Просмотрев оставшиеся несколько стихотворений, он обратил внимание на еще одно:
Я вечером выйду и к Таре спущусь,
…
Взгляну я на гору, покажется мне,
Что там, на вершине, конечно, светлей.
Вперед устремлюсь…
Велибор вырвал и эту страницу.
– Ах, это же ценная вещь, – сказал Велибор, с усердием снимая с тетради кожаную обложку. Захлопнул тетрадь и швырнул в далекие кусты позади дома. Поднялся и посмотрел в ту сторону, где ранним вечером на закате можно было видеть гору. Сейчас там сгустилась темнота.
– Вперед устремлюсь, – произнес он с печалью в голосе.
Протер глаза, повернулся и устало поплелся в дом.
Ночью в окне его маленькой комнатки горел светильник с зеленым абажуром, комната утопала в мягком изумрудном сиянии.
Велибор лежал на кровати и держал перед собой неизменный блокнот. Изучая написанное, он чуть заметно шевелил губами.
Подчас он с досадой опускал руку с блокнотом, закрывал глаза и жалобно стонал: «Что за бессмыслица?», но вскоре вновь принимался искать среди множества слов подходящие.
В один момент он даже решил, что нужно написать трагедию, ведь многие любят трагедии, потому что им нравится ощущать себя непонятыми романтиками.
Проползли два дня, в которых не было ничего нового, кроме еле ощутимого тумана, расстилавшегося над крышами Цетинье, отчего горожане выглядели одурманенными и задумчивыми.
Такое же небо расстилалось над городом, такое же солнце освещало его окрестности, те же черные горы стояли на страже города, те же люди бродили по улицам, и, несмотря на дурман, их мучили те же будничные мысли, и в разговорах друг с другом они поднимали одни и те же темы: погода, семья, работа, досуг…
Велибор подолгу сидел на диване в прихожей, ожидая стука в дверь. Неизвестно, кого он там ждал, может, кого-то определенного, а может, просто хоть кого-нибудь. Время от времени он прислушивался к звукам, доносившимся с улицы, но потом вновь погружался в свои мысли.
«Поиск – вот оно, то, на чем зиждется всё! – гремел его внутренний голос. – Вот он – двигатель, позволяющий идти вперед и не чувствовать бега времени! Ища значимое, отвлекаешься от мысли о необратимом конце. Сегодняшний мир – это результат всеобщих поисков!»
Входная дверь тихонечко отворилась, и показался силуэт Берта.
– Я как ни зайду к тебе, ты всё сидишь на этом диване!
– Не волнуйся, Берт, мне так просто лучше думается.
Берт каждое утро приносил поднос с едой и ставил его на маленький столик возле окна в гостиной.
– Сегодня выходной, отец приготовил, – кивнул он на поднос.
– Ага…
– От этих вечных сообщений от Марьяны телефон стал быстро разряжаться! – посмеялся Берт. – Отец сказал, что мама звонила, до меня не дозвонилась, вот позвонила ему.
– Что говорит? – задумчиво поинтересовался Велибор.
– Да, ничего, спрашивала, как тебе здесь нравится. Отец сказал ей, что всё хорошо, что у тебя немного едет крыша, но она у тебя всегда едет, так что всё в порядке.
– Понятно, передавай ей привет…
– Может, ты тоже приобретешь себе телефон? Полезная вещь, знаешь ли! Про компьютер я молчу…
– Да нет, спасибо, мне и так нормально.
– Браво, Велибор! – Берт хлопал в ладоши. – Двадцать первый век, а ему и так нормально!
– Ага…
– Этот шарф, наверное, прирос к тебе? На улице плюс двадцать, солнце печет!
– Ага…
Возникло долгое молчание.
– Как самочувствие у дяди? – поинтересовался Велибор.
– Хорошо… неплохо, неплохо для человека его лет, страдающего ревматизмом!
– Как Катарина? Что с ней происходит?
– Да ладно тебе, вы же не родственники! Она тебя не видела много лет, а ты за это время похорошел, возмужал!
Берт надул губы, насупился и сжал кулак, изображая борца. Велибор, хмыкнув, отвернулся.
– Шучу я, конечно, – поспешно заметил Берт. – Мне это тоже не нравится. Пройдет у нее, не переживай! Слушай, а если серьезно, то о чем столько можно думать? Так и спятить недолго…
– Я уже спятил, – грустно вздохнул Велибор. – Вот думаю над тем, как из этого выбираться или как это применить можно.
– Перестань!
– Берт, ты же помнишь про ту мою встречу в парке? Ты должен понимать, что мне нужно быстрее что-то придумать.
– Я понимаю, но в любом случае сейчас у тебя обычная депрессия, которая скоро пройдет. Не нужно делать из мухи слона! Ты не спятил! Я в это не верю! – Берт покачал головой. – Поеду с ребятами в бар смотреть, как играют «Ловчен» и «Зета».
– Поезжай, Альберт, посмотри, – вздохнул Велибор. – Футбол – всему голова.
Берт ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. Велибор смотрел вслед брату.
– Конечно, не веришь, – сказал он в тишину, – в это тяжело поверить, тебе же не хочется, чтобы это оказалось правдой.
Через несколько секунд из-за двери раздалось глухое тарахтение старой машины Берта, которое вскоре стихло вдали.
«А может, написать о неверии, – подумал Велибор, – это еще хуже, чем непонимание. Я не о таком неверии, когда кто-то не верит в фей, домового или лешего. Я о том, когда ты чувствуешь в себе силы что-то создать, а кому-то это кажется мимолетной вспышкой».
Туман не отступал от города. Было тепло и сыро. Особенно густым туман был на поляне, кому-то даже показалось, что там порхают маленькие белые мотыльки, но как только подходишь к ним ближе, они тут же улетают.
Постоянно кому-то что-то кажется.
Спустя пару суток туман начал таять. По небу понеслись облака, быстрые, стремящиеся поскорее покинуть город. Жители Цетинье поднимали головы, смотрели на небо, и воздух наполнялся отдельными фразами.
– Какой же сильный ветер!
– Дождь скоро пойдет!
– Нужно где-то укрыться!
На Дворскую площадь напротив музея короля Николы приземлились несколько тощих ворон, они беспокойно ворчали и размахивали крыльями. Где-то громко хлопнули ставни, в одном из двориков женщина беспокойно и быстро снимала белье, складывая его в большой таз.
Старик с тростью в сером плаще без единой пуговицы, который уже долго непринужденно ходил по площади, вдруг оглянулся по сторонам и направился в парк Негоша.
– Почему на вас плащ, когда такой теплый день? – спросил я из-за куста.
– Ах, вот ты где! – он хитро щурил мне светлые глаза. – И давно ты здесь прячешься?
– Несколько минут, не переживайте!
– Хорошо бы никто тебя не заметил, а то здесь каждую собаку знают.
– Я, извольте, отнюдь не собака! – недовольно хмыкнул я. – А вы думаете, что никто не удивится, если увидит, как вы беседуете с кустом?
– Ох, – старик вздохнул и оперся на трость, – тут все думают, что я слетел с катушек, поэтому не удивятся. Так чего ты хотел?
Куст шиповника пошевелился.
– Вот, держите, – я протянул ему стопку листков, – когда придет время, я скажу вам, что с этим сделать. Вот так…
Старик принял стопку и аккуратно положил ее в тряпичную сумку, висевшую через плечо.
– И еще кое-что… – я протянул ему небольшую черную коробочку. – Осторожнее! Это очень хрупкий механизм!
Старик взял ее и осторожно приложил к уху: услышал, как там вздрогнула пружина.