В 1377 году после разгрома татарским царевичем Арапшей объединенного московского и нижегородского войска на реке Пьяне, его орда на обратном пути захватила и разграбила Рязань, сам раненый князь Олег едва спасся.
Через несколько месяцев, 12 февраля 1378 года, в Москве скончался митрополит Московский и всея Руси Алексий {31} – созданное им Московское княжество твердо стояло на ногах, готовое стать объединительным центром Руси.
В августе 1378 года остатки татарской орды Бегича, разгромленной москвичами на реке Воже, разграбили Рязанское княжество и сожгли стольный город. «Сражение на Воже произошло 11–12 августа недалеко от Переяславля-Рязанского. В Вожском сражении участвовал князь Даниил Пронский со своим полком. А известие о движении Бегича было послано в Москву скорее всего Олегом Рязанским или при его содействии. Во всяком случае, этот князь явно был причастен к победе на реке Воже. Когда к Мамаю прибежали остатки войск Бегича, он «разгневался зело и взъярися злобою», собрал новую рать и осенью 1378 года «вборзе без вести изгоном» напал на Рязанское княжество. Это нападение Мамая на Рязанское княжество можно объяснить только тем, что Олег, не участвуя прямо в сражении против Бегича, скрытно помогал Дмитрию Московскому» (35).
В конце 1379 московские войска под началом князей Владимира Андреевича и Дмитрия Боброка-Волынского ходили в поход на литовские земли – были взяты города Трубчевск и Стародуб-Северский. Тогда же на службу к Дмитрию Ивановичу перешел Дмитрий Ольгердович Брянский, получивший в кормление Переяславль. «Зимой 1379–1380 года московские войска совершили глубокий рейд на территории Великого Княжества Литовского, о чем имеется следующая летописная запись: «Тое же зимы князь великий Дмитрей Иванович, собрав воя многы и посла с ними брата своего князя Володемера Андреевича да князя Андрея Ольгердовича Полотского да князя Дмитрия Михайловича Волынского и иныя воеводы и велможи и бояры многы… отпусти их ратию на Литовские города и волости воевати. Они же сшедшеся взяша город трубческ и Стародуб и ины многы страны и волости и села тяжко плениша и вси наши вои, русстии полци, цели быша, приидоша в домы своя со многими гостьми». Летописец особо подчеркнул то обстоятельство, что «князь Трубчевский Дмитрий Ольгердович не стал на бои, ни поднял рукы противу князя великого и не бияся, но выиде из града с княгинею своею и с детми и с бояры своими и приеха на Москву в ряд к князю великому Дмитрею Ивановичу, бив челом и рядися у него». Таким образом, вслед за бежавшим в Псков Андреем Полоцким (согнанным с полоцкого стола в 1377 Ягайлом. – А.А.), отношения с московским великим князем специальным договором-рядом оформил и черниговско-северский князь» (86).
В 1380 году начался большой карательный поход Мамая на Русь.
«Сколько Мамай не старался подчинить всю Золотую Орду, ему это не удалось. Поволжьем он так и не овладел и только весьма короткое время был хозяином Астрахани и Булгар. В основном богатое Поволжье оставалось за соперничавшими ханами, по большей части из ак-ордынской ветви Джучидской династии. Эти ханы не удерживались на престоле свыше трех лет, враждовали между собой – и все-таки были сильны настолько, чтобы не отдать Поволжья Мамаю. Так последний и не объединил Улуса Джучи под своей властью. В этом смысле московский князь Димитрий Иванович, в смысле завоевания морального авторитета в общерусском масштабе, преуспел больше. А между тем Мамай прекрасно понимал, что неуклонный рост Москвы и ее удельного веса в общерусских делах приведет к решительному столкновению с татарами, ибо на его глазах русские князья уменьшали дань, которую они выплачивали в Орду. Ведь он не мог не видеть, как сильно сократились ее размеры по сравнению с тем, что выплачивалось при ханах Узбеке и Джанибеке, каких-нибудь тридцать-сорок лет назад. Не мог Мамай не понимать и того, что Москва сделает попытку если не совсем свергнуть татарщину, то, по крайней мере, значительно облегчить узы своей зависимости. Принимая все это во внимание, станет понятным, что Мамай стал готовиться к походу на Русь не в плане простого грабительского набега, как это сделал в 1377 году Арабшах, а с целью решительного ослабления и нового подчинения Руси» (20).
Войска Мамая и его союзника великого литовского князя Ягайло должны были соединиться 1 сентября 1380 года.
«В кратком рассказе, восходящем к летописному своду 1408 года, говорится, что Мамай стоял в «поле» за Доном, «ждуща к себе Ягайла на помощь, рати Литовские», то есть очевидно, между Литвой и Ордой Мамая было соглашение об объединении сил для нападения на Москву с юга. Союзники должны были встретиться на Оке в «Семенов день» – 1 сентября 1380 года. Если еще 8 сентября, в момент битвы, Орда находилась к югу от Дона, то это произошло скорее всего потому, что Мамай ждал сведений о движении литовских войск и не имел их.
Представляется, что вряд ли Мамай пошел бы на немедленное сражение, если бы литовские войска находились так близко от поля битвы, как об этом говорится в «Летописной повести». Очевидно, что Ягайло вовсе не торопился на соединение с Мамаем, а пытался использовать создавшуюся ситуацию прежде всего для укрепления литовского влияния в землях бассейна верхней Оки.
Основную массу войска Ягайла составляли рати, выставленные Полоцкой и Витебской землями, войска, приведенные Ольгердовичами, сидевшими на княжениях в Киевщине и Черниговщине, и войска Гедиминовичей, сидевших на Волыни (из-за междоусобицы Кейстут не дал Ягайле свои чисто литовские полки из Жемайтии, Аукшайтии и Подляшья. – А.А.). Курс на открытое сотрудничество с Ордой прямо противоречил интересам феодалов Волыни, Киевщины и Черниговщины, в прошлом жестоко страдавших от монголо-татар и кровно заинтересованных в ликвидации еще сохранявшейся зависимости своих земель от Орды. Если же прибавить, что белорусских и украинских дружинников в составе литовского войска объединяло с московской ратью, выступившей против монголо-татар, сознание принадлежности к одному и тому же древнерусскому народу, то станет ясно, что повести эти войска вместе с монголо-татарами против Москвы оказалось неразрешимой задачей» (35).