Я вновь заперта в чужом мире. Еще пару минут назад я испытывала чрезмерный ужас, когда я попала в нормальный мир. Я пыталась говорить с людьми, но они меня не слышали. Будто меня не существовало.
Я металась по улице, пытаясь докричаться хоть до кого-то.
И Лем. Он бросил меня одну, что напугало меня даже больше, чем то, что меня никто не слышит и не видит. Я будто лишилась спасательного жилета.
Он выкинул меня из своего мира блуждать призраком в моем. Мой страх не уходил даже тогда, когда его голос прорвался сквозь мою дрожь, говоря, что больше я не принадлежу своему миру.
Лема я тоже могу понять, я излишне резко высказалась, что не хочу за него замуж. Я видела в его глазах нечто такое, близкое к злобе и обиде, а перед этим его взгляд и вовсе был таким, будто на меня давила многотонная плита. Инстинктивно понимала, что перехожу черту, что я не хочу быть с ним, хоть мое тело откликалось на его касания.
Я цеплялась за его напряженные плечи, прижимаясь всем телом. Мы в его замке, я его трогаю, только не могу ни слова сказать. Прижалась к широкой груди, роняя слезы на его рубашку. Казалось, что я плачусь статуе, а не живому человеку. Он даже не обнимает меня, не трогает.
– И что теперь? – спросила я.
– Теперь между нами только вторники, – жестко ответил он.
Меня будто больно хлестнули по сердцу. Хотелось спросить, а имелись в виду настоящие вторники, или каждый мой день будет вторником? Вот только он незнакомый мне мужчина, а я перегнула палку. Что стоит ему выкинуть меня?
Я подняла голову и посмотрела в его золотисто-карие глаза. Они красивые в какой-то степени. Только пугала та злость, что сквозила в них. Лем не касался меня, а я обнимала его, боясь отпустить. Ведь тогда может все рухнуть вновь.
– Есть вещи, на которые я могу закрыть глаза, но когда переходят грань… – продолжил он низким, хриплым голосом без капли тепла и сочувствия. – Лучше не злить меня.
Я понимала, что лучше промолчать, потому что можно усугубить и не без того шаткое положение дел. Каждое мое слово может оказаться дерганьем тигра за усы. Лем пусть и не в ярости, и не будет крушить все вокруг, но ему определенно не понравилось то, что произошло.
Я ощутила его прикосновения к моим запястьям и почувствовала, как он убирает мои руки у себя из-за спины. Хотелось, чтобы он меня обнял и успокоил, потому что я не могу одна пережить все то магическое, что произошло со мной на протяжении этих двух дней. Мои руки безвольно повисли вдоль тела.
Я смотрела ему в спину, ощущая тягучую пустоту, когда он коснулся стены. Дверь распахнулась, выпуская его.
С тяжелым сердцем я ложилась спать. Помнила, что его комната рядом, и я могу в любой момент туда зайти. Но вспоминая его яростный взгляд, мне было страшно даже в уборную сбегать.
Проанализировав этот вечер, я поняла одно: если бы ему было все равно на меня, то он бы бросил меня в том состоянии, когда я ходила и пыталась хоть до кого-то докричаться. Лем пришел получить ласку, а я оттолкнула его.
Ночью, когда ложилась спать, никак не могла сомкнуть глаз. Мне казалось, что придет Лем и выкинет меня из дома. А я буду бродить среди людей, которые меня не слышат и не видят.
Я всегда была со своими проблемами один на один, так почему сейчас решила, что не будет так же? Только потому, что была близость? Потому что меня приласкали, хотя на деле усадили в золотую клетку?
Уснула только под утро и то ненадолго. Проснулась оттого, что ощутила на себе пронзительный взгляд.
– Доброе утро, – сказал Лем. – Собирайся, мы едем в город.
За окном еще были предрассветные сумерки, солнце еще не успело выйти. Неужели меня выгоняют?
– Кристина, давай быстрее, – Лем вошел в мой шкаф, а на кровать полетело платье – длиной в пол. Что-то я не помню, когда успела его сделать.
Я медленно поднялась и потерла лицо рукой. Что происходит? Я и так плохо спала, еще и собираться куда-то надо.
Осмотрела темно-синее платье из немного грубой ткани и перевела взгляд на Лема.
– Я могу одна одеться? – произнесла я первую фразу за все утро. Даже попыталась без претензии.
– Да, – и он ушел в мою уборную.
Я стянула ночнушку и надела белую рубашку под платье, в котором было огромное декольте. Оно застегивалось спереди на пуговицы, начиная от талии.
Я дрожала, пока надевала платье. Пальцы непослушно скользили по пуговицам, и те не всегда попадали в петельки. На глаза навернулись слезы, и я чуть не дергала непослушные пуговицы.
Так, было бы из-за чего расстраиваться. Ну, оставит он меня одну в этом мире. В первый раз, что ли, оставаться одной? Если меня даже родители бросили, то чего ждать от малознакомого мужика, который и так на меня злой?
Я постучала в уборную, услышав, как там потекла вода. Вскоре она затихла. Лем вышел и впустил меня. Нам пришлось соприкоснуться телами, но мужчина уже отвернул лицо, не глядя на меня.
Я быстро привела себя в порядок, глядя на свое заспанное лицо. Мне бы еще пять мин… часов поспать, и точно огурчиком была бы.
Замок стоял на небольшой скале, будто его когда-то высекли из нее. Дворик перед самим замком был на небольшом плато, и его окружал забор с огромными железными воротами.
Погода стояла теплая, хотя я ощущала легкий холодок. Правда, я еще та мерзлячка, которой может стать холодно даже в двадцатипятиградусную жару. Тело покрылось мурашками, и я провела ладонями по плечам, разгоняя кровь.
На выходе стояли слуги, которые опустили головы при нашем появлении.
Нас уже ждала карета с запряженными лошадьми. Кучер важно восседал на козлах.
Лем помог мне сесть в карету, крепко держа за руку. Все без слов, все без единой эмоции.
Я выглянула из-за занавесочки, наблюдая за происходящим. Лем сидел напротив и тоже смотрел в окно. Я все хотела, но не решалась спросить, к чему этот выезд. Успокаивала себя, как могла, что мы просто куда-то съездим вместе, что меня не бросят, что все будет хорошо.
Дорога из замка шла извилистой змейкой, и карета тащилась еле-еле по склону, приближаясь к небольшому зеленому полю и выезжая на нормальную пыльную дорогу, ведущую сквозь лес.
Глаза слипались, и я медленно погружалась в сон, убаюканная подпрыгиванием и подрагиванием кареты. А мир… Да, собственно, ничем от моего не отличался. Такие же зеленые деревья, такие же плохие дороги.
Я почти уснула, как вдруг карета резко остановилась. Я полетела вперед прямо на руки Лема, тут же поймавшего меня. Мы посмотрели друг другу в глаза, и вновь без слов он отпустил меня.
– Что случилось? – он приоткрыл дверь и крикнул кучеру.
– Да чуть собаку не сбил, – откликнулся тот.
Послышался еще и второй мужской голос.
Лем нахмурился и вышел из кареты, а я за ним.
Возле кареты стоял невысокого роста мужчина. К его ногам прижался беленький щенок, трясясь всем телом. У малыша были смешные лопоухие уши и закрученный в колечко хвост.
– Что такое? – спросил Лем.
– Да вот, родила собака щенят породистых. Так трое родились нормальными, а четвертая вот такая. Уши висят, никто брать не хочет. А сам держать уже не могу. Вот и хотел избавиться.
Сердце дрогнуло при виде собачки, которую пытались убить, гоняя по лесу. Или он ее оставить хотел в лесу?
Малыш испуганно смотрел на нас, и я не выдержала и подошла к нему.
– Кристина, – прорычал Лем мое имя.
Я протянула руку к щенку, и тот понюхал ее настороженно.
– Кристина, собака не породистая. У этой породы уши должны торчать, – продолжил Лем.
– Ну и что, что не торчат? – я погладила собачку по голове, ощущая приятную гладкую шерсть.
– Она породистая, – промямлил хозяин, отступая на шаг.
– Незаметно, – надавил Лем. – Есть еще собаки в доме?
– Ну, как есть. Есть еще дворняжка. Но дворняга не могла. Ей сто лет в обед, да и старый он. Не мог, и все.
Я потянула малыша на себя, понимая, что это девочка. Маленькая, немного бракованная девочка. Она смотрела на меня своими глазами-бусинками, что я понимала – без нее не поеду никуда. Хоть она и тяжеловатая, похожая на волка с вытянутой мордочкой, оканчивающейся черным носиком.
– Мы заберем ее к нам домой? – спросила Лема, посмотрев в его каре-золотистые глаза.
Вот только его щека немного дернулась, а в глазах появилось нечто такое, что мне стало не по себе. И плевать. Все равно возьму собаку себе, даже если он меня бросит в городе. Только до меня спустя пару минут дошло, что я сказала. “Мы” и “к нам домой”. Неужели из-за этого он разозлился? Аж глазами сверкает.
– Кристина… – начал Лем.
– Пожалуйста, – попросила я, погладив малышку по голове.
Та лизнула мою ладонь.
– Хорошо, – мужчина вздохнул.
Я попыталась поднять собачку, но она была довольно тяжелой.
– Давай, вперед, – я ей показала на карету.
Девочка понюхала землю, а затем осторожно обнюхала ступенечки. Поставила лапки на самую нижнюю, вытянула шею и принюхалась, а затем аккуратно залезла внутрь.
– А как ее зовут? – спросила у хозяина, выглянув из кареты.
– Как назовете, так и будет.
Ура! Я за это даже готова простить Лему то, что он сделал вчера.
Я затащила девочку на сиденье к себе. Она не могла сама запрыгнуть, лишь лапки ставила и махала хвостиком.
– Ты хорошая моя, – погладила собачку. – Как же тебя назвать?
Дверца хлопнула, карета немного просела на осях под весом Лема.
– У тебя красивая улыбка, – сказал мужчина, пока я чесала спинку девочке.
Я перестала улыбаться и перевела взгляд на него: на его лице сияла лучезарная улыбка, возле каре-золотистых глаз стали видны морщинки, которые так и захотелось разгладить. Только я еще совсем немного на него обижена. Я боюсь, что он бросит меня где-то по дороге, как это чуть ли не сделали с малышкой.
– Как назовешь ее? – продолжил Лем.
– Не знаю, может, Мирой? – спросила я с намеком, что между нами должен быть именно мир.
– Мира? – он прорычал это имя.
На миг показалось, что в карете все померкло. Стало так неуютно и страшно, особенно его взгляд, затянутый яростной поволокой.
Я вжалась в спинку кресла, а собачка заскулила, прижимая ушки к голове. Он еще и подался немного вперед.
– Почему? Мне нравится, – я с округленными глазами глядела на него и гладила девочку по голове, которую она положила мне на колени. – Да, девочка моя, Мирочка?
Перевела взгляд на собачку. Она посмотрела на меня своими глазками, и я поняла, что ей это имя не совсем подходит.
– Может, другое? – сказал Лем.
Почему ему это не понравилось? Еще и среагировал так. Я же мирное имя предложила, но мне стало так не по себе, будто там что-то глубже. А вдруг у него маму так зовут?
– Ей поводок нужен будет. Не надо было ее брать с собой. Ее держать негде, – спокойно уже сказал Лем.
– Ага, лучше в лесу оставить, – я вновь погладила ее, не глядя на мужчину. – Бусинка?
Щенок лизнула мою руку.
– Значит Бусинкой будет, – я вновь улыбнулась.
С ним поседеть можно, так нервничать заставляет.
Карета медленно въезжала в город. За окном солнце уже ярко светило на небосводе.
Мы резко остановились, а я на этот раз удержала Бусю, которая чуть не уехала на пол.
– А ну пошел! – раздался голос кучера.
Лем отодвинул шторку. За окном были люди в лохмотьях, которые тут же отпрянули, когда увидели мужчину.
Мы вновь двинулись по брусчатой дороге. Колеса тарахтели, а сам транспорт дергался из стороны в сторону.
– Бедный район, – поморщился Лем. – Сюда стекаются все из других городов и поселков. Кому везет, тот не остается здесь, а кому нет, те вынуждены каждый день просить милостыню или торговать своим телом, чтобы выжить. Тут даже домашние животные не приживаются. Не завидую тем, кто сюда попадет.
Он посмотрел на меня пронзительным взглядом, а я прижала Бусю к себе. Неужели он нас сейчас высадит прямо здесь? Пусть дверца и была закрыта, но я почувствовала не самые приятные запахи.
Я уже и так поняла, что без Лема никуда лучше не соваться.
Просто в моем воспитании и жизненной установке есть правило – неправильно кого-то держать силой или воровать. Все-таки общество современное, и мужчине не нужно бить женщину по голове и тащить ее в пещеру. Поэтому я внутренне сопротивляюсь Лему, понимая – все, что происходит, неправильно. Он может быть прекрасным человеком, но оттого, что он меня украл – мне тяжело. Вот в этом вся и проблема.
И теперь вместо нормального сосуществования я проверяю границы терпения мужчины. Как далеко я смогу зайти, дергая его? Ладно, терпелка у него есть, а вот выдержка шатается.
Ну, не будет у меня ребенка, зато будет собака. Им тоже любовь нужна.
Я почесала Бусинку за ушком, когда та взволнованно поднялась на лапки. Она уже изрядно нервничала и негромко пищала, а затем и вовсе начала ходить по сидушке.
Вскоре карета остановилась.
– Ты всегда будешь такой упрямой? – задумчиво спросил Лем.
– Какой родилась, такой и буду, – я пожала плечами.
Лем поднялся и посмотрел на щенка. Затем подхватил ее, будто та весила как перышко. У нее так смешно свисали лапки и ушки, когда она очутилась у него под мышкой, как какая-то карманная собачка. Да, огромный сильный мужчина, носящий на руках Бусинку.
Я так залюбовалась этой картиной, что чуть не забыла выйти.
– Я думаю, она погулять хочет, – сказала я, аккуратно выходя из кареты.