– Ну, – сказал я.
– Я его видел! – драматическим шепотом прошипел мне в самое ухо Марчуков.
– Так мы же все его видели, – я пожал плечами и потянулся ещё за куском хлеба. Секунду подумал и взял два.
– Да нет, ты не понял! – Марчуков закатил глаза. – Я его в лагере видел. За столовой. После завтрака. Ему тетя Таня еды вынесла и ещё пакет какой-то с собой дала.
– Ну пожалела мужика, – я пожал плечами. – Он же сказал, что заблудился. Голодный, наверное, вот она и накормила, сердобольная тётенька.
– Вот ты непонятливый! – Марчуков бросил ложку на стол. Та глухо лязгнула. Лёгкий алюминий на полноценный грохот и звон не способен. – Мы его когда ещё видели! А он до сих пор тут трется. Если нашелся, то чего домой не идет?
Я задумался. С одной стороны, тревожности приятеля насчёт этого типа я вообще не разделял. С другой – в чем-то он был прав. Этот тракторист или кто он там бродит вокруг лагеря уже третий день.
– Я нутром чую, что дело пахнет керосином, – снова зашептал Марчуков.
– А может у тетя Тани спросим, кто это такой? – предложил я.
– Ага, так она и ответила! – фыркнул Марчуков. – Я у нее как-то хлебушка попросил, так она в меня луковицей швырнула. Это тетя Света добрая, а тетя Таня – настоящая фашистка!
– А вдруг это ее жених? – предположил я, размышляя о том, что обед был какой-то скудный… Ну, то есть, он был вроде какой обычно, вот только я бы съел ещё столько же.
– Да ну, какой жених, она же старая! – скривился Марчуков.
– Так и этот мужик вроде не юноша бледный со взором горящим, – хохотнул я. – Случшай, если ты так переживаешь, пойдем к Надежде Юрьевне и все ей расскажем. Она вызовет участкового, и он уже пусть с этим хреном разбирается.
– Нет, надо не так! – заговорщически зашептал Марчуков. – Что мы скажем директорше? Бе-ме, трется кто-то неизвестно где. Фу, как малышня какая.
– И что ты предлагаешь? – спросил я.
– Давай его выследим сначала! – выпалил Марчуков. – Найдем, где у него тут лежка.
– А если пока мы искать будем, он кого-то придушит? – я сделал страшные глаза. – А у тебя концерт сегодня. А потом нам надо газету делать. Когда следить-то будем?
– Ночью! – Марчуков важно поднял палец. – Ночью мы ничем не заняты, – потом выражение его лица стало умоляющим. – Киря, ну пожалуйста, давай выследим, а? Мне одному страшно!
– Ну давай, – вздохнул я. А про себя подумал, что сначала всё-таки спрошу у тети Тани. Как только соображу, которая из них Таня…
– Так, ребята, – Елена Евгеньевна остановилась на пороге нашей палаты и сделала строгое лицо. – Я понимаю, что вы уже взрослые, и заставлять вас спать в тихий час прямо-таки неприлично. Так что давайте с вами договоримся вот о чем… Во время тихого часа вы можете делать все, что хотите, только не выходя из корпуса. Ну и не шумим, конечно.
– Уоооо, Елена Евгеньевна, – проныл полноватый парень, стриженный «под горшок» с кровати возле самой двери. – Ну я понимаю, в детском саду тихий час, но здесь-то школьники. Зачем это вообще придумано? Ведь первоклашки дома уже тоже днем не спят!
– Когда ты подрастешь, ты еще позавидуешь самому себе сейчас, Семен, – рассмеялась Елена Евгеньевна. Больше она не была той затравленной девочкой, которой я увидел ее впервые. Первая смена ее закалила. Теперь она выглядела уверенной в себе, отвечала быстро, держалась гордо.
– И что нам теперь, просто лежать? – спросил «горшковолосый» Семен.
– Разрешаю лежать сложно! – командным тоном заявила вожатая. – Можно представлять себя античными философами и размышлять о смысле жизни. Можно читать книжки. Можно рассказывать истории.
– О, так истории можно? – круглое лицо Семена расплылось в улыбке. – Это же прекрасно, как я сразу не подумал!
– Больше вопросов нет? – Елена Евгеньевна еще раз обвела взглядом всех нас. Вопросов не было. Она кивнула, развернулась и прикрыла дверь.
– Вы слышали когда-нибудь про коврового душителя? – спросил Семен, как только она вышла.
– Неа, – за всех ответил чернявый парень с кровати по соседству с моей. Он лежал прямо на покрывале, а перед ним лежала какая-то книга.
– Между прочим, нам бы звеньевого выбрать, – как бы в воздух проговорил Марчуков.
– Ой, да это все скучища, – Семен скривился и махнул рукой. – Так вот. У нас на свалку выкинули ковер. Свернули в рулон и поставили рядом с мусорным баком. Ну, мусоровоз, такой, приехал, и собрались мужики этот ковер вывезти. А баба Миля такая: «Ой, сынки, погодите, не увозите, дайте посмотрю, может на дачу пойдет мне…» А они такие: «Фу, баба Миля, а вдруг там клопы? Зачем тебе на даче клопы нужны?» В общем, уговорили, и она отстала. Ковер закинули в машину и увезли.
Мои однопалатники молча внимали. Марчуков недовольно ерзал, сетка его кровати иногда натужно поскрипывала. Рассказывал этот Семен на самом деле неплохо. С выражением.
– Так вот… – он обвел всех взглядом. – Через неделю в тот же день на помойку выкинули еще один ковер. И та же история – приезжают мусорщики, а баба Миля им такая: «Ой, вот же удача! Мне как раз ковер нужен, а тут выбросили!» И тут мусорщики такие: «Ой, нет, баба Миля, это из туберкулезной больницы ковер, не надо его тебе!» И не дали. Опять увезли ковер.
Семен выдержал паузу. Лицо его стало довольным, как будто у собаки-улыбаки. Как они там? Акита-ину? Правда, кажется, такой породы в СССР не знали. Самой популярной сейчас следи пацанов был эрдель. Ну как же. Фильм «Приключения электроника» вышел совсем недавно, поголовье Рэсси в Советском Союзе увеличилось…
– На третий раз баба Миля вышла из дома пораньше, – продолжил свой рассказ Семен. – Стало ей интересно, кто это у нас ковры выкидывает.
– А откуда она узнала, что снова выкинут? – спросил Марчуков.
– Так две недели подряд в один и тот же день выкидывали же! – объяснил Семен. – Значит и в этот раз тоже выкинут. Метод дедукции! – он постучал согнутым пальцем себя по лбу. – Рассказывать дальше?
–Ага, – покивали однопалатники.
– Ерунда какая-то… – едва слышно пробурчал Мачуков.
– В общем, она засела в кустах и сидит там, – удовлетворенный всеобщим одобрением продолжил Семен. – Час сидит, два сидит. Ковра нет. А она рано вышла, еще даже пяти утра не было. И вот уже люди на работу пошли. И тут видит, крадется какой-то мужик в капюшоне. А на плече – ковер. Тяжелый, сразу видно, он едва справляется. Подошел он к помойке, а тут баба Миля такая: «Ага! Ну-ка посмотрим, кто тут у нас ковры выбрасывает!» А этот, в капюшоне, ковер бросил и бежать. Но она его успела своей клюкой по голове стукнуть. Прямо в лоб! Он закачался, но все равно убежал. Все-таки, бабушка! Сильно бить не умеет.
– Раз он уже убегал, то как она ему прямо в лоб попала? – язвительно спросил Марчуков.
– Так клюка же кривая! – Семен согнул руку, показывая крючок. – Она его со спины стукнула, а попала, получается в лоб. Вот этим вот крюком. Понимать надо!
– И как это она так попала? – Марчуков передразнил движение Семена, свернув руку в крюк. Потом заложил ее за шею и постучал себе по лбу. – Ерунда какая-то!
– Ну и не буду дальше рассказывать, раз ерунда! – Семен демонстративно скрестил руки на груди и надулся.
– Марчуков, ну чего ты привязался? Тебя надо тоже по голове стукнуть? – недовольно проговорил чернявый с книжкой. – Сеня, давай уже продолжай!
– Чего это меня по голове надо стукать? – обиделся Марчуков.
– А чтобы другим удовольствие не портил, – хмыкнул чернявый. – Всем остальным вот интересно. Да, парни?
Сопалатники одобрябще пробурчали что-то похожее на согласие.
– Сеня, ну что ты как этот самый? – нетерпеливо проговорил очень загорелый пацан с выгоревшими на солнце волосами. Видимо, весь июнь провел где-то в Крыму.
– Ну ладно, я добрый сегодня, – самодовольно сказал Семен и снова стал похож на собаку-улыбаку. – В общем, он убежал, а баба Миля подошла к ковру и дернула его за край. Ковер развернулся, а там – ТРУП! Молодая девушка, комсомолка. Даже значок есть! На нашу вожатку похожа. Баба Миля подняла крик, вызвали участкового, а тут мусоровоз подъезжает. А там только один мужик, второго нет. Ну, того, который все время бабе Миле рассказывал, что ковер нельзя трогать. А тут уже милиция с собакой, весь двор собрался. И баба Миля такая «А где же это твой напарник?» Ну мужик и отвечает, что тот заболел, мол, голова у него болит что-то«.
«В самом названии истории содержался спойлер, – подумал я. – Главное теперь не показать Марчукову, что мне интересно, а то смертельно обидится же!»
Семён выдержал драматическую паузу и победно посмотрел на всех. Все молча ждали. Никто уже не читал и не занимался ничем другим, всем хотелось услышать и так уже понятный финал.
– И тогда он говорит: «А я и знать не знаю, где он живёт, это надо у начальства спрашивать». Пошли к начальству. А там такой мужик сидит противный, хотел вообще на порог не пустить, милиционерам даже пришлось удостоверения предъявлять. Его спрашивают: «Где живёт вот этот мусорщик, который ковры забирал?» А он такой: «Надо в журнале посмотреть, у меня там все записано!» Открывают журнал, а страница вырвана!" Начальник такой начинает причитать: «Ах он нехороший такой человек, испортил мне журнал!» А баба Миля такая: «А вы обыщите тут все, что-то он не договаривает! Нутром чую!»
– Можно подумать, бабку кто-то на допрос взял… – прошептал Марчуков. Но перебивать рассказчика больше не стал.
– А начальник такой: «Вы не имеете права! Я буду жаловаться!» А милиция такая бах-бах его мордой об стол! И пошли обыскивать. Доходят до одной закрытой двери. Давай, говорят, ключ быстро! А начальник не дал, конечно! Кричал, что всех их засудит только. Ну они тогда начали дверь эту железную ломать. А таааам....
Семён снова замолчал. Лицо его стало настолько самодовольным, что он явно должен был скоро засветиться как прожектор.
– Ну, что там? – нетерпеливо выкрикнул чернявый.
– А там темно! – продолжил Семен. Они тогда принесли лампу, но собака туда идти отказалась. Там был спуск вниз, они спустились, а там ещё одна дверь! Они ее снова сломали и оказались в хранилище всяких ценностей. Золото, платина, валюта, и все такое. Ну они этого начальника сразу повязали и в тюрьму. И собрались уезжать.
– Эй, а как же труп?! – завопили сразу несколько пацанов.
– Воот! – Семён многозначительно поднял палец. – Им баба Миля это же самое прокричала. Ну, они, такие, вспомнили и давай дальше обшаривать. Нашли в мусорке вырванную страницу. А там – имя и адрес того, второго мужика, который на работу не вышел. Ну, они туда поехали, стучат в дверь. А он открывает, такой, в домашнем халате, голова перемотана полотенцем до самых глаз. Мол, температура у меня, мокрое полотенце только спасает. И тут баба Миля, такая: «А ну-ка покажи лоб!» А этот мусорщик такой: «Ой, нет, я если со лба полотенце уберу, то сразу сознание потеряю!» Милиционеры такие: «А ты быстренько!» Тогда, значит, мужик этот полотенце поднял и – оуэ… – на пол хлопнулся. А милиция скорую вызвала и пошла квартиру осматривать. А там… – Семён снова сделал драматическую паузу, но быстро продолжил. – А там куча ковров, а три ковра на полу лежат, и в каждый завернуто по девушке. Ну, милиция и баба Миля давай ковры раскручивать. А девушки там ещё живые, только без сознания. На них водой побрызгали, они пришли в себя и говорят, что тот мужик – маньяк. Заманил их к себе домой, коллекцию ковров посмотреть. А потом в чай что-то подмешивал и заворачивал в ковры. И каждый день затягивал все туже. И когда одна девушка умирала, он ее уносил вместе с ковром на помойку.
– А его так и бросили там в прихожей лежать? – спросил чернявый.
– Они тоже про это вспомнили и побежали туда, – ответил Семён. – А там врачи скорой в дверь заходят, а мужика того нет. Он прикинулся, что сознание потерял и сбежал. И его до сих пор не нашли! Так что теперь он где-то бродит и ищет новые ковры и новых жертв! И может быть он даже где-то здесь и только и ждет, чтобы схватить кого-то из нас!
– Свистишь, – лениво сказал Мамонов. – Об этом бы в газетах написали.
– А вот и не свищу! – Семен даже привстал с кровати. – Баба Миля – это подруга моей бабушки, я ее лично знаю и сам слышал, как она эту историю рассказывала!
– Ну тогда конечно, тогда никаких сомнений быть не может, – Мамонов ухмыльнулся. Марчуков заржал. А я подумал, что эффект от истории был бы лучше, если бы этот Семен немного потерпел и рассказал бы ее после отбоя. В темноте байки про маньяков как-то весомее звучат что ли, чем посреди тихого часа, когда лучи солнца пробиваются сквозь сосновые лапы и рисуют яркие узоры на морщинистой коре.
Семен обиженно замолк и отвернулся к стене. Его сосед взялся что-то шепотом ему втолоквывать. Очевидно, что-то о том, чтобы он не слушал всяких дураков, отличная история. Ну или выспрашивать подробности про этого маньяка, чтобы случайно не пойти за незнакомым дядькой смотреть коллекцию ковров.
– Вон те точно приехали из Москвы, – Мамонов кивнул на шумную компашку ребят, сидящих на камчатке.
– Ага, – кивнул я, болтая ногами. Сами мы заняли место на подоконнике. Хе-хе, вьетнамские флэшбэки. Видимо заранее подготовили себе путь к отступлению на случай, если кто-то еще припас серные шашки.
К середине я заскучал от номеров художественной самодеятельности и подумал, что наша сценка будет очень даже ничего на общем фоне.
К моему удивлению, Марчуков на сцене внезапно засмущался. Его инопланетянин сбивался на этом странном наречии, которое я вроде бы начал даже понимать, как образуется, но на слух воспринимал все равно пока что плоховато.
Но все наше шоу вытянул флегматичный голос Друпи-Анастасии. Зал покатывался со смеху от ее перевода. Особенно громко ржали те, кто понимал, о чем говорят космонавты и инопланетный пришелец.
– Какая она… необычная, – сказал Марчуков, когда представление закончилось, и на сцену снова вышла Марина Климовна.
– Старшая пионервожатая? – спросил я и посмотрел на сцену. Она была одета в красное платье в белый горох, на фоне которого красного галстука было не видно, а ее и так внушительная фигура стала еще шире.
– Да не, – отмахнулся Марчуков. – Наш переводчик.
Щеки его порозовели. Ах вот в чем дело! Я косо глянул на своего рыжего приятеля. Похоже, что он наконец-то начал обращать внимание на девушек. Точнее, на конкретно одну девушку. Ну что ж, она и правда довольно забавная, что уж. Я даже ее сразу запомнил, в отличие от всех остальных.
– Прикольная, ага, – ухмыльнулся я, – Смеялись все так, что чуть потолок не обвалился. Пригласи ее танцевать сегодня.
– О, точно, сегодня же еще танцы! – Марчуков повеселел еще больше.
– Ты давай не хлопай ушами, а то вокруг нее уже смотри сколько народу увивается, – Мамонов незаметно подмигнул мне.
– Может ей цветы подарить? – задумчиво проговорил Марчуков. – А то она сегодня звезда, а никто не додумался.
– Идея – огонь, – кивнул я. – Все девушки любят цветы.
– Я счас, – Марчуков соскочил с подоконника и стал пробираться к выходу. Марина Климовна, как раз вещавшая со сцены о том, что если кто-то говорит, что ему скучно, то это значит, что он сам скучный и просто не ждет, чтобы его развлекли. И чтобы мы все не были как этот гипотетический Вася, а вели активную и интересную жизнь, чтобы на скуку просто не осталось времени. Она проводила выскочившего за дверь зала Марчукова цепким взглядом, но с речи своей на сбилась.
Тут кто-то ткнул меня в бок.
– Чего тебе? – нахмурившись, спросил я.
– Мне сказали, что это ты Крамской, – сказал незнакомый долговязый парень с узким лошадиным лицом.