лоренцо, – посоветовал Макс.

Такие весёлые и беспечно влюблённые… И я была с ними на одной волне, пока вдруг не оказалась накрыта с головой утопительной правдой. Живём и, кажется, что будем жить вечно. А смерть так внезапна, и радость так конечна…

– Мила, что-то случилось? – спросила Кэндис, взглянув на подругу.

– Всегда отвечайте на звонки. Ясно? – строго спросила Милана, обращаясь к притихшим друзьям.

– Что? – не поняла Кэс.

– Всегда отвечайте на звонки, если вам звонит близкий, – повторила Милана. – Даже если вам кажется, что вам больше не о чем говорить. Даже если вы обижены на него и не хотите с ним разговаривать. Обязательно выслушайте его, возможно, он хочет сказать что-то по-настоящему важное. Жизнь слишком непредсказуема. Возможно, это ваш последний шанс услышать его голос.

– Что-то с Джеем? – спросила Кэндис, взяв Милану за руку.

Парни непонимающе наблюдали за ними. Милана отрицательно покачала головой и сказала фразу, которую была научена говорить с детства: «Family stuff. Doesn’t matter11». Кэндис внимательно посмотрела на неё.

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать!

Маленький лучик тёплого солнца проник сквозь толщу свинцовых туч и согрел ласковым теплом застывшую душу Миланы.

– Спасибо, Кэс, – улыбнулась она, сжимая руку Кэндис. – Это очень важно для меня.

Пустые формулировки, давно утратившие свой смысл от частого неуместного использования, наполнились значимостью для двух подруг, связанных искренним взаимопониманием и поддержкой.

Допив свой безалкогольный коктейль, Милана оставила Кэндис наслаждаться обществом двух великих автогонщиков и вернулась в отель, где потратила утро за привычным занятием. Собирая вещи, она думала странные рваные мысли и привыкала к новому состоянию, обрушившемуся на неё так внезапно и так всепоглощающе.

Пора в Москву. Странно, но даже в мыслях не могу сказать «пора домой». Неприкаянная звезда Лос-Анджелеса, тоже мне.

В четверг вечером они с Кэндис вернулись в Нью-Йорк, где Кэндис получила букет алых роз от Фабио и приглашение провести следующие модельные каникулы в Риме. Подруга излучала искренне сияющую любовь, которая придала Милане сил для нового рывка. В пятницу утром она уверенно улыбалась в объектив Марио Сорренти, а в ночь на субботу покинула Соединенные Штаты….

***

Поговорили по-французски, переходя на испанский. Ушла по-английски. С ней всегда такой замес. Русская звезда с модельным ходом мыслей…

Встречая рассветы на бессонно весёлом острове и слушая поток сознания бездумно влюблённого Фабио, Макс несколько раз вспоминал Милану, листал её Instagram и пересматривал горячий клубный танец.

Милана – это carpe diem в бриллиантовой огранке. С ней надо просто ловить момент – в нём самая яркая игра света. Какая же она красивая…