Кира
Его рука с секс-игрушкой оказывается прямо перед моим ртом. Серебристый конус совсем рядом с губами, он даже запотевает от моего рваного дыхания.
– Соси, – доносится со спины.
И я послушно обхватываю эту штуку своими губами, посасываю покорно, старательно обмазывая слюной. Филипп тянет ее осторожно, и я отпускаю.
– Подыши спокойно и ровно, а затем вдохни поглубже и медленно выдохни.
Я вдыхаю-выдыхаю, набираю полные легкие воздуха – и вздрагиваю, ощущая прикосновение к собственной заднице. Только холод, затем легкое надавливание, когда он вставляет эту чертову пробку в мою заднюю дырочку.
– Ой! – не сдерживаюсь я от новых ощущений растягивания мышц в попе.
Игрушка уже внутри меня.
Организм ничего не понимает, как и я, мышцы ануса автоматически сжимаются, но ровно в том месте, где находится узкая часть ручки.
– Что? – спрашивает Филипп.
– Кажется, все…
– Хорошо? Плохо?
– Странно, – выпрямляюсь я, отпуская ограждение, распрямляя сжатые до боли руки. – Нет, не могу сказать, что плохо. Просто незнакомые ощущения.
– Незнакомых ощущений у тебя, Кира, сегодня ожидается очень много! – Филипп вновь хлопает меня по попе пару раз, теперь нежно и одобрительно.
Пробка в моей заднице неожиданно вибрирует от его ударов, шевелится, словно поддерживая своего хозяина в его новых развлечениях.
– Не беспокойся, ты приспособишься. А теперь пойдем уже плавать.
Он хватает меня за руку, и мы наконец шагаем к бассейну. Идти с пробкой в заднице и правда непривычно, но не больно и уже не страшно.
На улице все так же жарко, поэтому прохладная вода, в которую мы ныряем, освежает мою кожу. Филипп дает мне немного поплавать, а затем подхватывает на руки, прижимает к себе, и меня выносит от его близости в воде. Можно, я тут и кончу, только от его запаха и от его объятий? Но нет, мы плывем в более глубокий конец, находим уступ, и он прижимает меня к нему.
– Расскажи мне что-нибудь о себе.
Его слова застают меня врасплох. Я раскидываю руки в сторону, делая вид, что ищу, за что ухватиться покрепче. Это первый личный вопрос, который он задает обо мне. Я даже не знаю, что сказать.
– Не знаю, есть ли в моей жизни до тебя что-нибудь интересное.
– Позволь мне самому определить, что мне интересно, а что – нет. Давай сначала о доме. Говори уже!
Ну конечно. С ним не особо поспоришь.
– Так… Я выросла в пригороде, недалеко отсюда, всего в нескольких часах езды. Наша семья очень маленькая, только я и мама. Я никогда не знала своего отца, не видела ни одной фотки, и о других родственниках мне ничего не известно, никаких тебе любящих бабушек-дедушек. Мой дом… Три комнаты, и все.
Не хотелось углубляться в историю про папу. Его не было. Была бесконечная вереница все новых и новых пап. А все эти мамины знакомые, как ни странно, с определенного возраста засматривались больше на меня, чем на нее.
В общем, я знаю, что Филиппу интересно.
– Невинность я потеряла быстро, с мужчиной намного старше меня и даже тебя. Может, желание найти настоящего отца, ну, или настоящего мужчину, как я сейчас думаю, сформировало этот мой фетиш «папочки». Тот мужчина погладил меня по голове, подарил шоколадку и попросил ничего не говорить маме. Но та как-то сама догадалась. Про то, что меня можно только ненавидеть, я слышала и раньше, но тогда она меня в первый раз назвала шлюхой. Но я же… я не…
Его губы касаются моих, неожиданно дрожащих. Надо же, а ведь говорила вроде спокойно. Филипп спросил, вообще-то, только о доме, а я выложила о себе то, что не говорила никому, даже школьному психологу.
Ага, как же! Совращение малолетних и все такое. Еще бы маме рассказали. А мама… Черт, ну ремнем бы прошлась за длинный язык, и все дела.
– Я больше никому не позволю тебя обидеть. Мне очень нравится этот твой фетиш, моя девочка, – вкрадчиво шепчет Филипп, губами касаясь моего уха, и даже в теплой воде я вся покрываюсь мурашками.
И заканчивает грозно, прикусывая зубами мочку уже ощутимо:
– Если, конечно, он не будет распространяться на всех взрослых мужчин в твоем окружении!
– Мама вот клялась, что в жизни мне удается хорошо лишь одно. Соблазнять взрослых, но… Беда в том… Правда в том, что теперь мне нужен только ты, Филипп, – не глядя на него и даже зажмурившись, призналась я.
Конечно же, он молчит. У него-то нет анальной пробки в заднем проходе!
Надо признаться, допрос с пристрастием с затычкой в заднице – штука неплохая. Надо будет посоветовать подобный метод нашим спецслужбам, срабатывает на раз. Не захочешь, а признаешься во всем.
Плохо только, что мой голос вновь отвратительно дрогнул. Нужна ли ему эта правда? О том, что его фетиш – молодые девчонки, я уже поняла. Ощутила когда-то его всей своей кожей. Ощутила то, что его тянет ко мне так же, как и меня тянуло к нему. И тянет до сих пор. Но о том, что я у него буду одна, он никогда не говорил. Не обещал. Может, у него и теперь есть подружка на стороне, а то и не одна. Неожиданно от этой мысли у меня кровь приливает к голове.
Филипп говорит ровно, продолжая касаться своими губами моей шеи:
– Продолжай. Что было дальше?
– Парней было много. Рассказать про всех, что ли?
Он толкает меня под ребра.
– О-о! Как бы то ни было, школу я закончила неплохо, даже очень неплохо. А что дальше? Я пошла в колледж, больше чтобы убежать от мамы и от своих собственных проблем. Ни парней, ни проблем. Вот и вся моя жизнь. Филипп, я не такая плохая, как про меня думает моя мать… твою же мать!!!
Говорить о себе даже такую малость оказалось мучительно трудно. Я захлебываюсь словами, забывая о прошлом. Я забываю обо всем, когда его руки вновь и вновь шлепают меня по заднице, обхватывают ее, поводят влево и вправо, вверх и вниз. Мои ягодицы трутся друг о дружку, а я теряю дыхание.
Как горячо! Где кислород? Кто, к чертям, украл весь кислород? Рядом только Филипп, а я словно под водой, и вдохнуть могу, лишь прижимаясь к нему.
Ну вот, мы, вообще-то, вместе и еще не расстались, а я уже думаю о том, как мне придется жить без него. Знал бы, посмеялся.
Его губы вновь захватывают мои, и мы опять погружаемся под воду. Так, главное теперь, не забыть, что я под водой и не вдохнуть воду вместо воздуха! Не паниковать и не показать собственного страха.
Руки Филиппа мнут мою задницу еще сильнее, чертова анальная пробка шевелится, задевает какое-то невероятно чувствительное место, еще и еще, и мне это неожиданно нравится.
Да там просто дофигища чувствительных мест, и как я не замечала?
Еще бы, кому бы не понравилось, когда перед глазами внезапно вспыхивают искры. Просто фейерверк какой-то родом из попы.
– Мне нравится, где ты оказалась сейчас, моя девочка, – говорит он уже над водой.
Филипп еще раз целует меня в губы, на этот раз мягко, и я растекаюсь от его неожиданной нежности. Потом отодвигается, гипнотизирует своим взглядом.
– Я тоже, – рвано отвечаю я, еле выговаривая слова. – И даже то, что оказалось во мне, мне тоже нравится.
– О, моя испорченная девчонка!
Я выдыхаю. Я понятия не имею, что нас ждет в будущем или чем это закончится, я лишь не хочу, чтобы все закончилось слишком быстро. Я ведь и сама не думала, не ожидала, что настолько втрескаюсь в него за столь краткое время. Что Филипп станет для меня тем, с кем хочется не только засыпать, но и просыпаться.
– Ты все же напряжена, Кира. Что случилось? Ты боишься воды?
Надо же, заметил. Он порой слишком внимательный.
– Я не боюсь воды, я люблю воду. Я только…
– Что?! Говори уже.
– Я боюсь нырять под воду.
Ну вот, призналась в собственной глупости. О, боже мой!
– Кира, обними меня.
Я покорно выполняю то, о чем он просит.
– Поцелуй меня и задержи дыхание.
О, мне уже страшно! Но я делаю так, как он велит.
Филипп отпускает бортик, и мы медленно погружаемся на дно бассейна. Я с вытаращенными глазами рассматриваю венецианскую мозаику, каких-то гигантских рыб, а потом мои глаза закрываются от его поцелуя. Мы уже на поверхности, и весь привычный ужас куда-то пропадает.
– Уже не так страшно? – спрашивает меня Филипп, вновь прижимая к стене.
Я наощупь нахожу тот же карниз, на котором уже стояла.
– С тобой нигде не страшно. Можешь работать, избавляя женщин от комплексов.
Хочется знать о нем все, и я, скрывая свои чувства, спрашиваю хотя бы мелочь. Пока он, возможно, готов поделиться тоже.
– Расскажешь мне что-нибудь о себе?
– О моей хорошей послушной девочке с большими глазами мы узнали немного, совсем немного. А теперь что? Ты хочешь послушать историю о большом злом волке?
Еще один поцелуй, почему-то в висок.
– Волк – потому что ты хочешь съесть меня? – улыбаюсь я, возвращаясь в настоящее, но Филипп серьезен.
– Бывает, что и хочу. Обо мне-е-е… – он проводит пальцами по моим губам, и я молюсь, чтобы это длилось вечно. – Родителей не помню, они погибли, когда я был совсем маленьким. Меня воспитывала бабушка, в строгости. Она старалась сделать из меня совершенно идеального мальчика. Получилось так себе. Что до супружества… Лиза говорила тебе хоть что-нибудь о своей матери?
Я мотаю головой, боясь спугнуть его.
– М-да. Хорошо или плохо, но эту тему мы не поднимаем никогда. Она предала не только меня, но и дочь. А ведь у нас был особенный брак. Как ты знаешь, у меня особые вкусы в сексе, и моя жена, как мне казалось, с радостью и удовольствием их разделяла. Мне даже казалось, что у нас был гармоничный и крайне счастливый брак. Ей тоже все нравилось, но, видимо, она хотела чего-то большего. В общем, однажды я решил сделать сюрприз собственной супруге и вернулся пораньше из командировки.
Филипп отстранился, глядя куда-то вдаль мимо меня.
– Зашел без стука и… увидел мою жену в позе кренделя. И член ее инструктора по йоге в ее заднице. Я взревновал? Возможно. Скорее всего. Да я просто обезумел от бешенства. А она смотрела на меня так, словно ждала скандала. Она очень его хотела. Орала, что я люблю только свою работу, что она для меня лишь вещь… Мне было плевать. Как ты знаешь, главное мое правило – не делиться. И я не делюсь. К тому же моя дочь, моя трехлетняя дочь спала наверху, пока ее мать… В общем, я вытащил эту блядь из дома в чем она была, и закрыл дверь. Ну а следом вышвырнул немного помятого инструктора, который чуть было не обделался по дороге. Все твердил, что это был массаж, а я не понял. Ага, как же! Массаж задницы моей жены чужим членом? Нет уж, увольте от такого сервиса.
Филипп на мгновение сжал зубы, задышал тяжело, вена прорезала лоб, морщинки собрались вокруг глаз. Ни капли слащавости, жесткое, но какое красивое лицо! Такие мужчины легко решают все за других, кому-то это может не понравиться. Но его жену мне почему-то совсем не жалко.
Ему больно до сих пор от ее измены, а ведь прошло немало лет. Его дочь все еще видит во всех женщинах обманщиц.
Я все молчала, удивленная, что он поделился со мной подобным. Не уверена, что ему было легко это рассказать хоть кому-то. Может быть, я что-то значу для него?
Он продолжил.
– Может, это и жестоко, но я рад, что в итоге она свалила за границу с другим своим тренером, потом они разбежались, а больше она знать о себе не давала. Но для Лизы так даже лучше. Теперь не пишет, не звонит, не спрашивает как дела у Лизы. Конечно, дочь – вылитая я, но… Хотя, знаешь, это и к лучшему. Умерла так умерла.
Я ненавижу его жену, просто ненавижу! И за Лизу – особенно обидно.
– А откуда взялась эта твоя одержимость дорогими автомобилями? – спросила я тихо. Пусть лучше отвлечется сейчас.
Я прикусываю нижнюю губу, и его взгляд касается моего рта. Жесткие складки заглаживаются, лицо преображается. Он наклоняется пососать мою нижнюю губу. Потом поднимает лицо, улыбается. Вернее, скалится так, как, должно быть, улыбается белая акула перед тем, как раскусить пополам глупую неудачливую жертву.
– Назло ей. Не знаю, каким местом она думала, обманывая меня. Вернее, знаю, каким местом, и там точно нет ни капли мозгов. Я не изменяю сам, но и не терплю обмана, так что она ушла ни с чем. Это было пунктом в нашем брачном договоре – если кто-то из нас обманывает, то остается ни с чем. Уходит в чем застукан, понимаешь?
Филипп рассмеялся.
– Смешно, мы написали брачный договор на салфетке в кафе. Видимо, она посчитала, что он будет признан недействительным и она оттяпает приличную часть моего состояния. Но нет, не зря я возглавляю юридическую фирму и держу когорту адвокатов. Они разделали ее под орех, она даже расплакалась на суде и сказала, что у меня нет ни сердца, ни совести. Что же, она права. А быструю езду обожали мы оба. Вначале, когда были бедны, как церковные мыши, мы составили список тех машин, что купим, когда разбогатеем. И теперь каждый год я покупаю машину из того списка наших желаний, чтобы просто позлить бывшую. Что, похож на волка? Или я должен быть более… мягок?
Филипп ощутимо кусает меня за шею, и мой живот сжимается, когда он одновременно резко сжимает мои ягодицы, заставляя игрушку внутри шевелиться в моей заднице.
Ощущение странное, но внизу живота внезапно растекается тепло. Я склоняю перед ним голову, и он целует меня в затылок. Черт, никогда не думала, что затылок тоже так чувствителен на прикосновения Филиппа!
– Да, господин Крутой, надо признать, это никак нельзя назвать милым обращением, – подбиваю я его, поворачивая голову вбок, вновь открывая шею, предоставляя ему полный контроль надо мной и моим телом.
– Я никогда не утверждал, что я хороший человек, моя девочка.
Поворачиваю голову, чтобы увидеть Филиппа. Его взгляд… тяжелый, полный неприкрытого желания. И мне не страшно, даже если там, на дне его взгляда прячутся все его демоны.
Время разговоров закончилось. Его грудь прижимается к моей груди так сильно, что я плечами прижимаюсь к теплой мокрой стенке бассейна. Потом он немного отпускает меня, удерживая лишь собственными бедрами. Его руки скользят по моей груди, жадно сжимают соски, сильно выкручивают их. Я выдыхаю, пережидая тот миг, когда боль переходит в нестерпимое наслаждение.
Но до финиша еще далеко. Его рот вновь скользит по моей ключице, ладони мнут грудь все сильнее. Его зубы наверняка оставляют отпечатки на моей коже, так жадно он прикусывает мое тело.
Я вздрагиваю от очередного укуса за мочку уха, пытаюсь отстраниться, но Филипп поднимает мои руки вверх, не давая мне возможности сопротивляться ему. Я чувствую твердость его члена своим бедром и хныкаю от тяжести внизу живота.
Я желаю, черт, я жажду, чтобы он поскорее уже взял меня, а то я сейчас умру, но он лишь ухмыляется одними глазами, продолжая свои жесткие ласки. Я сильно ощущаю каждое его прикосновение, словно он содрал с меня кожу. И как теперь я буду жить без него?
Странные мысли крутятся в голове бессмысленным роем и вмиг покидают ее, когда Филипп, раздвигая мои бедра, подставляет между ними свою ногу – и поднимает меня на своем колене. Его игрушка вдавливается в мою задницу, поднимаясь, вновь задевая какие-то крайне чувствительные места, вагина пылает.
О, то, что было до этого, это не оргазм, это не треть и даже не десятая его часть. Боль превращается в крайнее удовольствие, мир взрывается, а я мгновенно достигаю пика.
Все, что мне было нужно на это раз, чтобы я кончила – это его колено, упирающееся одновременно в мои пульсирующие складки и в мою задницу. В которую вставлена пробка. Кому расскажи – не поверят.
Я задыхаюсь в его объятиях. Дергаюсь как припадочная и распластываюсь на его колене. Тряпочкой.
Если бы Филипп не подхватил меня, так бы и утонула в его бассейне, как в его наслаждении.
– Черт, – бормочу я, пряча пылающее лицо на его плече. – Как это случилось так легко?
– Потому что это подарок.
Может, все дело в этой пьянящей воде, обволакивающей и его, и мое тело, но я чувствую его так сильно, как никогда раньше. Каждую мышцу его тела. Каждую клеточку его кожи. Он целует меня, а мои руки прижимают его к себе, пока наши языки танцуют друг вокруг друга. Солнечные лучи бликуют на воде, а мне так хочется продлить этот момент близости телесной, что после его и моих признаний, после близости душевной ощущается как никогда сильно.
– Какой твой любимый цвет? – спрашиваю я, на момент отрываясь от его пьянящих жестких губ.
– Зеленый. Как твои глаза. А у тебя?
– Синий. Это цвет чистого неба, цвет моря. Твой любимый фильм? А, дай угадаю! Пятьдесят оттенков серого?
– Фу, – морщится он. – Как примитивно. И рядом не стояло.
Хватает меня за волосы, откидывает голову, вновь впивается в губы так сильно и сладко, что еще немного – и я еще кончу.
Наставительно говорит:
– Надо брать женщину так, чтобы женщине нравилось, а не чтобы она плакала от боли. Только от наслаждения. Мой любимый фильм, это Брат. Ты, наверное, даже не смотрела его, маленькая еще была.
– Как это не смотрела?! Очень даже смотрела! В чем правда, брат? – низким голосом главного героя и с должным пафосом цитирую я.
Филипп чуть не задыхается от смеха, отпуская меня так, что я вновь почти захлебываюсь водой.
– Там тоже очень странные семейные отношения, он всех братьями называет, – поясняю я.
– А твой любимый фильм? Что-нибудь мелодраматическое и душещипательное? Привидение, может?
– Суперженщина, – выдавливаю я и смотрю исподлобья, но Филипп не смеется, и я поясняю. – Просто потому, что в детстве я хотела быть такой, как она, сильной, доброй и справедливой. А кем ты хотел быть в детстве?
– Крутым и богатым.
Теперь смеюсь я.
– Ну, на мой скромный взгляд, у тебя получилось. Просто богатым?
– Быть очень богатым – и глубоко внутри самой красивой девушки. Вот и сбылись все мои мечты!
Мои ноги быстро раздвигаются, и он проникает внутрь, глубоко вонзая свой член в мое требующее тело. Шипит, матюкается, так как понимает – вода мешает мне почувствовать его, сдерживает наслаждение, смывает смазку, и на руках выносит меня наружу. К солнцу, зною и его объятиям.