Филипп
Мне казалось, еще одни выходные – и я переболею этой девчонкой. Воспользуюсь по максимуму, выдеру во все щели и забуду навсегда.
Затем постараюсь отдалить ее от себя, пока она не влюбилась. Пока ее чувство не созрело окончательно. Пока ни о чем не узнала моя дочь.
Блядь.
О чем я думал, когда пошел на поводу у этой девочки?!
И вот она лежит на плитах перед бассейном. Хрупкая и сильная, умная и покорная. Совершенная красота, созданная природой.
Идеальная.
Мое совершенство!
Все, что мне надо, все, о чем я даже не мечтал, о чем не смел думать в самых буйных фантазиях. Невероятно сексуальна, активна, напориста, раскрепощена, естественна, и прямо под меня. Все – для меня. Развратна – только со мной.
Бля, если это искушение, то даже не знаю, какова будет расплата.
В Кире нет ничего из того, что я ненавижу, ни наращенных ресниц, ни искусственной груди, ни глупых речей.
Нет, она говорит порой легкомысленно, просто, но эта простота тоже оборачивается наркотиком для меня. Она прямая и искренняя, цельная и женственная. Совсем юная, почти кукольная красота, и испепеляющий внутренний огонь.
Глажу ее узкие бедра, ее руки, восхитительную маленькую грудь. Какой у нее красивый живот. И соски, торчащие, как две налитые вишенки из запретного сада наслаждений. Яблочки у нее тоже хороши, но вишенки…
– Так бы и съел тебя, моя девочка, – вырывается сквозь мои хрипы.
– Так съешь, – ее глаза темнеют. – Съешь! Делай со мной что хочешь, папочка…
И это – хриплым от желания голосом.
Что тебе не нравится?
Все как ты хотел.
Блядь, а я не знаю, что мне со всем этим делать. Но сейчас мне хочется доставить ей наслаждение. Нереальное и запредельное.
Поэтому она тут, на земле. Кого другого я бы и в бассейне трахнул, и плевать на ссадины. Все эти прелести в бассейне хороши лишь в кино, в реальности удовольствия мало.
Так что сегодня все для тебя, Кира.
Ласковая верхняя губка и капризная нижняя. Черт, какой у нее рот! Словно за ним прячется рай. Ну, или мой персональный ад.
Поцелуй длится, сколько хватает дыхания, Кира подается навстречу, то шепча мое имя, то призывая черта.
Ритмичное нажатие на оба соска, глубокий поцелуй – и Кира стонет, ерзает, просит, нестерпимо остро ощущая пустоту между ног, представляя меня внутри себя.
Терпеть дольше сложно, почти невозможно, хочется взять ее до головокружения, до белых мушек в глазах, до рваного дыхания и мучительно-сладких криков. Моих и ее.
Она подается ко мне бедрами, касается меня горячими ладонями.
– О, нет-нет, моя девочка. Не шали.
Я вытягиваю ее руки над головой. Прижимаюсь к ее губам, дотрагиваюсь своим членом до ее мягких текущих складочек. Она вздрагивает, скулит, подается вперед, раскидывая ноги, раскрываясь сильнее для меня. Только для меня. Это обязательное условие.
Одним движением вжимаюсь в ее тело до конца, двигаюсь быстро, посматривая одним глазом на ее реакцию, не отпуская ее поднятых над головой рук. Все-таки мой член слишком большой для такой малышки, а тут еще анальная пробка рядом. Я ее чувствую своим членом, и это тоже добавляет удовольствия как ей, так и мне. Словно мою девочку одновременно берет кто-то другой.
В жизни бы себе этого не позволил, но в воображении… Так ощущения зашкаливают.
Гребаный извращенец, вот кто я.
Что бы еще показать ей этакого? До чего дойти? Где остановиться?
Готова ли она к порке? О, мне кажется, готова! Так, чтобы ей понравилось, преступить порог самую малость. Оставить следы на ее чудной заднице, на ее спине… Усилить и растянуть удовольствие.
И к чертям, кончаю раньше, чем планировал и не туда, куда намеревался.
Ты охренел совсем? До того, что забыл про презик?
Да я кончил от одних только своих грязных мыслей. Надо поделиться с Никитой, еще неизвестно, кто из нас больший развратник. Ему тоже нравятся молоденькие, но у него интересы куда темнее моих.
Нет, Кира моя и только моя, я даже говорить о ней больше не хочу ни с кем.
– Я бы поела, – неожиданно зевнув, заявляет Кира. – Можно, или там у тебя муляжи стоят?
Я смеюсь, как не смеялся даже в детстве. Хотя было ли оно у меня? Бабушка строго следила, чтобы любимый внук был всесторонне развит, чтобы у него не оставалось времени ни на что, а особенно на дрочево. Однажды подглядела, и месяц изводила.
Ага, это зло. Что уж говорить о личной жизни?
Это хорошо, что я не признался Кире, что жена была у меня первой женщиной. Это уж потом, когда она изменила, я пустился во все тяжкие. Кого только не перепробовал, пока не понял, не ощутил, на что я западаю больше всего.
– Мы поедим, или я так и помру под твоей тяжестью? – ворчит Кира. – Пусти уже. Жрать хочу, как волк.
– Смотри-ка, такая маленькая, а такая прожорливая.
Я отодвигаюсь, решив немного передохнуть. Смотрю, как голая Кира подходит к столу, как, закатив глаза, кусает сочный персик, как сок течет у нее по подбородку и капает на грудь.
С ума сойти можно от этого зрелища. Лолита недоделанная. Хорошо хоть, возраст согласия мы благополучно миновали.
Нахрена было о себе-то трепаться? Ведь ее хотел расспросить, а выходит, выложил больше, чем кому-то.
Кира добирается до мяса, ест жадно, но не сказать, что торопливо. Красиво ест и естественно, как и все, что она делает. Вытирает рот льняной салфеткой изящно, как принцесса.
Если человек может помереть в свой самый счастливый день, то я могу помереть уже сейчас, глядя, как моя девочка поглощает мою еду.
В эту благостную картину мироздания внезапно вклинилась Лиза. Укоризненно погрозила пальцем и растворилась во мраке моей совести.
Да, я помню, что она твоя лучшая подруга. Единственная. И я даже обещал тебе никогда и ни за что…
В жопу такие обещания!
Да, вот сначала только Киру в жопу, а потом так сразу и обещания туда же.
Если все так, как мне кажется, то надо будет сначала подготовить ее.
Лизу, не Киру, конечно.
Если Кира – это заноза, что уже не вырвать из сердца, то надо срочно и серьезно поговорить с дочерью. Рассказать, что Кира стала значить в моей жизни. Не может быть, чтобы Лиза не поймет этого. Она добрая, она простит мне мою слабость.
– Вина не надо, я слишком пьяная от тебя, – говорит Кира, глядя на игристое.
Бутылка охлаждается во льду и выглядит недовольной. Надо бы убрать, но лень. Я редко когда отпускаю прислугу, а надо бы. Так забудешь, как ширинку застегивать самому.
– Папочка, если не хочешь остаться голодным, иди сюда, – призывно машет Кира долькой полупрозрачного розового хамона и хватает голубой сыр. – Вкусный какой! Мой любимый, с плесенью. Знаешь почему? Я испорченная и люблю все порченое, – признается она куску хамона, стоя голой посреди моего двора с анальной пробкой в заднице после того, как я только что взял ее.
Что я могу сказать? Не видел ничего более прекрасного в своей жизни. Она совершенна. Надо запретить ей одеваться вообще. Такую красоту нельзя прятать под одеждой. И на работу ездить не буду. Я не буду на работу, она не будет на учебу.
– Я краду твою еду-у-у! – напевает Кира, притоптывая на одной ноге и торопливо глотая дольки ананаса. – Папочка, накажи меня за это!
– Обязательно, – лениво отвечаю ей и поднимаюсь с травы. – Сейчас вытащу из твоей задницы пробку и трахну тебя туда тоже.
– К вашим услугам! – кланяется она. – Слушаюсь и повинуюсь!
– Ты уверена, что готова?