В какой момент стоит признать, что любовь умерла и перестать осуществлять реанимационные действия? Когда слово «развод» больше не режет слух, а становится обычной темой для разговора? Когда муж перестает целовать в губы? Когда он все реже произносит твое имя? Или когда в паре неожиданно появляется кто-то третий…
Мой день всегда начинается с просмотра утреннего шоу на местном свердловском телеканале. Не открою глаза, пока не услышу наигранно бодрые, призванные зарядить меня позитивом на предстоящий день голоса ведущих. Их веселое щебетание особенно контрастирует с опухшими серо-зелеными лицами – признаками недосыпа или долгого застолья накануне. Но меня почему-то это несказанно радует. Приятно осознавать, что кто-то встал раньше тебя и уже по меньшей мере час работает без перерыва.
Сегодня я проснулась позже и попадаю сразу на новостной блок. Не к добру это. Хорошее утро не начинается со слов «происшествие» или «криминал».
Муж, проходя мимо, дарит мне поцелуй в щеку, который больше выглядит как клевок.
– Доброе утро, – говорит он максимально недобрым голосом. Сразу понимаю, что не выспался. – Сделай потише, мне нужно позвонить клиенту.
Просьба мужа звучит бессмысленно. Я-то знаю, что, перекинувшись с собеседником парой фраз, он выйдет из кухни. Он всегда так делает, когда разговаривает с кем-то по телефону: долго мечется по комнате туда-сюда, как загнанный зверь, а затем быстро покидает ее в произвольный момент времени.
Тем не менее нажимаю на телевизионном пульте MUTE. На экране демонстрируют фото девушки лет двадцати. Она сидит в машине и широко улыбается фотографу. Ее белокурые волосы волнами ниспадают на плечи, большие голубые глаза добродушно смотрят в камеру. Красавица, что сказать. Интересно, к чему ее фото показывают в новостях? Любопытство давит на меня, но муж, как назло, остается на кухне до того момента, пока фотография девушки не исчезает с экрана. Немного расстраиваюсь, но делаю себе пометку в голове обязательно посмотреть следующий выпуск новостей.
Пока муж договаривается с кем-то по телефону насчет скидок – он работает менеджером по продажам в строительной фирме, – я решаю приготовить для нас завтрак.
– Что-то случилось на работе? – интересуюсь я, когда он наконец-то убирает мобильник в задний карман брюк и обращает на меня внимание.
– Угу, – муж немногословен, но расспрашивать не решаюсь.
Прибавляю звук на телевизоре. Новости уже закончились. Теперь ведущие общаются в студии с приглашенным гостем. Кажется, это владелец приюта для кошек и собак. Иначе как объяснить наличие огромного пышного мейн-куна у него в руках.
– Что у нас на завтрак? – спрашивает муж.
Я смотрю на иссиня-черную столешницу, на которую уже выставила пару яиц и сыр. Когда-то давно мы с мужем начинали завтрак с секса на этой самой столешнице. Иногда до еды доходили только к обеду. А теперь о таком даже вспомнить стыдно. Как будто это происходило в прошлой жизни. А хотелось бы в этой.
Возможно, мы стали не такими легкими на подъем, и стоит только напомнить мужу, искра разгорится вновь? Собираюсь с духом и решаюсь намекнуть:
– Помнишь, как мы…
– Минуту, – муж прерывает мой вдохновленный воспоминаниями разговор поднятым указательным пальцем.
Только сейчас замечаю расплывающийся по кухне звук вибрирующего мобильника. Муж хватается за задний карман, достает из него телефон и бросает короткий взгляд на экран.
– Я сейчас, – говорит он, уже выходя из кухни.
Такое поведение меня задевает. Чувствую, как к горлу подкатывает слезы. Чтобы справиться с ними, занимаю руки и голову приготовлением завтрака. Разбиваю на разогретую сковороду яйца. Не могу отделаться от мысли – мужу звонит женщина. А именно любовница. Я недавно стала подозревать мужа в измене, но с каждым днем убеждаюсь, что это все больше походит на правду. Причин для подозрений у меня накопилось немало. Во-первых, вот уже полгода мы не спим вместе. Хорошо, если в кровати одной окажемся. Муж постоянно то задерживается на работе, то пропадает на встречах с клиентами или в спортзале – каждую неделю что-то новенькое. Во-вторых, он постоянно держит телефон в кармане или экраном вниз – верный признак, что что-то скрывает. И наконец, эти вечные звонки, из-за которых муж вылетает быстрее пули из помещения, где мы находимся вместе. Мне даже кажется, если подобный звонок настигнет его за рулем, муж, не раздумывая, выскочит из машины на полном ходу, лишь бы я не узнала правды.
В последнее время я стараюсь быть внимательнее и замечать странности в поведении мужа. Вот и сейчас пытаюсь проанализировать его взгляд, движения, слова. Было ли в них волнение или возбуждение? Страх или нетерпение? Облизал ли он от удовольствия губы перед тем, как выйти из кухни, или выполнил все действия машинально?
Если мои подозрения верны, и у мужа действительно есть любовница, то когда произошел тот переломный момент, после которого наш брак стух, словно забытое вареное яйцо?
Яичница скворчит на сковороде в такт моим мыслям «пошшшел-пошшшел-пошшшел.
Когда из любящих людей мы превратились в обычных сожителей?
«Сожжжителей».
Края яичницы запекаются и теперь напоминают карамельные оборки на белоснежной юбке из белка. Выключаю плиту и накрываю сковороду крышкой, чтобы запекся желток, как любит мой муж.
А любит ли он еще так?
«Это ты про яичницу или про себя, Крис», – издевается надо мной внутренний голос.
– Извини, резко позвонили с работы, – муж возвращается на кухню неприлично одухотворенным. – Ты что-то говорила?
Моя смелость остыла вместе с яичницей.
– Ничего особенного, – выдавливаю я и подаю мужу тарелку с завтраком.
Он моментально уплетает половину и спрашивает:
– Чем сегодня займешься?
– Немного поработаю, затем встречусь с Ма в центре.
Муж кивает, от чего-то торопится проглотить остатки яичницы не жуя.
– Меня сегодня не жди на ужин, хочу после работы в спортзал зайти, – он теребит себя за живот и весело добавляет, – что-то накопил к зиме жирка.
Я согласно киваю. Могла бы пойти с ним, но мой абонемент давно закончился, а новый заводить как-то поленилась. Но теперь почему-то мне нестерпимо захотелось составить ему компанию.
– Может быть, мне с тобой пойти?
– Зачем это? – даже не пытаясь скрыть удивления, спрашивает муж.
– Ну не знаю, тоже привести себя в форму.
– Ты и так в отличной форме, Крис.
Он поднимается с места, целует меня в лоб и оставляет пустую тарелку возле раковины.
– Тем более я иду туда заниматься, а при виде твоего шикарного тела в обтягивающих штанах не смогу ни на минуту сосредоточиться.
Его неожиданно игривый намек меня вдохновляет, хоть и сказано он обидно будничным тоном. Я поднимаюсь следом, заключаю мужа со спины в крепкие объятия, сильно прижимаясь грудью.
– Не хочешь сосредоточиться на мне сейчас?
– Крис, – вытягивает он мое имя словно жвачку. Чувствую, как напрягаются мышцы под его рубашкой, превращаясь в камень.
– Может, съездим куда-то на выходные? Снимем домик где-нибудь в уединенном месте и побудем вдвоем? – предлагаю я, все еще крепко сжимая мужа.
– Даже не знаю.
Равнодушный тон мужа меня злит.
– Так и скажи, что не хочешь.
– Я не сказал, что не хочу.
– Да ну тебя! – выпаливаю я и резко опускаю руки.
Муж, вырвавшись на свободу, тут же делает два шага в сторону.
– Ты чего такая?
– Какая?
Он пожимает плечами.
– Я подумаю, хорошо? – Он демонстративно смотрит на часы. – Мне пора на работу, и так уже порядком задержался. Вечером еще обсудим.
Он треплет меня по щеке, как щенка, и выходит в прихожую.
– Хорошего тебе дня, любимый, – кричу ему вслед.
– И тебе, – отвечает муж, одновременно захлопывая входную дверь.
Преимущества работы смм-специалиста заключается в том, что заниматься ей можно когда угодно и где угодно. Главное – иметь под рукой заряженный телефон с выходом в Интернет и пауэрбанк. До сих пор считаю, выбрав эту профессию несколько лет назад и выйдя во фриланс, я все равно что выиграла в лотерею. Теперь в моей жизни нет ни душного офиса с его бесконечной борьбой между «открыть окно» и «включить кондиционер», ни душных коллег, предпочитающих убивать рабочее время в хождениях до кулера и обратно, обсуждая свежие сплетни или перемывая косточки старому начальнику.
Поработав в такой атмосфере без малого лет семь и сменив не одно предприятие, я решила начать работать на себя. К собственному удивлению, я быстро обзавелась несколькими клиентами, ставшими впоследствии постоянными: элитным салоном красоты, предоставляющий весь спектр услуг по уходу за телом; потомственным тарологом с загадочным именем Аэлина и фирмой по оптовой продаже сковородок и прочей кухонной утвари, арендующей офис на окраине города где-то между автостоянкой и хладокомбинатом. Эта великолепная троица обеспечивает мне достойный заработок при четырехчасовой загрузке в день, за что я им безмерно благодарна.
Обычно мой рабочий день строится так: с утра я отвечаю на вопросы клиентов и проверяю, как работают запущенные рекламные кампании. До обеда я подготавливаю контент для постов: тексты, статьи, рекламные блоки, а также совместно с моими помощниками – чатом gpt и фотошопом – картинки, и публикую их на страницах в социальных сетях клиентов. Раз в месяц я обязательно формирую контент-план со всей необходимой информацией по постам и согласовываю его и бюджет с клиентами.
При этом вторая половина дня у меня остается свободной для решения срочных вопросов или творческого самовыражения. Так, за последние года два я успела попробовать уйму занятий: по мыловарению и литью свечей, но у меня обнаружилась страшная аллергия на их компоненты; на хатха-йоге я засыпала, рисование картин по номерам и плетение макраме наводили на меня тоску, а видеомонтаж не покорился мне, как вершина Сайпл[1] всему живому.
После десятка провальных хобби я наконец-то оставила попытки раскрыть свое творческое начало и предпочла коротать свободное время в компании с кофе, круассанами и моей давней подругой Ма.
Вообще, Ма – это сокращение от Марианны, но подруге, высокой ширококостной брюнетке со свинцовым взглядом и непробиваемым характером, настолько не нравилось ее имя, что она предпочла сократить его до двух букв, не раздражающих слух. Мне это прозвище нравилось, особенно в свете того факта, что на первый взгляд неприступная и суровая Ма для близких людей была образцом заботы и внимания, настоящей курочкой-наседкой. За все время нашего знакомства, а это без малого шестнадцать лет, я не сосчитаю, сколько советов получила от Ма, но знаю, что абсолютно все из них были рабочими. Короче, Ма была для меня самым близким человеком, можно сказать, старшей сестрой.
Вот и сейчас, сидя в модной кофейне для обеспеченных студентов и попивая халва-латте, я получаю безжалостный нагоняй от Ма.
– Ты действительно думаешь, что твой муж тебе изменяет? Крис, это же смешно. Вы сколько лет в браке? Год?
– Одиннадцать месяцев, – угрюмо отвечаю я и шумно отпиваю из кружки.
– Не верю, что ты насколько плоха в постели, и муж уже сбежал от тебя к другой. Я думала, вы продержитесь хотя бы года три.
Ловлю слезы на подступах и отворачиваюсь к окну. Ма не представляет, каких усилий мне стоило признаться ей в своих подозрениях. Замечая мое настроение, подруга сбавляет обороты осуждения.
– Давай будем мыслить рационально и пройдемся по фактам. Что у нас есть?
– Длительное отсутствие сексуального контакта, – тут же выпаливаю я.
– Насколько длительное? – Ма с недоверием приподнимает одну бровь. Я громко сглатываю. Не хочу говорить. Все равно, что сразу признаться в провале семейной жизни. Отвечаю уклончиво:
– Очень длительное.
Это мало удовлетворяет Ма, но она не сдается.
– Слушай, мы уже не так молоды, тридцать три – все-таки возраст. Может быть, у него просто немного вышло из строя… орудие?
Ма хоть и говорит шепотом, но не краснеет от затронутой темы. За это я ее и люблю.
– Не знаю. Он бы, наверное, сказал о таком.
– Уверена?
Я задумываюсь. Насколько муж доверяет мне, что сможет поделиться подобной проблемой? Видя мое смятение, Ма наклоняется вперед, укладывая на стол внушительного размера бюст, и, понизив голос, говорит:
– Знаешь, Крис, мне кажется, вам лучше поговорить начистоту. Вы же взрослые люди, в конце концов.
– Не представляю даже, как начать подобный разговор. Вот приходит он домой, а я ему: «Привет, дорогой. Ты мне, случаем, не изменяешь?».
– Нет, так не пойдет. Для начала спроси хоть, как у него дела? – Ма разламывает поданный услужливым официантом хлеб, скатывает из него шарик и тут же отправляет в рот. – И прекрати нервничать.
Ма одними глазами указывает на серебряный кулон в форме буквы “К” у меня на шее: всегда, когда я волнуюсь, пальцами нахожу его и бессознательно дергаю в разные стороны. Однажды во время экзамена в университете, где, собственно, мы с Ма и познакомились, я настолько задергала кулон, что порвала цепочку, а на шее остался красный тонкий след, как у жертвы маньяка-душителя.
Я расцепляю пальцы и кладу перед собой на стол, борюсь с желанием вернуть их обратно. Благо меня отвлекает официант, который приносит наш заказ, и теперь мои пальцы обвиваются вокруг ложки, а разум занят оценкой поданного супа-пюре.
– В конце концов, от развода никто еще не умирал, Крис.
При слове «развод» я выкатываю глаза, ложка со звоном выпадает из моей руки.
– Какой еще развод?
– Спокойно, – Ма предупредительно выставляет ладонь вперед. – Это всего лишь один из вариантов развития событий. Необязательно, что до него дойдет.
Я уже злюсь на Ма за этот разговор. Еще больше на себя, что призналась ей в своих подозрениях.
– Может, вам психолога найти. Хочешь, я займусь этим?
Способность устанавливать контакты с людьми и находить профессионалов в самых разных областях – особый талант Ма. Если озадачить ее, она сможет разыскать кого угодно: от сантехника до риелтора, от повара до полицейского.
– Давай оставим этот вариант про запас.
Едва прожевав первую ложку своего супа, Ма возвращается к теме:
– Есть один способ, но сама я не пробовала.
Я в нетерпении подаюсь вперед.
– Нужно дождаться, когда человек впадет в фазу неглубокого сна, и, поглаживая его мизинец, задать интересующий вопрос. Говорят, в таком полусонном состоянии мозг работает плохо и не способен выдумать ложь.
– Угу, – мотаю на ус я. – А мизинец на какой руке гладить?
Лицо Ма кривится, приобретая саркастический вид.
– На всякий случай потереби оба.
После обеда мы с Ма решаем прогуляться по городской набережной. Октябрьское солнце, отчаянно прорываясь сквозь плотные облака, ослепляет, бередя в душе приятные воспоминания о лете. Я с удовольствием зажмуриваю глаза, как сделала бы в июне. К моему глубокому разочарованию, лучи светят ярко, но обманчиво и далеко уже не греют кожу. Подувший от воды морозный ветер подсказывает, что где-то в области снег уже выпал и вот-вот пожалует в город, как непрошенный гость.
Мы идем мимо памятнику клавиатуре, на котором трое детишек лет пяти весело скачут, как будто играют в классики. Я смотрю на их болтающих неподалеку мам и невольно задаюсь вопросом:
– Может быть, мне завести ребенка?
– Господи, Крис, что творится в твоей голове.
Ма отчитывает меня как подростка. Опускаю нос и по-детски пинаю пожухлую листву на дорожке, боюсь заговорить вновь и лишь искоса слежу за подругой, чтобы разгадать ее настроение.
– Тебе хотя бы есть от кого, – неожиданно говорит Ма. В ее глазах читается грусть, но я не могу понять, чем это вызвано. Открываю рот, чтобы спросить, но Ма резко переводит тему. – Обычно к этому времени снег уже лежит повсюду.
– Ты действительно хочешь поговорить о снеге? – с улыбкой спрашиваю я.
Ма устало вздыхает.
– Ты сегодня сама не своя. Что с тобой, Ма?
– Мне тридцать три, – удрученно отвечает подруга.
– Мне тоже.
Мой комментарий звучит бестактно. Я закусываю нижнюю губу и призываю себя помолчать. Надо бы дать подруге высказаться, а не перебивать после каждого слова. К счастью, либо Ма не замечает моих слов, либо ее желание высказаться достигло пика.
– Вокруг меня все давно женаты, рожают детей, кто-то даже развелся и уже успел обзавестись новой семьей.
Опять это слово «развод», но меня уже не трясет.
– Я хочу любви. Хочу семью, детей. Но с каждым днем эти мечты становятся все более нереальными, что ли. Если честно, я уже и не верю, что когда-нибудь стану счастливой женой и мамой.
– Мне всегда казалось, что ты счастлива в своем одиночестве.
Ма презрительно фыркает.
– Крис, ты знаешь хоть одного одинокого, но счастливого человека?
Отрицательно мотаю головой.
– И я о том же. Раньше мне виделось, что мой выбор называется «свобода». Я могу делать что хочу. Ходить куда хочу. Спать с кем хочу. Но сейчас я понимаю, что из-за собственной глупости обрекла себя на участь жалкой старой девы.
– Ма, – я беру ее за рукав и останавливаю. – Ты вовсе не жалкая. И не одинокая, я всегда с тобой.
Подруга горько ухмыляется и опускает глаза.
– Крис, ты же понимаешь, что это не то? У тебя есть семья, муж. Даже если у вас не ладиться, главное – вы есть друг у друга. Не пройдет и пары месяцев, зуб даю, заведете ребенка. А я так и останусь одна.
Не сговариваясь, мы продолжаем двигаться по брусчатой дорожке вдоль воды. Я беспокойно перебираю в голове варианты, что можно ответить подруге, но, как назло, ничего не приходит на ум. Еще метров пятьдесят мы молча идем, пока не выходим к маленькому мосту через реку. Поднимаемся на него и останавливаемся на смотровой площадке, откуда открывается вид на утомленный серый Екатеринбург. Тяжелое небо опустилось совсем низко. Его бесконечное хмурое полотно уже не в силах прорвать ни солнце, ни воткнутая подобно игле башня Исеть.
Вода, прорывающаяся через плотину, не шумит, как обычно, а наоборот стекает по камням медленно, лениво, подобно киселю. Пышные деревья, давно потерявшие последние желтые листья, растянулись густой полосой вдоль воды. Их голые ветви сплетаются между собой, будто гигантская паутина. Ветер усиливается, и деревья раскачиваются из стороны в сторону, натужно скрипя и стуча ветвями друг об друга. Этот печальный пейзаж разбавляют разве что яркие пятна домов и машин, кишащих на улицах – главных артериях города.
Разворачиваюсь спиной к воде и упираюсь ладонями в ограждение. Впереди на фоне пасмурного неба едва виднеется ажурный купол цирка и еще один небоскреб, больше похожий на лезвие ножа.
Мимо меня проносится мамочка с коляской. Ее серое уставшее лицо не выражает никаких эмоций. Непроизвольно примеряю роль матери на себя. Стали бы мы с мужем тогда счастливее? Был бы ребенок для нас спасением и шансом снова обрести семью?
– Ты думаешь, ребенок исправил бы нашу с мужем ситуацию?
Ма поворачивает голову и смотрит на меня так, будто бы я сказала глупость. Поджимаю губы и уже не жду ответа.
– Прости, но это самая тупая мысль, которую я от тебя слышала. Ты хочешь завести в вашей паре третьего человека. Так не проще ли оставить все как есть и смириться с любовницей мужа?
– Это не одно и то же.
– Ребенок займет твое время и мысли. Мир одновременно бесконечно расширится и свернется в кольцо вокруг одного человека. Ты больше не будешь принадлежать себе, потеряешь свободу. В конце концов, точно так же влюбишься, пускай и в маленького человека. По мне, так очень похоже.
– И откуда ты столько знаешь про детей?
– Всякое в жизни было, – загадочно отвечает Ма. – Да и ты, знаешь ли, не единственная моя подруга. Я разных историй наслушалась, а выводы сделать несложно.
Философский вид Ма меня подбешивает.
– Зато в случае чего я буду не одна.
– Точно. Навсегда не одна. Осталось решить, что для тебя важнее: ребенок или свобода? Что-то мне подсказывает, что второе.
Слова Ма сильно задевают меня. Не задумываясь, режу в ответ:
– У меня хотя бы выбор есть.
Понимаю, что прозвучало больнее, чем рассчитывала. Мама учила меня думать, прежде чем говорить. Куда же подевалась вбитая в меня ремнем воспитанность?
– Прости, – придаю себе максимально извиняющийся вид, – это было грубо. Я так переживаю и циклюсь на своей проблеме, что у меня буквально сносит крышу.
Ма принимает мои извинения. Понимаю это по мелькнувшей на ее губах улыбке. Выдыхаю. Оставшуюся прогулку мы болтаем ни о чем.
Возвращаюсь домой пока светло: не люблю передвигаться по городу в сумерках. Всему виной плохое зрение, заработанное бесконечным сидением перед ноутбуком и с телефоном. С приходом темноты я чувствую себя слепым котенком, запертым в гигантской коробке. Предпочитаю избегать такого состояния, потому с приходом зимы тороплюсь вернуться домой до пяти-шести вечера.
Возле подъезда замечаю знакомый серый Hyundai – автомобиль мужа. Неужели он вернулся домой пораньше? Не доверяю своему зрению, я подхожу ближе к машине, пока номера не станут различимы. Убедившись, что автомобиль принадлежит мужу, разворачиваюсь обратно к подъезду, но в последний момент замечаю большую трещину на лобовом стекле. А это еще откуда? Наклоняюсь ближе, но мое внимание перехватывает мобильник. Достаю телефон и с недовольством обнаруживаю, что звонит Алена, директор салона красоты. Ну вот, а я уже планировала отдыхать от работы.
– Кристиночка, дорогая, привет, – Алена ластится, как кошка во время течки.
– Добрый день, – я стараюсь держать субординацию.
– Я случайно наткнулась на классную группу. Представляешь, они предлагают привлечение реальных подписчиков в наши сеточки! И при этом совсем недорого. Я с ними уже связалась, внесла небольшую предоплату. Короче, звоню предупредить, чтобы ты ждала сегодня наплыва подписчиков.
Тяжело вздыхаю. За годы совместной работы я уже намозолила язык объяснять Алене, что все подобные группы занимаются мошенничеством и накруткой аудитории за счет ботов и фейков. Но стандартно пару раз в год она продолжала проверять мои нервы на выносливость и проворачивать подобные схемы за спиной.
– Алена, мы же обсуждали с вами, что это неэффективно и сбивает статистику, а вашу группу могут просто-напросто забанить за подобные действия.
– Ты же говорила, что банят только, если добавлять ненастоящие аккаунты.
Аленина наивность, граничащая с глупостью, вводит меня в замешательство. Я не нахожу, что ответить. Алена пользуется моим молчанием.
– Давай посмотрим, кого эти ребятки приведут, а потом будем делать выводы, ок?
Еле сдерживаюсь, свои выводы я давно уже сделала.
– И еще предлагаю в этом месяце провести розыгрыш.
Здесь я напрягаюсь: не люблю, когда клиенты перекраивают согласованный ранее контент-план. Алена же отличалась неумолимым желанием делать это постоянно.
– Оформим простенький пост, что-то по типу «подпишись, поставь лайк, репостни». Картинку нарисуем красивенькую.
Меня передергивает от слов «оформим» и «нарисуем» больше, чем от «простенький» и «красивенькую».
– И в качестве приза для победителя надо придумать что-то бюджетненькое.
– Как насчет сертификата на услуги в салоне?
– Нет, это не подойдет, – даже не видя Алены, я знаю, что она сейчас надула перекаченные ботоксом губки и болтает светленькой головой из стороны в сторону, как собака-болванчик. – Мне это невыгодно. Давай подумаем еще.
– Навряд ли я предложу иное. Вы действительно считаете, что от розыгрыша с дешевым или бесполезным подарком будет толк?
Я едва сдерживаю раздражение. Крепко сжимаю челюсть, но скрип моих зубов, кажется, слышен на том конце трубки, отчего в Алене неожиданно включается кокетка:
– Кристиночка, не сердись. Я всего лишь советуюсь с тобой.
Меньше всего наш разговор походил на запрос и раздачу советов.
– Ладно, мне на самом деле пора бежать на шугаринг, потом на маникюр и прочие дела. Позже спишемся, дорогая. Пока-пока.
Она не дожидается моего ответа и кладет трубку, а я в безмолвном негодовании упираюсь в звук коротких гудков. От злости кидаю телефон в сумку и иду к подъезду. Мобильный снова звенит, но теперь уже коротко, возвещая о получении сообщения от Аэлины.
– Не хватало, чтобы еще сковородочники написали, – бурчу себе под нос.
«Доброго дня, Кристина. Видела, что на пятницу вы запланировали пост о новолунии. Есть несколько правок. Можем созвониться и обсудить сегодня?»
– Хорошо, что на каждого неадекватного клиента найдется один нормальный, – делаю вывод я и пишу в ответ:
«Добрый день, Аэлина. Да, конечно. Через 15 минут будет удобно?»
«Да»
Аэлина отвечает коротко и всегда по делу, за что я давно присудила ей звание золотого клиента.
За выторгованные пятнадцать минут успеваю подняться в квартиру, раздеться и сварить себе кофе. Мужа дома нет, что кажется мне вдвойне странным на фоне стоящего на парковке автомобиля с разбитым лобовым стеклом. Не могла же я ошибиться и перепутать его Hyundai с чужим.
Решаю позвонить мужу сразу после Аэлины, но он возвращается раньше и, пока я обсуждаю с клиентом правки по телефону, успевает скрыться за дверью гостевого туалета.
Муж не выходит оттуда по меньшей мере двадцать минут.
– Спортзал отменился. Съел на работе что-то не то, – бросает он, выходя из туалета и встречая мой взволнованный взгляд.
Складываю руки на груди, готовлюсь к атаке.
– Где ты был?
– В смысле? – муж улыбается, как застуканный за прелюбодеянием подросток. – На работе.
Его лицо принимает придурковатый вид, отчего я буквально закипаю.
– Твоя машина давно уже стоит на парковке. Где ты ходишь?
– Крис, ты чего? Я в аптеку заходил за лекарством. Говорю же, съел что-то.
В подтверждение своих слов он прижимает ладонь к животу и слегка съеживается. Меня это не впечатляет.
– А трещина на лобовом откуда?
Муж успевает проскользнуть мимо меня в кухню и говорит со мной уже оттуда, параллельно гремя посудой.
– Камушек прилетел. Ехал за самосвалом, груженым щебнем. Будешь кофе?
Его голос звучит безразлично к моим расспросам.
– Да, – сначала отвечаю, а затем продолжаю допрос. – Какой-то крупный камушек, ты не находишь?
Муж пожимает плечами и отворачивается к кофемашине.
– И где ты повстречал этот самосвал? – я многозначительно поднимаю брови.
– Что за вопросы? На дороге, конечно.
– На которой?
– Не помню уже, это было на прошлой неделе. А что за допрос? Ты меня в чем-то подозреваешь?
Я чувствую, что для желающей все-таки сохранить брак, давлю чересчур сильно. Словно предчувствуя неладное, муж вовремя нажимает кнопку, и наш разговор прерывается громким звуком перемалывающегося кофе. Терпкий запах разносится по кухне, уберегая нас от очередной ссоры. Пока кофемашина гудит, как ворчливая старая женщина, я успеваю остыть. Все мое внимание занимает горячий свежесваренный кофе. Остальные вопросы я задам позже.
Ночью все-таки пробую последовать совету Ма и выведать у мужа во сне. Я долго ворочаюсь, прислушиваюсь. Мне все время кажется, что муж не спит. Наконец дожидаюсь, когда его дыхание становится тяжелым и бесшумным. Его грудь поднимается и опускается медленно, изо рта вырывается негромкий храп. Смотрю на часы, времени без четверти четыре.
Дрожащими руками тянусь на сторону мужа. Кровь шумно приливает к вискам так, что я не слышу ничего, кроме бешеного стука своего сердца. На ощупь нахожу правую руку мужа, аккуратно, чтобы не разбудить, касаюсь мизинца. Глажу его плавно, с какой-то давно позабытой нежностью. Через несколько минут массажа задаю первый вопрос:
– Ты меня любишь?
Муж издает непонятный звук, больше похожий на «угу». Я принимаю его за согласие и перехожу к основному вопросу вечера:
– Ты изменяешь мне?
В ответ муж не издает ни звука. Я повторяю вопрос, чуть сильнее давя на палец, но это не помогает. В последней попытке решаю сменить объект воздействия – нахожу мизинец на левой руке, но двигаюсь неаккуратно, отчего муж едва не просыпается. Выдерживаю паузу, дожидаюсь, когда его дыхание вновь успокоится, и теперь уже давя на оба пальца, повторяю свой вопрос. В ответ – тишина. В конце концов, отпускаю истерзанные мизинцы мужа и, поверженная, отворачиваюсь к стене. Сама не замечаю, как кулон, висевший на шее, оказывается у меня во рту. Плачу: то ли от стыда, то ли от отчаяния.