Мы шли по Литейному проспекту в сторону улицы Белинского. Мы шли по солнечной стороне, и я щурился от яркого после реанимации света и с удовольствием вдыхал осенний городской воздух пополам с гарью от потоков проезжавших машин, – после суток в больнице даже на городских улицах легко дышится.
– Ты похож на англичанина в Нью-Йорке, – с улыбкой сообщил я Арсению, кивая на его длинный черный плащ, шарф и зонт-трость. – Прямо как Стинг в клипе! Только…
– Предпочитаю Оззи, – хмыкнул Строганов и провел ладонью по своим стоявшим дыбом волосам.
– Только обувь у тебя, как говорила моя бабушка, «ни к селу, ни к городу», – я указал на его ослепительно-белые кроссовки. – Вообще-то спортивную обувь с плащом не носят, даже если ты в джинсах. Тебе никто об этом не говорил? – продолжал я подтрунивать над молодым человеком, чрезмерно стремящимся к оригинальности.
– Говорили, – пожал он плечами. – Родители. В детстве. Ты так и будешь болтать всю дорогу? Флуд – бессмысленный и беспощадный.
– Это постсуточный синдром, – усмехнулся я. – А ты будешь…
– Будь собой, и не важно, что говорят другие… – перебил он меня. – А я вот думаю… – он вдруг остановился, вызвав небольшой затор на тротуаре. – Нельзя с пустыми руками идти к девушке, да еще и рано утром.
– Цветы предлагаешь купить? – я потянул его за рукав, пропуская пешеходов. – Ничего, что она подозреваемая в отравлении?
– Вот поэтому еду и напитки надо принести с собой, – предостерегающе сказал он, не сдвигаясь с места. – А вообще, она правильно сделала, что отравила любовника, – неожиданно добавил он, разглядывая при этом кариатиды на фасаде дома княгини Юсуповой. – Они на головах держат весь дом или на плечах? – поинтересовался сыщик.
– Дом Пиковой дамы, – усмехнулся я, проследив за его взглядом.
– В смысле? – Строганов тут же уставился на меня. – Это которая три карты знала?
– «На Литейном, прямо, прямо, Возле третьего угла, Там, где Пиковая Дама По преданию жила!» – продекламировал я.
– Пушкин? – предположил Строганов.
– Агнивцев. Между прочим, говорят, – подзадорил я его, – что если долго смотреть вон в то окно, то увидишь хозяйку дома.
– Да ладно?! – Арсений стал таращиться на пыльные окна второго этажа.
– Я пошутил, это легенда. Дом построили через двадцать лет после того как… – Я потянул его за рукав, но Арсений ловко вывернулся из моего захвата.
– Все равно, нужно попробовать. Я сюда ночью приду, вдруг повезет? Так, давай ей пиццу и колу купим? – и, резко развернувшись, он понесся по Белинского.
– Пиковой даме? – крикнул я его спине и ринулся вдогонку.
– Любовнице! – донеслось до меня. Строганов уже почти добежал до церкви Симеона и Анны, но вдруг внезапно остановился. – Где тут пиццу-то нормальную пекут? – проорал он.
– В «Челлетте», – крикнул я в ответ, сбавляя темп. – Там шеф-повар – настоящий итальянец, но зовут его Юрий. Я с ним знаком.
Строганов не мог ждать и двинулся мне навстречу.
– Долго идти? – недовольно поинтересовался он.
– Минуты полторы, – улыбнувшись, ответил я. – На углу с Фонтанкой.
Нетерпеливый Арсений шел молча, сосредоточенно глядя вперед, а я вертел головой, рассматривая на ходу темный шпиль и охристые стены церкви, освещенные осенним солнцем, деревья, с которых уже слетали желтые листья – «визитные карточки Деда Мороза».
Остановившись около современной скульптуры – чересчур худого и абсолютно голого мальчика из бронзы, – Строганов принял вид экскурсовода:
– По замыслу скульптора – это символ нового века. Наверное, макдональдсы закроют и есть будет нечего, – огорченно пояснил он. – А еще говорят, что во время дождя он как будто писает.
– Не присматривался, – буркнул я, спускаясь в пиццерию «La Celletta».
Шеф-повар ресторана, с выразительными карими глазами, со стильной мушкетерской бородкой и усиками, неспешно шел по залу в лихо заломленном набок поварском колпаке и белоснежном сюртуке. Заметив меня, он дружелюбно улыбнулся.
Строганов тут же издал крик восторга и, ринувшись к нему, заговорил… на итальянском:
– Gli amici degli amici sono amici nostri!
– Perfetto! Grazie, – любезно откликнулся настоящий итальянец.
– Друзья друзей – наши друзья! – перевел мне сияющий от радости Арсений.
– «Ва бэне», – процитировал я гангстера из мультфильма «Капитан Врунгель», впечатленный языковыми познаниями своего необычного приятеля.
Арсений умял несколько брускетт, пиццу, съел мороженное и почти залпом выпил пару чашек кофе.
– Кто хорошо ест, тот хорошо работает! – заявил он мне, заметив, что я съел лишь кусочек пиццы и неторопливо пью кофе. – А ты? Какой из тебя помощник?
А мне снова становилось не по себе и есть совсем не хотелось. Чем ближе была встреча с Любовью Ясновой, тем сильнее портилось мое настроение. И дело было не только в том, что доктора не любят встречаться с близкими своих умерших пациентов. Мне не хотелось видеться именно с этой барышней, которая подозревалась в отравлении, убийстве и преступном сговоре с сотрудниками реанимации. Мы с ней общались несколько раз, когда она приходила к нам на отделение. Она вызывала у меня симпатию. Тогда.
Мы подошли к парадной дома, где жила Любовь Яснова. Арсений уверенно позвонил в домофон. Я в глубине души понадеялся, что ее не окажется дома. Но увы, Арсений оказался везучим, как Фандорин.
– Здравствуйте! – проникновенно начал мой напарник. – Это доктор Агапов, из реанимации, где Сергей Яблочков лежал, помните меня? Мы с вами общались. Я его лечил. Откройте, пожалуйста!
Вначале ответом было молчание. Затем послышался испуганный голос:
– А что вы хотели?
– Поговорить! – тут же ответил Арсений. – Вы меня вспомнили?
– Да, конечно, я вас помню, только… – она вновь замолчала, и у Строганова уже готова была сорваться какая-то реплика, но вдруг домофон запиликал, и дверь открылась. – Заходите, – услышали мы.
Строганов с пиццей ринулся наверх.
– Ух ты, какая лестница! – восхищался он. – Мне бы такую!
Я его уже не видел, а лишь слышал.
– А знаешь еще одну мою версию?! – Он поджидал меня на площадке третьего этажа, разглядывая узор из плитки на полу. – Никто из тех, кого мы с тобой подозревали, не имеют отношения к убийству Яблочкова! Каково? – и он снова побежал по ступеням вверх. – Выстрел вслепую! – донеслось до меня.
– Слепая упала, – пробормотал я, ускоряя шаг.
Девушка жила на шестом этаже. Люба Яснова приоткрыла дверь и, широко открыв глаза, смотрела на Арсения.
– Я не… – начала было она, но тот ее перебил:
– Пицца еще горячая! – сообщил он и вручил коробку, крест-накрест перевязанную веревкой.
Она машинально взяла ее, а Строганов, воспользовавшись замешательством хозяйки, проник в квартиру.
– Какой коридорище! – послышался его удаляющийся радостный голос.
– Последняя дверь налево, – вдогонку вскрикнула она. – Тут соседи… – добавила она и ошеломленно посмотрела на меня.
– Здравствуйте, Люба! Не волнуйтесь, я сейчас вам все объясню. Ну, почти все… – Мне было ужасно неловко от такого вторжения, но изменить я ничего не мог.
Она так и стояла с пиццей в руках, в желтенькой пушистой кофте и напоминала потерянного ребенка. Осунувшаяся, бледная, в глазах – боль и страдание. Мне хватило нескольких секунд, чтобы решить для себя: никакая она не отравительница!
Наконец, она пришла в себя и пригласила меня войти. Мы прошли по широкому коридору коммунальной квартиры. Арсений уже проник в комнату и озирался по сторонам. Увидев нас, он тут же забрал у Любы коробку с пиццей, по-хозяйски водрузил ее на стол, затем извлек швейцарский ножик и стал разрезать веревку.
– Доктор, – обратился он ко мне, – представь меня, пожалуйста!
– Это Арсений Строганов… э-э… он частный детектив…
– Частный детектив? И это все? – недовольно воскликнул Арсений и, взмахнув рукой с ножом, порезал себе палец. – Не просто детектив! А создатель уникального метода! Может быть, даже единственного в мире! Ну, доктор…
– У вас кровь пошла! – Люба тут же подскочила к серванту и достала из ящика лейкопластырь. Строганов, выставив пораненный палец, подошел к ней. И пока медсестра аккуратно заклеивала ранку, он украдкой разглядывал содержимое выдвинутого ящика. Вот, хитрец!
– Спасибо вам большое! – с широкой улыбкой поблагодарил Арсений. – Чувствуется навык. Вы же медсестра?
Она кивнула. Строганов прищурился, наставил на Любу указательный палец и произнес:
– Вы приехали в Петербург из другого города. Выучившись на медсестру, решили остаться здесь. Сняли комнату. Но уже купили квартиру где-то в новостройках и платите ипотеку…
– Откуда вы все узнали? Кто вам рассказал? – воскликнула Люба, глядя на Арсения как на фокусника или телепата.
– Браво! – вырвалось у меня. Вот ведь, уникум!
– Элементарно, – снисходительно бросил сыщик. – Я заметил в ящике комода квитанцию об оплате, там квартиросъемщиком значится не Яснова, а какая-то Горохова. Значит, снимаете. Это и по мебели видно! А судя по следам ремонта и дизайна, причем вашего собственного, живете тут уже года четыре.
– А про квартиру? Я и правда в Мурино студию купила, но никому еще…
– Не говорила? – перебил ее Арсений. – Это хорошо. Вон, пометки на календаре. – Он указал на висевший при входе офисный календарь. – Десятое число каждого месяца обведено в кружок, а рядом цифры. И в августе, и в сентябре, и в октябре цифры одинаковые, похоже на денежную сумму. Для потребительского кредита многовато, а для ипотеки в самый раз. Остается добавить, что вы целеустремленная, независимая… – Строганов бесцеремонно оглядел девушку с головы до ног. – Да и просто красавица! А фигура… – он поднял большой палец.
Я не выдержал и негромко засмеялся, а Люба смутилась и покраснела.
– Присаживайтесь! – Арсений гостеприимно махнул рукой, вернулся к столу и уселся на единственный стул.
Хозяйка комнаты, все еще пребывая в смятении, выдвинула из-под стола табуретку и послушно села напротив Арсения. Я устроился в кресле-качалке.
– Allora! – потер он руки. – Теперь, когда вы убедились, что я не просто детектив, – он бросил на меня гневный взгляд, – а супер-детектив, я перейду к делу. Не против?
– Н-нет, – чуть запинаясь, ответила девушка.
Без косметики, в домашней одежде, она мне показалась совсем юной и беззащитной.
– После смерти вашего друга, – рванул с места сыщик, – сотрудников реанимации, вот, и доктора Агапова тоже, – он указал на меня обеими руками, – обвинили в преступном сговоре. Угадайте, с кем? Ну да, с вами. Что вы отравили Сергея Яблочкова, а потом реаниматоры его…
Он не успел договорить. Губы у девушки задрожали, в глазах появились слезы, и она тут же разрыдалась. Строганов посмотрел на меня так, словно я был причиной ее слез. Я постучал себя пальцем по лбу – может он и супер-сыщик, но эмпатии и такта ему явно не доставало. И попытался успокоить плачущую девушку. Она терла кулачками глаза, но слезы продолжали течь. Извинившись, она выскочила из комнаты.
– Слушай, – раздраженно обратился я к детективу. – В твоем лексиконе есть слово «сочувствие»?
– Конечно! – ответил он, вскакивая со стула. – А почему ты спрашиваешь? Быстро иди к двери, как услышишь, что она возвращается, кашляй!
И Строганов, не замечая моего недовольства, лихорадочно заметался по комнате. Он заинтересовался фотографиями, стоявшими на тумбочке около дивана, затем исследовал содержимое самой тумбочки. Он открывал все дверцы подряд, выдвигал ящики, потом бухнулся на коленки и заглянул под диван. Прислушиваясь, не идет ли хозяйка, и наблюдая за суетившимся Арсением, я разглядывал комнату. Полированная стенка и старый сервант были родом из семидесятых годов прошлого века, а кресло-качалка и диван – совсем новые, из ИКЕА. Диван был покрыт мягким покрывалом, а на спинке восседал большой плюшевый медведь. Стены были украшены акварельными пейзажиками в недорогих рамках. На серванте в стеклянной вазе красовался большой букет из засушенных роз… В целом, довольно уютно.
Услышав быстрые шаги по коридору, я кашлянул. Арсений тут же занял мое место в кресле.
– Извините меня, – Люба вошла и села на табуретку, не поднимая покрасневших глаз.
– Это вы нас извините, – начал было я, но бесчувственный Строганов меня перебил:
– Вот доктор вас жалеет, и толку? – Раскачавшись, он выпрыгнул из кресла. – А я знаю, что вы не виноваты в смерти своего друга! И собираюсь доказать, что ни вы, ни доктор, ни его сестры и братья… ну, медсестры и медбратья… не причастны к этому преступлению. Чего вы на меня таращитесь? – он исподлобья посмотрел вначале на меня, а потом чуть дольше на Любу. – Смерть Яблочкова – это спланированное убийство, и мы все заинтересованы в его раскрытии. Я понимаю, что вы типа… – он задумался, подбирая слово, – расстроены, что ли. Но! Чтобы снять со всех вас подозрения, чтобы найти преступника, чтобы восстановить, черт возьми, высшую справедливость… – Он распрямился и вытянул руку вперед, как Ленин у Финляндского вокзала. – Вы должны, – он в очередной раз ткнул указательным пальцем в сторону ошеломленной девушки, – ответить на все мои вопросы! Поэтому давайте быстро приходите в себя, поешьте там, чаю попейте. И включите, наконец, музыку… Нет, лучше я сам.
– Чувство справедливости, жажда справедливости и хороший аппетит – его отличительные черты. Достоевский был бы в счастье, – пробормотал я в ответ на его пламенную речь.
Люба перестала плакать и смотрела то на меня – вопросительно, то на Строганова – ошарашенно. Я улыбнулся ей как можно душевнее. А Арсений раскрыл коробку с пиццей. По комнате поплыл дивный аромат итальянской еды.