Первое время Татьяна побаивалась появления матери. Прислушивалась к каждому шороху, ловила любую речь в зоне слышимости и наблюдала за коридором, по которому сновали люди. Она сидела на полке, положив локти на квадратный стол, и озиралась по вагону, боясь наткнуться взглядом на знакомую фигуру, но это были только страхи. Мать, скорее всего, не начала и подозревать о побеге. Но каждый раз девушка все равно вздыхала с глубоким облегчением, когда прохожий оказывался другим пассажиром или проводником. Тогда она отворачивалась к окну, за которым мельтешили кроны деревьев. Сплошная зеленая полоса стремилась назад, а поезд нес Татьяну вперед. Оставалось только упиваться свободой.
В вагоне стоял гул, такой, будто вагон переполнен под завязку, но примерно четверть мест пустовала. До этого Татьяна не ездила в плацкарте, потому что мать предпочитала путешествовать с комфортом, но она много слышала шуток и легенд. Личные наблюдения не соответствовали тем россказням. Все оказалось цивильно и спокойно.
На следующей остановке через пару минут после начала движения поезда на койку рядом с грохотом приземлилась девушка-подросток, бросив рюкзак на пол перед собой. Татьяна вздрогнула от неожиданности. Она думала, что до самой Москвы будет ехать одна в своем открытом купе.
Девчонка встряхнула неаккуратно подстриженными сине-зелеными волосами и издала бурлящий звук наподобие того, каким извозчики пару столетий назад останавливали лошадей. На правом широком плече красовалось корявое солнышко, словно его старательно рисовал маленький ребенок, а не профессиональный тату-мастер. Она имела пухлые руки, широкие бедра и большую для ее возраста грудь, откровенно выпирающую из-под тонкой майки с логотипом малоизвестной Татьяне музыкальной группы. Подошвами красных кроссовок, в которых она без стеснения легла на койку, девчонка уперлась в матрас.
– Фу, чуть не опоздала, – пояснила, будто попутчица ждала разъяснений, и замахала телефоном в лицо как веером.
В отличие от коммуникабельной матери Татьяна не умела заводить непринужденные транспортные беседы, равно как и поддерживать их. Повезло, что для собеседницы это не было проблемой.
– Опоздала бы, пришлось бы билеты перекупать, а у папы деньги закончились. Так бы я у него и осталась, – рассказывала девчонка, смеясь в потолок, то есть в дно верхней койки. – Мать бы тогда нас обоих убила. Она меня и так не пощадит. Наверное, поэтому я и не хотела возвращаться.
Татьяна с сочувствием на нее посмотрела.
– Да мне не впервой, переживу, – попутчица села, сложив руки на столе.
Телефон она сунула в передний карман бридж и закрыла его на молнию. Татьяна проследила за ним взглядом и, вернувшись к лицу, поинтересовалась:
– А почему ты не можешь остаться с отцом?
Соседка сдвинула линию губ вверх и в сторону.
– У папы денег нет и постоянной работы, чтобы меня содержать, – глаза убежали к окну, за которым вид совершенно не изменился.
Сосны, березы, ели и разные кустарники сливались в изгородь на обочине дороги. Казалось, сейчас в мире существовал только локомотив и рассеченные им две половины леса.
– Я тоже от мамы сбежала, – вздохнула Татьяна, опустив взгляд на стол.
– И твои в разводе?
Девчонка впилась в нее глазами. Татьяна не смогла определить, что за взгляд это был: сочувствующий, жалеющий или злорадный, а, может быть, включающий в себя все и сразу. Было заметно, что ей развал семьи дался непросто.
– Нет. Папы у меня никогда не было, – откровенно ответила Татьяна без особенного драматизма.
– Оу, – отреагировала собеседница.
Как обычно бывало, после ответа на вопрос об отце наступила неловкая пауза в разговоре. Люди не знали, как реагировать и что говорить, хотя для Татьяны это не было трагедией. Все вокруг просто считали, что так должно быть. Чувствуя неприятную неловкость, она решила сама нарушить это молчание.
– Как тебя зовут?
– Лада, – сразу ответила попутчица и улыбнулась.
На зубах засверкали металлические брекеты. Татьяна вспомнила, как сама носила такие до четырнадцати лет. Эта девчонка выглядела максимум на пятнадцать.
– Необычное имя, – исключительно для поддержания разговора заметила девушка.
– Дурацкое. Особенно с моей фамилией: Калинина, – девчонка усмехнулась, склонив голову набок. – Ну, ты догадалась, как меня обзывают в школе.
Татьяна выдавила смешок.
– Обидно, знаешь ли, когда тебя с говном сравнивают.
Лада откинулась на стенку и скрестила руки на груди, но легкая усмешка еще кривила полные губы, а Татьяна засмеялась в голос.
– А тебя как зовут?
Девушка представилась полным именем, продолжая весело улыбаться.
– Ну, так себе тоже.
Лада провела языком по щекам изнутри и отвернулась к окну.
– Спасибо, – усмехнулась Татьяна растерявшись. – За откровенность.
– Да не за что.
Без напряжения и неловкости девчонка стала расспрашивать о том, почему Татьяна сбежала от матери, что собирается делать и зачем едет в Москву. Им предстояло ехать вместе много часов, делать было нечего, да и, познакомившись, они не могли друг друга игнорировать. Душа никак не успокаивалась. Там еще кипели остатки переживаний, которые Татьяна копила целый месяц в заключении и выплеснула наружу после спектакля. Хотелось заглушить эти мелкие очаги боли. Легче всего было просто высказаться незнакомцу. Поэтому она решила рассказать о себе все, начав с того, как мать впервые поставила ее у станка. Лада слушала с вниманием, потому что вряд ли могла найти здесь занятие поинтересней. Не вдаваясь в детали, Татьяна поведала достаточно о своих мотивах, воспитании, обучении и первой любви, которая привела ее к этому поезду.
– Вы с ним переспали? – спросила Лада, расширив глаза, когда девушка дошла до встречи с Вадимом.
– Ну, да, – смущенно пожала она плечами.
– Ого, и как это? Прикольно? Тебе хочется еще?
Татьяна, покраснев, опустила взгляд в стол и обхватила пальцами левой руки правое предплечье. Она не знала, как ответить на такой слишком откровенный вопрос, заданный несведущим ребенком.
– Нууу… мне понравилось. Ну, как… Не то, чтобы я постоянно этого хотела… Но я бы повторила, конечно, если…
– Он тоже девственник был? – перебила Лада, подперев подбородок ладонью.
– Нет. Он до меня встречался с девушкой три года.
– Ну, тогда понятно. Опытный, – с видом эксперта в области сексологии сказала девчонка, закачав головой. – Я тоже хочу, чтобы у меня первый раз был с кем-то опытным, чтобы сразу все получилось. А то моя подруга, которая с одноклассником переспала, была вообще не в восторге.
Татьяну рассмешили такие рассуждения, хотя она сама не была экспертом в этой области и, казалось, обладала меньшими познаниями, чем школьница-девственница Лада. Но она помнила самый первый раз и то, как у Вадима он тоже не сразу получился несмотря на всю его опытность.
– Мне кажется, главное, чтобы сам человек тебе нравился, – сказала Татьяна, пытаясь сделать мудрое лицо.
– Да, ну! – махнула рукой Лада. – Это же простая механика! Вон мать моя спит со всеми налево и направо и кайфует.
Она сказала это сначала легко и без зажимов, а потом осеклась, поймав ошеломленный взгляд собеседницы, и покраснела.
– У меня мать – нимфоманка. Так она себя называет, по крайней мере, – поправилась Лада, будто говорила о собственной слабости, и отвернулась к окну съежившись. – Она ходит к психологу, но… все равно со всеми флиртует. И спит тоже. Она скрывает, но я знаю, что она со всеми спит.
Девчонка надулась и с силой скрестила руки на груди, будто физическая боль могла спасти от душевной. По ее недовольному виду стало ясно, что это не помогло. Она сжалась, нахмурилась, закусила губу. Глаза слегка увлажнились. Татьяна не ожидала, что разговор дойдет до такой степени откровенности. Лада еще не умела контролировать мысли и чувства и не пыталась. Татьяне это понравилось, но неловко все равно стало.
– Она и с моим учителем по физике переспала. Прямо в кабинете! Мои одноклассники подглядели. Фуу!
Выражение отвращения на девичьем лице быстро сменилось эмоцией гнева. Лада покраснела от злости и с силой замотала головой, а потом резко замерла и, опустив руки на колени, начала их разглядывать пристально.
– Из-за нее все и меня считают шлюхой! – в ней словно заговорила маленькая обиженная девочка. – Ни один нормальный парень на меня не посмотрит.
Густые ряды черных ресниц дрогнули, и слезы покатились по округлым щекам. Татьяна впала в ступор. Она и предположить не могла, что все выльется в это русло. О нимфомании девушка только слышала, и то в шутках, которых не понимала. Она и сама не чувствовала себя взрослой, но Лада была еще большим ребенком и требовала утешения или хотя бы сочувствия, а Татьяна пялилась с вытаращенными глазами как на диво дивное. Девчонка тихо всплакнула, вытерев слезы майкой, и отвернулась к окну всем корпусом. Татьяна только спустя пару минут оттаяла и вздохнула. Тоже уставилась в окно, просто потому что туда удобно было смотреть: там ничего не происходило и ничто не смущало глаз.
– Родители не определяют, кто мы есть, – сказала она спустя минуту.
– А вдруг это наследственное? – Лада резко повернулась лицом. – Вдруг я буду такой же? Я, может быть, просто еще не пробовала, поэтому пока не страдаю. А если попробую, и мне понравится? И я буду хотеть этого постоянно, как моя мать? Она же себя вообще не контролирует иногда!
Девчонка раскраснелась. Потерянные глаза забегали по вагону, мечась в отчаянной попытке зацепиться за что-то весомое.
– Мне кажется, либидо нельзя унаследовать, – неуверенно ответила Татьяна.
Лада только хмыкнула и снова отвернулась.
– Поэтому я, с одной стороны, очень хочу попробовать, чтобы узнать, с другой, боюсь, что превращусь в мать. И тогда лучше совсем не начинать.
– В любом случае не попробуешь – не узнаешь, – на большую мудрость опыта Татьяне не хватало.
Девчонка перевела на нее вдумчивый взгляд и опять отвернулась к окну.
– Если стану как мать, уйду в монастырь, – докончила она и сжалась сильнее.
Какое-то время они молчали. Ясное небо постепенно покрывалось облаками и серело. По мере приближения к Москве тучи сгущались. Вскоре сплошная стена леса сменилась пустырями, засеянными полями, садовыми домиками, дачами и коттеджами. Потом пошли небольшие города. Затем опять длинные участки леса. Пейзажи быстро чередовались.
– Я бы хотела жить с отцом, но суд ни за что не поручит ему опеку надо мной, – с сожалением сказала Лада.
Татьяна снова ворвалась в вагон поезда из густых зарослей придорожных деревьев, которые странным образом ее успокаивали. Чтобы понять услышанное, она несколько раз повторила фразу в голове, прежде чем спросить:
– Почему он не может найти постоянную работу?
– Раздолбай потому что, – шутя-любя ответила девчонка.
Она смеялась открыто, ничем не закрывая рта или лица, несмотря на брекеты. Татьяна в уме похвалила ее за это, потому что сама сильно стеснялась, когда носила такие же. Ей казалось, что тяжелые, металлические, неестественные скобы уродуют ее маленькое личико, показывают несовершенство и сильно привлекают внимание людей. Сейчас она смотрела на Ладу и видела, что брекеты не могли ее испортить, потому что воспринимались как нечто чужеродное, и стесняться их было подростковой глупостью.
Попутчица рассказала про своего отца, которого явно любила больше, чем мать. По ее словам, отец был хорошим человеком, но неудачником по жизни. В молодости мечтал стать актером – не сложилось. Теперь перебивался разными черными заработками и делал вид, что пишет книгу на протяжении уже лет десяти. Иногда он уходил в запой, но всегда возвращался к нормальной жизни. От него Лада получала настоящую моральную поддержку, и была привязана к нему с детства гораздо больше, чем к матери, которая всегда давала ей только материальные блага.
– Классическая теледраматическая семья, не находишь? – рассказ девчонка закончила очередной усмешкой.
Татьяна только пожала плечами. Засвистели тормоза. Поезд медленно остановился. Название городка обе пропустили. Поселение было небольшим и безызвестным. Железнодорожная станция стояла каменным особняком на пустынной площади, выделяясь из общей массы ярко-оранжевым цветом. Вокруг торчали поодиночке молодые лиственные деревья, а вдалеке прятались косые дома и безвкусно обшитые профлистом торговые и офисные здания с множеством дешевых вывесок из 90-х гг. Вид из окна навевал тоску не меньше, чем рассказ о Ладиной семье.
Татьяна вздохнула и повернулась к ней, чтобы сказать что-то маловажное, когда в вагон ворвались двое молодых людей. Первый был лыс и подтянут, носил мятую рубашку и джинсовые скинни, рваные в нескольких местах. Желто-серые оттенки разной тональности когда-то белых подошв говорили о любви к пешим прогулкам. Глаза закрывали круглые зеркальные очки.
Второй имел средний рост, среднюю плотность, средней развитости мускулатуру, носил подвернутые на лодыжке чиносы и приталенную футболку с растекающимся во что-то непонятное принтом. Каштановые волосы накрывала бейсболка.
Внешне они выглядели ровесниками Татьяны, но вели себя уверенно и нагло, претендуя на большую взрослость. Кривые ухмылки озарили острые лица. Татьяна почувствовала легкую неприязнь, поймав изучающий взгляд шатена. Лысый переводил хитрые глаза с одной на другую, жуя жвачку.
– Добрый вечер! – сказал он, чуть причмокнув. – Да возрадуется моя душа, ибо поездка предполагает быть интересной.
Он улыбнулся Ладе. Та смущенно ответила тем же и мгновенно залилась краской. Татьяна увидела, как выпрямилась ее осанка, из-за чего грудь выступила чуть вперед, хотя она и так хорошо выдавалась под тонкой майкой, которая даже чаши бюстгальтера закрывала не до конца. Лысый подсел к ней на полку, а второй сел напротив, к Татьяне, и сбросил кожаный рюкзак на пол. Лишь бы отсесть, она вжалась в стену поезда. Пришлось сгруппироваться от напряжения.
– Владимир, – представился лысый, протянув испещренную ссадинами руку Ладе.
Та покраснела и пожала ее.
– Лада.
– Твое полное имя должно быть Мармелада? – мягким, почти женским, голосом с нотками фальшивой нежности проговорил Владимир. – Как еще могли назвать такое прелестное создание!
Татьяна закатила глаза и отвернулась к окну. Девчонка расплылась в смущенно-благодарной улыбке и, облизав губы, закусила нижнюю.
– Нет, просто Лада.
– Ну а это просто Степа, – Владимир небрежно махнул рукой на друга.
Степа кивнул, а потом внимательно посмотрел на Татьяну, заодно оценивая ее внешние данные. Любопытная ухмылочка растянулась на всю ширь узкого лица. Девушка не стала ничего говорить.
– А подругу твою как зовут? – спросил лысый у Лады.
– Таня, – ответила та.
Татьяна посмотрела на нее таким взглядом, будто девчонка раскрыла перед всем миром ее самую страшную тайну, но Лада быстро перевела возбужденный взгляд обратно на лысого.
– Очень приятно, Таня, – нарочито вежливо сказал парень, медленно кивнув.
Девушка на секунду выдавила слабую улыбку в ответ и тут же снова вернула каменное выражение лица. Владимир при этом сверлил ее вдумчивым взглядом, в котором горел недобрый огонек неизвестных мыслей.
– Откуда едешь, Лада? – спросил лысый.
– Из Питера.
Девчонка уперлась в боковую стену поезда, чтобы развернуться к парню всем корпусом.
– Что ж, я дурак, спрашиваю, – воскликнул тот, щелкнув себя легонько по лбу. – Поезд же Питер-Москва, можно было и догадаться.
Лада хихикнула. Татьяна хмыкнула. Степа разглядывал обеих девушек по очереди.
– Москву покорять? – спросил Владимир.
– Мне не надо ее покорять. Я там живу. Уже лет семь как, – усмехнулась в ответ девчонка. – А вы откуда?
Любопытными круглыми глазами она обегала обоих парней за считаные секунды по кругу.
– Я Владимир из Владимира, – заявил лысый, вытянув руку вперед, как Ленин, будто провозглашал свой великий, кровью и потом заслуженный, титул.
– Это что, Владимир был? Такой маленький? – изумилась Лада. – Я думала, он крупный и в другом месте находится.
Парни рассмеялись. Татьяна улыбнулась.
– Нет, глупышка.
Лысый убрал за ухо распущенные волосы Лады, отчего девчонка поджала плечо к голове и густо зарумянилась.
– Это была какая-то захолустная жопа мира, откуда он родом, – говоря это, Владимир перевел ухмыляющийся взгляд на друга. – А я к нему в гости приезжал. Теперь мы едем к нашему третьему другу в Москву.
Дальше Татьяна слушала без интереса, хотя деваться было некуда. Стоило отдать Владимиру должное – он умел развлечь беседой, хоть и примитивной, в которой Лада участвовала с завороженным любопытством. Татьяна заметила искорки в ее глазах. На секунду даже показалось, что девчонка пошла в мать, но она отвергла эту мысль, решив, что той просто не хватает опыта. Она и сама не была умудрена жизнью, но эти парни заставляли напрягаться. Девушка никак не могла удобно сесть, постоянно чувствовала сжатие изнутри и желание забиться в темный угол, подальше от них, но вместо этого приходилось односложно отвечать на изредка задаваемые вопросы.
Говорил в основном лысый. Шатен только посмеивался или вставлял незначительные комментарии. Владимир отвешивал всяческие комплименты Ладе, отчего та все более внимательно слушала и с большим любопытством смотрела. Татьяна подметила у него неплохое чувство юмора, хоть оно и выражалось в исключительно низких шутках.
Парень расспрашивал Ладу обо всем. Она ему обо всем с удовольствием рассказывала. Много времени обсуждали ее мать. Та жаловалась, Владимир понимающе кивал, а потом вставлял псевдомудрые комментарии, но Ладе они нравились, потому что полностью поддерживали ее в этой ситуации.
О себе Владимир рассказал только то, что бросил престижную работу ведущим экономистом в крупной производственной компании, и отправился в путешествие автостопом, в котором находится уже два месяца. Одет он был прилично, относительно чисто и со вкусом, но будто долго ходил в одном и том же. Из вещей вез только худенький рюкзак, что сочеталось с его философией минимализма. Парень больше рассказывал о своих приключениях и людях, которых встречал по пути, все сильнее вовлекая в разговор обеих девушек. Татьяне нравилось узнавать о новых местах, а Ладе – сам Владимир. Под конец пути девчонка смотрела на него с восторгом.
За болтовней время пролетело быстро. Поезд прибыл четко по расписанию в 21:58. На улице стояла темень, но по каплям на окнах и дверях можно было догадаться, что льет дождь, не ливень, но и не мелкая морось. На небе не показывалась ни одна звезда. Все затянулось тучами.
С перрона компания направилась к выходу вслед за галдящей толпой. Кто-то радовался долгожданной встрече, кто-то обсуждал мерзкую погоду, но большинство гремело чемоданами. Татьяна тоже тащила за собой чемоданчик, который то и дело подскакивал на неровностях бетонного покрытия. Она шла впереди всех. Степа шел за ней, натягивая на голову бейсболку. Владимир вел Ладу за плечи следом, рассказывая что-то почти на ухо, потому что шум толпы заглушал его слабый голос.
Все четверо остановились на площади перед вокзалом. Настало время прощаться, которого Татьяна ждала. Сбоку к ним подошел еще один парень, высокий, широкий, с козлиной бородкой на первом подбородке. Владимир представил девушкам третьего друга – Серегу.
– Ну, куда вы, красавицы, в такую погоду пойдете? – сказал лысый. – Что мы, не джентльмены, что ли? Давайте, мы вас подвезем, куда скажете.
Он сразу бросил вопросительный взгляд на Татьяну. Лада сделала то же самое. Девушка не понимала, при чем здесь она.
– Нет, спасибо, не надо, – отмахнулась Татьяна.
– Тань, ну, куда ты сейчас одна? – воскликнула Лада. – Поехали ко мне. Тебе же все равно некуда идти. Мама на работе сегодня. А утром уже нормально будешь искать жилье.
Парни переглянулись между собой.
– Действительно, Татьяна, время позднее, – заметил Владимир. – Опасно в Москве по ночам такой красавице одной разгуливать.
– Поехали, – Лада схватила девушку за руку. – Уже ночь!
Татьяна оцепенела в нерешительности. Дождь успел за несколько минут намочить ее волосы и кроссовки. Ветер обдувал мокрые пальцы, пронзая до косточек. Небо давило темной бездонностью. Четыре пары глаз умоляюще на нее глядели, особенно большие и круглые живые глаза Лады.
– Сереге несложно вас подбросить, – сказал Владимир, подмигивая другу.
Через несколько секунд терзаний Татьяна осознала, что действительно неправильно рассчитала время и не подумала, что в десять вечера не очень удобно в незнакомом городе, тем более таком большом, как Москва, искать ночлег без телефона, в дождь, с чемоданом и в одиночку. А Лада любезно предложила свое гостеприимство. Но ее смущали парни, хоть они и провели с ними несколько часов в поезде, а те много чего о себе рассказали и вели себя вполне откровенно. В основном, Владимир. Степа отмалчивался. И что-то в этом не давало Татьяне покоя.
– Ну, что ты, в самом деле? Не маньяки же мы какие-нибудь, – отшутился Владимир, отчего Лада звонко захихикала, а другие два парня выдавили по смешку. – А вот в одиночку ты гораздо вероятнее на какого-нибудь извращенца наткнешься.
Девушка посмотрела ему в глаза. Парень ответил ей открытым и прямым взглядом, с легкой улыбкой, без загадочного прищура, которым озирался всю дорогу в поезде. «Ладно, действительно лучше держаться людей, чем бродить одной ночью», – подумала Татьяна и согласилась. Лада от радости запрыгала. Владимир широко улыбнулся.
Машина ждала у края площади. Владимир любезно помог Татьяне убрать чемодан в багажник. Серега занял водительское кресло, Степа – пассажирское рядом, остальные трое уместились на заднем. В салоне воняло куревом и выхлопными газами. Свежая елочка с ароматом яблока не спасала. Первые пять минут Татьяне хотелось надеть противогаз, но вскоре мозг привык к такой атмосфере.
Владимир продолжал обнимать Ладу, рассказывая всем о том, что по прогнозам синоптиков «отвратная» погода продлится целых две недели, да и вся оставшаяся половина лета тоже не обещает ничего хорошего. Все взгрустнули. Всем хотелось гулять и наслаждаться теплом.
– Ща, на заправку заедем, – сказал Серега, когда Лада заметила, что они свернули не на ту улицу. – Я знаю, тут неподалеку.
Он закурил сигарету, на несколько секунд отпустив руль вовсе. Татьяна смотрела на это и чувствовала, как сердце учащает ритм. В зеркале заднего вида она поймала ухмылку водителя, а затем нехороший взгляд Степы, который специально повернулся назад, чтобы посмотреть на нее. Девушка прижала к груди рюкзак. Владимир сжимал Ладу за плечи. Та напряженно озиралась по сторонам. Брови ее при этом то хмурились, то выпрямлялись.
– Ты чего, детка? Расслабься, – говорил лысый, поглаживая девчонку пальцами по голому плечу.
Шум города резко пропал. Огни уличных фонарей потухли, а жужжание попутных машин стихло. Они свернули на узкую улицу, в темноте которой едва различались объекты по бокам – шиномонтажные мастерские и магазины автозапчастей. Тусклые вывески плохо читались из окна ускоряющегося автомобиля. Дорога вела на эстакаду, но Серега резко свернул вправо. Машина со стуком понеслась по грунтовой дороге во мглу. Свет фар освещал только близлежащие участки земли. Татьяна успела увидеть лишь грязь, траву и выброшенный металлолом. По магистрали в стороне стремглав проносились автомобили, оставляя за собой рев моторов.
Татьяна напрягла все мышцы, готовясь к худшему. Серега еще не успел остановиться, как Владимир с возгласом: «Ну, что, детка, повеселимся?» принялся тискать Ладу за грудь. Девчонка закричала и попыталась оттолкнуть его. Открыв дверь, Татьяна двумя ногами пнула сиденье спереди, чтобы хоть на мгновение выбить водителя из колеи. Парень от сильного толчка бросил педали, и машина начала глохнуть. Затем из бокового кармашка рюкзака она достала флакон с духами и прыснула в лицо Владимира, который боролся с Ладой, а затем – в Степана, который хотел было броситься другу на помощь, но жгучий спрей обжег ему глаза. Он их тут же зажмурил. Владимир чихал и кашлял, водя ладонями по лицу. Татьяна крикнула Ладе: «Беги!».
Девчонка открыла дверь и вывалилась из машины, но Владимир в слепой панике схватил ее за майку. Татьяна кинула в него рюкзак, от которого он отмахнулся другой рукой. Лада буквально за секунду вывернулась из майки, оставив ее в цепких пальцах лысого. Они побежали в сторону, где под свистящими от ветра деревьями сгущалась тьма. Бежали по вязкой грязи, запинаясь о металлический хлам, валявшийся здесь повсюду.
Серега, толстый и неповоротливый, пытался завести машину. Татьяна схватила Ладу за руку и потащила за собой. Вскоре заревел мотор, автомобиль забуксовал, дав девушкам ценные мгновения на спасение, но затем развернулся и осветил им путь. Впереди оказался метровый забор, а за ним проявлялись силуэты могильных крестов и памятников. Татьяна легко перепрыгнула через ограду, а Лада нуждалась в помощи. Девушка подскочила к ней. Машина ужасающе яркими фарами, мигающими от кочки к кочке, стремительно неслась на них, но остановилась. С обеих сторон открылись двери, и из них выбежали две худые фигуры. Татьяна потянула Ладу, когда та ступила одной ногой на решетку, а второй еще свисала снаружи. Девчонка поцарапала икру, но не заметила этого. Держась за руки, они побежали по узким дорожкам между могилами.
Дождь усиливался. Ветер задул сильнее, поднимая опавшие листья и раскачивая тяжелые кроны осин. В этом шуме не были слышны даже их собственные шаги, поэтому услышать, бегут ли за ними, Татьяна не могла. Она специально свернула вбок, чтобы уйти от света фар, и затеряться в ночи. В дождь и без освещения здесь ничего нельзя было увидеть, но они продолжали бежать. Кладбище казалось узким и длинным.
Почти у самого конца Татьяна одной ногой провалилась в яму, но успела задержаться за Ладу. Они оказались на краю свежевырытой могилы. Девушка тут же шепотом указала девчонке спрыгнуть туда и прыгнула следом. За время дождя там успело скопиться немного воды. Землю размыло. Они плюхнулись в самую жижу, зато приземление получилось мягким. Глубина могилы оказалась небольшой, всего метра полтора, поэтому Татьяна села на землю и потянула за собой Ладу. Вскоре послышались крики парней, которые сначала звали их по именам, уговаривая сдаться и выйти, а потом стали обсуждать успешность всего предприятия. Лада в одном бюстгальтере дрожала от страха и холода. Дождь хлестал ее по плечам. Татьяна сидела, приставив палец ко рту, показывая, что нужно быть тихими. Чтобы хоть как-то согреть, она обняла девчонку и прижала к себе.
– Господи, они нас найдут. Что будет? Что тогда будет? – нервно шептала Лада.
Татьяна не стала отвечать, просто сказала, что никто их не найдет. Она и сама не знала, что будет, точнее, что они будут делать, если их все-таки обнаружат. Она тоже боялась, но почему-то чувствовала себя старшей и ответственной за их спасение, хотя сама выглядела хрупкой недотрогой, выращенной в тепличных условиях, по сравнению с уличной оторвой Ладой.
Вскоре раздался вибрирующий звук. Девчонка сначала ахнула, а потом полезла в карман бридж за телефоном.
– Папа написал, – почти беззвучно произнесла она.
– У тебя есть телефон? – крикливым шепотом воскликнула Татьяна.
Снова раздался голос Владимира. Он приближался. Девушки замерли. Степа ответил издалека что-то наподобие: «Здесь никого нет».
Татьяна жестом показала Ладе выключить звук. Приказ тут же был исполнен. Экран потух. Ветер затих, будто прислушивался к ритму бьющихся девчачьих сердец в разжиженной могиле. Владимир медленно шел в их сторону. Они четко слышали хлюпающие шаги. На несколько секунд он остановился. Это были самые долгие и самые страшные секунды в жизни Татьяны. Ей казалось, что сердце перестало биться. Тело холодело. Конечности немели. В груди образовался стянутый вакуум. В казавшейся пустой голове красным светом мигала тревожная сигнализация. Она ни к чему не призывала и ни о чем не предупреждала, просто визуализировала ощущения. Все нервы и вены превратились в эту сигнализацию, пульсирующим красным светом озарявшую пустое сознание. Татьяна вслушивалась в тишину и всматривалась в кромешное небо, казавшееся крышкой гроба, нависающей над их могилой и медленно-медленно опускающейся с каждой секундой.
– Бля, вдруг они ментов щас вызовут, надо валить отсюда, – голос Степы стал слышен отчетливей и громче. – У этой мелкой же телефон с собой был.
– Да, блядь, они же не втупляют, где они, – отвечал Владимир с сомнением.
– Ты че, Лада же местная, – настаивал первый.
Голос его подрагивал.
– Хуйня это была с самого начала.
– Да, блядь, если б не эта сучка дрыщавая, – досадовал Владимир, – щас бы уже развлекались с мелкой.
– Да забей на нее. Пошли, пока на воле.
– Да ща.
Снова захлюпала грязь. Татьяна закрыла глаза, чтобы справиться с космической скоростью сердцебиения. Лада таращилась то на нее, то на небо. Кто-то сделал шагов пять и снова остановился. Прошло еще несколько мучительно долгих секунд, когда сердца обеих стучали где-то в пятках, а души связало морским узлом.
– Эй, вы кто такие? Че здесь делаете? – раздался старческий рев издалека.
– Погнали, – крикнул Владимир.
Снова послышались быстрые шаги, резко перешедшие в бег.
– Понавадились тут всякие по ночам лазать, – ворчал старик им вслед.
Девушки, вытянув шеи, застыли. Вскоре и его нерасторопные шаги утихли. Минут через пятнадцать пророкотал мотор буксирующего автомобиля. Раздался рывок. Шум двигателя с каждой секундой становился тише, пока совсем не затих. Татьяна выдохнула. Лада молча заплакала. Они все еще боялись издать хотя бы звук, но облегчение уже накрыло обеих. Сердца стучали в унисон с реактивными силами.
– Кажется, уехали, – проговорила девушка, спустя еще минуты две после того, как перестала слышать звуки мотора.
– Ага, – всхлипнула Лада.
– Позвони матери. Надо отсюда выбираться.
Пока девчонка, плача, разговаривала по телефону, Татьяна выкарабкивалась из могилы. Это оказалось не так легко в дождливую погоду, потому что землю внутри и вокруг могилы размыло, но выработанная долгими годами балетной школы ловкость не дала слякоти уронить Татьяну наземь. Она схватилась за небольшой куст в прыжке и, подтянув себя за него, вылезла из ямы.
– Мамин помощник едет за нами, – сказала Лада.
Татьяна протянула ей руку, помогла подняться и потащила наверх. Девчонка весила больше раза в полтора, поэтому тащить ее одной рукой, особенно ни во что не упираясь, было тяжело.
– Цепляйся ногами, – девушка напряглась изо всех сил.
С третьей попытки Ладе удалось зацепиться за тот же куст и не без помощи Татьяны вылезти. Они отдышались, наслаждаясь холодными каплями небесной воды, которая хотя бы частично смывала с них могильную грязь, а потом обнялись и засмеялись.
По отправленной в мессенджере геолокации помощник быстро нашел их, но не сразу смог подобраться к забору кладбища на машине. Немного побуксовав, он заглушил мотор и вышел из автомобиля. Лада с Татьяной выбежали ему навстречу, сверкая экраном телефона.
– Павлик! – обрадовалась девчонка, кидаясь в объятия молодому человеку в отливающем синем костюме.
Его белоснежная рубашка вмиг превратилась в полотно для грязного месива из глины, песка и травы.
– Что с тобой случилось? – взволнованно спросил Павлик, оглядывая Ладу сверху вниз. – На, накинь.
Он аккуратно положил ей на плечи пиджак. Девчонка укуталась в него, как младенец в отцовский халат.
– По дороге расскажу, – ответила она, садясь на переднее сиденье.
– Здрасьте, – сказал Павлик, недоверчиво глядя на Татьяну.
Лада представила ему свою спасительницу. Парень позволил ей сесть сзади. В салоне царили идеальная чистота и порядок. Мокрые и грязные, они внесли непоправимый хаос в этот рай для перфекциониста. Девушка специально сжалась, чтобы занимать меньше места, хотя это не имело смысла.
Она только теперь вспомнила, что все свои вещи оставила в машине тех подонков. Абсолютно все: деньги, документы, одежду. У нее ничего не осталось. После пережитого стресса потеря документов и отсутствие денег казались такой мелочью, поэтому не вызвали столько волнений, но она боялась думать, что теперь будет делать. Ей даже за проезд оплатить было нечем, даже кофе купить не на что, а как устроиться на работу без паспорта, она совсем не представляла. Татьяна была уверена – в полицию идти нельзя. Оттуда ее бы сразу привели к матери, и все эти страдания оказались бы зря. Девушка успокоила себя мыслью, что пока она в тепле и безопасности, потому будет решать проблемы по мере их поступления.
Всю дорогу Лада эмоционально и выразительно рассказывала Павлику об их с Татьяной приключениях, начав с самого начала – знакомства в поезде. До места работы ее матери они доехали быстро.
Татьяна заметила это здание издалека, потому что оно светилось неоном, бегающим по фасаду снизу вверх, справа налево и обратно. Все два этажа имели панорамное остекление, бессмысленное, потому что окна полностью заклеили постерами с нарисованными танцующими людьми и рекламными афишами, завлекающими прохожих внутрь. На фронтальной стене под крышей светилась белая вывеска «DANCEHALL»1.
Перед клубом образовалась длинная очередь красиво и блестяще одетых молодых людей и девушек. В пятницу вечером заведение явно пользовалось популярностью. На входе стояли два шаблонных амбала в черных, наискось сшитых костюмах, с красными бабочками. Смотрелось неуместно, но забавляло.
Помощник объехал клуб и остановился напротив двустворчатой железной двери с обратной стороны здания. Сказав пассажиркам выходить, он сам остался за рулем и не глушил мотор.
– Я пока припаркуюсь, а вы идите в гримерку. У нее совещание в кабинете, но оно вот-вот должно закончиться.
Как только Татьяна захлопнула за собой дверцу, Павлик тронулся с места и уехал в темный угол небольшого двора. Открыв трудно поддающуюся дверь, они оказались в тусклом коридоре, забитом хламом, и быстро прошли по нему. За белой дверью шел другой коридор, куда более широкий и красиво отделанный розово-голубой подсветкой.
Сбоку Татьяна увидела невысокую, но широкую сцену с полукруглым выступом в середине. На ней разместилось музыкальное оборудование. Там за диджейским пультом пританцовывал парень в огромных наушниках. Саму сцену тоже обрамляла яркая подсветка.
Над ней, на высоте среднего мужского роста, танцевали девушки в специальных круглых балкончиках с перилами по пояс, напоминающие подставки под стаканы в железнодорожных поездах. Перила были выполнены из нержавеющей стали с витиеватым узором, ячеистым и переплетенным. Из центра каждого «стакана» торчал шест. В такую полуклетку свободно могла поместиться только одна девушка.
Танцовщицы активно двигались под такт музыки, выпячивая на всеувидение женские прелести, потому что из одежды на них осталось лишь нижнее белье, но не стандартное эротическое, а, скорее, сценические костюмы откровенного толка. На чашах бюстгальтеров сверкали густо нашитые стразы. Трусики и чулки в сеточку соединяли подвязки с бантиками. Поверх голого торса каждая надела короткий пиджак с поролоновыми гигантскими надплечниками, какие носили в 90-е, а на ноги – эпатажные лакированные сапоги на платформе и высоченных каблуках в стиле Леди Гаги. Смотрелось нелепо и сексуально. Работало, судя по завороженным взглядам мужчин, которые даже забывали пить пиво, наблюдая за эротичными изгибами пластичных тел.
Татьяна тоже замерла на месте и не могла оторвать глаз, но не от тел, а от их движений. То дерзких, то плавных, но всегда изящных и выверенных. Танцовщицы легко улавливали ритм мелодии, который часто и быстро менялся, вмиг подстраиваясь под следующий. Больше всего Татьяне понравилась девушка справа, которая отличалась выдающимся бюстом и длинными волосами рыжего цвета. Волосы крутились и хлестали ее по лицу и телу, повторяя движения, и это было зрелищно. Танцовщица на доли секунды задержала на Татьяне взгляд, но быстро отвела его, равнодушно улыбаясь пустоте над толпой.
– Че, девочки гоу-гоу понравились? – спросила с усмешкой Лада. – Они у нас лучшие! А рыжая, Светка, самая-самая! Кстати, она тоже бывшая балерина.
Девчонка подмигнула. Татьяна посмотрела на нее вопросительно и снова уставилась на рыжую. Та переставляла ноги под нестройный темп, параллельно выворачивая туловище, руки и голову в разные стороны. Смотрелось красиво и легко, но Татьяна представляла, как ей непросто сейчас. Несмотря ни на что девушка улыбалась, безэмоционально и технично. На нее многие заглядывались, особенно представители мужского пола. Грация и сквозящая в каждом движении сексуальность завораживали.
– У нас в академии считалось самым позорным пойти после балета танцевать гоу-гоу, – с грустью и сомнением проговорила Татьяна, не отрывая глаз от танцев.
– Ха, – нарочно выдавила смешок Лада. – Ты зарплаты сначала сравни. Да танцовщица гоу-гоу за один уикенд может заработать столько, сколько балерина в театре за месяц!
– Это сколько? – удивилась Татьяна. – Без стриптиза?
– Конечно, без! Стриптиз – это стриптиз, а это гоу-гоу! – возмутилась девчонка. – Ну, мать каждой платит по пять косарей за ночь. А Светка рассказывала, что обычная балерина в обычном театре получает пятнадцать штук в месяц. Сама посчитай.
– Ну, да, так и получается, – хмыкнула Татьяна, умножив в уме. – Прикольно.
– Причем на балерину надо лет десять учиться, а танцовщицей любая смазливая дура стать может, – усмехнулась девушка. – Ну, если танцевать, конечно, умеет.
Тут сзади к ним подбежал запыхавшийся Павлик. Он взял обеих девушек за плечи и отвел в сторону.
– Я же сказал в гримерку! – ворчал, оглядываясь по сторонам. – Че вы мне тут гостей распугиваете?!
Татьяна тоже осмотрелась вокруг и заметила, как некоторые из танцующих странно на них пялятся, а потом посмотрела на себя и поняла, в чем дело. Все их лица и тела вымазались в грязи и траве. Они наверняка воняли, да и одеты были неподобающим образом. Это привлекало нежелательное внимание. Павлик быстро отвел их в сторону подальше от толпы и привел в темный коридор, подсвеченный только светодиодными проводами, натянутыми под потолками, и украшенный картинами авангардистов. В конце они уперлись в еще одну дверь – с табличкой «Арт-директор». Павлик аккуратно постучался, а затем открыл ее, выдвинув девушек вперед.
– Как тебя угораздило? – раздался низкий женский голос. Тон был раздраженным и взволнованным, но сам голос показался Татьяне бархатным.
Матерью Лады оказалась высокая женщина с круглым бюстом и мускулистыми ногами. Привлекательность фигуры подчеркивало черное мини. Узкий вырез воротника уходил ровно в полоску между грудями, придавая острой пикантности в целом строгому образу. Лицо, как и все тело, имело острые черты, треугольные, угловатые, несоразмерные. Носик терялся на фоне больших карих глаз и пухлого, словно взбитого, рта, акцентированного алой помадой. Губы имели настолько сжатую форму, что казалось, женщина постоянно вытягивала их вперед в жалкой попытке сделать трубочку. Смотрелось вызывающе.
Татьяна не смогла определить точный возраст, потому что арт-директор выглядела молодо, но имела такую взрослую дочь. Тридцать пять – максимум, который совесть позволила ей присвоить. Ухоженность бросалась в глаза. Волосы, качественно покрашенные в каштановый, пышные, упругие, широкими волнами спадали с плеч на грудь.
– Как ты оказалась на кладбище? – встревоженно спросила женщина, обхватив Ладу за плечи.
– Ща расскажу, – отмахнулась та, выцепилась из тонких рук и плюхнулась на зеленый диван, стоявший по правый бок от двери.
Пока на Татьяну не обращали внимания, она разглядывала помещение. Квадратный кабинет имел два трехстворчатых окна, между которыми идеально встроился офисный шкаф, заставленный папками с файлами. Оживленности придавали декоративные пальмы в громоздких глиняных горшках. Стол представлял собой массивную конструкцию в форме буквы «Т» с тонкими мини-этажерками по бокам, на которых складировались канцелярия, книги, сувениры и косметика.
Над столом возвышалось мозаичное панно с голой женщиной на песке. Тело ее обвивала толстая белая змея с жуткими красными глазами. Но лицо женщины выражало безмятежность, если не удовольствие. На боковых стенах тоже висели картины, написанные аэрозольными красками на не тканевых холстах. На них изображались космические пространства. Их хаотичность не сочеталась со строгостью остального интерьера.
С обеих сторон от входа стояли трехместные кожаные диваны, на одном из которых с удобством расположилась Лада. Татьяна, не спрашивая разрешения, решила сесть рядом.
– Давай, я тебе сначала мою спасительницу представлю, – Лада показала на девушку в тот самый момент, когда девушка садилась, тем самым заставила ее замереть и снова подняться.
– Татьяна, – она слегка поклонилась от растерянности.
– Арина, мать этой безрассудной, – сказала женщина, поджав уголки пухлых губ, и скрестила руки под грудью, которая за счет этого тоже взбилась и стала выпирать сильнее.
– От чего она тебя спасла? И почему, вообще, тебя надо было спасать? Во что ты на этот раз вляпалась? – Арина быстро раздражалась. – Куда отец твой смотрел? Он тебя опять одну отправил? Где он, вообще, деньги нашел на билеты?
– Он уже три месяца работает на одной работе! – с гордостью провозгласила Лада, выпятив подбородок вперед.
– Тоже мне работник года!
Татьяна, поняв, что ей больше участвовать в беседе не придется, спокойно села на диван, переводя непричастный взгляд с Лады на мать и обратно. Наконец, она ощутила, как тело расслабляется. Она настолько привыкла к напряжению, что до настоящего момента не замечала этого, но, только коснувшись попой мягкого сиденья, почувствовала, как оттаивают конечности, как легче стало шевелить шеей и как грудь задышала в полную силу.
– Зачем ты вообще сбежала опять? – развела руками в воздухе Арина и уставилась на дочь. – Я же тебе обещала, что в августе ты к нему поедешь! Я бы тебя отвезла и привезла. И без всех этих приключений.
– До августа еще целый месяц! Я отца полгода не видела!
Арина гневно закатила глаза, но ничего не сказала, снова скрестив руки, только сильнее. Лада тоже насупилась и отвернулась к окну, за которым густела тьма.
– Ладно, рассказывай, – успокоилась женщина.
Девчонка пару секунд мешкала, хмурясь, но потом начала повествование. Вскоре она уже говорила так же эмоционально, как до этого в машине с Павликом, описывая мельчайшие подробности. Арина ее часто перебивала возмущенными вопросами, но, не получая ответы, слушала дальше.
– Вот ты дура малолетняя! – вскричала женщина, когда Лада закончила рассказ. – А если бы ты одна была? Сейчас бы валялась где-нибудь в канаве, не факт что живая! Да как, вообще, можно быть настолько легкомысленной?!
Мать кричала в потолок или выше, вздымая руки к небу. Дочь смотрела на нее со слезами на глазах и сутулилась в попытке сжаться до сингулярности.
– К незнакомым парням! Садиться в машину! Ночью! Ты, Татьяна, конечно, тоже молодец! – Арина резко повернулась к ней и наткнулась на испуганные глаза. – С одной стороны, конечно, хорошо, что ты с этой дурой поехала! Но сама-то как не сообразила? А вдруг бы не удалось спастись? Вы чем вообще думаете? Вагинами вместо мозга?!
– Вагиной обычно ты думаешь! – воскликнула с обидой Лада. – А я, может быть, почти влюбилась!
Женщина просверлила дочь разъяренными глазами, застыв в неестественной позе, и сжала кулаки, будто готовилась ударить. Татьяна снова напряглась. Лада совсем ссутулилась, скрестив под грудью руки, и отвернулась к окну, не желая видеть озлобленное лицо матери. Та вся покраснела, но через пару минут в молчании и оцепенении успокоилась. Арина прошла за стол и громко села в кресло, положив руку на подлокотник.
– Ладно. Таня, спасибо, что спасла эту глупую.
Татьяна тут же подняла взгляд на женщину, но та закрыла глаза, водила пальцами по лбу, разглаживала морщины, которых и так не было видно.
– Как я могу тебя отблагодарить?
– Не знаю, – растерялась девушка. – Мне ночевать негде.
– Я уже пригласила ее переночевать у меня, – встряла Лада. – Еще до этого… всего.
– Ну, что ж, Павлик вас отвезет тогда.
Она вызвала его по телефону. Через минуту парень появился в проеме. Девушки быстро поднялись с дивана и направились к нему.
– Таня, ты подумай. Утром поговорим, – сказала им вслед Арина. – Я не люблю быть неблагодарной. Может быть, я тебе чем-то смогу помочь.
Она хмыкнула, пожав плечами, и в следующий миг уставилась в светящийся монитор, словно сразу забыла о дочери, Татьяне и помощнике.
Пока они выходили из клуба, Павлик спрашивал Ладу о том, как сильно ругалась мать. Та отвечала неохотно, отмахивалась и отшучивалась. На обратном пути Татьяна еще раз посмотрела на танцовщиц гоу-гоу. Рыжей уже не было. Теперь танцевали две длинные азиатки в гипертрофированной форме корейских школьниц с более короткими юбками и прозрачными блузками. Милые лица девушек заманчиво улыбались всем. Татьяна позавидовала здоровью их кожи, но долго понаблюдать за ними не удалось. Лада потащила ее за руку к выходу.
Квартира находилась недалеко от клуба, в престижном районе в кондоминиуме премиум-класса со шлагбаумом, постом охраны и консьержем. Павлик довел их до лифта, Ладу обнял на прощание, а Татьяне крепко пожал руку и удалился на улицу. Девушки поднялись на десятый этаж и вошли в одну из трех железных дверей. Пространство явно обставлял профессиональный дизайнер. Во всех видимых комнатах в зеркалах и на глянцевых поверхностях играл свет. Все элементы декора и мебель специально подбирали для сочетаемости, но здесь очень недоставало уюта.
– Проходи, не стесняйся, – радушно сказала Лада, закрывая за собой дверь.
Осмотрев широкую прихожую, отделанную бежевой плиткой и мозаикой, Татьяна лишний раз убедилась, что такой вариант ночевки гораздо лучше, чем какой-нибудь хостел и, тем более, дождливая улица. Она сделала несколько неуверенных шагов вперед. Лада скинула пиджак Павлика на велюровый пуф и прошла по длинному коридору за матовое стекло. Татьяна последовала за ней. Из коридора в разные комнаты вело несколько дверей. Остальные были глухими.
– Чур, я первая в душ! – воскликнула Лада.
В ванной приятно пахло чем-то цитрусовым. Девушка сразу вспомнила любимый лимонный пирог, который часто готовила мать, и чуть не заплакала, вовремя зажмурившись. Приступ отчаяния прошел через несколько секунд. Она еще раз умыла лицо холодной водой и тщательно вымыла руки кремовым жидким мылом, пахнущим миндальным молочком. Уровень комфорта в этой квартире был несравним даже с уровнем домашнего уюта, тщательно создаваемого ее матерью. Но Татьяна остановила себя на мысли, что теперь у нее не было дома, лимонного пирога и мамы.
– Ладно, ты там посиди где-нибудь. Че найдешь в холодильнике, все можешь есть, – Лада почти выталкивала Татьяну из ванной. – Фу, я такая грязная! Мне не терпится помыться.
Последние слова она произносила уже за закрытой дверью. Татьяна улыбнулась и отправилась на кухню, которая оказалась одновременно гостиной с выделенными зонами для готовки и для отдыха. Татьяне не хотелось здесь ничего трогать, чтобы не испачкать. Но живот урчал неистово, ибо ела она в последний раз часов десять назад, поэтому первым делом заглянула в огромный холодильник, раскрыв его как шкаф обеими руками.
Раздавшиеся запахи пробудили зверский аппетит. Ей захотелось, не глядя, набрать с десяток контейнеров, в которые была разложена приготовленная еда, и опустошить все до единого, но, вспомнив, что находится в гостях, Татьяна остановила себя и начала по очереди разглядывать ланч-боксы, пытаясь сквозь полупрозрачные стенки определить, что хранится в каждом. В трех первых кто-то порционно разложил одно и то же блюдо: гречку с курицей. Второй ряд контейнеров содержал овощные салаты с сыром. В третьей партии хранились разрезанные на дольки фрукты. Кажется, в этой семье делали заготовки на несколько дней вперед. Вряд ли это делала Лада, поэтому наверняка Арина. Татьяна тут же отпрянула от контейнеров, боясь их трогать, чтобы не угодить потом под шквал недовольства хозяйки.
Она покопалась на полках в поисках того, что можно было съесть без приготовления. Холодильник забили овощи, зелень, сыры, какие-то соусы и йогурты, а Татьяне хотелось чего-то сытного, возможно, жирного и, скорее всего, вредного. В этой квартире явно следили за здоровьем. Девушка привыкла питаться овощами и зеленью, но не после десяти часов голода и тем более не после пережитого. Она выбрала сыр и йогурт, когда Лада в голубом махровом халате вошла в кухню и плюхнулась на мягкий стул.
– Че, там есть че-нибудь съедобное? – вяло спросила девчонка, вытянув шею в попытке заглянуть в холодильник.
– Мало чего, – Татьяна поставила на стол свои находки. – Вот.
– Опять мать всякой гадостью холодос забила, а мою наверняка выбросила, – проворчала Лада, встала со стула и сама отправилась исследовать содержимое холодильной камеры, погрузившись туда головой. – Яишку будешь?
– Буду, – кивнула Татьяна с чувством.
– Тогда иди пока в душ, ща приготовлю.
Гостья послушалась. Она еще в могиле мечтала о горячей воде с мылом. Грязь запеклась в волосах и на коже, оседая пылью на пол. Татьяна аккуратно сняла одежду, чтобы как можно меньше грязи оставить вокруг, но вышло плохо. Впрочем, еще до нее здесь наследила Лада, которая не особенно беспокоилась по этому поводу. Гелей для душа на полках был представлен целый ассортимент. Девушка взяла цитрусовый. После душа она пахла как декоративное лимонное дерево.
Не выходя из ванной, лишь слегка приоткрыв дверь, Татьяна спросила у хозяйки, может ли та дать сменную одежду. Лада принесла ночную пижаму, которая оказалась девушке велика, но злоупотреблять гостеприимством не хотелось. Переодевшись в свежее, она, наконец, полностью расслабилась. Руки и ноги сразу обмякли, будто тридцать три года пролежали без движения. Вернувшись на кухню, Татьяна рухнула на стул.
– Спасибо, – благодарная улыбка встречала блюдо с горячей глазуньей.
– Приятного, – кивнула Лада.
– А я в свои восемнадцать до сих пор готовить не умею, – внезапно, даже для себя, заметила девушка, опустив взгляд в тарелку.
– Да я тоже особо не умею. Яишку только, – девчонка откусила полкуска серого хлеба, предварительно макнув его в желток. – И мать моя не умеет. Нам экономка готовит и все по контейнерам раскладывает.
Следом в рот полетел ломтик белка. Татьяна повторяла за ней. Глазунью не любила мать, поэтому девушка такое никогда не ела, но всегда хотела попробовать. Сырой желток оказался вязким и вкусным, особенно с хлебом.
Прожевав, Лада продолжила.
– Причем для меня она готовит отдельно, потому что я не могу есть ту гадость, что мать жрет. Она меня постоянно пытается на диету посадить. Сама себя изводит, и меня тоже решила извести. А я считаю, что я и так прекрасна. Моей груди все худые одноклассницы завидуют.
Она горделиво заулыбалась.
– Тут есть чему, – не без толики зависти заметила Татьяна, мельком взглянув на себя.
– А мне этот парень почти понравился, – Лада задумчиво уставилась на дверь кухни. – На самом деле, я бы ему, может, по доброй воле дала, если бы он не был так напорист. И без друзей. И пригласил бы меня на свидание. Хотя бы на одно.
– Он мерзкий, – фыркнула Татьяна. – И дружки его тоже.
– Дружки да, – вздохнула девчонка. – Блин, мы такие тупые с тобой. Это я во всем виновата. Тебя в это втянула. На первого встречного запала. Может, я все-таки в мать?
Она цокнула и снова принялась за яичницу.
– Конечно, нет, – воскликнула Татьяна. – Мы просто с тобой обе неопытные. Я ведь тоже, можно сказать, на первого встречного запала. Я тогда вообще напилась и была без сознания. Он со мной мог сделать все что угодно. Просто мне повезло, что он оказался хорошим.
– Все равно с подругой твоей замутил. Разве это хорошо?
– И правда, – девушка умолкла.
Наевшись, обе почувствовали дикую сонливость. Лада указала Татьяне на раскладной двуспальный диван в ее комнате у окна, кинула туда подушку, покрывало и белье, чтобы гостья приготовила себе постель, а сама со словами «Спокойной ночи» и зевотой прыгнула на высокую кровать и мгновенно уснула. Татьяна тоже, как только коснулась подушки, отключилась. День выдался насыщенным.
Проснулась Татьяна от громкого хлопка. Они забыли закрыть дверь в комнату. И из прихожей все было прекрасно слышно. Девушка резко вскочила. Лада тоже проснулась. Потягиваясь, она сообщила, что это мать вернулась с работы. Проходя по коридору, Арина заглянула в пустой проем.
– Че не спите?
– Дверь надо тихо закрывать! – проворчала из-под подушки дочь.
– В комнату дверь надо закрывать, – так же грубо ответила мать и пошла дальше.
Пялясь в голубой потолок, Татьяна прислушивалась к каждому шороху, который издавала Арина на кухне. Она несколько раз открывала холодильник, ставила контейнеры на стол, кипятила чайник, звенела приборами и посудой. Им обеим было лень подняться и закрыть дверь, поэтому приходилось слушать. Лада накрылась подушкой и закуталась в одеяло, создав себе слабую звукоизоляцию, а Татьяна просто лежала на спине, часто моргая и зевая. Электронные часы на письменном столе показывали раннее утро: без пяти семь. Они проспали примерно пять часов, но Татьяне казалось, что ее разбудили спустя пятнадцать минут после засыпания.
Почувствовав тяжесть в мочевом пузыре, она поднялась и вышла в ванную. На выходе ее поймала Арина с чашкой ароматного кофе в руке. Девушка учуяла бодрящий запах и непроизвольно втянула его.
– Тоже хочешь? – спросила женщина, чуть сбившись, потому что изначально хотела спросить что-то другое.
– Не откажусь, – расплылась в улыбке Татьяна и последовала за хозяйкой на кухню.
Женщина все еще была в рабочем платье, но босиком. Даже без туфель она оказалась выше Татьяны примерно на треть головы. Собранные в конский хвост волосы виляли за плавной походкой, как успокоительный маятник. Арина вылила из кофеварки остатки коричневой жидкости в чайную чашку. Молоко гостья попросить не отважилась, но кофе все равно оказался вкусным, даже без пряностей.
Арина села на стул, спиной к выходу, поставив перед собой контейнер с греческим салатом и бутерброд из зернового хлеба с сыром и хумусом.
– Можешь сделать себе такой же, – сказала она Татьяне, заметив ее возбужденный аппетитом взгляд. – Все на столе.
Девушка поблагодарила и намазала на хлеб хумус, а потом отрезала пару ломтей дырявого сыра и положила сверху. С кофе такой бутерброд показался кислее, чем она помнила из прошлой жизни, но аппетит это не портило.
– Ты подумала?
Женщина впила внимательный взгляд в Татьянино растерянное лицо. Спросонок она не сразу сообразила, о чем речь, но, вспомнив, закивала, а потом отрицательно закачала головой.
– То есть нет, я еще не думала…
От волнения она чуть не подавилась. Арина отвернулась и принялась медленно есть салат, закусывая бутербродом. Татьяна ела быстро и с жадностью, успев докончить свой до того, как женщина задала следующий вопрос.
– Неужели тебе деньги не нужны?
Татьяна кашлянула, борясь с последствиями того раза, когда чуть не подавилась, и сделала еще глоток кофе.
– Нужны, разумеется. Я вчера все деньги, вещи и документы потеряла.
Девушка старалась не смотреть на Арину, потому что та ее пристально разглядывала.
– Документы легко восстановить, а деньги я могу тебе дать, – сказала она спокойным, но твердым тоном. – В благодарность за спасение дочери.
– Деньги меня не спасут, – нерешительно начала девушка, сжимая кулаками ткань пижамы, но поняв, что терять ей нечего и можно быть посмелее, добавила, – а вот работа мне очень нужна.
Арина посмотрела на нее другим взглядом, чуть прищурившись, и усмехнулась.
– А что ты умеешь делать?
– Танцевать. Я хочу стать танцовщицей гоу-гоу, – выпрямилась Татьяна.
– Хм. Ты училась?
– Я закончила академию балета в этом году.
– А современные танцы?
– Нет, – девушка снова опустила голову. – Но я смогу! Я видела, как танцуют у вас в клубе. Я уверена, я смогу так же.
Арина, хмыкнув, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Прикованный карий взгляд заставлял Татьяну с каждой секундой нервничать сильнее, как будто защитные поля под действием невидимого лазера ослабевали и открывали хрупкое тельце полностью для бомбардировок. Примерно минуту женщина изучала ее, а потом взяла со стола смартфон и одним пальцем включила музыку. Кухня наполнилась мелодичными электронными звуками в стиле техно.
– Давай танцуй, как мои девочки в клубе, – она кивнула в сторону пустого места в середине кухни.
Татьяна растерялась, но не осмелилась не послушаться и вышла на «танцпол». Собравшись с силами и переборов неловкость, словила ритм и задвигалась в такт мелодии. Сама не знала, что делает, но выполняла странные движения, увиденные когда-то в кино или где-нибудь еще.
– Импровизируй, не стесняйся, – подогревала женщина.
Девушка начала двигаться оживленнее, разводила вперед, назад и в сторону руки, делала маленькие шажки ногами, виляла бедрами то влево, то вправо, а потом, когда мелодия резко затихла, замерла с поднятыми руками.
– Хореография – говно, – сурово озвучила вердикт Арина, – но пластика хорошая.
Татьяна смутилась, покраснела и застыла в виноватой позе, не зная, как еще можно доказать, что она может танцевать гоу-гоу, но той дополнительные аргументы не потребовались.
– Ладно, так уж и быть. Возьму тебя на испытательный срок, – женщина вернулась к завтраку. – На месяц.
Она резко обернулась и грозно посмотрела на Татьяну, а потом, поймав признательный взгляд, выпила кофе.
– Имей в виду, я тебя в благодарность только на испытательный срок взяла. Ты можешь легко с него вылететь. У меня танцовщики, вообще-то, большой конкурс сначала проходят, чтобы просто попасть на стажировку. И даже после жесткого отбора не все ее переживают.
– Конечно, я все понимаю, – закивала Татьяна. – Все равно спасибо.
– Хм.
Женщина медленно проходилась взглядом по ее лицу, что-то про себя анализируя, отчего девушка заморгала и забегала глазами по комнате.
– На испытательном плачу две пятьсот за ночь, после пять, – продолжала Арина с кружкой в руке, иногда делая короткие глотки кофе. – Работать предстоит с десяти вечера до четырех утра, чередуясь по двадцать минут, в пятницу, субботу и воскресенье. Сразу скажу, придется подчиняться единой строгой дисциплине. Никаких опозданий как на работу, так и на репетиции, а репетиции для тематических вечеринок обязательно будут. Танцы будет ставить Света, она главная среди танцовщиков. Ее лучше слушаться.
– Рыжая такая? – невольно перебила Татьяна, вспомнив девушку на сцене, которую они с Ладой обсуждали.
– Знаешь ее?
– Нет, просто вчера видела, как она танцевала. Мне понравилось.
Татьяна снова смутилась и опустила взгляд, решив тоже выпить кофе.
– Для повседневной работы костюм придется шить самой, но обязательно каждый предварительно согласовывать со мной, – продолжала арт-директор с напором, набирая темп, будто чеканила монеты. – Независимо от обстоятельств работать ты должна каждые выходные. Никаких больничных. Никто тебе их оплачивать не будет. Отмазки типа «заболела единственная кошка», «я на предсмертном одре» и «сегодня у любимой тети Клавы день рождения» не принимаются. Не вышла в пятницу, в субботу и воскресенье можешь не выходить, потому что я найду замену на весь уикенд. Не вышла в воскресенье, пятница и суббота будут оплачены только наполовину, потому что мне срочно придется искать тебе замену. Пропустила тематическую вечеринку, к которой мы готовились с репетициями, ты уволена.
Она посмотрела девушке в глаза, чтобы убедиться в ее понятливости и готовности к такому развитию событий. От глубины взгляда создавалось ощущение, будто мысли и чувства проверяются специальным наносканером, внедренным в радужку глаза. Татьяна не была уверена, что до конца все это понимает, но медленно кивнула, ведь терять ей было нечего.
– С гостями клуба в рабочее время общаться запрещено. После смены делай что хочешь. Чаевые собирает охранник и относит в бар. Ты на деньги не обращаешь внимания. Чай общий, все делится между всеми официантами, барменами и танцовщиками. Что непонятно?
Вопрос она задала тоном человека, который очень не любит, когда задают дополнительные вопросы.
– Все понятно, – для большей убедительности Татьяна кивнула несколько раз.
Через секунду на кухне появилась шаткая фигура сонной Лады.
– Че за тусняк вы тут устроили? – ворчала она, пробираясь к кувшину с водой. – Поспать не даете, сволочи.
– Поздравь свою подружку, – Арина взмахнула свободной рукой. – Она теперь танцует гоу-гоу в моем клубе.
– Взаправду?
Глаза девчонки резко проснулись и широко раскрылись от удивления. Она протерла правый рукой, будто проверяла, не галлюцинация ли это.
– Понарошку, – рассмеялась женщина.
Лада несколько секунд после пребывала в замешательстве, но, встретив улыбающийся взгляд Татьяны, все осознала.
– Ну, поздравляю, – почти равнодушно сказала она и налила полный стакан воды.
Потом девчонка присоединилась к трапезе за столом, пофыркав на еду матери. Себе она сделала бутерброд с глазуньей и запила персиковым соком. За столом Татьяна молча допивала кофе, пока Арина с Ладой обсуждали семейные дела. Мать выспрашивала о чьем-то брате и бывшем муже. Тон ее при этом был раздражительным и недовольным, а порой и злорадным, словно она всеми силами пыталась показать ненависть и пренебрежение, но Татьяне казалось, что за этой злобой скрывалась обида. Впрочем, эти проблемы ее не касались, поэтому она помалкивала и старалась не особо вдумываться, потому что тема была щепетильная.
– Ну, работа у тебя теперь есть, – сказала Лада, когда завтраки уже были съедены, а Арина отправилась умываться перед сном. – Жить где будешь?
– Не знаю, – Татьяна пожала плечами. – На самом деле, мне даже есть нечего, потому что денег у меня тоже нет.
– Ого, – удивилась Лада.
Сначала она откинулась на спинку дивана, а потом резко соскочила с него и побежала к матери в ванную.
– Ма, Тане жить негде! И даже есть нечего! Можно, она у нас поживет месяцок? А?
Девчонка бесцеремонно открыла стеклянную дверь и вбежала внутрь. Татьяна слышала только шум воды и нечеткие голоса, но суть разобрала исключительно по тону говорящих. Арина явно не воодушевилась идеей дочери. Татьяна и сама не хотела навязываться.
Через пару минут женщина, уже без макияжа и в шелковом неглиже, появилась на кухне.
– Так, здесь ты жить не будешь, даже не рассчитывай, – строго начала она с порога. – Я заплачу тебе авансом тридцать тысяч. Это эквивалент двенадцати смен. Думаю, тебе хватит, чтобы снять какую-нибудь комнатушку и просуществовать как-нибудь первый месяц.
Арина смерила Татьяну суровым взглядом. Девушка единожды кивнула.
– Да, спасибо.
Женщина вышла в прихожую, достала из сумочки кошелек и вернулась на кухню. Она небрежно кинула шесть пятитысячных купюр на стол и, разворачиваясь к коридору, бросила:
– Сегодня в половину десятого жду тебя в клубе. Когда проснусь, тебя здесь быть не должно.
Татьяна вздохнула и взяла деньги.
– Сучка недотраханная, – тихо, но с чувством сказала Лада, садясь за стол. – Всегда, когда у нее больше одного дня нет секса, она такая стервозная.
– Да нет, – возразила Татьяна, – я бы тоже была против, чтобы в моей квартире какая-то незнакомка жила целый месяц.
– Была бы ты парнем, уверена, она бы с радостью согласилась, – ухмыльнулась девчонка.
Татьяна посмотрела на нее с сочувствием, но оттягивать с решением насущных проблем было некогда. Лада бескорыстно отдала свое черное хлопковое платье, которое на пару-тройку размеров было велико Татьяне, но зато пахло цветочной свежестью и оказалось весьма удобным. Спортивный костюм с футболкой девушка сунула в пакет, и это был весь ее скарб. Ей даже не во что было положить деньги. Девчонка подарила маленький кошелек, в каких обычно носят монеты, но Татьяна с усилием засунула туда купюры.
– Спасибо, – сказала она, стоя на придверном коврике в прихожей.
– Что ты! Тебе спасибо! Если бы не ты! – Лада обняла девушку, как родную сестру.
Татьяна сначала опешила, а потом, почувствовав тепло ее пухлых рук, расслабилась и обхватила мягкие лопатки.
– Ладно, еще увидимся, – улыбнулась, помахала рукой и вышла за дверь.
Впереди ее снова ждали большой город, неизвестность и возможные опасности.