Сколько времени прошло? Грегори сидел в душе, в абсолютной темноте. Сил не было. Кажется, он успел отключиться. В ушах все еще звенело. Парень стянул с себя мокрую одежду и белье, выполз из ванной. Ноги не слушались и скользили по паркету. Он все еще боялся зажечь свет и шел буквально наощупь.
Света от полицейских мигалок уже не было видно. Копы убрались? Абсолютную тишину вновь пронзил телефонный звонок, отразившийся от стенок черепа вспышкой боли.
Что если ты всего лишь напился и отключился в ванной? Может, ничего не было, Грегори? Все это всего лишь пьяный сон?
Телефон продолжал звонить.
Если это был всего лишь сон, тогда откуда в подвале, где ты провел весь вечер, появился труп?
Подвал. Чертов подвал. Чертов грабитель. Надо позвонить копам и все рассказать. Но для начала нужно позвонить Оливии, а до этого – надеть сухую чистую одежду. Впрочем, необязательно чистую. В доме было очень холодно. Грегори пошел на второй этаж, в спальню, где они остановились с Лив. Первое, что попалось под руку в шкафу, был мягкий спортивный костюм для вечерних пробежек. Пойдет.
Телефон замолк. И через секунду снова позвонил. Не бери трубку, Грегори. Тебя здесь нет. Нужно спуститься в подвал. Туда, где ты его оставил. При мысли об этом к горлу вновь подкатил комок.
Свет в подвале все еще горел. Уже у входа Грегори заметил следы крови на полу и отпечатки на стенах. Он все заляпал, когда играл в красного партизана! Рука машинально провела по мокрым волосам и нащупала в них остатки запекшейся крови.
Грег чувствовал себя в самом жутком бэдтрипе, который только мог с ним случиться. Переставлять ноги получалось с огромным трудом, глаза резало буквально от любого, даже самого слабого света. Когда он начал спускаться по лестнице, сердце забилось так, что отдавало в висках.
Телефон замолк и снова зазвонил.
Дойдя до конца лестницы, он повернул голову. Тело грабителя лежало на измазанном краской и кровью плотном полиэтилене, как кукла-марионетка с обрезанными веревочками. Шея вывернулась под неестественным углом, остекленевшие глаза по-прежнему пялились в потолок, челюсть отвисла, на нижней губе запеклась вспенившаяся слюна с кровью. Грегори не мог себя заставить подойти ближе, ноги вросли в бетон, да и остальное тело словно одеревенело.
Знакомое чувство, не так ли? С тобой это уже случалось, Грегори. Только ты зарыл это в глубины своего разума…
О, боже!
В тот день отменили последний урок. Миссис Лоррис заболела корью. Ей было столько лет, а заболеть она решилась только тогда. И ты пошел домой, вместе с Амиром. Он предложил пойти в кино – на «Рассвет мертвецов» Ромеро, – но у тебя просто не было денег. Амир предложил «угостить», но ты все равно отказался. Ведь главный фильм ужасов ждал тебя дома.
Чертов телефон смолк. И снова начал звонить! Черт, просто не думай об этом! Сделай хоть что-нибудь!
Грегори смог оторвать ноги от пола. Нужно свернуть этот чертов полиэтилен. Просто укутай труп вместе с его чертовой кровью! Грегори был босиком, пол был чертовски холодный, но ему меньше всего хотелось сейчас наступать на угаженное полотно. Он начал сворачивать его с конца, который был ближе к нему, пытаясь дать стечь жидкости к центру. Тут же еще стоял мольберт с картиной. Грег поднял голову, отвлекшись от процесса.
Она была великолепна. Подгоняемая сердцем грабителя кровь из артерии мягко легла на свежезагрунтованный холст. Ярко-алый штрих на белом полотне завораживал своим молниеносным движением – никаких мазков кисточками или мастихином, нет! Тысячи маленьких брызг, красных точек, выстроились в своеобразный Млечный Путь. Каждый рубин крови – своя планета, кишащая жизнью, кристаллизующаяся смертью. Волоски на шее Грегори встали, кожа покрылась мурашками. Это не просто картина. Это короткий миг между жизнью и смертью этого парня, который безвольной куклой валяется на полу в углу темного холодного подвала.
Кажется, это то, что ты искал…
– Мой первый шедевр? – Грегори впервые подал голос, который показался ему совсем незнакомым. Язык будто прилип к небу, горло опухло и резалось болью.
Ответа, конечно же, не последовало. Но то, что случилось с холстом этой ночью, хоть и в моменте было омерзительным и ужасным, сейчас…
Вызывает трепет.
Все еще завороженный кровавой картиной, Грегори осторожно приподнял мольберт с холстом и отнес поближе к лестнице, убрав с полиэтилена. Он отошел на шаг, еще на один. Определенно, картина не теряла своего гипнотизирующего шарма даже при отвратительном подвальном освещении. Краткий выплеск жизни из сосуда человеческого тела, попавший на холст случайно…
Случайно ли? Грег, это сделал ты. Неосознанно, в панике, ослепленный страхом, но это сделал ты. Эта картина твоих рук дело.
Телефон умолк. Боже, наконец, тишина. Надо прибраться – вернуться в реальный мир, где в подвале лежит труп убитого тобой человека!
Грегори продолжил сворачивать пленку, на которой лежало тело. Он обернул ею туловище. Голова все еще пялилась в потолок, разинув рот. Так не пойдет. Грег обошел тело и приподнял мертвого вора за плечи, облокотив на стену. Теперь труп смотрел на картину.
Кажется, у тебя появился первый поклонник, Грегори.
Художник невольно хихикнул возникшей мысли. Он снова подошел к холсту. Сложно было поверить, что череда роковых событий породит этот совершенный изгиб. И, как бы то ни было, это вышло неслучайно. Это его творение. Это то, что произошло с ним и благодаря ему.
– Это моя картина, – сказал холсту Грегори.
Не картина, тупица, – это улика в деле о непреднамеренном убийстве. Ее изымут и отправят в хранилище вещдоков, а потом – на экспертизу. Ее будут скаблить, чтобы взять образец крови, а потом уничтожат. А тебя отправят гнить за решетку, где сможешь рисовать только говном по стенам.
Этот голос в голове. Стал более осязаемым, грубым. Кажется, он обрел источник. Он звучит за твоей спиной, Грегори.
Он медленно обернулся. Труп сидел на тощей заднице и пялился на него, в тупой усмешке разину рот. Бледный. Мертвый. Труп. Такие не разговаривают. Но его открытый рот шевельнулся, из него раздался тот самый голос:
– Че ты пялишься, урод?
Грегори обуял животный ужас. БЕГИ! Он взлетел вверх по лестнице, споткнулся о ступеньку и приложился о твердую грань лбом. В глазах потемнело, но тело инстинктивно на четырех конечностях продолжило карабкаться наверх. Он выполз из подвала и захлопнул дверь. Попытался встать, но ноги подкосились – лицо упало на пол. Грегори потерял сознание.
Темнота. Тишина. Я умер?
Нет, Грегори. Тебе всего 11 лет и ты возвращаешься домой из школы. Звонишь, но никто не открывает. И ты садишься на крыльцо и ждешь. Сколько ты ждал? Минут пять? Семь? Соседка миссис Нуарс открывает дверь. Она собралась в аптеку, за инсулином, ты здороваешься и желаешь хорошего дня. Как воспитанный хороший мальчик. Поднимаешься наверх, на третий этаж, в вашу маленькую квартирку. И видишь, что дверь слегка приоткрыта… Мама должна быть дома в это время. Может, она вышла в магазин? Ты легонько толкаешь дверь и входишь… Трииинь-Трииинь-Трииинь…
Чертов телефон опять зазвонил, разрывая своим звуком сознание Грегори. Он все так же лежал на полу, который уже нагрелся от тепла его тела. Правый глаз слипся и саднил. Похоже, что он рассек об ступеньку лоб над правой бровью, и теперь лежал в небольшой лужице уже собственной крови. Он уперся ладонями в паркет и встал на четвереньки, но голова будто прилипла к полу. Надо доползти до гостиной. Вызвать скорую.
Подгоняемый требовательной трелью, он кое-как дополз до телефона и схватил холодный пластик трубки. Из динамика послышался голос Лив:
– Алло! Грегори! Это ты? Ответь, пожалуйста, – ее голос звучал взволнованно и даже тревожно.
– Оливия… боже… сколько времени, – едва выговорил Грег.
– Я звоню уже два часа! Грегори! Я думала, с тобой что-то случилось!
– Лив, я…
– Звонили полицейские. Они говорят, что соседи слышали выстрел в папином доме! Они звонили отцу, но он в Цюрихе, потом позвонили Британи, а потом мне. Боже, Грегори! Я себе места не нахожу! Ты в порядке?
– Я… – Грегори едва мог говорить, да и не находил нужных слов. – Лив, я…
– Грегори, ты ранен? Я вызову скорую! И приеду, – голос Оливии был нестерпимо громкий.
– Лив, я в порядке, – выдавил Грег.
– По твоему голосу так и не скажешь…
– Я… кажется, я перебрал виски. И отключился в душевой…
– Твою мать! Грегори! Я сейчас приеду!
– Лив, постой, – прямо сейчас он был уверен, что ей не стоит приезжать.
Расскажи ей, что укокошил фаната «Миллуолла» в подвале дома ее долбанутого папаши. Давай! Это как оторвать скотч! Скажи: «Твой парень – теперь убийца». Прими это как факт. Один хер она тебя не будет ждать из тюрячки. Кому сдался отшпиленный в жопу нищий карикатурист без гроша в кармане? Лучшее доказательство того, что старина сэр, драть его в рот, Николас был как никогда прав! Так что давай – руби правду-матку!
– Грег? Ты тут, – голос Оливии задрожал, кажется, она вот-вот расплачется.
– Лив, родная, я в порядке. Просто я сильно пьян… и тут кое-какой… беспорядок, – язык в сухом рту едва ворочался, а находить сколь-нибудь убедительные слова было еще сложнее.
– Боже. Грег, – слезливые интонации мигом испарились, – ты разгромил папин дом?!
– Нет, Лив! Черт… нет, не в этом дело. Просто я опрокинул краску… и теперь весь пол… в краске…
– Твою ж мать! Грегори! Там паркет из ясеня…
– Я знаю, Лив, я все уберу, у меня есть растворители…
– Никаких растворителей, Грегори! Боже мой! Тебя и на день нельзя оставить одного!
– Оливия, – Грег прочистил горло, чтобы голос звучал убедительнее, – это моя ошибка, я ее исправлю.
– Не вздумай ничего трогать, пока я не приеду!
Ты облажался, урод. Утром она приедет и застанет тебя в обнимку с трупом. И с твоей мазней, которую ты в бреду принял за шедевр. Ха-ха-ха! Ты такой мудак! ТЕБЕ лучше бы было сдохнуть в этом вонючем подвале!
– Я все исправлю, Лив! – Грегори оборвал голос в своей голове и, кажется, повысил голос.
– Грегори, почему ты кричишь на меня, – кажется, она удивилась неожиданному отпору.
– Потому что я со всем справлюсь один, Оливия. Моя ошибка – это моя ответственность. Хватит за мной подтирать, как за несмышленой псиной! Ты мне не мамочка! – яростно выпалил Грег.
Голос в трубке затих. На том конце провода явно не ожидали такого поворота.
– Лив, прости, я хотел сказать…
– Ты уже все сказал, Грегори. Ты прав: пора прекратить подтирать за тобой. Мне нужно было понять это гораздо раньше.
– Лив, я…
– Прибери в доме, Грегори. Как сможешь. Собери свои вещи, положи ключи под камень возле крыльца и убирайся. Я приеду через неделю и, как ты понимаешь, хочу застать дом в том виде, в котором мне его оставил мой папа.
– Оливия, прошу, дай мне…
– И раз ты решил, наконец-то, делать все сам – позвони утром в полицию и объясни, что за звуки слышали соседи. И что за машина отъезжала от папиного дома.
Короткие гудки. Грегори положил трубку на базу и сжал голову.
Потрясающе, ковбой! За одну ночь ты продырявил до смерти человека, нарисовал картинку своей мечты и разнес в говно отношения со своей бабенкой. Пора за лотерейным билетом!
– Заткнись! – выпалил Грег в пустоту комнаты.
– Трупы не разговаривают, – заверил себя Грегори, плетясь на кухню. В огромном трехкамерном холодильнике он отыскал бутылочку Perier, сорвал крышку и жадно начал пить. – Это все стресс, травма и обезвоживание. Соберись, Грег.
Небо начало светлеть, значит совсем скоро наступит рассвет. Из гостиной донесся звук старых напольных часов: они отбили пять часов. Боже, сколько всего произошло за каких-то пять часов! Голова готова была лопнуть. Оливия сказала, что соседи видели машину…
Нет, она сказала, что соседи слышали выстрелы.
Господи, заткнись! Отвратительный гоповский говор! Так, Грегори, думай! Что сказать копам? Надо поговорить с соседями, прежде чем идти в полицию.
«Привет, я – Грегори, временно живу в доме сэра Стоуна. А что вы видели и слышали этой ночью?» – потрясающий план!
Грег включил кофемашину, засыпал в бак зерновой кофе и нажал кнопку. БЖЖЖЖЖРРРРРРР! Звук встроенной кофемолки ударил молотом по вискам. Надо выпить чашечку кофе, станет немного лучше. Принять горячий душ. И прибраться в доме. В который вломились воры. Грегори понял, что он толком не осмотрел дом после вторжения. Что если воры что-то успели вынести? Что-то ценное. В краже обвинят Грегори, нищего парня, зарабатывающего на хлеб иллюстрациями и постерами, обиженного на девушку, которая его бросила по телефону.
«Давай проведем это лето хорошо», – промелькнуло в памяти предложение Оливии. «Я сделаю все, что в моих силах», – ответил тогда Грегори. Что же, по крайней мере, ты постарался.
Грег налил большую кружку крепкого кофе и отправился осматривать дом. Кофе был обжигающим и горьким – как раз то, что нужно. Он шел по длинному коридору, в сумраке раннего утра на светлом паркете из ясеня он рассмотрел следы крови и краски. Следы его перемазанного тела, когда он полз до ванной. Стены беспорядочно заляпаны кровавыми отпечатками. Разбитый хрустальный стакан. Следы грязи с ботинок, оставленные ворами. Дверь в подвал. Все еще закрыта. На полу небольшая лужица крови – именно здесь Грег потерял сознание. Он потрогал рассечение на лбу – кровь немного подсохла, а правая половина лица еще липкая. У подвала больше всего грязи и отпечатков. Придется хорошенько потереть.
Двигаемся дальше. В холле было множество следов. Левое крыло: здесь кинотеатр, игровая комната с биллиардом и баром, сауна с мини-бассейном. Сюда они, похоже, не заглядывали. Нужно идти на второй этаж, снова. Очевидно, толстый вор не стал искать ценности в спальнях, а вот кабинет был буквально перевернут: пол устилали выброшенные из шкафов книги, картины сорваны со стены, в некоторых расколоты рамы. Похоже, толстый вор безнадежно пытался отыскать сейф. Если бы они побольше знали о Николасе Стоуне, то никогда бы не сунулись в эту бездушную пустую коробку, в которой никогда никто толком не жил. Весь этот дом, как красивая коробка в пестрой бумаге с бантиком, выброшенная под искусственную елку на витрину. Сраная декорация благополучной богатой жизни.
Все это было поправимо. Все, кроме трупа в подвале. Нужно было возвращаться на первый этаж. По пути Грег зашел в большую спальню, где были его вещи и, наконец-то, надел носки и кеды. Возвращаться в подвал совсем не хотелось, но иного пути не было.
Труп сидел у стены и пялился на картину, в том положении, в котором его и оставил Грегори. Молча.
– Потому что трупы не разговаривают, – повторил себе Грег. Ему очень не хотелось, чтобы этот мерзкий голос кокни снова заговорил в его голове.
Ему потребовалось минут десять, чтобы заставить себя подойти к телу. Грег присел на корточки напротив тела. Мертвец безучастно смотрел, радужка серых глаз слегка затуманилась, белки пронзили сотни красных жилок. Похоже, он захлебнулся собственной кровью.
– И что с тобой делать, – спросил Грегори, сильно надеясь, что труп не станет отвечать.
Грег и сам не мог ответить: у него не было машины, чтобы куда-то вывезти тело, у него не было ни навыков, ни решимости, чтобы расчленить труп. В голове всплывали статьи об американце Джеффри Дамере, которые насиловал, убивал, расчленял и хранил в холодильнике фрагмент тел своих жертв. Нет, Грегори определенное не был убийцей, и тем более – насильником. «Портрет Дориана Грея» – главный герой избавляется от тела с помощью друга-химика, они растворяют труп в кислоте. Такого друга, запасов кислоты и места, где можно было растворить тело взрослого мужчины тоже не было. Спрятать в доме? В саду? Слишком ненадежно…
– Все еще думаешь, что ты не убийца? – труп смотрел на него, но звук шел не из его разинутого рта.
Грегори отпрянул, по-тараканьи попятился, не сводя глаз с тела взломщика.
– Нет-нет-нет-нет! Ты мертв! Ты МЕРТВ! – разболевшееся горло едва выдерживало его крик.
– Я не просто мертв, мудила, это ты меня кокнул! Воткнул в горло эту херовину и «помог», – труп хрипло рассмеялся. – Видел бы ты свой улыбальник!
– Я сошел с ума, – Грегори зажмурился и зарылся руками в волосы. – Я не спал, пережил стресс и…
– И моей кровью намалевал свою картину, – закончил за него труп.
Грег открыл глаза – мертвец участливо смотрел на него, готовый в любой момент продолжить беседу. Нет. Достаточно. Хватит! Надо идти в полицию и все рассказать. Его не посадят в тюрьму – это была просто самооборона!
– А как же твоя замечательная картинка? – изумился мертвец.
– Да пошел ты! – заорал Грегори. Он резко встал на ноги так, что в глазах опять потемнело.
Надо привести себя в порядок. И спрятать картину – о ней можно совсем ничего не говорить. Сказать копам и не бояться, что со дня на день сюда вломятся фанаты «Миллуолла». Он здесь жертва, а не этот мудак, завернутый в полиэтилен! И трупы не разговаривают!
Почему бы просто было не позвонить копам?
Грег старался не обращать внимания на голос трупа в своей голове и усердно крутил педали спортивного велосипеда, найденного в гараже сэра Николаса. Вирджиния Уотер сияла во всем великолепии в лучах утреннего солнца. Грегори заклеил рану на лбу пластырем – временное решение, чтобы не пугать прохожих, по-хорошему ее стоило бы зашить.
Картину он завернул в темный брезент и спрятал в гараже. Даже если его арестуют, копы не найдут ее: нет смысла искать что-то в гараже, если преступление произошло в подвале дома, так ведь?
Богатенький папуля твоей бывшей девахи случайно найдет ее, когда будет парковать свой новенький «Роллс-Ройс». И выкинет это недоразумение на помойку. Потому что гениальной она кажется только тебе. Это сраный реквизит к рекламе прокладок и затычек для пилоток, а не картина.
– Заткнись. – крикнул Грег, невольно обратив на себя внимание почтальона. – Это не вам, мистер. Доброе утро! – спешно поправился Грег.
До полицейского участка больше пяти миль. Ехать около получаса – как раз есть время проветрить мозги и все обдумать. Это была просто самооборона: у вломившегося в дом вора был револьвер, он выстрелил, и тогда Грегори воткнул ему мастихин в горло. Нет! Не специально, это произошло совершенно случайно.
Из-за тебя он истек кровью.
– Если бы не второй грабитель, я бы остановил кровь, я бы вызвал копов и врачей, – отвечал Грегори своим мыслям.
Необязательно быть хирургом, чтобы знать – нельзя вынимать из артерий лезвие!
– Я просто запаниковал…
В горле пересохло, Грег остановился у мини-маркета, чтобы купить воды. Черт. В желудке противно бурлило. Он не ел с полудня вчерашнего дня, да еще и выпил полбутылки виски. В бакалее он захватил сэндвич с тунцом, который тут же прикончил возле магазина. Чтобы добраться до участка, нужно переехать Темзу, не доезжая до Хитроу.
Почему ты просто не позвонил копам, жертва аборта?
Грегори вновь оседлал велосипед. Почему в богатеньком районе нет своего участка? Да потому что богатых не грабят! Откуда вообще взялись эти недоумки?! Явно неместные.
Когда Грег приехал к полицейскому участку, его футболка под спортивной кофтой уже была насквозь мокрая, ко всему прочему – от него уже осязаемо воняло перегаром: сорокаминутная велопрогулка только усугубила состояние. Внутри он не застал ни одной живой души, за стеклом не было даже дежурного офицера. Ничего не оставалось, кроме как сесть на холодное металлическое сидение в холле. Грег не заметил, как провалился в сон. В пустоту.
Он шел по коридору первого этажа дома Стоуна, который все никак не заканчивался. Стены были покрыты кровавыми отпечатками его ладоней, в глубине слышался телефонный звонок. Ноги несли его только к одной единственной двери, той, которая вела в подвал. Он хотел остановиться, но ноги были неумолимы, а звонок не смолкал. Дверь распахнулась, как только Грег к ней приблизился, ноги спускались по бетонным ступенькам, ведущим куда-то в темную пустоту. Свет ушел, он был в полной темноте, лестница закончилась, и он уже просто шел на звук телефонного звонка. Но тот внезапно прервался.
Грег остался в полной темноте. Лишь откуда-то сверху доносился едва уловимый скрипящий звук. Словно по щелчку, зажегся свет. Будто прожектор, выхвативший из бескрайней темноты маленького человечка, востребованного иллюстратора хоррор-сюжетов, мечтающего стать полноценным художником. Грег видел только серый бетонный пол, застеленный прозрачным полиэтиленом, но здесь было что-то еще. Что-то не освещенное светом невидимого прожектора. Оно было подвешено и теперь медленно раскачивалось буквально в считанных дюймах от Грега.
Он сделал один шаг к звуку, вытянув руку ладонью вперед. Еще шаг. Ладонь наткнулась на что-то мягкое и теплое. По инерции предмет качнулся, в пятно света попали обнаженные женские ступни.
Это то, чего ты так боишься?
Круг света плавно расширяется, захватывая в свои объятие подвешенное на кожаном ремне тело. Женское тело, в одной лишь светлой ночнушке, мерно раскачивающееся взад-вперед. Бледные тонкие руки безвольно висели вдоль туловища. Свет расширяется, подбираясь все ближе к лицу повешенной, выхватывает из тьмы спутанные русые волосы, прижатые широким ремнем к горлу, подбородок с маленьким шрамом, тонкие синеющие губы, почти кукольный носик, закрытые глаза и тонкие брови.
– Кто это?
Знакомый голос, кокни, шелест полиэтилена. Грегори не в силах повернуться, тогда убитый грабитель его обходит. Он завернулся в окровавленный и запачканный краской полиэтилен, как в уютный плед, его лицо и горло в крови, лицо бледное, но глаза живые. Мертвец с интересом рассматривал висящее женское тело.
– О! Погодь! Так это мамка твоя, – труп рассмеялся собственной догадке. – А я смотрю: прям одно лицо. Дай-ка угадаю: она не выдержала, что ее сынок бездарность, и вздернулась, пока ты протирал штаны за партой?
Вдруг тело матери Грегори забилось в судорогах, глаза открылись, а руки вцепились в ремень, едва не достающие до бетонного пола ноги задергались в безумной пляске. Она не сводила своих карих глаз с Грега, ее рот открылся, но из него раздался противный непрерывный телефонный звонок.
Свет моментально погас, а тьма уволокла его в холодную вязкую глубину.