«Она твоя дочь. Марфа».
Все слова комом в горле встали. Я крутил пошарканную фотографию, не понимая зачем. Надпись никуда не девалась, да и лицо Марфы не становилось чужим и мало знакомым. Это не видение…
Но ещё странным было то, что под посланием была приписка, правда, сделанная чужим, немного рваным и явно мужским почерком. Там был мой адрес. Не юридический, не по месту прописки, а фактический. Этой информации нельзя найти в интернете, технически я к этому дому не имею никакого отношения. Но откуда он у неё?
– Так вы знаете гражданку Дунаеву? – с облегчением выдохнула Алевтина и села обратно на диван, с усердием массируя виски. Она даже побледнела, очевидно, принимая судьбу ребёнка слишком близко к сердцу.
Я сжимал в ладони кусок картона, а потом медленно перевел взгляд на миниатюрную копию, уснувшую в моем кресле. Девчонка, оказывается, сняла с себя кеды и, взобравшись с ногами, тихо посапывала, забившись в самый угол. Только её рыжая копна покачивалась от глубоких вдохов.
– Алевтина Петровна, у вас есть время? – сам того не желая, я перешел на шепот. – Хотите кофе? Или, быть может, завтрак?
– А я не откажусь. Только Илья Петрович…
– Мы и Илье Петровичу предложим кофе, – я аккуратно подхватил старушку под локоть и повел в сторону кухни.
– Горислав Борисыч! Что же вы сами пришли? Могли просто позвать, – всплеснула руками повар тётя Катя, не ожидая увидеть меня на своей территории.
А ведь я и правда ни разу не был здесь после окончания строительства. Завтраки и ужины меня ждали в столовой, а кофе подавали по расписанию, так что вторгаться на чужую территорию просто не было надобности.
– Угости мою гостью своим фирменным завтраком, – я подмигнул своей домоправительнице, прекрасно понимая, что тётя Катя сейчас быстро заговорит зубы этой блюстительнице бюрократических норм. А мне сейчас очень нужно побыть в тишине.
Я выскочил из кухни и прямиком рванул на террасу. Махнул рукой, отгоняя Морозова подальше, потому что мне просто нужен был воздух.
Оперся руками о мраморное ограждение, вбирая холод камня, чтобы хоть немного сбавить градус внутреннего кипения. Все эмоции настолько туго переплелись с воспоминаниями, что уже было просто не остановиться.
Я помнил её. Смешную, рыжую и курносую Марфуху, в волосах которой путалось солнце.
Она была моей соседкой, помню, как орущий кулек принесли из роддома, помню, как всем дружным подъездом встречали причину всеобщей бессонницы, а ещё помню традиционный торт «Птичье молоко». Настоящее, вкусное, домашнее. Мне, кажется, было лет десять.
Она появилась и сразу стала любимицей всего дома, бабушки пекли ей румяные пирожки, дядьки вырезали из старых деревяшек мебель для кукол, а мальчишки брали с собой на рыбалку.
Марфа…
– Гора! – голос друга вырвал меня из этой удушающей пелены, возвращая в неожиданную реальность. Боковым зрением увидел Дениса Раевского, бегущего по длинной террасе вдоль дома. – Что случилось?
Что случилось? Я и сам толком понять не могу, что случилось. Утро было стандартное: душ, тренировка, завтрак, быстрый брифинг с секретарем по расписанию на день, а потом… Разбитое булыжником окно в зимнем саду, показная выволочка охранников Морозовым и, наконец, визит органов опеки…
Друг ждал ответа, но я был просто не в состоянии. Обернулся к дому, где через панорамное окно прекрасно просматривалось кресло, в котором, свернувшись калачиком, спала рыжая девочка.
– Это она? – Денис без стеснения подошел близко-близко и практически прижался лицом к стеклу, чтобы лучше разглядеть. – Рыжий подкидыш какой-то.
– Это я и без тебя вижу!
– Не, ну а чего ты рычишь? Гора, отправь их со своими бумажками куда подальше, и прав будешь по всем фронтам. У них нет ничего, а то признательное письмо – так это смешнее контрафактной водки. От неё хоть народ торкает, а тут дохлый номер.
– Денис, делать что?
Я сел в ротанговое кресло, откинул голову на подголовник и застонал. Все, что перечислил друг, я и без его юридической консультации знал. Это с точки зрения закона и собственных прав, а вот с точки зрения морали?
– Ты мать её знаешь?
– Знаю.
– Было?
– Нет, конечно! Я её в последний раз видел лет двадцать назад, когда убежал из детского дома. По привычке пришёл в наш двор, а там она… Как щас помню, сидела и куличики из мокрого песка лепила!
– А где она сейчас-то? – Раевский потирал подбородок, снова и снова перечитывая документы.
– Говорят, в поселковой больнице в тяжелом состоянии.
– Откуда в поселковой больнице реанимация? – хмыкнул друг и отошел от окна, когда девчонка заёрзала от его пристального и неодобрительного взгляда.
– И правда… Морозов! – рыкнул я, и уже через пару секунд Юра материализовался из ниоткуда.
– Пробей все по этой девушке, – я отправил Юре фото того заявления, где Марта своей рукой указала все свои данные, вплоть до прописки.
– Белогорский? – протянул Юра, явно чтобы скрыть удивление от содержания письма, которое просто не мог не прочитать. – Как срочно?
– Ещё вчера.
– Тогда я поскакал?
– А ещё узнай, почему она сменила фамилию, – шепнул я вдогонку, но Морозов быстро кивнул, уловив мою просьбу. – Это что за сюрпризы, а? Раевский, я чем судьбу-то так разгневал, что с утра такое вот получил?
– Гора, ты же понимаешь, что это взрослый живой ребёнок? – Денис махнул рукой в сторону окна. – Если придать делу ход, то уже не отмотать, как нелюбимый момент в фильме. Ты понимаешь?
– Я понимаю, Денис. Понимаю! А ещё я понимаю, что этот, как ты выразился, взрослый и живой ребёнок никуда не денется, не рассосется, не развеется туманом над студёным озером. И каждое утро я буду вспоминать, что эта рыжая девчонка просыпается в детском доме? Так? Только ты, наверное, забыл, что меня точно так же, выращенного на перине, спустили с небес на землю, не дождавшись совершеннолетия, и я как миленький отсчитывал каждый день на протяжении четырёх лет!
Раевский стиснул зубы, взяв паузу, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. В глазах друга были и тревога, и смятение… Он – юрист. И мышление его прямое, сухое, подкрепленное фактами. А факт в том, что этот рыжик просто не может быть моей дочерью.
– У тебя скоро свадьба! Что скажет Ангелина? А её отец??? – Денис тихо взвыл и опустился в соседнее кресло.
– С Ангелиной я как-нибудь сам разберусь, без юриста! – не выдержал я и рыкнул на друга. – Ты мне скажи, делать что?
– Гора, я не понимаю, что ты от меня хочешь? Правда? Так она в том, что это не твоя головная боль. А если ты хочешь моральной поддержки, то это точно не ко мне. Просто помни, что это не отчуждаемая собственность, это жизнь и судьба маленького человечка. По закону она так или иначе отчаливает в интернат, потому что ты – неофициальный опекун…
Денис ещё долго сыпал юридическими терминами, то ли пытаясь напугать и отрезвить, но ли нарочно сгущал краски. Но его слова никак не помогали мне понять, как поступить? То, что Марфа дала девчонке моё отчество, ещё ничего не говорит! Но дышать стало как-то неудобно…
Никогда не страдал провалами в памяти, не жаловался на голову, на потерю сознания, поэтому даже мысли о том, что я просто мог забыть одну из своих женщин, заставляла меня злиться. И даже вопрос стоял совсем не в этом!
Это Марфуха! Соседская девчонка, для которой я мастерил рогатку, чтобы она отстреливалась от обидчиков. Это крошка с облаком рыжих волос, с кляксами веснушек и с яркой зеленью чистых и наивных глаз. Это просто не может быть правдой.
– Гор, ну давай уберём муки совести? У тебя все факты на руках есть, так давай просто посчитаем, где ты был, когда это чудное создание было зачато, – Раевский вдохнул. – Когда там она родилась?