Я с удовольствием прогуливался по нашему небольшому городу; с удовольствием вдыхал табачный дым от только что купленных сигарет. После вынужденного воздержания от курения первая сигарета ударила по моим мозгам абсолютным отрешением. Ненадолго, но от всего. Затем установилось гармоничное равновесие: до меня дошло, что я взялся за дело, которое тяжело можно было втиснуть в рамки адвокатского производства, зато получил возможность хоть сегодня погасить основные текущие и наступающие мне на пятки жизненные и профессиональные финансовые задолженности. Так что в последнем акте этой истории, когда я уже вот-вот должен был выкинуть белый флаг и дрейфовать под влиянием неумолимых ветров жестокой судьбы, чтобы в ближайшие же дни сесть на мель, её водоворот подкинул мне спасательный круг.
В кармане появились деньги, а в «Баре Жана» меня ожидали приготовленная на вертеле говядина, паэлья и маринованные мидии с бокалом хорошего вина. Благо, что сегодня не вторник, который в этом ресторанчике на улице Аль объявлен выходным днём.
Я вернулся в Биарриц после неудачной попытки завоевать Париж десять лет назад, поняв, что не способен подчиняться начальству, не желаю привыкать вставать чуть свет и выполнять назначаемую кем-то работу и избегаю размеренности и однообразия в жизни. Сложность юридических процедур в нашей стране гарантирует многогранность и подвижный характер работы, однако не обещает вам сразу непременно хороший заработок и приобретение известности, несмотря на публичность деятельности адвоката. На что я надеялся, как только получил сертификат о присвоении статуса адвоката, о чём и извещала заказанная мною на следующий же день медная табличка с надписью: «Мэтр Андрэ Морель». Хотя дверь, на которую эту табличку можно было прикрутить, нашлась для меня не сразу.
И всё же, несмотря на все трудности, я считал, что выбрал себе работу по призванию. На каждого из моих коллег в республике приходится около тысячи двухсот потенциальных клиентов – граждан и десятки юридических лиц и индивидуалов. Но, как известно: кому-то достаются розы, а кому-то – шипы. С розами мне везло не часто. Впрочем, кого в этом винить, если за моими плечами была бурная и неудавшаяся в чём-то жизнь, что сказывается и на служении Фемиде? Сначала я с трудом избегал аннулирования сертификата в связи со своим поведением, дававшим основания для применения дисциплинарных или административных санкций со стороны государства и адвокатского сообщества, в последние же годы – в связи с финансовым положением. Несомненный факт: человеческая судьба удаётся один раз, а не ложится в масть – на каждом шагу. Отдых на островах Новой Каледонии мне не грозил уже лет пять.
Наш городской Эркюль Пуаро (он же – Бишенте Арисменди, для близких – просто Биш) как-то сказал мне:
– Ты вряд ли заработаешь в этом городе нормальных денег, если не будешь стараться попасть в специфические сферы. Человек твоего возраста с такой профессией будет здесь в почёте, если поначалу покажет себя приличным человеком, его будут видеть по субботам на поле для гольфа, на каждой воскресной мессе, в будние дни – за обеденным столом у мэра дома, а ещё лучше – у префекта. А ты пока что попросту теряешь время.
Я же все эти годы, проведённые в Биаррице, считал, что это всё не так уж и важно. Не то, чтобы я не понимал, что Бишенте абсолютно прав и выбранный мной стиль жизни ведет к тому, что я вляпывался в разные истории, и давно с этим смирился. Работал я много, зачастую почти бесплатно и своё существование не вполне обеспечивал.
Привык к одиночеству в своем маленьком домике, где эпизодически появлялась какая-нибудь девушка, доставляла мне удовольствие, но вскоре исчезала, убедившись, что я ничем не собираюсь себя связывать и не могу дать ей нечто большее, чем просто привязанность и секс; она при этом терялась в закоулках моей памяти – я помнил их имена, изредка – связанные с этим именем ощущения, которые тоже стирались от времени. Я испытывал к ним даже чувство благодарности за то, что был ими использован в качестве орудия умиротворения во время ночи любви; они на время прерывали моё добровольное одиночество, но принадлежать кому-либо навечно мне пока не хотелось. Или не хватало на это смелости. По этой причине вот уже пару месяцев я обрёк себя на целомудрие, которое Арисменди всячески пытался помочь мне прервать, знакомя с кем попало.
Перед тем как приступить к трапезе, я решил пригласить разделить её со мной нашего сыщика. Журналист погиб вчера, и такое происшествие должно было лихорадить мозги и быть главным рефреном городских бесед. Биш не мог быть не в курсе этой драмы, и уж он-то поделится со мной различными версиями, какие только местные жители могут себе вообразить: и самыми безумными и самыми толковыми. А уж как только он узнает, что приглашен в эту пьесу в качестве соучастника (пусть и не на заглавную роль), а не элемента декорации, его детективное эго не даст ему сидеть на месте – он разовьёт самую бурную деятельность. Среди множества фамилий и имён, которые слетят с его языка, возможно, будет лишь одно подходящее, вылетит только единственный достоверный факт, но и это будет не лишним в моей работе.
«Бар Жана» занимал первый этаж старого дома, рядом с которым установлен знак, запрещающий стоянку с 6 до 10.30, кроме транспорта поставщиков и с указателем платной стоянки – улочка и так очень узкая. Из его окон были видны напротив торговые столики с фруктами.
Бишенте Арисменди был французом по паспорту и баском – по жизни и самосознанию. Идентичность для любого баска – превыше всего. Он мне очень импонирует тем, что воплощает в себе сложную и живую реальность, описанную тем же Сартром8: «Быть тем, чем не являешься, и не являться тем, что ты есть». Арисменди всегда поступает как француз, но не боится костерить правительство республики, когда речь заходит о правах басков. Если кому-то из нас, французов, при нём придёт в голову назвать себя местным, то он непременно усмехнётся и заметит: «Местные здесь только баски. Но мы гостеприимны к добрым людям, откуда бы они к нам не пришли». А ещё он – мой единственный друг.
Я не историк и не политик. Мои познания об этом народе, если не осуществлять познавательный экскурс с доримских времён, среднестатистические для обычного француза: пелота9, ЭТА10, чёрные береты, свои особые танцы, отличающиеся от испанских своими па, Герника11… Кое-чему меня о своих собратьях просвещал Бишенте.
Их дети уже более ассимилированы в нашу жизнь, давно переняли обычные для всех привычки, непонятные их старикам, но живущих с оправданной надеждой на то, что сыновья если и будут жить и развлекаться иначе, то хотя бы унаследуют привязанность к их традиционным формам.
Бишенте через четверть часа после моего звонка вошёл в зал ресторанчика и по пути ко мне сердечно и почтительно поприветствовал трёх мужчин пенсионного возраста. Всегда внимательный к соплеменникам старше его по возрасту, он встретил меня взглядом и жестом велел немного подождать. Немного погодя Биш, пообсуждав с ними последние городские новости, простился с почтенными басками и направился в мою сторону.
– Вот кто готов к перманентной конфронтации в нашем мире, – сказал детектив, бросая взгляд назад через плечо. – Всё течёт, всё меняется. А старики и сегодня готовы поддержать молодых.
Я улыбнулся. Он не меняется, он – самый многословный баск в мире, потому мне и нужен – как лучшее средство коммуникации в городе «двух утёсов».
– Зачем звал? – поинтересовался Бишенте. Он оглядел накрытый на двоих стол. – Ба, да ты никак получил нежданное наследство, раз решился покормиться приличной трапезой сам, да ещё и меня покормить?
– Да, можно это и так назвать.
Мы прекрасно дополняли друг друга. Я – со своей непритязательной внешностью. И напоминающий молодого Жана Рено баск в хорошем сером костюме с галстуком, повязанным под воротничком пепельной рубашки, с мягкими, вкрадчивыми манерами, с живыми глазами под густыми длинными ресницами и горящим взглядом, скрытым за придерживаемыми указательным пальцем линзами тонких солнцезащитные очков, которые он снимал, только в трёх случаях – когда здоровался, когда вступал в драку и когда собирался получать удовольствие от еды или женщины. Неправильно посчитал – всё же в четырёх случаях. Сейчас он был без очков: в это мгновение совпали два условия их четырёх.
Но наше дополнение было не только чисто внешним: необычные рассуждения и словоохотливость Бишенте и моя терпеливость вкупе со способностью слушать; он мог говорить безостановочно хоть сутки, и его слушатели никогда не томились от тоски. При этом он высказывал своё мнение обо всем и обо всех, что видел, слышал, не слышал и не видел, но догадывался. И вместе с тем свои взгляды не навязывал. Его знал весь двацатипятитысячный городок – Биш знает всё, что происходит в Биаррице, помнит всех, кто приезжал и когда-либо жил в городе. Я преувеличиваю, но в пределах разумного.
Говорили о моём друге с тревогой, испугом, опаской, ужасом, часто – с восхищением, но всегда – эмоционально. Он не скрывал своей симпатии к баскским национальным движениям, вплоть до некоторых крайних их проявлений, но при этом неодобрительно высказывался об экстремистах-радикалах.
– Я получил хорошую работу, – объяснился я, когда официант принёс нам по бокалу вина.
– Дорогой друг, я рад за тебя! Тебе пора дополнить гардероб хотя бы парой свежих рубашек. Надеюсь, это приличный бракоразводный процесс. Кто тебя нанял – Кассель или Беллуччи?
– Не угадал. Меня наняла невеста журналиста Эрсана.
Детектив удивлённо приподнял брови и понёсся в атаку:
– Погоди, ты имеешь в виду вчерашний труп? И что, его невеста приехала сюда? Кто она? И чем ты будешь заниматься?
Я сделал глоток, прежде чем ответить:
– Да, я имею в виду именно его. Его невеста – Рени Адан, она работает в нашей полиции. Возможно ты её знаешь?
– Что? Эта курица с погонами – его невеста? Ты шутишь!
– И не думаю. Она просит меня найти убийцу журналиста. Здесь в Биаррице, в Париже, по всей Франции – где угодно.
– Погоди, что за чушь? Невеста убитого, работающая в полиции, обратилась к тебе, адвокату, чтобы ты занялся розыском убийцы? Значит, вчера кой-какой народ не зря говорил, что это был не несчастный случай. Так почему именно ты, признавайся?
– А чёрт его знает, почему! Мне-то какая разница, раз она платит, и платит хорошо!
– Если всё так, как ты говоришь, то тебя ждёт много работы.
– А что говорят в городе?
– Версий миллион. Имущество, женщины, журналистское расследование, с которым он перешёл дорогу каким-нибудь политикам, судебный спор с местным аэропортом, крупный проигрыш в казино, где его видели накануне, передозировка, мужчина-любовник…
– И всё это серьёзно?
Бишенте удивлённо развёл руками:
– Ты же спросил: что говорят в городе? Я тебе выкладываю весь тот бред, который витает по Биаррицу. Версии из самых разных источников. Каждый недотёпа убеждён в том, что он и есть Шерлок Холмс, и дай ему свободу действий, так он нашел бы убийцу за несколько часов, при этом предлагает свою железную версию и тут же делает выводы. Чтобы стать детективом, не обязательно быть осведомлённым и вооружённым фактами.
– Забавно, но ты прав. А из серьёзных версий?
– Мне пока легче отбросить несерьёзные: я бы отбросил версии с любовником, передозировкой и проигрышем в казино, хотя и не заглядывал в его шкаф со скелетами. Есть ещё одна версия, которую я пока не готов отнести ни к стандартным, ни к экзотическим: кто-то из соседок твоей заказчицы вроде бы видел её на днях у одного из наших гинекологов, и сделала вывод о возможной беременности мадмуазель Адан; супруг этой соседки, знакомый по роду своей деятельности с законодательством, недолго думая, предположил, что вскоре наш президент получит от Адан прошение о разрешении ей оформить свой брак с погибшим журналистом. Глупая сплетня? Возможно, но если рассуждать чисто теоретически – почему бы и нет? Я видел этого Эрсана несколько раз в компании с твоей заказчицей, дамой постарше, Шаритой Жаккар, кажется она художник, и Эдмоном Кавелье – его другом и коллегой. Эти двое снимали апартаменты в двухстах метрах отсюда, на улице Гамбетта, и платили за них почти по четыре сотни в день. Устраивали там даже вечеринки; я как-то проходил мимо и видел рядом припаркованные машины с номерными знаками Жиронды и Верхней Гаронны – народ гулял шумно.
– Эта Шарита могла быть любовницей Эрсана?
Биш опять пожал плечами, показывая, что тут не все ясно. В таком маленьком провинциальном городке, как Биарриц, определенного рода поступки частенько вызывают осуждение, хотя в них может и не быть ничего постыдного.
– Говорят, они были любовниками, потому что видели их вместе и без Кавелье, но я бы не поручился за качество этой информации. Люди привыкли думать, что если мужчина и женщина вдвоем входят в дом, то прямиком бегут к кровати. Однако, как говорят: стыдно должно быть тому, кто плохо подумал.
Детектив сказал это серьёзно.
– Кто-то убеждён, что тут дело в наследстве, – продолжал он. – А я вот подумываю о мсье Лакомбе.
– О нашем мэре?
– Да, о нём. Он же является и президентом консорциума, управляющего аэропортом. Ты его знаешь?
– Да кто его не знает? Но не близко. Ты намекаешь на незавершённые спор в суде? Зачем это ему?
Бишенте сделал знак рукой официанту – повторить ещё по бокалу вина.
– Говорят, фирма его зятя торопится поскорее начать строительство нового терминала для самолётов бизнес-класса. Эта тяжба пока связывает им руки. А что? Там должны быть законсервированы немалые суммы, будет неплохая отдача от вложений. Платить лишние деньги за участок они не желают, как и терять уже поджидающие прибыли. Судебная война затянулась на несколько лет, а кому как не тебе знать, что такого рода битвы бывают кровопролитнее и длятся дольше обычных войн.
– Но мэр и его зять не похожи на отмороженных типов! Хотя, зятя его я не видел. Да и что им даёт эта смерть?
– Тебе лучше знать. Но этот конфликт уже обсуждался и в местных газетах, и даже на телевидении.
– Думаешь, Эрсан приложил к этому обсуждению и свою руку, чтобы помочь своей матери?
– И себе. Не исключено. Руководство всех окружающих департаментов, коммун и торгово-промышленной палаты просто горят желанием как можно скорее расширить границы аэропорта и закончить необходимое строительство. А мадам Эрсан отчаянно с ними сражалась. Твои коллеги или судьи ничего тебе не рассказывали?
– Нет, всё на уровне слухов. Надо будет вникнуть в эту историю более детально.
– Проблема очень запутанная. Конфликт начался вообще-то с местных экологических организаций, которые сначала даже не представляли в какую именно сторону думают расширять аэропорт: «технократы забирают наши земли, это расширение плохо скажется на близлежащих землях, будут прилетать более крупные авиалайнеры, которые своими выбросами керосина изгадят окружающие озера, парки и заповедники». Когда же объявили, что это расширение не связано с укрупнением моделей парка принимаемых бортов, то вроде как экологические нюансы понемногу отпали, а вот участок мадам Эрсан надо было выкупать. Да и кое-кто из местных вновь появившихся обладателей «суперджетов» был бы не против помочь аэропорту в битве за свою парковку в ангарах нового терминала. Могли и замолвить словечко судьям какой-либо из инстанций ради своего удобства.
– Да. Наш аэропорт с момента закладки как-то странно впихнули в такое место, что расширять его теперь можно только за счет жителей.
– А мэру очень хочется, чтобы аэропорт был развёрнут как можно больше и на городских землях в черте Биаррица. Это усилит его позиции в консорциуме аэропорта. А так – было объявлено, что национальное благо в виде развития инфраструктуры Аквитании требует определённых жертв. Вдова Эрсан долго противилась такому решению, долго вела переговоры о цене, а затем переговоры плавно переросли в судебный спор.
– Думаешь, это главная версия? Я почему-то не могу вообразить, что эти люди готовили убийство, чтобы таким образом разрешить спор за кусок земли.
Биш покачал головой:
– Не думал, что у тебя такое скудное воображение, адвокат. Что толкает людей на убийство? – он стал загибать пальцы на левой руке. – Деньги, власть, чувства и месть. Не ограничивай себя пока ничем.
– Да, время покажет. Ну ты мне поможешь? Мне точно понадобится твоя помощь. Конечно, не бесплатно.
– Мог бы и не задавать мне этот вопрос, дружище, – он с улыбкой похлопал меня по плечу, допивая остаток вина. – Считай, что я уже твой партнёр по команде. И не растрать весь свой аванс только на хорошее вино.
Теперь Биш принялся перечислять достоинства и недостатки каждой из женщин, сидевших за столиками бара. Вошли две молоденькие девушки, которые только что заняли столик по соседству, он и их стал рассматривать с интересом.
– Немки, – проурчал Бишенте через некоторое время. – Ты со мной?
– Нет, мне есть пока чем заняться, чтобы позволить это себе позже, – улыбнулся я. – Если хочешь – оставайся.
– Ладно, пока! Позже и я пойду работать – собирать для тебя последние новости Биаррица. А пока развлекусь. Я тебе позвоню, – баск с улыбкой змея-обольстителя обернулся к девушкам.