Аню разбудил восторженный шёпот Леты:
– Смотри-смотри! Альмандхакур! Мы добрались!
Горы отодвинулись, напоминая теперь лишь темнеющие на горизонте полоски. Медленно встающее солнце, красило в золото башенки, купола и нагромождение коробочек-домов за высокой каменной стеной. Город, расположенный в песчаном котловане, правда, не впечатлял своими размерами, а хвалёный «золотой» дворец оказался не выше обычной пятиэтажки. Зато за его стенами раскинулась пальмовая роща и на песчаных улочках лежала узорчатая тень невысоких деревьев, похожих на кустарник, а по стенам домов вилось растение, отдалённо напоминающее виноград.
– Правда ведь красивый? – восторженно выдохнула Лета.
Аня вспомнила Фор с его башенками, портом и черепичными крышами. Здешний «город» и в подмётки ему не годился. Подавив щемящие воспоминания, девочка потёрла глаза и ответила, чтобы не обижать спутницу:
– Ага, красивый.
– И дворец, правда, золотой! – не переставала восхищаться Лета.
Аня вгляделась в приземистое строение с претензией на изящность. И впрямь, не понять – это солнце так закрашивает здание, или оно действительно слегка искрится и переливается золотом.
– Куда мы дальше? – решила уточнить Аня, чтобы скрыть своё нежелание восхищаться вместе со спутницей.
– На базар, конечно, – улыбнулась Лета. – Потом переждём пекло в керван-манухива…
– Где?
– Ну, такое место, где отдыхают караванщики.
– А, гостиница…
– Ну, я и говорю, керван… – Лета вдруг рассмеялась и легонько похлопала себя по лбу. – Ой, мату-химре… Терада же говорила, что ты можешь понимать не все слова. Совсем я глупая, прости, сабихо! Ну, едем?
Она легонько тронула вожжи, а Моату заскользила по сыпучему склону бархана, где уже попадались полузасыпанные песком кусты, вниз к городской стене.
Здесь, как и в Форе, у широких кованых ворот обнаружилась стража, но в отличие от скучающего форсита, местные, укутанные в белые одеяния «бедуины», были подтянуты и суровы. У обоих, помимо лунообразного топора на длинном древке, в ножнах покоились ещё и мечи полукруглой формы.
– О, стражи золотовеликого Альмандхакура! – звонко начала Лета, когда до ворот оставалось пара десятков человеческих шагов. – Мы пришли с миром, чтобы пополнить запасы и переждать зной!
Стражи не шелохнулись, зато в боковой нише ворот за ними с лёгким хлопком открылось деревянное окошко:
– В золотовеликий велено пропускать только торговцев с караваном! Всякой пустынной падали тут ошиваться нечего! – прогудел гнусавый, будто простуженный голос.
– О, стражи великого города, – не поменявшись даже в лице, продолжила Лета, – Мы не бредущие пустынники. Мы пришли из оазиса в белой пустыне, чтобы пополнить запасы. У нас есть, чем заплатить, и мы не останемся в золотовеликом дольше одной ночи! Мой брат…
– Что мне за дело до белой пустыни и твоего брата?! – грубо прервал её скрытый в тени за окошком человек. – Кхата тебя забери, если ты не уйдёшь, я прикажу страже поднять вас на ножи.
Аня почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Захотелось увести свою проводницу подальше от негостеприимного поселения. Говоривший не шутил, а у стражи действительно было в достатке оружия. Но, в отличие от спутницы, Лета оказалась готова к такому повороту. Она выудила из седельной сумки коричневатую, отливающую перламутром чешуйку.
– Позволено ли будет скромным путницам внести посильный вклад в величие Альмандхакура? Всего лишь за позволение провести этот день в городе и пополнить запасы на рынке.
С минуту за окошком царило молчание. Суровые «бедуины» у ворот искоса поглядывали на двух наглых просительниц. Наконец, старший страж, как его про себя окрестила Аня, вновь заговорил, но теперь его тон изменился:
– Всем страждущим попасть в прекрасный Альмандхакур, – протянул уже вполне миролюбиво гнусавый голос, – предписано уплатить по пять фелизонов за человека или единицу товара, сдать оружие и лишь после этого проходить.
– О, чтимый сборщик пошлин, – произнесла нараспев Лета, – грузов мы с собой не везём, как ни скорбно то, что не можем мы обогатить великий Альмандхакур! А из оружия у нас лишь моя Моату.
Похоже, Лета заучивала все эти подобострастные фразы наизусть. Аня кинула настороженный взгляд на пояс те-ранги, но та предусмотрительно спрятала свои кривые кинжалы подальше. Кроме обещанной чешуйки в окошко перекочевал и увесистый мешочек, в котором звякали довольно крупные железяки.
– Это у вас деньги такие большие? – не удержавшись, спросила Аня.
Лета удивлённо улыбнулась:
– Это обмен. Железо у нас редкость – в горах его добывают подземники, но с нами они только воюют. Поэтому всё, что содержит железо, ценно. Но если бы ценилось только железо, я была бы самой нищей те-ранги в трёх пустынях.
Лета хитро подмигнула подруге и зашагала к воротам.
– Можем идти? – неуверенно уточнила Аня.
Те-ранги в ответ пожала плечами:
– Нам не сказали, что нельзя, значит, можно.
И они двинулись вглубь «золотовеликого» Альмандхакура.
Несмотря на ранний час, город не спал. По длинной и широкой улице сновали темнокожие люди, змееходки и какая-то мелкая живность. Ане вспомнилось, как они с Нарсу заходили в Фор. Кажется, в прошлой жизни, и насколько разными были эти два города, настолько же уютнее было в порту на берегу северного моря. Может, из-за худых болезненных оборванцев, то и дело что-то клянчивших у прохожих. А может, потому что там она знала хоть кого-то, пусть и заочно. Там ей было к кому пойти. С нынешним же миром её связывала лишь тонкая ниточка по имени Лета.
Светлые, даже в предрассветных сумерках улицы, как ни странно, пахли какой-то стряпнёй и специями. Из-за оштукатуренных заборов в высоту домов слышался гомон человеческих голосов. Иногда – резкие звуки, похожие на булькающий собачий лай или шипение змееходок. Моату, которой приходилось особенно сложно на узких улочках города, отвечала своим соплеменницам коротким свистящим шиканьем.
А один раз даже грозно встопорщила гриву, заметив клетку с большой красноглазой кошкой, покрытой кое-где облезлой чешуёй. Кошка не осталась в долгу. Предупреждающе присев на лапы, она оскалила зубы и заурчала. Но хозяин – пожилой бедуин в поношенной одежде, ткнул в свою питомицу острой палкой, после чего та зашипела и, прижав уши, отползла в дальний угол.
– Смотри-смотри! Это кхата! – радостно указала на кошку Лета. – Если укусит – смерть. У неё в клыках яду больше, чем у трескучей змеи. Змееходки с ними воюют из-за яиц, которые откладывают в песок. Кхаты часто находят их и поедают. Ну тише, тише, Моату! Она в клетке.
– Песооок! – вдруг захрипел кто-то под самым ухом. Аня вздрогнула и отшатнулась.
Тощий, покрытый коростами человек в обносках сидел, привалившись к стене. Он выпучил бельмастые покрасневшие глаза и протянул пятерню к девочкам:
– Всё станет песком! Солнце высушит наши кости, и только жуки-посмертники будут сновать по ним туда-сюда. Пока и они не умрут в великом огне!
Аня поспешила отойти подальше, её передёрнуло от омерзения:
– Сумасшедший какой-то…
Лета грустно кивнула:
– Мату-химра говорит, после ухода Виды многие сошли с ума. От страха, голода или болезней.
– Может, ему помочь как-то? – с сомнением обернулась на кликушу Аня. Тот что-то бессвязно бормотал.
– Ох, сабихо, я бы и рада, но здесь даже целитель уже ничего не сделает – у него сухая горячка. И, судя по виду, остаётся разве что облегчить его страдания прохладой.
– Ой, а это я могу!
Аня аккуратно подняла над ладонью прохладу. Потом подула в сторону больного старика. Это, конечно, немного, но пусть ему будет хоть чуть-чуть прохладнее. Тем более, что день разгорался, превращая город в душную сковородку.
Но Лета, вдруг дёрнула Аню за руку:
– Не надо, сабихо! – тёмные глаза те-ранги смотрели на спутницу с тревогой. – Мату-химра говорила – не показывать в людных местах своих умений! Нельзя! Есть плохие люди, которые охотятся на таких…
Она огляделась. Аня тоже обернулась. На душе поселилась тревога. Но, кажется, никто не заметил её оплошности. Наконец, Лета немного расслабилась, вновь превратившись в беззаботную девочку.
– Ладно, идём! Нам ещё на рынок, а уже становится жарко.
По дороге Лета глазела по сторонам, будто пытаясь впитать здешние виды, хотя каких-то особенных пейзажей в Альмандхакуре не наблюдалось. Из-за домов и заборов тут сложно было разглядеть что-то дальше следующего угла. Ближе к базару на улицах стали попадаться люди, в основном, укутанные в светлые свободные одеяния, напоминавшие одежду земных арабов. Хотя несколько раз Аня заметила и худых, сильно загоревших людей, одетых лишь в набедренные повязки.
– Это пещерники, – шепнула Лета, проводив одного взглядом. – Брат рассказывал, что если попасть в их владения, они убивают всех людей пустыни, а когда их ловят пустынные шайки, или воины Альмандхакура, из них делают рабов, и тогда им приходится тяжело работать до самой смерти. Но они мало живут, потому что их плохо кормят и не дают защитной одежды.
– Жуть какая… – Аню передёрнуло. – Это же бесчеловечно…
– Это справедливо, – пожала плечами Лета. – Нас-то они сразу убивают, если встретят.
Возражения уже готовы были сорваться с языка, но тут Аня почувствовала чей-то пристальный взгляд. У крайних прилавков, рядом с груженным мулом, стояла в тени женщина. Она явно не была бедуинкой, несмотря на тёмные глаза и забранные в пучок вьющиеся чёрные волосы. Впрочем, и пещерницей, судя по рассказам Леты, не являлась. Кажется, в Ане она тоже признала чужестранку. Мимо прошло двое бедуинов, один из которых нёс ещё не потушенный фонарь. Красный блик отразился на серёжке женщины, и девочка чуть не вскрикнула – зоркие глаза разглядели два скрещенных портала, один выше, другой ниже.
Привратники! Те самые, от которых предостерегал Краснов.
– Лета, – тихонько попросила Аня, – давай побыстрее пойдём, а?
– Но мы же как раз пришли куда нужно! – удивилась её спутница. Потом заметила женщину, – Ты её знаешь?
– Нет, но мне говорили, что с такими, как она, не стоит встречаться. Она, кажется, из моего мира. И… кажется, поняла, что я тоже не отсюда.
– Ааа! Странно, но ты лучше меня знаешь, наверное. Ну, тогда начнём с дальнего конца рынка.
Повинуясь лёгкому движению поводьями, Моату прибавила ходу.
Аня осторожно обернулась через плечо. Женщина проводила их взглядом, но недолго. В рыночной толпе было непонятно, но девочке показалось, что к Привратнице подошёл долговязый мужчина в очках. Теперь их двое? Или это кто-то из местных?
Из дверных проёмов с короткими матерчатыми навесами на обрубках тонких шестов, за посетителями базара следили зоркие тёмные глаза. Продавцы, как и прочие жители Виды, закутанные в белые или пёстрые одеяния, не спешили расхваливать свой товар. В отличие от земных коллег. Кто-то курил длинные тонкие трубки, другие что-то пили из плоских керамических чаш. На циновках, замещающих здесь прилавки, в беспорядке был расставлен товар. Медная и глиняная посуда, простые украшения с полудрагоценными камешками и керамикой, цветные специи, вяленое мясо. Аню передёрнуло от вида сушёных насекомых в мешке, а когда какой-то покупатель попробовал местного таракана на зуб, и вовсе замутило.
– Лета, мы не будем их покупать с собой? – умоляюще спросила она у юной те-ранги.
– Паасуров-то? – удивилась Лета. – А ты хочешь?
– Нееет! – испугалась Аня.
– Они хороши за долгими беседами, но мало питательны. Я думаю, мы купим чего-нибудь более подходящего для долгой дороги. О, например, мяса пустынок!
Аня сглотнула, надеясь, что местные пустынки имеют мало общего с земными насекомыми. Но тёмно-бордовые полоски походили на обычное вяленое мясо, и девочка выдохнула.
Увидев, что Лета достала мешочек с белыми кристалликами, продавец оживился. А попробовав пальцем на вкус, поднял брови:
– Ай, харооошая соль! Но крупновата. Я за мешочек дам… – он прикинул что-то в уме, – три связки пустынок и паасуров насыплю пять горстей.
– Прости, почтенный торговец, но я знаю, что соль из белой пустыни стоит куда больше. То, что ты назвал, можно отдать за горсть.
Продавец явно был настроен поторговаться всласть, но Лета что-то негромко ему сказала, и тот с кислой миной кивнул, доставая весы. Обмен состоялся, и довольная те-ранги отошла от навеса.
– Что ты ему сказала? – удивилась Аня.
– Напомнила закон путников.
– Это как?
– Если у путника впереди дальняя дорога, и времени совсем-совсем нет, во всех трёх пустынях торговцы обязаны назвать ему цену, не более чем на четверть превышающую минимальную. Нарушить его никто не может, иначе путешественник пожалуется наместнику и виновника забьют палками. А такого никто не хочет, конечно. Это мне брат рассказывал – он много чего знает!
– Жуть!
– А как иначе? Иначе и соблюдать не станут. А теперь нам нужна вода. Идём! – Лета, как и Аня, спешилась у прилавка со съестным, а Моату скользила рядом.
– А если мы соврём?
– Тогда наше описание разнесут по базарам другие караванщики. И при встрече убьют, а товаров мы больше нигде не получим. Закон путников чтят, иначе он перестал бы работать и всем было бы плохо. Могут, конечно, и не узнать, но торговцы редко бывают в убытке, а ложь рано или поздно выходит из-под песка.
За парой «прилавков» с тканью пошли тенистые проёмы, заставленные огромными конусовидными кувшинами. Довольно грубыми, но расписанными охристыми узорами. Здесь толкучка была особенно ощутима. Стараясь не отстать от Леты, Аня оглядела толпу. И вдруг с замиранием сердца встретила взгляд той самой женщины, которую приметила ещё у входа на рынок.
– Лета, – тихонько подёргала она за рукав свою спутницу.
– Сейчас, я только куплю…
– Лета, там опять эта женщина. Она смотрит прямо на нас.
Мужчины в очках нигде не было видно, но это пугало ещё больше. Вдруг он поджидает их где-то в засаде. Юная те-ранги тихонько обернулась. Женщина сделала вид, что интересуется тканью, но, к счастью, Лета успела заметить её взгляд, направленный на Аню.
– Бежим, – тихонько сказала она и принялась активно протискиваться к выходу с базарной площади.
Когда толпа закончилась, они побежали. Моату легко и быстро скользила чуть впереди, но седлать её не было времени, а бежать становилось всё труднее. Воздух густел от жары, пот пропитывал одежду. К сожалению, обернувшись, Аня снова увидела Привратницу, следовавшую за ними уже открыто. Она не бежала, но и не теряла их из вида, несмотря на кривые альмандхакурские улочки.
В очередной раз попытавшись свернуть, девочки угодили в тупичок между стенами домов и заборами.
– Ты уверена, что она так опасна? – уточнила запыхавшаяся Лета. – Мы сможем с ней справиться своими силами?
– Не знаю, – пожала плечами Аня, которая предпочла бы и не узнавать.
Глухой топот приближался. Видимо, Привратница ускорила шаг. Аня привычно потянулась к холодной нити внутри, сформировав над ладонью снежок. Она уже готова была увидеть преследовательницу, когда грубая неказистая дверца в стене сбоку открылась, распахнув полутёмные глубины выкрашенного побелкой домика.
Смуглая девушка чуть старше Ани, с красивой копной тёмных волос, одетая как танцовщица из сказок Шахерезады, приложила палец к губам и поманила девочек внутрь.