– Что это? – развернулся к центру кабинета я, ставя кружку на стол.

– Это Холмогорск. Небольшое поселение на Малиновском – планеты в двух скачках от нас. Они с недавнего времени подшефные у нас. Мирок земного типа, давно наш, но заселяться начал только лет тридцать назад. Что-то там такое нашли требующее разработки, так что в ближайшие годы станет востребованным, – указывая на голограмму, Незабудка допил кофе и поставил пустую посуду возле дымящегося ещё кофейника. – В общем, местные муниципалы просят помощи, совета по организации сил самообороны.

– Есть от кого обороняться?

– В том то и дело что нет. Кроме мелких хищников на планете ничего страшного не водится. Поскучаешь немного. Две недельки, – будто извиняясь, капитан развёл руками в стороны.

– Что ещё я должен сделать? – снова хлебнув кофе, я обжёг губы и, чертыхнувшись про себя, поставил кружку на стол.

– Не ты, а вы. Полковник отправляет в командировку всё твоё отделение.

– Но это же не справедливо. Я командир и отвечать только…

– Виталя, не перебивай меня, – с укоризной прервал меня Незабудка.

– Кхм, извините, господин капитан, – смешался я, вскочив с кресла.

– Романов собирался отправить только тебя и тех, с кем ты отличился в «Мадриде 1938», но я уговорил его командировать всё отделение.

– Зачем?

– Потому что вы команда. Кто без тебя будет здесь их гонять? Да и мало ли что.

– А есть основания так думать? – развернулся я в сторону ротного, замершего напротив окна.

– Запомни, Виталя. Так думать основания есть всегда. В конце концов, ты же не газированной водой торгуешь.

* * *

– Господин поручик, а зачем мы с собой столько боеприпасов берём? – захныкал новенький – рядовой Панкрухин, поправляя рамки рюкзака за спиной.

– Рот закрой, солдат, – перебил салагу прапорщик, отвесив ему подзатыльник. – Берём, значит надо.

Ефрейторы мои собрались быстро и без слов. Куда и за что отправляемся знали. Настроение было приподнятое, тем более что скучный политчас пропустили на законных основаниях. А вот недавно прибывшие уже прощались с увольнительными на ближайшие выходные, комкая свои влажные фантазии.

Уже через полчаса мы были на «Сопке», откуда нас поднял на орбиту новенький и блестящий «рачок», пристыковавшийся внутри «Толбухина» – видавшего виды транспорта ровесника моего деда. Именно он и должен был доставить нас до Малиновского.

Новый Севастополь всё-таки был чудо как хорош. Каждый раз наблюдая сверху за планетой, её океанами, плавными линиями побережий, я замирал от восхищения и словно в детстве представлял себя во главе команды пиратов, бороздящей эти моря и океаны на борту лёгкого и стремительного, словно альбатрос, парусника. Эх, жаль, что в реале я не фанат плавания. Скорее детские мечты мои были желанием почувствовать свободу, которой так часто не хватает ребятишкам в семьях военных.

Сон мой прервала сирена тревоги. Иу-иу-иу! – завывала она, поднимая на ноги моих бойцов.

Дверь, ведущая в технические помещения, раскрылась и к нам выскочил секунд-поручик с нашивками помощника пилота.

– Поручик, у нас проблема! – нервно переступая с ноги на ногу, сообщил офицер.

– Уже догадался, – сказал я, указывая на потолок, под которым юлой бесновались аварийные маячки. – Что-то серьёзное?

– Мы не знаем, – почесал в затылке парень. – Произошла разгерметизация одной из палуб, начался небольшой пожар. Пока обшивка серьёзно не повреждена, нам нужно попробовать прыгнуть до ближайшей планеты, чтобы встать там на ремонт.

– А мы?

– Вы? Мы уже на Малиновском. Спустим вас вниз на «Матрацах».

– Это же барохло! – нелестно отозвался я о старых спасательных капсулах, тем не менее славившихся своей неубиваемостью. Собственно, поэтому они были ещё в строю. Известны случаи, когда после уничтожения корабля в «Матрацах» находили выживших.

– Зато точно сядете, – возразил пилот, взглянув на ручной коммуникатор. – Автоматика в новых капсулах не работает. Закоротило что-то. Вручную мы их с вами час отстыковывать будем. А время работает против нас.

– Всё у вас что-то не работает! – раздражённо бросил я, раздавая команды своим ребятам.

– Ну извиняйте! – соскоморошничал секунд-поручик. – В следующий раз приобретайте билеты сразу на «Императрицу Елизавету», гордость императорского флота.

* * *

Никто нас при приземлении, если так можно назвать наше кораблекрушение, не встретил. И это вызвало у меня тревогу ещё до того, как мы пешкодралом, выстроившись в две колонны, добрались до Холмогорска по пыльной пропахшей битумом дороге.

Поселение и правда располагалось на возвышенности и с виду было стандартным колониальным городком, где большая часть домов состояла из модульных конструкций, которые привезли с собой поселенцы.

Ветерок пронёс по улице какие-то обрывки и другой мелкий мусор, что сразу напомнило мне Готлиб и оставленный жителями город. Здесь тоже стояла абсолютная тишина. Даже непременного лая собак слышно не было.

– Командир, тут кровь! – сказал склонившийся над асфальтом Шумков, сразу сбрасывая в сеть мне скриншот со своего шлема.

– И почему я не удивлен, – вглядываясь в виртуальный монитор и маркеры ИИ, подтверждающие, что пятна, найденные пулемётчиком, человеческая кровь, проворчал я, вытаскивая из-за спины «Мономах». – Приготовиться к бою.

14. К бою!

Попадание из тяжёлого пулемёта буквально вырывало куски из стены опреснительной станции, превращая в мелкую пыль и острые осколки, щёлкавшие по броне, казалось бы, прочную поверхность. Но всё же это лучше модульных щитов, из которых состоят другие конструкции Холмогорска.

Поймав в прицел крадущегося противника с гранатомётом в руках, я плавно нажал на спусковой крючок, заставив того, опрокинувшись навзничь, замереть на земле.

– Слушаем приказ! – транслировал я на весь взвод. – Экономим каждый патрон! Каждый! Стреляем, только если уверенны, что попадёте! Никаких длинных очередей! Нам тут работы надолго хватит.

* * *

– Ничего не пойму, – сказал Бутерус, пнув ногой песок под ногами. – Кровь есть, а где раненые, тела?

– А может не всё так плохо? – попытался успокоить всех рядовой Панкрухин, оглядываясь. – Может они… может они…

Внимание на салагу никто не обратил.

Мы уже четверть часа осматривали городок, но так ничего подозрительного и не нашли. Если не считать пропажу ста тридцати четырёх местных жителей, значившихся по пакету данных, предоставленных мне капитаном.

– Паша, бери винтовку и занимай самое высокое здание в городе, – повернулся я к Баранову. – Для прикрытия себе кого-нибудь возьми.

– Да я вроде и сам обычно справляюсь… – растянул губы в улыбке ефрейтор, похлопывая по стволу крупнокалиберный дробовик за спиной.

– Алескеров, ты прикреплён к Баранову! – отрезал я, щёлкая пальцем по планшету, развернувшемуся на запястье. – Самое высокое здание тут Опреснительная станция. Вон она! Вперёд! Выполняем приказ!

Когда ребята убежали, я повернулся к замершим справа пулемётчикам.

– Шумков, Устюгов, та же задача. Ищите себе местечко поудобнее и побезопаснее. У каждого должен быть второй номер из новичков. Побежали!

Тревога липкими щупальцами холодила моё нутро, судорогами пробегая по пустому желудку. «Откуда это противное ощущение? – думал я, разглядывая изображение города с высоты птичьего полёта. – Может быть это просто обыкновенный страх и мнительность? Я же не матёрый ветеран, который должен доверяет своей интуиции на все сто».

– Командир, там Богачёв тебя к себе зовёт, – сообщил Бутерус, поднимая забрало шлема. – Что-то показать хочет.

* * *

Втроём мы стояли внутри двухэтажного здания администрации и смотрели на старенький, но бодренький «Меркурий», стандартно используемый колонистами для связи с метрополией и другими мирами. Детали станции связи блестели, внутренности без единой пылинки. Местный техник явно человек ответственный.

– Что тут не так? – спросил я Богачёва, снимая с головы «Мымрик» и разглядывая образцовый порядок внутри.

– Синтезатора частот нет и интегратора, – сообщил Сергей, показывая пальцем на пустые отверстия внутри устройства.

– А зачем они могут быть кому-то нужны? – спросил я, немного разбиравшийся в технике так как в Академии курс ТХГ нам читали обязательно и никаких послаблений для гуманитариев не делали.

– Сами по себе? Понятия не имею, – развёл руками сержант. – Все модули надёжно защищены сквозным шифрованием.

– Стра-а-анно, – протянул я, шагая к выходу из здания, мимо аккуратных столиков с персональными компьютерами, стопками каких-то отчётов, стаканчиками с обыкновенными грифельными карандашами.

Ничего не перевёрнуто, не сломано. В других зданиях и домах точно также. Порядок. Ну прямо не Холмогорск, а «Мария Селеста» какая-то. Что-то меня это начинает бесить.

За спиной топал Валера, на ходу отчихвостив кого-то из новобранцев по внутренней связи.

– Чистенькие улочки, гладкий асфальт, – произнёс я себе под нос, резко остановившись на крыльце, из-за чего прапорщик чуть не врезался мне в спину. – Для чего там рассыпан песок?

Взбежав по лестнице, огибающей здание снаружи на второй этаж, я оказался на крыше. Слишком низко. Надо выше.

– Паша, ты меня слышишь? – связался я с Барановым.

– Отчётливо, командир.

– Песок, рассыпанный у ворот города видишь? Там, где кровь нашли?

– Вижу.

– Куда он ведёт?

– Ведёт? – не понял меня снайпер, но тут же прикусил язык. – А ведь точно. Почти как тропинка выглядит. В приземистое здание на северо-востоке. Серенькое такое. Только начинается он не у ворот, а раньше.

– Конкретно?

– Слева в низине. Там большое пятно не слишком заметное, но всё же.

Найдя на планшете указанное здание, я прочитал подпись под ним: «Канализационный коллектор».

Дурные предчувствия нахлынули с новой силой, и, забросив штурмовую винтовку за спину, я рванул к воротам, на ходу отдавай приказы.

– Вихневич, Побретухин, осмотреть коллектор и доложить мне! БЫСТРО!

Уже через пять минут я стоял на коленях у пятна серо-жёлтого песка, больше похожего на пыль, и руками сметал его с поверхности земли. Недавно прошёл дождь, и поэтому…

– Господин поручик, что случилось? – бубнил над ухом Бутерус, тоже охваченный волнением, передавшимся ему от меня. Иначе называл бы меня просто «командир».

«Только бы я ошибся! Только бы ошибся!» – лихорадочно думал я, работая руками. Недолго думая, прапорщик присоединился ко мне.

А вот уже и что-то видно! Шлем пискнул, включая сканер, и обнаружил, то что я искал, но надеялся не найти – огромное пятно человеческой крови. Разной крови. ИИ даже опознал нескольких человек, данные которых хранились в нашей базе:

«ИСТОМИН П.И. 2240 г.р, ИНЖЕНЕР. ВОЗМИЛОВА З.П. 2243 г.р. ВРАЧ. АВАКУМОВ Т.Л. 2241 г.р. СОТРУДНИК СЛУЖБЫ ОХРАНЫ. СЕРДЕЕНКО В.Н. 2271 г.р. ЧЛЕН СЕМЬИ» и так далее и тому подобное.

– Песком, суки! Они просто присыпали кровь песком! А мы как бараны!

Позади меня матом ругался Бутерус, а я, взвившись с земли и пытаясь не орать, включил локальную связь с Богачёвым.

– Сержант, для чего кому-то может понадобиться одновременно похищенное из «Меркурия» и наш «Дед»?

На секунду техник задумался, а потом ответил:

– Командир, ну в теории, если спец хороший, можно, конечно, избежать блокировки и использовать зашитые в систему пароли блока, а наш «Дед» использовать как скремблер для передачи, и то…

Теперь и я чертыхнулся, а Богачёв на другом конце связи споткнулся на полуслове:

– … господин поручик, неужели?

И тут мне всё стало ясно.

– Им нужен «Дед»! – подвёл итог я. – Это ловушка. Валера, за Богданова головой отвечаешь! Вызывайте подмогу и прячьте рацию подальше. К бою!

Будто подтверждая мои слова, в воздухе раздался выстрел из крупнокалиберной снайперской винтовки Баранова, а в шлеме крики ужаса ребят, обнаруживших заваленный трупами канализационный коллектор.

15. Дед

За стенами Опреснительной станции мы вели бой уже несколько часов. Первые три штурма удалось отбить. К сожалению, не без потерь.

Стоя над телами четырёх своих солдат, я чувствовал ненависть. Не к врагу, к себе. Знаю, это было глупо. Даже понимал почему, но поделать ничего не мог. Тут же всё просто – они доверились мне, я за них отвечал. Их больше нет, значит виноват я. Только-только выучил их имена и фамилии…

– Лёша, сообщение точно ушло? – спросил я Богданова, которому Горелов – наш новый фельдшер, заматывал руку, пуля почти оторвала парню мизинец, угодив в перчатку.

– Так точно, господин поручик. Ушло, так же, как и первое.

– Сколько времени надо чтобы с «Острова» оно попало на Новый Севастополь или его услышал ещё кто-нибудь из наших?

– Часов восемь-десять, – ответил радист, скривившись от боли.

– Так, а потом они должны сесть в корабли и долететь до нас. Полтора суток-сутки, в лучшем случае, – сказал я вслух, понимая, что мы столько не продержимся.

Снаружи что-то взорвалось, и с потолка на головы нам посыпались пыль и какие-то мелкие насекомые, испуганные произошедшим больше нас.

– Командир, они снова пошли на приступ, – спокойно сообщил мне по личному каналу Валера Бутерус. – Поднимайся, здесь интересно.

В сопровождении рядового Панкрухина, который теперь был прикреплён ко мне вторым номером, я взлетел по ступенькам на крышу.

Жаль, наш единственный дрон сбили ещё в начале боя. Он даже под облака подняться не успел. Можно было бы взять ещё два беспилотника, но я, вспомнив наставления Незабудки, взял патроны. Не прогадал.

Вокруг станции, располагавшейся на небольшом возвышении, да ещё и на железобетонном основании, лежали тела двадцати трёх человек. Хотя назвать людьми гадов, хладнокровно убивших мирных жителей, язык не поворачивался. Если бы им был не нужен наш «Дед», они бы давно нас всех перебили. Вон, как ловко подорвали здание местного клуба, мешавшее вести обстрел снизу. Раз и всё! У нас тоже три гранатомёта есть, бережём.

Убитые были одеты не в старенькие «Черепахи», которые мы видели на мятежниках с Готлиба, а вполне себе надёжные «Эмберы», зарекомендовавшие себя уже давно, и постоянно модернизируемые умельцами западных государств. Никаких опознавательных значков на броне, само собой, не было.

Перебегая от укрытия к укрытию, солдаты противника приближались к нашим позициям. Что интересно, делали они это почти синхронно и так ловко, будто заранее тренировались. Снайпер наш пока отдыхал. Я запретил Баранову тратить патроны, когда в объектив мне попался штурмовик в «Гризли». Его винтовка единственное наиболее адекватное средство борьбы с ними.

– На пол!

Пшшш! Дымный след от реактивного снаряда гранатомёта был направлен именно на крышу. Прячась за бортиком, я краем глаза увидел ещё два таких же росчерка, следующих друг за другом.

Первый снаряд угодил в противоположную стену, каким-то чудом перепрыгнув через нас, второй и третий ударили значительно ниже. Наверняка по позициям Шумкова и Устюгова. Уууу, хитрые! Только пулемётчиков там уже нет.

Здание под ногами как будто качнулось, а вот вышка, воткнутая прямо в центре площадки, зашаталась вполне отчётливо.

– Паша, ты как там? – спросил я снайпера, постучав по шлему, ибо немного закоротило звуковой фильтр.

– Нормально. Только я так и не понял откуда они стреляют. Скорее всего из окон здания слева. То самое, которое буквой «Г».

– Спускайтесь вниз, – приказал я. – Будешь стрелять отсюда!

– Обзор не тот, господин поручик, и…

– Спускайтесь, я сказал! Вышка рухнет, и вы с Алескеровым костей не соберёте. Она вон и так качнулась!

Тра-та-та-та-та! Враг пошёл в атаку, и наши пулемёты застучали словно швейные машинки. И опять я обратил внимание на выучку противника. Нет, это не какие-то отморозки, это хорошо обученные и натренированные солдаты. Неужели Западные державы решили начать войну? Опять?

Словно в каком-то третьесортном боевике мы отбивались от атакующего нас противника без использования техники, артиллерии, дронов и шагоходов. Только твёрдая рука, навыки, доведённые до автоматизма, и ИИ шлемов нам в помощь.

Бадам! Новый взрыв проделал в стене опреснительной станции отверстие диаметром в метр-полтора на высоте второго этажа, и тут же снизу к нам понеслась парочка шагоходов. И зачем я только про них вспомнил! Накаркал же!

Нет, конечно, это были не тяжёлые машины. Роботы, рвущиеся в атаку, были сродни нашим «Соболям», но всё же это ставило оборону станции под угрозу.

Вдохновлённые помощью техники, залёгшие было бойцы противника, начали поливать нас автоматическим огнём, не давая носа высунуть из-за укрытий. А это означало, что пришло время сюрпризов.

– Вихневич, давай! – прокричал я, получив удар пулей в плечо. – Все в укрытие!

Сверху прямо под ноги шагоходам полетел бак с преленумом, используемым в опреснительных установках. Эта жуткая гадость не только была взрывоопасной, но и проедала даже некоторые металлы.

Взрыв, активированный гранатой, прилепленной обыкновенным скотчем к ёмкости, пришёлся как раз напротив кабины первого шагохода. Пятерых бойцов у ног робота просто размазало по земле тонким слоем. Купол пилота потрескался и лопнул, сам пилот, судя по тому, что машина замерла на месте, был оглушён.

«Куй железо пока горячо!» – повторял мне дедуля. Спрыгнув с обрушившейся лестницы на площадку ниже, я бросился к ранее пробитой в стене бреши, на ходу опустошая магазин «Мономаха». Бутерус тут же меня поддержал.

Тяжёлые пули цокали по бронестеклу миллиметр за миллиметром, сбивая защиту. Справа и слева от нас работали пулемёты Шумкова и Устюгова. Слава богу, все живы.

Клик! Внутри застывшей перед нами машины что-то щёлкнуло, а затем раздался глухой хлопок, от которого купол, погнувшись, вылетел из корпуса, а в освободившееся отверстие вверх ударил столб огня и дыма.

Второй шагоход, тоже получивший повреждения и выглядевший не самым лучшим образом, похромал вниз по склону. С третьего выстрела из винтовки Баранов положил его на землю.

* * *

– Сколько? – спросил я, сплёвывая кровью себе под ноги.

– Ещё четверо, – опустил голову Горелов, устало прислонившись к холодной стене.

Надо было что-то решать. Переключив связь на общий канал, я произнёс в микрофон:

– Ребята, я понимаю, что, наверное, обрекаю нас всех на смерть, но рацию надо уничтожить. Иначе они таких бед натворят, что смерти жителей города покажутся нам ерундой. Глупость, конечно, говорю, но…

– Всё правильно, командир. Я согласен, – ответил мне Бутерус, находившийся сейчас на крыше.

– И я, – поддержал его Алескеров.

– Уничтожаем, – отметился Шумков.

– Всё верно.

– Да. Только так.

– Сделаем это.

Канал наполнился словами поддержки, даже новички наши не остались в стороне, а потом все вдруг замолчали. Патриотизм патриотизмом, долг долгом, но жизнь-то твоя. И она у тебя одна. Сразу всем вспомнилась мама, жена, любимая девушка, планы, которые ты определил на будущее.

– Не знаю, как другие, а я умирать не собираюсь, – разрядил обстановку Баранов, похихикав. – Дождёмся наших и тогда узнаем кто эти сволочи. Да, поручик?

Вот тут единодушие буквально накрыло всех. Кто-то даже засвистел. Я был не против, мы вели бой уже почти сутки. Все вымотались, устали, положительные эмоции были просто необходимы.

* * *

Через пятнадцать минут после того, как Богданов повторно отправил сообщение нашим, я запустил в небо синюю сигнальную ракету. Я словно просил у этих гадов разрешение на какие-либо действия.

Включив динамики на трансляцию, не напрягаясь, хотя звук разнёсся по всему городу, произнёс:

– Мы готовы отдать вам рацию. Сейчас вынесем. Не стреляйте.

Несколько секунд ничего не происходило, но стрельба окончательно смолкла.

– Не будем, выносите! – раздалось в ответ по-имперски тое есть по-русски.

Голос говорившего был искажён ИИ. Осторожничают.

Спускаясь мимо замерших у окон ребят, я вглядывался в их лица. Правильное ли решение я принял? «Конечно, можно было просто раздолбать «Деда» втихушку, но тогда противник не узнал бы об этом и продолжал нас атаковать. В этом же случае не исключён вариант, что серьёзные потери станут для атакующих слишком большой ценой за трофей, которого уже нет».

На улицу рацию вынести вызвался Побретухин.

– Вы же этого хотели?! Забирайте! – снова прогромыхал я на весь Холмогорск, когда ефрейтор оказался в укрытии.

Из развалин появился боец в тяжёлом «Гризли». Медленно переступая через трупы своих товарищей, разбросанные там и тут, он подошёл к прямоугольнику рации и склонился над ним.

– Паша…

Бабах! Пуля крупнокалиберной снайперской винтовки на мелкие части разбила «Деда», отбросив осколки под ноги штурмовику.

«Ну вот и всё. Отступать некуда. Позади Москва», – вздохнув вспомнил фразу из нашей славной истории я, половчее перехватывая штурмовую винтовку.

16. Финита ля комедиа

Пуля ударила в правое плечо, отбросив меня внутрь помещения. Виртуальный шлем мигнул зелёным, и я почувствовал укол обезболивающего под мышкой. Последний укол. Вставать с пола не хотелось. Хотелось закрыть глаза и сдаться. Вот только хрен им!

Голова кружилась, в горле пересохло, ощутимо тянуло в сон. Как никогда ощущалась тяжесть «Покрова» на теле. Стимуляторы мы уже себе все давно вкололи, но даже это не помогало.

– Господин поручик, что с вами? – заплетающимся языком спросил Панкрухин, склоняясь надо мной. – Ранены?

– Нет, всё нормально, – без помощи солдата я сел на пол. – Стреляй лучше!

Разведя руками, Илья присел рядом со мной.

– А нечем. Всё, патроны закончились.

Над головой раздался новый взрыв, и стена рядом с нами зазмеилась узкой трещиной. Скоро Опреснительная станция будет похожа на швейцарский сыр. И чего они тянут с последней атакой, я искренне не понимал.

Сняв со спины «Дрозд», я протянул его солдату:

– Аккумулятор почти целый, пользуйся.

* * *

«ДОЛОЖИТЬ О КОЛИЧЕСТВЕ БОЕПРИПАСОВ».

Сообщение, набранное мной на виртуальном мониторе, ушло к адресатам, и тут же ИИ «Покровов», отслеживающий всю деятельность своих хозяев через сканеры и многочисленные датчики, прислал первый ответ. В синем квадратике перед глазами появился текст и цифры:

АЛЕСКЕРОВ – 23 патрона.

Чуть погодя:

ШУМКОВ – 44 патрона, граната.

А затем словно прорвало:

БУТЕРУС – 29, трофейное оружие неизвестного типа 2 магазина.

УСТЮГОВ – 17 патронов.

БОГДАНОВ – 18 патронов.

ПАНКРУХИН – 0, использует командирскую ШВ – 39 патронов.

ВИХНЕВИЧ – 5 патронов, гранатомёт.

ПОБРЕТУХИН – 7 патронов.

БОГАЧЁВ – 11 патронов.

ГОРЕЛОВ – 10 патронов.

БАРАНОВ – 15 патронов, дробовик – 20 патронов.

РЕБРОВ – 0. Мёртв.

АКИШКИН – 1. Мёртв.

Ребров и Акишкин погибли у меня на глазах. Один на крыше, которой сейчас просто не существовало (обломки её валялись на первом этаже), а второй был убит снайпером противника ещё до того, как Паша его обнулил.

Тра-та-та… – замолк надо мной пулемёт Устюгова.

Боеприпасов нет, из новичков выжило только двое. Ругнувшись сквозь силы, я выпустил последний патрон из «Мономаха» в выглядывающего из-под обломков внизу противника и, убедившись, что он мёртв (пуля клюнула его прямо в затылок), спрятался за угол. Почти одновременно внутрь оконного проёма ворвалось три металлических шарика разогнанных плазмой. Врезавшись в стену напротив, они ещё некоторое время светились.

– Валера, не одолжишь мне патроны от «Мономаха»? – спросил я, связавшись с прапорщиком. – Ты же себе там что-то экзотическое добыл.

Бабах! Последние слова потонули в скрипе и треске, так как по стене рядом со мной опять выстрелили из чего-то тяжёлого и крайне злого.

– Уже спускаюсь, командир, – ответил Бутерус, находящийся этажом выше меня.

На пару секунд станцию накрыла тень, и я увидел пролетевший над нами «Мул» без маркировки и номера. Сделав круг над подножием холма, транспортник сел за позициями противника.

– Ну всё, теперь нам капец, – проскрипел зубами я.

Рядом сверху спрыгнул прапорщик, протягивая мне прямоугольник пластикового магазина.

– Подмога к нашим мучителям подошла. Сколько туда вмещается?

– Три шагохода, взвод солдат, при желании танк можно впихнуть, – с безразличием в голосе произнёс я, вставляя магазин и досылая патрон в патронник.

– Лучше не надо, – пошутил Валера.

Вместе мы от души рассмеялись. Мелочь, а стало легче.

– Так, у нас ещё один бак с преленумом остался, гранатомёт, граната, – посчитал вслух я, посылая короткую очередь в поливавшего из пулемёта второй этаж бойца.

Мерзавец на секунду замер, будто задумавшись, а потом рухнул на бок и замер. «Не может быть!» – обрадовался я. Всё-таки «Мономах» – это вещь. Из «Дрозда» я бы его не снял.

– Ёмкость сбросим, когда они окажутся у стены. На головы, – кивнул Валера. – Других вариантов нет. А потом всё – рукопашная.

– Господин поручик, – прорезался голос Павла. – На нас идёт три шагохода, два бронетранспортёра и человек сорок пехоты. И это ещё не всё, часть внизу осталась. По-настоящему повоюем.

Будто-то до этого воевали по-игрушечному. Дальнейшее я помнил урывками, хотя вроде бы сознание ни разу не терял.

Бак мы сбросили в последний момент. Очень опасно вышло, но зато к дьяволу разнесли один из бронетранспортёров, сколько пехоты не считали. Правда взрыв выломал часть стены станции, и бой мы уже вели внутри.

Два лёгких шагохода и тяжёлый «Гремлин» были нашей главной проблемой. Вихневичу удалось повредить из гранатомёта левую конечность гигантской машины вместе с огнемётом. Если бы этого не произошло, с нами покончили бы в считанные секунды. Видно, повредили мы у него не только клешню, так как лёгкий дымок поднимался над правым плечом робота. Бочком, бочком он кое-как покинул территорию станции и начал спускаться с холма.

Баранов вывел из строя один из лёгких шагоходов и двух штурмовиков. После этого стрельба прекратилась, а иконка его на моём мониторе стала жёлтого цвета. Цвета ранения.

Отец как-то рассказывал мне о страшном бое, который он пережил в 2265 году на одной из планет Федерации. Там тоже была и перестрелка, и осада, но до рукопашной не дошло. Мы же словно в средневековье какое-то попали.

Расстреляв все патроны, с криками ринулись друг на друга, пытаясь повредить костюмы и добраться до беззащитного тела. Иногда это удавалось, и шлемы отлетали под ноги. Я позавидовал егерям, у которых в амуниции имелись специальные клинки на такой случай. Жаль, что у нас ничего такого не было, хотя в теории мои солдаты это проходили. Шумков умудрился подорвать последней гранатой сразу четверых нападавших, правда и сам остался лежать, постреливая в мелькавших над ним противников из пистолета, протянутого ему Богачёвым. Видел, как ранили Алескерова, рухнувшего на колени и прижавшего руку к животу.

Второй лёгкий шагоход смог проникнуть внутрь, но выстрелить так и не решился, боясь попасть в своих. А зря. Устюгов и Побретухин залили ему в вентиляционное отверстие несколько литров преленума, а потом как-то это всё подожгли. Мама дорогая, так хлобыстнуло! Машинка словно конструктор разлетелась на запчасти.

Мой последний противник был здоровенным парнем в новеньком блестящем «Эмбере». Из ПТ-6 я сумел ранить его в ногу. А он в ответ так двинул мне по спине, что я дышать с полминуты не мог. Только жал на спусковой крючок и всё.

Бам-бам-бам! – пистолет выдал короткую очередь, разнося шлем атакующего вдребезги, и замер на затворной задержке. Удовлетворения от победы не было. Я чувствовал, что конечности мои налились тяжестью и не поднимаются.

Выпустив последний заряд в душившего Побретухина мерзавца, я опустил руки и закрыл глаза. Всё «финита ля комедиа».

– Моё почтение, поручик, растёте на глазах, – вдруг раздался голос Петровой в шлеме. От неожиданности я даже сел.

– Мы уже здесь, ребята, – продолжила поручик мягче. – Передохните. Кавалерия прибыла.

Я буквально дополз до окна, чтобы выглянуть наружу.

На голову противнику спрыгнуло три шагохода, один из которых, с зелёным орком на корпусе, сразу оторвал голову подбитому нами «Гремлину». Как она это делает?! Там же всякие трубки, крепления, гибкий бронированный лист, наконец!

Но это было ещё не всё. Характерное гудение над головой предсказало появление в небе уже знакомой мне по Готлибу тройки «Филинов», выстроившихся в линию.

«Надо сказать, чтобы они не всех убивали», – подумал я, пытаясь включить странно щёлкавшую рацию. Нужно чтобы хоть кто-то выжил, хоть кто-то…

17. Передышка

За окном шумели листвой тополя, нашёптывая что-то в своей неторопливой манере. Шторка, вытянутая порывом ветра в окно, развивалась в потоках воздуха словно флаг. Мне даже на секунду показалось, что он в красных пятнах.

«Шумков, Алескеров, Баранов в реанимации. Все остальные тоже ранены», – думал я, наблюдая за танцующей на потолке лампой. Ну, что, командир, как тебе такой итог?

Тук-тук!

– Здравствуйте, Виталий Константинович, – услышал я. – Разрешите представиться, Елагин Николай Ильич.

Отвернувшись от окна, я встретился взглядом с высоким, богатырского телосложения штабс-капитаном тридцати-тридцати двух лет. Чёрная форма с серебряными петлицами и погоном на правом плече ясно говорила о том, что в гости ко мне зашёл офицер КГБ.

– Очень приятно. Чем могу быть полезен? – сказал я, резко повернувшись на бок и почувствовав лёгкую тошноту.

Присев на стул рядом с моей кроватью, особист широко улыбнулся. Знаете, так добродушно-добродушно, ну как они умеют.

– Пришёл выразить вам своё восхищение. Вы настоящий герой.

Я вдруг почему-то вспомнил, как в Холмогорске вытаскивали из канализации трупы гражданских, и настроение, которое и так было не фонтан, ещё больше испортилось.

– Герой спас бы людей. А я и жителям города не помог и своим ребятам жизни не сохранил.

На секунду вскинув брови от удивления (или мне это просто показалось?), Елагин чуть подался вперёд:

– Во-первых, к вашему прибытию жители были мертвы уже двое суток. Так что вы ничего сделать не смогли бы при всём желании. Во-вторых, двадцать два бойца почти полтора суток сражались с превосходящими силами противника, куда лучше вооружённого и оснащённого. Ну и в-третьих, вы, рискуя собственной жизнью, уничтожили необходимую им вещь. Именно поэтому я назвал вас героем.

Улыбка исчезла с лица штабс-капитана, и, произнеся последнее слово, он впился взглядом в меня. Глаза особиста будто сверлили мой мозг, который всё ещё не оправился после контузии. Спорить не хотелось. Я вдруг ясно понял, что Елагин старше чем выглядит.

– Зачем вы пришли?

Снова приняв добродушное выражение, посетитель забросил ногу на ногу и, положив ладонь на колено, вкрадчиво спросил:

– А вы не задавали себе вопрос, почему они не ушли после того, как «Дед» был уничтожен?

«Он что и правда мысли читает?» – подумал я, разглядывая огромные кулаки штабс-капитана. Сурово, прямо с мою голову.

– Вы правы. Задавал.

– И к какому выводу пришли? – Елагин снова подался вперёд так, что я унюхал его дорогой парфюм. Что-то холодное и свежее.

– К сожалению, пока ни к какому.

– А не думали, что вас хотели уничтожить потому, что вы что-то видели? – спокойно произнёс особист, откидываясь на спинку стула.

– Ничего такого! Что это могло быть? – сел на кровати я, почему-то испытывая волнение.

– Мне и самому интересно.

– Вы же видели записи с камер?

Не шевельнувшись, Елагин посмотрел в окно. На пару мгновений он замер напрягшись, а затем спокойно улыбнулся и продолжил:

– Никаких записей нет, ваши противники использовали аппаратуру, которая…

Не дослушав штабс-капитана, я опустил ноги с кровати, подавив очередной приступ тошноты.

– А допрос? Что они показали на допросе?

– Никого было допрашивать, поручик. Выжившие уничтожены.

– Как? – ступни мои коснулись холодного кафеля. – Нами? Я же просил…

– Империя тут ни причём. Подорваны дистанционно.

Ругнувшись, я протянул руку к стакану с водой, но взять его с первого раза не мог. Стеклянный мерзавец почему-то скакал передо мной.

Увидев это, Елагин вложил посуду мне в руку, покачав головой.

– Ладно, Виталий Константинович, вижу вы не совсем в форме. Зайду через пару деньков. Поправляйтесь.

Уже на пороге он замер и, обернувшись, добавил:

– И вспоминайте.

Холодный кафель холодил мои ступни, и это привело меня в чувство. Жадно выпив воду, я опустил голову на подушку и попытался по порядку вспомнить всё, что видел в Холмогорске. Нет, так не пойдёт, сначала нужно сконцентрироваться на всём странном, диковинном, необычном…

– Как поживает наш бравый поручик? Дырочку для ордена уже прокрутил?

– Ай! – согнулся от боли я. На грудь мне упал свёрток с местными чрезвычайно вкусными фруктами похожими на наши мандарины, разве что чуточку поменьше.

В дверях замерла Петрова. В первый раз я видел её в форме, а не в выцветшей футболке, шортах и тяжёлых тактических ботинках с шипами. Ей идёт. Позади поручика стоял загорелый синеглазый парень среднего роста, с короткой причёской, с выбритыми висками, в форме пилота ВКС. Ещё один штабс-капитан.

– У меня всё хорошо, – сказал я, кивая Елене Прекрасной и протягивая руку незнакомцу для приветствия.

– Вижу-вижу. В гроб краше кладут. Спать не пробовал? – покачала головой Петрова и зачем-то потрогала мой лоб. – Вот, хочу тебя кое с кем познакомить.

Удерживая мою руку в своей, пилот второй взял меня за локоть.

– Виталий, я в восторге от того, как вы и ваши люди сражались, – приятным чуть с хрипотцой голосом, сказал он. – Жаль, очень жаль погибших.

На груди штабс-капитана была орденская планка, в которой было как минимум три боевых медали и пару значков, указывающих на ранения. И где это он успел так повоевать? У империи вроде в космосе давно уже всё под контролем. Или нет?

– Мы знакомы? – сощурив глаза спросил я, почему-то увёрнуый в положительном ответе.

– Виделись дважды, – бросила Петрова, отправляя в рот дольку фрукта, а вторую запихивая в рот мне.

– Бестужев, Алексей, командир 23-го звена аэрокосмических…

– Пилот «Филина»? – догадался я и тут же получил новую порцию витаминов от поручика.

– Да, Виталий. Можно мне так вас называть? Номер три на борту.

– Конечно, можно, о чём речь! – воскликнул я и спрыгнул с кровати на пол. – Мы столько раз с ребятами хотели поблагодарить вас!

– Не за что меня благодарить, – легко улыбнулся Бестужев, усаживая меня обратно на кровать и сам опускаясь на самый краешек. – Это моя работа. А вот вы… в Готлибе и здесь на Малиновском. Здорово. Горжусь вами!

Не скажу, что мне было неприятно, скорее наоборот. Пережёвывая новую дольку, я пытался собраться с мыслями, чтобы продолжить диалог, но мои посетители уже направилась к выходу.

– Поручик, чтобы завтра выглядел получше, – бросила через плечо Петрова махнув мне рукой уже в дверях. – Приду проверю!

Бестужев, похлопав меня по плечу, тоже исчез в коридоре. Только сейчас я заметил на левой щеке Алексея множество мелких ямок, свидетельствующих о нешуточном ранении.

На кровати передо мной лежало четыре фрукта, очищенных от ярко оранжевой кожуры. И когда она только всё успевает?

Уже доедая последний кусочек и глупо ощеревшись заглянувшей в палату медсестре, я услышал шорох на улице.

– Командир, ты там как? – раздался из-под окна тихий голос Валеры Бутеруса. – Может пойдём на море посмотрим? А то я что-то лежать устал. Да и от этих лекарств меня уже мутит.

18. Кощей

Хотя в части нас встретили как героев, мы не вылезали со стрельбища и полигона, раз за разом стараясь улучшить свой результат, будто испытывая вину за погибших ребят. Ведь если бы мы были лучше, возможно, кто-то выжил бы ещё?

Полёт на Малиновский принёс мне ещё одну «Отвагу», «Значок ветерана» второй степени, второй ромбик «В боевых условиях» и «Значок боевого командира». Всех выживших ребят, конечно, тоже наградили. Горелов и Панкрухин неожиданно стали ефрейторами, а Бутерус, получив третий серебряный ромбик на грудь, стал полным кавалером, что, конечно, повлекло существенную прибавку в жаловании, теперь не слишком отличавшегося от моего. Ну что ж, заслужил.

В очередной раз после окончания занятий я, Валера, Баранов и Богачёв собрались на «моей лавочке» на Набережной, стараясь вспомнить всё, что видели в Холмогорске. Каждая мелочь, каждая деталь уже была разобрана, но разгадка упорства неизвестного нам противника, пытавшегося уничтожить мой взвод, несмотря ни на что, так и не была разгадана.

Обычно море, плескавшееся в сотне метрах от набережной, помогало размышлять, выстраивать мысли в бесконечные цепочки. Обычно, но не сегодня.

– «Эмберы» точно без опознавательных знаков были. Я хорошо их рассмотрел, – сказал Богачёв, сложив руки на груди и поглядывая на воду. Он оказывается умел неплохо рисовать, и в коллекции его была парочка картин, изображающих раскинувшегося перед нами левиафана.

– Комитетчики наверняка тоже, – буркнул Бутерус. – Тела-то никуда не делись.

– Тогда что? – ожил Баранов, всё это время молча прислушивавшийся к беседе.

– Что-то точно было, – уверенно кивнул Валера, взглянув на меня. – Просто мы не там ищем.

– Согласен, – разделил его мнение я. Подобная мысль приходила мне в голову уже много раз. – Ну кто бы стал погибать ни за грош?

Рядом щёлкнули каблуками, и передо мной замер боец из нового пополнения. Совсем ещё мальчишка.

– Господин поручик, там новенькие прибыли – сержант-сапёр. Пахоруков его фамилия. И прапорщик новый.

Романов решил взвод мой (как самый боеспособный и опытный) усилить ещё одним прапорщиком и специалистом по взрывному делу. Зачем? Просто на Молотове, в связи с тем, что планета утратила статус пограничной, расформировывали военную часть, и служившие там солдаты стали объектом внимания командиров других гарнизонов с соседних миров. Хорошие спецы всем были нужны. Наш артист уверял, что вырвал самые лучшие.

Уже через три минуты мы с Бутерусом остановились неподалёку от парочки, сидевшей на лавочке рядом с казармой. Сержант и прапорщик. Первый длинный и худой, с русыми волосами, отливавшими медью, второй – возрастом лет на двадцать старше Валеры, с двойным подбородком и пивным пузиком. Рядом с бойцами лежали потёртые вещмешки. Поездили по гарнизонам-то.

Незамеченные, мы услышали забавный диалог, развернувшийся между новичками.

– Вот ты, Кощей, всё-таки непутёвый, – говорил прапорщик, откинувшись на спинку лавочки и греясь в лучах жаркого солнца. – Все родственники твои офицеры, и поколениями по линии КГБ служили, старший брат, вон, в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии числится… какая честь! А ты всего лишь сапёр.

– Взрывотехник, – возразил худой, хотя, как по мне так жилистый парень.

– Не одна ли хрень?

– Ну, как сказать? Мне второе больше нравится.

– Перебьёшься.

– Нет у меня тяги к сыску! Пробовал! Я просто с детства любил петарды. Фейерверки. Красиво же!

– Кощей, тебе десять лет? – раскрыл глаза унтер.

– Никак нет, господин прапорщик! Двадцать пять.

– Вот. Непутёвый ты.

– Спасибо, господин прапорщик.

– Не за что, – снова расплылся в блаженной улыбке пузан. – Обращайся, если самооценку поднять надо.

– Смирна! – гаркнул Бутерус, отчего парочка взвилась с лавочки и замерла передо мной, вытянув руки по швам.

– Господин поручик, прапорщик Неприведибеда и сержант Пахоруков прибыли для несения службы! – хорошо поставленным голосом доложил унтер.

«Осанка, плечи, подбородок – идеально. И куда только его животик пропал?» – подумал я. Сразу видно – кадровый служака.

– Прапорщик, а кто вы по специальности? – спросил я, так как в складках формы на плече не получалось рассмотреть нашивку.

– Пулемётчик, господин поручик, – ответил Неприведибеда, расправив рукав и продемонстрировав мне серебряный значок изображающий пулемёт.

– Понятно, – прошёлся мимо шеренги новичков я. – Сержант, со всеми видами взрывных работ знакомы?

– Так точно, господин поручик, – ухмыльнулся сапёр, что сильно мне не понравилось.

– А со взрывчаткой какой работали?

– А какой надо? С-12, М-31, Р-4 – все виды пластидов.

– А классика? – вставил свои пять копеек Бутерус.

– Конечно! Гексоген, тротил, тэн, нитроглицерин, – начал загибать пальцы Пахоруков.

– Отлично, – кивнул я. – Проверим?

– Прямо сейчас?

– А вы против, сержант?

– Никак нет, господин поручик, – вытянулся во фрунт Кощей. – Я всегда «за».

* * *

Полковой полигон при Рогове был просто местом для тренировки выносливости и скорости. Бегали, прыгали, стреляли по мишеням. Минимальные спецэффекты – взрывпакеты, автоматические брандспойты, да бочки с бензином. Всё! При Романове всё изменилось. Полковник натащил сюда самодвигающихся макетов, танков и бронетранспортёров в реальную величину, закупил несколько десятков пластиковых солдат и столько же гражданских, чтобы военные игры проходили азартно и весело. Всё двигалось, кричало, умаляло и бранилось.

Именно к одному из таких тренажёров я и притащил вместе с ребятами новичков. Железнодорожный мост, по которому, если надо, будет двигаться вереница танков.

Сержант Пахоруков таращил глаза от счастья и потирал ладошки, будто сорванец, попавший в лавку сладостей. Кстати, на левой руке между указательным и большим пальцем у парня располагалась татушка горящей шашки динамита, разбрасывающей вокруг искры.

– Алескеров, Побретухин! Притащите-ка под мост пару дюжин солдатиков, да установите точно вот сюда и сюда! – приказал я своим ребятам, указывая пальцем себе под ноги.

– Слушаюсь, господин поручик! – бросились выполнять мой приказ ефрейторы.

– В общем диспозиция такова, сержант, – продолжил я, обращаясь уже к Пахорукову. – Танки противника пересекают мост, под мостом идёт бой. Вот эти будут наши, а эти враги! Тебе нужно и танки обезвредить, и наших ребят спасти. Понятно?

– Понятно, господин поручик. Сделаем! – расплылся в улыбке взрывотехник. Стоящий позади него, Неприведибеда звонко хлопнул себя ладонью по лбу и помотал головой.

– Ах да! Я забыл! – будто добавляя нечто незначительное, бросил я. – Мост, должен остаться целым.

Позади мои ребята дружно присвистнули, понимая, что задачку я задал Пахорукову невыполнимую. Ну а что? Пусть покажет, что сможет сделать! Заодно и гонор свой спрячет. Половину сделает – уже хорошо.

Новичок, однако совсем не смутился. Даже наоборот, можно сказать, подпрыгнул от счастья. Что это с ним? Вместе с Барановым он слазил на мост, потом под мост, а потом несколько минут разглядывал железнодорожное полотно моста снизу.

– А почему «Кощей» можно спросить? – обратился я к сержанту, наблюдая за его странными манипуляциями.

– Да как-то так повелось, что у нас в роду все высокие и худые. Кожа опять же бледная. На сказочного персонажа из русских сказок похожи. Я вон и рыжий, и вылитая цапля, не находите? – расхохотался сапёр, проверяя детонаторы.

– Да не особо, – помотал головой я, всё же находя сходство Пахорукова с птицей.

Интересный персонаж к нам приехал.

– Всё готово, господин поручик! – вскоре уверил меня сержант. – Можно приступать?

– Уже? Ладно. Алескеров, запускай мост и танки!

Бронированные монстры, лязгая, медленно друг за другом поползли по мосту, а Кощей, удерживая в крепко сжатой руке детонатор с красной кнопкой, дождался момента, облизал большой палец, да и подорвал заряды.

Бах! Бах! Почти синхронно наверху хлопнуло и полотно только немного покачнулось, сбрасывая с себя танки, которые полетели вниз, приземлившись справа и слева от пластиковых болванчиков, изображающих «наших» и придавив к чёртовой матери «вражеских» солдат.

– Вот так да! Мастер! – раздалось позади, и я, вскинув руку к пилотке, приветствовал капитана Незабудку, наблюдавшего за представлением.

Ура! Кощея тут же подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух.

Когда страсти улеглись, я уселся рядом с сержантом на перевёрнутый танк и спросил:

– Где это ты так натренировался?

Пожав плечами, тот раз, другой моргнул глазами с белесыми длинными ресницами.

– Просто я счастливый человек, господин поручик. Моё хобби стало моей профессией.

– Понятно, – похлопал я Кощея по плечу, а затем крепко пожал ему руку. Добро пожаловать!

– Ну не всем же строить, командир? Кто-то и ломать должен, – произнёс Пахоруков, подмигнув мне. – К тому же, не разрушив старое, не построишь новое. Я прав?

19. Примипил

«Примипил» работал по целям короткими очередями – спокойно, размеренно, страшно. Если честно, я даже не знал, что этот старенький пулемёт, больше схожий внешним видом с «Циркуляркой Гитлера» времён далёкой Второй мировой войны, чем с машинками XXI и XXII веков, так может.

Опустив бинокль, я с довольной ухмылкой взглянул на стоявших рядом Шумкова и Устюгова. Пулемётчики качали головами и смущённо улыбались.

«Впечатлены», – подумал я. А ведь они лучшие в нашем полку.

– Что скажите?

– Чего тут сказать? – медленно растягивая слова, произнёс Никита и почесал кончик носа. – Он, наверное, и побрить из пулемёта может. Мы так точно не умеем.

– Верно, – согласился с товарищем Максим Устюгов, спрятав руки в карманы. – Я, между прочим, «Примипил» не люблю. Скорострельность так себе, отдача, тяжёлый. А прапорщик вон как из него ловко садит. Мастер.

«Двадцать третий век подходит к концу, а мы всё используем технологию, придуманную столетия назад», – подумал я, глядя на шагавшего к нам по полигону и счастливо щурившегося от солнца прапорщика Неприведибеду с оружием на плече.

Как там в руководстве по эксплуатации? «Кусок металла, направляемый посредством ствола и летящий вперёд с определённой начальной скоростью в желаемом направлении…». Не устаревает.

Умные пули, сами несущиеся в указанную цель, себя не оправдали. Оказывается, все мечты фантастов были тщетными, и развеяли эти придумки именно военные. Нет, в фантазиях-то всё отлично получалось – навёлся на объект и выпускай хоть в воздух всю ленту или магазин, не промахнёшься. А на практике выходило, что реальный бой это тебе не компьютерная симуляция, где все риски учтены, и от самонаводящихся кусочков металла пользы нет, только жертвы лишние. В суматохе сражения никогда не угадаешь, что возникнет на пути летящей смерти, что станет для неё препятствием в динамично меняющейся обстановке, да и как поведёт себя цель, тоже поди разбери. Противники твои, кстати, не дураки, и могут использовать электронные средства борьбы, сводящие на нет все старания. В общем, отказались от этих умных помощниц в пользу классических пуль. И не пожалели. Поэтому надобность в хороших стрелках с годами не переводилась.

– Отлично, прапорщик, – похлопал я по плечу вытянувшегося передо мной унтера. – Принимайте под своё начало наших пулемётчиков. Степан Петрович, а вы давно в армии?

– Так почти всю жизнь, господин поручик, – ответил Неприведибеда, опуская пулемёт на землю. – Как записался в восемнадцать годиков в 223-й пехотный, так и ползаю по империи с этой штуковиной. Сейчас-то мне уже пятый десяток пошёл.

Валера рядом уважительно покачал головой. Что тут сказать? Настоящий ветеран.

– Объявляю вам благодарность за отличную стрельбу. Поговорю с ротным. Чтобы с занесением в личное дело. Отдыхайте.

– Рад стараться, господин поручик! – щёлкнул каблуками прапорщик и подмигнул замершему у деревьев Кащею, от нечего делать болтавшемуся по полигону вместе с нами.

* * *

Незабудка по секрету сообщил мне, что 7-му драгунскому с лёгкой руки Его Величества присвоили литеру «Б». Что это за «Б» такое? Буква эта означала принадлежность полка к частям постоянной готовности. Не гвардия, конечно, но получали такой статус подразделения, побывавшие в пекле, выстоявшие и приобретшие немалый опыт.

Вот же радость подвалила! То-то, я смотрю, денежки к нам потекли рекой. Премии, новые казармы возводить начали (хотя и старые были вполне себе), шагоходы с нуля прибыли (в недавно возведённый ангар), а ведь раньше ждали годами. И не какое-то там старьё, а последние модели – «Барсуки-М» и «Кочевники». Дюжиной машин пока командовала Петрова, однако полковнику обещали в скором времени прислать офицера званием повыше, который и возглавит пилотов.

Такое внимание к нашему полку многих обрадовало. Кроме меня. Неужели только я понимал, что и спрос с нас явно будет больше? Иначе зачем бы к нам прикрепили эскадрилью истребителей Бестужева. Бесплатный сыр, как известно, только в мышеловке бывает.

Нет, не думайте, я трусом не был. Служить был горд и жизнь отдать за империю готов, но служба службе рознь.

С недавних пор Романов стал ходить на тренировки моего взвода. Просто придёт, сядет и смотрит. Иногда в компании своего заместителя Румянцева, чаще один.

Всё дело был в том, что я натаскивал своих ребят по схеме «Т301». Если занятия других рот полка продолжались с раннего утра до обеда, то мой взвод после обязательного сончаса возвращался на полигон в три, продолжая упражняться до половины шестого. Естественно, что занятия я чередовал таким образом, чтобы парни не слишком выматывались.

Незабудка мне этого не запрещал, при условии, что бойцы согласны. Унтеры и ефрейторы мои были «за», новобранцев никто особо не спрашивал.

В основном я налегал на занятия по выносливости, стрелковую подготовку и ведения боя в городских условиях. Мы даже специальный мини-полигончик без крыши из подручных материалов сделали, чтобы я, находясь на втором этаже казармы мог наблюдать за действиями своих солдат. Нет, конечно, можно было бы выехать на настоящий полигон и поработать там в условиях нормального города и каменных стен (а не дерева и картона). Но, во-первых, это время, а во-вторых, всё что было необходимо усваивали и здесь. Слаженность действий подчинённых в боевых условиях была моей основной заботой.

Сегодня я решил привлечь к тренировкам Елену Прекрасную, чтобы освежить в памяти взвода тактику взаимодействия пехоты с шагоходами. Петрова была не против, и вот уже битый час мои ребята, разделившись на две команды, под прикрытием роботов брали воображаемый объект, а потом защищали его.

Потягивая апельсиновый сок из картонной коробки, полковник сидел рядом.

– Поручик, готовитесь к уличным боям? – спросил меня Романов, громко втянув напиток через трубочку. – Снова? Серьёзно?

Этот вопрос будто был с подвохом. По крайней мере так мне тогда показалось. Поправив сдвинувшуюся на груди орденскую планку, я ответил:

– Просто хочу, чтобы в следующий раз мы не совершали глупых ошибок и действовали эффективно.

Ещё пару раз противно пошвыркав трубочкой и убедившись, что драгоценной жидкости уже нет, полковник смял коробочку в кулаке и поставил на лавочку передо мной.

– Что ж, похвально, Виталий Константинович, похвально. Продолжайте в том же духе.

Романов развернулся и ушёл, а Румянцев, в этот раз сопровождавший командира, наклонившись, прошептал мне на ухо:

– Скоро к нам приедет личный посланник императора.

– Для чего? – удивился я, поглядывая на смятую коробочку апельсинового сока.

– Будет показывать вам тактику действия штурмовиков. Говорят, большой специалист в этой части. Настоящий офицер, не паркетный. Его Величеству кажется, что нашему полку лишним это не будет.

– У нас будут свои штурмовики? – только сейчас сообразил я. – Правда?

– Не исключаю такой вариант, – заговорщицки подмигнул мне подполковник. – Но я этого тебе не говорил.

– А кто приедет?

– Говорят, капитан из гвардии. Иванова какая-то.

20. Тревога

За окном штабс-капитан Вышаковский – командир роты шагоходов, за что-то отчитывал Петрову как девчонку. Пилот сжала губы в тонкую линию, вытянула руки по швам и пока молчала.

Мне штабс тоже, кстати, не нравился. С ним невозможно было ни о чём договориться. Совместные тренировки только через рапорт на имя Романова, высокомерен был не в меру, да ещё чуть что – сразу бежал жаловаться Румянцеву. Нет, ну у самого ни одной стоящей награды, а орёт на боевого офицера. Неправильно это.

– Обыкновенный вывих. Перелома нет, – сказал Воропаев, рассматривая снимок только что появившийся из щели медицинского сканера. – Три дня не беспокоить, и будет полный порядок.

– Спасибо, доктор! – улыбнулся Илья, пошевелив пальцами ноги.

– Как ты умудрился повредить ногу в «Покрове», там же усилители? – спросил доктор, опускаясь на стул.

Пожав плечами, солдат ответил:

– Спрыгнул на полигоне со стены.

– С какой высоты? Пять метров для усилителей – раз плюнуть.

– Со стены? Со стеночки. С двух метров, – пояснил я, думая о том на сколько хватит терпения Елены Прекрасной (бровки-то, вон, уже хмуриться начали). – Не удивляйтесь, Владимир Александрович, рядовой Панкрухин у нас уникум. Он и на Малиновском сумел сразу две пули в задницу получить, и больше ни одного ранения.

– Больно было, между прочим, – пожаловался Илья, расправляя штанину и пододвигая к себе ботинки.

– Так конечно. Это же пули, а не мамкины шлепки.

«Так, кажется, сейчас будет буря», – подумал я, поворачиваясь ко входу.

Трам!

– Козёл!!! – хлопнула дверью медчасти Петрова так, что мензурки и бутылочки в шкафах подпрыгнули, жалобно звякнув. – Сказал рисунок с шагохода смыть! Чем он ему помешал?!

Взглянув на Воропаева, пилот опустила глаза вниз.

– Извините, господин камер-майор, не сдержалась.

– Панкрухин, свободен! – прикрикнул я на развесившего уши рядового. – Передай прапорщику Бутерусу, что три дня тебя физическая подготовка не касается. Садись теорию учить.

Когда Илья покинул медчасть, тщательно скрывая радость, Воропаев кивнул мне и повернулся к поручику.

– Ничего страшного, Елена Вениаминовна, – улыбнулся доктор. – Андрей Станиславович у нас служил в показательно-образцовом гарнизоне на Тургеневе. Туда очень любил наведываться покойный батюшка нашего государя императора. Там всё красиво, по линеечке, в соответствии с регламентом.

– Оно и видно, – раздражённо бросила пилот.

Доктор тем временем продолжил, записывая что-то в электронном журнале:

– В боевых действиях никогда не участвовал. Зато человек сугубо исполнительный, устав знает назубок. Надо терпеть, не думаю, что он здесь ненадолго.

* * *

Покинув медчасть, мы с Еленой прогуливались вдоль «Аллеи славы» нашего полка. Справа возводили новый корпус казарм, слева закрытый корт, бассейн и спортзал – три в одном.

– А вот твой Горелов, фельдшер, он случайно не родственник подполковника Горелова Викентия Павловича?

– Преподавателя Академии?

– Да, – толкнула меня плечом Петрова.

– Племянник. Он, кстати, у меня тоже курс по внутренней безопасности читал, – сказал я, отдав честь проходящему мимо Минутке. – Хороший дядька.

– Хороший, – согласилась Елена, и взгляд её рассеялся, будто она погрузилась в воспоминания.

– Господин поручик! Господин поручик! – за нами бежал ефрейтор из Четвёртой роты с повязкой дежурного на плече.

– Что такое?

– Вам там звонок, из дома! Срочный! Мы вам звоним, звоним на коммуникатор, а вы не отвечаете.

– Чёрт, я его, кажется, забыл в раздевалке. Спасибо, ефрейтор. Можешь идти.

– Слушаюсь!

Я было хотел попрощаться с Еленой, но она даже не остановилась, так и шла по аллеи в сторону столовой. Пожав плечами, я бросился в Пункт связи.

* * *

– Что у вас там происходит? – голос мамы я услышал даже раньше, чем увидел её озабоченное лицо.

– А что у нас происходит? Вроде всё нормально.

– Это ты меня успокаиваешь? Скажи мне правду!

– Так давай по порядку, – успокаивал маму я. – В чём дело?

– Я отцу твоему дозвониться не могу, – в голосе мамы явно слышалось беспокойство.

– Так не в первый раз. Вылетел куда-нибудь. Может, даже…

– Виталий, не перебивай меня!

– Ладно-ладно. Молчу.

– Отцу дозвониться не могу, хотя сегодня у него ВЫХОДНОЙ, и мы договорились связаться В ПОЛДЕНЬ. Как будто ты не знаешь, что папа слово держит. ВСЕГДА! А Дима вообще не доступен. На другом конце автоответчик включается, и всё.

– На Суворове? Серьёзно?

– Да. Я пять раз уже звонила.

«А вот это уже странно», – подумал я. Когда это в главной Учебке спецназа не брали трубку? Там же должен быть хоть кто-то – столько народу со всей империи учится.

– Мам, у нас всё нормально. Никакой тревоги. Честно. А в новостях что?

– Слушай, кому ты рассказываешь? – мама всплеснула руками и нахмурилась. – Причём тут новости? Я, между прочим, поручик, полковник инженерной службы, а не гражданский. Случайности не случайны!

Да, про новости это я ляпнул зря. Может быть, мама и правда права. Паникёршей её точно нельзя назвать, да и есть наверняка, что-то ещё кроме интуиции и материнского предчувствия.

Понаблюдав эмоции на моём лице, полковник инженерной службы убедилась в своей правоте и поспешила попрощаться:

– Держи меня в курсе! Будь на связи! Ты понял?! И не вздумай мне там погибнуть! Голову оторву!

Экран погас, и я, хмыкнув, почесал в затылке, пытаясь осмыслить услышанное.

В этот момент над базой раздался сигнал тревоги.

21. Писец

На этот раз никакого общего собрания не было, и в кабинете командира полка Романова собрались только офицеры. Даже унтеров оставили за бортом.

Нервно пройдясь туда-сюда перед рабочим столом, стоящим прямо посередине шкуры Шестиногого носорога, обитавшего только на Пржевальском (говорят, тварь не только быстро бегала, но и прославилась своей агрессивностью), Юрий Семёнович произнёс:

– Ситуация, господа офицеры… просто пиздец!

«Ничего себе! Не разу не слышал, чтобы Романов ругался матом», – подумал я, разглядывая головы экзотических чудовищ, висевших на стене.

– Да, да! Именно так, а не иначе! И не осуждайте меня за ненормативную лексику, ибо вы ещё не всё знаете!

Подполковник Румянцев, замерший у окна, согласно кивал головой, как бы подтверждая слова своего командира.

– Думаю, все знают, что в последние двадцать лет уже традицией стали Военные игры, проходящие раз в три года на Самусенко. Устраиваются они по инициативе главкома Реброва и проводятся с большим размахом. Лучшие из лучших со всех концов империи соревнуются друг с другом за звание воинской элиты.

Офицеры, сидящие на раскладных стульчиках рядом со мной, согласно закивали. В том числе и Воропаев, обменявшийся со мной взглядом. Владимир Александрович что-то рисовал карандашом в бумажном блокноте с отрывными листами.

– На планете даже построили специальный купол – чудо инженерной техники, который способен имитировать любую погоду и климат для участников, – дополнил шефа подполковник. – В этом году и закончили. Должно было состоятся торжественное открытие, даже дядя императора быть обещал…

Карандаш Воропаева на секунду замер и камер-майор, уставший от долгих вступлений, перебил Румянцева:

– Они мертвы?

– Слава богу, нет, Владимир Александрович! – всплеснул руками Романов. – Они удерживаются неизвестными в недрах купола. Его просто закрыли, а они внутри!

– Террористы установлены? – спросил полковника Незабудка, постукивающий планшетом по подошве ботинка. Ротный мой тоже переливать из пустого в порожнее не любил.

– Нет, – ответил Румянцев. – Даже никаких требований не выдвигают. Но это ещё хуже!

– Почему? – удивился Воропаев.

– Так князь Пётр Павлович вместе с группой журналистов, в том числе и иностранных, прибывает на Самусенко завтра утром, и, если ситуация не изменится, будет такой скандал!

– То есть дядя императора не внутри? – привстал со стула мой ротный.

– Он задержался на Витте и опоздал на церемонию.

– А, может, послать туда спецназ с Суворова? – предложил со своего места штабс-капитан Вышаковский, подняв как в школе руку.

– Не можем, – отрицательно помотал головой Романов, горько вздохнув. – Они все там. Точнее они внутри купола. Ближайшая команда со Старчака прибудет на место только завтра к вечеру. А это слишком поздно.

«Ох, уж этот юркий белый пушистый зверёк», – подумал я с тоской, уже ясно понимая, чем всё сейчас закончится.

Романов тем временем продолжил. Спрятав руки за спиной, он остановился напротив наших стульчиков и со слезящимися от рвения глазами заявил:

– Нужно срочно освободить запертых в куполе генералов, а также отряды лучших спецподразделений империи до завтрашнего утра. Его Императорское Величество, лично просит 7-й драгунский спасти честь империи.

По кабинету пробежал возглас удивления и… умиления что ли. Некоторые офицеры даже с мест соскочили, не удержав эмоций. Ну как же, сам император нас попросил!

Оглянувшись на Воропаева, я увидел, что он, с бесстрастным выражением на лице, всё ещё продолжает что-то рисовать. Много бы отдал, чтобы узнать, что именно. Будто прочитав мои мысли, доктор вырвал листок и сложил из него самолётик.

– А план-то хоть какой-то есть? – лениво пережёвывая слова, бросила Петрова заслужив неодобрительный взгляд со стороны своего нового командира.

Будто не заметив тона Елены Прекрасной, Романов улыбнулся и закивал:

– Конечно-конечно. Нужно захватить Операционный центр, располагающийся на мысе Красной цапли. Террористы там. Они никогда не смогли бы контролировать такую крупную планету как Самусенко и сосредоточились на одной цели. Объект недавно был построен, и местная охрана не смогла оказать должного сопротивления.

Поймав послание камер-майора, я развернул листок. «Не ладно что-то в датском королевстве» – было написано над головой смешного человечка в короне и мантии, у ног которого валялся старинный меч и кубок с разлитым вином.

– Они точно знали время, когда все соберутся внутри купола. Вы не находите это странным? – задал вопрос, витавший в воздухе, Минутка.

– Находим, но этим будет заниматься Комитет, – прервал майора Румянцев.

– Раньше надо было этим заниматься, – буркнул под нос, сидевший позади меня Кирпичёв, стукнув себя кулаком по колену.

Полковому особисту, как всегда, всё не нравилось. Впрочем, осуждать его было сложно, так как прогнозы капитана обычно сбывались.

– К сожалению, у террористов имеется даже ПВО и глушилки радиосвязи. Крупные силы высадить на мыс не получится. Поэтому всю ставку мы сделаем на десантную группу, которая захватит Центр, пока мы будем отвлекать противника. Усиленный взвод пехоты и шагоходы для прикрытия уничтожат ПВО, и тогда истребители штабс-капитана Бестужева зачистят территорию.

Позади полковника в воздухе возникла голограмма, пошагово проиллюстрировавшая слова Романова. Мультик получился классный, с оптимистичным «Мы победили!» в финале. Жаль, в жизни так не всегда выходит.

Юрий Семёнович сделал три крадущихся шага в мою сторону и замер прямо напротив моего стульчика. Головы офицеров повернулись в мою сторону.

Как же плохо быть догадливым. Ни тебе сюрприза, ни нормального удивления. «Познания умножают скорбь» – кажется так в книге Экклесиаста написано?

– На роль командира десантной группы, господа офицеры, я рекомендую поручика Корсакова! – проскандировал (да, именно так) наш шеф. – Думаю, многие со мной согласятся – лучше кандидатуры в нашем полку не найти.

Черт! Я так и знал. Ох, мама, мамочка, ты будто в воду глядела.

Разглядывая расплывшегося в улыбке полковника, я выдал в ответ дежурное выражение лица из категории «так точно, всегда готов и счастлив», поднялся с места, щёлкнув каблуками, и вытянулся по стойке смирно.

– СЛУЖУ ИМПЕРИИ!

Нет, а что вы думали я скажу? Приказы не обсуждаются. Приказы выполняются.

22. Страховщик

И на старуху бывает проруха, конечно, но, чтобы вот так просто запереть в каком-то куполе генералитет империи и лучших из лучших… Дело тут нечисто.

Операция «Супница» (ха-ха, мне тоже смешно) должна была пройти в несколько этапов. Сначала наш полк высаживался за пределами мыса Красной цапли и начинал готовиться к штурму. По крайней мере так должно было казаться террористам со стороны. Затем, по расположению противника с орбиты планировалось нанести удар из орбитальных орудий «Горчакова». Понятно, что рисковать заложниками внутри центра никто не собирался (да и оборудование ломать не стоило, кто знает не захлопнет ли оно тогда купол насовсем) и действие это носило скорее характер устрашения, чем реальной угрозы. Линкор просто пройдётся пунктиром по краю позиций и всё. Может, повезёт и удастся подстрелить что-то.

И только после этого должны были выйти на сцену мы, точнее я и мой взвод. При поддержке шагоходов штабс-капитана Вышаковского, конечно. В дальнейшем Бестужев клятвенно пообещал систематически нервировать террорюг вместе со своими летунами, пока не будут выведены из строя установки ПВО, установленные в трёх точках под стенами центра.

Моё предложение сбросить нас на поверхность Самусенко на «матрацах» было горячо поддержано начальством. Жаль, в неубиваемую капсулу роботы не влезут и им придётся надеяться на удачу, и собственную броню.

Героически пытаясь удержать завтрак внутри желудка во время спуска с линкора, я думал о том, что позывной с лёгкой руки Елены Прекрасный нам достался неплохой.

– «Пират» – это «Горчаков», как настроение?

– Всё нормально, спускаемся, – ответил я, посмотрев на побледневшие и не слишком радостные рожицы Баранова и Алескерова, с которыми разделил «Матрац».

– Ваши уже внизу. Разворачиваются. Террористы подтянули часть сил к южной оконечности мыса, так что наши ожидания оправдались.

– Вас понял.

– Да, Пират, и ещё. Возле здания старого планетария, он как раз на вашем пути будет, идёт бой. Не слишком интенсивный, но всё же кого-то не добили. Учтите.

– Обязательно.

Чуть помолчав, словно подумав, голос на том конце добавил:

– Залп через десять секунд. Постараемся стрелять точнее. Ну, а потом вы. Удачи, парни.

Связь скрипнула и пропала, а я подумал, что наша высадка напоминает абордаж, отсюда и «пират», наверное. Или Елена знает обо мне больше, чем я думаю?

* * *

Я в первый раз видел, как стреляют орбитальные артиллерийские остановки. Гудение проносящихся мимо снарядов нам было слышно даже через толстую скорлупу капсулы. Не хотел бы я сейчас быть на месте террористов.

«ВНИМАНИЕ! ДО ВЫСАДКИ 67, 66, 65, 64…»

Включив внутреннюю связь, я подвигал мышцами лица, чуть онемевшими от нагрузки.

– Говорит командир, приготовиться! Действуем по плану. Прапорщик выполняет свою задачу. Поехали!

Выбив погнувшуюся дверь капсулы, мы выбрались наружу, чтобы собственными глазами увидеть, как один из «Брекетов», в которых приземлялись шагоходы, разорвался над нашими головами. Никакая броня его не спасла. Стало горько, и мысленно я надеялся, что погибла не Петрова.

Та-та-та-та-та! Вражеский пулемётчик стегал плёткой по вонзившемся в землю цилиндрам, но стрелок был слишком далеко, чтобы уничтожить нас. «Покровы» обеспечивали необходимую защиту.

Впереди застрекотали «Дрозды» и другие штормовые винтовки. То ли противник пользуется трофейным оружием, то ли вооружён стандартным имперским. В симфонии смерти преобладали «Стакатто», «Дятлы» и вышеупомянутые «Дрозды».

Разделившись на четыре группы, командирами которых стали я, Бутерус, Неприведибеда и Богачёв, мы пошли в атаку. У нашего волшебного пулемётчика была особая задача – оседлать планетарий и оттуда прикрывать нас.

В сторону позиций противника летели «Фестивали» – дымовые гранаты в состав которых входил коктейль, ухудшающий работу сканеров и приборов наведения. Ещё сто пятьдесят лет назад, посредством установки на приборы ПЭУ мы научились бороться с электромагнитными импульсами и вернулись к хорошо забытом старым, надёжным технологиям.

Уже при подходе к белому куполу Старого планетария начали работать ещё три пулемёта, но в этот момент нас нагнали машины Петровой, за которыми мы и пристроились, укрывшись от интенсивного огня. Да, да, поручик осталась жива и вела в бой шагоходы, а вот Вышаковского в его зелёном «Барсуке» под номером «одиннадцать», я не видел.

Разведка не обманула. Террористы действительно вырыли окопы в грунте между зданием Операционного центра и небольшим сквериком с симпатичными деревьями, и лавочками вокруг планетария. Просто и эффективно. Если бы у нас не было шагоходов.

Шух! – мимо промчался снаряд стационарной противотанковой установки, который, взрезавшись в землю за нашей спиной, на секунду заслонил от нас свет солнца.

– Командир, у нас проблема, – ожил канал личной связи с Бутерусом. – Тут вокруг Планетария их несколько десятков. Они его окружили. Даже ракетную установку прикатили.

– Вижу уже. Объект нам нужен. Это единственное высокое здание в округе помимо основной цели. Берём его штурмом, – приказал я прапорщику, переключаясь на волну Петровой.

– Лена, зачисти окопы. Я стягиваю своих к Планетарию.

– Ага, – коротко бросила пилот, прямо в этот момент раздавив одного из противников в кашу.

Подстриженные роботами-садовниками изящные деревья, пылали потрескивая и рассыпая искры перед зданием возле стен которого развернулся нешуточный бой. Воспользовавшись тем, что кто-то из выживших отвлекал на себя часть террористов, мы безжалостной косой прошлись по их позициям.

Устюгов, Шумков и Неприведибеда прижимали террористов к земле, а мы бросками гранат и длинными очередями превращали сквер в кладбище.

Не ожидая такого натиска, противник начал отступать, оставляя на земле трупы товарищей.

– Степан Петрович, занимайте высоту! Обо всём что увидите сообщайте немедленно. Паша! Ищи себе место! Алескеров тебе в помощь! – на ходу раздавал указания я, поднимаясь по мраморным ступеням, ведущим к зданию с изображением созвездия Малой и Большой медведицы.

Уже было намереваясь постучать кулаком в створки, измятые многочисленными попаданиями из штурмовой винтовки, я замер, услышав шум внутри.

Крак! Дверь распахнулась и наружу вышел мужчина лет сорока (может, чуть больше) в гражданском синем френче. Среднего роста, жилистый блондин, старый шрам на лбу – такие остаются, когда в шлем попала пуля, убить не убила, но приложила конкретно. В серых глазах огонёк, в руках всё тот же «Дрозд».

– Приветствую пехоту.

– Аналогично, – ответил я, обратив внимание, как собеседник держал оружие в руках. Спокойно, обыденно.

– Вы кто?

– Зяблов Вячеслав. Дознаватель страховой компании.

Позади мужчины показалась испуганная женщина и бабуля предпенсионного возраста. Судя по голографическим бейджикам, работники планетария.

– Ага! Мы поняли, – подняв забрало шлема, ухмыльнулся Бутерус. – Просто страховщик.

– Дознаватель! – поднял палец вверх Зяблов, рассмеявшись. – Нет, ну правда. Я документы сюда привёз. А тут они.

На крыльце лежало три трупа в неизвестных мне защитных костюмах. И убиты они были не моими ребятами.

– А когда это у страховщиков штурмовые винтовки табельным оружием стали? – не уступал Валера. – У гадов этих одолжили или у охраны центра?

Позади нас пробежали Побретухин и Вихневич тащившие автоматическую турель «Гном» и боеприпасы к ней.

– Ворон и кинжал на запястье, – показал подбородком я на татуировку на запястье Зяблова, выглядывающую из-под перчатки без пальцев. – Разведка?

– Когда-то. Давно, – кивнул тот. – Поручиком уволился.

«Всего лишь поручиком?» – удивился я и хотел было задать ещё пару вопросов, но…

Шум, раздававшийся за сквером, резко усилился, и в шлеме зазвенел холодный голос Петровой. На этот раз без сарказма, смешков и чёрного юмора. Видно, всё плохо.

– Поручик, они нам тут сюрприз приготовили. В общем, тебе не понравится.

– Пояснишь?

Пояснений не потребовалось. Ответом мне стало видео, сброшенное Барановым на командирский планшет.

На фоне Операционного центра к нам двигалось два десятка шагоходов без опознавательных знаков и не менее шести десятков пехоты. Где они их прятали-то?

– Занимаем окопы! – прокричал тут же я, надевая шлем на голову. – Патроны экономим! Паша, работай! Как никогда работай!

Когда залп мелкокалиберной пушки их шагохода ударил в крыльцо, откалывая от него куски белого с блёстками камня, нас там уже не было.

Вот теперь, в настоящем окопе, в окружении товарищей, задравших головы на металлических монстров и выцеливающих очередную жертву в цепи вражеской пехоты, я точно ощутил себя одним из двадцати восьми панфиловцев. Только вот загвоздочка. Было нас вместе со страховщиком всего двадцать пять.

Опять же у ребят шагоходов не было, а у нас целая дюжина. В общем, поживём ещё.

23. Не отступать и не сдаваться

Прямо под ноги мне сыпались отстрелянные кассеты от автоматических турелей. Установить их, как полагается, времени не было, и поэтому работали «Волхвы» и «Гномы» в нештатном режиме.

Пехота противника сначала пряталась за шагоходами, но, оказавшись неподалёку от наших позиций, была вынуждена подставляться под меткие выстрелы (мои ребята, кстати, тренажёр на прошлой неделе дважды победили!) Правда, не так часто, как хотелось бы. Всё бы было хорошо, если бы не реактивный гранатомёт, долбивший по нам с завидным постоянством. Половина окопов уже приказала долго жить. Так кажется раньше говорили? Сканер, которым Алескеров фиксировал старт заряда, предупреждал взвод об атаке, но уходить приходилось быстро-быстро.

Тяжёлая пуля пробила бруствер и угодила в правую ногу стоявшему рядом со мной Зяблову. Я думал – всё, сейчас заорёт и истечёт на глазах кровью. А тот даже бровью не повёл.

– Протез? – спросил я, опустошая магазин в террориста, который взмахнул руками и стал валиться на бок.

– Девять лет уже.

Тадах-тадах-тадам! – новый залп заставил нас упасть на дно углубления в грунте, да ещё и землёй присыпал.

– Да уберите вы эти гранатомёты! – заорал я, снова забыв, что все и так прекрасно меня слышат, а затем высунул ствол штурмовой винтовки из окопа, выпуская в сторону противника длинную очередь.

– Командир, я их не вижу, – спокойно сообщил мне Паша. Я прямо представил себе, как он сейчас выцеливает очередного гада. – Они из-за стены палят. Навесом.

Шагоходы Елены Прекрасной впереди сошлись в рукопашной с противником, пытаясь остановить волну прущих на нас роботов. Пару наших машин уже валялось на земле. В одной кабину разворотило так, что мысль о спасении пилота сразу улетучилась.

Ничего удивительного. Одиннадцать против двадцати – слишком неравный счёт. Машины противника, не связанные боем, обходили «петровские» с боков и обстреливали их из всех орудий.

«Где же Бестужев?» – подумал я, бросая гранату в группу врагов.

Крупнокалиберные пулемёты «Волхва» заглохли, «Гном» ещё палил из скорострельной пушки, но скоро и он замолчит. Вот тогда нам наступит капут.

Словно услышав мои мысли, над нами пролетела тройка истребителей. Сразу две машины террористов задымились, а десяток бойцов попадал на землю. Жаль, успех закрепить не удалось – в небо сразу взвилось несколько ракет, вознамерившихся поиграть в догонялки с «Канцлером». Именно такой позывной был у штабс-капитана.

И вдруг я замер на месте. Что-то мне сильно не понравилось. Что-то совсем не бросающееся сразу в глаза, но такое… важное.

– Богданов, быстро выведи мне изображение с «Горчакова» на планшет! – затараторил я.

– Что не так, поручик? – Зяблов склонился над одним из наших солдат не подававшим признаки жизни.

– Они нас просто задерживают, – пояснил я, гоняя пальцем изображение на гибком экране. – Смотрите, как они разместились! Да у них достаточно сил, чтобы смести нас, а они просто держат линию обороны, дают своим время…

–… что-то сделать! – понял меня страховщик, снимая с мёртвого солдата «Покров» и ловко надевая на себя, словно каждый день это делает.

– Верно! 44-й! Лена! Отведи своих к нам! Выстраиваемся в клин! Помнишь, как во время тренировок? Вы снаружи нас прикрываете!

Новый залп отбросил меня от Зяблова, а по шлему застучали комья грунта.

– Что не так? – Петрова сбила с ног кулаком подобравшийся к ней сзади шагоход в серо-зелёную полоску, а затем развернула его мордой в землю, дав залп из пушки по защитным панелям на спине.

– Они нас просто маринуют! Время тянут! В центре что-то творится!

– Сообщи нашим, – второй залп добил противника (что и не удивительно с такого расстояния) под ногами Елены, и наши роботы стали отступать, огрызаясь короткими очередями и струями напалма, плавившими броню.

На виртуальном дисплее я уже пару минут как наблюдал красный значок прерванного сигнала. Вот тебе и линкор на орбите. А где же обещанная бесперебойная связь?

– Связи нет.

Клин, внешняя линия которого состояла из шагоходов с нами внутри, двинулся в сторону террористов. Я даже пулемётчиков и Баранова с верхотуры снял (гранатомётчики всё равно к ним пристрелялись уже).

И тут такое началось!

Террористы вгрызлись в нас словно псы. Никогда даже не представлял, что такое может быть. Здесь и не пахло гонораром, тут было что-то… личное что ли?

И всё-таки мы прорвались. Мне раз пять попали в броню. И «Покров» уже дважды засадил мне уколы, отчего я чувствовал себя энергичным, но немного тяжёлым. Каждый шаг отдавался гудением в голове.

Бам! Выбив дверь, мой взвод ворвался внутрь. Здесь нас встретило только четверо противников. Всех остальных, видно, выгнали наружу. За пару секунд расстреляв стрелков, мы бросились к матово-чёрному пульту у дальней стены.

Богачёв что-то там смотрел, нажимал, а снаружи Лена сражалась не на жизнь, а на смерть. Ребята погибали, но не сдавались. Пафосно? Идите вы в жопу!

– Они пытаются включить в куполе систему пожаротушения! – завопил сержант, сбрасывая на пол шлем. – Там же газ, который…

– Солдаты в шлемах! – перебил техника я. – Смогут дышать.

– Да, но не все же. К тому же насколько хватит воздуха в защитных костюмах? Вряд ли генералы в броне, они скорее при полном параде.

– С медальками, – брякнул Зяблов, наклонившись над панелью управления.

– Отмени команду! – потребовал я, понимая, что веду себя как ребёнок, будто он сам не знает.

Богачёв взмахнул руками и прикусил губу от злости. На висках парня вздулись вены.

– Не знаю кодов, господин поручик! И осталось всего пару минут до сработки.

– Господи, да вырубите вы её просто! – закатил глаза Зяблов, а затем обежал зал и остановился возле пучка проводов, уходящих вниз.

В руках у него оказался «Секатор», и, вжикнув, лезвие, обманчиво легко прошлось по проводам и кабелям. Свет в зале мигнул и погас.

– Так просто? – удивился Панкрухин за спиной. – А аварийка?

– Она здесь же. А зачем усложнять? – пожал плечами страховщик, целуя автоматический нож словно старого друга.

* * *

Поняли ли эти гады, что мы отрубили Операционный центр или нет, не знаю, но нас они точно решили прихлопнуть.

Соорудив примитивные баррикады изо всякого барахла, мы ушли в глухую оборону и уже почти полчаса огрызались одиночными выстрелами. Только благодаря нашим пулемётчикам пехота террористов на время потеряла к нам интерес.

Из наших шагоходов в рабочем состоянии остался только командирский с орком на боку и ещё парочка калек. Остальные сошли с дистанции по разным причинам. Стрелять же продолжала только Петрова.

Баранов всеми силами старался помочь поручику, но и у него боезапас был не вечен. В конце концов, ефрейтор показал мне последний патрон и закинул винтовку за спину, вооружившись дробовиком. Позади нас в фойе центра рядком лежали шестеро наших товарищей.

«Барсук» Елены Прекрасной был словно ветеран на ринге в окружении молодых рвущихся в бой бойцов – поцарапанный, с трещиной посередине купола, прижимающий к корпусу повреждённый правый манипулятор и хромающий на одну лапу. Но даже в таком состоянии Петрова нокаутировала ещё одного противника, раздавив четырёхпалой ступнёй кабину угловатого «Туарега».

Это победа стала последней каплей терпения. Слитным залпом противник опрокинул роботов, прикрывавших Елену с боков, и сразу три шагохода вцепились в машину доваторки. Вот и левая конечность с огнемётом оказалась оторвана, а в купол врезалось сразу пару стальных кулаков весом в десяток тонн.

– Чего она не катапультируется? – ойкнув, спросил Панкрухин, оторвавшись от прицела.

Только после слов Ильи я вспомнил утро накануне отлёта.

– У неё же капсулы аварийного катапультирования нет! Она её сняла, чтобы боезапас расширить! – заорал я и бросился под огонь противника.

Самый глупый поступок в моей жизни. Тем не менее я оказался в нём не одинок. Справа и слева от меня встали Баранов с дробовиком и Шумков с пулемётом. Секунда и рядом возникли Устюгов и Побретухин с Вихневичем. Наш маневр был настолько безрассуден и глуп, что неожиданно дал результат.

Словно газонокосилка, мы пролетели до места схватки роботов и подхватили на руки окровавленную женщину, спускающуюся из люка. Машина её доживала последние секунды.

Клац! – нога «Гремлина» опустилась совсем рядом, и земля задрожала под ногами. Бам! – ещё один «Гремлин» специально топнул лапой по нам, но промахнулся.

Тра-та-та-та-та! – погнавшаяся было за нами пехота залегла, потеряв тройку бойцов из-за того, что Степан Петрович выпустил по ним непозволительно длинную очередь.

Бегом! Бегом!

Когда уже мне казалось, что смерть нагнала нас, позади мелькнул «Филин» с «тройкой» на фюзеляже. Серия выстрелов превратила один из шагоходов противника в огненною вспышку, а второму оторвала ногу. Машина беспомощно опустилась на колени, и только расставленные в стороны манипуляторы удержали её от падения.

Впрочем, ненадолго. Позади грохнул выстрел, и пуля из крупнокалиберной винтовки угодила под мышку шагоходу. Ш-ш-ш! – зашипев, тот вспыхнул и со скрежетом рухнул на землю, раздавив одного из своих раненых солдат.

– Последний патрон, командир, – сообщил Баранов, отбрасывая тяжёлую винтовку в сторону и улепётывая за нами. Металлические шарики выбивали отверстия в асфальте и свистели мимо нас.

За спинами противника снова мелькнул истребитель, но на этот раз его быстро отогнали. Правда, парочку гадов он всё-таки в бесформенные куски мяса превратил.

Упав вместе с Петровой за баррикаду (поручик, скривившись тут же оттолкнула меня от себя), я перевёл дыхание. В шлеме неожиданно заработал зуммер, и значок связи окрасился в зелёный цвет, что свидетельствовало о входящем вызове с неизвестной волны.

– Пират, это Дюймовочка, – раздался в наушниках глубокий, но приятный женский голос. – Встречайте. Помощь прибыла.

24. Трёхдюймовочка

Чёрный росчерк, упавший с небес, разорвал пополам командирского «Гремлина», направляющегося к нам во главе группы шагоходов. Тридцатидвухтонный робот лопнул со звуком воздушного шарика, а земля под ним раздалась в стороны и вспучилась грунтом.

О «клыках» я только читал в «Имперском статуте» и в глаза их, конечно, никогда не видел. Думаю, что и не только я. В статье вообще говорилось, что это технология уникальная, экспериментальная, а тут нате вам! Боевая «капсула-снаряд» не только имеющая возможность уничтожать объекты на поверхности, но ещё и забрасывать на позиции противника «подарочки», предстала перед нами в лучшем виде. Нет, конечно, в кусок сверхпрочной стали ни танк, ни мех не войдут, а вот тяжёлый пехотинец, по самые ноздри укомплектованный боеприпасами, вполне.

Дюжина клыков – дюжина обозлённых штурмовиков в ярко-красных кричащих «Гризли-М», в считанные секунды выстроилась в клин и начала атаковать наших противников. Впереди двигался командир, на плечевом щитке которого поблёскивал витиеватый значок камер-капитана. Неужели это и есть Иванова? Кстати, её псевдоним почему-то мне знаком.

Пару оказавшихся на пути лёгких шагоходов порвали в клочья за несколько минут. Броня кусками так и слетала с машин, делая их уязвимыми и доступными для фатальных попаданий.

– Командир, у них не пулемёты, а мелкокалиберные пушки. Мать твою, они же тяжёлые до жути, – забывшись, толкнул меня плечом Валера. – Крепкие ребята!

Красные двигались синхронно, словно единый организм, и я быстро понял, как у них это выходило. Гвардейцы равнялись на командира, именно он был их маркером в бою. Иванова ловко направляла свой отряд между остовов поверженных роботов, разбросанных тут и там трупов и других препятствий. Что ж, камеров просто так не дают, в гвардию случайные люди не попадают.

Однако, террористы тоже были не дураки. Десять роботов – это десять роботов, а пехота, оправившаяся от первоначального испуга (сыпавшиеся сверху снаряды, которые не смогло засечь ПВО, тот ещё сюрприз), укрываясь за препятствиями, начала забрасывать гвардейцев в красный броне гранатами.

Когда бой сместился, мы перестали видеть всю картину в целом. Послав запрос ИИ на информацию об оставшихся у ребят боеприпасах, я кликнул по иконке радиста:

– Богданов! Связь с «Горчаковым»!

– Секунду, господин поручик, – откликнулся ефрейтор, находившийся сейчас внутри центра. Горелов оказывал ему первую помощь – пуля сорвала броню с груди и немного задела кожу (по крайней мере, так мне доложил фельдшер).

– Жду, – произнёс я, удерживая палец на кнопке приёма командирского планшета.

Пилик! Связь с перебоями, но работала. На экране я ясно видел, как штурмовики огибали здание центра, преодолевая сопротивление террористов. С трудом, но преодолевая.

А вот сейчас обстановка изменилась. Иванова и её люди разделились, и начали пробиваться к установкам ПВО. Молодцы! Вот одна уже была уничтожена.

На виртуальный дисплей мне начала приходить информация о боеприпасах. Мало. Очень мало, но на короткий бой хватит. Камер-капитана надо поддержать, иначе их просто всех перебьют. А потом нас.

– Ну что? Окропим снежок красненьким? – взглянул я на ребят вокруг меня, почему-то вспомнив фразу отца.

* * *

Всё произошло так стремительно, что я до сих пор не верил в то, что бой закончился. Покинув баррикады, мы смели заграждение, оставленное противником, и ударили в спину пытавшимся окружить гвардейцев гадов. Пули свистели вокруг, я потерял ещё двоих бойцов раненными, но это того стоило.

Плечом к плечу со мной в бою шёл Зяблов. И знаете что? Я, блядь… был этому охрененно рад! Да, я только сейчас понял, что старый конь борозды не портит. А нам ещё учиться и учиться.

Как только люди Ивановой уничтожили ПВО, Бестужев со своими досыта наизмывался над мехами противника. Наши, кстати, тоже сработали быстро. Минута, и мыс буквально кишел от шевронов с изображением синего скакуна с мечом в зубах на оранжевом фоне – эмблеме полка.

Ноздри драл дым, но шлем до жути надоел. Опёршись о стену ногой, я смотрел на единственное дерево, чудом сохранившееся в разверзшемся здесь аду. Зелёные листочки легко трепетали на ветру, и эта картина давала надежду и успокаивала. Словно всё не зря.

– Будет вам награда, Виталя! Молодец! Ну молодец же! Горжусь тобой! – тряс мою руку Кирпичёв и неловко улыбался.

Капитан, как всегда, наверное, жалел, что сам не принял участие в бою. Неправильный какой-то особист у нас. Всё бы ему на острие атаки, да с оружием наперевес.

– Спасибо, господин капитан, – из последних сил щёлкнул каблуками я.

– Давай без этого официоза сейчас, – махнул рукой Кирпичёв, сделав знак своим людям, нырнувшим внутрь центра. – Кстати, к камер-капитану подойди. Она хотела тебя видеть. Вон она около палатки Романова.

Валькирия! Чисто валькирия! «Сколько она ростом? Два метра?» – думал я, вытянувшись по стойке смирно перед скуластой женщиной с короткой стрижкой в красной броне. Такая пополам поломает и не заметит. Хотя нет. Я не прав. Это оружие высокоточное. Высокая, мощная, а взгляд какой! Хищный и мудрый одновременно. Да, именно так! Лучше и не скажешь. Не красавица, но глазам так и хочется снова и снова рассматривать её.

– Госпожа камер-капитан, поручик 7-го драгунского…

– Вольно. Как дела, Виталий?

– Нормально, – расслабился я, поняв, что общение будет доверительное.

– Ты молодец. Поддержал нас, когда нужно было, – женщина опустилась на раскладной стул рядом со мной. Правая рука её с ухоженными короткими ноготками, чуть более длинными чем положено, опустилось на колено, а левый кулак упёрся в бедро.

– Да я просто…

– Я на твою сообразительность и рассчитывала, – прервала меня Иванова подняв голову.

– То есть? – выпалил я. – Извините госпожа, камер-капитан, я вас не понял.

– Всё ты понял. Подлететь сюда больше никто не мог. Тут только вы и мы. С куполом штабу операции ситуация полностью была не ясна. Я сделала ставку на то, что ты ударишь им в спину.

– А если бы я не смог? – меня прошибла испарина и срочно захотелось присесть. – Струсил? Затупил, в конце концов?

– Во-первых, я читала твоё личное дело. Во-вторых, в бой со мной пошли только добровольцы. В-третьих, я знала, что так будет. В конце концов, – эти слова она выделила интонацией, – где наша не пропадала.

Я хотел спросить что-то ещё, но…

– Света? Ты ли это?!

К нам быстрым шагом направлялся волшебный страховщик собственной персоной.

– Слава! Зяблов! – соскочила со стула Иванова, жестом предлагая мне сесть. – Какими судьбами? Вот это встреча!

«Так они оказывается знакомы», – подумал я, успокаивая дрожь в ногах и наблюдая за обнимавшимися ветераном и валькирией. Ну теперь всё ясно-понятно. Одного поля ягоды.

Минут пять-шесть меня никто не трогал, и голова была занята прошедшим разговором. А затем старые знакомцы остановились напротив меня.

– Слава, а наш поручик никого тебе не напоминает? – расплылась в широкой улыбке камер-капитан. – Приглядись внимательно.

Зяблов пристально вгляделся в меня и пошевелил губами.

– Как будто…

– Ну, ну… – торопила его валькирия, ткнув в бок кулаком.

– Будто… – в глазах мужчины плескался живой интерес и вопрос, на который я уж точно не мог дать ему ответа, ибо даже не представлял о чём Дюймовочка вообще говорит.

– Эх! Чего же ты? Поручик, представьтесь! – с улыбкой отдала приказ Светлана.

– Корсаков Виталий Константинович. Поручик 7-го драгунского… – начал я, с недоумением, поднимаясь со стульчика, и тут же был прерван сделавшим ко мне шаг страховщиком, который крепко обнял меня со слезами на глазах.

Увидев мою растерянность, переходящую в удивление, Светлана Евгеньевна (так, кажется, назвал её представивший меня полковник), пояснила:

– Вольно, поручик. Мы просто давно знаем вашего батюшку. Он наш старый боевой товарищ. Пуд соли вместе съели.

– П-понятно, – заикаясь сказал я, а в голове тут же молнией блеснуло воспоминание – древняя фотография в старом альбоме отца, на которой высокая, статная женщина в броне штурмовика с массивным К199М на плече стоит у обгоревшей кирпичной стены.

Светло-русые волосы, улыбка до ушей (хотя мне она лично всегда казалась немного усталой), руки с обгрызенными ногтями и милые тёмно-красные серёжки-гвоздики в мочках. Именно эта деталь так сильно удивляла меня в детстве. Ведь в гвардии к таким штукам относятся… не очень. Как и в целом к женщинам.

«Как же она изменилась, – подумал я, бесцеремонно впившись взглядом в Иванову. Сколько ей сейчас? Сорок? Сорок два? Выглядит отлично».

Зяблов, отстранив меня на длину вытянутых рук, но всё ещё не отпуская, сказал:

– Очень рад познакомиться, поручик. Нет, правда, рад, Виталий, что ты весь в отца. Мы с ним, мы с ним… – ветеран не договорил, а просто махнул рукой и похлопал меня по плечу. – Империя огромна, а тут такая встреча.

Потом были вопросы об отце, маме, которую они, оказывается, тоже знали, пожелания и рукопожатия. Когда парочка покинула меня на ходу беседуя о каком-то Гамове и Седове (уж не тот ли Гамов, что бывал у нас дома), которых они вроде бы потеряли из виду, я нашёл своих ребят сидевшим возле планетария.

Лавочки все были уничтожены, и устроились парни прямо на бортиках ограждения. Медицинская помощь всем уже была оказана, убитых увезли, также, как и четверых раненых.

– Ну как вы? – замер я напротив остатков взвода.

– Нормально, командир, – ответил за всех Бутерус, смотря на пролетающий над головой «Филин» из звена Бестужева. – Говорят, купол прибывшие спецы уже разблокировали.

– Знаю. Кирпичёв сообщил, – кивнул я, усаживаясь рядом. – Обещал дождь наград.

Под моими ногами была лужа потемневшей крови. На этот раз я без раздумий встал в неё, даже не беспокоясь чья она – защитников центра (убитых до нашего прибытия), моих ребят или террористов. Будем думать о живых, а мёртвых просто помнить.

Новости о наградах, которой я хотел подбодрить взвод, никто не обрадовался. «Старая гвардия» смотрела живо, а вот новички были не в своей тарелке, и больше напоминали месячных совят с выпученными от удивления глазами, туда-сюда крутивших головой.

– Ничего себе Дюймовочка, командир, – сказал спустившийся к нам по ступеням Паша Баранов, устало опускаясь на кусок стены, оплавленный напалмом.

Взгляд его был устремлён в сторону камер-капитана, разговаривавшего о чём-то с Романовым и Румянцевым.

– Скорее уж Трёхдюймовочка. Да ведь?

Серые глаза снайпера потемнели от усталости, морщинки в уголках глаз стали чуть более глубокими, а лицо осунулось.

Наверное, и я выгляжу также.

25. Мама

«Уважаемая Анна Петровна! Пишет вам поручик 7-го драгунского императорского полка Корсаков Виталий Константинович – командир вашего сына.

С самого начала службы рядовой Климов Николай Иванович зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Успевал в учебных дисциплинах и военной подготовке. Пользовался уважением товарищей и офицеров полка.

С прискорбием сообщаю вам, что вчера 22 февраля 2281 года ваш сын погиб в бою с террористами на мысе Красной цапли на планете Самусенко выполняя важную для империи задачу. Он ушёл из жизни достойно, не запятнав своё имя трусостью.

Весь мой взвод и полк, скорбит о потере надёжного товарища, отличного бойца и гражданина. Понимаю, что сейчас мало что может вас утешить, но я должен сказать вам, что был горд быть командиром вашего сына. Сообщаю, что посмертно ему присвоено звание ефрейтора, а также Климов Н.И. награждён Медалью «За боевые заслуги».

23.02.2281 г.

Искренне ваш, поручик Корсаков В.К.»

Последнее, восьмое.

Отложив ручку в сторону, я сложил листок пополам и запечатал в конверт положив его в стопку подобных на краю стола. Да, да, вы не ослышались и не ошиблись. В конце XXIII века всё ещё существовали бумажные письма. Традиция командиров сообщать родственникам о гибели бойцов собственноручно, используя специальную гербовую бумагу и обыкновенную шариковую ручку прочно утвердилась в нашей армии. И это хорошо. Такие письма семьи погибших хранили как реликвию, которой по сути они и были. В нашей семье, конечно, такие тоже были.

Скорчившись от боли в боку, я откинулся на спинку кресла. Устал, будто весь день на полигоне занимался.

На руке завибрировал личный коммуникатор, сообщивший мне, что нужно срочно явиться на беседу со штаб-капитаном Елагиным только вчера прилетевшим на Новый Севастополь.

«Блин, опять опрашивать будут», – подумал я направляясь к входной двери и борясь с желанием упасть на кровать и накрыть голову подушкой. Сколько можно?

* * *

Поставив электронную подпись под документом, я повернулся к Елагину, который стоя ко мне спиной что-то разглядывал в окно.

– Закончил? – богатырского телосложения особист плавно повернулся к столу.

– Так точно, господин штабс-капитан.

– Скоро поручик ты тоже будешь штабс-капитаном, – произнёс комитетчик, пробежавшись взглядом по экрану планшета. – Вопрос уже решённый.

– Не знал.

– Вроде всё хорошо, – убрав компьютер в маленький дипломат Елагин спрятал руки в карманы и склонился надо мной. – Теперь знаешь. Кстати, всё хотел спросить, Виталий Константинович, как у вас самочувствие?

– Хорошо, – соскочил со стула я. – Готов к службе!

Странно посмотрев на меня, штабс-капитан, опустив свою лапищу на моё плечо усадил меня на место.

– Хоть мне-то не ври. Воропаев говорит шесть рёбер сломано, ключица треснула, сотряс, гематомы по всему телу…

– Да всё нормально, господин…

– Во-первых, не перебивай меня, – снова жёстко поставил меня на место особист заслонив собой свет из окна. – А во-вторых, набирайся сил. Тебе хотят целую роту доверить. Пока сто двадцать пять человек. Будешь их учить также как свой взвод. Справишься – цветы и награды. Не справишься – поставят замом к более опытному командиру. Рота будет экспериментальная. Что это значит не знаю, извини.

От слов Елагина меня вдруг прошиб пот. Ничего себе ответственность! Сотня с лишним бойцов, это не шутки.

– Дадут тебе конечно опытных офицеров в помощь. Прапорщика твоего на учёбу отправят на Жуков, чтобы до секунд-поручика поднять, парочку ефрейторов тоже. Сам выберешь кого, – продолжал удивлять меня штабс-капитан, накидывая на плечи чёрный кожаный плащ. – Тебя кстати, тоже.

– Что тоже? – сглотнул я и вытер потные ладони о сидение стула.

– На учёбу, – рассмеялся Елагин, взявшись за дверную ручку. – Чтобы освежить знания.

Уже переступив через порог, комитетчик обернулся и скривив тонкие губы, будто попробовав что-то горькое, спросил:

– Вспомнил что-то насчёт Холмогорска?

– Извините, господин штабс-капитан, к сожалению, нет.

– Вспоминай. Что-то определённо есть.

* * *

Мама улыбалась широкой улыбкой во всю поедая меня глазами с экрана.

– Как ты сынок?

– Очень хорошо. А ты?

– Тоже. Вот сижу чай пью с тортом. Мальчиков моих со мной нет, так что обхожусь собственными силами.

Некстати под рёбрами укололо, и я даже вздрогнул. Слава богу мама ничего не заметила.

– Как твои цветы? Розы?

В последние пять лет, уйдя на пенсию, полковник Корсакова Софья Немировна вдруг стала увлекаться садоводством чего раньше за ней не наблюдалось. Делала она это мне кажется назло отцу, который почему-то терпеть не мог живые цветы.

– Да что розы, – махнула рукой мама. Никогда их особо не любила. А вот гиацинты и нарциссы, гибискиус в этом году чудо как хороши.

– Здорово. Передавай привет тёте Маше, – вспомнил я нашу соседку – закадычную подругу матери.

– А она здесь. Сам можешь передать.

Камера развернулась, и я увидел за столом симпатичную женщину с треугольным лицом, в узких очках, с чайной кружкой в холёных руках.

– Привет Виталик! Повзрослел, красавец! – улыбнулась она, блеснув белыми зубами.

– Здравствуйте Мария Тихоновна! – наклонился над экраном я. – Спасибо. Кормят хорошо. Свежий воздух, зарядка. В общем скукота.

Скучно значит?

– Ага. Жирком заплываем.

Мама развернула камеру обратно к себе и впившись в меня глазами спросила:

– А ты мой хороший, когда в отпуск?

Я почему-то слегка напрягся.

– Так я же уже говорил, мам. В сентябре.

– Ага. Значит меньше восьми месяцев осталось…

– Верно.

– ВОТ ТОГДА-ТО Я ТЕБЕ ГОЛОВУ И ОТОРВУ МЕРЗАВЕЦ! – динамики монитора загудели от маминого крика. – ЭТО НАДО ЖЕ! ВЗЯЛИ МОДУ МАТЬ ОБМАНЫВАТЬ! Я ЕГО РОЖАЛА, ХОЛИЛА, ЛЕЛЕЯЛА, А ОН ВРЁТ И НЕ КРАСНЕЕТ!

Ноздри матери раздувались от гнева.

– ВЫ ЧТО ДУМАЕТЕ Я ДУРА?! ДУРА?! Я СПРАШИВАЮ?!

– Софья, Софья! Ты чего? Не надо! – пыталась успокоить полковника в отставке майор медицинской службы.

– Отстань! – бесцеремонно бросила та подруге не боясь, что Поспелова обидится.

Мне почему-то хотелось трусливо закрыть глаза ладонями словно спрятавшись таким образом от праведного материнского гнева. Ценой больших усилий я поборол это желание хотя руки уже потянулись к лицу.

Чуть успокоившись, самый родной для меня человек приблизил лицо к камере, так что я увидел каждую морщинку на её лице.

– Не ранен? ТОЛЬКО НЕ ЛГИ!

– Нет, мам, – сказал я, коснувшись пальцами экрана. – Всё хорошо. Правда.

26. Гайдар

На Жуков, я улетал уже штабс-капитаном которого получил без излишней помпы. Видно правительство и император решили не выносить сор из избы. В новостях мы вообще ничего об атаке на Самусенко не услышали.

Вместе со мной на учёбу убывали секунд-поручик Бутерус и два прапорщика: Баранов и Богачёв. Полковник правда сказал, что звания им дали авансом, но это он так, для стимула.

Увозил нас шикарный лайнер «Гайдар». Билеты в первом классе Румянцев анонсировал заранее. Провожать нашу четвёрку прибыл весь взвод (который на три месяца оставался под командованием «волшебного пулемётчика» прапорщика Неприведибеды), вечно мрачный и недовольный особист Кирпичёв (махая рукой он даже улыбнуться нам сумел), подтянутый и одетый с иголочки майор Воропаев и Петрова (тоже не слишком счастливая так как буквально накануне подполковник объявил ей что вместо погибшего Вышаковского в полк пришлют какого-то Коржовского. В общем, не видать ей пока командирский нашивок.

– Ну ты там давай, поручик… ой! Пардон, господин штабс-капитан, – притворно прижала пальцы к губам Елена, – развлекись как следует. Говорят, на Жукове есть чем себя позабавить.

Остальные просто крепко пожали нам руки под кислую улыбку Петровой.

– Скучные вы. Уйду я от вас! – заявила поручик и спрятав руки в карманы и что-то насвистывая, отправилась восвояси не дождавшись объявления на рейс, который унесёт нас за десятки тысяч парсеков на три долгих месяца.

* * *

Лететь до места назначения было три дня. С копейками. Отдельные каюты, шёлковые простыни, мягкие матрацы, элегантные стюардессы и внимательное обслуживание. Сказка.

Сначала планировали посидеть вместе и напиться как следует. Благо было где и чем. Погибших ребят помянуть. Благо несколько ресторанов, баров, внутри бороздящего космические пространства корабля имелось. Выбор крепких напитков и вин, тоже был на загляденье. Хотели выпить, да, но как-то не сложилось.

Мои мысли, после того как выспался, были заняты исключительно событиями, участником которых я стал – Холмогорск, мыс Красной цапли, а возможно даже и ещё раньше. Готлиб тоже не давал покоя. Головы ребят… возможно тоже.

Вместе с нами в Первом классе летело ещё четверо военных: старый генерал-танкист в отставке, штабс-капитан и пару поручиков.

Генерал – шестидесятилетний широкоплечий крепыш с короткой, по военной моде, стрижкой, и густыми усами (напоминавшими мне фотографию маршала Будённого из учебника истории), летел с женой и внуком, а последние трое, как и мы, на какие-то курсы.

Познакомились на второй день. Нет, дедушку мы не беспокоили, не по чину нам, а вот с троицей мажоров провели вечерок.

Штабс – Геродот Порфирьевич Пятаков (правда-правда, я не придумал, видать родители этого субъекта большие оригиналы) был кругленьким брюнетом с тяжёлым подбородком и глазами навыкате. По кантику и шевронам, я понял, что мальчик (почему-то хотелось так его назвать, хотя тот был на пару годиков меня постарше) из штаба 223-го Брусиловского, базирующегося на Хабарове. Поручики были оттуда же: связист и интендант.

Пятаков буквально впился завистливым взглядом в плашку ордена Ярослава II степени, на моей груди (всё верно, того самого, что отец Невского, называемого не иначе как «грозой европейских рыцарей»). Почему? Потому что дают эту награду далеко не каждому, да и не часто. Знаете… она такая специфическая, поэтому и получила в армии хлёсткое название «Чудом выжил».

– За что получили? – отхлёбывая из высокого стакана «Мамонтовского» креплённого (двести империалов за порцию), спросил Геродот Порфирьевич масляно улыбаясь.

Ответом моим тоже была улыбка, только механическая, по привычке. Не более.

– Понятно-понятно. Что-то новенькое значит. Интерресненько! Может намекнёте?

Поручики рядом дружно закивали, чем вызвали смешную гримаску Баранова у них за спиной. Я сделал вид, что не услышал вопроса разглядывая людей, заполнивших помещение ресторана.

– Ох уж и название придумали кораблю наши умники, – не сдаваясь резко сменил тему Пятаков.

– А что с ним не так? – удивился я, сдувая пену с пива.

– Тю-ю-ю, не знаете кем был Гайдар? – ещё больше чем обычно выпучил глаза штабс. – Палачом и садистом.

Меня слова собеседника немного покоробили. Тоже мне специалист по истории XX века. Мне лично всегда рассказывали, что Голиков (настоящая фамилия Гайдара) был самым молодым командиром Красной армии. В семнадцать лет полком командовал.

– А я думал коммунист, офицер и патриот.

– Его же списали подчистую! Наворотил дел зверюга.

– П-п-почему зверюга? – нервно дотронулся до своих каштановых кудрей мой второй прапорщик.

Богачёв немного робел перед офицерами, вот Баранову, по-моему, было пофиг, он обращался с ними подчёркнуто вежливо, но без лести и подхалимства. Пресмыкающегося Валеру же я вообще представить себе не мог. Не такой он человек. К тому же новые нашивки приравнивали его к обер-офицерам.

– У него вроде как кукушка съехала. Так раньше говорили? – громче чем следовало расхохотался один из поручиков, тот, что из интендантской роты. Кажется, пить ему уже пора было заканчивать.

– Война, – произнёс я, пригубив из стакана. – Мне лично всегда импонировал Аркадий Петрович.