Неподалеку расположены Музей Моря – выше за моей спиной, на плато; утёс Святой девы – по левую руку от меня, и бухта рыбаков – ниже по уровню и вдоль бульвара. Я появился на месте встречи в условленное времени и стал поджидать свою новую клиентку. Вот какая-то молодая женщина приближалась ко входу в тоннель по бульвару маршала Леклерка со стороны церкви Святой Евгении. Думаю – это она.
При иных обстоятельствах я уделил бы больше мужского внимания этой приближавшейся ко мне девушке. Но сейчас, стоя в потертых вылинявших джинсах и белых теннисных кроссовках, несколько странно дополнявших кожаную рыжеватую куртку на молнии, на рукавах которой за несколько лет носки появились портящие вид царапины, я думал совсем о другом, хотя даже в таком увечном виде эта куртка была мне дорога, наверное, потому, что в ней я чувствовал свою связь с некогда финансово благополучными для меня временами.
Я удивился, что женщина пришла на встречу пешком, потому что привычка ходить пешком казалась мне, водителю, расставшемуся по причине безденежья с автомобилем месяц назад, анахронизмом; все местные жители ездили на автомобилях, даже если надо было преодолеть расстояние в два квартала. Привычку ходить по Биаррицу воскрешали волны появлявшихся групп туристов из больших городов и иностранцев; их привлекают местные красоты пейзажа и очень малые расстояния, которые надо преодолеть, перемещаясь от одной достопримечательности Биаррица до другого.
Это место женщина, лицо которой показалось мне мимолётно знакомым, назначила для встречи сама. Она по телефону просто сказала, что хочет предложить мне некую работу и пояснит всё не по телефону.
Ей осталось пройти несколько метров, и я отметил, что она довольно молода, невысокого роста и с тонкими, как у антилопы дик-дик ножками. Из тех, кому нравятся привлекательные и сильные мужчины. Сразу бросались в глаза резкие очертания её тонких губ и небольшого с горбинкой носа, которые смягчались спокойным и уверенным взглядом темных глаз. Такими глазами смотрят совы на мелкую дичь. А сейчас она приближается ко мне, уверенно прокладывая дорогу худосочными копытцами под юбкой и ей, разумеется, казалось, что я не свожу с них глаз. А я бы с большим удовольствием заглянул ей в кошелёк.
Я отношусь к себе вполне критично и признаю, что никогда не был привлекательным для противоположного пола: рост ниже среднего, с узкими плечами, с обычной мускулатурой, неспортивной фигурой, унаследованной от отца, не очень удачливого торговца рыбой и морскими гадами, который оставил сыну самый обычный домик, немного денег и ещё неуклюжую походку. Мне недавно исполнилось тридцать шесть, позади простирались два адских года без нормальной работы, и неважнецкая характеристика среди коллег в городе. Даже счета за содержание дома и ежедневные обеды в местных харчевнях безжалостно истощали мои последние сбережения. Еще пару месяцев, и мне придется наниматься официантом в одну из них – если кто-то рискнет меня нанять. От одной мысли об этом меня колотило, поскольку я знал, что способен на многое, но мне всё как-то не везло.
Понять это может только тот, кто испытывал весьма неприятное и неопределённое состояние, которое вдруг заставляет человека проснуться среди ночи, вселяет в нем нежданную тревогу, и ни с того ни с сего побуждает невзначай что-нибудь вспомнить. Чаще всего в такие моменты вспоминаются собственные ошибки…
Женщина подошла ко мне; солнце осветило её сосредоточенное лицо, обозначив небольшие тонкие морщинки вокруг глаз и у рта. Ей, наверное, было лет двадцать семь, но казалось, что еще лет пятнадцать она будет выглядеть так же свежо, не прилагая к этому никаких усилий. Её сложно было назвать красавицей.
Я привык, что моими клиентами были в основном люди постарше, не всегда уверенные в себе. Энергичности и уверенности этой шатенки можно было только позавидовать.
– Андрэ Морель?
– Да.
– Рени Адан, – представилась она, протягивая руку, которую я пожал в ответ. – Не знаю, удачное ли это место для разговора, но я хотела поговорить с вами там, где вы сразу можете приступить к работе.
– То есть прямо здесь? – от удивления я взмахнул рукой вокруг себя.
– Почти. Вы слышали о том, что вчера нашли труп журналиста Ламара Эрсана?
– А, да-да, конечно. Говорят, его где-то здесь обнаружили серфингисты, – подтвердил я. – Вас с ним что-то связывало?
– Я собиралась выйти за него замуж.
Именно так она и сказала. Не «Мы собирались пожениться», а «Я собиралась выйти за него». Почему-то я это отметил.
– В какой-то момент я поняла, что хочу жить с ним вместе. Хотя мы с ним ещё не обсуждали нашу будущую совместную жизнь. Просто не успели. Давайте пройдёмся по дорожке к берегу и поговорим на ходу.
Я кивнул, и мы направились по асфальтированной тропе в сторону залива. Я украдкой пытался рассмотреть её повнимательнее. Собеседница действительно на лицо была не особо привлекательной: смуглая кожа, чуть крючковатый нос, губы тонкие настолько, что сливались на лице в очень тонкую полоску. Чего она жаждала: мести? Но для этого она не выглядит настолько уж взволнованной – неужели так хорошо держит себя на следующий день после потери жениха? И при этом так любила его, что эта смерть отняла всё, что у неё было, и уже нет сил начать всё с начала, встретить кого-то ещё? Не сегодня, немного позже.
– Чем я могу вам помочь? Моя работа будет связана как-то со смертью журналиста?
– Я хочу, чтобы вы нашли того, кто убил его. И хочу знать причину: зачем он это сделал. Мне нужно знать имя убийцы. Раньше или позже, чем его узнает полиция – не столь важно. Хотя я и сама работаю в полиции, – тихо сказала она, не поднимая на меня глаз, но не допускающим возражения тоном. – Думаю, вы как нельзя лучше подходите для этой работы. Вы здешний, знаете этот город и местных обывателей.
Интересно, а что она знает обо мне? Она сама захотела, чтобы встреча состоялась здесь. Знает ли, что мне пришлось отказаться от офиса год назад, и иногда приходится использовать свою берлогу с выцветшими от времени стенами в качестве конторы? Если да, тогда чем обусловлен её выбор? Хотя, какая мне разница?
Да, на потенциального клиента старенький дом производит впечатление чего-то непрезентабельного, временного. Куда бы лучше пригласить эту даму-полицейского в громадный кондиционируемый зал с солидной мебелью от «Annibale Colombo», где молоденькая фигуристая секретарша с глубоким декольте будет разливать нам чай в фарфоровые чашки от «Дезульер» и изредка прерывать нашу беседу вопросами вроде: «Звонит мсье такой-то. Что ему передать?» Я же в ответ глубокомысленно закурю…
Чёрт, я уже сутки не курю, и не потому что бросил – просто экономлю! Нет, я прекрасно понимаю, что все эти перечисленные мною атрибуты успеха ещё ничего не значат, но есть определённые человеческие штампы, и от них часто и зависит гонорар адвоката. Так почему она, работая к тому же в полиции, выбрала для этого меня? Тем более, что я всё же адвокат, а не детектив? Нет, мне иногда подкидывал подработку Бишенте Арисменди, вот он известный местный частный сыщик. Так что кое-какие навыки я от него получил, работая иногда с ним на пару.
Я что-то затянул с паузой:
– В таком случае думаю, вы выбрали подходящее место для предварительной беседы.
Молчание затянулось ещё на несколько секунд, а я ждал, пока она что-либо скажет в ответ. Нередко молчание больше располагает к признаниям, чем излишняя болтливость и желание задавать ненужные вопросы собеседнику. Кроме того, мне кажется, что ей было бы разумнее как можно скорее забыть о трагедии, вернуться к обычной жизни, ведь она так молода и не должна всю остальную долгую жизнь копаться в своей сердечной ране, хоть она и полицейский.
Да пошло всё в задницу – сколько она хочет мне заплатить? Но мой следующий вопрос более подходил к ситуации:
– Вы здесь бывали с месье Эрсаном?
– Да, он очень любил именно это место. Каждый вечер он приходил сюда перед сном, и мы прохаживались под руку или обнявшись по этой же дорожке, а потом подолгу сидели на одной из этих скамеек. Ему нравилось отсюда любоваться водной гладью залива.
– Его нашли где-то здесь?
– Вот в этом месте на парапете обнаружили пятна крови, видите? А потом… ну, видимо после убийства, которое произошло здесь, его тело упало вниз, на песок под скалой.
– Вы участвуете в расследовании?
– Нет, меня не привлекают к расследованию, потому что в комиссариате известно было о наших отношениях. Со мной делятся информацией коллеги. Дело расследует сам комиссар, но кое-какие детали, неофициально… Я уверена, что полицейское расследование может зайти в тупик, и потому решила обратиться к вам. Государственный аппарат бывает небезупречным в работе, а неофициальное расследование иногда может дать даже лучший результат – вас никакое начальство не сможет обвинить в предвзятости или в том, что вы допустили процессуальную ошибку. Кому, как не вам об этом знать лучше? – напряжённое выражение её лица внезапно сменилось приветливостью и даже подобием лукавой улыбки, растворившей в себе даже её чёткий и холодный голос. До этого она смотрела на воду залива, а теперь повернулась ко мне. – Тем более, я знаю, что вы в хороших отношениях с Бишенте Арисменди, а он не откажет вам в помощи.
Н-да, информированности у нашей полиции хоть отбавляй! Надеюсь, она не отступится от своей цели. Но для вида надо соблюсти приличия:
– Может, вам самой будет проще обратиться к Арисменди? Всё же это он детектив, а не я. На пару с ним, если вы поможете друг другу с информацией, у вас и так будут хорошие шансы.
Рени Адан твёрдым, и в то же время просительным взглядом посмотрела мне в глаза:
– В общем вы правы. Всегда убийства или несчастные случаи, особенно если это происходит с такими известными людьми как Ламар, расследует полиция, гораздо реже – детективы или журналисты. Но я сама из полиции, и потому знаю слабости нашей системы. А ваш друг Арисменди хороший специалист, но никудышный собеседник там, где иногда требуется терпение, – это она точно подметила. – А о вас я навела справки.
– А если я ничем вам не смогу помочь?
– Сможете. Вы же знаете: отсутствие результата – это тоже иногда результат. И потом, думаю, в этом случае ваш взгляд сбоку, из-за угла, на эту ситуацию, лишним не будет.
«И я смогу поменять свою куртку на новую», – подумал я.
– Я хорошо вам заплачу. Сколько вы хотите, если в принципе готовы взяться за это дело? – в вопросе слышалась не просьба, а выяснение детализации счёта.
– Хорошо-хорошо, – я оттягивал время, чтобы собраться с мыслями и подумать, какую цифру ляпнуть, – только если вы хотите, чтобы я подключил к работе и Арисменди…
– Да, однако дело я буду иметь только с вами. И ещё вам, возможно, придётся побывать в Париже или съездить ещё куда-либо, если это потребуется по обстоятельствам. Сколько? – настаивала полицейская антилопа. Ей оставалось только топнуть копытцем и боднуть меня рожками.
– П… пятьсот…
– Пятьсот что?
– Пятьсот пятьдесят евро в день. Плюс расходы на поездки, если таковые будут, разумеется в разумных пределах. И при положительном результате, если мы разыщем убийцу первыми – пятьдесят тысяч, независимо от времени выполнения вашего заказа, – выдохнул я. Мне зажмуриться, или она меня и так пошлёт подальше?
– Замётано, мэтр, – согласилась Адан, подтвердив своё согласие кивком головы и протянув руку.
«Вау, йес!» – мой мозг едва не выпрыгнул из черепа от радости. Я так боялся услышать отказ, что просто ещё раз пожал протянутую мне руку. С одной стороны, мне было неловко, что пришлось договариваться об оплате своих услуг с женщиной, обремененной куда более серьезными и фатальными проблемами, с другой – рассасывалась масса повседневных проблем. В конце-то концов, не я её нашел, а она меня выбрала. И очень хотелось курить, так что:
– Вы готовы будете заплатить аванс?
– Трёх тысяч будет достаточно? – она достала из внутреннего кармана своей куртки сложенные купюры.
– Вполне, – я не раздумывая положил их в карман. Она уже знала, что я соглашусь?
– Не пересчитаете?
– Нет. Вы сами их не пересчитали и отдали их мне, не дожидаясь, пока мы как-то оформим ваш… заказ. Значит – вы их уже пересчитывали и доверяете мне.
– В логике вам не откажешь. Спустимся вниз, туда где нашли тело?
– Да, конечно. А там ещё не могут находиться ваши коллеги?
Мы направились по каменным ступеням вниз.
– Уже нет. Вот вчера это место было похоже на муравейник. Криминалисты, патрульные, зеваки, журналисты, даже телевидение. Видите, от всего этого остались лишь обрывки наших ленточных ограждений.
С каменных парапетов со вчерашнего дня развевались на ветру огораживающие участок пляжа обрывки полицейских лент. Я окинул взглядом пространство от левого конца пляжа до правого. Вокруг никого не было. Возможно, потому, что любопытствующие уже удовлетворили свой интерес, а остальным не очень-то хотелось прохаживаться по этому пятачку земли, где недавно произошло преступление, унёсшее человеческую жизнь.
– Тело было здесь… Вряд ли вы что-нибудь найдёте, наши уже всё прочесали, – моя новая знакомая показала место на песке, остановившись около одной из лент и не заходя за неё. Потом задумчиво посмотрела на океан, возможно пытаясь сдерживать нахлынувшие на неё чувства.
Я решил прервать затянувшееся молчание:
– У него были враги?
– Враги, которые хотели его смерти? Я таких не знаю. Хотя недоброжелатели есть у каждого из нас, вот только кто решится на убийство? Для этого надо быть уверенным в своей безнаказанности.
– Вы знаете точно, где и как он лежал? – спросил я. – И кто нашёл тело? Верны ли слухи о приезжих серфенгистах?
– Да, вот в этом месте. Нашли действительно молодые серфингисты, у них был ранний заплыв. Видимо, тело Ламара пролежало здесь несколько часов, так что ему досталось от каких-то ночных животных и птиц. По этой причине и размер раны изменил первоначальные очертания. Завтра я постараюсь вам достать копии документов и фотографий, какие смогу. Только вы же понимаете, что это будет не совсем законно, так что не светите ими.
– Это лишнее, я понимаю и не собираюсь вас подставлять.
– Вы приехали сюда на машине?
Дело не в том, что я не люблю пешие прогулки. Не хватало только, чтобы она попросила меня подвезти её на несуществующей машине!
– Нет, я, знаете ли, люблю прохаживаться по городу пешком, когда дела это позволяют.
– Вот и хорошо. Тогда проводите меня немного.
Я вздохнул с облегчением, и мы направились по аллее Порта Рыбаков мимо стоящих на приколе катеров и лодок, выходя на брусчатку площади Святой Евгении.
– Скажите, почему в тот вечер или ночь вы не были с Ламаром вместе?
– Я предлагала ему провести вечер вместе, но он не захотел, – вдруг занервничала Адан. – Последнее время он стал какой-то взволнованный, говорил мне, что у него много работы, на которой надо сосредоточиться и ему надо побыть одному. Хотя раньше такого за ним не наблюдалось. А я старалась не навязывать себя, когда он был чем-то занят. Он живёт… Он жил в Париже. Здесь он родился, но к последнему году обучения в лицее его родители переехали в Париж. После смерти его отца мать вернулась в Биарриц. Ламар пару раз в году навещал её – в отпуск и обязательно на рождество. Ему нравился этот город. Ламар часто мне говорил, что только здесь он отдыхает со спокойной душой и высыпается по ночам так хорошо, словно впадает во сне в зимнюю спячку. Биарриц он частенько называл «деревенькой». Я его понимаю – наш курорт после столицы мог показаться совершенно крохотным парижанину.
– А чем он здесь вообще занимался? Просто отдыхал?
– Ламар не умел отдыхать подолгу. Через три дня без своей работы он начинал потихоньку стонать. Даже я не могла его остановить: он мог запросто собрать свою сумку в номере гостиницы за полчаса и уехать куда-нибудь. Он называл это «творческим зудом».
– Кстати, а почему он останавливался в гостинице? А как же дом его родителей?
– Он не очень любил своих двоюродных и троюродных родственников, которые в сезон частенько приезжали проводить свои отпуска на море и останавливались у Эрсанов. Не хотел доставлять лишних хлопот матери, если приезжал сюда не один. Последние полгода, когда умерла и его мать, он решил подремонтировать дом, привести в порядок бассейн и теннисный корт на участке. Поэтому Ламар и останавливался в гостинице «Флорида». Причём всегда – именно в ней. Я спрашивала у Ламара, почему он всегда выбирал этот отель, причём самые дешёвые одноместные номера: он мог себе позволить пристанище и посолиднее. Он смеялся на это, и говорил, что его устраивает здесь всё: отсюда видно море, хороший завтрак, широкая кровать, есть парковка и цена номера меньше 100 евро в сезон.
– Вам известно, как он провел тот день?
– Полного графика этих суток у меня пока нет. После девяти вечера его видели в казино, где он немного поиграл в рулетку. Его мозг в этот день был чем-то загружен. Похоже, он над чем-то основательно размышлял, потому что крупье подметил, что он ставил каждый раз по одной дешёвой фишке то на красное, то на чёрное. Почти не пил. Ушёл после полуночи. Точнее время определят по камерам видеонаблюдения. Да, при нём в кармане нашли мобильник, это тоже поможет определить его контакты и местонахождение в тот день.
Рени была не первой женщиной, выкладывающей мне сведения о каком-то печальном событии в своей жизни, но она делала это не то чтобы равнодушно, а уж слишком профессионально.
– Это могло быть ограбление?
– Ламар никогда не носил с собой больших сумм. Даже когда ходил в казино. И всегда просил фишки самого малого номинала. Но исключить этого я не могу.
– Кто-нибудь ещё знал, что он приходил на этот берег по вечерам?
– Да кто угодно. Он всем рассказывал, что это место – особенное для него, – сказала Рени Адан, сделав руками жест, словно разъясняющий мне, что она считала эту прихоть небольшой странностью любимого человека.
– Его здесь многие знали?
– В общем нет. Дружба редко зарождается в пятилетнем возрасте, а сюда он приезжал не для того, чтобы встречаться с приятелями, знакомство с которыми мог приобрести сорок лет назад. Конечно, кое-кто считал его своим знакомым. На улицах с ним здоровались некоторые местные горожане, но он частенько даже не помнил их имён. Знал смотрителя маяка на мысе Сен-Мартен. Тот даже не брал с него денег, когда у Ламара возникало желание подняться по двумстам сорока восьми ступеням на верхнюю площадку маяка, чтобы полюбоваться видами с такой высоты. Чем экономил ему каждый раз два с половиной евро. Захаживал раз в год к родственникам – кажется это были его тётка с мужем и их дочь, других я не знаю.
– А Эрсан был раньше женат? У него есть дети?
– Вы о наследстве? Нет, у него нет ни бывшей супруги, ни детей. Хотя женихом он был завидным: ему хорошо платили в журнале, он изредка находил время на написание книг, так что деньги у него были. А кроме того у него большая квартира в Париже, дом в Биаррице. Кроме того, вот-вот завершится дело в нашем суде, по которому Эрсаны судились с аэропортом. Ламар рассказывал мне, что парижские адвокаты обещали ему не одну сотню тысяч прибавки к цене участка, если последует выигрыш в процессе.
– Он не оставлял завещания?
– Не знаю. Не думаю.
– Значит, кому-то это достанется внезапно и неожиданно, – протянул я, едва не ляпнув, как ей не повезло. – Остаётся точно определить, кто же является самым близким его родственником и сколько их. Как вариант первой версии для определения круга подозреваемых.
– Согласна. Надо проработать и эту версию.
– А с кем он приезжал сюда из Парижа? Или может кто-то приезжал к нему из столицы? – спросил я, желая набрать как можно больше сведений об убитом.
В этом совпадение первоначального этапа работы что у адвокатов, что у детективов – сбор и анализ первичной информации. В этой фазе возникают первые глобальные вопросы и проблемы по делу. И именно на этом этапе отбираются вероятные алгоритмы собственного поведения. Отбор должен производиться тщательно только для одной цели: как бы вместе с водой не выкинуть из купели и ребёнка.
– Всех его знакомых в Париже я не знаю. Мне известно только о самых близком друге, бывшем журналисте – Эдмоне Кавелье и их общей подруге – Шарите Жаккар. Жаккар нашла себя в живописи. Кавелье сейчас пытается печататься сам в качестве свободного художника: кажется, его издавали, и печатали какие-то работы, но я их не читала. Они знакомы с незапамятных времен, любили проводить время вместе, когда это удавалось, хотя все трое абсолютно не похожи друг на друга.
– А какую роль играла эта Жаккар в их мужской компании?
– С ней они познакомились на какой-то выставке, когда все они были молоды, и, кажется, приударяли за ней оба, но кому с кем удалось переспать в этом треугольнике – меня это не интересовало за давностью событий. На мой взгляд, в последнее время их действительно объединяли общие взгляды: на творчество вообще, на жизнь. По крайней мере, при мне они вели себя как три товарища.
Что пытался скрыть от меня голос этой женщины-полицейской – иронию, раздражение к моему нетактичному вопросу или это было просто временное замешательство? Я пока не мог определить.
– И мне достаточно было знать, что этой троице, когда они встречались вместе, было интересно поболтать и спорить между собой, хотя я страдала при этом отсутствием внимания Ламара к себе. Творческие люди, богема, а я не очень вписывалась в этот круг. Они меня абсолютно серьёзно наградили прозвищем «Нафлик»3, и расшифровывали его – «наша подруга флик4». И Ламар не возражал, просил меня не обижаться. Мол это – просто невинное проявление их чувств к его неожиданному выбору подруги с необычным местом работы. Пару раз, когда я была у него в Париже, мы вместе посещали места, где собирались такие же «сливки общества», но мне их было тяжело понять, – последние кавычки просто читались на её лице. Для неё эти сливки ничем не отличались от обычной водной пены.
Она продолжала:
– Я не очень-то понимаю людей, которые живут и работают по вдохновению. Которые никому не подотчётны, даже себе самим. Может быть, поэтому мне было сложно расслабиться среди них. Они не похожи на остальных, они с большим уважением относятся к себе подобным, они опрятны и вежливы, хотя тут же с наслаждением демонстрируют своё мнимое превосходство над остальными. Откуда взяться симпатии к ним обычному человеку, если они часами могли говорить про элегические настроения в скульптурах Фальконе5? Куда бы мог вывести Камю6 переживаемый им мировоззренческий и творческий кризис пятидесятых, если бы в 1960 году он не погиб в автомобильной катастрофе? В каком из произведений Андре Оссейна7 больше всего прослеживается принятый им зороастризм…? Его друзья стали моей проблемой. Или я стала проблемой для его друзей. Зато в постели мы были на равных, а это уже не мало.
Я промолчал. Она твёрже, чем кажется, и за мягкостью её женского облика скрывается сила. Но ведь самые хрупкие на вид деревца со временем, исчисляемым миллионами лет, превращаются в коксующийся уголь.
Только зачем она меня так нагружает? Я и так слушал её внимательно, не перебивая, немного даже смущённый тем, что Нафлик, с её-то выдержкой, с учётом её профессии, стала так откровенно вверять мне свои переживания, даже слабости. Хотя, такие беседы оказываются ценными и определяющими для моей работы. Только так не терпелось начать тратить её деньги! Хочу курить!