1.Мымрик
1 августа 2280 года
Новый Севастополь
г. Кошка
Военная база империи «Горизонт»
– Виталий Константинович, твою мать, если ты думаешь, что я буду расшаркиваться перед тобой, потому что твой отец геройский мужик и мой бывший командир, ты глубоко ошибаешься! Три наряда вне очереди, поручик! И никаких тебе выходов в город! Увольнение отменяется на месяц! Ясно!?
Рогов по своей привычке заканчивая фразу, хлопнул ладонью по столу, из-за чего с него слетела стопка листков бумаги и планшет.
– Так точно, господин полковник! – рявкнул я, вздёрнув подбородок вверх. – Разрешите идти!
– Иди уже, Мымрик. Настоящий мымрик, – проворчал командир полка, выставляя меня за дверь.
Бац! – он каждый раз так хлопает, и как она ещё на петлях держится? Ладно, пойду отсюда подобру-поздорову, пока ещё на майора не нарвался. Вот уж кто нотации читать любит. Хлебом не корми.
Поприветствовав Петра Григорьевича – нашего старого архивариуса, медленно плетущегося с папкой под мышкой по коридору, я, перепрыгивая через ступеньки, бросился вниз по лестнице. На лифте не поеду, сегодня там дежурит Юрков, опять ржать надо мной будет.
И вообще, подумаешь нагрубил! Не оскорбил же. Кто он такой, чтобы я перед ним извинялся? Обыкновенный жук гражданский! Он девушку толкнул и даже не помог ей вещи собрать из лужи. Жаловаться побежал! Трус!
Распахнув дверь запасного входа, я чуть не врезался в гревшегося на дневном солнышке капитана Берестова. Берцы блестят прямо глазам больно, берет лихо заломлен, рукава куртки по уставу завёрнуты чуть выше локтя. Опять, наверное, линейкой вымерял.
– Корсаков, ну что? – спросил командир, отправляя в урну окурок. Допотопная привычка, но в армии не редкость.
– Ничего, – пожал плечами я, думая, как бы быстрее улизнуть. – Три наряда вне очереди и месяц без увольнительных.
– Здорово, – ухмыльнулся Берестов, коснувшись пальцами кончика носа. – Тебе чего больше всех надо было?
– Зато, он прощение попросил.
– Перед тобой?
– Перед девушкой, господин капитан.
– Она твоя знакомая что ли?
– Нет, – пожал плечами я. – В первый раз видел. Студентка, наверное.
– А номер коммуникатора ты у неё взял?
– Тоже нет.
– Ну и лопух же ты, поручик, – командир спрятал руки в карманы брюк и качнулся, перенеся вес тела с пяток на носки. – Отец-то твой, говорят, пошустрее был.
Опять? Против моей воли из глубин начала подниматься волна раздражения, которую я обычно усмирял с большим трудом.
– Разрешите идти?
– Идите, поручик, и не забывайте, в восемнадцать часов ровно вам заступать в наряд. Полковник уже сбросил мне ваш новый график.
Шагом покидая комендатуру, я чувствовал улыбки командира, которые он бросал мне вслед. Ну вот почему я попал в третью роту? Почему не в четвёртую? Судьба явно неблагосклонна ко мне.
Кусок набережной находился на территории военной базы, поэтому на море здесь открывался великолепный вид. Большую часть своего свободного времени, свободную от занятий с солдатами и дежурств, я проводил именно здесь. Вот странно, не особо люблю плавать, а смотреть на море, книги с морской тематикой, привкус солёно-горьковатого ветра – обожаю.
Отец, отец как они мне надоели. С удовольствием бы сейчас фамилию сменил. Надо было взять материнскую. Не было ещё ни разу, чтобы мне не припомнили моего отца. И в Академии, и в учебке – только им и тыкают. Папа герой, ветеран, но я-то тут причём? Стараюсь, соответствую! А толку? Эх, а ведь бабуля меня предупреждала. Всё-таки надо было идти в архитекторы.
– Привет, Виталий. Как поживает наш нарушитель спокойствия?
Вскочив с лавочки, я вытянулся по стойке смирно перед Дугиным – ротным егерей. Единственный нормальный командир на весь полк.
– Здравия желаю, господин капитан!
Тот жестом отдал команду вольно и опустился рядом со мной.
– Досталось? – шрам над верхней губой офицера сделал невозможным широко улыбаться, и поэтому всегда было интересно наблюдать за его мимикой. Методику улыбки кончиками губ он освоил в совершенстве. Мне вот всегда было интересно, почему Дугин не сделает пластику? Это же бесплатно для нас и быстро.
– Нормально. Не сильно.
– Виталий, так чего ты хотел? Это же был сын начальника муниципалитета. Ты не знал?
– Догадывался. Хотя полковник мне всё кричал, что недопустимо обижать гражданских, офицерское звание и имперские традиции… и всё в таком духе.
– А ты что ему сделал? – спросил капитан, закинув ногу на ногу и повернувшись ко мне.
– Держал за шиворот пока он не собрал вещи девчонки. И всё. Честное слово. Отпустил с миром.
– Ха-ха! Да, ситуация, конечно, смешная. Я бы даже сказал ерундовая. Впрочем, из-за вот таких ерундовых случаев в 2270 году и произошло восстание на Фарадее.
– Это же не у нас, а у американцев. Мы себя как скоты не ведем, – удивился я такому сравнению.
– Ну-ну. Гражданские не в полной мере понимают военных, а мы гражданских. Так всегда было. Будто сам не знаешь. Ладно, мне ещё оружейку проверить надо – я дежурный по арсеналу сегодня. Между прочим, твой Алескеров опять аккумулятор от штурмовой винтовки в тире забыл. Ты ему его приклей что ли к рукам. Я рапорт писать не буду, но имей ввиду.
– Спасибо господин капитан, – снова соскочил с места я.
– Чуть не забыл, – добавил ротный егерей, надев берет с шевроном оскалившейся рыси на голову. – Тебя дежурный ефрейтор искал. Вроде бы звонок из дома. Забеги.
– Понял. Спасибо.
* * *
Мама, как всегда, смотрела на меня с экрана со своим фирменным выражением лица. Глаза улыбаются, а губы плотно сжаты будто сердится на что-то. Маленьким я всё время путался и не верно реагировал на её замечания и критику. Она шутила, а я думал ругалась. И наоборот.
– Виталя, опять Мымриком тебя называли?
– Мам, ну кто тебе сказал? Нет, конечно.
– Не ври матери, – волнистые волосы на висках подпрыгивали в такт движениям головы. – Лицо попроще делай, и не будут дразнить. Чего ты всё время смурной ходишь? Они же думают ты высокомерный, важничаешь! Только мы с папой и твоим братом знаем, что ты с детства у нас такой… романтик.
– Хватит уже.
– Всё-всё, – послала воздушный поцелуй мне мама. – Расскажи, как дела.
– Служу, набираюсь опыта. Папа с тобой связывался?
– Позавчера с ним разговаривали, когда он на Багратион прибыл. Говорит, Седов назначил ему время приёма. Повидаются. После Раневской и не виделись совсем. Аркадий же теперь целый контр-адмирал.
– Понятно. А Дима как?
– Не знаю. До Суворова не дозвониться опять.
– Я попробую с ним через «Имперком» связаться. Может, получится. Всё же военная сеть, – задумчиво произнёс я. – Отзвонюсь тебе.
– Хорошо бы. Я вот ещё что хотела спросить. У вас там девушки-то есть?
– Есть.
– А симпатичные?
– Мама!
– Не шляйся с коллегами. Лучше присмотри себе будущую супругу из города. На Новом Севастополе столько девчонок симпатичных. Пора обзаводится семьёй. Надёжный тыл он…
– Мам, люблю, целую, пока-пока. Связь пропадает, – заторопился я, испугавшись, что она сейчас перейдёт на свою излюбленную тему.
– Хм, пока-пока, Мымрик.
Я только год как закончил Академию, а она меня уже женит. Уф! – даже вспотел.
Иу! Иу! Иу! – раздался пронзительный сигнал тревоги, который раньше я слышал только один раз во время учений.
Коммуникатор задрожал, присылая сообщение с пометкой «срочно». Не успел я пробежаться глазами по буквам, как текст продублировал диктор из громкоговорителя на стене, да так, что с потолка извёстка посыпалась:
«ВНИМАНИЕ! ВСЕ ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ! ПОВТОРЯЮ, ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ!»
Выскочив из кабинета, я замер перед меряющим широким шагом коридор подполковником Климовым.
– Здравия желаю, господин…
– Корсаков, за мной!
– Я вроде как в наряд заступать должен.
– Какой наряд, поручик?! Ты объявление слышал?! Все офицеры должны собраться в актовом зале! Ты офицер?
– Так точно.
– Бегом за мной! И без глупых разговоров!
2. Раз-два и готово!
Путешествие до Готлиба было быстрым, но, как всегда в "раках", малокомфортным. Мы словно шпроты в банке рядами сидели в трюме корабля, не вылетая из кресел исключительно благодаря блокирующим тело рамкам. Зато нас прекрасно трясло и дёргало во всех направлениях, да так что подпрыгивали. Зубы выбивали бодрую дробь, хорошо хоть у каждого во рту капа была. Иначе вообще печаль. Те же, у кого вестибулярный аппарат был послабее, дали об этом знать окружающим уже после взлёта лужами блевотины под ногами.
Меня тоже немного мутило, но выворачивать свои внутренности перед офицерами и солдатами, увольте. Прикрыв глаза, я привёл в порядок дыхание, вспоминая произошедшее несколькими часами ранее.
* * *
– Господа офицеры! – при появлении полковника все дружно поднялись на ноги.
За Роговым хвостиком бежал майор со смешной фамилией Минутка – штабист и лизоблюд, а уже за ним важно шествовали подполковник Климов, отставший от меня возле входа в зал, и капитан Кирпичёв – полковой особист.
Откашлявшись, Виктор Емельянович сделал пару глотков из стакана с минеральной водой, который ему услужливо наполнил Минутка, а затем, включив микрофон, произнёс в него:
– Поздравляю вас, господа офицеры! Наконец-то вам представится возможность побывать в обстановке, приближённой к боевой.
В зале собрались все командиры 7-го драгунского императорского полка от прапорщиков до старших офицеров. По рядам пробежали довольные возгласы. Они будто дети, узнавшие, что поедут в модный парк развлечений. По мне, так война не игрушка.
– На Готлибе, как и двадцать лет назад, зашевелились сепаратисты, – продолжал полковник, выделяя интонацией самое важное. – Наверное, многие знают, что эта занюханная планетка раньше принадлежала Шведской Конфедерации, а потом они продали её Империи. Геморрой на нашу голову. Вечно местные там чем-то недовольны. Вот и на этот раз подняли бунт, осадили штаб местной муниципальной гвардии в столице. Ребятки просят помощи. Нужно помочь. Вы готовы?!
– Да!!!! – многоголосый вопль раздался в зале. Все пососкакивали со своих мест, потрясая кулаками в воздухе.
Ан нет, не все. Я, Дугин, полковой доктор Воропаев, с которым я пока ни разу не сталкивался, и секунд-поручик пилот шагохода Петрова остались сидеть на месте. Белые вороны? Нет, просто они трое ветераны и знают, что такое потери, а я… я Мымрик.
Дождавшись, когда крики успокоятся, полковник, включил голопроектор, выводя на него данные по Готлибу.
– Всё просто – садимся в «раков», и через четыре часа они нас доставляют до места. Высадка, пленение сепаратистов, комендантский час и контроль территории столицы и её окрестностей, пока туда не прилетит имперский консул, разбираться «кто есть ху».
В воздухе мелькал калейдоскоп картинок и схем, которые я не особо старался запоминать, зная, что всю информацию продублируют, скинув на командирские планшеты.
– И не забывайте, что наш полк драгунский, мы мотострелковые войска, – воздел палец к потолку Рогов. – Используем технику по полной. Заодно и тренировочка нам будет, и обкатка нового снаряжения и вооружения. А то, небось, застоялись в конюшнях-то?!
– Так точно, господин полковник!!! – зал снова бурно прореагировал на слова командира полка. Уступив слово своему заму – подполковнику Климову, Рогов откинулся на спинку кресла, довольно улыбаясь.
«Струна» так у нас звали Сергея Петровича, с недовольной миной на лице медленно поднялся со своего места, и, пожевав губами, начал инструктаж:
– Основное скопление сепаратистов отмечено в Сигтуну – официальной столице планеты. По данным разведки и муниципальной гвардии нас ожидает слабое сопротивление. 4 балла из 10. Двести пятьдесят – триста человек максимум, вооружены устаревшим, выведенным из обращения в армейских частях стрелковым оружием, которое малоэффективно против нас. ПВО на Готлибе запрещено мораторием. Боевой техники у восставших нет, однако, нельзя исключать возможность, что им удалось захватить гараж муниципальной гвардии. В этом случае мы столкнёмся со старыми моделями лёгких шагоходов и бронетранспортёров, вооружённых пулемётами и мелкокалиберными пушками…
* * *
– Да чего там ныть! – бодро заявил мой ротный, ударившись при болтанке шлемом об стенку корабля. – Прилетим, раз-два и готово! Детский сад!
– Я смотрю, ты в настроении? – спросил Дугин Берестова, вцепившись в блокирующую рамку при очередном пространственном прыжке, когда на мгновение мы все перестали понимать, где, находится пол, а где потолок.
– А что не так? – удивился капитан. – Давно пора косточки размять, Дима. Или ты не согласен?
– Согласен-согласен, но всё равно мне это не нравится. В прошлый раз местные люто сопротивлялись.
– А толку?
Очередная волна тошноты, дыхательная гимнастика, и новые воспоминания.
* * *
БШУ-4 в отличии от своих предшественников вообще никаких смотровых щелей не имел. Видели через него исключительно посредством сканеров, располагающихся на шлеме. Только в отличии от глаз сканеры эти показывали картинку в триста шестьдесят градусов, которую искусственный интеллект в свою очередь и выводил на виртуальный дисплей перед глазами. Приноровиться, конечно, придётся. Впрочем, я со своими солдатами предварительное тестирование на полигоне уже проходил.
– Ну и страхолюдина, господин поручик, – рассмеялся Побретухин, напяливая на себя шлем. – А как его хоть называть-то? Ну если без скучных букв?
– Не придумали ещё прозвище. Только протестировали, – ответил я, прохаживаясь вдоль строя своих подчинённых, побрякивающих снаряжением и оружием.
Шестнадцать человек плюс командир, то есть я – поручик Корсаков Виталий Константинович, и прапорщик Бутерус – единственный из нас «понюхавший пороху». Это, конечно, только так говорят, никакого пороха в патронах давно нет. Вот и мы вооружены импульсными штурмовыми винтовками «Дрозд».
– Это дело! – сразу заявил мой заместитель, похлопав себя ладонью в перчатке по макушке шлема и покрутив головой в разные стороны, – Значит, мы и обзовём.
– Алескеров? Ты помнишь о чём мы с тобой беседовали? – спросил я черноглазого, смуглого крепыша, застёгивающего панцирь «Покрова», являющегося средней бронёй класса А4.
– Так точно, господин поручик! Точно выполнять распоряжения командиров и… запасной аккумулятор – вот в этом кармашке, – щёлкнув каблуками, парнишка указал мне пальцем на пояс, где крепились боеприпасы.
– Верно. Помни.
* * *
«ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫСАДКЕ! ЛИЧНОМУ СОСТАВУ ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫСАДКЕ!» – над нами по потолку побежали крупные красные буквы сообщения.
По команде командиров мы сдвинули в сторону блокирующие сидения рамы и встали, уцепившись руками за выдвинувшиеся из стены поручни.
По бокам «раков» сдвинулись отиевые пластины защищавшие корабли от повреждений при входе в атмосферу, и через прозрачную бронированную поверхность мы увидели раскинувшийся под нами огромный город, кое-где покрытый подозрительной дымкой.
Прильнув к узкому смотровому иллюминатору, я рассмотрел заходящие на посадку корабли полка. Позади нас «Шестёрка» с сапёрами, боеприпасами и медиками, а впереди «Четвёрка» с Первой ротой, «Тройка» с шагоходами и «Двойка» с «Однёркой» – сборная солянка из техники и пехоты.
– Ну что драгуны, покажем этим повстанцам, что такое имперский порядок? – раздалось у меня в шлеме Берестовское бравурно-задорное.
Будто в ответ на его слова, дымный след ракеты «земля-воздух» врезался в «Четвёртого», превратив десантный транспортник в огненный шар.
3. Лёгкая прогулка
2 августа 2280 года
Сектор Девы
Готлиб. Сигтуну
Уже при посадке нас так тряхнуло, что родной «Рачок», кувыркаясь, покатился по выщербленному бетону, разбрасывая во все стороны словно конфетти из хлопушки солдат Его Императорского Величества. Уж не знаю, как нам с ребятами удалось выпрыгнуть. Наверное, просто повезло – стояли ближе всех к люку.
У сепаратистов нет тяжелого оружия? Свежо придание. А сейчас по нам из чего бабахнули?
Местом посадки наши штабные умники выбрали скоростную трассу в паре километров от «Улия», так здесь называли двадцатиэтажное здание муниципалов. Оно и правда чем-то походило на домик пчёл – вытянутый вверх корпус, квадратные оконца, двухскатная крыша. Походило раньше, сейчас это чудо архитектуры просто было частью постапокалиптического пейзажа – выгоревшие и разбитые окна, копоть и никакого видимого сопротивления. А где осада и силы повстанцев у подножия? Да в нас стреляют вообще с другой стороны!
Пинками и тычками мы с прапорщиком поднимали солдат. Над нами что-то взрывалось и грохотало, по трассе работало сразу несколько пулемётов. Нас бы давно уже всех перебили, если бы не расстояние, с которого вёлся огонь, и не защитные костюмы.
– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… – считал по головам бойцов Бутерус. – Господин поручик, двоих нет!
Я хотел что-то ответить, но прямо у нас над головой новая ракета порвала на две части маневрирующую над дорогой «Тройку». Шагоходы, люди, куски брони и обшивки, всё смешалось в этом адском месиве.
Клац! Тяжёлая пуля, именно пуля, а не энергетический заряд плазмы или импульсной винтовки, угодила в цевьё моего «Дрозда», повредив ствол. Хорошенькое начало, ничего не скажешь. Не поверив глазам, я рассматривал бесполезную штурмовую винтовку, когда новое попадание оцарапало мой шлем, а спустя секунду бежавший рядом Бекетов рухнул плашмя на землю, неловко всплеснув руками.
– Уходим вон к тем зданиям! – выхватив из набедренной кобуры ПТ-6, положенный каждому офицеру, я, забросив на плечо убитого солдата (в его смерти сомнений у меня не было, так как на виртуальном мониторе его иконка потухла), и, подавая личный пример, пустился бегом в сторону симпатичных трёхэтажных домиков, расположенных сразу за обочиной.
Уже почти добравшись до зданий, мы попали под шквальный огонь группы пехотинцев, колонной вынырнувших из узкого переулка.
Если бы не эта теснота нам бы, наверное, и конец пришёл, а так мы залегли за перевёрнутыми автомобилями и дали дружный залп, размолотивший два десятка стрелков за десять секунд. Ещё трое моих солдат стали потухшими значками.
Положив тело Бекетова у стены, я склонился над трупами убитых нами противников. Из защиты только старые «Черепахи», в два раза слабее наших «Покровов», а вот вооружены они были таким старьём, что я диву давался. У ног моих валялись первая ревизия винтовки Сорогина, давно уже снятая с вооружения и использующаяся в далёких колониях, амерская НТ-72, не актуальная уже четверть века, и ещё какое-то жуткое барахло.
– Вот это вещь! – обрадованно засмеявшись, поднял что-то с земли прапорщик. – Глазам своим не верю!
В руках у него была по внешнему виду классическая машинка с объёмным магазином и простым телескопическим прикладом.
– Что это?
– Это «Мономах», командир! Лучшая штурмовая винтовка десанта и спецназа за всю историю. Мой прадед с такой воевал на Первой периферийной.
– И когда они устарели?
– Лет семьдесят-семьдесят пять как их сняли с производства. Но это вещь. Семьдесят два патрона, крупный калибр, стрельба одиночными, словно из снайперской винтовки. Берите, Виталий Константинович, не пожалеете.
Спорить с Бутерусом я не стал, в конце концов, это не у меня на плече значок оружейника. Ему виднее.
Вооружившись музейным оружием и сняв с одного из убитых разгрузку, заполненную смешными пластиковыми магазинами к этому монстру, мы двинулись вперёд по переулку.
Никаких местных жителей. Домики по обоим сторонам улицы были пусты. Трупов местного населения я тоже не видел. Зато в одном из дворов мы обнаружили задравшую в ствол в небо «Сколопендру», тоже старушку, но всё ещё состоящую на вооружении в армии империи и других стран.
– Понятно теперь из чего они по нам палили, – сказал Побретухин, со злости пнув ПВО-установку, стреляющую ракетами. – Откуда она вообще на планете?
Хороший вопрос, на который ответа у меня не было. Может, нам мерещится?
Подорвав «Сколопендру», а затем ещё одну во дворе напротив, мы пересекли перекрёсток с мигавшими светофорами.
– Господин поручик, связи нет, – доложил Богданов, числящийся в моём взводе связистом. За спиной солдата был закреплён мощный «Дед» – три в одном и станция связи, и шумоподавитель, и скремблер.
Были бы сейчас на Земле, спокойно дозвонились бы до Луны, однако, здесь у нас сейчас ни хрена не работало. Мой командирский монитор вообще никакие входящие сигналы не получал. Тишина, указывающая на то, что в руках сепаратистов ещё и нешуточная техника.
Бой шёл чуть левее, оставалось только пожелать удачи ребятам, рухнувшим на трассу. «Как там дела у Дугина? Неужели все егеря погибли?» – думал я, отгоняя печальные мысли.
Прямо перед нами из туннеля, распихивая брошенную гражданскую технику, выехал грузовой автомобиль, в кузове которого сидело пару дюжин бойцов в «Черепахах». Следуя моему приказу, мы подорвали транспорт и, окружив его, расстреляли противника. Регулярные войска империи – это вам не шутка. Выучка и навыки у нас соответствующие, а я к тому же своих ребят, от нечего делать, гонял по полигону, и наряды вне очереди в тире назначал. Тогда-то они меня, небось, материли сквозь зубы, интересно как сейчас?
Последняя тройка противников попыталась прорваться в книжный магазинчик справа, но мы с прапорщиком, который, кстати, тоже прихватил с собой «Мономах», в два счёта уничтожили мерзавцев. Книжки только было жалко. Пули, разбивая стёкла врезались в полки, заставленные настоящими бумажными книгами. У меня аж сердце ёкнуло. Чтобы сказала бабушка?
Старичок был неплох, даже очень. Да, тяжёлый (куда уж ему до пластикового «Дрозда»), чутка угловатый (но это опять же с чем сравнивать), отдача, конечно, молотила в плечо… зато тяжёлые пули на раз кололи противоэнергитическую и противотермальную защиту, превращая её в крошево мелких деталей от детского конструктора. Мощь в каждом выстреле, прапорщик прав. Только вот ИИ всё ещё фиксирует каждую вылетевшую гильзу, считая её опасным для меня объектом.
– ГОВОРИТ 223! ПОВОРЯЮ 223! НАШ ВЗВОД И ЧАСТЬ 227 ПОПАЛА В ЗАСАДУ ПО СЛЕДУЮЩИМ КООРДИНАТАМ…
Ожившая было связь в моём шлеме, щёлкнув, прервалась, но я видел застывшего вдруг на месте Богданова. Наверняка его станция подцепила что-то ещё.
– Господин поручик, 223 и 227 просят помощи, – с волнением в голосе доложил тот. – Говорят, у них много раненых!
– Где они?!
– Координаты полностью не передались, но судя по тому, что мы их услышали, они где-то совсем рядом.
Включив сканнер на полную, я блампнул окрестности раз, другой… ничего. Ещё раз! Ну же! Удача! Где-то на северо-западе ИИ вычислил интенсивные звуки боя.
– Вперёд!
Разделившись на тройки, мы бегом бросились по запруженным техникой улицам, переступая через брошенные на тротуарах вещи, всё глубже и глубже погружаясь в россыпь мелькавших аварийных огоньков, и всё ещё функционирующих рекламных витрин.
* * *
– Я насчитал шестьдесят человек, – доложил прапорщик, спускаясь со стены заправки. – Наших не вижу, они вон там, левее – за деревьями и перевёрнутым рефрижератором на воздушной подушке.
Кивнув, я проверил исправность своего нового оружия и отдал приказ двигаться. Мой взвод осторожно спускался по улице к подножию огромного торгового центра, располагавшегося на круглой площадке. Именно здесь и попали в засаду остатки третьего и седьмого взвода Второй роты.
На месте выяснилось сразу два новых обстоятельства. Во-первых, у сепаратистов были штурмовики и лёгкий мех. Этот «ганг!», «ганг!», «ганг!» крупнокалиберного шестиствольного пулемёта перепутать с чем-то иным было сложно, а утащить без специального костюма невозможно, а во-вторых… на нашей стороне тоже был шагоход.
Я сразу узнал этого «Барсука» с аляповатым изображением зелёного орка в рогатом шлеме с соской во рту на корпусе. Петрова! Неужели она выжила после падения «Тройки»?!
Робот был явно неисправен, так как одна из конечностей безжизненно болталась вдоль корпуса. Но даже так, повреждённый шагоход вёл интенсивный огонь по рядам противника, прикрывая группу пытавшихся скрыться в торговом центре солдат, на руках которых были раненые и убитые.
Прямо при нас секунд-поручик мощным прыжком сократила дистанцию до стрелявшего в неё лёгкого «Центуриона», разворотив ударом стального кулака кабину и пустив туда струю напалма из огнемёта. Превратившийся в факел мех ещё не рухнул на землю, а «Барсук» уже растоптал парочку сепаратистов и «штурмовика» в тяжёлой броне.
Бабам! В спину нашему шагоходу врезалась ракета из ручного гранатомёта, и он, на секунду споткнувшись вынужден был нырнуть за перевёрнутую фуру.
Ждать больше было нельзя.
– В атаку!
Мы ударили прямо в тыл противнику, и ещё до того, как он опомнился, половина отряда была уничтожена. Справа от меня шёл Побретухин, слева ефрейтор Баранов. Короткими, экономными очередями, стараясь считать оставшиеся патроны (в «Дрозде», синхронизированном с ИИ, этого делать не приходилось никогда) я поражал выскакивающих на меня противников, периодически прячась от слишком сильного автоматического огня. Два десятка попаданий в корпус я уже получил. Ещё столько же и «Покров» можно смело отправлять в мусорную корзину.
Тра-та-та-та-та! – закончил перестрелку мой пулемётчик Шумков, пройдясь длинной очередью по раненым сепарам. А что вы хотите? Приказ номер 71 п. 1 – «Лиц, затеявших восстание против власти без специального распоряжения в плен не брать».
Часть моих ребят, в том числе медик, бросилась на помощь раненым, а мы с Бутерусом и Барановым подошли к разогревшемуся от боя роботу.
Купол кабины с шипением раскрылся, и на меня уставилась Елена Петрова собственной персоной. Зелёная солдатская майка без лифчика, под которой угадывались острые грудки, покрытая капельками пота кожа, и взгляд… мама называет девушек с таким взглядом дикошарыми. Очень точно, ничего не добавишь.
– Здорово, поручик. Не ожидала, что выживешь, – произнесла пилот, плюнув мне под ноги.
4. Петрова
3 августа 2280 года
Сектор Девы
Готлиб. Сигтуну
Бам! Бам! Бам! Елена со всей силы молотила здоровенной кувалдой по повреждённой конечности своего робота. Короткие русые волосы были покрыты капельками пота, которые после каждого удара мелкими брызгами разлетались в стороны. И откуда только столько силы в этой жилистой девчонке?
Петрова была с Доватора – небольшой самобытной планетки на окраине, которой сильно не повезло. Трижды, она оказывалась в центре Периферийных войн. Населяли Доватор выходцы с Земли. В основном бывшие ветераны со своими семьями. Ещё в начале тысячелетия они облюбовали покрытый лесами и степями мир, создав тут колонию, состоящую из отдельных самостоятельных общин.
Во время Первого конфликта с Федерацией свободных миров сюда высадились войска противника, избрав Доватор своей перевалочной базой. Вот только местному населению, не голосовавшему за вступление в какую-либо коалицию, оккупанты не понравились. Жители планеты, вспомнив свою историю и традиции, нашили папах и кубанок, взяли в руки оружие, которого на приграничных мирах всегда навалом, и уничтожили к чёртовой матери пришлых. Те в свою очередь прислали к планете целый флот и обрушили на восставших всю свою силу. Думаете, победили? Нет, началась затяжная партизанская война, которая поначалу мало беспокоила федералов, а затем заставила держать на планете серьёзные силы. Уж больно удобно этот мир располагался в плане логистики.
– Ну чего ты лупишь со всей дури? Ничего так не выйдет! – нарушил молчание сержант Богачёв, вместе со мной наблюдавший за действиями Петровой.
– Ты рот-то закрой! – зло бросила девчонка, хищно зыркнув на него глазами и забросив молот на плечо. – Это мой робот, и я лучше знаю, что с ним делать!
– Госпожа, секунд-поручик, – опомнился Сергей, – там же стержень сервомотора заклинило! Нужно блок разобрать и проверить…
Петрова решительно шагнула к сержанту, чуть не врезавшись в его подбородок головой, да ещё и на ногу наступила. Я, кажется, усмехнулся. Как там это называли психологи? Вторглась в его личное пространство? Точно! Жестоко и бесцеремонно.
– Тоже мне советчик! Думаешь, носишь нашивку «инженера-техника», так во всём разбираешься?! Его не заклинило! Он погнулся!
– Ай! – подпрыгнул Богачёв, вскрикнув от боли, когда ему ещё раз наступили на ногу. – Как же погнулся! Если бы погнулся, тогда…
Договор между воюющими сторонами принёс на Доватор мир. Империя помогла отчаянным храбрецам отстроиться, оценила их вклад в войну, но один мудрый, старый консул порекомендовал императору не навязывать местным подданство: «Пусть они придут к этой мысли сами, Ваше Величество. Поверьте, так будет лучше для всех».
Второй конфликт снова вызвал оккупацию, жертвы и разрушения. Но на этот раз доваторцы бились уже по-другому. Они дали прикурить своим противникам. Закалённые бойцы – мужчины и женщины, смогли создать целый фронт, куда втянулись бойцы из соседних миров. Они выстояли и снова империя помогла.
Бам! Бам! Клик! – конечность робота, клацнув, согнулась и сервомотор зажужжал. Всё-таки Волчица была права.
В полку Петрову не любили, но уважали. Не любили с подачи моего ротного Берестова, который как-то попробовал подкатить к девице и потом три дня не мог сидеть, а уважали за то, что никто не мог так управлять шагоходом как она. Секунд-поручик будто родилась в кабине своего меха с орочьей мордой на корпусе.
– Ну что теперь скажешь, «специалист»? – победно выкрикнула Елена, развернувшись к Богачёву. – Кто был прав?!
– Каюсь, ошибся, – сложил ладони Сергей, опуская голову перед пилотом.
На правом виске девушки даже под волосами было видно кривой рубец. Точно такой же «украшал» предплечье. Ветеран, участвовала в четырёх военных конфликтах. Говорят, была поручиком, но разжалована. Почему? Бумажная душа Минутка вытянув палец вверх, заявил на одной из планёрок: «Не обладает гибкостью и сдержанностью по отношению к руководству».
Третья война хоть и не коснулась Доватора напрямую (федералы решили держаться от непокорной планеты подальше), зато сделала его центром многолетней экономической блокады. Сектор, в котором располагалось почти три десятка планет, попал в зависимость от этого лесного мира с хмурыми, но справедливыми жителями. Они не только кормили и поили своих соседей, так ещё устраивали вполне удачные налёты и набеги на давнего своего врага.
После окончания войны Круг сам принял решение присоединится к Империи. Правда на своих условиях. Был в списке ряд привилегий, связанных с налогообложением, но главное – бесплатные места для выходцев с Доватора в военных академиях. Так и вышло, что вот уже почти три десятка лет ряды армии бесперебойно пополнялись этими жестокими, гонористыми, но безусловно надёжными ребятами. Откуда я это знал? Двое закадычных друзей моего отца были родом с этого мира – гигант Котов и хитрец Гамов. Кстати, тот старый консул, давший дельный и своевременный совет Александру VII, был моим дедом.
– Господин поручик, смотрите что я нашёл! – подбежавший ко мне ефрейтор Баранов удерживал в руках беспилотный аппарат. – У одного из штурмовиков был. Тут есть БТ-сканер. Запустим?
Дрон почти бесшумно взлетел над нами и росчерком по серо-голубому небу поднялся под облака.
Информацию с его камер вывели прямо на мой командирский планшет. Самопал, но вроде фурычит. Пока устройства синхронизировались для бесперебойной работы, я наблюдал за Петровой.
Пилот поставила шагоход на колени и принялась за ремонт брони на спине. Выстрел из гранатомёта не только сжёг часть поверхности, но и погнул отиевые пластинки. Вытащив ремонтнабор, она сначала срезала лазерным резаком повреждённые куски, а затем залила жидким металопластиком трещины. Закончив подготовку, Елена осторожно высыпала драгоценный порошок из вакуумного пакета в отверстие, сунув туда боркер, превративший серый мелкозернистый песочек в глинистую массу, а затем прямо на глазах матово поблескивающую пластину. Красота! Ни грамма драгоценной субстанции не просыпала. Сразу видно делает это не в первый раз. А, между прочим, на чёрном рынке ремонтнабор и пакет этот стоит сумасшедшие деньги.
– Господин поручик, беспилотник что-то обнаружил! – вернул меня к реальности прапорщик, подтолкнув планшет ко мне.
А ведь верно! Стукнув пальцем по экрану, я приблизил вполне сносную картинку. Отключаем маркеры «свой-чужой»…
По пустой дороге, между многоэтажных домов шла группа из девяти человек. Точнее с помощью своих ног передвигалось только пятеро, остальных просто тащили на своём горбу. Впереди группы, тревожно оглядываясь, шёл вооружённый штурмовой винтовкой офицер.
– Наши! Это майор Воропаев! С ним раненые, – первым догадался остроглазый Баранов.
Приблизив картинку, я убедился, что ефрейтор действительно прав и дрон действительно показывает нам однополчан.
– Сепары! – буркнул зло Бутерус, скрипнув зубами.
Четверо вооружённых людей в тёмных защитных костюмах внезапно окружили наших солдат. Стоящий впереди, наверное, командир, удерживая на прицеле полкового доктора, направился к нему, чтобы забрать из его рук «Дрозд». Идиот! Зачем? Приказал бы бросить оружие на землю и толкнуть к нему ногой.
А дальше произошло странное. Раз! И командир оказался в заложниках. Рука Воропаева крепко обхватила неумеху за горло. Два! И используя противника вместо щита, майор перестрелял без промаха засаду.
Безусловно, некоторые детали от нас ускользнули… и всё равно ловко, ничего не скажешь. Я, конечно, знал, что доктор воробей стреляный, но то, что мы увидели, говорит о нешуточной подготовке.
– Встречайте их, парни! – приказал я всё ещё под впечатлением от увиденного. – Павел, ты старший.
– Слушаюсь! – щёлкнул каблуками ефрейтор, надевая на голову шлем. – Встретим как надо. Кхм, а нормальный у нас доктор, да?
5. В осколках стекла
Пуля угодила мне прямо в лоб. Клацнув «Покровом», я опрокинулся на спину и замер, прислушиваясь к себе, кстати, заодно думая и о том, что новые шлемы испытание безусловно прошли.
– Ну всё! Мымрик сломался! – бросил кто-то из Второй роты скорее с грустью, чем с радостью.
– А вот хрен вам! – резко сел я, прижимая к груди штурмовую винтовку, отчего часть моих сослуживцев вздрогнула. – Живой я и здоровый. Попутно шлемам название придумал.
* * *
– «Пламя» – «Костру», как у вас дела?
– Нормально. Имперцев стреножили. Собрали со всей трассы пленных, много раненых, держим их возле 315. Ждём ваших указаний.
– Часть солдатиков проникла в город. Надо бы добить самых ретивых. Этим и занимаемся. Не могу выйти на связь с «Огоньком».
– Он ещё утром жаловался на плохую связь, да и имперцы, несмотря на наши станции помех, тоже, наверное, эфир забивать могут. Последний раз выходил на связь возле 411.
– Спасибо. Проверю. Имперцев пока не трогать. Охраняйте. Риксдаг решит, что с ними делать.
Вот такой замечательный разговор мы услышали, присоединив «деда» Богданова к локаторам ПУН шагохода Петровой.
– «Пламя» это придёт сейчас сюда и разнесёт тут всё к чёртовой матери, – озвучил мысли присутствующих Бутерус, пытаясь стереть наслюнявленным пальцем царапину на своём шлеме. – Надо бы встретить дорогих гостей, командир.
Вот так мы и начали готовиться к обороне.
Петрова, сев в своего «Барсука», принялась стаскивать к торговому центру (другой-то фортификации вокруг всё равно не было, а тут хоть два этажа и крыша) автомобили, возводя вокруг периметра что-то вроде баррикад. Она чудо как умело трамбовала корпуса фургончиков и легковых машинок, по её мнению, нарушающие эстетику возводимого заграждения.
Собрав всё оружие и боеприпасы с трупов убитых нами сепаратистов и быстренько рассчитав с помощью ИИ их расход, я с грустью понял, что на длительное противостояние мы можем не рассчитывать. Максимум пятнадцать минут интенсивного боя. Не больше.
Стратегия любого огневого поединка на ближних дистанциях сводится к выполнению двух главных условий: остаться живым и поразить противника. Это нам в Академии вдолбили в голову ещё на втором курсе.
При этом любой твой боец должен владеть тремя универсальными приёмами обороны. О чём я? Ой, да ничего сложного – защита путём создания физической преграды между атакующим и обороняющимся, защита манёвром, защита нанесением упреждающего удара.
Первым пунктом занималась Елена Прекрасная, как называл я её про себя (и это был скорее сарказм, чем восхищение), третий, нам был недоступен, ибо раненых не бросишь, а маневрировать тут особо негде (только если в рамках стеклянного чудовища, забитого полками со всяким хламом). Второй приём пропустил? Так на него у меня и была вся надежда.
Передо мной лежало три тяжёлых защитных костюма. Штурмовики сепаратистов таскали старенькие французские «Катафрактарии». Этот защитный костюм в своё время был как никогда актуален и надёжен, но после появления американских «Гризли» ушёл в небытие. Штатовский и прыжковые двигатели имел, и броневой защитой обладал на порядок лучше. А уж про ИИ и говорить нечего. И давление тебе измеряет и укольчик, если надо бойцу поставит. По сути костюмы, этого класса это уже мехи, а не просто одёжка.
– Думаешь надеть? – остановился рядом со мной Воропаев, от которого явственно пахло кровью.
– Хотелось бы, но тут, наверное, всё запаролено наглухо, – сказал я, потыкав пальцем в мигавшую жёлтым огоньком ожидания внутреннюю панель.
– Насколько знаю, в них не генетическая идентификация, как в наших, а просто код?
– Верно. Но взламывать его – это время, а у нас его нет, – поднявшись с колен, я просканировал лежащие передо мной костюмы на предмет различных сюрпризов. – Будем рассчитывать на разгильдяйство сепаратистов, которое позволит нам посадить вон на ту крышу тройку штурмовиков и ударить им в спину в нужный момент.
– Засадный полк Дмитрия Донского, – рассмеялся доктор.
– Точно. Тоже об этом подумал, – согласился я, провожая взглядом удаляющегося Воропаева.
Зря я делил шкуру неубитого медведя. Ряд из десяти цифр был безжалостен к поручику 7-го драгунского. Не было среди мятежников таких идиотов, которые сделали бы доступ к броне свободным.
– Корсаков, хочу сразу сказать тебе, что у меня в пулемёте только двадцать патронов осталось. И бак с напалмом заполнен на одиннадцать процентов, – обрадовала меня по внутренней связи Петрова.
– Здорово.
– Здорово, – усмехнулась та. – А ты, я смотрю, не трус.
– А это поможет?
– Что?
– Трусить, бояться.
– Кхм, странный ты парень. Хотя, может быть, просто тормоз.
Отличную характеристику дала секунд-поручик старшему офицеру. Да, теперь я старший по званию тут, а значит её командир. Что ж, тормозом меня ещё не звали.
Рассовав по поясу запасные магазины для «Мономаха», я отправил с командирского планшета своим бойцам карточку огня будущего боя.
– Командир, дрон сбили, – сообщил прапорщик. – Успели насчитать человек шестьдесят пять-семьдесят. Но эти получше вооружены. Гранатомёты, есть бронетранспортёр.
– Валера, займись им лично. Его надо сжечь сразу, пока он бед не натворил.
– Понял. У сепаров тут гранаты были. Фигня какая-то, но если грамотно использовать…
«Двадцать человек против семидесяти, – подумал я. – Нормальное соотношение».
Длинные очереди прошлись над нашими головами, наполняя мир треском, звуком бьющихся витрин и витражей. Стёкла потоком сыпались нам на голову, не причиняя особого вреда, но вводя в заблуждение ИИ «Покровов», сканирующих возможные угрозы. Не знаю, как у других, но у меня от то и дело краснеющего виртуального экрана начала болеть голова. А тут ещё и пуля в лицо.
* * *
Согласно карточке огня, моя позиция была на крыше торгового центра. Именно туда я и взобрался по лестнице после попадания пули в шлем.
Тут оборону держали мои ребята. Справа от меня стоял Баранов, слева Алескеров. Первый поливал противника внизу длинными очередями, но я даже и не думал ему мешать. Ефрейтор носил нашивку снайпера, да и был потомственным охотником. Второй – стрелял короткими экономными сериями по три выстрела, и я был просто уверен, что, кабы не шлем, увидел бы высунутый от усердия язык.
Атакующие шли редкой цепью, буквально поливая нас огнём. Вот у кого с боеприпасами было всё нормально. ИИ насчитал не менее шестидесяти человек. Три отметки светились оранжевым, а это означало, что внизу не только простая пехота, но и пресловутые штурмовики.
– Командир я могу выйти. Шугнуть их! – раздался у меня в шлеме голос Елены Прекрасной.
– Нет, только когда они прорвутся внутрь. Защищай раненых и доктора, – отрезал я, подстрелив метнувшегося к главному входу бойца.
Раненый попытался отползти и тут же получил от меня точное попадание в затылок. Раскинув руки в стороны, он навсегда замер на асфальте.
– Чего его защищать? – взбрыкнула Петрова. – Он вон из винтовки так садит, что завидки берут.
Я хотел что-то сказать ещё, но тут залп «жаб» накрыл крышу. Один из зарядов отскочил от трансформаторной будки за моей спиной и буквально прыгнул мне под ноги.
Очнулся я на земле в двадцати шагах от здания. В голову мне был направлен ствол восьмиствольного пулемёта. Чёрт возьми!
Бах! – выстрел в аккумуляторный блок автомобиля выплеснул горючую жидкость на замершего передо мной штурмовика, и тот на мгновение вспыхнул словно факел. Не знаю уж что ему там в голову взбрело, но, вместо того чтобы пристрелить меня, он начал размахивать руками, а затем совершил полную глупость – раскрыл «Катафрактарий», выскочив наружу.
Кусок идиота! Их там, что в школах повстанцев или на курсах мятежников вообще ничему не учат? Он же в безопасности был. А теперь всё! Поддался панике и погиб.
Мой ПТ-6 единожды каркнул, и тело свалилось мне под ноги. Сделав пару быстрых шагов, я сорвал панцирь «Покрова» с груди и заскочил в костюм, ударив рукой по клавише, приводящей в действие «Катафрактарий». Ну вот и пароль набирать не надо, ИИ думает я просто пописать отходил.
Лихорадочно бегая пальцами по клаве, я до боли в глазах вглядывался в циферки. Ну кто тут настраивал шрифт, ничего же не видно? Почти тысяча патронов. Состояние целостности восемьдесят семь процентов. Отлично, поехали.
Ходить в этих штуках – это вам не прогулка. Навык нужен. Я не раз видел, как кадеты, сделав пару шагов падали на колени, а потом подняться не могли. Тут и вестибулярный аппарат должен быть крепким и знание алгоритмов действия.
Поднимаю ногу, выдыхаю воздух, ставлю ступню на землю, заполняю лёгкие новой порцией кислорода. Рычажки не дёргаю, действую плавно. Отец учил меня именно на такой модели. Сейчас произойдёт автоматическая настройка и двигаться станет легче. Блядь, если они там, что-то не сбили. От этих «специалистов» всего можно ожидать.
Бронетранспортёр весело догорал неподалёку от главного входа. Бутерус молодец – представлю его к награде. Если выживем. Шагая всё увереннее, я вышел к цепочке прятавшихся за автомобилями сепаратистов.
– Патрик, ты где пропал? – обратились ко мне по внутренней связи. Знать бы кто? А, впрочем, и не важно.
Обрушив кулак на голову ближайшему бойцу, я проломил ему череп и сломал позвоночник. Пулемёт уже вовсю крутился, когда я с близкого расстояния расстрелял своего коллегу-штурмовика разорвав его тело очередью надвое, а затем оторвал руку вместе с пулемётом второму.
Давя на гашетку, я вдруг почему-то понял, что не просто поражаю мишени, а убиваю людей. Да людей! Враги тоже люди! Неожиданно сердце укололо воспоминание о теле Бекетова, которого я тащил на плече, а потом просто оставил на земле возле какой-то облезлой ограды. А я маму его утешал, когда она парня провожала! Кретин, книги пожалел, а у меня солдаты погибли! Ну ладно, гады, получайте!
Тра-та-та-та-та! – словно плюясь дыханием дракона, я рвал на части сепаратистов, ловя ртом воздух после каждого удачного попадания в меня. Не знаю, как ощущали себя парни в «Гризли», но здесь по мне будто стадо слонов пробежало.
И вдруг наступила тишина. Восьмиствольный пулемёт всё ещё продолжал, лязгая, крутиться, но патроны в ленте закончились. Тяжело переступая через разбросанные тут и там тела, я направился к дымящемуся торговому центру, откуда раздавались радостные крики. Кажется, я был ранен, потому что явственно чувствовал жжение в районе живота.
6. Рокировка
Забравшись на разделочный стол в мясной лавке, располагающейся внутри разгромленного торгового центра, я спустил штаны и терпеливо ждал приговора доктора, осматривающего мой живот. У ног моих на полу лежало трое мёртвых парней из соседних рот. Жертвы отгремевшего боя.
«Хорошо, что не мои», – стыдливо подумал я, прикусив от злости за такие мысли губу до крови.
– Повезло тебе, поручик. Пластины брони просто изнутри треснули и порезали тебе кожу, – сказал Воропаев, заливая рану при помощи медицинского клеевого пистолета. – До свадьбы заживёт.
– Вы как моя мама, господин майор.
– Да хоть папа, Виталий Константинович. Вы молодец. Показали себя отлично. И солдаты ваши на порядок лучше действуют. Сразу видно, время зря не теряли, с бойцами занимались. После сегодняшнего, если выберемся, они вас боготворить будут.
– Благодарю, господин…
– Наедине можно просто – Владимир Александрович.
Кивнув, я принялся одеваться и скривился от резкой боли застёгивая ремень.
– Да и ещё, – повернулся ко мне спиной Воропаев, пряча клеевой пистолет в сумку. – Я знаю, что вы раньше никогда в боях не участвовали, а значит не убивали…
– Верно, – признался я.
– Хочу вам кое-что посоветовать. Можно?
– Конечно. Слушаю.
– В следующий раз, – доктор повернулся, буквально вцепившись взглядом в меня, – когда мысли о потерях, о содеянном, накроют вас, не отгоняйте их…
– А я думал…
– Не отгоняйте их, поручик, просто пообещайте себе подумать об этом позже. Проверено. Работает.
* * *
– Реально? Три восьмёрки? – удивился Бутерус, разглядывая влезающих в броню сепаратистов Баранова и Побретухина.
– Сам удивился, когда взглянул в интерфейс того «Катафрактария», в котором находился, – объяснил я. – Попробовал на остальных и… сработало. Вот такой простой пароль.
Позади снова возник вездесущий доктор, с интересом наблюдавший за действиями моих солдат.
– Что надумали?
– Надумали в плен сдаваться, господин майор – хохотнул Баранов. Вторивший ему Алескеров помогал товарищу притиснутся внутрь защитного костюма.
Воропаев замер на месте и уставился на меня. Я было думал, он сейчас начнёт возмущаться и тогда всё… пролетели, как фанера над Парижем. Впервые узнав, откуда произошло это выражение, и как врезавшийся в Эйфелеву башню французский пилот Огюст Фаньер превратился в фанеру, я долго думал о человеческой глупости…
– Корсаков! – вернул меня к реальности приятный баритон доктора. – А это идея! – спрятав руки за спину, тот сделал круг вокруг меня. – «Пламя», а на самом деле мы, может воспользоваться ситуацией и общей неразберихой, подобравшись к этому загадочному объекту номер 315.
– Уже не загадочному. Это сквер возле главной площади, – объяснил я Воропаеву. – Нашли командирский планшет, там забиты в память координаты с описанием целей и соответствующими подписями под ними.
– По ходу дела, шведы-то наши тоже не все местные, – вмешался в разговор Бутерус, взъерошив свои русые волосы, спутавшиеся от пота. – Иначе нафига им такая подробная карта?
– Возможно, они даже не все шведы, – согласился я. – Вот Патрик, кажется, совсем не скандинавское имя.
– Да, скорее всего он с Нового Авалона, – задумчиво добавил доктор словно про себя. – Именно там собирается вся эта мразь – наёмники, уволенные со службы со скандалом солдаты, трофейщики, мародёры. Если оставить здесь раненых, то мы наберём пятнадцать человек… слишком мало, даже если рассчитывать на неожиданность.
– С нами будет как раз в пору! – откуда сверху прямо перед нами спрыгнуло бесцветное пятно, тут же превратившееся в защитный костюм егерей – «архар», предназначенный для работы в горной местности.
Когда боец снял шлем, я увидел лицо Дугина. Вот никому не был так рад как ему. Всё-таки выжили.
Тут же над нашими головами на козырьке торгового центра из воздуха возникла группа его солдат.
– Ну и охрана у вас тут. Мы же как к себе домой прошли через ваше оцепление.
– Ну не так чтобы совсем! – ухмыльнулся прапорщик, подмигивая мне. – Шумков!
Пулемёт внизу грохнул одиночным выстрелом, разбив в дребезги колпак уличного фонаря над головами егерей.
– Засекли? – сделал брови домиком Дугин.
– Да, – ещё шире расплылся довольный Бутерус. – Мы же однополчане, знаем ваши сигнатуры.
– Тогда я за вас спокоен, – оборвал обмен любезностями капитан, присев на перевёрнутую витрину и положив поперёк колен автоматическую винтовку «Стакатто». – Слышал, что придумали. Пойдёт. Только предлагаю завести вот тот фургон и скидать в него трупы убитых гадов.
– Зачем? – спросил всё это время, молчавший рядовой Сидоров.
– Затем. Подрастёшь – узнаешь.
Ничего себе! Не ожидал от капитана таких слов. Он же всегда всё обстоятельно объясняет, не грубит. Впрочем, чего удивляться столько людей потерял. От роты жалкие крохи остались.
– Чтобы расслабились, оружие опустили, – пояснил за Дугина бойцам Воропаев.
– Потеряли бдительность, рядовой Сидоров, – попытался реабилитироваться капитан. – И тогда мы их … всех перебьём.
Доктор остановился над Дугиным и быстро осмотрел кровоточащую ссадину на его скуле.
– Как вы выбрались, Дима?
– Чудом, Вова, – бросил командир егерей, нервно дёрнув подбородком, и мягко отстранил товарища.
И всё-таки я никогда ещё не видел капитана таким разозлённым. Глаза метали молнии, движения были порывистыми.
– Они шагать-то хоть смогут в «Катафрактариях»? – спросил Дугин, разглядывая парней, залезших наконец в костюмы.
– Сможем, господин капитан! – браво отрапортовал Побретухин. – Нас господин поручик учил.
– Да ну! Как? – дотронулся пальцами до раны на лице капитан.
– Как-как, факультативно, – пробубнил себе под нос я. – В своё свободное время.
* * *
Выдвинувшись, мы осторожно шли по переулкам, вымощенным по старинке булыжниками, боясь ненароком получить из-за угла или с крыши пулю от своих же. Вдруг ещё кто-то выжил и захочет освободить пленных.
Пересекая улицу с красивым названием Эёгонблик, мы остановились рядом с перевёрнутым бронетранспортёром нашего полка. Машина уставилась в небо шестью рифлёными колёсами, придавив тела шести солдат во главе с неизвестным мне ефрейтором. Раздавленные, растерзанные тела с выпученными от боли глазами и распахнутыми в крике ртами беспомощно взирали на нас. Ужасная смерть.
Время мести неумолимо приближалось. Уже на подходе, к скверу, который местные прозвали «Вэстанвинд» («Ветер с запада»), мы вышли на связь с «Костром», достоверно изобразив с помощью богдановского «деда» помехи.
Забыл про Елену Прекрасную? На шагоход Петровой (куда же без неё) посадили двоих наших в «Черепахах», чтобы создать видимость захвата робота. Секунд-поручик, не стесняясь в выражениях, предупредила Алескерова и Вихневича, чтобы они сразу спрыгивали с корпуса робота, как только начнётся бой, иначе… «кто не спрятался, я не виноват».
– Виталий Константинович, могу я попросить у вас ваш ПТ- 6? – спросил у меня доктор, протягивая руку.
– Отдача же! Собираетесь стрелять с двух рук? Как вы…
– Я справлюсь, поверьте.
Каждый играл свою роль. Пятеро ребят во главе с Бутерусом изображали пленных, будто бы еле ковылявших по дороге, остальные изображали охранников, подгонявших их пинками и тычками стволов в спины. Пропустив вперёд фургон с трупами, мы бодрой походкой вышагивали в сторону группы сепаратистов, окружавших наших ребят возле памятника какого-то мужика с флагом.
Позади я явно ощущал присутствие егерей Дугина в «стелс-камуфляжах», вышедших «на тропу войны».
7. Накоротке
Мы шли, а они на нас смотрели. А мы всё равно шли, ведь там наши товарищи, и им была нужна помощь.
И всё-таки фургон с трупами был гениальным ходом. Повиливая из стороны в сторону, ибо одно колесо было повреждено, машина остановилась неподалёку от входа в сквер, развернувшись к оцеплению сепаратистов боком, да так, чтобы из раскрытого кузова выкатилось тело в продырявленной «Черепахе».
Сделал это управлявший автомобилем Богданов специально. С тем же умыслом же Алескеров и Вихневич спрыгнули с корпуса шагохода с показной заботой пытаясь быстрее поднять труп распростёршегося на земле бедняги.
Уже было насторожившиеся мятежники сразу успокоились и, заглядывая внутрь фургона, похлопывали моих ребят по плечам и спине, выражая таким образом сочувствие. Ну как же? Столько товарищей от рук имперцев потеряли.
Я внимательно прислушивался к радиопереговорам, но интересно мне было не то, о чём говорят противники, а звук, являвшийся фоном для связи. Как только услышу еле заметное шипение, значит «Дед» к чертям забил связь местным. Локально, зато надёжно. И пусть они после этого зовут на помощь кого хотят, а вот мы обязательно воспользуемся «Гермесом» – стоявшей под деревьями коробкой на колёсах, эта радиостанция и до Нового Севастополя возьмёт, если надо.
Мы между собой общались только жестами, понимая, что вся эта маскировка «на соплях держится». Главное, оказаться как можно ближе к пленным. А больше ничего и не надо.
– «Пламя», да вы ещё смотрю и шагоход захватили, молодцы! – уже за оградой сквера нас встретил среднего роста брюнет с серо-голубыми глазами и широким лбом.
Шлема на голове сепаратиста не было, зато за плечом у него торчала труба реактивного гранатомёта. Мужчина сразу направился ко мне, так как на этот случай я подготовился, налепив на плечо эмблему лейтенанта местного ополчения. Сам брюнет щеголял капитанским погончиком.
Ещё пять шагов вперёд, шесть, семь – ребята плотной группой за мной. Богданов позади нас вылез из фургона и вместе с Алескеровым и Вихневичем изображает скорбящего. До Станиславского им далеко, но школьную самодеятельность усвоили на зубок. Ничего, егеря при случае их прикроют.
«А вот и наши! Сидят правильным прямоугольником в углублении перед статуей знаменосца», – отметил тем временем я. Вокруг автоматчики, пулемётчики и даже огнемётчик есть. Всего три десятка человек. Не так много. Глупцы, а пленных-то в три раза больше. Хорошо, что основная группа противника находится чуть левее рядом с домиком с медной табличкой на стене. Местная достопримечательность что ли какая-то?
– А как вы умудрились завести шагоход без пилота? – ещё не насторожившись, но что-то смекнув, произнёс брюнет, подойдя ко мне.
Ребята не остановились и продолжили движение, огибая нас.
– А, ясно! Сумели заставить пилота снять блок? – сам себе ответил капитан, постучав себя согнутым пальцем по лбу. Обожаю таких людей – сам спросил, сам ответил.
Голова моя тем временем была повёрнута в сторону «достопримечательности», где под стенами домика на лавках, стоящих рядами, в лучах солнца нежились сепаратисты. Шлемы сняты, оружие приставлено к стене, валяется в траве, висит на спинках сидений. Бардак! Так, несколько десятков человек. Сколько их? В этой модели «Катафрактария» даже ИИ нормально не работает! Ну считай, считай же, давай! Не меньше роты, я и без тебя вижу!
– А где капитан Роффе? – снова пристал ко мне докучливый брюнет. Интересно, что говорил он не на шведском, а на общеимперском.
Обернувшись, я молча указал пальцем на фургон с трупами.
– Жаль, хороший был командир.
Петрова тем временем проследовала мимо меня в сторону принимающих солнечные ванны мятежников. Тень от шагохода на секунду накрыла нас.
– Так, лейтенант, оставляйте робота вот там, под деревом, а пленных сюда к старине Ульфу, – рассмеялся капитан, указывая на статую. – Уж он-то тоже имперцев, наверное, терпеть не мог.
В наушниках моих раздался долгожданный лёгкий шум, и я понял, что время настало. Похлопав капитана по плечу, я поудобнее перехватил пулемёт и, обменявшись взглядом с проходящим мимо Воропаевым, включил электрический привод оружия, приводящий в движение вращающийся блок стволов.
Резкий порыв ветра сорвал с деревьев, окаймлявших сквер, листья, на мгновение наполнив воздух пёстрым осенним одеялом. Какая ранняя тут осень! А у нас на Новом Севастополе ещё жара.
Это раньше, когда ствол проходил пятичасовую отметку, в него закладывался патрон, на двенадцатичасовой ударник бил по капсюлю и происходил выстрел. Шестичасовая отметка означала удаление гильзы из патронника. Таким образом за один оборот блока стволов происходило ровно восемь выстрелов. Сейчас никаких патронов не было, и мощный аккумулятор посылал вперёд просто куски раскалённого металла, что увеличивало не только скорострельность, но и точность.
Ганг-ганг-ганг! Словно метлой я смёл десяток сепаратистов справа от памятника. С такого расстояния ни промахнуться, ни ошибиться было невозможно.
И всё-таки Петрова начала раньше меня. Пусть на несколько секунд, но раньше. В тот момент, когда я только раскручивал ствол своего восьмиствольного, она с двух рук «Барсука» дала залп из пулемёта и огнёмёта по расслабившимся сепаратистам. Бедняги гибли один за другим, разрываемые длинной очередью ПКС. Те же кто рухнул на землю и спасся от пуль, погиб от напалма. Домик с медной табличкой был практически разрушен до основания, а то, что осталось, жадно поглощалось огнём.
Елена Прекрасная не врала, её боезапас и правда закончился очень быстро. Однако унывать секунд-поручик не стала. Жужжа сервомоторами, шагоход, шутя, вырвал из земли столб с указателем. Используя его словно большую мухобойку, Петрова начала молотить разбегающихся от неё противников.
Дальнейшее не видел, так как в меня со всех сторон заколотили пули. Короткими очередями я разносил в щепки деревья, среди которых залегли стрелки. Так вышло, что только я защищал пленных, пытавшихся выбраться из углубления у памятника наверх.
Воропаев с Бутерусом перебили остальную охрану и сейчас пытались противостоять группке сепаров, улизнувших от Елены и пытавшихся пробиться к воротам. Там тоже шёл нешуточный бой. «Стакатто» егерей захлёбывались, не замолкая не на секунду.
Ганг-ганг-ганг! Пятеро бойцов порваны в клочья. Ганг-ганг! Огнемётчик, попытавшийся подобраться к памятнику, превратился в пылающий факел. Мимо пролетела голова скульптуры.
Воропаев и правда умудрялся ловко палить из ПТ-6, вот только стрелял он не с двух рук, а по очереди – правой-левой, правой-левой. Но это не спасало сбитых с толку противников. Находясь в постоянном движении, майор исполнял свой смертельный танец с изумительной красотой и искусством. Нет, этому в медицинских академиях точно не учат. По-моему, я это уже говорил. Нет?
Пленные уже очнулись, и подбирая оружие с валявшихся повсюду тел мятежников, начали помогать нам. Краем глаза я видел стрелявшего из штурмовой винтовки Кирпичёва, голова которого была перевязана бинтом. А вот и так нелюбимый мной хохмач-Юрков плечом к плечу паливший рядом с майором Минуткой. Я вообще не знал, что тот стрелять умеет. На стрельбище или полигоне ни разу его не видел.
Бряк! Заряды в моём пулемёте внезапно закончились, и я, подхватив другой из рук мёртвого Светлова – тихого скромного парня, мечтавшего после армии поступить в художественную академию, дал длинную очередь по деревьям. Только щепки в разные стороны полетели! В ответ мне раздалось всего пару выстрелов. Засекая всполохи сканером, я выдернул остаток ленты из кофра за спиной мёртвого бойца и несколькими залпами уничтожил противника. Позади что-то взорвалось, а потом…
Внезапно стрельба прекратилась, и, обернувшись, я увидел усыпанный телами сквер, поваленные деревья, разводы копоти, пятнавшие светло-серые каменные плиты и дымящийся шагоход Петровой. Сама пилот сидела на одной из лап робота, удерживая на коленях мой «Мономах».
Пока все остальные приходили в себя, я пинком ноги отбросил голову бронзового Ульфа, обошёл место схватки, придя к выводу, что слишком много наших ребят осталось лежать неподвижно. Своих я пока не видел, но вот небольшая часть пленных погибла от шальных пуль или сражаясь с оружием в руках. И не только они.
Остановившись возле тела мёртвого егеря, я поднял его на руки, положив в «последнюю шеренгу». Так называли у нас тела погибших товарищей, выкладываемых в ряд.
– Дугина ранили! – закричал кто-то, и я, сняв шлем, поторопился к перевёрнутому взрывом грузовику с трупами, возле которого, привалившись спиной к кузову, сидел побледневший капитан. Воропаев уже вовсю колдовал возле него.
– Богданов! – кусая губы, гаркнул я.
– Я здесь, господин поручик! – радист был вполне себе здоров, только защитная пластина на правом плече покрыта паутинкой глубоких трещин.
– Что с «Гермесом»? Не повредили?
– Никак нет, – доложил тот. – Включил настройку. Это займёт пару минут.
– Хорошо, – кивнул я и бросил взгляд за ограду.
Не может быть! Не верю своим глазам!
В следующую секунду я напялил на себя шлем и, моля бога о том, что ошибся, активировал режим наблюдения. Клик! Приблизить! Клик! Ещё приблизить! Чтоб тебя!
Увиденное заставило меня содрогнутся. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я заорал:
– Внимание всем! С севера к нам движется крупный вражеский отряд! Есть техника! Готовимся к бою!
Никакой паники не было. Паниковать нас отучают ещё в Академии. «Ты же имперец, соль земли, трястись тебе не к лицу! Выше голову! Выше!» – говорил нам в учебке щтабс-капитан Делиг.
Каждый знал, что ему делать. Собранные боеприпасы пошли по рукам. Бывшие пленные способные держать оружие, облачались в «Черепах» и вооружались. Петрова каким-то чудом завела свой шагоход и начала стаскивать к ограде поваленные стволы деревьев. По-моему, из машины что-то капает. Нет, точно капает.
– Бутерус, Богачёв, Баранов проверить личный состав! – продолжал отдавать команды я, пытаясь во всех подробностях разглядеть противника. Через пару минут это действительно стало возможно.
– В рот вам кило печенья! – ругнулся рядом со мной особист, присовокупив затем кое-что покрепче. – Командуй поручик, командуй.
Прямо на нас ползла настоящая маленькая армия. Не меньше четырёх рот пехоты, десяток бронетранспортёров и даже четыре танка. Откуда они берутся то?
– Ну всё, приехали, – произнёс, замерший рядом со мной Бутерус, захлопывая забрало шлема.
8. Многостаночник
Все офицеры и прапорщики, впрочем, в нашем полку он был только у меня, собрались под сенью, чудом оставшейся нетронутой гигантской берёзы, ствол которой в метре от земли разделялся на три самостоятельных дерева.
– Я же говорю, командуйте, поручик, а мы будем исполнять, – быстро заткнул рты Кирпичёв попытавшимся было возбухать офицерам.
– А где полковник? – спросил кто-то позади меня.
– Рогову голову ещё при посадке оторвало, – как-то подозрительно спокойно сообщил нам Минутка, сжимая старенькую штурмовую винтовку Сорогина.
Побелевшие от напряжения пальцы майора вцепились в оружие мёртвой хваткой, лицо, залитое кровью, было серо-зелёного цвета. Воропаев поймал мой взгляд и кивнул.
– А почему, собственно, он? – влез в круг обступивших нас однополчан мой ротный.
Кирпичёв странно дёрнулся, покраснел и резко повернулся к Берестову.
– Потому что ты, сука, когда в нас стрелять на трассе начали, свою жопу спасать бросился, а Корсаков раненого солдата на себе потащил! Я своими глазами видел! И закрой свой рот, капитан! Если живыми вернёмся, я про тебя такой рапорт напишу… полетишь на Снежную каюмов отлавливать!
Берестов со стуком захлопнул рот, остальные удивлённо уставились на особиста. Обычно, Игорь Станиславович был сдержан. Немного мрачен, да, но сдержан. Мата от него вообще никто и никогда не слышал.
Кирпичёв поправил окровавленную повязку на голове и, кашлянув, продолжил:
– Только вы, поручик, из всех здесь присутствующих, закончили «Т301». У вас в личном деле одни похвалы и благодарности, я видел.
«Т301» была новая комплексная программа подготовки пехоты, роль которой в вооружённых силах империи за последние десятилетия серьёзно снизилась. «Штурмовики», шагоходы, дроны и другие боевые автоматические платформы вставали на место простого бойца с винтовкой в руках. Даже физическая подготовка теперь не имела решающего значения. Зачем? Защитные костюмы с каркасными усилителями, прыжковые ранцы, искусственный интеллект, решающий за тебя кучу задач. Будущее наступило! И вдруг, ряд второстепенных военных конфликтов на окраинах, показал, что рано мы положили на полку ушедшие в прошлое уставы, нормативы, прокачку вроде бы простых навыков и умений, которые раньше доводили у солдат до автоматизма.
Вот и создали старые генералы, имевшие серьёзное влияние в окружении императора, «Т301», которая, по сути, подтягивала пехотинцев до уровня легендарных спецподразделений прошедшего века. Навыки уличного боя, столкновения с тяжёлой техникой, диверсионная работа в тылу противника и тому подобное. Офицерам же в программе отводилась серьёзная роль… знаете, как в любимой пословице моей мамы: «И швец, и жнец, и на дуде игрец». Кстати, попадали в программу далеко не все.
– Господин капитан, он не раненный был, – не в тему прошептал я, склонившись над Кирпичёвым. – Убитый. Я был почти уверен.
– Без разницы! – раздражённо ответил особист. – У нас времени с гулькин нос. Командуй!
* * *
Командуй! Легко сказать, а вот сделать…
Пока Богданов с парой раненых откатывал в укрытие «Гермеса», мы со всеми способными держать оружие занимали позиции в домах по обеим сторонам улицы, ведущей к скверу. И ежу понятно, что там оставаться было нельзя. Первый же танковый залп превращал это место в ад, а нас в мертвецов.
На перекрёстке улиц Эёгонблик и Грюнинг на красной черепичной крыше я посадил взвод гранатомётчиков под командованием Богачёва. Тоже самое сделал в доме напротив. Реактивные снаряды подобьют первый и последний танк колонны, а потом будут выбирать цели произвольно, постоянно меняя местоположение. Кстати, я сильно пожалел, что уничтожил огнемётчика. Сейчас «Горыныч» был бы нам весьма полезен.
– Готов? – коснулся я плеча Баранова, смотревшего на приближающегося противника в прицел новенькой крупнокалиберной снайперской винтовки, доставшейся нам от сепаратистов.
– Так точно, господин поручик.
– По готовности.
Трижды Павлу удалось нажать на спусковой крючок, три офицера противника осталось лежать на мостовой у ног товарищей.
Мы еле-еле успели выбежать из уютной маленькой квартирки, превратившейся за нашей спиной в огненный факел. Следующий залп сравнял с землёй сквер.
Ряды пехоты противника бросились вперёд, стремясь выскочить на площадь, танки гудели двигателями, тоже торопясь покинуть дорогу, сжатую с обеих сторон пятиэтажными игрушечными домиками, словно попавшими сюда из сказки Сельмы Лагерлёф.
Ну уж нет, голубчики! Дымные следы реактивных ракет крест-накрест пересекли улицу, превращая танки в кучу раскалённого хлама.
– Начали! – бросил по связи я, падая возле оконного проёма с «Мономахом» в руках. От «Катафрактария» пришлось избавиться – костюм был сильно повреждён, поэтому бой я снова вёл при помощи трофейной штурмовой винтовки и в своём покоцаном уже «Покрове».
Тра-та-та-та-та! Бам-бам-бам! Ганг-ганг-ганг! – разорвали воздух выстрелы, производимые из трофейного оружия. Пехота противника падала, подымалась и снова падала, чтобы не подняться уже никогда. «Только бы побольше их перебить», – думал я, короткой очередью добивая ползущего к танку сепаратиста. Иначе они нас просто сомнут. Вон их сколько!
Крошки камня ударили по моему шлему, а следом на макушку шлёпнулся тяжеленный кусок штукатурки с потолка. Распластавшись по полу, приходя в себя, я на четвереньках пополз к лестнице на первый этаж. Над головой прошёлся крупнокалиберный пулемёт, установленный на единственном бронетранспортёре.
– Меняем позиции! Меняем позиции! – орал я, забыв, что по внутренней связи всем и так меня нормально слышно.
Буквально на секунду всё затихло, а затем бой начался с новой силой. Сначала ещё один танк подпрыгнул на мостовой от взрыва. Сдетонировавший боезапас заставил машину перевернуться в воздухе и шлёпнуться на группку своих солдат, спрятавшихся за углом кафе.
Стена рядом со мной вспучилась и взорвалась мелкими осколками. Лицо обожгло, и быстрым движением я сорвал с головы шлем, треснувший пополам. Он трижды спасал мне сегодня жизнь. Так в рапорте и напишем.
Осторожно выглянув в метровое отверстие в стене, я, расстреляв до железки патроны, сменил магазин и выполз на улицу. Что-то сегодня имперские солдаты всё больше ползают, а не браво атакуют в полный рост.
На другой стороне улицы, напротив меня, в проёме двери замерли Бутерус и Петрова, показывающая мне язык. Елена Прекрасная даже броню надевать отказалась, так и бегала в одной майке, светя сиськами, после того как шагоход её окончательно сдох.
Прокатившись по земле, я выпустил половину магазина по трусившей впереди группе врагов в «Черепахах», шанса у которых против меня не было, и нырнул в узкий проулок.
Кто это там на крыше? Неужели Тугай? Точно, и шлем тоже где-то посеял. Спрячься, дурачок! Спрячься!
– Филины! Филины! – кричал Алескеров, подпрыгивая от радости на месте.
Я сначала подумал, что парнишке просто показалось. Откуда здесь орбитальные истребители? Нет, они, конечно, одинаково успешно действуют не только в космосе, но и на поверхности планеты, но…
Пока я, опустошая предпоследний магазин, рассуждал, у меня над головой с лёгким гудением, от которого заныли зубы, проплыла тройка массивных треугольников с открытыми орудийными портами. На фюзеляжах крылатых мясорубок красной краской были грубо проставлены номера: «1», «3» и «7».
Личный коммуникатор на руке завибрировал, и на экранчике появилось сообщение со смайликом внизу: «Империя своих не бросает!»
«Юмористы!» – подумал я, ощущая, как волосы на голове встали дыбом от первого залпа спустившихся к нам с орбиты машин.
Это было действительно страшно, ведь орудия истребителей издавали лёгкие хлопки и только. Наполнившие мир вокруг меня треск, вопли и взрывы были всего лишь следствием атаки.
Пох-пох-пох-пох! – «Филины» буквально рвали на части противника. Плазменным и ионным пушкам вообще не было никакой разницы, что попадалось на их пути. С одинаковой лёгкостью они уничтожали человеческую плоть, лёгкие и тяжёлые бронекостюмы, танки, бронетранспортёры, асфальт и камень под ногами сепаратистов. Через пару минут всё было кончено.
Неожиданно я почувствовал, что ноги мои задрожали от слабости. Прислонившись спиной к стене дома, я сел на землю, поставив «Мономах» между ног.
«Бутерус прав. Винтовка отличная, ни на что её не променяю», – почему-то подумал я, касаясь пальцами успокаивающе прохладного металла.
9. Инквизиция
На трибуне зала заседаний, стены и даже потолок которого были покрыты панелями из драгоценного морёного дуба, восседало трое человек. Всем мужчинам было за пятьдесят – крепкие, подтянутые, уверенный взгляд и властность в каждом движении. Господство империи зиждилось на могуществе консулов, которые были проводниками политики императора в самых отдалённых уголках вселенной. Прибытие консула всегда сулило проблемы, а уж если он и его помощники прилетали на планету, чтобы что-то расследовать, их иначе как инквизицией не именовали.
– Заседание номер 3223-Н4. Проводится в здании Риксдага Готлиба. Председательствует Его Сиятельство консул Воронцов Иннокентий Ильич и его квесторы Ковалёв Иван Сергеевич и Зыков Михаил Алексеевич. Заседание записывается в голоформате, отдельно ведётся аудиозапись, – смешно растягивая слова, произнёс плюгавенький старичок в звании надворного советника.
Когда старикашка уселся за отдельный маленький столик, находящийся справа от трибуны, слово взял квестор Зыков – широкоплечий крупный мужчина с тёмными волосами, побитыми сединой на висках. Михаил Алексеевич был легендой КФ империи. Командир единственного крейсера, пробившегося сквозь оборону на «Линкольн-стренде» и сумевшего сдержать атакующего его флот противника до подхода Синей эскадры. По сути победа в инциденте 2267 года осталась за нами благодаря его действиям.
– Поручик, вы просмотрели список подготовленных нами вопросов? – спросил меня действительный тайный советник.
– Так точно! – соскочил со своего места я.
– Хорошо. Начинайте с самого начала, – усадил меня жестом Зыков. – Если нам будет нужно что-то уточнить, мы остановим вас.
Я чувствовал себя неловко, сидя в присутствии высокопоставленного начальства, и, откашлялся в кулак, произнёс:
– Первого августа на экстренном заседании командир полка сообщил нам о том, что на Готлибе восстание. В столице мятежники осадили штаб местной муниципальной гвардии. Требовалась помощь. Наш 7-й драгунский должен был решить эту проблему, как можно быстрее.
– Какую задачу Рогов поставил вам конкретно? – подался вперёд квестор.
– Высадка, пленение сепаратистов, комендантский час и контроль территории столицы и её окрестностей, пока туда не прилетит имперский консул, – наизусть процитировал я слова своего покойного командира.
Задумчиво хмыкнув, взял слово Ковалёв (не менее легендарный командир, водивший в атаки егерей ещё во Вторую периферийную):
– А до вас довели сведения о том, что Готлиб ранее уже приносил проблемы империи?
– Сказали, что раньше планета принадлежала Шведской Конфедерации, а потом та продала её Империи.
– Это всё? – скуластое лицо Ковалёва не выражало абсолютно никаких эмоций, яркие зелёные глаза словно жили самостоятельной жизнью на его физиономии.
– Нет. Ещё сказали, что двадцать лет назад нам уже приходилось высаживать войска на планете, чтобы усмирить местных, – добавил я.
– Кто проводил инструктаж?
– Подполковник Климов, господин действительный тайный советник! – снова встал с места я.
Квесторы переглянулись, а затем дружно посмотрели на консула, который, откинувшись на спинку кресла, выстукивал пальцами по подлокотнику какую-то мелодию.
– Поручик, а вы знали, что Рогову было настоятельно рекомендовано дождаться «Стремительного», при поддержке которого ваш полк и должен был сесть на Готлиб? – немного лениво, делая паузы между словами, нарушил тишину молчавший до этого момента Воронцов.
Вытянув руки по швам и вздёрнув подбородок, я немедленно ответил:
– Никак нет, Ваше Сиятельство, не знал.
– Хорошо. А вас не удивило, что на планете столько оружия и есть средства ПВО? – задал новый вопрос консул, так и не посадивший меня на место.
– В своём рапорте…
– Читал ваш рапорт, – оборвал меня Воронцов. – Дважды. А теперь хочу это услышать от вас.
Чуть удивившись, я браво гаркнул:
– Удивило, Ваше Сиятельство. Даже списанное стрелковое оружие не должно было попасть на Готлиб, ибо планета в соответствии с параграфом 6 пунктом 2 «Имперского статута» ограничена в…
– Я вас понял, поручик, садитесь на место, – ещё раз оборвал меня консул, что-то пометив в планшете перед собой.
Троица инквизиторов пару минут о чём-то совещалась, а потом Зыков обратился к сидящему за мной майору Минутке.
Тот всё ещё был бледен, но безумный взгляд сменился на обычный – чуть рассеянный и мечтательный, тот который я видел много раз, встречая старшего офицера в коридорах штаба.
– Майор, мы знаем, что вы были против высадки полка на планету. Почему?
Встав со своего места и чуть скривившись от боли, Аркадий Александрович пояснил:
– Я указал полковнику на рекомендацию дождаться линкор, но тот заявил мне, что рекомендация не приказ и наверху просто перестраховываются.
Дверь скрипнула, и в зал с гордо поднятой головой надменно вошёл огромный рыжий кот в сопровождении маленького котёнка. Стоящая на страже четвёрка «преторианцев», с удивлением проводила взглядом животных, которые прошествовали через зал парламента словно хозяева и скрылись в дальней комнате. Мне уже рассказали, что кошаки тут что-то вроде символа. Гуси, говорят, Рим спасли, а кошки первых колонистов на планете. Как? Не спрашивайте, не знаю.
– Ясно, а почему он так торопился? – сощурил глаза квестор, правда, смотрел он не на Минутку, а на сидящего позади него Кирпичёва.
– У меня нет ответа на этот вопрос, господин действительный тайный советник, – помотал головой штабист.
– У вас могут быть предположения, – жёстким не допускающим отказа тоном, проскрежетал со своего места консул.
Майор на секунду замялся, а затем, пожав плечами, ответил:
– Возможно, Виктор Емельянович хотел решить вопрос быстро, без привлечения дополнительных сил и…
– И получить награду за свои действия? – пронзительный взгляд впился в Минутку, и я даже видел, как тот поёжился.
– Не исключаю этого.
– Присаживайтесь.
Кирпичёв, не дождавшись, когда его поднимут, встал с места и одёрнул мундир.
– Капитан, вы тоже были против и даже оставили соответствующую отметку об этом в своём личном электронном дневнике, – снова взял слово Зыков. – Вы, как сотрудник КГБ, можете дать оценку произошедшему?
– Я предупреждал командира полка, что высадка без поддержки на планету, с которой уже раньше были проблемы, риск для полка, но даже я не предполагал, что мы тут увидим.
– О чём вы?
– Нас ждали. К нашей встрече подготовились. Как умели, конечно, но всё же подготовились. Оружие, средства ПВО не могли попасть сюда просто так – мятеж готовили не один месяц, может быть даже год.
– А разведка? – бросил Ковалёв. – Откуда такие данные? Почему аналитики так ошиблись с оценкой угрозы?
– Ошибки при планировании операции не было. Штаб располагал достаточной информацией, предоставленной разведкой. Я лично просматривал данные съёмок. Мятежников было мало и действовали они разрозненно. Всё изменилось за несколько часов до нашей высадки. Местных напугали аварией на крупном химическом комбинате и эвакуировали, расставили ранее тщательно скрываемое ПВО….
– То есть, противник был осведомлён о времени вашего прибытия?
– Рассчитать его не сложно, – кивнул Кирпичёв. – Только вот откуда он знал, что мы не будем ждать линкора?
Инквизиторы согласно закивали.
– Это правильный вопрос, капитан, спасибо.
Кирпичёв замешкался, а потом, вытянувшись по стойке смирно, выпалил:
– Я хотел бы обратить внимание Его Светлости на действия поручика Корсакова. Этот молодой офицер действовал решительно и спас многих своих однополчан.
Я покраснел от смущения, что не скрылось от взгляда Воронцова.
– Мы учтём вашу рекомендацию, – успокоил особиста Зыков, мягко улыбаясь.
Снова заметки в планшетах, пара фраз осторожным шёпотом и…
– Камер-майор, что вы можете нам сказать?
Я вздрогнул и, обернувшись, увидел в самом конце зала, почти возле выхода, доктора Воропаева. Камер? Ничего себе! А интересно полковник Рогов знал, что в его полку служит офицер, лично награждённый императором и входящий в его свиту? Вряд ли.
Владимир Александрович принял стойку и спокойно без нервов доложил:
– Действия полковника были продиктованы личным интересом, однако ничего не указывало на опасность для полка. Тем не менее, если бы Рогов остался жив, его отдали бы под трибунал. Огромные потери и всё это лишь бы выслужиться. Что касается сепаратистов, то они были не слишком хорошо подготовлены и надеялись исключительно на эффективность своего ПВО. Состав войск противника чрезвычайно пёстрый, профессиональная подготовка у бойцов также разная.
– Общая оценка? – дослушал до конца доктора Воронцов.
– В целом, полк показал себя хорошо, – не сделав даже малейшей паузы, резюмировал Воропаев. – Я не рекомендую его расформировывать, скорее наоборот, офицеров, проявивших себя в боестолкновении нужно наградить.
– Не все офицеры проявили себя с самой лучшей стороны? Ведь так?
– Не понимаю о чём вы, Ваша Светлость.
– Я о капитане Берестове, ротном Корсакова. Разве его не нужно судить?
И опять доктор ответил, не задумываясь:
– Нужно судить и разжаловать, но не выгонять из армии.
– Почему же?
– Мы слишком давно не воевали. Всякое бывает.
Консул негромко рассмеялся шершавым, колким смехом, от которого мне стало не по себе.
– Спасибо, камер-майор, вы свободны. Остальные тоже. В соседнем зале вас уже ожидают.
«Странное всё-таки заседание», – крутилось в моей голове, когда я проходил мимо «преторианцев».
* * *
– Кто устроил мятеж?! Почему империя недовольна нами?! Заговор или восстание?! – мальчишка газетчик метался по улице, удерживая в руках пачку газет. Ещё одна традиция, которой гордятся местные.
«Отвага, серебряный ромбик «В боевых условиях», значок ветерана Третьей степени. Щедро!» – думал я, рассматривая своё отражение в витрине. Шесть моих рядовых получили звание ефрейтора, Бутерус «отвагу» и второй ромбик. Петрова теперь у нас поручик, да ещё и значок «универсала» заработала.
Смотря на спешивших мимо меня людей, медленно ползущие в пробках автомобили, я вспомнил, как выглядели эти улицы всего три дня назад. Эх, сколько ещё тут работы особистам.
– Доволен? – рядом со мной остановился доктор, увидев которого, я замер словно на параде, а сердце моё побежало вскачь.
– Здравия желаю, господин камер-майор!
– Да, вольно, вольно, поручик! – рассмеялся тот. – Я же сказал, наедине можно по имени-отчеству. Так доволен наградами?
– Доволен, Владимир Александрович.
– А блеска в глазах нет.
Я на минуту задумался и решил сказать правду.
– Так ребят столько погибло. Дугин всё ещё в госпитале. Вроде и доволен, и нет. Всё думаю, что мог спасти ещё одного-двух. Хотя бы своих.
Воропаев грустно взглянул и, коснувшись кончиками пальцев новеньких наград на моей груди, немного невпопад произнёс:
– Без серьёзной мотивации это всего лишь красивые железки, поручик, я думаю, вы и сами это знаете.
10. Доктор и архивариус
Даже понятия не имел, что сахар-рафинад всё ещё можно где-то купить. Я и простой-то сахар видел редко, все таблетками и каплями обходились, а тут надо же – кубики в конце XXIII века.
Пётр Григорьевич кушал сахар вприкуску, попивая крепкий чай из обыкновенной старой жестяной кружки и сидя с нами за столом для сборки оружия.
Мы вместе с Валерой Бутерусом полностью разобрали Мономахи, разложив их перед собой. «Да, по сравнению с модульными Дроздами или даже Стакатто слишком много запчастей, – подумал я. – Ничего, разберёмся».
Удивительно бережно, будто стеклянную, архивариус поставил на стол свою помятую жестяную кружку и с отеческой улыбкой взглянул на меня:
– Небось удивились, узнав, что Воропаев камер?
– Удивились – не то слово, – ответил я, разглядывая затворную раму с газовым поршнем. Ну надо же, точно такая как в штурмовых винтовках XX века. – Мне кажется даже Кирпичёв не знал об этом.
– А он и не знал! – надул щёки старик. – Стацы и камеры имеют право сохранять своё инкогнито столько сколько хотят. Их же от силы сотня во всей империи наберётся. Может, даже меньше.
– Даже от Комитета? – удивился Бутерус, слушавший наш разговор.
– От комитета нет, – развёл руками Шеин, – просто Кирпичёв только капитан. Был бы полковником, другое дело.
– А вы знали, – понял я по хитро прищуренным глазам архивариуса.
– Я знал, потому что служил в одном полку с его отчимом – Плаксиным Александром Ивановичем. Пилот шагохода от бога и товарищ честный. Говорят, несколько лет назад улетел куда-то вместе с колонистами.
Проведя пальцем по газовой трубке со ствольной накладкой, я подмигнул старику:
– Пётр Григорьевич, расскажете? По секрету?
– От чего ж хорошим людям не рассказать, – довольно крякнул Шеин, отправляя в рот последний кусочек сахара. – Александр Иванович рассказывал мне, что родом они с Булычёва, небольшой мир в неделе полёта от Багратиона. Именно там он взял себе в жёны вдову своего боевого товарища с двумя детьми и воспитал их как своих. Девчонка стала музыкантом, а вот пацан хотел быть пилотом, как Плаксин. Но тот отговорил его, отправил учиться на военного хирурга. И в погонах и поспокойнее как-никак, уж больно вдовушка просила.
Покрутив ударник в пальцах, я поставил его на место. Валера же уже добрался до крышки ствольной коробки.
– В общем, Воропаев (оставил он свою фамилию по просьбе отчима, хотя мамка сменила) проучился пять курсов.
– Война началась? – угадал я.
– Да. В 2273 году Федерация аннексировала Левитана и Смирную. Первую-то планету отбили быстро, а вот вторую пришлось поковырять. Брали её после орбитальной бомбардировки шагоходами и танками. Воропаев был в звании секунд-поручика при госпитале.
– Подождите, там же что-то произошло! – хлопнул себя по лбу Бутерус. – Слышал об этом!
– Совершенно верно, молодой человек, – кивнул Пётр Григорьевич. – Ишутский инцидент. Как только основные части армии империи покинули планету, растворившиеся среди местных спецназовцы, их называли «Дети ветра», учинили резню в небольшом городке Ишутске. Это была провокация.
– Хотели обвинить империю в насилии по отношению к мирному населению, всё это заснять и поднять шумиху в сети, и на других недавно присоединившихся планетах, – оттарабанил прапорщик. Наверняка заучил это всё на какой-нибудь политминутке.
– Вы правы, Валерий, – старик разочарованно заглянул в пустую кружку, и, подчиняясь моему жесту, Бутерус метнулся в подсобку за кипятком, где у нас стоял термопот. – Воропаев и два взвода десанта прибыли на инцидент первыми. Они сорвали планы мерзавцев, готовящихся через «Гермес» передать информацию в новостные агентства Федерации.
– Так «Гермес» вроде для передачи видео и фото не предназначен? – удивился я, кладя рядом со стариком шоколадку из сухого пайка вместо закончившегося рафинада.
Развернув обёртку, архивариус тихонечко откусил от плитки, будто боясь, что она ядовитая.
– Передать можно. Только формат файлов будет изменён. Ну и процесс затянется.
– Он и затянулся, – вернулся за стол Валера, протянув мне собранную штурмовую винтовку. – Ещё раз, командир?
Кивнув, я закончил сборку оружия, покрутил его в руках и снова начал разбирать.
– И что дальше?
– Дальше? – скривившись, Григорий Иванович отложил угощение в сторону и прополоскал рот чаем. – Парни попали в засаду. Четыре десятка против сотни. Большая часть наших погибла, попав под перекрёстный огонь.
– А доктор? – спросил я, взглянув на каплю крови на пальце. «Ну, прямо как кадет, право слово. Как стыдно!»
– Доктор и ещё восемь бойцов выжили. Правда трое из них были ранены. Забаррикадировались в здании местной пожарной команды и вели бой почти пять часов.
– Орлы! – одобрил прапорщик, скривившись от боли.
«Кажется, прищемил себе сгиб указательного пальца. Не одному же мне страдать», – подумал я, начиная повторную сборку.
Пётр Григорьевич, пожевав губами, тем временем продолжал:
– Не знаю уж как ребята поняли, что нужно прервать трансляцию, но они пошли в атаку.
– Ввосьмером?
– К тому времени их было уже четверо, – старик задумчиво погладил пальцем вмятину на кружке, и я окончательно понял, что для него это памятная вещь.
– Они взорвали передатчик! – проспойлерил мне окончание истории Валера, за что получил чувствительный тычок кулаком в плечо. – Правда, выжил только один. Это что – наш доктор? Охренеть! Да он же легенда!
– Неправда, выжило двое, – перебил его старик. – Воропаев получил несколько ранений, но смог перевязать себя и товарища – молодого сержанта. Между прочим, они взяли пленного. Одного из «Детей ветра».
– А вот этого я не слышал! – замер Бутерус, забыв про оружие.
– Истекая кровью и теряя сознание, наш доктор пристрелил спецназовца, опасаясь, что тот освободится и убьёт их.
Мы с прапорщиком переглянулись.
– А что потом?
– Потом Федерация была опозорена, ибо доказательства были исчерпывающие, доктор и молодой сержант стали героями. Летали на Землю, получили звания и награды из рук самого императора.
– Вот и камер! – кивнул я, защёлкивая прицельную планку.
– Ага, – поддержал меня прапорщик.
– Это не совсем так, молодые люди, – снова смешно надул щёки Шеин. – Его Величество предлагал героям любое место службы на выбор, карьеру. Сержант согласился и поступил в Академию в Москве. Воропаев сначала тоже, но по окончании написал рапорт. Захотел вернуться в медицинский.
– Он закончил Академию в Москве? – брови мои поползли вверх. – Серьёзно? Ничего себе!
– Понятно откуда у нашего эскулапа такие навыки, – буркнул под нос Бутерус. – Они же там все супермены на выходе. Говорят, их там чем-то специальным кормят и поят.
Вместе с архивариусом мы от души расхохотались над комментарием прапорщика.
– А камера-то он как получил? – спросил я, вытерев от слёз глаза и снова возвращаясь к штурмовой винтовке.
– Говорят, оказал какую-то личную услугу императору, – закончил рассказ Шеин, вставая из-за стола. – Ну и в счёт былых заслуг, конечно. Ладно, пойду. У меня дела. А шоколадку эту выкиньте! Гадость.
Забрав свою кружечку, он, горбясь, направился к выходу шаркающей походкой.
– Старик совсем сдал, – грустно сказал я, провожая взглядом Петра Григорьевича.
– Этот старик ещё нас переживёт. Столько в нём силы, – не согласился Валера. – Командир, ты не знаешь кем он служил?
– Слышал, что вроде как в 17-м Сибирском. Они сейчас на Паскевиче.
– А кем знаешь?
– Нет.
– Ангелом!
– Стоп! Ангелами же называли пулемётчиков в XX веке, – вспомнил я.
– Так он и сидел в орудийной башенке шагохода, – пояснил прапорщик, шугнув морскую свинку, которую все почему-то называли Сусаниным, кравшуюся вдоль стеночки. – В старых моделях помимо пилота был ещё оператор огня. ИИ тогда полностью его заменить не могло. Говорят, дед был очень результативным стрелком. Награждён, обласкан, на пенсии получил почётное звание и дворянство. Архивариусом кого попало не назначат.
Слушая Валеру, я быстро-быстро собирал оружие, но…
– Готово! – сказал Бутерус, показывая мне собранный Мономах.
Опередил прапорщик меня всего на пару секунд.
11. Признание
Дымовые гранаты вылетели из полузатопленного туннеля, где в воде, поднимавшейся выше колен, плавали обрывки сетей, какие-то тряпки и другой мусор мешавший испытуемым двигаться быстро, и с громкими хлопками взорвались.
Тра-та-та-та-та! Бам! Бам! Бам! Тут же с обоих сторон бетонной трубы, выглядывающей из земли, заработали штурмовые винтовки и пистолеты-пулемёты. Противник стрелял в облако дыма, очевидно, упреждая наше нападение.
Посчитав, что стреляющие вот-вот начнут перезаряжать магазины, я включил затемнение стёкол шлема и снизил звук принимающих сенсоров до минимального.
– Светошумовые гранаты пошли!
Баранов, Шумков и Богачёв, повинуясь приказу, швырнули тяжёлые белые цилиндрики наружу, и в ту же секунду, не дожидаясь новых хлопков, мой взвод бросился с максимальной скоростью к пятну света, ознаменовавшему для нас выход.
Теперь в моём подразделении помимо меня и прапорщика было целых двадцать человек. Мы разделились на две колонны во главе с командирами. Первая, оказавшись снаружи, резко свернула влево, а вторая вправо. Больше супостату прятаться было просто негде, да и траектория стрельбы их выдала. Не ожидавший такого поворота неприятель был тут же уничтожен.
Тра-та! Тра-та! Приклад дважды толкнул меня в плечо, и оба противника поражённые короткими очередями рухнули на землю.
Пилик-пилик! Сигнал в личном коммуникаторе возвестил о том, что всё это время, скрывавшийся за облаками дрон увидел угрозу для нашего отряда.
– Занять оборону! – кинул я по внутренней связи и первым бросился подниматься на покатый холм впереди. Обувь моя тут же отреагировала на изменение обстановки, выпустив из подошв шипы, благодаря чему я забрался на препятствие в два счёта.
Упав на живот, я выпрямил левую ногу, усиливая контакт тела с землёй, а правую согнул в колене, что способствовало перераспределению массы на левую сторону тела. Как там говорил наш преподаватель по стрелковой подготовке майор Загитов? «В таком положении уменьшается влияние абдоминального пульса на систему «стрелок–оружие» и усиливается контакт между плечом и оружием». Всё верно. Помню, помню ваши уроки, Рустем Иванович.
– Огонь! – плавное нажатие на спусковой крючок, и «Дрозд» снова ожил в моих руках. Я бы предпочёл, конечно, свой «Мономах», но его мне разрешили только в качестве второго оружия. А сегодня утром пришлось практический каждый грамм в снаряжении высчитывать и тащить с собой тяжеленный, хоть и любимый раритет, смысла просто не было.
Цепь залёгших на вершине холма бойцов открыла беглый огонь, благодаря чему две дюжины противников были уничтожены в течение тридцати секунд.
– Время! – прокричал Бутерус поднимая людей и бросая их вперёд.
Валера, как всегда, был собран и невозмутим. «Всё-таки с замом мне повезло», – в который уже раз подумал я.
Впереди нас ожидали серые невзрачные стены жилого комплекса. Там определённо засада, по-другому и быть не могло. Под подошвами скрипели осколки стёкол и другой мелкий хлам. Звук этот наверняка пробегал мурашками по спинам моих новобранцев. Ничего, поработать в команде после наших тренировок им полезно.
Абсолютная тишина, разбившаяся вокруг, только подтверждала мои опасения. Что ж, будем поступать нестандартно.
На стену тут же была налеплена взрывчатка. Я не собирался проникать внутрь этого лабиринта, используя два обычных прохода зиявших справа и слева. Мы зайдём там, где нас не ждут.
Тадам! – почти синхронно в стенах возникли проломы с рваными краями, куда и устремились мои люди, предварительно снова воспользовавшись светошумовыми гранатами.
Два помещения зачищены, три, четыре… под моими ногами запрыгала граната, которую я ловким пинком отправил в коридор слева.
Бах! Грязь, пыль, конечно, залепили бы нам глаза и ослепили, если бы не шлемы, автоматически сделавшие свою работу.
Бой продолжается. Один из противников падает у стены, сражённый моим выстрелом, другой вскидывает приклад к плечу и тут же получает порцию попаданий от Баранова и Богданова. Алескеров длинной очередью срезает сразу пару атакующих, прижавшись к стене, в которой виднелся проход в другую комнату.
Моя группа прошла комплекс без серьёзных проблем. Командирский планшет показывал двоих легкораненых и всё, а вот Бутерус, кажется, встретил энергичное сопротивление. Короткие и длинные очереди из автоматического оружия ясно свидетельствовали об этом.
Выбравшись наружу, я оставил пять человек на небольшой площадке с фонтаном (пусть контролируют пространство и прикрывают нам спину), а сам с пятью бойцами снова нырнул в лабиринт, намереваясь оказать помощь прапорщику.
Грязные газеты, ветхая мебель, тень впереди, ещё одна. Уже во второй комнате я буквально наткнулся на двоих солдат.
Бац! Прикладом по голове успокоил первого. Затем последовала очередь в упавшего, и одиночный выстрел в его коллегу, бросившегося на помощь товарищу. За спиной слева пятёрка моих людей раскрылась смертельным веером уничтожая шестерых противников, которые вели бой с отрядом Бутеруса.
Впрочем, всё не так плохо. У Валеры четверо раненых, но все могут идти сами. Время торопило нас, подгоняло, позволяя мыслям лихорадочно перепрыгивать друг через друга. Двенадцатый взвод движется дальше.
Вскоре мы оказались на проспекте, запруженном брошенными автомобилями. А это означало, что конечная цель уже близко.
Не успел я со своими ребятами преодолеть и половину пути до заветной точки, как расшвыривая в стороны легковушки и байки, перед нами остановились три бронетранспортёра, заводившие дулами орудий в поисках целей.
Ничего на этот случай я тоже всё рассчитал.
Разрывая воздух, в правую и левую вражескую машину метнулись противотанковые ракеты. Среднюю пробивает из тяжёлой снайперской винтовки Баранов. Спешно подтянувшаяся на помощь задымившейся технике пехота противника, встречена перекрёстным огнём наших пулемётчиков, заранее занявших позиции на ларке мороженного и козырьке кафе. Шумков и Устюгов у меня на хорошем счету. Одно слово ветераны. Нет, ну в начале мы немножко пободались… не без этого. Зато теперь всё отлично. Пару минут, и, добив водителей, мы оказываемся у заветного круга.
«БРИИИНЬ! ИСПЫТАНИЕ ЗАКОНЧЕННО! ВРЕМЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ 27 МИНУТ 49 СЕКУНД» – прогремел автоматический голос над нашими головами.
«Наконец-то эта гонка закончена», – подумал я. Сейчас мечтал только об одном – снять «Покров» и встать под струи горячей воды.
Хлоп! Хлоп!
– Прекрасно, поручик, прекрасно! – навстречу нам вышел наш новый командир полковник Романов. – На две с лишним минуты раньше нормы.
Новый шеф 7-го драгунского императорского полка был высок, широк в плечах и вообще мужчина весьма импозантный. Вот только обожал играть на публику словно актёр какой-то. Однако, Кирпичёв сообщил мне по секрету, что в карьере его вроде бы всё складывалось гладко, и в военных действиях Юрий Семёнович участие неоднократно принимал.
– Главное, даже не это, – добавил заместитель Романова Румянцев. – Вы не потеряли ни одного человека. Молодец!
– Но есть раненые! – всё ещё вытянувшись по стойке смирно, произнёс я короткостриженому коренастому крепышу в берете.
– У остальных результаты намного хуже, Виталий Константинович.
Ничего себе! Полковник назвал меня по имени-отчеству, что означало безусловное признание моих заслуг. Вот только от радости я почему-то не запрыгал. Не нравился он мне и всё.
– Весь взвод награждается внеочередным увольнением в город, а вы, поручик, получаете благодарность с занесением в личное дело, – остановившись напротив, Романов положил мне руку на плечо. – Ваш прапорщик, конечно, тоже будет отмечен.
Когда высокое начальство удалилось, откуда-то вынырнул Кирпичёв, выполнявший на учениях роль куратора. Пару секунд он смотрел на моих бойцов, развалившихся прямо на брусчатке, а потом, ничего не сказав, направился ко мне.
– Игорь Станиславович, – обратился я к особисту, – мы там никого не зашибли? У ребят всё нормально?
– Пустое! – махнул рукой капитан, усаживаясь на кусок стены, вывалившейся со второго этажа. – Синяки, ссадины, Имбергамаеву зуб выбили. Так ему и надо! Пусть учится защитное снаряжение правильно надевать. В общем всё пучком, поручик.
– Ну слава богу, – сказал я, снимая шлем и опускаясь рядом. – А то переживали.
Кирпичёв взял из моих рук шлем и покрутил его в руках.
– Кстати, поручик, штуки эти прошли испытание и официально приняты на вооружение. Вот только название, конечно, для них выбрали странное.
– Какое, господин капитан? – поинтересовался я.
– Да, «Мымрики», Виталя, «Мымрики», – подмигнул мне Кирпичёв.
12. Мадрид 1938
12 сентября 2280 года
Новый Севастополь
г. Кошка
Бар «Мадрид 1938»
Увольнительную решили отметить все вместе. Нет, конечно, всё отделение я с собой не взял. Только «старую гвардию» – я, Валера Бутерус и те восемь, что остались живыми после наших приключений на Готлибе: Баранов, Шумков, Богачёв, Алескеров, Устюгов, Богданов, Побретухин, Вихневич.
Мне хотелось выпить с моими ребятами, а сделать это было можно, увы, не везде. Вообще, в нашей армии офицеры накачиваются спиртным отдельно, а рядовые и унтеры, отдельно. И, как правило, в разных питейных заведениях. Вот такие правила. Панибратство неприемлемо. И ведь, увидев, потом заклюют. Нет, поймите меня правильно. Мне на это было плевать, честно, просто не хотелось солдат своих ставить в неудобное положение. Глупость, но у них тоже потом могут быть неприятности. Отец всегда говорил так: «Делай то, что должен и считаешь нужным, но всё же не превращай себя в изгоя, усложняя себе жизнь до крайности».
– Куда отправимся, командир? – спросил меня Валера, как только вышли за ворота базы.
Все мы были в гражданской форме одежды – нейлоновые и кожаные куртки, джинсы и штаны из плащёвки.
– Куда-нибудь подальше от центра, – сказал я, оглядываясь на башни гарнизона. – Чтобы можно спокойно посидеть за пенной кружкой, поиграть в бильярд, карты, сразится в виртуальные синшахматы.
– Знаю такое место, Виталий Константинович, – подмигнул мне Паша Баранов.
– Тогда чего мы тут стоим, – улыбнулся я, застёгивая замок куртки. – Вперёд, и с песней!
* * *
«Мадрид 1938» располагался на окраине города. Когда-то это было складским помещением, которое компания предприимчивых бизнесменов выкупила у местной администрации по дешёвке и превратила в огромный бар. Точнее три бара под одной крышей. Популярность заведения объяснить было легко. Всё в городе крутилось вокруг нашей военной базы. Большая часть жителей либо работала с военными, либо для военных, которые здесь обладали решающим голосом. Не всем это нравилось. «Империя – это всё!» – конечно, лозунг красивый, но не всегда отражающий действительность. Всяческие маргиналы находили в «Мадриде 1938» отдушину. И знаете, что? Трудно их винить.
Внутри всё делилось на три площадки (сектора). Красный был просто питейным заведением с живой инструментальной музыкой, бильярдными столами, олдскульными игровыми автоматами и уютными столиками для компаний. Здесь собиралась публика степенная, предпочитающая стабильность, тишину и скучающая по старым временам. Говорят, с этой площадки всё здесь и начиналось. Жёлтый – стриптиз-клуб со всеми вытекающими. Драки, поножовщина и скандалы здесь были нормой. Молодняк так и вился вокруг соблазнительных красоток, вытягивающих из сластолюбцев немаленькие суммы. А вот Бордовый был спортивным баром, где безудержно играли на тотализаторе.
Конечно, мы решили разместиться в Красном секторе. Вкусное пиво, многочисленные закуски, приятная музыка и уютный неяркий свет.
Девушка с гитарой пела приятным голосом что-то про дорогу, молнии в небе и любимого, к которому она никак не попадёт.
Сначала подняли кружки за нашу победу в учениях, затем поговорили о нашем новом ротном Незабудке, человеке закрытом, но вроде бы неплохом. После четвёртой смены посуды лица ребят раскраснелись, а глаза заблестели. Впрочем, пьяными они не были.
По окончании заварушки, в которой мы выжили, и возвращении на Новый Севастополь, служить мне стало значительно приятнее, и я бы даже сказал – легче. Ребята поняли, что мои изнурительные тренировки спасли им жизнь. Стрелял мой взвод лучше всех в роте, выносливостью вообще многих удивил, да и заучивание некоторых мест в уставе на зубок, оказывается тоже оказалось полезным. Кто бы мог подумать? Да? Авторитет мой, конечно, тоже вырос до небес. В общем все мои новоиспечённые ефрейторы так ретиво взялись за новобранцев, что любо дорого было смотреть.
– Мальчики, ещё пиво и закусок? – обворожительно улыбнулась нам короткостриженая брюнетка с выбритыми висками и выкрашенными чёрной помадой губами.
– Да, пожалуй, – согласился я, думая, что эта кружка для меня станет точно последней. Свою норму знаю, да и вообще не фанат алкоголя.
Стрельнув в меня глазками, официантка ловко собрала пустые кружки и, виляя бёдрами, направилась к барной стойке.
Пока пиво и закуски (копчёное мяско, нарезанное полосками, креветки, сухарики и маленькую вкусную рыбку, водящуюся только в местных водах) не принесли, мы решили поиграть в бильярд. Даже кии здесь были настоящие – деревянные.
Сразились в «американку», и все скопом проиграли Побретухину, который оказывается на гражданке даже в турнирах каких-то участвовал. Заранее предупредить будто не мог. Хотя, знаете, никто не обиделся.
На улице загудели дуговые двигатели ховербайков. Некстати вспомнился мой, на котором я чуть не разбился к чёртовой матери.
– Пиво доставлено, солдатики! – сообщила брюнетка, хитро усмехнувшись.
Ну а чего тут удивляться? Глаз у неё явно был намётан. Столько людей за смену видит.
Бах! – дверь распахнулась, и в Красный сектор влетело (по-другому и не скажешь) две дюжины бородатых мужичков в жилетках, банданах и татушках. Да, байкеры или ховербайкеры были и в конце XXIII века.
В помещении сразу стало тесно, а местные завсегдатаи недовольно заозирались.
– Где он? – заорал прямо с порога высокий парень с рыжей бородой, распахнутая жилетка на волосатой груди которого почти не скрывала надпись: Вarbarossa.
«Краснобородый значит», – подумал я, чувствуя, как волосы на затылке встали дыбом, а ладони вспотели. Интуиция моя прямо кричала, что сейчас что-то будет.
Знакомая нам уже официантка в этот момент как раз поставила на стол последнюю тарелочку с закусками, вежливо мне улыбнувшись.
– Да вот он! – закричал худой байкер, похожий на глиста, тыча в меня пальцем. – Видишь, Танька ему лыбится!
Брюнетка гневно сдвинула брови, уперев кулачки в бока, и метнула раздражённый взгляд в Краснобородого. Даже фиолетовыми туфелькой об пол стукнула. Правда, внимания на неё всё равно никто не обратил.
Всё-таки алкоголь – это вред, чтобы не говорили. Пьяные грубияны – а перегаром от них разило так, что глаза щипать стало – рванули на нас прямо с порога. Не разобравшись, не попытавшись поговорить…
Их было больше, но нам было не привыкать. Куда этим задирам, пусть и поднаторевшим в уличных драках, до солдат имперской армии. Против срочников, они ещё возможно бы, имея преимущество в количестве, продержались бы, но одержать победу над нами…
Краснобородый успел только протянуть руки к моей шее. Схватив его за протянутую клешню, я перебросил байкера через себя, добив ударом кулака в челюсть. Бежавшего за ним Глиста с ножом-бабочкой в руке, я остановил прямым ударом ноги в голову отчего тот рухнул как подкошенный на пол.
Две дюжины против десятка. Бой закипел вокруг меня, но ребята работали тройками прикрывая друг другу спину. Как на учениях. Розочки, сделанные из бутылок, ножи, ножки стульев и другая мебель, кастеты, обрывки цепей – нашим противникам не помогли.
В мою тройку вошли: суровый Бутерус буквально избивавший бедняг, кидавшихся на него, используя окружающие предметы, и ефрейтор Баранов, быстро выстреливающий левой-правой, как пулемёт.
Где-то музыкально кричала певица, ругающаяся матом словно капитан дальнего плавания, бармен, хлопнув дверью, выбежал наружу.
Короткие мощные удары, старое доброе боевое самбо, хруст сломанных костей и челюстей, горсточка выбитых зубов, брызги слюней и крови – всё это атмосферно наполнило Красный сектор, и победа наша была уже не за горами, когда от дверей раздалось разочаровывающее, но немного отрезвляющее (да не нас, не нас): «Милиция!»
* * *
– Поручик, ну что за херня? – глядя на меня умными карими глазами, под которыми темнели мешки, произнёс майор Галиуллин. – Ну ладно бы в Жёлтой разодрались из-за стриптизёрш или в Бордовой из-за денег, но тут то зачем? Сюда же люди отдохнуть душой приходят, подумать о судьбах мира! Чего вы мне статистику портите?
– Мы не специально, командир, – посмотрев на содранную на кулаке кожу, я подумал, что надо бы чем-то обработать руку, а то вдруг эти болваны зубы не чистят.
– Вы знаете, когда тут была последняя потасовка? – вздохнул милиционер
– Нет, конечно.
– Двенадцать лет назад! Я ещё зелёным летёхой был, – огорчённо помотал головой Галиуллин. – Извините, поручик, но вынужден сообщить об этом вашему непосредственному начальнику.
* * *
Увольнительная наша подходила к концу о чём свидетельствовал закат, алевший на горизонте тонким кантом. Эх, столько времени потеряли!
– Нормально погуляли, – зябко дёрнув плечами, Баранов поднял воротник куртки, и ребята вокруг все как один заухмылялись.
«Среди нас раненых не было, и то слава богу», – подумал я, пряча руки в карманы куртки.
– Кто ж спорит? Жаль алкоголь весь с адреналином выветрился, – печально произнёс Побретухин, направляясь к стоянке такси. – Деньги на ветер!
13. Кораблекрушение
14 сентября 2280 года
Малиновский
г. Холмогорск
Трясло нас нешуточно, никакие блокирующие тело рамки не помогали. Ржавое ведро с гайками, в котором мы спускались на планету двигалось рывками и подпрыгивало. Периодически внутри гасло даже аварийное освещение. Молодые ребята в таких случаях кричать не кричали, но от страха шумно набирали воздух в лёгкие сквозь плотно сжатые зубы. Не сказать, чтобы я их за это осуждал.
Меня пару раз приложило рёбрами о трубу, да так, что я даже в «Покрове» всё почувствовал. Чёртов «Матрац» нёсся сквозь атмосферу Малиновского, оставляя за собой дымный след и сноп искр.
– Искрит-то откуда? – будто прочитал мои мысли Валера Бутерус, выглядывая в смотровую щель спасательной капсулы.
– Да кто его знает! – ответил я, поправляя языком капу во рту. – Разваливается всё к чёртовой матери.
* * *
– Корсаков, я смотрю ты везунчик, – устало взглянул на меня Незабудка.
– Так точно, господин капитан! – щёлкнул каблуками я, вздёрнув подбородок.
– Да ты не обижайся, – без злобы произнёс ротный, вставая из-за стола. – Я всё понимаю и знаю, что эти придурки на вас сами задирались. С Галиуллиным лично разговаривал.
– У кого-то всё же серьёзные травмы? – спросил я уже другим тоном.
– Ничего такого, что нельзя исправить с помощью современной медицины. Да ты присаживайся, поручик, присаживайся.
– А что тогда? – осторожно опустился я на краешек кресла с потёртым кожаным сидением.
– Не думай, я полковнику об инциденте не докладывал. Просто один из мерзавцев оказался дальним родственником начальника муниципалитета.
– Чтоб меня! – зло ударил кулаком себя по колену я, не веря в такое совпадение.
– Вот-вот! – рассмеялся Дмитрий Сергеевич. – Потому и говорю – везунчик.
Плеснув в кружки только что заваренный кофе и поставив передо мной кружку ароматно пахнущего напитка, Незабудка остался стоять рядом.
– Я бы уломал Романова и Румянцева спустить всё на тормозах, но ты оказывается уже получал предупреждение за конфликт с гражданскими, – сделав маленький глоточек из своей кружки, капитан уселся прямо на стол. – Правда, без занесения в личное дело…
– Было такое. Буквально до Готлиба, – кивнул я, обжёгшись (и как только ротный пьёт живой кипяток?).
– И наказание не понёс?
– Не успел. А потом как-то все забыли.
– Теперь вспомнили, – ещё глоток и голопроектор под потолком показал изображение поселения в неизвестном мне месте.