Часть II Река

Холщовое каноэ

– Мы пойдём по реке к тем холмам, – сказал Сиг Эди. – Там больше всего грибов. Они уже выскакивают то тут, то там. А завтра-послезавтра их будет тьма.

Мальчик стоял и слушал, пока Сиг не взглянул на него и не повторил:

– Надевай башмаки и не забудь рубашку с длинным рукавом.

– Надолго? – спросила Эди.

– Не уверен. Дня два, может, три.

– И ты думаешь, что он готов к такому?

– Если ещё нет, будет готов. Должно быть, он выносливый, учитывая то, как жил в городе.

Сиг вышел из кухни, и мальчик предположил, что должен следовать за ним. Поэтому он неуклюже завязал шнурки на своих теннисных туфлях[12], вытащил из картонного чемоданчика рубашку и выбежал наружу. Сиг остановился на крыльце, чтобы взять скатку[13] одеял и старый вещмешок. Он протянул мальчику скатку – та была почти с мальчика размером – повесил вещмешок на плечо и пошёл. Мальчику оставалось только идти следом, шатаясь под весом одеял. Вскоре Сиг ушёл так далеко вперёд, что когда он миновал хлев, мальчик потерял его из виду.

Он почти пересёк выходившую к дороге площадку перед домом, когда гуси, увидев его, зашипели и бросились к нему, но Рекс прыгнул в самую их гущу, позволив мальчику спастись, доковылять до хлева и скрыться за углом. Там опять стало видно Сига: он шагал по пастбищу в сторону вытянутого пруда, который при приближении оказался небольшой речкой, неспешно текущей среди высокой речной травы, мимо ив, мимо фермы и дальше в лес.

Много лет спустя он узнал, что эта река протекала между двумя озёрами, расположенными милях в пятидесяти друг от друга, если смотреть по карте, по прямой, как летает ворон. Но река не текла прямо, и путь её растягивался по меньшей мере на сто миль. Впрочем, в тот момент мальчик не думал о том, куда она течёт: ему срочно нужно было догнать Сига. И когда он догнал, тот стоял рядом с чем-то, похожим на перевёрнутую лодку, вытащенную из воды на берег с высокой травой.

Это было каноэ восемнадцати футов в длину, сделанное из узких досок и покрытое слоем холстины. Ткань, в свою очередь, была намазана густым слоем зелёной краски, чтобы не просачивалась вода. Там и тут чёрные пятна дёгтя показывали места давних протечек. Сиг перевернул каноэ, и мальчик увидел лежащие под ним два весла.

Сиг сдвинул нос каноэ к воде, забрал у мальчика скатку и положил её внутрь вместе со своим вещмешком. Потом спустил нос каноэ в воду. Корма судна пока оставалась на земле.

– Залезай, – сказал Сиг. – Возьми весло и вставай ближе к носу на колени на дно, не на перекладины.

«Ладно, – подумал мальчик, – Просто ещё кое-что новое вдобавок ко всему остальному, что со мной происходит». Он замер в нерешительности, ожидая, что Сиг скажет что-то ещё, объяснит, что и как делать. Гэри никогда не выходил на воду ни на каноэ, ни на какой-то другой лодке, поэтому совершенно не представлял, что ему делать.

Но Сиг ничего не говорил, просто держал корму каноэ. Ждал. И тогда мальчик подумал, как ему предстояло подумать ещё много раз в жизни, что, должно быть, всё получится, потому что…

Потому что Сиг сказал сделать это.

Если Сиг был уверен, что он сможет что-то сделать, надо обязательно смочь. Поэтому мальчик влез в каноэ, переполз через скатку и вещмешок, взял весло и устроился на носу. Он ощутил толчок и скольжение: Сиг залез в каноэ и оттолкнулся от берега. Они поплыли.

Мальчик вцепился в борта, потому что всё болталось и шаталось, и, казалось, они вот-вот перевернутся. Но он оглянулся на Сига и увидел, как тот, стоя на коленях, контролирует движения каноэ, выравнивает его, перемещая свой вес с одной ноги на другую.

Сиг махнул веслом, и каноэ рванулось к середине реки. Мальчик чуть не упал на спину, и ему пришлось снова вцепиться в борта.

– Греби, – сказал Сиг. – Сядь как я и греби.

«Легко вам говорить», – подумал мальчик. Но не осмелился сказать это вслух. Неизвестно почему, но он был уверен, что сейчас не время вести себя так, как в барах, когда ему надо было петь, но мужчины не замолкали. Когда он начинал язвить, они называли его «малыш-умник».

Но сейчас он был слишком занят, чтобы язвить. Даже встать на колени, не перевернув каноэ и не свалившись в реку, казалось невозможным. А ещё весло, которое длиннее него на добрый фут. Наконец мальчик сумел встать на колени и попытался опустить весло в воду, но выронил его и чуть не вывалился сам, пытаясь его поймать.

Не произнося ни слова, Сиг выловил весло, когда оно проплывало мимо него, и протянул обратно мальчику. Тот принял его, но отложил в сторону, потому что у него были другие проблемы – стояние на коленях. На дне каноэ не было подкладки, поэтому в ноги упирались многочисленные острые углы голых дощечек.

К тому же он поймал занозу между пальцами левой руки, когда хватался за борта. На коленях, потом полуприсев на дно каноэ, он зубами вытаскивал занозу.

И когда Сиг передал ему уроненное весло, мальчик неловко махнул им, треснул себя деревянной рукояткой над левым ухом и сразу почувствовал, как растёт шишка.

Он не знал, как долго он пытался устроиться поудобнее, вынимал занозу, сопротивлялся желанию потереть ушибленную голову, расстраивался. Сиг тем временем грёб, каноэ плыло вниз по течению. Вдруг мальчик заметил, что солнце больше не светит в спину, что они в зелёной тени. И почти в тот же момент он услышал, почти почувствовал мягкий шёпот:

– Смотри. Туда. Смотри.

Шёпот был как касание. Очень лёгкое.

Мальчик привстал, чтобы нос каноэ не загораживал обзор, и внезапно ощутил себя так, будто оказался в другом мире. Этот мир был прекрасен, как ожившая силой волшебства картинка из сказки. Деревья наклонились над рекой так же, как тогда над дорогой, и тоже сложились в зелёный туннель. При этом они не просто соприкасались кронами, но продолжали расти, переплетались ветвями и образовывали длинный живой коридор.

А по этому коридору, среди этой красоты, медленно и спокойно текла река. С обеих сторон от каноэ танцевали кувшинки, и мириады стрекоз перелетали с цветка на цветок, ловя мух и иногда друг друга.

Мальчик обернулся и посмотрел на Сига, который всё так же сидел на коленях на корме. Сиг перестал грести, и каноэ само плыло по течению. Сиг почти незаметным движением подбородка указал куда-то направо, и так же тихо, как в прошлый раз, проговорил:

– Смотри, туда смотри

И тут наступил он – момент, мельчайшая секунда из всех минут всего времени во всей его жизни, и она никогда не закончилась. Это был момент – пусть он и смог его понять в полной мере значительно позже, повзрослев, – после которого он больше не мог, да и не хотел отделять себя от природы. Он растворился в ней, стал частицей воды, деревьев и стрекоз. Этот момент был таким чистым, таким глубоким, что мальчик неосознанно задержал дыхание.

Справа, прямо над кувшинками, на берегу у воды склонилась на водопое белохвостая лань. Мальчик видел оленей на картинках и видел их живьём из окна несущегося поезда, но он никогда не видел оленя вот так близко.

Идеально.

Шкура лани была блестящей и пушистой, почти красной, и шерсть выглядела так, будто её недавно почистили и расчесали. Когда каноэ вплыло в её поле зрения, она подняла голову от воды, и похожие на блестящие алмазы капли упали с её губ на кувшинки. Лань внимательно смотрела на каноэ, вероятно, пытаясь понять, что это за странное бревно с двумя странными отростками сверху плывёт по реке.

Мальчик так засмотрелся на лань, что почти не заметил стоявшего прямо у неё за спиной оленёнка. Тот смотрел на людей в каноэ невинными широко открытыми глазами. Как щенок, с восторгом изучающий что-то новое.

Движимый любопытством оленёнок сделал шаг вперёд, войдя передними ногами в реку. Лань, заметив его внезапное движение и стремясь защитить, повернулась и мордой оттолкнула его подальше от реки, к ивам. Оленёнок так быстро слился с ними цветом, что казалось, будто он растворился в воздухе. Мальчик сделал глубокий вдох. Лань это услышала – они были настолько близко – и волшебство развеялось. Она развернулась и тоже растворилась среди росших на берегу ив. Мальчик услышал, как весло Сига опускается в воду, и они поплыли вперёд.

Оба долго молчали, казалось, много часов. Только гребли. Весло было слишком большим, но Гэри старался. Вся боль ушла: было так много того, что нужно увидеть и попытаться понять, что для боли просто не осталось места. Каноэ скользило по воде в тишине.

В его голове вспыхивали один за другим бесконечные вопросы, и он поворачивался к Сигу, чтобы задать их, но останавливался, не открыв рта. Казалось неправильным говорить, издавать звуки, не принадлежащие этому месту. Мальчик не мог это сформулировать, не мог выразить это чувство, это знание, но он знал. Знал, что это особенное место, и молчал, чтобы не портить момент шумом.

Но это не всё.

Это ещё не всё. Сиг был здесь, в этом месте, в это время, потому что он и должен был быть здесь, сидеть в каноэ, плывущем по этой бескрайней красоте. Это было так же естественно, как тогда, на кухне, когда он пил кофе и улыбался. И, поскольку мальчик был с ним, его это тоже касалось. Он больше не был малышом-умником, поющим в барах, лопающим жареную курицу, хлещущим кока-колу и наблюдающим за пьяными вдрызг мужчинами, которые пытаются завладеть вниманием его матери. Он был здесь, частью всего этого, живой частью того же, что и Сиг – красоты, потока. Частью радости.

И он должен был быть здесь, в этом месте, тем, кто он есть, и тем, кем он, казалось, всегда будет, он будет здесь, будет знать это место, он будет.

Издать малейший звук, даже ползвука, невозможно, они попросту всё испортят.

Поэтому вопросы он держал при себе и думал: «Если мне важно что-то знать, я узнаю это молча».

Охота за грибами

Вокруг мальчика и мужчины вились огромные мухи. Садились, чтобы укусить, но взлетали, так и не попытавшись. Наблюдая за ними, мальчик понял, что это из-за стрекоз: те ловили мух иногда прямо в полёте и ели их. Одна стрекоза приземлилась на нос каноэ, держа в лапках муху, которую ела. Крылышки упали с тела мухи. Стрекоза полетела на поиски следующей.

Они не торопились, каноэ просто плыло по течению, и мальчик начал понимать, что из-за их неподвижности и молчания стирается граница между ними и этим местом. Они вписываются в него идеально. Как будто каноэ всегда было здесь, и они – не только Сиг, но и Гэри – всегда были частью этого живого мира.

Пройдя поворот, они увидели ещё одного оленя. На этот раз самца. Его рога были новыми и бархатистыми, а шкура не такой красивой, как у лани и оленёнка. Олень заметил мальчика и Сига, но, как и лань, не особо боялся их.

Сиг издал какой-то придушенный щёлкающий звук и легко похлопал веслом по борту. Олень, вместо того, чтобы испугаться, рассердился. Коротко фыркнул и топнул передними ногами. А потом как будто вырос и так повернулся, чтобы было видно, что он весь стал больше. Потом олень снова фыркнул, ушёл с берега и скрылся в ивах.

Мальчик начал перечислять про себя всё, о чём собирался спросить Сига, только не сейчас, а позже, когда можно будет издавать звуки. У него получился целый список. Он добавил туда происшествие с оленем. Что за звук издал Сиг и зачем ему потребовалось злить оленя.

В их движении была какая-то магия. Волшебство. Казалось, что они стоят на месте. А река и лес текут мимо, под ними и над ними, точно лента на огромном бесконечном конвейере. Мимо них плыли бескрайние, бесконечные потоки красоты.

Спустя долгое, долгое время, мальчик ощутил, насколько он устал, насколько он вымотан. Он старался бороться с усталостью, грёб изо всех сил. Один прекрасный поворот сменял другой, всюду цвели жёлтые кувшинки, над которыми кружили бабочки. Наконец, даже не осознавая, что делает, он положил весло поперёк каноэ, сложил на нём руки и уронил голову. Просто вздремнуть пару минут, подумал он.

Не спать, не всерьёз. Просто немного вздремнуть.

И заснул.

Он не знал, как долго проспал так, но его разбудил мягкий толчок, с которым каноэ причалило к поросшему травой берегу. Мальчик обернулся и увидел, как Сиг веслом отталкивается ото дна и разворачивает каноэ бортом к траве.

– Вылезай, – сказал он, показывая подбородком на берег. – Заночуем здесь.

Гэри вылез из каноэ на берег, цепляясь за траву и ивы.

– На, – сказал Сиг. – Возьми и найди ровное место.

Он бросил скатку одеял и вещмешок к ногам мальчика, а сам вытянул каноэ из воды на берег. Мальчик поднял скатку и мешок как сумел, немного неуклюже, и поковылял вдоль берега, пока не нашёл относительно ровное место. Он огляделся. Места лучше он не видел и хотел сказать, что ещё никогда в жизни не искал место для ночлега – он вообще никогда не делал многого из тех поразительных вещей, которые делал вчера и сегодня. Он никогда не ночевал на природе. Никогда…

Он остановился. Он не хотел углубляться в эту степь – список всего того нового, что с ним происходит и чему, по его мнению, требуется объяснение. К тому же поднимать эту тему было всё равно, что начать задавать вопросы, так что он просто бросил скатку и мешок и стоял.

Ждал.

Вытащив каноэ подальше на берег, Сиг подошёл к мальчику, осмотрел место, которое тот выбрал, и кивнул.

– Хорошо.

Потом жестом позвал его за собой, и они подошли к деревьям – это были небольшие и нетолстые в обхвате тополя. Не толще ноги Сига. Их нижние ветки были мёртвыми.

Сиг отломил одну, чтобы показать, что нужно.

– Они сухие и хорошо горят. Набери сколько сможешь, – он улыбнулся. – А потом ещё столько же. Огонь и дым нужны всю ночь, чтобы отгонять кровососов.

«А, хорошо, – подумал мальчик. – Ночью придут кровососы. Просто прекрасно». Нелепо было волноваться о неизвестном, когда на самом деле надо было готовиться к приходу кровососов. На этот раз он не мог не спросить.

– Кровососы?

– Комары, – пояснил Сиг. – Они пленных не берут. Они приходят голодными, и всегда тучами.

Гэри видел нескольких комаров, пока они плыли в каноэ, но слепни доставляли куда больше неприятностей. Хотя они были не такими уж и страшными. Достаточно легонько смахнуть их. Но солнце сияло ещё высоко, и мальчику только предстояло узнать, что не такие уж они и страшные только при свете дня.

Он деловито собирал сухие ветки и палки для костра и складывал их в большую кучу, не выпуская место ночёвки из виду и стоя спиной к лесу, чтобы видеть, что делает Сиг. А Сиг в это время разбивал лагерь, но то, как он работал, как двигался, было похоже на танец.

Плавными, текучими движениями Сиг положил скатку на землю, развернул её, вытащил оттуда два шерстяных одеяла и сложил их на брезент, который служил внешним слоем скатки. В одеяла оказались завёрнуты большая старая кофейная банка и две ложки. Сиг положил их рядом с камнями, которыми уже окружил костровую яму.

Из мешка он достал кастрюлю, две жестяные чашки, большую сковороду из металлического листа, баночку чего-то, что выглядело как масло, но оказалось салом, баночку поменьше с солью и средних размеров банку с высушенными молотыми листьями чая. Сиг снова запустил руку в мешок – мальчику уже казалось, что тот бездонный – и вытащил узелок с бисквитами. Потом порылся ещё и вытащил деревянную катушку с чёрной леской, к которой уже были привязаны небольшие свинцовые грузики и крючок.

Мальчик оторвался от своего дела, чтобы понаблюдать за Сигом. Тот поднял голову, увидел это и жестом подозвал его. Мальчик взял всё, что успел собрать, притащил к костровой яме и положил в общую кучу.

– Нужно больше, – покачал головой Сиг. – Но сейчас надо добыть еды.

Он показал на реку и жестом позвал мальчика с собой.

– Ты умеешь рыбачить?

Тот покачал головой и подумал: «Вот чего ещё я не умею». Сиг нагнулся, вытащил из чехла на поясе нож, срезал длинный ивовый прут, очистил его от листьев и отростков, потом отрезал длинный кусок лески и привязал его к пруту, чтобы получилась удочка.

Загрузка...