Миранда шла по коридору.
Дом у барона был большой, поэтому девочка просто заблудилась. А тут…
– … мы идем?
Голос отца Мири узнала бы из сотни других голосов. И заметалась.
Ага, ей сказали сидеть тихо на одном месте, а она где? Явно не с остальными детьми.
Мама ее, конечно, защитит, но если папа один, или с друзьями… девочка заметалась. Толкнула одну дверь, вторую, не получилось, потом толкнула третью, ввалилась в спальню с розовым балдахином над кроватью, и недолго думая, нырнула на кровать. Прятаться под одеяло.
А вдруг папа пройдет мимо?
Не прошел.
Когда эта крашеная кошка начала вешаться на папу, Миранда собралась вылезти и восстановить справедливость. Но не успела. Дверь открылась.
На пороге стояла весьма злая мама.
Миранда посмотрела на маму, на папу, и решила подождать какое-то время. Попа целее будет, точно.
***
Лилиан честь по чести оттащили в альков и уложили на диван. А вот когда шаловливые ручонки потянулись к лифу платья, женщина села на диване.
– Барон, хватит ломать комедию. Вы же поняли, что я не в обмороке.
Эдвин блудливо улыбнулся, сильно напоминая мартовского кота.
– Понял, Лилиан.
– А раз поняли, придержите руки, – фыркнула женщина.
– Или?
Хм-м…
– Или я стану первой женщиной, которую на вас стошнит.
Барон открыл рот с удивительно глупым видом.
– Ва… Лилиан?
– Начнем с того, что я не давала вам права называть меня по имени.
– Ну так дайте, – барона явно забавляла ситуация.
Вот ведь беда светской жизни – можно все, но тихо. А если поднимется шум… мозг Лилиан работал, как компьютер, просчитывая самые разные варианты.
Она закричит и поднимет шум.
Смеяться будут не над бароном, а над ней. А Джерисону придется отстаивать ее честь… нет, не ко времени.
Она просто уйдет. Ага, если отпустят, а при малейшем шуме – смотри вариант первый.
Как уйти без шума?
Прирезать, что ли, его по-быстрому?
Такими навыками Лиля не обладала – увы. Вот Лешка прекрасно владел ножом, а вот она так и не научилась. Метнуть – одно, прирезать по-тихому – совсем другое.
А что еще можно? Оглушить?
Ага, это ура-феминизм, когда хрупкая женщина выводит из строя сильного мужчину одним ударом. А на деле… тут либо тренироваться с детства, либо четко знать куда бить, либо… лох это, а не мужчина. У нас отпадают все три варианта, разве что опять – нашумишь и опозоришься.
И что остается?
Лиля привычно выбрала третий вариант.
– А больше вам ничего не дать?
Барон не стушевался.
– А вы не против?
Лиля подумала пару секунд. Показательно вздохнула.
– Барон, а вам не кажется, что такие интимные вопросы надо обсуждать не здесь, а в более уединенном месте? Вы бы еще на городской площади любовью занялись…
В глазах барона появился искренний интерес. Проникся идеей?
– Хм-м…
– Поверьте, не стоит.
– Почему?
– А вас советами замучают, – отрезала Лиля.
Барон от души расхохотался. Да, этого анекдота здесь не знали.
– Ваше сиятельство… Лилиан, позвольте пригласить вас… прогуляться?
Лиля приняла протянутую руку.
– Барон, а вы никогда не слышали, как кавалеры на время оставляют дам?
– И как же, Лилиан?
Вот и вторая дверца. Эти каморки что – все сквозные? И где черти носят дражайшего супруга?
– Дорогая, я вынужден отойти, помочь близкому другу. Но чуть позже я надеюсь вас с ним познакомить.
Дошло на четвертом шаге. И рука Лилиан оказалась свободной. Барон был занят – он хохотал.
***
Барон вел Лилиан вполне уверенно. Точно, не просто так. А Лиля ждала момента.
Ну и дорогу назад запоминала, не в окно же вылезать? Она бы не затруднилась, но не в этом балахоне, и не с прической. Наверняка за что-то да цепанешь подолом. А появиться в бальном зале с видом «растрепа кошмаристая» – что может быть лучше для репутации?
Мигом придумают и чего было, и чего не было.
Так что ждем момента.
Лиля пообещала себе, если ее приведут в спальню, связать барона (можно под видом любовных игр)… кстати! А ведь богатая идея!
Сам разденется, сам ляжет, сам на все согласится… и ведь получит непревзойденные сексуальные ощущения! Обязательно! Она ему такую каму с утра и сутру с вечера продемонстрирует во всех позах, что ни в стихах не разъяснить, ни в прозах.
Лиля покосилась на барона с таким плотоядным предвкушением, что Эдвин вдруг засомневался в правильности своего поступка.
Но поворачивать было поздно. Скрипнула дверь спальни, и глазами Лилиан предстала шикарная картина.
Ее супруга внаглую заваливала на кровать рыжая девка, на которой пробы было негде ставить, а Джерисон не так, чтобы особо и сопротивлялся.
– Что здесь происходит?
От следующей фразы у Лилиан прошел весь гнев.
– Лили, дорогая, ты все неправильно поняла. Я сейчас все объясню…
***
Неясно, чего и кто ожидал. Но уж точно не звонкого женского хохота.
Лиля почти повисла на бароне (ближе всего оказался бедолага Эдвин), и хохотала так, что слезы потекли.
– Ой, не могу! Объяснюуууу…
Мужчины переглянулись с выражением полного непонимания на лицах. Что тут происходит, хотелось бы знать? Почему – хохот? Истерика? Нет, не похоже…
– Мама!
Миранда поняла, что буря миновала – а чего ж не миновать, раз смеются, вылезла из кровати, и помчалась к родителям.
Лиля мгновенно успокоилась, утерла слезы и подхватила Миранду на руки.
– Деть, ну ты и слоник!
– Неправда, я хорошая!
– Но слоник.
– Мама!
– Ты мне объясни, почему ты здесь?
Мири потупилась.
– Ну я… это… – и уже на ушко. – Компромат искала.
Лиля едва не рассмеялась второй раз. А знаете, как хотелось, при взгляде на три ошеломленных лица?
– Джерисон, мы идем домой, или вы тут задержитесь, с дамой?
Джес кашлянул.
Гроза явно пронеслась мимо, но – как?
Лиля перевела взгляд на барона. Откровенно насмешливый.
– Барон, а вы тут не теряйтесь, вы же видите, дама на все готова, поэтому раз уж наш междусобойчик не состоится, попользуйтесь дамой… то есть случаем.
– Гхм? – напомнил о себе Джерисон.
– Да-да, – покивала Лиля. – я обещала барону непревзойденные эротические переживания. Я вам потом расскажу, дорогой супруг.
Джес подавился воздухом.
Судя по искрам в зеленых глазах, не факт, что барон пережил бы эти переживания. Так что…
– Эдвин, вы правда, не стесняйтесь.
Барон стоял багровый от стыда.
– И краску с дамы сотрите, – подсказала Лиля, передавая дочурку супругу. – А то поцелуете, да еще отравитесь ненароком.
Виона стояла молча. Понимала, что это самое лучшее из возможных поступков. Хорошо бы еще под кровать спрятаться, но – поздно.
– Приятного вечера, Эдвин.
Семейство графов Иртон удалилось в полном составе, помахав интриганам ручкой на прощание.
***
Отношения начали выяснять уже в карете.
– Миранда Кэтрин Иртон, будьте любезны объяснить, как вы оказались в той спальне?
– Мам, – мелкая нахалка поняла, что уши ей сегодня не надерут, и скорчила рожицу «ты у меня умная, ты все поймешь» – Мне барон сразу не понравился. И я решила поискать у него в кабинете компромат. Пошла и заблудилась.
– А тут папа…
– Они с тетей разговаривали, и я услышала. Спряталась… кто же знал, что тетя папу туда потащит?
– Думаю, барон Фремонт знал, – начал соображать Джерисон.
– Вот.
– Расскажешь, о чем папа говорил с тетей? – попросила Лиля.
Миранда послушно пересказала услышанное.
Лиля благодарно коснулась руки мужа.
– Спасибо, Джерисон.
– За что?
– Многие на твоем месте согласились бы… на более развернутое прощание. А ты справился.
Джерисон вздохнул.
– Мы еще об этом поговорим.
– Безусловно.
– А ты как там оказалась?
– Меня привел барон. Ты же понял, что нас разъединили нарочно?
Джес кивнул. Да, теперь-то понял.
– Когда я тоже это поняла, притворилась, что потеряла сознание. Барон вызвался вынести меня на свежий воздух… в альков.
Джес скрипнул зубами.
– Дальше все было делом техники. Его надо было увести от людей, чтобы никто не слышал, и разобраться по-тихому.
– И что вы с ним сделали бы? – прищурился Джес.
В свою жену он верил. Но барон… Джерисон знал его, как отличного бойца. Лиля никогда бы с ним не справилась.
Тогда – как?
Лиля вздохнула.
– Мири, заткни уши.
Миранда скорчила рожицу.
– Мам…
– Я тебе потом расскажу, когда повзрослеешь. Обещаю. В пятнадцать лет. А пока заткни уши, если не хочешь, чтобы я тебе их надрала за побег.
Миранда надула губы, но спорить не стала. Мама никогда не обманывает, сказала – расскажет, значит расскажет. Потерпим немного.
Джес поднял брови.
– И что такого не должна слышать наша дочь?
Лиля потупилась.
– План был достаточно рискованный. Согласиться на все, раздеть барона, и разыграв пресыщенную жизнью даму, привязать его к кровати. Для… ээээ…
Джерисон почувствовал, что и сам краснеет.
– Для понимания ситуации, – пришел он на помощь жене.
– Ага. Сунуть ему кляп и уйти. А окно оставить открытым.
– Зачем?
Окно-то при чем?
– Чтоб его комары сожрали, – буркнула Лиля. – Я ему обещала незабываемые эротические ощущения? Вот, а обещания надо выполнять!
Джерисон помолчал минуту. Представил себе картину.
И начал хохотать так, что лошади шарахнулись.
И ведь могло бы получиться! Силу убеждения этой шильдочки он знал, в определенных обстоятельствах Лиля могла и Альдоная на клизму уговорить. Повелся бы барон, никуда б не делся…
Комары…
И голый Эдвин Фремонт, привязанный к кровати.
Оххххх!
***
Выяснять дальше отношения супруги не стали. А зачем?
И так все ясно.
Было? Было. Забыли? Уже забыли. Все равно эта девка, как там ее, Джерисону на пути не встретится, а встретится, так близко не подойдет. Неясно было другое – зачем их всех свели в одну спальню?
– Если бы барон хотел секса, то спальни были бы разные, – задумалась Лиля. – Мири, а почему ты спряталась именно там?
– А там было открыто, – пожала плечами девочка.
– А другие комнаты?
– Я не пробовала. Но кажется, было закрыто.
– Да перепутал теперь кто-нибудь, – отмахнулся Джерисон. – Или Виона, или Эдвин…
– Куда любовников вести?
Джерисон смутился, но прояснить ситуацию стоило.
– Лилиан, просто у Эдвина эти несколько спален – именно на такой случай.
Лиля сверкнула глазами, но потом смягчилась. Ладно уж…
– Допустим, мог перепутать. Даже скорее всего. И совпасть могло. Сказал он этой рыжей дуре – отвлеки Джерисона, она и отвлекла. А зачем, почему – кто ж ей объяснять будет?
– Да никто, – пожал плечами Джес.
Лиля успокаиваться не желала.
Они уже уложили Миранду, уже успели поговорить про неудобство кроватей на постоялых дворах – ни одного столбика и спинка сплошная…
Лиля смотрела в потолок и размышляла вслух.
– Допустим, я бы застала вас с этой шваброй в компрометирующей ситуации. Что бы было?
– Скандал, – пожал плечами Джес. – Наверное.
– Но посольство все равно бы не остановилось?
– Нет. Мне пришлось бы передать полномочия тому же Ройвелю, к примеру, но ехать в Кардин мы были бы обязаны в любом случае.
– Ага… то есть это ни на что не влияет. В плане политики. А что на личном фронте?
Джес пожал плечами.
– А что там не так?
– Не знаю. Ты у барона любовницу не уводил? Рога не наставлял?
– Вроде нет.
– А Ричард?
– Тоже…
– Тогда с чего он мог так взъесться?
Джес покачал головой. Иногда супруга себя просто потрясающе недооценивала.
Он видел перед собой женщину с роскошным телом, с шикарными волосами, умную и красивую. А она даже не верила, что кто-то ей может заинтересоваться. Как женщиной, не как человеком.
И это – его вина. Сам постарался.
– Лили, милая, просто ты произвела неизгладимое впечатление на барона.
– Настолько?
– Да, именно что настолько.
Лиля покачала головой.
– Не уверена, что мне приятно.
Джерисону тоже было… неприятно. Как-то не по себе, что ли? А ведь думал, что не ревнив.
– Джес?
– Да, любовь моя?
Откликнулся – и только потом понял, что именно сказал.
– Не бросай меня больше – в такой ситуации. Хорошо?
– Обещаю, – от всей души поклялся граф Иртон.
Не бросит.
А с Эдвином мы еще поговорим. Завтра же.
– И постарайся не вызвать этого негодяя на дуэль?
Джес едва не подавился воздухом.
– Ты мои мысли читаешь?
– Не-а. Просто я бы ту стерву крашеную убила бы.
Джерисон отлично знал, что Виона не крашеная, а вовсе даже натуральная рыжая. Но говорить об этом не стал. Ни к чему.
– Ревнуешь?
Лиля перекатилась поудобнее, поставив ему локти на грудь.
– Да. И учти – я не только жена, я еще твой врач. Если что – сама отравлю, долго мучить не стану.
Получилось очень убедительно. Но на угрозы благородный граф отродясь реагировал только одним способом. И перекатился обратно, подминая женщину под себя.
– Ах, отравишь…
Джес захватил оба запястья Лилиан одной ладонью и поднял их над головой. А то ходи потом с расцарапанным носом.
– Джесссс!!!
– Шипи-шипи, змейка моя ядовитая…
– Джес…
***
Джерисон уснул, а Лиля лежала, смотрела потолок и размышляла. За окном сияли вишенками крупные звезды.
Итак.
Странная какая-то ситуация. Ладно, с Мирандой никто ничего не мог предусмотреть. Но остальное?
Подсылать к мужу любовницу, и вести Лилю туда, где он веселится с этой рыжей девкой?
Лиля невольно согнула пальцы когтями. Да, повезло Джесу, что Мири свидетельствовала в его пользу. С этого дня, дорогой супруг, ты попал.
Есть один замечательный рецепт против супружеских измен. Стопроцентно действенный. В любые века и при любых нравах. И упаси Альдонай, никаких скандалов, ссор, ревности и прочих трат времени и сил.
Надо выматывать мужчину в постели так, чтобы на других женщин у него сил уже не оставалось. Вот так Лиля со своим супругом и поступит. Нечего тут по другим бабам бегать, самой мало!
Да, ситуация идиотская.
Но… это с ее точки зрения. А будь она тем, кем ее представлял Джес? Истеричной безмозглой идиоткой? Что было бы в результате?
А вот то самое.
Она бы обиделась. Устроила истерику, раскричалась, возможно закатила бы безобразный скандал, может, убежала… побежал бы Джес за ней?
За той Лилиан?
Нет.
И тут на сцену выходит барон-утешитель.
А что может быть опаснее ядерной боеголовки? Только обиженная женщина. Опасна, коварна, особо цинична и непредсказуема.
На что она способна?
На все, дорогие мои. На все и немножко больше.
А чего от нее хотели добиться?
Если барон не полный идиот – этого Лиля уже никогда не узнает. Он просто отстанет. Или…?
Вот именно – или. Если у вас какие-то планы на человека, вы просто так от них не откажетесь, это уж точно. Тогда – как?
Могут их подкараулить, или похитить Миранду, или… да что угодно?
Глядя на барона Фремонта, Лиля и не сомневалась. Но делать-то с ним что? Спустить на него Джерисона?
Нет, не вариант, муж ей самой нужен, а барон производит впечатления грязной твари, которая не брезгует столь же грязными приемчиками. Не пойдет.
И что она еще может сделать?
Только вывести завтра барона из себя. Вести себя, как сволочь, но не подставлять Джеса под удар. Разозленный противник – уже половина врага.
А еще попросить служанок. Пусть попробуют собрать сведения. Сколько им еще оставаться в Дорсане? Два дня? Том что-то говорил о профилактике, коней к кузнецу загнали, кареты, опять же…
Это понятно.
Два дня. Один уже прошел, остался еще один – и в путь.
Если барон что-то предпримет, то именно завтра.
Лиля вздохнула. Эх, опять риск, опять проблемы – вы мне не скажете, как другим женщинам удается ни во что не вляпаться?
Не скажете?
Ну и храните свои секреты дальше, вот. А она спать будет. Завтра предстоит тяжелый день, так что баиньки.
Лиля уткнулась носом в плечо Джерисона, поправила ногой Нанука, который неудобно положил лапу, и уснула. И снились ей только хорошие сны. Уютные и теплые.
Вирма, земли клана Хардринг.
– Мамочка, уже скоро-скоро. Время пришло!
Труди смотрела на свою дочку, и едва сдерживала слезы.
Чему радуется малышка?
Новой кукле? Платью? Замужеству?
Ах, если бы! Она радуется тому, что скоро ей предстоит воинское посвящение. Что она станет не госпожой, а господином Эллейга, хозяйкой своей судьбы.
Кирией.
А ей, Труди – что останется ей?
Ждать свою малышку.
Ждать, как некогда мужа, молить всех богов, надеяться, что попадется Тире достойный мужчина… или уже попался? Все же дочку Труди знала достаточно, чтобы уловить признаки влюбленности. И сияющие глаза, и легкость движений, и… да мало ли признаков, доступных взгляду любящей матери?
– Совсем ты у меня выросла, дочка. Что ж, воин – так воин. А замуж потом не захочешь?
Тира медленно покачала головой. И взгляд у нее был нехорошим. Тоскливым таким, безнадежным… для понимающего человека такой взгляд, что расписка.
Не тот к сердечку припал, ой, не тот.
– Детка?
Тира еще раз покачала головой.
– Не надо, мам… просто – не надо.
– Он женат?
– Нет.
Труди прикусила губу. Дурой она не была, а потому и догадалась легко.
– Ативернец? Кто-то из них, да?
Тира вздохнула. А потом опустилась рядом с матерью на колени, ткнулась лицом в старое платье со следами штопки, позволяя родной теплой руке гулять по серебристым косам.
– Да, мам. Он из Ативерны.
И слезы хлынули потоком. Труди скрипнула зубами – убила б негодяя, который решил, что дочка для него нехороша, просто убила бы, и принялась уговаривать, словами выводя боль.
– Ну и пусть его… тебе замуж за него надо? А то ведь можно и просто ребеночка родить, воспитаем…
Тира задумалась. Явно, потому что тяжело дышать перестала, и плакать, кажется, тоже.
– Думаешь, мам?
– Уверена. Ты только роди, а уж остальное – мое дело.
– Он не согласится. Никогда…
– Главное, чтобы Флейна благословила, а остальное – ерунда, – Труди и не сомневалась. – Ты у меня девочка красивая….
– Да не в красоте дело. Он мне жизнь испортить не хочет. И себе тоже!
– А что плохого в любви?
– У него такое уже было в семье, мам. И большим горем обернулось. Потому и не рискнет никогда…
– Вот оно что…
Неведомый ативернец оборачивался другой стороной. Да, любовь – это замечательное чувство, но как часто оно несет боль и горе? Сколько потом подушек изгрызено, сколько глаз от слез ослепло? И если он это понимает, значит неплохой человек-то. А тогда – тем более.
– Тира, доченька, тогда у тебя только один выход.
– Какой, мам?
– Ты его любишь?
– Да.
– Тогда будьте вместе. Вот сколько вам отмерено, столько и будьте. Считай, что я вас благословляю. А если дите случится – вырастим. Только в радость будет…
Тира прерывисто вздохнула.
– Мам, а если он не согласится?
– Тира, детка, а ты сходи, в зеркало поглядись.
Аргумент был увесистым. Но не до конца.
– Это нечестно.
Труди ответила дочери легкой улыбкой.
– Детка, в любви часто нет места честности.
И спорить с ней было сложно.
***
До посвящения Тира решила не говорить с Ричардом. К чему?
Во-первых, страшновато.
Во-вторых, тоже страшновато. И времени слишком мало. И неизвестно, какие бывают последствия от плотской любви. То есть известно, но – вдруг? У всех ведь это по-разному происходит, а тело – такое же оружие воина, как его клинок. И оно должно быть сильным, гибким, послушным… вдруг что-то поменяется?
Тира не хотела рисковать.
И вот – наступило то самое утро.
Всего их было тринадцать новиков, ребят, которые мечтали о воинских клинках. Двенадцать парней – и она, одна девушка среди них. Из разных кланов, из разных уголков Вирмы…
За завтраком Олав называл их, одного за другим, и юноши вставали, и замирали.
Встала и Тира.
Вопросы были для всех одинаковые, самые обыкновенные.
Уверены?
Дороги назад ни для кого не будет, на вас смотрят боги!
Никто не отказался. И двенадцать парней и одну девушку препроводили в отдельный дом. Им не стоит общаться с другими людьми, разделять с ними хлеб и воду, принимать от них что-либо…
Кому охота привлекать к себе внимание богов? Здесь и сейчас они еще не высказали свою волю. Вот, скажут, тогда и видно будет. Кого в воины, кого землю пахать.
К чести ребят, лишнего они себе не позволяли. Понимали, что можно и крепко нарваться, все же Олайв – бог серьезный, и не поймет подлого отношения к женщине. А подшучивания, подколки по поводу баб, которым только дай волю… Тира и худшего ожидала.
Смех, язвительные слова – безусловно, это будет. А вот насилия бояться не стоит. Есть вещи, которых боги решительно не одобряют. Одно дело, когда после боя, в горячке…
Не сказать, что Флейна за такое благословляет, но и проклинать не будет. А если сейчас попробуют обидеть Тиру, возможно худшее. Вплоть до болезней, бесплодия, или вообще – смерти в первом же бою. А к чему кроликам – мечи? Им для жизни другое потребно, уж никак не воинское дело…
Шуточки были, но к ним Тира привыкла. Подождем до первого испытания, тогда и посмотрим, кто будет смеяться последним.
Уэльстер, Дорсан.
Барон Фремонт явился с раннего утра. В парадном камзоле, при оружии и с громадным букетом цветов, половину из которых Лиля забыла еще во времена оны. Когда в школе прошли ботанику.
– Ваше сиятельство, граф Иртон.
Джес поклонился в ответ.
– Позволено ли мне будет принести свои извинения…
– Барон, – Джес смотрел холодно. – Ради нашей прошлой дружбы я забуду о вчерашней ситуации. Но видеть вас более никогда не желаю.
Эдвин вздохнул.
– Граф, мне очень жаль. Я всего лишь хотел…
– Познакомить мою жену со своим близком другом, – припечатал Джерисон, давая понять, что все знает и верит Лилиан.
Эдвин сощурился, становясь похожим на больную крысу. Почему Джерисон раньше не замечал этого сходства?
– И что в этом удивительного? С прошлого вашего визита я понял, что у вас с супругой не лучшие отношения…
– Это было давно и неправда, достопочтенный Фремонт, – мурлыкнула Лиля, подходя к супругу.
Ляля и Нанук, которые сопровождали ее сегодня, косились на барона вполне себе плотоядно. А что? Попробовали человеческой кровушки? Теперь это стррррашные собаки – людоеды. Ляля – точно.
Барон склонился перед графиней в низком поклоне по всем правилам этикета.
– Ваше сиятельство, я понимаю, что вчера…
– Произошло досадное недоразумение. И прошло, – отмахнулась Лиля.
– Позволен ли мне будет преподнести вам эти скромные цветы в знак моего глубочайшего сожаления о происшедшем?
Лиля положила руку на плечо мужа.
– Джерисон?
Граф тряхнул головой.
Накал сцены сбился, вызывать мерзавца на дуэль уже не хотелось, ну и…
– Эдвин, иди отсюда.
– А? – опешил барон.
– Идите, достопочтенный, к другу, – Лилиан безмятежно улыбалась. – Желаю вам провести с ним в компании еще не один год. И чтобы вас никто не разлучил.
Эдвин поперхнулся.
Да, армейские шуточки, они такие, своеобразные.
– Ваше сиятельство…
Но никто уже не обращал на него внимания. И ведь даже на дуэль не вызовешь.
Лиля повернулась к Джерисону.
– Сегодня к завтраку у нас мороженое. Я вчера смешала.
– Великолепно! А где Мири?
– Сейчас спустится. А остальные еще спят.
Барон зло поглядел на семейство Иртон.
Семейство и не заметило, а вот собаки ответили ему дружелюбными такими взглядами… С одной вирманской шавкой он бы справился. Но с двумя? Они вдвоем кабана завалить могут.
Пока еще его люди добегут… он-то не кабан, у него до горла добраться проще.
– Ну и прекрасно, нам больше достанется.
– Джерисон, вы же не уплетете весь чугунок в один… герб?
– Миранда мне поможет!
Барон плюнул, бросил цветы, да и пошел со двора. Какие уж тут предприятия… не разлучили бы и правда с… другом.
Уэльстер, Кардин.
Ее высочество принцесса Мария мирно шла по коридору.
Вообще, у принцессы должна быть свита, слуги, но иногда и она может оказаться в одиночестве. К примеру, есть место, куда все принцессы пешком ходят.
Она даже не испугалась, когда дорогу ей преградил высокий моложавый мужчина.
– Ваше высочество…
Глаза принцессы остановились на печатке с рубином. Определенно герцог, а вот имени она не помнит. Неудивительно – столько лиц, столько людей, и ведь половину даже запоминать нужды нет – пена. Та самая, которая болтается везде и всюду, но роли не играет и значения не имеет. При нужде – смахнуть с кастрюли в помойное ведро.
– Ваша светлость?
– Герцог Робер Альсин, к вашим услугам, ваше высочество.
– К моему сожалению, ваша светлость, я не помню, были мы с вами представлены – или нет?
– Нет, ваше высочество. О чем я искренне сожалею.
– Вы недавно приехали ко двору?
– Я домосед, ваше высочество. Но когда происходят такие события, нельзя оставаться в стороне. Вдруг внуки потребуют у меня рассказать о свадьбе прекрасной принцессы и могущественного короля, а я и сказать ничего не смогу.
Мария покраснела от комплимента, но не удержалась.
– Ваша светлость, меня сватают не за короля, а за принца.
– Ваше высочество, оставьте ложную скромность. Если будет на то воля Альдоная, не пройдет и пары лет, как на вашей очаровательной головке окажется корона.
– На все воля Альдоная, – отозвалась принцесса.
– А я буду молиться за здоровье прекрасной королевы, и кто знает, вдруг я не окажусь отверженным при вашем дворе, если решу приехать в Ативерну?
– Я всегда буду вам рада, ваша светлость.
– А еще я буду молиться, чтобы Альдонай был к вам милостив, и вы не рожали только девочек, как ваша несчастная мать.
Мария поежилась.
На миг ей стало неуютно, такое ощущение гадкое, словно кто-то тебе снежок за шиворот бросил, и он ползет там вдоль позвоночника… брррр…
– Вы знали мою мать?
– Ее величество Альбита была прекрасной женщиной. Умной, доброй и очаровательной. Вы совсем ее не помните, ваше высочество?
Мария задумалась, а потом покачала головой.
– Не знаю… наверное, нет. Что-то такое есть в памяти, кажется, у нее были темные волосы, и запах фиалок. Она ведь мной не занималась…
Это верно.
Альбита не кормила ребенка сама – нельзя. И грудь форму теряет, и пока кормишь ребенка, нельзя спать с мужем, пастеры не одобряют. Грех. А ей важно было побыстрее подарить Гардвейгу наследника. Так что…
Ребенка спихнуть кормилицам и нянькам, а самой время от времени заходить в детскую, и хватит. Посюсюкала – и на бал, чтобы муж никем не увлекся. Мало ли?
Но сейчас говорить такое было нельзя, и Робер покачал головой.
– Ваше высочество, так принято в высшем свете. Детьми занимаются няньки, а королевы должны блистать.
Мария остановилась и прищурилась.
– Я вижу свою мачеху, ее величество Милию. И никто не упрекнет ее в нерадивости. Пусть ее детьми занимается нянька, ее величество всегда находит время и поиграть с малышами, и повозиться с ними. Моя мать, да примет Альдонай ее душу, считала иначе – пусть. Но я знаю, на кого предпочту походить.
– Молодость категорична, ваше высочество.
– С годами молодость проходит, ваша светлость.
Мария держалась жестко и твердо.
Когда ты живешь с сестрами в полуразрушенном замке, когда вы спите вместе, потому что так теплее, когда перешиваете старые платья…
Либо ты сломаешься и вырастешь тряпкой. Либо ты станешь сильной. Просто не стоит всем показывать свой характер, но он у принцессы безусловно, был.
Анелия выбрала для себя – и готова была на все, чтобы удрать. Бедняга Лонс Авельс наивно думал, что он соблазнил ученицу… тут еще вопрос, кто кого соблазнил.
На такое Мария не пошла бы никогда, лучше уж в монастырь. Но что надо этому герцогу?
Видимо, мысли достаточно четко отразились на милом личике, потому что герцог развел руками.
– Мне жаль, ваше высочество. Ваша мать не заслуживает того, чтобы ее забыли.
– Если волей Альдоная у меня будут дочери – я назову старшую Альбитой и буду молиться, чтобы она не повторила судьбу бабушки.
– Вы очень на нее похожи, принцесса Мария. Очень.
За этими разговорами они прошли уже половину коридора, и дошли до покоев принцессы. Мария чуть склонила на прощание головку и скрылась за дверью, а мужчина задумался.
Стерва малолетняя.
Такая же, как мать, только поумнее. Даже не так – лучше приучена выживать. Но это и неудивительно, с ее-то воспитанием. Это хорошо…
Напрямую она против отца и мачехи не пойдет, но если все сложится удачно – прогнется под победителя. И петь будет о своей любви к родной мамочке, кто б сомневался. Это неплохо.
Есть и плохие новости.
Утром пришло письмо из Дорсана, от Эдвина Фремонта. Прилетело на крыльях голубя.
Эдвин был одним из тех, кто должен был вести отряды наемников к столице. Бедный и не особо знатный, а еще по уши замаранный в кое-каких незаконных делишках, он был предан герцогу душой и телом. Ему герцог и поручил, зная, что кортеж посольства пройдет через Дорсан, найти какое-либо слабое звено.
Источник сведений о посольстве.
А еще, приехать в Кардин вместе с ативернским посольством. Сейчас не обратят внимания, зато потом это отлично сработает. Уж поверьте!
Именно что приехать.
Кто виноват в смерти короля?
Понятное дело, ативернцы. Они приехали с наемниками, они короля зарезали, они беспорядки начали, и вообще – бей гадов!
А если удастся подлезть к кому-то из посольства, чтобы прийти с ними во дворец, в их свите, это будет вообще великолепно.
У Эдвина ничего не получилось. Почему – непонятно, но это можно и потом расспросить. И наказать заодно, голубиной-то почтой много не напишешь, а доверять такое обычной переписке по меньшей мере неразумно. Безумно.
Кто на плаху первый? Никого? Тогда я пошел, ага…
Эх, тяжела жизнь гения среди идиотов. Все-то приходится делать самому, все своим трудом и горбом, и никто не оценит.
***
Мария смотрела на дверь.
Почему-то ей было не по себе. Гадливость какая-то, что ли? Или нет…
Однажды они перевернули камень и увидели, что под ним полно мокриц, а потом прибежала няня. И сказала, что они ядовитые.
Вот так Мария отнеслась и к этому человеку.
Он гадкий, опасный… может, забыть о нем? Или стоит сначала узнать, кто он такой?
И принцесса подсела к одной из королевских фрейлин. Самой доброй и болтливой.
Каков поп – таков и приход, а перефразируя поговорку, каков король, таков и двор. При дворе короля Гардвейга многое зависело от королевы. При первой жене его двор был набожным, при второй – развратным, при третьей – все рожали, при четвертой – веселились…
При Милии в моду начали входить семейные ценности.
При дворе стало привычно и прилично появляться с женами, а не с любовницами, стало модно рассказывать о детях, а не о загулах, и фрейлины стали намного приличнее. Не стайка юных дев, с большими вырезами, а стайка их заботливых матушек с острыми глазами. А девушек вывозили на балы и приемы, благодаря за это королеву.
А то как же?
Что могут соображать соплюшки в пятнадцать лет? Конечно, они станут легкой добычей для любого мужчины с красивыми речами. А то еще и в подоле принесут, не приведи Альдонай. То ли дело их матушки? Всех осмотрят, всех разъяснят, и ни за что не подпустят к родному чадушку недостойного кандидата в мужья.
Есть и обратная сторона медали. Вот именно, что всех разъяснят. И поверьте, от строгих взглядов не скроется ни одна деталь, ни один взгляд, ни один шорох… хоть ты упраздняй службу Альтреса Лорта – столько сплетен, сколько ежедневно приносят эти дамы, граф и за месяц не читал.