По совету Кармен Соболь вернулся в бар в полдень. Со вчерашнего вечера здесь мало что изменилось. Все так же надрывался стоящий у стены музыкальный автомат, гоняя очередной диск с пронзительными латиноамериканскими песнями. В помещении по-прежнему стоял полумрак, несмотря на слепящее полуденное солнце. Но, судя по всему, завсегдатаев-аборигенов, которых в этот раз Соболь насчитал семь человек, потемки вполне устраивали. Днем посетители вели себя мирно – еще не успели дойти до той степени кондиции, когда сам черт не брат и море по колено. Большинство пили пиво, однако отдельные особи отдавали предпочтение более крепким напиткам. Почти все сидели порознь, лишь за дальним столиком вели оживленный диалог двое колумбийцев. Но они были слишком заняты разговором, чтобы обращать внимание на нового посетителя. Только незнакомый бармен, сменивший за стойкой Кармен, смерил Соболя настороженным взглядом.
Соболь подошел ближе и, указав взглядом на частокол бутылок за спиной бармена, заказал двойное виски. Бармен неприязненно оскалился в ответ на прозвучавшую по-английски просьбу, но виски налил. Однако настороженность в его глазах никуда не исчезла. Неужели Кармен рассказала ему о своем вчерашнем разговоре с гринго? В этом случае о проводимых поисках скоро будет знать половина местной публики. Словно подтверждая вывод Соболя, бармен спросил на плохом английском:
– Вы кого-то ищете?
Соболь решил, что утаивать цель своего появления бессмысленно. Бармен все равно узнает, а скрываемый интерес выглядит еще более подозрительно.
– Да, Рауля Маркоса. Я слышал, он часто сюда заходит.
– Никогда о таком не слышал, – буркнул бармен, стрельнув глазами в глубину зала, и отошел в сторону.
Соболь, не рассчитывающий на его помощь, пожал плечами и оседлал табурет у барной стойки, приготовившись к долгому ожиданию. Если верить словам Кармен, а Соболь считал, что девушка сказала ему правду, рано или поздно Маркос должен был появиться в баре.
Поиски колумбийского журналиста Соболь начал с редакции газеты, разместившей его статью на своем электронном сайте. Но узнать в редакции удалось немного. Опрошенные сотрудники лишь подтвердили информацию посольской резидентуры о том, что Маркос уже год как уволился из газеты, и чем занимается в настоящее время, неизвестно. По полученному в редакции домашнему адресу журналиста тоже не оказалось. Однако управляющий в доме, где Маркос прежде снимал квартиру, сказал, что пару раз видел его в одном из местных баров. Не очень-то надеясь на удачу, Соболь отправился туда. Таксист недоверчиво покосился на него, когда Соболь назвал ему адрес, но вопросов задавать не стал. Его сомнения разъяснились, когда машина подъехала к бару, расположенному по соседству с трущобами колумбийской столицы. Расплатившись с таксистом, Соболь вошел в бар, забитый по вечернему времени почти до отказа. Среди двух десятков горланящих посетителей не оказалось ни одного иностранца. Почти сразу к Соболю подскочили трое разгоряченных алкоголем юнцов со свирепыми лицами, намерения которых не оставляли сомнений. Начинать поиски с драки не хотелось, но выхода не было, и Соболь быстро окинул взглядом всю троицу, выбирая вожака, которого нужно уложить первым. В противном случае драка грозила перейти в затяжную кровавую потасовку с непредсказуемым исходом. Арсенал боевых приемов, которым Соболь, как командир группы специальной разведки, владел в совершенстве, позволял ему искалечить и даже убить любого. Но в баре, судя по всему, собралось немало любителей почесать кулаки, а также использовать припрятанные в карманах ножи и кастеты. Если они навалятся всем скопом, придется туго. Соболь отступил к барной стойке, прикрывая спину. Судя по всему, его противники имели богатый опыт участия в уличных драках. Они умело разделились, окружив его с трех сторон, и самый рослый из них гнусаво спросил по-испански:
– Зачем пожаловал, гринго?
Соболь не успел ответить.
– А ну прочь отсюда! Оставьте человека в покое! – раздался из-за стойки требовательный женский голос.
Как ни странно, окрик возымел действие. Хотя злоба и не исчезла из глаз задир, их кулаки разжались.
– Мы не договорили, гринго, – бросил напоследок все тот же детина, и вся троица растворилась в толпе посетителей.
Соболь обернулся. За стойкой бара стояла стройная брюнетка, довольно симпатичная, только слишком сильно накрашенная.
– Вы выбрали не лучшее место для посещения, мистер, – обратившись к нему на английский манер, сказала она.
– Благодарю за вмешательство, – Соболь вежливо кивнул. – Мисс…
– Кармен, – живо представилась брюнетка и кокетливо улыбнулась.
Через минуту она уже увлеченно слушала излагаемую Соболем легенду.
– Маркос? Журналист? – переспросила девушка, не дослушав его рассказ до конца. – Ну как же, он часто у нас бывает. Только не по вечерам. Обычно заходит около полудня. Предпочитает тишину… А вы тоже журналист? О чем пишете? – сменила она тему.
– Не пишу, снимаю. – Соболь наклонился к стойке и доверительным голосом добавил: – Собираю материал для фильма о Пабло Эскобаре: свидетельства очевидцев, газетные статьи и так далее.
– Как интересно! – Кармен всплеснула руками.
Она была не прочь поговорить, но из-за сгрудившихся у стойки новых клиентов вынуждена была прервать разговор. Соболь не спеша допил бутылку пива, купленную у разговорчивой барменши, и вышел на улицу.
От соседнего дома отделились три гибкие тени – те самые юнцы из бара. Сейчас они, без сомнения, рассчитывали довести задуманное до конца. В тусклом свете уличного фонаря блеснули лезвия двух ножей. На темной улице больше никого не было, поэтому шакалы не считали нужным скрывать свои намерения. Только в руках верховодящего в компании вожака Соболь не заметил оружия. Странно. Но вот вожак шагнул вперед, и его подозрительное миролюбие сейчас же разъяснилось – из плотно сжатого кулака главаря свисала велосипедная цепь.
– Понравилась Кармен, гринго? – глумливо спросил он.
Соболь не ответил, наблюдая, как противники обступают его, зажимая в кольцо. Сейчас главарь выкрикнет что-нибудь типа: бей его! Но этого не произошло. Без всякой команды все трое шакалов бросились в атаку одновременно. В вечерней тишине раздался свист рассекаемого цепью воздуха. Но, вопреки ожиданию главаря, цепь не раскроила череп наглому американцу, а хлестнула по выставленной вперед руке его собственного приятеля, внезапно оказавшегося на пути. Выбитый нож глухо звякнул об асфальт, вывалившись из перебитых пальцев. Раненый пронзительно завизжал, но Соболь оборвал его крик, рубанув ребром ладони визжащего противника по шее. Тот ничком повалился на асфальт, увлекая за собой главаря, захлестнувшего его руку своей велосипедной цепью. Вожак упал рядом с ним на колени, судорожно пытаясь освободить запутавшуюся цепь. Соболь ударил его ногой в грудь, впечатав носок своего ботинка в диафрагму. Вожак выпучил глаза и, издав звук, какой издает лопнувший мяч или пробитая автомобильная шина, растянулся на асфальте рядом со своим подельником. Последний из трех нападавших остановился, словно налетел на выросшую перед ним невидимую стену. Объявившийся в баре американец явно оказался им не по зубам. Его стремительная расправа над двумя остальными членами банды наглядно продемонстрировала это. Третий шакал наверняка бы избежал участи своих приятелей, если бы немедленно пустился наутек. Но, растерявшись, он упустил свой шанс. Соболь, привыкший доводить бой до конца, схватил его вооруженную руку, вывернул кисть и, когда нож шлепнулся на асфальт, ударил своего противника кулаком в подбородок, отправив его в глубокий нокаут. Убедившись, что все трое нападавших бесчувственно раскинулись на мостовой, он повернулся и быстро зашагал прочь…
Как он ни растягивал виски, отпивая из рюмки крохотными глотками, но в конце концов порция закончилась. Соболь уже собирался подозвать бармена и заказать еще, когда в бар с улицы стремительно вошла Кармен. Она еще не успела переодеться и в приталенной розовой блузке, узких джинсах и длинных сапогах на высокой шпильке, плотно облегающих ее мускулистые икры, выглядела весьма эффектно. Неудивительно, что сразу несколько аборигенов, оторвавшись от своих пивных кружек, устремили на нее похотливые взгляды. Однако Кармен не удостоила их своим вниманием, а прямиком направилась к Соболю.
– Я знала, что вы сегодня придете, – приветствовала она его широкой улыбкой. – Ну как, переговорили со своим коллегой?
Соболь развел руками:
– Нет. Но надеюсь, он сегодня еще появится.
Его ответ удивил девушку. Кармен растерянно оглянулась и, указав на приземистого мужчину, одиноко сидящего у окна спиной к барной стойке, произнесла:
– Так вот же он.
В первый момент Соболь решил, что они ведут речь о разных людях – мужчина у окна скорее походил на бездомного, в лучшем случае на поденного рабочего, чем на журналиста, пусть даже бывшего.
– Это он?
– Ну да, – Кармен кивнула. – Рауль Маркос. Его у нас все знают.
Она подняла глаза на своего сменщика, ища у него поддержки. Но тот обжег ее злобным взглядом и демонстративно отвернулся. Соболь сделал вид, что не заметил его реакции, и, поблагодарив девушку за помощь, направился к столику журналиста.
Услышав свое имя, Маркос первым делом схватил стоящую перед ним рюмку и, лишь рассмотрев, кто стоит перед ним, разжал пальцы.
– Вы позволите? – продолжал Соболь, указав на свободный стул, так как журналист по-прежнему хранил молчание.
Маркос кивнул. Соболь уселся напротив него, ощутив ударивший в нос резкий запах давно не мытого тела, который не мог заглушить даже витающий в баре запах алкоголя. Мятая рубаха, лоснящийся от пота ворот, спутанные волосы, многодневная щетина – Соболь совсем не так представлял себе колумбийского журналиста. Странное превращение. Только глаза смотрели цепко и настороженно. Чтобы разрушить возникшее отчуждение, Соболь назвал имя, которым представлялся Кармен, и протянул своему молчаливому собеседнику руку.
Маркос не ответил на рукопожатие, но хотя бы заговорил:
– Кто вы?
По мере того как Соболь излагал журналисту разработанную легенду, его взгляд теплел. А когда американский коллега в ответ на просьбу Маркоса поставил на стол купленную в баре бутылку дешевого бренди, он и вовсе благодарно улыбнулся.
– Знал бы ты, кем я был… – начал он хорошо знакомым Соболю жалостливым голосом спивающегося человека, когда содержимое бутылки уменьшилось на треть.
– Да за мои репортажи о войне правительства с медельинским наркокартелем редакторы ведущих газет готовы были драться между собой. А теперь в кого я превратился?! – Маркос сокрушенно развел руками, но уже в следующее мгновение его глаза мстительно сверкнули. – Все из-за него, Пиночета!
– Признаться, меня больше интересуют этапы борьбы с организацией Эскобара, – скрывая истинный интерес, вставил Соболь.
Как он и надеялся, Маркос не свернул с волнующей темы.
– А я о чем говорю?! – сердито воскликнул он. – Никто, кроме меня, не отважился написать про «Эскадрон смерти». Эти головорезы могли схватить любого: горожанина, крестьянина, полицейского или военного. Они убили сотни человек. И одному богу известно, сколько среди их жертв было боевиков Эскобара, а сколько ни в чем не повинных людей. «Эскадрон смерти» был создан по личному распоряжению президента Барко, когда стало очевидно, что обычными полицейскими методами разгромить возглавляемый Эскобаром медельинский картель не удастся. О, это было особое подразделение коммандос! В «Эскадрон смерти» отбирали только самых отчаянных полицейских и военных. Все бойцы «Эскадрона» прошли специальную подготовку в секретных диверсионных школах ЦРУ под руководством штатных американских инструкторов. А когда штатовские советники решили, что их псы достаточно натасканы, они выпустили их в джунгли и на улицы Медельина…
Рассказ как будто придал журналисту сил. Недрогнувшей рукой он до краев наполнил свою рюмку и, не пролив ни капли, влил бренди себе в рот. «Сейчас его развезет», – решил Соболь. Но Маркос только покачал головой и продолжал:
– Что тогда началось! Только за первые два месяца на улицах Медельина было убито более тысячи двухсот человек – по двадцать убийств в день! Людей хватали по малейшему подозрению в связях с наркомафией, после чего они исчезали бесследно. Каждая операция «Эскадрона смерти» заканчивалась десятками трупов. Коммандос выжигали целые деревни, если их жители поддерживали или хотя бы симпатизировали Эскобару. Призванные бороться с преступностью, бойцы «Эскадрона смерти» сами превратились в настоящих преступников. Они не знали ни пощады, ни жалости. Но Пиночет выделялся среди всех прочих…
Маркос сделал паузу, чтобы налить себе еще бренди. Соболь, и до этого слушавший его рассказ с повышенным вниманием, весь обратился в слух.
– Мне не удалось узнать его настоящее имя, но в «Эскадроне смерти» все называли его Пиночетом. Думаю, он сам выбрал себе это прозвище, так как восхищался чилийским диктатором, залившим кровью всю страну. Не знаю, когда у Пиночета проявился талант взрывника: в его прошлой жизни, или этот дар разглядели в нем инструкторы ЦРУ, но взрывником он стал отменным. Он взрывал дома, где укрывались боевики Эскобара, минировал мосты и дороги, связывающие охваченные восстанием районы. Чаще всего на его минах подрывались обычные крестьяне, но Пиночета это не беспокоило. Он получал настоящее маниакальное наслаждение от своего кровавого ремесла, поэтому после убийства Эскобара в 1993 году и расформирования «Эскадрона смерти» переквалифицировался в наемного убийцу.
– Кто же его нанимал? – не сдержался Соболь.
Маркос закатил глаза.
– О-о, в заказчиках недостатка не было. После смерти главаря медельинцев его давние конкуренты из калийского картеля решили подмять под себя обезглавленную организацию Эскобара. Однако не все сторонники дона Пабло желали переходить под власть калийских наркобаронов. Тогда те обратились за помощью к Пиночету. После кровавых расправ «Эскадрона смерти» его слава и грозное имя гремели по всей Колумбии. За четыре следующих года Пиночет практически в одиночку уничтожил всю верхушку медельинского картеля. Каким-то непостижимым образом он проникал даже на тщательно охраняемые гасиенды, запрятанные в глубокой сельве. Так, двое из ближайших соратников Эскобара погибли вместе с семьями под руинами внезапно взорвавшихся вилл. Третий взорвался на собственной яхте в панамском порту. Еще один пропал вместе со своим самолетом где-то в сельве, когда летел в Мексику. Медельинцы устроили на Пиночета настоящую охоту, пообещав за его голову огромную награду, но так и не смогли до него добраться. Пиночет перебрался из Колумбии в Венесуэлу, где на деньги, полученные от калийских наркобаронов, где-то в джунглях отстроил себе роскошную виллу… Но все это ерунда! – внезапно махнул рукой Маркос. – Медельинцы достали бы его и там, но… – Он понизил голос и доверительно сообщил: – Время от времени Пиночет выполняет и другие заказы, не только в Колумбии. Поэтому его охраняет ЦРУ.
– Прямо так и охраняет? – усомнился Соболь. Все, что рассказал колумбийский журналист, больше походило на пьяные бредни.
– Ты думаешь, я лгу?! – обиженно воскликнул Маркос. – Вот послушай, что они сделали со мной! Стоило мне написать статью об «Эскадроне смерти», упомянув там о Пиночете, как ко мне пришли. Двое. Они были очень вежливы, но популярно объяснили, что мне не следует больше касаться этой темы. Я не послушался. У меня уже был материал для второй статьи. Но когда я принес готовую статью редактору, тот заявил, что мой материал никуда не годится. Я стал настаивать. Тогда меня просто уволили без всяких объяснений. А потом, примерно через неделю, я узнал, что у редактора пропала дочь. Однако, как только он меня уволил, дочь тут же вернули домой. Я пытался опубликовать статью в других газетах. Все оказалось бесполезно. Никто не хотел брать мой материал. Я как будто получил черную метку. И вот теперь я коротаю время здесь. – Маркос смахнул со стола выбежавшего из щели таракана, обвел мутным взглядом полупустой зал и закончил: – А Пиночет развлекается с красотками на своей вилле и устраивает взрывы по всему миру. Женщины, да еще карты и бильярд – это его хобби, а взрывы – наркотик, без которого он попросту не может жить.
Он снова выпил. Бренди почти не осталось, и он с тоской посмотрел на опустевшую бутылку. «Если он выпьет еще, то окончательно отрубится», – решил Соболь, однако сходил в бар за новой бутылкой. Маркос благодарно улыбнулся и снова потянулся к бренди. Но Соболь придержал бутылку.
– Почему вы так уверены, что на фотографии, которой вы проиллюстрировали свою статью, изображен именно Пиночет?
Маркос хитро прищурился.
– А потому, что, кроме той фотографии, у меня есть еще одна, где Пиночет в форме коммандос «Эскадрона смерти». Сейчас он, правда, изменился: отпустил волосы, всюду появляется в черных очках и шикарных костюмах, но узнать все равно можно. Можете убедиться.
Соболь не поверил в свою удачу.
– У вас с собой эти снимки?!
Увы, надежда оказалась напрасной.
– Не держите меня за идиота, мистер, – перешел на «вы» Маркос и, как показалось Соболю, даже отчасти протрезвел. – После того как церэушники перевернули вверх дном мою квартиру, я храню фото в надежном месте.
Соболь решил сменить тактику.
– Я деловой человек, мистер Маркос. Не скрою, ваша информация меня заинтересовала. Извольте, я готов купить у вас эти снимки. При условии, что они подлинные.
– Не беспокойтесь, фотки настоящие, – ухмыльнулся Маркос. – Та, на которой он в обнимку с красоткой Гресси, сделана в прошлом году в Каракасе, в отеле «Ритц-Интерконтиненталь». А та, где он в форме, – на отдыхе в полевом лагере, в джунглях. Снимал кто-то из сослуживцев Пиночета… Короче! – Журналист вновь стал серьезен. – Хотите заполучить его фото, приносите завтра две тысячи ваших североамериканских долларов. Сюда, в это же время. И не пытайтесь торговаться! – поспешно добавил Маркос, заметив сомнения на лице своего собеседника. – Цена окончательная. Мне слишком дорого обошлись эти снимки, чтобы я отдал их вам задаром.
Завладев бутылкой, он демонстративно отвернулся к окну. Поняв, что от журналиста больше ничего не добиться, Соболь поднялся из-за стола.
– До свидания, мистер Маркос.
– Завтра в это же время, – вместо слов прощания повторил Маркос, сосредоточенно наполняя рюмку. На своего собеседника он даже не взглянул.
Зато, выходя из бара, Соболь поймал на себе пристальный взгляд сменившегося бармена, который, сдав смену Кармен, почему-то не спешил уходить. Чтобы проверить возникшие подозрения, выйдя на улицу, Соболь быстро завернул за угол. Долго ждать не пришлось. Бармен выскользнул из бара практически следом за ним. Остановился, воровато оглянулся по сторонам, ища таинственно исчезнувшего американца, не нашел и затрусил вдоль по улице. Поведение бармена очень не понравилось Соболю. Так переполошился тот явно от его встречи с Маркосом. И хотя весь разговор с журналистом бармен слышать не мог – Соболь был в этом абсолютно уверен, но по отдельным словам, когда Маркос повышал голос, вполне мог догадаться, о чем шла речь. Мысли Соболя сейчас же переключились на оставшегося в баре журналиста. Маркос практически в одиночку выпил целую бутылку бренди и определенно собирается пить еще. В таком состоянии с ним может приключиться все, что угодно. Элементарная логика подсказывала, что оставлять журналиста на произвол судьбы не стоит.
На этот раз ожидание затянулось. Маркос вышел из бара только через час. К удивлению Соболя, он вполне устойчиво держался на ногах. Видимо, сказывался прошлый опыт посещения питейных заведений. Доставившее Соболя такси давно уехало. Как он определил еще накануне, район, где располагался бар, пользовался у городских таксистов дурной репутацией, и, судя по всему, не без оснований. Однако отсутствие такси Соболя не пугало. Вряд ли у Маркоса есть машина, в баре у него не было денег даже на выпивку. Да и жить он должен где-то неподалеку. Не стал бы он изо дня в день таскаться в один и тот же бар через весь город. Словно подтверждая его мысли, журналист медленно двинулся вниз по улице. По сторонам он не смотрел и не оглядывался, очевидно, чтобы не сбиться с пути и не упасть, что только упрощало наблюдение. Прогулочным шагом Соболь прошел за ним целый квартал, встретив на пути только пару девиц в предельно коротких юбках, подпирающих стену согнутой ногой с призывно выставленным перед собой голым коленом. Они проводили появившегося на улице американца призывными взглядами, однако завязать с ним разговор поленились. Судя по всему, полуденный зной разморил даже уличных жриц любви. Когда греющиеся на солнце «дневные бабочки» остались позади, Соболь услышал за спиной шум двигателя приближающейся машины и благоразумно отошел от края тротуара. Предосторожность оказалась не лишней.
– Эй, гринго! Ты чего здесь забыл?! – донеслось из автомобиля, когда машина поравнялась с ним.
Вслед за возгласом из машины вылетела пустая бутылка. Но Соболь, вовремя заметивший направленный в него бросок, отклонился в сторону, и бутылка разбилась о стену. Примечательно, что шагавший впереди Маркос на крики и звон разбитого стекла не обратил никакого внимания и даже не обернулся, из чего Соболь сделал вывод, что подобное в данном районе случается довольно часто. Однако, как он вскоре убедился, путь бывшего журналиста лежал в еще более злачное место. Маркос несколько раз свернул в сомнительного вида переулки, и следующий за ним Соболь оказался в настоящих трущобах. Кривые улочки сузились настолько, что лепящиеся друг к другу ветхие домишки заслонили висящее в зените солнце. Стены домов и те окна, где еще сохранились стекла, были сплошь исписаны граффити, а из каждой подворотни тянуло сладковатым запахом помойки. В одну из таких подворотен и свернул Маркос. Чтобы не потерять журналиста из вида, Соболь ускорил шаг, поэтому и услышал раздавшийся там вопросительный возглас:
– Маркос?!
Ответа не последовало. Вместо него из подворотни донесся стремительный шорох, сдавленный хрип и вязкий удар упавшего тела. Забыв про конспирацию, Соболь рванулся вперед. В ведущем во двор темном проходе он увидел две поджарые фигуры, склонившиеся над бьющимся на земле человеческим телом. Один из замеченных Соболем незнакомцев издал пронзительный крик, и они оба пружинисто отпрыгнули в противоположные стороны. В руке одного из них Соболь разглядел нож, с лезвия которого веером разлетелись тяжелые капли, а у другого пистолет, мгновенно выхваченный им из-под полы распахнутой рубахи. В следующее мгновение темноту разорвала яркая вспышка. Одновременно с грохотом выстрела Соболь метнулся назад и, выбежав на улицу, прижался спиной к стене, готовясь сбить с ног ринувшихся за ним противников. Но вместо приближающегося топота услышал только слабый звук стремительно удаляющихся шагов. Оставив свое укрытие, он снова заглянул в подворотню, но там уже никого не было, кроме лежащего ничком человека. В несколько прыжков Соболь преодолел узкий проход и выглянул во двор – пусто. Только с верхних этажей стоящих впритирку домов доносились приглушенные расстоянием чьи-то пьяные крики. Убедившись в отсутствии врагов, Соболь вернулся назад к распростертому на земле человеку. Раненый уже не шевелился, лишь слабо хрипел. Маркос! Соболь узнал журналиста сразу, как только заглянул ему в лицо, и рефлекторно отшатнулся, увидев страшную картину. Горло журналиста было перерезано от уха до уха, его волосы слиплись от растекшейся вокруг головы крови, а из рассеченной трахеи со свистом выходил воздух, звук которого Соболь ошибочно принял за хрип. Но Маркос был еще жив. Он тоже узнал своего недавнего собеседника и пристально взглянул ему в лицо, силясь что-то сказать. Но обескровленные побледневшие губы остались неподвижны, а потом и глаза журналиста закатились, уставившись в одну точку над головой Соболя.
С того момента, как Соболь улетел в Колумбию, дни тянулись серо и однообразно, даже скучно. Анна с утра до вечера перечитывала различные аналитические справки – все-таки проявила характер и добилась от руководства допуска к спецфонду секретного архива, или изучала страницы Интернета, пытаясь найти там новые упоминания о таинственном взрывнике, о котором написал в своей статье колумбийский журналист. Нашла. Правда, немного. В прошлогоднем отчете резидент в Перу сообщал, что среди руководителей местных экстремистов обсуждался вопрос о привлечении к террористическим акциям профессионального подрывника по кличке Пиночет, но после обсуждения лидеры перуанских революционеров пришли к выводу, что он им не по карману. А четырьмя годами ранее греческая полиция за взрыв, устроенный в афинских доках, тоже разыскивала некоего Пиночета. Но как-то вяло и безрезультатно. В общем, улов был небогатый. Но Анна не отчаивалась. Была уверена, что к моменту возвращения Соболя обязательно обнаружит что-нибудь еще.
Она как раз направлялась к себе с очередной полученной в архиве папкой, когда увидела идущего навстречу Соболя. От неожиданности Анна чуть не выронила папку из рук.
– Ты?! Уже вернулся? Когда? Узнал что-нибудь? Нашел Маркоса?
Соболь не ответил ни на один вопрос. Вот так всегда! И в свою очередь спросил:
– Слушай, у тебя есть кофе?
Анна растерянно заморгала.
– Нет. Только чай. Зеленый. В пакетиках.
– Ладно, пусть будет чай, – устало кивнул головой Соболь и, словно это что-нибудь объясняло, добавил: – Я только что от Гнатьева.
– Что, жарко пришлось? – съязвила Анна, разозлившись на его молчание.
Начальник оперативного отдела ГРУ полковник Гнатьев среди подчиненных слыл человеком крутым.
– Не то слово, – не стал отпираться Соболь. – Пойдем к тебе. Там и поговорим.
Пока кипел чайник, Соболь выставил на середину кабинета свободный стул и, усевшись на него верхом, начал свой рассказ. Анна слушала, не перебивая, и отвлеклась лишь однажды, чтобы разложить по бокалам пакетики с чайной заварной и залить их кипятком.
– …Кто-нибудь из завсегдатаев бара мог видеть, как я отправился следом за Маркосом. Поэтому пришлось срочно уходить, чтобы избежать контактов с колумбийской полицией. Сообщил резиденту о своем отлете по телефону и сразу в аэропорт.
– Значит, тебе так ничего и не удалось узнать? – забыв про остывающий на столе чай, упавшим голосом спросила Анна.
– Ну почему, – возразил Соболь. – Сам факт убийства Маркоса подтверждает, что мы на верном пути. Ведь его убили, чтобы скрыть известную ему информацию. А способ убийства – перерезанное горло. Уверен, убийцы собирались изобразить «колумбийский галстук», а это показательная казнь за длинный язык.
Анна вынуждена была признать справедливость его выводов. Если бы они еще могли помочь в розыске неуловимого террориста.
– Да, но со смертью Маркоса выходов на этого таинственного Пиночета не осталось. Где он скрывается и под каким именем живет, мы так и не знаем.
– Мы нет, – загадочно произнес Соболь. – А вот его подружка знает наверняка. – И в ответ на недоуменный взгляд Анны пояснил: – Фотомодель из Пуэрто-Рико, с которой его сфотографировали папарацци в отеле «Ритц».
– Грессия Альварес! – вспомнила Анна. – Но как принудить ее к откровенности? И вообще, как с ней связаться?
Соболь улыбнулся.
– Вот это мы с Гнатьевым и обсуждали. Есть один вариант. Раз она фотомодель, то, по идее, не должна отказаться от выгодного контракта. Но нужно найти солидную фирму. С каким попало рекламным агентством она работать не станет.
Расплатившись с таксистом, Анна вышла из машины. Все-таки приятно тратить деньги, выделяемые на оперативные расходы. Конечно, еще эффектней было бы подъехать к рекламному агентству на собственном автомобиле. Ну да ничего. Когда-нибудь и у нее будет своя машина. Зато одета она по высшему разряду – спасибо гардеробу службы наружного наблюдения, сразу видно уверенную в себе светскую львицу.
Выяснив у дежурящего на входе охранника, где находится директорский кабинет, Анна сразу направилась туда. В приемной, на низком диванчике, сидели три девушки в мини-юбках – очередные модели, смерившие Анну оценивающим взглядом.
– Вы на кастинг? – огорошила ее вопросом секретарша.
Анна вспыхнула. Неужели она похожа на этих рассевшихся как на насесте девиц, выставивших на всеобщее обозрение свои голые коленки?
– Я редактор журнала «Шанс-Успех», – с достоинством произнесла она, чтобы сразу поставить секретаршу на место. По мнению Анны, название звучало чересчур претенциозно, но Соболю предложенный аналитиками вариант понравился. Под него и изготовили сопроводительные документы. – Я вам сегодня звонила. У меня назначена встреча с Ольгой Владимировной.
– Присядьте. Ольга Владимировна сейчас занята. – Надменности в голосе секретарши ничуть не убавилось. Предложить гостье и потенциальному клиенту кофе или хотя бы чай она даже и не подумала.
Но хуже всего оказалось то, что сесть, кроме как на диванчик, рядом с ожидающими в приемной манекенщицами, было некуда. Анна посчитала это ниже своего достоинства. Пришлось стоять. Анна гордо тряхнула головой и отвернулась. Представься она секретарю главным редактором, эта воображала была бы сама любезность. Но для «главного» возраст явно не подходящий, да и в разговоре с директрисой можно проколоться. Интересно, скоро уже та освободится?
Стоило Анне так подумать, как дверь директорского кабинета распахнулась, и в приемную выкатился патлатый тип в кожаном пиджаке и малиновой блузе.
– Заждались, крошки? – обратился он к сидящим девицам, но, увидев в приемной Анну, сразу подошел к ней. – А ты кто? Новенькая? Из какого агентства? Что-то я тебя раньше не видел? Портфолио принесла?
Да что это такое сегодня творится?! Анна брезгливо оттолкнула протянутую к ней руку.
– Что вы себе позволяете?! Я редактор журнала! А вы вообще кто такой?!
– Я? – удивился мужчина, ничуть при этом не смутившись. – Я Макс Суханов. Ты что, меня не знаешь?
Девицы на диване презрительно хихикнули, словно Анна сморозила несусветную глупость. Она напрягла память. Суханов?… Ну, конечно! Как она могла забыть?! Популярнейший светский фотограф, иллюстрирующий едва ли не все гламурные отечественные журналы. Непростительный косяк! Как «редактор» она обязана была его знать.
– Ты в каком журнале-то работаешь? – с отвратительной улыбочкой продолжал допытываться Суханов. – Небось кройки и шитья? – Он отступил назад и, раздвинув большой и средний палец, внимательно посмотрел на Анну. – Жаль, мы с тобой раньше не встретились. Из тебя бы могла модель получиться… Фигура, лицо… И во взгляде есть что-то цепляюще-роковое. Ну, может, еще передумаешь. – Он повернулся к фотомоделям, которые теперь смотрели на Анну с явным вызовом, и скомандовал: – Пошли, девчонки.
От растерянности Анна даже не нашлась что ответить наглому фотографу. А когда взяла себя в руки, увидела, что из дверей своего кабинета за ней с любопытством наблюдает директриса рекламного агентства. Вот вляпалась так вляпалась! Но отступать было поздно, да и некуда. И она заставила себя поздороваться.
– Здравствуйте, Ольга Владимировна.
– Здравствуйте, – аристократически наклонила голову хозяйка кабинета и приглашающе распахнула дверь.
Ее платиновые волосы были уложены в высокую прическу, открывая правильной формы уши с переливающимися бриллиантовыми серьгами. По лицу без единой морщины и полукружьям тонко выщипанных бровей было трудно определить ее истинный возраст, но внимательные глаза директрисы указывали на богатый жизненный опыт. Анна невольно смутилась. Если в этой приемной кого-то и можно было назвать светской львицей, так это саму Ольгу Владимировну Глинскую.
– Наш журнал ориентирован в первую очередь на успешных людей, – начала Анна в ответ на вопрос о концепции представляемого ею издания. – Которые добились успеха в жизни…
Ей было стыдно за свою косноязычность, но после унизительной сцены в приемной, свидетелем которой стала директриса рекламного агентства, нужные слова никак не хотели подбираться. Да еще, как назло, бутылочки с минеральной водой и холодным чаем, выставленные на журнальный столик, за которым велась беседа, постоянно отвлекали внимание.
Анна все-таки заставила себя поднять взгляд на собеседницу.
– Однако, как вы знаете, Ольга Владимировна, у таких людей повышенные требования. Поэтому, чтобы наш журнал вызывал у них интерес, нужны не только интересные публикации, но и цепляющие, – ввернула она услышанное от Суханова слово, – фотографии.
Ольга Владимировна вежливо кивнула и поинтересовалась:
– И о чем же будет пилотный выпуск?
К этому вопросу Анна была готова.
– Всего понемногу: бизнес, политика, светская жизнь, мода, автомобили. Ну и конечно… – Она сделала паузу. – Красивые девушки. Я знаю, вы работаете с лучшими моделями, в том числе и зарубежными. Поэтому мы к вам и обратились. Кого из них вы могли бы порекомендовать?
Снова последовал вежливый кивок. Ольга Владимировна ненадолго задумалась, после чего назвала четыре фамилии. Анна добросовестно записала имена всех четырех кандидаток к себе в органайзер.
– А из иностранных?
– А наши девочки вас что же, не устраивают? – усмехнулась Глинская.
– Просто главный просил меня рассмотреть разные варианты, – нашлась Анна.
Ольга Владимировна встала с гостевого кресла, подошла к своему рабочему столу и, перебирая там бумаги, как бы ненароком поинтересовалась:
– А кто у вас главный редактор?
Анна лучезарно улыбнулась, хотя повернувшаяся спиной директриса вряд ли могла видеть ее улыбку.
– Как только выйдет первый номер, я обязательно презентую его вам со всем списком нашей редакционной коллегии.
– Вот, могу порекомендовать моделей из миланского агентства, – вернулась к теме беседы Ольга Владимировна. – Мы с ними работали в прошлом году…
Анна записала еще три названных ею фамилии. Решила, что можно переходить к главному, и спросила:
– А каких-нибудь более известных? Таких, как Грессия Альварес.
Вот теперь директриса удивилась по-настоящему. Даже выщипанные брови поползли вверх.
– Грессия Альварес довольно дорогая модель. Вы уверены, что она будет вам по карману? И потом, она работает в основном в Центральной и Южной Америке. В Европу приезжает редко. Да и то только по приглашению ведущих агентств. Но почему вас заинтересовала именно она?
– Просто она во вкусе нашего главного, – без зазрения совести сдала Анна мифического главного редактора не менее мифического журнала. – Так через какое агентство с ней можно связаться?
Через пять минут она вышла на улицу, имея в своем органайзере электронный адрес и контактные телефоны парижского модельного агентства, работающего с Грессией Альварес.
Анне не терпелось поделиться своей удачей. Да и в любом случае следовало доложить руководству результаты визита в рекламное агентство, поэтому первым делом она отправилась разыскивать Соболя. Нашла его в учебном тире, где он крушил возникающие в секторе обстрела фанерные мишени. Грохот стоял такой, что у Анны мгновенно заложило уши. Тем не менее Соболь, хотя и стоял спиной, почувствовал ее приближение, отложил пистолет, снял с головы наушники и повернулся к ней:
– Ну как поход?
Анна достала из сумочки органайзер и с гордым видом помахала им перед носом Соболя. Пока он читал ее записи, она указала на отложенный Соболем его любимый «ГШ-18», выполненный по схеме австрийского «глока» в ударопрочном полимерном корпусе.
– Можно и мне попробовать?
Он кивнул. Быстро снарядил магазин восемью патронами, вогнал его обратно в рукоятку и протянул ей пистолет.
– Четвертое упражнение.
Анна насупилась. Она любила стрелять, ощущая в руке грозную мощь оружия. Но четвертое упражнение, когда требовалось за несколько секунд поразить каждую из четырех мишеней двумя пулями, ей упорно не давалось, и Соболь это прекрасно знал. Спорить с ним было бесполезно. Анна взяла пистолет и встала на огневой рубеж.
– Руки по швам!
Она послушно опустила руки вдоль тела. С Соболем не схалтуришь. Он нажал какую-то кнопку на пульте управления мишенями, и перед ней выросли в ряд четыре фанерных силуэта. Она поспешно вскинула оружие, нажала на спуск – ничего. Черт, затвор! Передернув затворную раму, она дослала патрон в патронник, снова потянула спусковой крючок, и пистолет ожил. Но уже после третьего выстрела мишени повернулись ребром – сработал временной таймер, и Анна вынуждена была прекратить огонь.
– Знаю, знаю. Я забыла зарядить оружие, – поспешно сказала она.
Соболь как будто не слышал. Он снова развернул мишени и, сосчитав пробоины, констатировал:
– Первая мишень – две пробоины. Вторая – только одна. В остальных попаданий нет. Незачет.
Анна понуро молчала.
– Ты пытаешься целиться и теряешь на этом время. А это не нужно, – продолжал Соболь. – Две пули гарантированно обезвредят противника. Поэтому точность попадания не имеет значения. Главное – время. Опередила врага – осталась жива. Только так. Давай еще раз.
Он снова снарядил пистолет и вручил его Анне.
«Не целиться и не паниковать», – мысленно повторила она, готовясь к стрельбе. Как и в прошлый раз, мишени возникли неожиданно, но теперь Анна была к этому готова и успела сделать все восемь выстрелов, пока они вновь не встали ребром.
– Вот, другое дело! – довольным голосом объявил Соболь, осмотрев мишени. – Последний выстрел, правда, смазала. Но одну пулю всадила точно по центру. Оценка «хорошо». Теперь отработаем стрельбу в движении.
К концу тренировки Анна набила себе мозоль на правой ладони при отдаче пистолета и ободрала кожу на указательном пальце левой в результате бесконечного передергивания тугого затвора, да еще и оглохла на правое ухо – даже наушники не помогли. К счастью, глухота вскоре прошла. Зачет по стрельбе в движении, правда, не получила, но по лицу Соболя было видно, что он доволен ее результатами. Но раз норматив не выполнен, ни за что не похвалит. Это уж точно.
Несмотря на придирчивость Соболя, день все равно сложился на редкость удачно. Мало того что она выяснила, как связаться с пуэрто-риканской фотомоделью, проводящей время в обществе международного террориста, так еще и попала на совещание к начальнику оперативного отдела. В его кабинете Анна оказалась впервые. Да и легендарного полковника Гнатьева, возглавляющего оперативный отдел ГРУ, вблизи ей тоже прежде видеть не приходилось. Первым делом Анна удовлетворила свое любопытство. Далеко за сорок, а может, и за пятьдесят. Надо будет уточнить у Соболя. Не красавец, особенно если сравнивать Гнатьева с Егоровым. Совершенно некстати вдруг вспомнился встреченный в Косово фээсбэшник. В своем отутюженном костюме и накрахмаленной рубашке с аккуратно подстриженными височками тот смотрелся настоящим щеголем. Зато по волевому, даже суровому лицу Гнатьева сразу было видно высокого воинского начальника. Такому и отвечать нужно строго по уставу: четко, ясно и самую суть. Правда, пока приходилось молчать. Докладывал Соболь.
– Грессия Альварес, двадцать пять лет. Профессиональная фотомодель. В 2001 году на национальном конкурсе красоты завоевала титул вице-мисс Пуэрто-Рико. Работает по контракту с модными домами Европы и Америки…
Он разложил на столе перед начальником несколько скачанных из Интернета и распечатанных фотографий пуэрториканки. Полковник Гнатьев взял в руки один из снимков.
– Эффектная.
Анна только вздохнула. Латиноамериканская красотка действительно была хороша. Лицо, фигура, переливающиеся в лучах софитов волосы. Вот только полноватые губы слегка подкачали. Но многим мужчинам именно такие как раз и нравятся.
– Поэтому на нее и обратил внимание Пиночет, – поддержав начальника, ухмыльнулся Соболь.
– Он по-прежнему поддерживает с ней отношения? – спросил Гнатьев, продолжая изучать снимок.
– Трудно сказать. Но, как бы то ни было, Грессия Альварес не оставила модельный бизнес. Сейчас она одна из самых востребованных латиноамериканских фотомоделей. Поэтому новое рекламное предложение не должно насторожить Пиночета, даже если он о нем и узнает.
Полковник несколько секунд молчал, хмуро разглядывая снимок, потом наконец отложил фотографию пуэрториканки и поднял взгляд на Соболя.
– Как-то уж слишком сложно: рекламный контракт, парижское агентство, приглашение на фотопробы. Ведь нам всего лишь нужно получить от этой модели информацию о ее бывшем бойфренде. Куда проще под видом журналиста подвести к ней нашего сотрудника?
В свое время Анна задавала Соболю тот же вопрос, поэтому уже знала его мнение. Но одно дело отстаивать свою точку зрения в разговоре с младшей по званию коллегой, и совсем другое – возражать начальнику оперативного отдела. Но Соболь держался достойно.
– Последнее время Грессия Альварес не дает интервью и вообще избегает общения с журналистами. Однако в обсуждении деталей предстоящего контракта она наверняка захочет принять личное участие. Тогда мы и зададим ей необходимые вопросы.
Анна уже знала, как это делается. Во время интервью или при обычной дружеской беседе среди общих вопросов человеку задаются несколько ключевых. Причем в тот момент, когда он наиболее расслаблен. А специальная аппаратура фиксирует его откровенность. Но опытный психолог для получения правдивых ответов может обойтись и без аппаратуры.
– Хорошо, – подвел итог дискуссии Гнатьев. – Готовьте необходимое обоснование, я подпишу.
Из кабинета Гнатьева Анна вышла со смешанным чувством. С одной стороны, то, что она присутствовала на совещании у начальника оперативного отдела, свидетельствовало о признании ее заслуг. С другой стороны, за все время совещания Гнатьев не только не задал ей ни одного вопроса, но даже не взглянул на нее. Спрашивается: что она вообще там делала?
Однако, вернувшись вечером в офицерское общежитие, где она получила комнату при зачислении в штат Главного разведуправления, и как следует поразмыслив над итогами минувшего дня, Анна решила не расстраиваться. Во-первых, она участвует в решении задачи, которую поставил перед военной разведкой не кто-нибудь, а сам президент, – разыскать убийц российских дипломатов и предать справедливому суду, а при невозможности – уничтожить. Во-вторых, руководство ей полностью доверяет, что подтверждается участием в сегодняшнем совещании. И наконец, в-третьих, именно она будет работать с пуэрториканкой в качестве переводчика.
Довольная собой, Анна с бокалом любимого зеленого чая уселась за стол и включила телевизор. Благодаря установленной на крыше общежития коллективной спутниковой антенне телевизор принимал все мировые информационные каналы, что позволяло, не выходя из комнаты, практиковаться в языках. Многие офицеры так и делали. Сначала Анна посмотрела по CNN репортаж об обстановке в Ираке. Новый взрыв возле багдадской мечети. Покушение на американских военнослужащих – из проезжающей машины неизвестные открыли огонь по американскому военному патрулю: два солдата и капрал тяжело ранены. Очередные грозные заявления лидера радикальных исламистов Абу Мусаба Заркаури, обвиняющего духовного лидера Ирака имама аль-Хакима в продажности американским оккупационным властям. Когда пошли комментарии американских политологов, Анна переключилась на другой канал. Испанское телевидение освещало визит президента Венесуэлы в соседнюю Бразилию, но вскоре началась реклама, и пришлось снова переключаться. Анна попрыгала с канала на канал в поисках другого сюжета о Южной Америке, а когда нашла его, так и застыла с телевизионным пультом в руках.
– …Официальные власти Доминиканской Республики подтвердили информацию о крушении частного пассажирского самолета, разбившегося сегодня у берегов острова Гаити, – по-испански вещал диктор с экрана. – Как стало известно нашему корреспонденту, на борту самолета находилась команда профессиональных фотографов, а также известная фотомодель Грессия Альварес. Официальные власти пока отказываются назвать причину авиакатастрофы, но заявили, что, скорее всего, все находившиеся на борту разбившегося самолета погибли…
Поставив на стол бокал с недопитым чаем, Анна бросилась к сотовому телефону. Соболь долго не отвечал, но Анна упорно не отключалась и наконец услышала в трубке его спокойный голос:
– Да, слушаю.
– Быстрей включай телевизор! – выкрикнула в трубку Анна. – Канал… – и только тогда поняла, что телевизор Соболя может и не принимать найденный ею спутниковый телеканал.
Соболь вовсе огорошил ее:
– Какой телевизор? Я за рулем. Веду машину.
Как не вовремя! Ну да какая разница!
– Только что передали, я сама видела! – уточнила Анна, чтобы Соболь не сомневался: сведения точные. – Сегодня у берегов Гаити разбился частный самолет. Все находившиеся на борту пассажиры погибли. И среди них Грессия Альварес!.. Алло, ты слышишь меня?
– Слышу, – ответил Соболь через несколько секунд.
– Это он, я уверена! Убрал свидетеля!
– Он, – со вздохом ответил Соболь. – Больше некому.
Утреннее совещание открыл полковник Гнатьев. Он был все так же хмур и сосредоточен. Но если, по мнению Анны, начальник оперативного отдела выглядел так же, как и накануне, то на Соболя было жалко смотреть. Лицо осунулось, взгляд потух. Сначала Анна решила, что это результат бессонной ночи, но тут же вспомнила, что Соболь умеет обходиться без сна несколько суток и это никак не отражается на его внешности. На начальника он старался не смотреть. Но пришлось. Потому что совещание Гнатьев начал с адресованного ему вопроса:
– Как я понимаю, с гибелью Грессии Альварес мы лишились последнего свидетеля?
Употребленное полковником местоимение «мы» Анна посчитала хорошим знаком. Значит, Гнатьев не отделяет себя от подчиненных. Неизвестно, о чем подумал Соболь, но после заданного ему вопроса он вскинул голову и с надрывом произнес:
– Это целиком моя вина, товарищ полковник! Во время встречи с Маркосом я был недостаточно осторожен, что позволило посторонним, среди которых, без сомнения, оказались осведомителя Пиночета, узнать суть нашего разговора. После чего колумбийский журналист и любовница террориста были немедленно убиты. Я понимаю, что провалил предыдущее задание. Но тем не менее прошу разрешения вылететь в Венесуэлу для розыска Пиночета. Обещаю, что узнаю, кто был любовником Грессии Альварес, и выясню, где этот человек скрывается!
Гнатьев еще ничего не ответил, но по его лицу Анна уже поняла – не разрешит. И тогда она, неожиданно для себя, заговорила. Внезапно вспомнился недавний визит в рекламное агентство, встреча с фотографом Сухановым и его слова.
– Товарищ полковник! – Анна сама удивилась собственной смелости и тому, как уверенно звучит ее голос. – В Венесуэлу лететь должна я. По мнению известного московского фотографа Максима Суханова, я отвечаю всем параметрам фотомодели. Поэтому если я появлюсь в Венесуэле как фотомодель и Пиночет об этом узнает, он наверняка захочет со мной познакомиться. Как нам известно со слов погибшего журналиста Маркоса, девушки-модели – это его слабость. Тем более что, взорвав самолет с Грессией Альварес, он лишился постоянной подруги.
Закончив, Анна бросила быстрый взгляд на Соболя. Он смотрел на нее так, словно у нее за спиной выросли крылья или что-нибудь похуже. Зато взгляд Гнатьева остался бесстрастным. Ну, почти бесстрастным.
– Почему вы так уверены, что Пиночет непременно захочет с вами познакомиться? – все так же хмуро спросил он.
– Если создать определенный антураж: восходящая звезда российского модельного бизнеса, – начала на ходу придумывать Анна, – прибыла в Венесуэлу для съемок нового клипа… то Пиночет наверняка клюнет. Грессия Альварес чем-то же его зацепила.
Когда Анна закончила, в кабинете наступила тишина. Раз Гнатьев размышлял над ее предложением, значит, не такое уж оно и бредовое. Анна победно взглянула на Соболя. Он посмотрел на нее с жалостью и сокрушенно покачал головой. Анна обиделась и отвернулась. Но тут заговорил Гнатьев, и она снова воспрянула духом.
– Предложение интересное, но детали нужно еще, естественно, подработать…
Дальше Анна уже не слушала. Предложение интересное! Ее предложение признано интересным! Это она придумала, как спасти фактически провалившуюся операцию! Не напрасным, совсем не напрасным оказался визит в рекламное агентство!
Стоило им выйти из кабинета Гнатьева, как Соболь догнал ее и схватил за локоть.
– Ты что, не понимаешь, как это может быть опасно?! Тот, кого мы ищем, убивает при малейшем подозрении! И не щадит никого, как не пощадил собственную любовницу! И потом, с чего ты взяла, что Пиночет тобой заинтересуется? Ведь ты же не знаешь, какие женщины в его вкусе.
Анна недовольно дернула плечом. Во-первых, Соболь так сдавил ей локоть, что руке стало больно. А во-вторых, кто он такой, чтобы решать за нее, что ей следует делать, а что нет.
– Значит, так, – веско начала она, чтобы сразу расставить все точки над «и». – Убивать меня Пиночету нет никакого резона. Если он заподозрит меня в игре или его что-то насторожит, он просто не пойдет на контакт. Так что с этой стороны никакой опасности нет.
Соболь сразу сник и выпустил ее локоть. Анне даже стало его немного жалко, и она решила его подбодрить.
– Вообще я что-то не пойму, ты чего больше боишься: моего знакомства с Пиночетом или того, что он не обратит на меня внимания?
Она улыбнулась, приглашая и Соболя посмеяться над своей шуткой. Но он только махнул рукой, повернулся и зашагал прочь.
Как Соболь ни возражал против ее идеи, но после того, как она обрела форму приказа, ему пришлось-таки с ней смириться. Чтобы уж совсем его не расстраивать, Гнатьев назначил Соболя ответственным за подготовку будущей «фотомодели». Вначале выбор Гнатьева Анну удивил, но только вначале. Свое незнание законов и подводных камней модельного бизнеса Соболь с лихвой компенсировал повышенной требовательностью и дотошностью.
Первым делом он отвел Анну в центр подготовки сотрудников наружного наблюдения, где познакомил с невысокой худощавой женщиной по имени Жанна Сергеевна. Во внешности Жанны Сергеевны не было ничего примечательного, но ее плавная походка и исключительная грациозность всех движений заставили Анну переменить первоначальное мнение об этой женщине. «Бывшая балерина», – предположила она. Оказалось, не только балерина, но еще и хореограф, почти десять лет проработавшая, да не где-нибудь, а в Большом театре! Анна, правда, не поняла, зачем нужен хореограф в центре подготовки филеров? Кого здесь обучать? Оказалось, очень даже нужен – Соболь позже объяснил, – ставить пластику девушкам, работающим в супердорогих барах, ночных клубах и ресторанах под видом элитных проституток.
Жанна Сергеевна попросила Анну пройтись, несколько раз сесть на стул и в низкое кресло, понаблюдала за ее походкой и прочими движениями и объявила, что ей понадобится две недели на подготовку. Чем только за эти две недели не пришлось заниматься. Сначала Анна просто ходила: в туфлях на высоченных каблуках, сапогах, обычных босоножках, босоножках-вьетнамках с ремешком между пальцами и даже босиком. Потом училась стоять, чуть отставив ногу и слегка согнув ее в колене – поначалу жутко трудно было держать равновесие. Потом садиться и сидеть на стуле, табурете, в кресле, на диване и на сиденье автомобиля. Пить из самых разных фужеров и рюмок, непринужденно держа бокал в руке. Этот курс обучения стоил Анне одного сломанного ногтя, а Жанне Сергеевне трех разбитых бокалов. Тренировки продолжались с утра и до позднего вечера, с небольшим перерывом на обед. Причем когда Анна наконец возвращалась домой, у нее так ныли мышцы, словно она весь день качалась в тренажерном зале. Обед во время тренировок представлял собой отдельную пытку, так как состоял из минеральной воды и нескольких листочков салата с кусочком моркови или шпината, очевидно, из изуверского желания Соболя заставить Анну прочувствовать на себе голодную диету фотомодели. Хорошо хоть он сам не докучал своим присутствием. Двух мучителей разом Анна бы точно не выдержала.
Соболь появился только в последний день. Молча выслушал отчет Жанны Сергеевны и ее аттестацию своей ученицы, между прочим, весьма лестную, поблагодарил хореографа за преподанную воспитаннице науку и увез Анну с собой. Даже словом не обмолвился о ее успехах! Не говоря уже о том, чтобы просто поздравить ее с окончанием ускоренного курса модели! Вообще он был какой-то квелый. Сразу видно, думал о своем. В конце концов Анна не выдержала и требовательно спросила:
– Куда мы едем?
Соболь ответил не сразу – видимо, собирался с мыслями. Но его ответ ее буквально убил.
– Легенда фотомодели никуда не годится. Она требует слишком сложного сопровождения: рекламные постеры и видеоролики, газетные интервью, публикации в разделах светской хроники. А у нас ничего этого нет. К тому же фотомодель не может появиться в Венесуэле одна. Потребуется целая группа сопровождения: фотограф, менеджер, представитель заказчика, гримеры, визажисты и так далее. Причем Пиночет искушен во всех этих тонкостях. Ведь его любовницей была настоящая фотомодель. Он сразу раскроет твою игру.
Он был прав, тысячу раз прав! От этого Анне стало обиднее всего.
– Что же делать? – растерянно спросила она.
– Наши аналитики попытались составить психологический портрет Пиночета, – невпопад ответил Соболь. – Информация о нем крайне скудная, поэтому полной характеристики не получилось. Но кое-какие черты его личности они все же выявили.
– Например?
– Азарт и любопытство. Вот на этом мы и попробуем сыграть… Приехали, – неожиданно объявил Соболь.
Анна взглянула в окно. Они заехали в какой-то двор и остановились возле неприметного одноэтажного здания, пристроенного к жилому дому. На стене, возле входной двери, висела бронзовая табличка. Анна прищурилась, пытаясь рассмотреть выгравированную на табличке надпись. Нижние строчки не разобрала, но верхнюю прочитала без труда – бильярдный клуб.
– Пойдем, пойдем, – поторопил ее Соболь. – Познакомлю тебя с одним интересным человеком. – И, понизив голос, добавил: – Наш бывший сотрудник и старый друг Гнатьева. Сейчас уже на пенсии. Но кое в чем и мне сто очков вперед даст.
Заинтригованная его словами, Анна поспешно выбралась из машины.
Опередив ее, Соболь сам распахнул массивную дверь бильярдного клуба. Никакого менеджера или охранника внутри не оказалось, и только у одного из бильярдных столов стоял полноватый человек с высокой залысиной в костюме-тройке, правда, без пиджака, с кием в руках, и разглядывал раскатившиеся по столу шары. Впрочем, он тут же поднял взгляд на вошедших и добродушно улыбнулся.
Анна невольно последовала его примеру. После слов Соболя она рассчитывала встретить искушенного и опытного ветерана ГРУ, сурового и сосредоточенного, такого, как полковник Гнатьев, а вместо этого увидела перед собой пухлого толстячка с блестящей лысиной, один вид которого вызывал улыбку.
– Знакомьтесь, Георгий Александрович, – обратился к нему Соболь. – Анна Воротова, о которой я вам рассказывал. Прошу любить и жаловать.
Анна изумленно обернулась. «Прошу любить и жаловать». Однако! Прежде ей не доводилось слышать от Соболя таких выражений.
– Очень приятно, – ответил Георгий Александрович, приветствуя ее вежливым кивком. – Вижу, самого главного ваш коллега мне так и не сказал. Вы, Аня, просто красавица.
Анна польщенно улыбнулась и уже по-другому взглянула на ветерана разведки. Но тут опять вылез Соболь со своими комментариями.
– К сожалению, этого мало, чтобы привлечь внимание интересующего нас человека. Нужно еще обыграть его на бильярде.
«Так вот зачем Соболь сказал про азарт Пиночета, – сообразила Анна. – Если красивая девушка обыграет его в бильярд, а, по словам Маркоса, Пиночет заядлый любитель этой игры, то он наверняка заинтересуется ею. Не может не заинтересоваться!»
Георгий Александрович тоже понял, к чему ведет речь Соболь.
– Полагаю, именно поэтому вы ко мне и обратились. Буду рад помочь. Но позвольте узнать уровень игры соперника?
– Трудно сказать, – уклончиво ответил Соболь. – Но в число профессиональных игроков он точно не входит.
– Ну да, конечно, – задумчиво кивнул Георгий Александрович и, обратившись к Анне, спросил: – Раньше играли?
– Ни разу, – честно ответила она.
– Ну, это не беда. – Он ободряюще улыбнулся. – В бильярде главное – точный глазомер и чувство удара. Вот попробуйте загнать этот шар в эту лузу.
Он поставил один из шаров напротив угловой лузы и протянул Анне кий. Анна взяла кий и нагнулась к столу, выбирая, каким шаром лучше ударить. Странно, но она совершенно не волновалась, хотя и Соболь, и Георгий Александрович, надо думать, классный бильярдист, внимательно наблюдали за ней. Подходящих шаров, которыми можно было ударить по стоящему перед лузой шару, оказалось два. Анна выбрала тот, что стоял ближе к борту – до второго нужно было слишком далеко тянуться, – прицелилась и ударила. Шар покатился по столу, ударил в стоящий и… столкнул его в лузу.
– Получилось! – не сдержала своего восторга Анна.
Соболь хмыкнул в ответ, а Георгий Александрович одобрительно кивнул:
– Для первого раза совсем неплохо. Рука немного дрожит, но это мы поправим. Главное, у вас есть чувство удара.
– И сколько времени вам понадобится, чтобы сделать из нашей Ани мастера бильярда? – живо поинтересовался Соболь.
Георгий Александрович задумчиво вздохнул.
– Настоящее мастерство шлифуется годами. Но, – он вновь обернулся к Анне и неожиданно подмигнул ей, – думаю, что уже через месяц, при условии ежедневных тренировок, мы будем вполне прилично играть.
– Месяц? – нахмурившись, переспросил Соболь. – Это слишком долго.
– Зная род ваших занятий, рискну предположить, что Ане предстоит отнюдь не увеселительная прогулка?
Анна бросила быстрый взгляд на Соболя. Что он ответит? Но Георгий Александрович прекрасно обошелся и без его ответа.
– Вижу, что я прав. Поэтому я не хочу, да просто не имею права подвергать эту милую девушку дополнительному риску, который, надо думать, и так достаточно велик. Я готов обучить Аню игре на бильярде, но лишь при условии, что у нас будет достаточно времени для тренировок. Кстати, в какую игру ей предстоит играть?
– В американский пул, – механически ответил Соболь.
Георгий Александрович улыбнулся.
– В таком случае месяца, думаю, будет вполне достаточно.
Утром Анна проснулась за час до будильника. Хотя в последний месяц расслабилась: спала до восьми, а то и до половины девятого – поэтому и завела будильник. Встала, приняла душ, умылась и только тогда сообразила, что совершенно не знает, чем себя занять. Ехать на службу не имело смысла. Последний инструктаж от Гнатьева они с Соболем получили еще накануне, и с сегодняшнего дня оба официально числились в командировке. Самолет в Венесуэлу вылетал поздним вечером. Оставалось сидеть дома, тем более что накануне она договорилась с Соболем, что он заедет за ней по дороге в аэропорт.
Накинув в ванной халат, Анна вернулась в комнату, где на полу, у письменного стола, стояла собранная еще с вечера дорожная сумка. Список собранных в дорогу вещей вплоть до зубной щетки, косметики и нижнего белья пришлось согласовывать с Соболем. Поначалу Анна посчитала это дикостью, но потом вынуждена была признать его правоту. Зато теперь ее багаж полностью соответствовал легенде. Чтобы не терять времени понапрасну, Анна затеяла уборку. Старательно протерла везде пыль, а когда вытащила пылесос, вдруг вспомнила, что убираться в квартире перед дальней дорогой – плохая примета. Пришлось засунуть пылесос обратно в коробку. Несмотря на вытертую пыль, времени оставалось еще целый вагон. Анна попробовала читать, но уже через полчаса отложила книжку, сообразив, что совершенно не вникает в смысл прочитанного. В мыслях она была уже далеко за океаном. «Хоть бы Соболь позвонил, что ли», – сердито подумала она. И телефон действительно зазвонил. Анна поспешно схватила трубку, но это оказался не Соболь, а отец.
– Здравствуй, дочь.
Сколько Анна себя помнила, отец всегда разговаривал с ней как со взрослой, поэтому ее тянуло поговорить с ним. Вот и перед отлетом она собиралась позвонить родителям, но так и не придумала, как сообщить им о своем задании.
– Привет, – кое-как выдавила она.
– Как у тебя дела?
– Все нормально, папа.
– Ты давно не звонила. Мы с мамой уже начали беспокоиться.
– Ты же знаешь, я была на учебе.
Обучение проходило в подмосковном доме отдыха. Там, «вдали от посторонних глаз» – по меткому выражению Соболя, Анна провела ровно четыре недели, с утра до вечера гоняя в бильярдной шары с Георгием Александровичем. Правда, насчет «посторонних глаз» Соболь оказался прав лишь отчасти. Первую неделю они действительно играли в одиночестве, а потом бильярдные поединки отставника-ветерана с молодой девушкой стали собирать все больше зрителей из числа отдыхающих. Анна практически все время проводила с Георгием Александровичем. Даже на завтрак, обед и ужин они ходили вместе. Поэтому и соседи за столом, и зрители наверняка считали ее его любовницей. Это было забавно, тем более что Анна не раз замечала, что отставник смотрит на нее как на женщину. Правда, надо отдать ему должное, никаких попыток сблизиться с ней он не предпринимал.
– Ну и как прошла учеба? – поинтересовался отец.
– Успешно, – Анна улыбнулась. – Итоговый экзамен сдала на четыре балла.
В последний день Георгий Александрович предложил ей сыграть несколько партий на интерес. Среди постоянных зрителей как раз нашлись двое желающих помериться с нею силами. В результате из пяти сыгранных партий Анна проиграла только одну, выиграв у своих соперников в общей сложности четыре тысячи рублей.
– Жаль, что не на пять, но все равно поздравляю. – Отец всегда был максималистом. – К нам не собираешься? А то мы с мамой уже соскучились.
– Может быть, чуть позже. Сейчас у меня дела, – быстро ответила Анна, чтобы отец не услышал, как дрожит ее голос.
– Ясно… – Он вздохнул. – Что ж, будем ждать. – Анна поняла, что отец тоже не хочет показывать, как он огорчен ее отказом. – Но ты хотя бы звони нам почаще.
– Пап. – Анна стиснула трубку. – Ты уж прости меня, но какое-то время я не смогу вам звонить. Я завтра улетаю в командировку.
– Далеко?! – Отец все понял. Анна отчетливо услышала прозвучавшую в его голосе тревогу. – Ты… там береги себя.
– Конечно, папа. Извини, мне нужно собираться. Я позвоню вам сразу, как только вернусь. Обязательно позвоню.
Не в силах продолжать разговор, она поспешно нажала кнопку разъединения и потом никак не могла понять, почему сотовый телефон, который она продолжала держать в руке, и вся комната расплываются у нее перед глазами.
Чтобы Соболь не заметил ее распухших от слез глаз, Анна долго плескала в лицо холодной водой. Но он все равно заметил, потому что слишком внимательно посмотрел на нее. Хорошо хоть ни о чем не спросил, избавив ее от необходимости выдумывать небылицы про попавшую в глаз соринку или очищенный лук.
Второй раз Анна не справилась с волнением, когда самолет, закончив разбег, оторвался от взлетной полосы. Она как раз глядела в иллюминатор – регистрацию они проходили одни из первых, и Анна, по своему обыкновению, попросила место у окна. День выдался хмурым и пасмурным. Неоднократно начинал накрапывать дождь, последний раз, когда они сели в самолет. Иллюминатор сейчас же покрылся дождевыми каплями. Через его мокрое стекло были видны мокрый асфальт взлетной полосы и поникшая трава летного поля. И от вида этой унылой картины у Анны вдруг так защемило сердце, что она испугалась: а вдруг опять расплачется. Но усилием воли все-таки взяла себя в руки. Хорошо хоть Соболь не видел этой ее секундной слабости – в это время листал какой-то предложенный пассажирам журнал. Вот бы она перед ним опозорилась. Но когда Анна уже совсем успокоилась, Соболь вдруг отложил журнал, накрыл ее руку своей ладонью и тихим голосом сказал:
– Это нормально. Я на своем первом задании тоже страшно волновался.
Анна сердито выдернула руку и снова отвернулась к окну. Что за глупости?! Вовсе она не волнуется! И задание это у нее не первое, а второе! Он что, забыл, что в Сербию они летали вместе?