3
В последние дни из-за учёбы у меня не оставалось времени на полноценный сон. Вот и сегодня, вернувшись вечером из лицея, я был совершенно вымотан. Меня хватило только на то, чтобы сходить в душ и сразу завалиться спать.
Я даже не услышал, как к дому подъехала машина, хотя мои окна выходят во двор и обычно я узнаю о возвращении отца, брата или сестры до того, как они входят в гостиную. Поэтому, когда в дверь постучала Лора и сказала, что внизу меня ждёт мистер Вотермил, спросонья я даже не сообразил, о чём она. С чего мистеру Вотермилу приезжать, когда отца нет? Я перевернулся на другой бок и погрузился в сон. Не знаю, сколько я так спал и спал ли вообще, прежде чем Лора снова постучала и повторила свои слова.
Поднялся я как в тумане, сонно натянул попавшиеся под руку вещи – с детства не любил пижамы, поэтому спал в нижнем белье, и поначалу Скэриэл ставил меня в неловкое положение, врываясь по ночам, – и спустился в гостиную. Каково было моё удивление, когда я увидел Оскара, приветливо нависшего надо мной. Ещё более высокий, чем Гедеон, он вдобавок напоминал огромного гризли, сумевшего натянуть на себя рубашку.
– Привет, Готье, ты спал? – Это не звучало насмешливо, скорее, он удивился, что кто-то действительно спит в семь часов вечера.
– Эм… – Я неловко почесал шею и стряхнул последние крупицы сна. – Привет. Гедеон не дома и…
– Знаю. Я пришёл к тебе, – перебил Оскар.
Я посмотрел на него – так же озадаченно, как, возможно, смотрел на меня брат, когда я впервые рассказал о Скэриэле.
Оскар рассмеялся.
– Я проголодался, проезжал мимо и решил пригласить тебя в ресторан.
Он произнёс это так просто, как будто мы часто устраивали ресторанные посиделки. Хотя мы даже наедине редко оставались. Наверное, теперь моё лицо выглядело настолько изумлённым, словно он предложил мне бросить лицей и рвануть с ним в Лас-Вегас.
– Ну… ты мне как младший брат. – Теперь неловко стало ему. От моего взгляда он растерял весь запал. – Да ладно! Будет весело.
«Ты мне как младший брат».
Если он хочет стать для меня вторым Гедеоном, то пусть сразу бросает это дело. Ещё одного старшего брата я не переживу и утоплюсь в ближайшем пруду. Возможно, в этом кроется причина, почему отец в своё время отказался от устройства домашнего пруда на заднем дворе. У этой семьи слишком много поводов захотеть посидеть на дне водоёма.
В силу воспитания мне всегда было трудно говорить «нет», особенно когда меня заставали врасплох. Немного помолчав, я кивнул, сказал, что сейчас переоденусь, и поднялся в свою комнату. И опять началось моё любимое растягивание времени: я нехотя надевал брюки и рубашку, причёсывался и долго рассматривал себя в зеркале в надежде, что Оскар передумает и уйдёт. Но, когда я спустился, тот пил чай и флиртовал с пунцовой Лорой. Мне стало её жаль; мысленно я отругал себя за медлительность, из-за которой горничной пришлось слишком долго находиться в подобной компании. Оскар был известным дамским угодником. Что у него действительно хорошо получалось, так это охмурять девушек и выпивать.
Когда вошла Сильвия, Лора облегчённо вздохнула и торопливо покинула комнату. Было видно, что Сильвии не нравился Оскар, но она улыбалась ему, как требовали приличия. Уверен: как только за нами закроется дверь, она помчится докладывать отцу по телефону. Когда ещё к нам наведывался младший Вотермил, да ещё не к Гедеону, а ко мне?
– Готов? – Оскар поставил чашку на журнальный столик и поднялся.
Мне хотелось выть от одной только мысли убить так вечер. Одно дело – проводить время с ним, с Гедеоном и ещё десятком приглашённых: я мог ответить на пару вопросов Оскара и с чувством выполненного долга отойти от гостей, постоять в сторонке, вернуться через полчаса для короткой светской беседы: «Готье, как вам лицей?», «Эм… Замечательное место»; «Когда мы в последний раз виделись, Готье, вы были таким малышом, а теперь выросли красавцем!», «Спасибо, тётушка, вы тоже… хм… хорошо выглядите» – и снова отойти, чтобы перевести дух. Но теперь такое не прокатит.
Оскар сам вёл машину, и я очень этому обрадовался. Ему нужно было сосредоточиться на дороге, поэтому он тоже молчал и выглядел уже не таким уверенным, как полчаса назад. Я сидел рядом, это было в новинку для меня – обычно моё место позади. Кевин никогда не предлагал сесть вперёд, да и я даже не думал о таком. Гедеон меня никуда не возил (возможно, это и к счастью, сколько мы с ним смогли избежать потенциальных автокатастроф), да и с отцом я ездил на привычном месте.
Я практически никуда не выезжал, ничем интересным не занимался, а мои увлечения можно было пересчитать по пальцам одной руки: стараться не попадаться на глаза брату, тянуть с выполнением домашнего задания и молчать. О, в молчании я был силён. Можно сказать, что я мог получить чёрный пояс в этой дисциплине. В доме мне удавалось без стеснения общаться только с Габи. В тоскливые времена я на свой страх и риск приходил в комнату к сестре, усаживался на её кровати и выслушивал целый ворох детских проблем.
– Анна сказала, что на свой день рождения пригласит всех девочек из нашей балетной группы. Я не хочу этого. Там будет Кристин, я с ней не дружу. И она противная. Всегда показывает мне язык, когда мадам Ли не видит. – Габи переодевала своих кукол и расставляла их в только ей одной понятном порядке.
– Так покажи ей в ответ. – Я часто слушал её вполуха.
– А я показала, и меня увидела мадам Ли. – Габи подошла ближе и перешла на шёпот. – Она выгнала меня из класса и сказала, что хорошие девочки так себя не ведут. Но не я первая начала! Я чуть не расплакалась тогда.
Габи шмыгнула носом. Ещё чуть-чуть, и она действительно бы разревелась.
– И почему не расплакалась? – Я сонно зевнул и улёгся на её кровать, попутно стаскивая обувь.
– Потому что не хочу, чтобы Кристин видела, что я плачу. Я с ней не дружу. Когда её нет, Анна и Мариса со мной всё время болтают, но стоит Кристин прийти, и они сразу идут к ней. – Габи вернулась к своим куклам, словно не планировала сейчас разразиться водопадом слёз при воспоминании о том дне.
– Почему? – почти засыпал я, но всё же пытался поддержать беседу.
– Потому что она обещает им первые места на детские постановки. Её мама главная в детском театре. И знаешь, что?
– Мм?
– Ноги моей не будет в театре её мамы. И ты тоже не ходи.
– Куда? – становилось сложнее следить за нитью разговора.
– На постановки её мамы. В детский театр. Я ещё Гедеона попрошу, чтобы он не покупал у неё билеты. – Габи произнесла это с такой хитрой ухмылочкой, как будто задумала по меньшей мере повторно устроить Французскую революцию.
– А ты пообещай Анне и Марисе, ну, я даже не знаю, открыть выгодные вклады в банке отца с высокой процентной ставкой…
– Что?
Оскар тронул меня за плечо и окликнул ещё раз.
– Ты заснул? – Он рассмеялся и продолжил: – Не думал, что я такой скучный.
Мы всё ещё ехали – пересекли почти весь город и приближались к морю. Проверив часы, я понял, что отключился на добрых пятнадцать минут.
– Прости. Я просто очень устал за неделю.
– Неудивительно, я помню, как учился в лицее и практически не спал.
Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Если Оскар и не спал во время учёбы в лицее, то только потому, что ночи напролёт ходил по вечеринкам и напивался до беспамятства. Я помню большой скандал: как в шестнадцать лет пьяный Оскар, приехав к нашему дому среди ночи (надеюсь, Скэр никогда не додумается до подобного), выкрикивал имя Гедеона. Тогда Оскар так хорошо проспиртовался, что потерял последние крупицы разума: встал не с той стороны дома и, шатаясь, десять минут вопил в мои окна о том, что Гедеон не прав и должен дать ему возможность объясниться. Узнав об этом, мистер Вотермил прислал своих людей забрать невменяемого сына и потом не раз извинялся перед моим отцом. Как-то я застал их за таким разговором.
– Уилл, я правда не знаю, что на него нашло. Никогда он так себя не вёл. Да, бывало, пил, брал бутылочку-другую из моих запасов, но подростки все такие, дай им только добраться до запретного.
– Забудь, это в прошлом. Наши сыновья помирятся и будут дружить, как раньше.
Всё вышло наоборот. Гедеон не только не простил Оскара, но и окончательно перестал с ним общаться. Каждое мероприятие, где собирались друзья нашей семьи, превращалось для Гедеона в сплошную пытку. Я отчётливо видел, как ему нелегко поддерживать беседу с Бернардом Доном, Леоном Кагером и близнецами Брум, Оливером и Оливией, когда на заднем плане маячит Оскар.
К третьему курсу Академии Оскар стал разгильдяем: учился плохо, прогуливал и пил не просыхая. Мистер Вотермил нанял целый штаб людей, которые искали и забирали Оскара с вечеринок: от масштабных и дорогих, устроенных чистокровными, до маленьких сборищ низших в Запретных землях. В перерывах между запоями Оскар выглядел вполне приличным чистокровным: много общался на банкетах и мероприятиях, был дружелюбным. И не оставлял попыток заговорить с Гедеоном.
– Это одно из моих любимых мест, – проговорил Оскар.
К тому времени мы уже вошли в рыбный ресторан у причала. Отсюда открывался потрясающий вид. Волны мерно, почти убаюкивающе бились о берег. Закатное солнце, словно с картин импрессионистов, медленно утопало в воде. Чайки призывно кричали вдалеке, и на какую-то секунду я позабыл о том, что приехал сюда с Оскаром. Мне вспомнилось, как мы с мамой ходили босиком по песку, оставляя позади неровную цепочку следов, а Габриэлла шла, обгоняя всех, со своим маленьким ведёрком и собирала самые красивые камушки и ракушки, которые непременно хотела забрать домой. Мы бросали остатки сэндвичей чайкам, бегали, стараясь поймать волны, брызгались и заливисто смеялись… Я крепко зажмурился, отгоняя наваждение.
Места у окон были уже заняты, и мы с Оскаром ушли далеко в зал, в такую темень, где ничего не стоило подвернуть ногу, упасть, и тебя бы не заметили. Официант спросил, нужно ли зажечь свечи. Всё это выглядело, будто Оскар собирался сделать серьёзный шаг в наших отношениях; мне захотелось сию же минуту встать и сбежать, но, слава богу, Оскар просто попросил сделать поярче свет в настенных светильниках.
Я впервые был здесь и затруднялся с выбором блюд, поэтому Оскар помог.
– Гедеон не слишком любезен с тобой, – произнёс он, когда официант, получив заказ, принёс напитки и отошёл.
Я аж поперхнулся водой. Оскар протянул салфетки. Если бы он меньше пил и больше времени уделял учёбе, возможно, он вполне мог бы стать хорошим другом. Или даже братом. Но Гедеон… Гедеон любезен со мной ровно настолько, насколько мясник любезен с телёнком, идущим на убой.
– Ну… – И всё-таки мне вдруг захотелось защитить брата, но я не знал, как это сделать. – Иногда он добр.
Например, на днях он очень разозлился, узнав от Сильвии, что Скэриэл был у меня ночью, но сдержался и даже не разнёс ни одной комнаты. Его гнев вылился в громкий хлопок дверью перед моим носом, когда, проходя мимо, я опрометчиво пожелал ему доброй ночи. Конечно, зря я это. Нужно было просто отсидеться в своей комнате.
– Готье, я бы не спрашивал, не будь мы так близки, – Оскар выглядел нервным, будто сам не верил в свои слова, – но ты уже выбрал себе наставника? Знаю, что ещё очень рано и впереди целый год до поступления…
Вот ради чего всё это представление: Оскар захотел стать моим наставником и с моей помощью заработать баллы! Я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, я догадывался, что ему что-то от меня нужно. С другой – я расстроился и не мог объяснить себе, почему, ведь для меня Оскар был просто бывшим другом Гедеона. Мне вдруг захотелось ответить как можно резче, встать и уйти.
– Я… – «скажи, что выбрал брата, скажи, что выбрал брата», – ещё не решил.
Меньше всего мне хотелось терпеть общество Оскара первый год в Академии и тащить на своём горбу его оценки. Но ещё меньше хотелось соврать про Гедеона и потом ощутить на себе его гнев, когда ложь вскроется. Вру я ещё хуже, чем общаюсь с людьми.
– Подумай насчёт меня, договорились, дружище?
На этих словах нам принесли заказ – запечённое филе дорадо с молодым картофелем, которое я выбрал по настоятельной рекомендации Оскара. Оставшееся время мы наслаждались едой. Я даже не сразу понял, как был голоден. Если забыть о предложении Оскара, то остаток беседы – мы действительно поговорили, и это даже было приятно – вышел интересным. Оскар рассказывал смешные истории из детства: как он пытался обдурить гувернёра, когда не хотел делать уроки, и симулировал боли в животе, но гувернёр был не промах, имел медицинское образование и в качестве наказания использовал клизму. Я посмотрел на Оскара другими глазами. Он оказался весёлым, остроумным, хорошо ко мне относился с самого детства, и при других обстоятельствам мы могли стать друзьями. Но Гедеон этого не допустит.
Я вышел в уборную, когда Оскар оплачивал счёт – было неловко позволять ему это делать, но мне не пришло в голову захватить наличные; единственное, что я имел при себе, – мобильный телефон, который держался на добром слове с двадцатью процентами заряда. Чуть раньше я попытался заговорить о раздельном счёте, но Оскар прыснул и добродушно проговорил:
– Не обижай меня так, Готье. Я тебя пригласил, мне и платить.
«Мы с Оскаром в ресторане. Ничего не спрашивай. Расскажу при встрече», – написал я Скэриэлу. Мы много общались по телефону, но уезжая надолго, он редко отвечал и лишь потом оправдывался: «Я там сдаю контрольные, школа выносит мне мозги, времени ни на что нет».
Когда я вернулся, Оскар заканчивал телефонный разговор. Он вдруг сделался очень нервным, поднялся из-за столика. Я не спеша подошёл, и Оскар испуганно взглянул на меня. Казалось, на секунду он вообще забыл, что приехал со мной. Что ему там сообщили, раз это на него так подействовало? Может, кто-то из его близких попал в беду?
– Мне нужно кое-куда заехать, – выпалил Оскар. – Совсем вылетело из головы. – Он театрально ударил себя по лбу. – Не успею тебя подбросить домой.
Я опешил. Он что, решил бросить меня в этом ресторане? Я надеялся, что он позволит вызвать Кевина или даст деньги на такси до дома. Но у Оскара было другое предложение.
– Не хочешь заехать со мной в одно место? Мы быстро. Туда и обратно. Я не хочу, чтобы ты один поехал домой, всё же я взял тебя под свою ответственность.
«Оскар» и «ответственность» звучали вместе так же нелепо, как «Гедеон» и «дружелюбие». Я засомневался.
– Обещаю, это не займёт много времени.
Мне не понравился его напор. Оскар выглядел так, словно уже всё решил вне зависимости от моего ответа. Ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Хотя я уже понимал, что пожалею.
– Нам нужны маски и капюшоны. – Оскар позвал официанта и что-то шепнул ему на ухо.
Официант посмотрел на меня с недоверием, Оскар ещё раз что-то сказал и протянул деньги. Когда официант нас спешно покинул, Оскар повернулся ко мне.
– В том месте, куда мы поедем, лучше спрятать наши лица. И скрыть цвет волос.
Лица и цвет волос? Я нахмурился, но Оскар безмятежно потрепал меня по макушке. Волосы всех чистокровных светлые: от русого и пшеничного оттенка до серебристо-серого. Это внешне отличает нас от полукровок и низших, волосы которых могут быть рыжими, каштановыми, чёрными. Я никогда не думал, что мои светлые волосы могут стать проблемой и мне придётся их скрывать в Октавии. До меня только дошло, что Оскар планирует отправиться в такие места, где наше появление может повлечь неприятности.
Запретные земли!
Если отец или брат узнают об этом, домой можно не возвращаться.
Как быть? Отказаться и вызвать Кевина? Не будет ли это выглядеть как побег? Я не хотел казаться испуганным ребёнком, хотя им и являлся. Пока меня терзали сомнения, официант пригласил нас в другое помещение, намного меньше зала. У меня мурашки пробежали по коже, а, увидев на диване два чёрных плаща с капюшонами и маски: одну в виде волчьей морды, вторую – в виде лисьей, я испугался не на шутку. Оскар заплатил ещё раз. Наш официант аккуратно сложил плащи и маски в бумажный пакет.
Когда я очутился на улице и вдохнул свежий прибрежный воздух, мне полегчало. Происходящее вдруг показалось какой-то неудачной игрой. Я тщательно протёр глаза, надеясь, что последние десять минут мне померещились, но, когда снова увидел плотный бумажный пакет в руках Оскара, осознал неизбежное. Оскар был серьёзен как никогда. И он собрался везти меня в Запретные земли.