Приближается столетие со дня рождения писателя Фёдора Абрамова, одного из столпов так называемой деревенской прозы – самого значительного, по мнению многих литературоведов, явлений в русской литературе второй половины прошлого века.
Хочется вспомнить, что такое деревенская проза, кто такие «деревенщики», понять, есть ли сейчас те, кто пишет о русской деревне, сохранился ли вообще этот мир – мир, с которым прощались Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Астафьев, Федор Абрамов…
Интересно, что термин «деревенщики» поначалу имел ироническую окраску. В прессе 1960-х можно найти множество статей против литераторов, защищавших в эпоху прогресса «поросшее мхом» прошлое, «певших гимны» деревенскому быту, не хотевших замечать процесс слияния города и деревни; их называли «мужиковствующими», «деревенщиками».
Пиком конфликта «городского» и «деревенского» направлений считается статья Александра Дементьева «О традициях и народности», опубликованная в «Новом мире» весной 1969 года. Вскоре на страницах «Огонька» появился ответ, подписанный в основном авторами журнала «Молодая гвардия», который и оказался главной мишенью статьи Дементьева.
Интересно, что в то время в самом «Новом мире» публиковалось большинство тех писателей, что позже стали классиками деревенской прозы – Белов, Можаев, Тендряков, Абрамов, Астафьев, шли подборка за подборкой рассказы Шукшина.
Александр Дементьев выступил против авторов, идеализирующих русскую (советскую) деревню, рисующих прошлое страны лишь в светлых тонах. Ему как убежденному коммунисту и одновременно «сыну кулака», это было глубоко враждебно.
Хотя и у «новомирских» деревенщиков некоторая идеализация прошлого очевидна. Того прошлого, когда город не подмял под себя деревню, не закабалил ее.
По сути, деревенская проза вообще антиурбанична, да и антигосударственна, и почти в каждом произведении можно встретить мысль: отстаньте от мужика, не давите, не насилуйте его, дайте ему свободно пахать и сеять.
Эти призывы звучали и за сто лет до того, в 1860-е, когда «в народ» пошли молодые русские интеллигенты, чтоб описать жизнь тогдашней деревни, записать обычаи, прямую речь простого человека… Царская власть отнеслась к этому порыву очень неодобрительно…
Уже тогда с русской деревней стали прощаться, прощались и поминали ее и в 1960 – 1980-е. И сегодня то и дело слышатся речи, что русская Атлантида, которой являлась деревенская цивилизация, погибла. Словами, кажется, не дающими остающимся на земле надежды на лучшее, на свои силы, расставались с миром Виктор Астафьев, Валентин Распутин.
Но жизнь продолжается, Россия не исчезает, Атлантида русской (северной, сибирской, донской) деревни хоть и погрузилось в пучину, но остались острова, на которых обитают люди, и некоторые пишут.
Хоть и редко, но выходят новые рассказы и очерки Виктора Лихоносова и Виктора Потанина, не ушел «на писательскую пенсию» Борис Екимов, и его повесть «Осень в Задонье», опубликованная несколько лет назад в «Новом мире» стала, по моему мнению, жемчужиной не только деревенской, но и в целом русской литературы.
Далеко не все тридцати-пятидесятилетние прозаики и поэты заворожены мегаполисами. Наоборот, тема большого города с его клубами, автомобильными пробками, блеском и нищетой постепенно начинает уступать место историям о райцентрах, тайге, деревнях и поселках.
В Карелии и на Русском Севере, например, есть несколько писателей, которых можно назвать если и не деревенщиками, то уж точно почвенниками. Для них земля, традиции – не экзотика, а непременная реальность, в которой они существуют.
В Архангельской области это, например, Моше Шанин, в Вологодской – Наталья Мелёхина, в Карелии – Дмитрий Новиков, Яна Жемойтелите, Ирина Мамаева, Александр Бушковский, Елена Кубли…
Кстати, именно в этих регионах в последние годы со страшной силой происходит сокращение сёл. Некоторые появились еще во времена Новгородской республики… Людей не выселяют насильно, но делают их жизнь там практически невыносимой: закрывают школы, фельдшерские пункты, магазины, обрубают электричество. Возвращают на семьсот лет назад.
Не столь давно я в составе так называемого писательского десанта побывал на острове Кижи, где как раз шла реставрация знаменитой церкви. Экскурсовод, сам из реставраторов, интересно и бодро рассказал нам много интересного и полезного о прошлом этой земли, а потом, на пути к причалу, помрачнел. Литераторы, люди любопытные, стали допытываться, почему.
«Церкви, здания, вещи спасаем, а вот людей… Людей-то почти не осталось ни на острове, ни в окрестностях, – ответил он. – Скоро, наверное, для одних туристов церковные службы проводиться будут».
Думаю, неспроста в романах Дмитрия Новикова («Голомяное пламя») и Александра Бушковского («Рымба») так много страниц посвящено невозвратному прошлому, некогда обитаемым, а теперь безлюдным местам на берегах Белого моря, Онежского озера… Это попытка запечатлеть то, что совсем скоро забудется народной памятью.
Острова и островки русской Атлантиды продолжают исчезать. Следы некоторых можно опознать по торчащим на железных штырях таксофонам. Лет пятнадцать назад их установили чуть ли не в каждой деревне, но с тех пор немало этих деревень обезлюдили, срубы или увезли, или сожгли, а телефоны под красными или синими пластиковыми козырьками остались.
Зрелище жутковатое, да и не совсем вроде бы реальное, располагающее к мистике, хоррору… Наталья Мелёхина написала такой, и абсурдистский, и одновременно абсолютно достоверный, пронзительный рассказ – «По заявкам сельчан».
Русская проза о деревне традиционно горькая. Мужики бедствуют, спиваются, избы ветшают и горят, поля зарастают без хозяев… Заупокойная нота стала чуть ли не обязательной для этого направления литературы. Или превратилась в прием.
Но кто-то выращивает хлеб, мясо, овощи и фрукты – не все же везут из заграницы. Существуют крестьянские общины, и чем дальше от больших городов, тем они крепче. Правда, с человеком, трудящемся на земле, мы сталкивались и сталкиваемся в литературе очень редко.
Февраль 2020