Шотландия, три месяца спустя
На первые два звонка Эди, литературного агента, Джон не ответил – даже перенес телефон в тот угол хижины, где не было приема. Затем решил прогуляться вокруг озера. Слонялся, отмахиваясь от мошек, и не возвращался в дом, пока его почти не съели.
Увы, когда прозвучал третий звонок, он успел порядочно выпить, потому и поднес трубку к уху.
– Я уже начала опасаться, что ты меня избегаешь, – хриплым голосом курильщика, потребляющего две пачки в день, сказала Эди.
– Не принимай на свой счет, – буркнул Джон. – Я вообще всех избегаю.
– Да, у меня все нормально, спасибо, что спросил. Как сам? Северное нагорье пошло на пользу?
– Более-менее. По ночам вот не очень. Если не сплю, то неплохо. Звезд здесь тьма-тьмущая, забываешь, что на земле есть люди.
– До сих пор мучают кошмары?
Ответ был настолько очевиден, что Джон просто промолчал. Кошмары преследовали его с той самой минуты, когда он заглянул в холодильник Сирила.
– Сегодня звонила Луиза, спрашивала насчет контракта на вторую книгу, – подала голос Эди.
Луиза была его редактором, однако, пожалуй, эта история ушла в прошлое.
– Я не буду ее писать.
– Необязательно о Мусорщике. О любом другом случае, хотя, естественно, издательство предпочло бы опубликовать материал о деле Мусорщика.
– Я завязал с книгами.
– Ты мог бы взять за основу темы своих эфиров.
– С подкастом тоже покончено. И не только с ним. Я сыт по горло преступлениями, убийствами и маньяками. Они стоили мне брака с Эми и душевного равновесия. С меня хватит.
– Грустно от тебя такое слышать. Издательство попросит вернуть аванс.
– Мне плевать.
– У тебя есть деньги?
– Не знаю.
– Когда мы подписали соглашение, ты был вежливым и энергичным молодым человеком, – вздохнула агент. – Ты восторгался жизнью и страстно желал справедливости. Хотел изменить мир к лучшему… Что случилось с тем Джонатаном?
– Он нашел расчлененный труп и пять отрубленных голов в тот самый день, когда его бросила жена. – Джон потянулся за бутылкой виски и налил новую порцию. – Тут ведь ничего нового. Какой смысл звонить, написала бы по электронной почте.
– На сообщения ты не отвечаешь. Но ты прав – я тебя набрала не для того, чтобы поговорить о новой книге.
– Звучит несколько зловеще.
– Ты хоть раз за эти несколько месяцев получал почту? Я не электронную имею в виду, а обычную.
– Нет.
– С последним письмом ты точно захочешь ознакомиться.
– «Захочешь» – не совсем правильное слово. – Джон сделал хороший глоток.
– Джонатан, скажи правду: ты пьян? Поверь, я не собираюсь тебя винить, хотя сейчас всего-то два часа дня. Просто хочу знать, в каком ты состоянии.
– Я в порядке.
Эди нравилась ему как человек, и даже очень, поэтому он добавил:
– Здесь самое подходящее для меня место.
– Ты там еще не начал разговаривать с овцами?
– Почему сразу с овцами? Тут еще и лососи есть.
– Неужели тебя так довели кошмары…
Мертвые глаза. Запавшие щеки. Восковая кожа. Кристаллики льда на ресницах и голубых кончиках носов…
– Могу спать только после выпивки.
Точно так же говорил и его отец.
– Тебе надо вернуться в Лондон, Джонатан. У тебя здесь друзья.
– Друзья были у нас с Эми. А у меня лично ни одного нет.
– Слушай, ты ведь меня понял. Тебе не следует превращаться в отшельника. У меня дома есть гостевая комната, на двери которой табличка с твоим именем. Можешь пожить у нас с Мардж, сколько потребуется. Только скажи.
– Приеду на суд, если понадобится выступить в качестве свидетеля. Но жить мне лучше здесь.
– Не уверена, что это настоящая жизнь, – мягко сказала Эди.
Самое интересное, что она была права.
– Ладно, – вздохнула агент. – Забери завтра почту, и я еще раз позвоню. Тебе действительно нужно с ней ознакомиться. Я тут кое-кому кое-что обещала. Потом поговорим. Сходи в почтовое отделение, пожалуйста. Можешь сам меня набрать в любое время.
– Пока, Эди. Береги себя.
Джон нажал на кнопку отбоя и, прихватив бутылку, вышел на улицу – насладиться дикой природой.
В словах Эди был смысл, а в его отшельничестве – нет. Только какими он располагал вариантами? Стоило подумать о книге или подкасте, и перед глазами немедленно появлялись пять отрубленных голов и расчлененное тело шестой жертвы, которую выбросили, словно мусор. Он вспомнил стук, с которым один из страшных экспонатов выставки Сирила выпал из морозилки, и слова инспектора Атертона:
«Если вы делаете из убийства гламурный продукт, рано или поздно получаете труп на своем крыльце».
А больше Джонатан ничего делать и не умел. Как и его отец.
На следующий день он забрал в деревне скопившуюся за две недели почту. Женщина за стойкой, которую явно ничему не научили предыдущие визиты Джонатана, попыталась его разговорить:
– Завтра опять обещают дождь, – начала она, вручая ему пачку конвертов. – Крыша все протекает? Должно быть, ужасно, когда в доме сырость.
Во время ливней дождевая вода просачивалась сквозь прорехи в шифере и стекала по стене кухни. Джонатан постоянно держал пластмассовое ведро у дивана и кастрюлю у кровати – в тех местах, откуда тоже капало. На прошлой неделе обнаружил выросший в ванной гриб, просунувший мягкую шляпку в щель между стеной и полом. В дождь по окнам снаружи ползли прозрачные струи, из-за которых воздух казался серым, а озеро походило на старый железный лист. Джонатану отсутствие цвета нравилось и даже успокаивало: лучше так, чем яркая круговерть, возникающая по ночам перед закрытыми глазами. Лучше запах сырости, чем тот смрад, что отложился в его памяти.
– Обязательно напомню Каллуму Моррису, как только его увижу, – продолжила женщина. – Он худший арендодатель в мире, пальцем о палец не ударит, пока его не пристыдишь.
Джонатан пожал плечами и ничего не ответил.
Заглянул в магазинчик: надо было купить фасоль, бекон, яйца, хлеб, молоко и кофе, а еще пару пачек парацетамола. В отличие от предыдущих дней, задержался у стойки с газетами, глянул на заголовки. Политика, войны, скандалы. Внезапно осознал, что ищет новости об убийствах, и ему стало не по себе.
Поразмыслив, он купил еще одну бутылку виски.
Джон сел в припаркованный на улице видавший виды «лендровер», включил печку и начал просматривать письма. Он помнил, сколько корреспонденции получал в Лондоне, как она шлепалась на пол сквозь прорезь в двери. Говорят, люди перестали писать письма на бумаге, однако ему приходили счета за газ, электричество и интернет, открытки от друзей, приглашения на свадьбы и крестины. Просьбы о сборе средств, письма от матери Эми и от поклонников, которые переправляли ему Эди и издательство, реклама и прочая макулатура.
Жена обожала листать мебельные каталоги и с удовольствием переставляла хотя бы раз в месяц всю обстановку в доме. Хорошо, что только в воображении. Если почту забирала Эми, то раскладывала ее на кучки: это тебе, это мне, это никому не нужно. Раньше, когда поступала важная корреспонденция, она вскрывала конверт и прикрепляла письмо на холодильник разноцветными магнитиками в форме всякой еды – чтобы Джон, решив сделать перерыв в работе и подкрепиться, обязательно его увидел. Увы, это было давно.
Итак, он получил на почте один большой конверт и еще два пухлых пакета. Точно не от друзей; те немногие, что остались, долго пытались до него дозвониться, пока не сдались. Возможно, они отправляли и письма в электронную почту. Джон не мог сказать наверняка: интернет в хижине не работал, а все приложения из телефона он удалил.
Он догадывался, что содержится в конверте, потому не глядя отложил его на пассажирское сиденье, и письмо лежало, дожидаясь, когда его наконец откроют.
Пластиковые пакеты были подписаны знакомым почерком Эди. Почтовые штампы свидетельствовали, что один из них отправлен две недели назад, другой – позавчера. Сперва Джон открыл тот, что пришел давно, и мельком глянул на выписку о выплате авторского вознаграждения, которое теперь составляло его единственный источник дохода. Эти деньги он пожертвует Службе поддержки жертв преступлений. Там же лежало требование выплаты по кредитной карте и выписка с банковского счета – и то, и другое поступало его агенту. Он не стал их изучать – и так понятно, что в первом документе цифра существенная, во втором – незначительная. Впрочем, извещения от банка зачем-то открыл. Наверное, по привычке; а может, в душе шевельнулось чувство долга – Джон раньше стремился вовремя оплачивать счета и контролировать расходы.
Он вытряхнул из пакета десяток писем от поклонников и просмотрел их без особого интереса. В четырех содержались просьбы взяться за расследование нераскрытых дел – трех убийств и поджога. К одному из писем была приложена кучка пожелтевших вырезок из газет. Еще несколько месяцев назад они наверняка пробудили бы в нем охотничий инстинкт.
Запершись в кабинете и плюнув на скучающую жену, он обмозговал бы каждый нюанс.
Его взгляд упал на два знакомых голубых конверта, на которых аккуратными большими буквами были выведены адрес Эди и фамилия Джона. Отправитель – Саймон Симонс – с завидной регулярностью писал ему уже несколько лет. Запихнув все, кроме выписки о вознаграждении, обратно, Джон открыл второй пакет.
Именно о нем и говорила Эди. Снова несколько писем от Саймона, еще четыре – от других фанатов и один белый конверт с липкой бумажкой для записок.
Джонни, прочти обязательно. Прошу тебя. Э.
Это письмо он положил рядом с выпиской и большим нераспакованным конвертом, затем сгреб в кучу все остальное, вышел из машины и выбросил макулатуру в ближайшую урну.
Вернувшись в коттедж, Джон сварил крепкий кофе и плеснул в него виски. Проглотил две таблетки парацетамола и заставил себя сесть за обшарпанный стол. Надо просмотреть почту. Он переводил взгляд с одного письма на другое, сознавая, что их содержание ему вряд ли понравится.
Наконец, выругавшись, открыл бумажный конверт, на котором отправителем значился адвокат Эми. На долю секунды в нем зародились безосновательные надежды, однако беглый взгляд на лежащий внутри бланк лишь подтвердил первоначальные опасения. Джон отодвинул его в сторону и взялся за пластиковый пакет, который Эди советовала получить как можно быстрее. Прочтя послание, отпечатанное на одном листе, издал низкий отрывистый звук, напоминающий рычание попавшего в западню дикого животного.
Вскочил из-за стола, опрокинув стул, подхватил оба письма, бутылку виски и, открыв ногой дверь, вышел на воздух. Надвигалась буря.