Плохие девочки. Почему их любят мужчины и как хорошим девочкам узнать их секреты - читать онлайн

Но когда она захотела двигаться вправо, башмачки тянули ее влево, а когда она захотела двигаться вперед, башмачки протанцевали назад, затем вниз по лестнице, через улицу, а потом и через городские ворота. Девочка ничего не могла поделать, двигаясь в танце. Башмачки тянули ее в глухой лес. Она испугалась и хотела скинуть свои красные башмачки, но на этот раз они будто прилипли к ногам… Вдруг послышался грозный голос: «Танцуй в своих красных башмачках, пока не побелеешь и не замерзнешь, пока твоя кожа не сморщится и ты не превратишься в скелет!» Девочка танцевала и танцевала всю ночь напролет. Башмачки несли ее по колючкам и пням. Обессиленная и истекающая кровью, она добралась до дома палача. Когда она созналась палачу во всех своих проступках, он отрубил ей ноги прямо с надетыми на них красными башмачками. И она в ужасе с изумлением наблюдала, как башмачки, пританцовывая вместе с маленькими ступнями в них, убегают по полю в глухой лес.

Меня сильно потянуло к ней, ведь она была девушкой из большого города. Она слушала другую музыку, в ритмах большого города, и была более светской. Но она встречалась со спортсменами, а я не был спортсменом. В их доме устраивали вечеринки, но меня никогда не приглашали. Однажды она подвезла меня домой. Я был редактором школьного ежегодника и газеты, поэтому она попросила меня написать ее выпускную работу. Она была королевой выпускного бала, а королем на той вечеринке был не я. Я пошел на выпускной бал один. Она дала мне несколько своих фотографий в старших классах, и я до сих пор их храню.

Когда она вошла в мой кабинет, одета она была с иголочки, потому что работала представителем какого-то магазина одежды, и по-прежнему казалась мне девочкой из большого города. Она прекрасно выглядела, была очень красива, уверенна и независима и очень хорошо говорила. Я в то время возил инвесторов на Гавайи, пытаясь привлечь венчурный капитал. Я отправил ей электронное письмо, в котором спросил ее, не желает ли она присоединиться ко мне. «О’кей», – ответила она. На Гавайях у нас начался роман. Что меня привлекло в ней? Однажды вечером, когда все потянулись в пляжные бары, она предложила мне: «Давай выпьем». Она танцевала на столах, такая очаровательная и полная жизни, а потом побежала на пляж. Мы занялись сексом и вообще отлично провели время.

Мы сбежали в Вегас. На свадьбе мы узнали от моего дяди, что мой отец встречался с ее матерью, и это показалось нам очень романтичным. Все решили, что мы нашли друг друга по счастливой случайности, и умилялись этому. До того как мы поженились, я знал, что она любила развлекаться еще в школе и что на этих вечеринках было многовато алкоголя. И я также знал, что она продолжала веселиться в том же духе, когда отлучалась из дома. Джеки околачивалась в крутых клубах, завсегдатаи которых могли легко достать наркотики. Помимо выпивки, она баловалась кокаином, кетамином и экстази. За все время, пока я учился в колледже и аспирантуре, я ни разу не притронулся даже к пиву, потому что у меня была стипендия Фулбрайта и я не хотел испортить себе жизнь.

Джеки все время говорила: «Этот городишка – отстой! Ты – деревенщина!» Я хотел доказать ей, что смогу добиться успеха и в большом городе, поэтому мы переехали в мегаполис на северо-западе США и сняли квартиру. Джеки устроилась на работу в магазин одежды. Все шло хорошо, пока в магазине Джеки не появилась Ава (скверная, беспутная девчонка). Пока я много работал и часто ездил в командировки, Джеки успела сдружиться с Авой. Она начала гостить у Авы и принимать самые разные наркотики. Потом она приходила домой, плакала и извинялась. Все было очень плохо, но я продолжал делать попытки спасти ее и надеялся, что у нас все получится.

Джеки клялась, что исключила алкоголь и наркотики на время беременности. Но на следующее утро после рождения нашего сына нам сказали, что у него букет врожденных заболеваний. И у него задержка в развитии. Во время ее беременности я много ездил по делам, поэтому никогда не узнаю о том, была ли она чистой в то время. После рождения ребенка Джеки выражала бурное сожаление и испытывала сложные и странные эмоции. Она снова подсела на кокаин, экстази и алкоголь и все чаще накуривалась или напивалась в хлам, чтобы убежать от своего чувства вины и от нашего сына. Она ездила в центр города пять дней в неделю вместе со своей Авой, накачивалась и ходила по магазинам. Она снова ночевала у Авы.

Однажды она пришла домой в расстроенных чувствах. Она вывихнула лодыжку после прыжка с балкона Авы в джакузи. Я сказал ей, что она должна заниматься ребенком. Но она сама была ребенком, который двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю нуждался в уходе.

Ава стала делать мне минет, а затем захотела переспать со мной. Но я не хотел ее. И тут выяснилось, что Джеки не только принимала наркотики на интимных вечеринках Авы, но и занималась сексом со многими мужчинами… и даже с Авой. Эта новость взорвала мой мозг. Я почувствовал себя жалким дураком и испытал отвращение, тошноту. Даже в самом страшном сне мне не могло привидеться то, что творилось в доме Авы. Я завел с Жаклин серьезный разговор, но как только мне стали открываться грязные подробности, мы решили не продолжать. Все точки над «i» мы расставили уже дома. Мы оба наговорили друг другу гадостей, а потом подали на развод.

Джеки все время волновала меня как женщина: стоило мне увидеть ее за кухонной плитой, и у меня тотчас возникала эрекция. Я штудировал «Камасутру». Мы могли заниматься сексом раз пять или шесть в день. Но после развода у меня несколько месяцев не было эрекции и до сих пор не все хорошо в этом смысле.

До Джеки я несколько лет встречался с девушкой, на которой чуть не женился. Нам было весело кататься на лыжах вместе. Но с ней я всегда чувствовал себя плохим любовником, потому что во время секса она ставила меня в неловкое положение. Ей хотелось повторять сцены из порнофильмов – например, лаять и приказывать мне что-то сделать. Она говорила: «Я хочу, чтобы ты кончил мне на лицо». Я считал это унизительным. Она никогда не проявляла нежности. Я мог просто лежать в постели с Джеки, обнимать ее и был вполне доволен этим.

Когда я пошел в старшую школу, мать твердила: «Не гуляй с девочками, они просто хотят заграбастать нашу ферму. Если ты заделаешь кому-нибудь ребенка, то навсегда застрянешь здесь!» Спортсмены брюхатили танцовщиц из своих команд поддержки, а потом женились на них. У меня никогда не было девушки в старших классах. Я просто мечтал о Джеки. Мой дядя был женат два или три раза. Каждый раз, когда он разводился, женщины забирали деньги фермы. Мать пыталась свести нас с Джеки, потому что была уверена, что Джеки ни за что не захочет жить на ферме. Однажды я так рассорился с Джеки, что со зла позвонил матери и сказал: «И это та самая девушка, на которой ты посоветовала мне жениться. Полюбуйся на нее!»

Отец познакомился с матерью в городке недалеко от нашей фермы и привез ее в наш дом после того, как они поженились. Помню, как они постоянно ссорились на кухне. «Ради чего я торчу на этой ферме? – ворчала мама. – Я не обязана только и делать, что ухаживать за мальчишками и стирать грязное белье в этой дыре!» Моя мать чувствовала, что она против воли угодила в ловушку. Я никогда не понимал, что плохого в нашей ферме. Что мы делали не так, если она была так несчастна? То же самое было и с Джеки. Она тоже чувствовала себя как в ловушке, даже когда мы переехали в большой город.

В старших классах я четыре года состоял в баскетбольной команде, но почти никогда не играл. Мой отец в той же школе в свое время был звездой бейсбола. Он участвовал в каждой игре. Мой брат уже два года играл в университетской команде, когда я был учеником выпускного класса, и даже он играл больше. Я по-настоящему разочаровал отца, потому что лишь елозил на скамье запасных.

Моя мать всю жизнь покуривала травку, но я ни разу не застал ее за этим. Она говорила: «Нам с папой нужно сходить в видеомагазин» – или придумывала какой-нибудь другой предлог, чтобы выйти из дома и покурить. Две мои тети – хрестоматийные алкоголички из романа Чарльза Буковски. Мой отец пьет, и он всегда скрывал, что жует табак американской фирмы «Копенгаген».

Джеки – вольная птица. Мы понимаем, что это путь в никуда, но все равно очень хотим надеяться, что когда-нибудь у нас все срастется.

Я познакомился с этой девушкой, ее звали Зои, и влюбился по уши. В пятницу вечером я дал ей свою визитку, а на следующий день, в субботу, она позвонила и пригласила меня на свидание. Она рассказала, что играет в одной группе. В итоге вечера с субботы по среду мы провели вместе. Я до сих пор встречаюсь с ней. Зои любит выпить. Она работает в баре до двух ночи, поэтому приходит ко мне часа в три и говорит: «Давай сделаем коктейли и потанцуем!»

Я еще не полностью преодолел сексуальные проблемы, которые начались у меня после расставания с Джеки. В случае с Зои эрекция у меня держится до тех пор, пока мы не разденемся, после чего от нее не остается и следа. Тем не менее, когда мы проснулись утром прошлого четверга и я сказал ей, что должен лететь в Ванкувер, она ответила: «Дай мне ключ, я сейчас уеду». Я дал ей ключ. Вернувшись через несколько дней, я нашел оставленную ею записку. «Милый, – прочел я. – Я очень тебя люблю. Ты делаешь меня счастливой. Давай смотаемся на Борнео!» И она отправляет мне сообщения со словами: «Все это взаправду», «У нас любовь». Не знаю, взаправду ли все это, но влюбился я точно взаправду! Она говорит мне именно то, что я хочу услышать!

Для такой девушки, как Зои, я использую термин «штучка», потому что с ней очень весело. Я много работаю, общаюсь с самыми разными сотрудниками и езжу по делам. Такие девчонки дарят чувство свободы и веселья. Они не озабочены завтрашним днем, как я, вообще не думают о будущем. Им хочется путешествовать по Европе. В них влюбляешься, потому что они возвращают тебя к тем беспечным денькам, которые были у тебя в студенческие годы.

На расстоянии они обворожительны. Ты говоришь себе, что не должен сближаться с ними, потому что это закончится катастрофой, но все равно бросаешься в омут с головой. Если проходит день без Зои, я сам не свой. Умом я понимаю, что у нас ничего не получится, но мне нравятся беспечные девушки. Тебе кажется, что им ничего не надо, потому что у их скромные потребности, однако это не совсем так. «Штучки» требуют много внимания. Они, конечно, очень милые и очаровательные, но неправильно говорить, будто они не нуждаются в благодарных зрителях.

Через две недели она сказала, что любит меня. Я понимал, что для меня это сигнал опасности, но в то время я отчаянно хотел влюбиться. Когда Марта сорвалась, я был подавлен, потерял аппетит и исхудал. Здоровье у меня пошатнулось. Я-то думал, что стану ее спасителем, буду ее рыцарем на белом коне, а она будет за мной как за каменной стеной. Ее наркотическая зависимость только росла, и я уже не мог спасти ее. Я не знал, что с ней делать.

Они ехали за нами, когда мы с Мартой возвращались из кино. Две их машины зажали нас: одна спереди, другая сзади. Ее бывший вышел из машины и подошел к водительскому месту, где сидел я. «Мне что, тащить тебя через окно?» – рявкнул он. Как раз в этот момент за нами остановилась еще одна машина. Это было похоже на чудо, потому что так поздно ночью никто обычно не ездит по той проселочной дороге.

Все закончилось очень плохо. Когда мы расстались, она еще больше увлеклась наркотиками. Время от времени она звонила и говорила, что хочет покончить с собой. А я не переставал изводить себя вопросами о том, не испортил ли я ее еще больше.

Я привык жить бок о бок с алкоголиком, терпя его перепады настроения и гневливость. Мой отец был импозантным мужчиной и пользовался успехом у женщин.

Моя мать являла собой классический пример созависимости. Она терпела пьянство и дурное поведение моего отца. Кормильцем семьи был он, поэтому сам зарабатывал на выпивку, зато она оказывала моральную поддержку. После смерти отца мать спросила меня: «Наверно, ты хотел, чтобы я развелась с ним? Тогда бы ты был ребенком из распавшейся семьи, а не из семьи алкоголика». На это я ответил ей, что мне хотелось, чтобы она поставила моему отцу условие: либо завязать с выпивкой, либо покинуть наш дом.

Я пропустил первый сигнал опасности, когда она однажды взбесилась во время одного из своих «праздников жизни». Несколько месяцев она не позволяла себе перебрать с выпивкой. Зато потом каждые несколько месяцев заливала глаза на вечеринках, при этом ругала меня последними словами. Я заявил ей, что, если она будет вести себя в таком духе, нам придется развестись. Позднее, когда она поняла, что я начинаю прозревать в отношении нее, стала ездить к своим подружкам. Она напивалась у них, а потом возвращалась домой.

Однажды Дейдра напилась, но я подумал, что это не страшно, потому что она заказала себе торт с ромом. Затем она не притрагивалась к спиртному несколько месяцев, за это время я сильно привязался к ней. Но потом она начала вести себя странно и своенравно, и я не понимал причину такой перемены. Поскольку я работал сомелье, то брал и ее на дегустации. Я обратил внимание, как она пьет вино, – никогда не выпивает весь бокал, а может лишь пригубить его. Потом выяснилось, что она пила вино только так, потому что до этого предпочитала водку в молоке и ликер в кофе. Я и подумать не мог, что она угощала спиртным и наркотиками собственных детей-подростков, чтобы втянуть их в свою игру.

До того как познакомиться со мной, она была элитной девушкой по вызову в Вегасе. Она сразу призналась мне в этом. Дейдра открыла мне о себе все, кроме выпивки. Она хорошо понимала, что именно нужно скрыть. На людях она вела себя как святая, а я тем временем сходил с ума, потому что не мог понять ее необъяснимое поведение. А ведь я любил ее. В конце концов я сообщил ей, что мы начнем ходить на собрания в «Общество анонимных алкоголиков» и «Содружество родственников и друзей алкоголиков». За семь вечеров мы побывали на семи собраниях. Затем она перестала посещать их, но я продолжал ходить туда, потому что хотел защитить себя от новых неудачных романов. Дейдра поняла, что я больше не стану терпеть ее пьянство, и ушла от меня. Я был убит горем, хотел даже наложить на себя руки. Выдержав и это испытание, я зарекся общаться с такими женщинами.

Я пережил глубокую психологическую травму, от которой не оправился до сих пор. Мы жили в маленькой гостинице у озера в штате Нью-Гэмпшир, и я забыл в номере медвежонка. Мне подарили такого же медвежонка, но это было совсем не то. Я заплакал, когда понял, что потерял его. Мои родители понимали, что для меня тот медвежонок был очень важен, и все же не вернулись за ним.

Я очень обрадовался идее поехать туда с ней. Я счел это своего рода свиданием. Но Анна появилась в моем доме со своим приятелем. Я был разочарован и раздражался весь уик-энд. Я понятия не имел, что у нее есть парень. Он был наркоманом. В то время она еще не пристрастилась к наркотикам и в конце концов бросила его. Когда мы снова встретились весной, она была одна. Мы перешли от нашего первого свидания к совместному проживанию за двое суток. Нас очень сильно влекло друг к другу. И еще, прежде чем мы определились в своих отношениях в течение этих первых двух суток, Анна предупредила меня о том, что она ВИЧ-инфицирована. В то время меня это не волновало. Лишь какое-то время спустя я стал понемногу осознавать, во что ввязываюсь, но тогда я уже успел привязаться к ней.

Затем Анна переехала в Нью-Йорк, увлеклась авангардной музыкой с претензией на высокое искусство, принимала наркотики и жила в отеле в Челси. Она стала преступницей. Ее подельники организовали сеть по продаже рецептурных лекарств на многие миллионы долларов. Они подделывали рецепты и знали, к каким врачам обращаться. Их арестовали, и во время судебного процесса прокурор втолкнул в зал суда магазинную тележку, и повсюду покатились таблетки. В тюрьму отправились только сообщники Анны, но не она, потому что они не стали сдавать ее, просто не рассказали о ней в полиции. Она всегда кричала на телевизор, когда мы смотрели передачу «Закон и порядок», – злилась, что преступники выдавали своих товарищей, чтобы получить более легкий приговор.

Сначала она говорила, что принимала наркотики в семнадцать лет. Но я и сейчас не уверен, что она сказала всю правду. Пока мы были вместе, она не притрагивалась к наркотикам, но у нее было мышление наркомана. Она все время чего-то боялась и была настороже. Когда она была за рулем, у нее под рукой всегда имелось какое-нибудь оружие: нож, дубинка или что-то еще. Поскольку в ней самой было много насилия, она всегда ожидала столкновения с насилием. Она была вышибалой криминального мира. Она напоминала сумасшедших светловолосых бандиток из кино – да она и была такой. Не знаю, убила ли она кого-нибудь, но она была очень жестокой.

Она рассказала мне об одном случае, когда она выстрелила несколько раз, пытаясь убить кого-то, когда они бежали по 24-й улице.

Было время, когда я курил дурь каждый день. Раз двести принимал галлюциногены и пил. Это не мешало мне работать. После работы я выкуривал косяк, выпивал пять бокалов виски, смотрел телевизор и засыпал. Когда был моложе, я мог ночь напролет ходить на ушах, с наркотиками и сексом, а потом преспокойно идти на работу. А теперь мне нужно хорошо выспаться. После знакомства с Анной я поначалу продолжал куролесить, но понимал, что рано или поздно должен остановиться. Она помогла мне остановиться. Когда мы съехались, я много лет не делал ничего из прежней жизни.

Анна была невероятно смелой в постели. Мы оба очень любили секс. В тот первый год мы занимались сексом от одного до трех раз в сутки, ежедневно. Это был период грандиозного эмоционального подъема, как бывает, когда ты только узнаешь кого-то, но у нас с ней это повторялось из раза в раз.

Я получил то, о чем мечтал: Анна была красива, умна и талантлива. Но я забыл попросить у вселенной спокойную, уравновешенную женщину. Наши отношения напоминали американские горки, с захватывающими взлетами и падениями. Почти все время, что мы были вместе, я посещал психотерапевта. Поначалу я был бесчувственным чурбаном, но постепенно чувства стали оживать во мне. Психотерапевт объяснил мое состояние так – я все равно что затолкал мусор в дальние углы комнаты, но в конце концов эти завалы начали вонять. Убирая свой мусор, я проявлял все меньше готовности мириться с безумством Анны.

Сколько себя помню, мать была не в себе. Не разговаривала со мной месяцами, а ведь тогда мне было от силы лет семь-восемь, разве что иной раз бросала: «Вот твой ужин». За целый вечер ограничивалась этой фразой. Психические выпады Анны давали мне возможность разобраться в той боли, которую причиняло мне безрассудство моей матери. Когда моя мать умрет, мне будет одиноко.

Анна была очень близка с отцом – ровно до одного случая, незадолго до того как ей исполнилось тринадцать. Она прыгнула к папе на колени, а у него, по-видимому, в тот момент случилась эрекция. Для него это было своего рода табу, и он сбросил ее с колен. От неожиданности он оторопел и растерялся. Тот случай навсегда изменил их отношения. Он умер, когда ей было восемнадцать.

Она сама подошла ко мне и сказала: «Давай встретимся», или что-то в этом роде. Прежде я еще не приглашал девушек на свидание, считал себя непривлекательным. Если бы какая-то из них захотела встречаться со мной, ей достаточно было свистнуть, и я бы тут же прибежал.

У Фелисити было тело богини и красивое личико, я считаю это идеальным сочетанием, к тому же она была активна и уверена в себе.

Все было как в песне «Подружки, песня и пьянка» группы White snake! Я знал, что Фелисити время от времени устраивает себе «праздник жизни» в виде травки и выпивки. Потом ей захотелось попробовать героин. Уличные всезнайки заверили, что героин вполне можно употреблять, если контролировать себя и не слишком увлекаться. Я не возражал против того, чтобы она попробовала, но и не поддерживал разговоры об этом.

Она превратилась в самую настоящую наркоманку и опустилась до крэка. Наши отношения деградировали по всем фронтам, на моих глазах она продавала дурь на улице, превращаясь в живой скелет. Жить с наркоманкой – чистое безумие. Но секс с ней был фантастическим. Фелисити была одной из тех женщин, которых парни называют бесстыжими шлюхами. Каждая оторва, с которой я встречался, всегда была смелой в сексуальном отношении, и эта фишка не давала так просто уйти.

Появились наркотики, а наши отношения уже никогда не были прежними. Все вращалось вокруг наркотиков: как снять ломку, как начать вновь доверять ей. Я просил, умолял ее бросить это дело. Я вполне допускаю, что ради наркотиков Фелисити занималась сексом с другими мужчинами. Доказательств все равно не было, поэтому я старался не думать ни о чем таком, хотя мое недоверие росло. Я не хотел ругаться с ней, боялся, что она уйдет, если я стану качать права.

Когда мы выбирались в город, она засыпала прямо в кафе. Фелисити убивала себя, и видеть это было невыносимо. Я не знал, что хуже: воочию наблюдать эту картину или только воображать ее, когда Фелисити не было рядом. Ее жизнь была похожа на поезд, несущийся к краю пропасти, поэтому я хотел быть неподалеку, чтобы после крушения вытащить ее из-под обломков.

Я топил свое горе в спиртном. Пил, чтобы успокоиться и заснуть. Так я компенсировал наши ужасные отношения.

Я жил в кишащей тараканами полуподвальной квартире. Мне приходилось спать с включенным светом, чтобы по мне не ползали тараканы. Фелисити бывала у меня, но о том, чтобы пригласить ее пожить, не могло идти и речи. Я должен был признать тот факт, что до этого состояния меня довели наши отношения.

Я изо всех сил цеплялся за нее. Именно она решила разом со всем покончить. Спустя четыре года Фелисити сказала: «Я больше не могу так жить!» Разъяснений я не получил. Я пал духом. Я и злился, и грустил, и много плакал. Съехал я не сразу. Мне потребовалось время, чтобы найти новое жилье.

Я понял, как сильно мои отношения с матерью повлияли на мою личную жизнь. Я пытался встречаться с женщинами, которые были полной противоположностью моей матери. Я искал смелых в сексуальном плане цыпочек из числа тех, которых парни называют неразборчивыми в связях, потому что моя мать была целомудренна и религиозна. Она хранила девственность даже в тридцать один год, когда вышла замуж за моего отца. И все же в каком-то смысле мои подружки были точно такими же, как и моя мать, потому что все они неодобрительно отзывались обо мне.

Когда я был ребенком, главной моей эмоцией был животный страх. Меня то и дело избивали, и от этого вездесущего ужаса не было спасения. Когда я возвращался домой, мои родители всегда ссорились. Отец выращивал виноград. Однажды родители так сильно разругались, что мать пошла на виноградник и вырубила все лозы! Мы жили в Техасе, и в моем жестоком районе было только два безопасных места: художественный музей и библиотека. Таким образом я стал неплохим художником, а свою первую картину я продал в пятнадцать лет.

Я обожал сексапильных красоток, особенно блондинок. Я узнал, что когда-то София была балериной. Неужели она отказалась от своей мечты? Танцоры ни за что не откажутся от своей мечты, пока у них ноги не отвалятся. Она сказала, что продолжает ходить на занятия и что она танцует в баре «Рокки». Стриптизерши исполняли эротические танцы. Я не знал, что у нее уже двое детей и что она крутится как может. При виде такой красивой девушки, как София, очень хочется верить, что перед тобой настоящая танцовщица не из числа тех психопаток, которые вертят мужчинами.

На втором свидании она, проанализировав расположение звезд в наших астральных картах, решила, что мы идеально подходим друг другу. Я, конечно, не собирался с этим спорить. На нашем третьем свидании ее ждал еще один сюрприз. Хотя я и вырос среди наркоманов и головорезов, я не связывался с наркотиками и очень мало пил. Но когда эта крошка вытащила трубку и начала пускать в мои легкие дым марихуаны, я отказался от своего целомудрия ради игры с нею.

Она впала в экстаз, потом набросилась на меня, а после потеряла сознание в машине. Все это было очень странно. Я заметил в салоне какие-то таблетки. Мне это не понравилось, но к тому времени я уже начал привязываться к ней.

Мне хотелось в это верить. Она никогда не использовала дурь, когда я был с ней.

Я понимал, что от Софии надо бежать, но в состоянии ясного ума она была по-настоящему славной. Она делала слабые попытки выйти на прямую дорогу, но всякий раз ее заносило в сторону. Это сводило меня с ума, потому что я хотел ей добра.

Какой-то мужик посмотрел в глазок и крикнул Софии, что в дверях стоит парень. Она крикнула ему в ответ: «Спроси, кто он». Я назвал свое имя, и он передал ей мои слова. Она закричала: «Это мой малыш! Мой малыш! Впусти его». Этот мужик выглядел как бывший зэк: волосы до плеч, татуировки, как у сбежавшего из тюрьмы байкера. Я вошел. «Мужик, ты кто? – спросил я. – Где моя девушка?» – «Она там», – махнул он рукой. Я пошел в ее спальню. София лежала на полу в полубессознательном состоянии, в одних трусиках, и держала пальцами иглу. Рядом с ней находился еще один обколотый мужик. Этот кекс сидел на кровати, его руку перетягивал жгут. В тот момент он как раз что-то вводил себе. У меня закружилась голова. «Кто эти торчки?» – спросил я в ужасе. «Мои друзья», – ответил она. «Хочешь, я выброшу их на улицу?» – предложил я. «Нет. Они мои друзья», – повторила София. Она еле ворочала языком в полузабытьи. Потом она спросила меня: «Герыч хочешь?» – «Нет, мне это дерьмо ни к чему – ответил я. – И мне казалось, что ты тоже не колешься. Почему бы тебе не переехать ко мне?» – «Ни за что! – заорала она. – Убери от меня свои вонючие руки! Никто не разрешал тебе прикасаться ко мне. Это мои друзья. Я могу делать все, что хочу». Я только пожал плечами: «Ладно. Если ты так решила, я ухожу». Моим первым побуждением было вышвырнуть этих панков из дома и размочалить их башки о тротуар. Мне было больно, я был подавлен и унижен.

«Надеюсь, ты на меня не сердишься, – сказала она. – Не сердись. Я знаю этих ребят тысячу лет. Ты ведь понимаешь, что я не из их компании». – «Я рад, что ты жива, – ответил я. – Не знал, что делать: вызвать полицию или скорую. Извини, но тебе нужна помощь. Ни я, ни любой другой мужчина не может сейчас поддерживать с тобой отношения. Ты сказала мне, что слезла с тяжелых наркотиков. И если даже угроза потерять детей не заставила тебя бросить наркотики, то ради меня ты точно не сделаешь это».

Я знавал женщин, которые, практикуя такие вещи, в корне меняли свою жизнь. София никогда не называла себя проституткой. Некоторые девочки из моего детства закончили тем, что стали проститутками. Я знаю, что они могут улыбаться тебе и при этом запускать руку в твой карман. Но я думал, что София переродилась и делает все для того, чтобы вернуть своих детей. Она сказала, что кололась всего лишь пару-тройку раз, причем несколько лет назад. Мне хотелось верить ей. Но когда она вновь взялась за старое, я понял, что она так и не преодолела свою тягу к наркотикам.

Почему я болтался с ней? Потому что думал не головой, а головкой. Секс с ней был потрясающим. С ней я чувствовал себя особенным и любимым. Когда у нее случался оргазм, я чувствовал себя настоящим мужчиной, ее каменной стеной. Она надевала костюмы и парики. Она уговаривала меня рассказать ей о моих фантазиях, а затем приятно шептала мне на ухо мои же слова. Потом она устраивала шоу, разыгрывая сцены из моих фантазий. София словно читала мои мысли. Она делала все именно так, как я себе это представлял.

Если бы я узнал о том, что дела у нее налаживаются, то, возможно, поддался бы искушению проведать ее на новом месте.