– Это… – Я хотел спросить, что это за очередная хрень, но вовремя прикусил язык.
Мы сидели в столовой. Передо мной стояла тарелка. Я смотрел на нее внимательно, пытаясь понять, чем нас хотят накормить. Или отравить?
По тарелке была размазана блямба из какого-то полужидкого продукта светлого цвета, сбоку сиротливо пристроился кусок… Один из пацанов утверждал, что кусок рыбы. Но это не точно, потому как я, например, совсем не уверен в подобном заявлении. Рыба, которую прежде случалось есть, была реально похожа на рыбу. Выглядела, как рыба, пахла, как рыба. Вкусно. А здесь же… Меня настораживал и вид, и запах. Меня вообще настораживало помещение, в котором за столами сидела толпа подростков и детей помладше. Не привык я к такому скоплению людей в одном месте. Даже в тюрьме нам еду разнесли по камерам. Про свои лучшие времена вообще молчу.
Причем, дети успевали есть, болтать, кидать друг другу в спину какую-то херню и еще задавать вопросы вожатым. А будет ли завтра вечером концерт в честь открытия смены? А какие номера нужно приготовить? А разрешат ли дискотеку после концерта? Я слушал весь этот гам в полуха. Вообще, если честно, не слушал бы, но переговаривались все одновременно.
– Ты чего не ешь? Не голодный, что ли? Давай я заберу. – Толстяк, который устроился рядом со мной, шустро потянул тарелку к себе. Толстяка звали Вася Мишин и он был из моего, второго отряда.
Только глазом успел моргнуть, а пацан уже закидывал еду себе в рот, жмурясь от удовольствия.
– Ммммм… Картошечка… Пюрешечка… Обожаю. Только ради нее бы и ездил в лагерь. – Приговаривал он, глотая неприглядную субстанцию. Самое интересное, ему реально это нравилось. – Мамка дома готовит, но не такую. Тут вкуснее…
– Охренеть можно… – Пробормотал я себе под нос, а потом потянулся за хлебом.
Два кусочка лежали рядом со мной и это единственное, что вызывало доверие. Еще компот. Интересный напиток, сваренный из засушенных яблок и груш. Так объяснили соседи, с которыми мы сидели за одним столом.
Мой план не выделяться из толпы трещал по швам. Потому что на каждом шагу возникало непреодолимое желание высказаться о месте, которое так сильно жаждал увидеть Ванечкин. Маленький извращенец. Любитель острых ощущений.
Почему я пришел к такому выводу? Потому что Пионерский лагерь – это какой-то квест на выживание. Честное слово. Я даже невольно задумался, может они подобным образом избавляются от слабых детей? Так сказать, система естественного отбора. Выжил – молодец. Не выжил – слабак. Туда тебе и дорога. Потому что дойти до финала тут может только сильнейший.
Единственный плюс – вообще не надо заморачиваться о ситуации с Лапиным. Велика вероятность, что ни один из нас не доживет до конца этой смены при таких-то условиях. Лапин, кстати, сидел через один ряд от меня и пока продолжалось мероприятие, которое все уверенно называли «ужин», я постоянно ощущал на себе его злой взгляд. Учитывая, что каждый столик был рассчитан на четверых, спортсмен окружил себя теми тремя товарищами, которые были с ним в момент нашей стычки.
Старался в его сторону не смотреть. Не потому что опасался или еще какая-то ерунда. Просто не было никакого дела до этого придурка. Я испытывал легкий стресс от происходящего. В это сложно поверить, но тем не менее, действительно стресс.
Окружающая действительность беспокоила меня гораздо сильнее, чем какой-то малолетний хам. Если несколько часов назад имелось желание выбраться из ловушки поскорее, то сейчас это желание стало несоизмеримо огромным. Я даже на полном серьезе прикидывал, не сбежать ли. Останавливал лишь возраст. Долбанные четырнадцать лет, из-за которых невозможно действовать в полную силу.
Для начала – корпус, куда меня проводила Елена Сергеевна. Их, этих корпусов, было несколько. Одноэтажные дома с деревянными пристройками, типа веранды. По периметру всего здания шли окна. Много окон. Зачем? Не понимаю. Любое жилье должно быть хорошо защищено от вторжения извне. Ладно, у них тут, наверное, нет тех «прелестей» жизни, которые появятся в очень далеком будущем. Последствия войны, чтоб их.
Но все равно, с точки зрения здравого смысла, это – странно. Проще сразу поселить детей на улице. А что? Тут тебе и свежий воздух, и сосенки под боком. Красотаааа… Самое интересное, в той части здания, которая сделана из кирпича и теоретически является самой надежной, находились туалет, душевая, место отдыха, комнаты вожатых и воспитателей. Самые ценные персоны, похоже.
И потом, что это за комната отдыха? Пока даже не хочу знать, от чего именно придется отдыхать. Боюсь предположить. Комната отдыха…от отдыха? Настораживает.
Обстановка в этой комнате была соответствующая. В центре лежал ковер, в дальнем углу, на тумбе, стоял телевизор. Перед ним – несколько рядов стульев. То, что телевизор показывает целых три канала, я узнал гораздо позже. Как и само предназначение ящика с выпуклым экраном. Поначалу вообще не сообразил, что это. Пацагы подсказали. Еще имелось два шкафа с книгами. С книгами! Я теперь понял, процесс перевоспитания литературой пришел в будущее именно отсюда.
Зато спальня с кроватями в количестве пятнадцати штук, где должны жить дети, располагалась в деревянной веранде. Причем веранды имелось у каждого корпуса две. Они находились с противоположных сторон здания. Мальчики – налево, девочки – направо.
– Вот, Петя. Выбирай себе место. – Елена Сергеевна широким жестом указала мне на ряды кроватей.
Если бы у меня был выбор, я бы точно находился не здесь. Очень сильно хотелось сказать именно так. Но не сказал. Блондинка стала слишком молчалива, пока мы шли сюда. Она явно о чем-то размышляла. Не обронила больше не слова, пока не оказались на месте. Судя по тому, что вожатая периодически прикусывала нижнюю губу, думаю, мысли у нее были не самые хорошие. Заметил, ее эта привычка говорит о волнении. А волнение, скорее всего, связано со мной. Я так понял, Елена Сергеевна ругала себя за то, что не рассказала завучу о споре между Лапиным и Ванечкиным. Она поддержала Петю из педагогических соображений. Типа, пацан должен пройти это испытание сам. Но явно не ожидала, что проходить его он будет так активно. Кстати, кто такой завуч не знаю. Но спрашивать не стал. И без того слишком много лишней информации лезет в голову. Она мне даром не нужна. Все равно найду способ смыться подальше и от Пионерского лагеря, и от Лапина, и от самого Ванечкина.
– Ну? Что задумался? Куда хочешь устроится? – Елена Сергеевна кивнула в сторону спальных мест.
Я бегло осмотрел комнату. Кровати стояли по пять штук в три ряда. Мне нужна та, с которой лучше всего обзор. Ненавижу находиться среди людей, а уж тем более спать. Даже если это бестолковые и маленькие люди. От них вообще неизвестно, что можно ожидать.
Прошел в дальний угол и поставил чемодан возле койки, которая была самой крайней. С этой точки хорошо просматривается всё помещение. С двух сторон окна. Если что, можно быстро оказаться на улице. Хотя, окна тут везде, по ним лучше не ориентироваться.
– Вот и хорошо. – Елена Сергеевна улыбнулась ободряюще. Наверное по моему виду было понятно, я совсем не в восторге от увиденного. – Раскладывай пока вещи. Скоро ужин. Сейчас остальные придут. Они пока в кинотеатре. Их там распределяют по отрядам.
– Где? В кинотеатре? – Переспросил я. Медицинский блок меня впечатлил. Корпус тоже. Теперь ещё, оказывается, есть кинотеатр. Вообще все срослось. Книги, старое кино. Повеяло знакомой тюремной атмосферой.
– Да. Это там, где нас из автобусов высадили. Здание с синими буквами. Не заметил? А напротив – столовая.
Елена Сергеевна наверное однозначно пришла к выводу, что Петя – дурачок. Просто раньше, возможно, это не так было заметно. Она говорила со мной спокойным, размеренным голосом, которым обычно охранная система тюрьмы беседовала с особо неадекватными заключенными. Один в один.
Я хотел спросить вожатую, а где, собственно говоря, будет жить она. Помню, в разговоре с медичкой блондинка упоминала второй отряд. Выходит, в одном здании со мной? Потому что на входе именно это и было указано на табличке. Второй отряд.
Но поговорить нам не дали. В этот момент хлопнула дверь и в корпусе настал сущий ад. Толпа оголтелых детей забежала в комнату. Они швыряли вещи, с разбегу прыгали на кровати, орали какую-то несусветную дурь. Я сел на свое место, справедливо опасаясь, что кто-то из них рискнет претендовать на мою кровать. Среди пацанов, а по комнате скакали только парни, к счастью не было Лапина и его дружков. Остальные выглядели приблизительно одинаково по возрасту. Значит, скорее всего, это и есть критерий распределения. Соответственно, я угадал. Спортсмен старше на год. Младше он быть никак не может.
– Здравствуйте… – Рядом с Еленой Сергеевной, которая по-прежнему стояла у входа, нарисовался незнакомый тип. – Ого…У нас в этом году пополнение. Я – Константин.
Он окинул блондинку многозначительным взглядом и протянул руку. Судя по возрасту, тоже пионервожатый. На вид около двадцати лет.
– Ага. – Елена Сергеевна улыбнулась. – Вот, решила провести лето рядом с учениками. Здесь – дети из моей школы.
Она ответила на жест Константина, но когда хотела убрать руку, тот сжал пальцы, не давая блондинке освободить ладонь. При этом улыбка у него стала ещё более приторной. Судя по тем сигналам, которые он демонстрировал, полным ходом шел процесс предварительного соблазнения. Только что не облизывался, сучонок.
– Очень рад. Красивые девушки это всегда радость … Тем более, новые лица. Привлекательные новые лица…
Фу, млять… Какие дебильные у него подкаты. Кто ж так женщин ангажирует, придурок? Но естественно, ничего подобного вслух я сказать не мог. Точно не оценят и не поймут.
– Да прям уж красивые… – Блондинка тянула свою руку к себе же, Константин упорно не отпускал. Со стороны это смотрелось глупо и смешно.
Вообще, если честно, он не понравился мне сразу. И дело не только в МОЕЙ Елене Сергеевне. Почему-то я воспринимал ее именно так. Моя вожатая. Моя Елена Сергеевна. И совершенно непонятно, какого хера этот мудак с тонкими, ублюдскими усиками лапает то, что принадлежит мне.
А усики на самом деле были ублюдские. Реденькие и какие-то неестественные. Неприятные. Сам этот тип, в принципе, был неприятным. Скользкий какой-то. Прилизанный. Зато в наличие – брючки со стрелками, белые носочки в сандалиях и футболочка в обтяжку, чтоб было видно рельеф мышц. Я машинально опустил взгляд на свое рыхлое тело. Ну, ничего… Разберемся…
Елене Сергеевне, видимо, надоело стоять истуканом и тянуть руку из потных ладоней Константина. Мне даже на расстоянии казалось, они у него непременно потные.
Она резко дёрнула родную конечность, которая, наконец, оказалась на свободе. До Константина дошло, что он выглядит полным идиотом, вцепившись в руку блондинки.
– Значит, будем работать вместе. Я тоже вожатый. Второй отряд? – Константин подмигнул.
– Второй. – Обречено согласилась Елена Сергеевна.
Она сильной радости от внимания со стороны этого типа не демонстрировала. Наоборот. Возникало ощущение, что ей не терпится быстрее уйти из комнаты. Моя симпатия к блондинке резко скаканула вверх. Молодец, девочка. Не разменивается на прилизанных уродов.
– Отлично. – Константин закинул голову и громко рассмеялся.
Мне кажется в этот момент можно было рассмотреть все его зубы, даже самые крайние. Так широко он открыт рот, когда гоготал.
– Действительно… Пойду с девочками знакомиться. – Елена Сергеевна натянуто улыбнулась и, бочком протиснувшись мимо Константина, выскочила из спальни.
– Так! В чем дело, я не понял? – Гаркнул он, обратив, наконец, внимание на подростков, которые стояли на головах. Причем, некоторые, в полном смысле этого слова.
Наверное, только я один сидел спокойно на кровати, изучая коллектив, с которым придётся жить бок о бок. Очень надеюсь, что недолго жить… Радость с лица Константина как ветром сдуло. Естественно, на нас ведь не надо производить впечатление.
– Константин Викторович, а когда ужин? – Спросил один из подростков. Пацан был очень крупным. Даже, скорее, широким. Как два меня.
– Аааа! Мишин, тебе лишь бы пожрать! – Засмеялся кто-то из подростков. – Аккуратнее, народ. Вдруг он с голодухи нас сожрет. Дежурного будем по ночам оставлять.
Я нашел взглядом шутника. Он сидел на кровати, откинувшись назад. Ноги вытянул на постели прямо в обуви. Пацан был рыжий, словно его голову покрасили специальной краской. Судя по ехидному лицу, этакий хреновый юморист, который постоянно везде сует свой нос.
– Ряскин! Прекрати. Нельзя смеяться над товарищами. Неправильно это. Пионеры, что? Ну-ка! Все вместе! – Константин Викторович вскинул руки, будто дирижёр, который собирается управлять оркестром.
– Пионеры умеют дружить! Пионеры помогают друг другу! Пионеры – всем ребятам пример!
Хором выкрикнули подростки. Все. Кроме меня, естественно. И естественно, это привлекло внимание вожатого. Он тут же уставился в мою сторону суровым взглядом. Наверное, его взгляд должен был произвести какое-то впечатление. Но не произвел. Он ведь не знает, что мне глубоко и искренне класть на такие взгляды вообще и на взгляд Константина Викторовича в частности.
– А ты почему молчишь? – Спросил вожатый. Тон тоже попытался сделать соответствующий. Строгий, осуждающий. Подстать взгляду. – Мы всегда все делаем вместе. Мы – товарищи на всю смену. Одна семья.
Не выделяться… Не выделяться… Я повторил это мысленно несколько раз, а потом ответил.
– Благодарю за столь щедрое предложение, но вынужден отказаться. У меня уже есть семья. Не думал, что будет еще одна. Морально не готов.
Пацаны моментально замолчали и уставились на меня с интересом. Видимо, несмотря на вежливый тон, все прекрасно почувствовали сарказм. Все, кроме Константина Викторовича. То есть он еще и тупой. Удивительное совпадение.
– Как тебя зовут? – Спросил вожатый.
– Петя.
Назвал имя и решил, достаточно. Фамилия дебильная. Она меня нервирует. Обойдёмся без нее. Однако Константин Викторович смотрел с ожиданием. Он смотрел. Я молчал. Минуты три. Тишина в комнате стояла такая, что было слышно, как где-то рядом летает муха.
– А фамилия есть у Пети? – Снова спросил он. Видимо понял, продолжать диалог сам я не собираюсь.
– А фамилия моя слишком известная, чтоб я ее называл.
Интерес в глазах пацанов сменился восторгом. Им по кайфу было все происходящее. Они такого, наверное, ещё не видели. Чтоб человека вежливо, без ругательных слов, послали на хрен.
– Послушай, Петя…
– Послушайте, Константин Викторович. – Я выговорил его имя четко, каждую буковку, – Пионеры – это прекрасно. Вот только не могу понять, как пионеры связаны с Вашим желанием демонстрировать нам превосходство.
– Какое превосходство? О чем ты? – Вожатый немного занервничал. Думаю, его напрягала моя манера говорить. Не детская она, наверное.
– Ваше. Вернее предполагаемое Ваше превосходство. Вы считаете себя лучше остальных? Считаете, что мы должны Вам подчиняться? Так вроде господа закончились очень давно.
Выудил эту информацию из сведений, полученных от Ванечкина. Мне понравилось, как это звучит.
– То есть? Почему подчиняться? Я – ваш пионервожатый. Отвечаю за вашу жизнь и ваш моральный облик. – Константин Викторович нервничал уже сильнее. Возникло такое чувство, что он в голове лихорадочно соображал, кто я такой. Вдруг, как тот же Лапин, сын какого-нибудь серьезного человека.
– А-а-а-а-а… так это не переживайте. С моим моральным обликом все хорошо. Разве я делаю что-то аморальное? Пью? Курю? Притащил сюда продажных женщин?
– Каких женщин? Ты… Я…
Не знаю, конечно, чем бы закончился этот разговор, но дверь в комнату открылась. В проеме появилась голова Селедки.
– Константин Викторович, там сказали строится на ужин. – Радостно сообщила она. Потом заметила меня, поморщилась и шустро исчезла из поля зрения.
Думаю, в этот момент Прилизанный был единственным человеком в лагере, который любил Селедку всем сердцем.
– Строится на ужин. Слышали? – Он с облегчением выдохнул и выскочил из комнаты.
– Ну, ты, конечно, дал… Похоже, смена у нас будет веселая… – Высказался толстый Мишин.
Думаю, это было общее мнение о произошедшем.