Серега, Серега, Серега… Сибиркин.
Можно пафосно заявить, что он был ее первой любовью, но это не совсем так. Он был чем-то большим. Человеком, которому жалкая Юля Ветрова впервые доверилась настолько, чтобы открыться и хотя бы попытаться организовать настоящие отношения. Симпатичный, веселый и задорный, очень неглупый, постоянно что-то выдумывающий… эдакий вечный двигатель. Он очаровал ее сразу, у них быстро завертелось, но Юлька всегда держала в голове мысль, что это ненадолго. Только на лето. Они неизбежно расстанутся, потому что… потому что в парней вроде Сереги Сибиркина влюбляться нельзя. И серьезные отношения с ними тоже не построить. Это аксиома. Может, только лет через двадцать, когда все это безудержное веселье хоть немного в нем потухнет.
Но их отношения каким-то образом продержались дольше одного лета. Они понимали друг друга слишком хорошо и находились на одной волне, и в итоге не расстались. А зря. Теперь-то Ветрова видела это четко – стоило быть умнее и все обрубить, а она не смогла. Погрязла в этих отношениях. Спустя год или два расставаться сложнее, чем в самом начале, особенно когда и причин-то особых нет. Кроме одной – полное отсутствие поддержки.
Причину Юля для себя сформировала не так давно, анализируя прошлое уже с холодной головой. Сначала это были фантомные ощущения неправильности происходящего, хотя ничего неправильного вроде и не было. Как посмотреть. Не то чтобы она ждала от своего парня особенных свершений, Луны с неба или поверженных драконов, но какой-то малости ей все же хотелось. Например, хоть вечерок побыть слабой в надежных сильных руках.
Но все было… иначе.
Когда Юля набралась смелости и рассказала Сереге о том, как она оказалась за пять тысяч километров от родного дома, почему сбежала так далеко, как сильно боялась отчима, он лишь потрепал ее по голове, заглянул в глаза и сказал, что она сильная и у нее все будет хорошо. И Юля ему поверила, ведь он так улыбался и, чтобы стереть ее горе, позвал кататься на сноубордах с друзьями. Было действительно весело и хорошо… а потом Серега об истории с отчимом не вспоминал, словно той и не было. Даже как-то спросил, почему она за два года ни разу не съездила домой и не навестила семью.
Тогда она оправдала это невнимательностью и тем, что Серега такой.
Но дальше – больше.
Когда Юля поведала Сибиркину о ссорах с матерью по поводу бабушкиной квартиры, и о том, что деньги с ее продажи должны были пойти на Юлину учебу, но их едва не присвоил отчим, а мать ему в этом потакала, Серега сказал, что все будет хорошо, она сильная, она справится. Больше он о матери не спрашивал, потому что… скорее всего, позабыл эту историю быстрее, чем Юля закончила изливать душу. Зачем забивать голову плохим? Тем более она и правда со всем справилась, как иначе-то.
Потом настала эра проблем с учебой, и Серега сказал, что она… да, сильная и справится. И все будет хорошо, разумеется. Разве у Юли бывает иначе? С ее-то силой и независимостью?
И таких историй просто тьма тьмущая, они похожи между собой, словно близнецы.
Поначалу Юля считала это нормой.
Ну что ждать от другого человека? Что он побежит вместо нее учиться или отбивать бабушкину квартиру? Выслушал – и ладно. Но… черт побери, как это бесило каждый раз! В конце этих отношений ее просто разрывала безудержная ярость из-за тупых ответов Сибиркина и его вечного: «Ты справишься! Дерзай и удачи, ты у меня сильная, независимая! А если не справишься, мы вон к Томке с Эдом в гости завернем, как раз давно не были. Отдохнешь с ними душой и забудешь о проблемах…» Все это совпало с ее переводом, когда от стресса, нервов и материнских криков в телефонную трубку она едва не сгрызла ногти вместе с пальцами. Тогда-то Юля и поняла, что одной лучше. Ей проще справляться без этой глупой и неоправданной ярости, без каких-либо надежд. К черту весельчака-Серегу, его веселую жизнь и его легкость. Надоело до ужаса.
Юля, конечно, понимала, откуда ноги растут. Сибиркин был из обеспеченной и очень хорошей семьи, бед и трудностей не видел даже издалека, но все же… Впрочем, какая теперь разница? Не Юле разгребать эти проблемы.
– Ветрова! Эй, Ветерочек! – Сибиркин. Легок на помине.
Она мысленно закатила глаза, в очередной раз пожалев, что не осталась в общаге.
– Привет, Ветерок. – Серега чмокнул ее в щеку, обдав ароматом колы и рома, и разулыбался. На его лице плясали огни цветомузыки. – Получила мой подарок?
Цветы. Пятьдесят одну розу с сердечком в середине; пошло, но в духе ее бывшего. На широкие жесты он никогда не скупился, потому что это легко, когда нет проблем со средствами. Он и розы-то отправил просто так – а вдруг прокатит? В этом Юля не сомневалась, Серега часто поступал именно так. «А вдруг?» – было его девизом, который невероятным образом работал чаще, чем могло показаться. И когда-то ей эта черта нравилась – в отличие от многих, он хотя бы пытался, действовал. Но теперь это раздражало, что было неизбежно после расставания.
Просто накопилось.
А ведь многие говорили, что они с Серегой похожи. Два сапога пара, все дела… И когда-то сама Юля думала так же, но теперь уже нет. Отличий у них все же больше, чем общего. Потому что она умела расслабляться и смеяться до упаду, демонстрировать внешнюю легкость и беззаботность, но в том и дело, что она только демонстрировала. А Серега нет. Беззаботность была его кредо.
– Получила, но не стоило. Друзьям таких подарков не дарят.
– Да я просто люблю тебя, – заявил он с широкой улыбкой на губах. И даже эти слова были ударом наугад, в любимое «а вдруг?».
Юле стало смешно. Вон оно как! Второе признание за несколько дней, что тянет на рекорд. И непонятно, какое из признаний смешнее: от незнакомого первака с серьезным взглядом, или от Сереги с его полупьяной ухмылкой.
– Может, потанцуем? – спросил он. – Как в старые добрые?
– Не думаю.
– Брось. Смотри, как Томке с Эдом весело. Мы тоже можем…
– Не можем, – перебила она. – Я тут вспомнила – мне пора.
Серега нагнал ее у гардеробной, когда она забирала куртку. Свою он забрать не успел, потому выскочил на улицу в одной рубашке. Февраль в этом году выдался не просто холодным, а арктическим, но Серегу такие мелочи не остановили.
– Эй, ну я же серьезно! – Он за руку остановил Юлю. – Может, хватит уже этих догонялок? Я понимаю, у тебя непростой жизненный период, но нельзя же всех от себя отталкивать только потому, что тебе тяжело. Тем более я этого не хочу. Никогда не хотел! Хватит быть такой… – Изо рта Сереги шел пар. Кажется, даже от волос шел пар, настолько холодно было.
– Какой?
– Такой, какой ты не была раньше.
Юлька зажмурилась. Ей надоело.
Может, дело и впрямь в жизненном периоде, из которого надо выкарабкаться, и все будет хорошо. Так часто бывает – сидя в яме, трудно увидеть свет. Трудно найти связь с другими людьми, все кажется каким-то неправильным. Но едва выбираешься наружу, и все идет на лад. Вливаешься в поток беззаботных и веселых людей, становишься одной из них, радуешься каждому дню и даже адскому морозу. Цветочкам с дурацким сердечком в середине, признанию в любви. Но пока сидишь в яме, ты унылое и безрадостное говно.
– Прошло много времени, – устало ответила Юля. – Нам не сойтись. Незачем, я не хочу и другой, прежней, уже не стану. Думаю, со временем мы сможем стать добрыми друзьями, но не больше.
– Ветерок, ну ты же не серьезно… Чего тебе не хватало? Я хотел познакомить тебя с родителями, свозить в Японию… у нас было столько планов! Ты мечтала о Японии. А теперь наши друзья поедут без нас.
У Сереги этот курс был последним, пятым – у пилотов специалитет. Сибиркин отлетал все положенные ему часы, равно как и его лучший друг Эдик, поэтому весной они собирались слетать куда-нибудь вместе. Их дружной четверкой. Но Юлька всех подвела, хотя она бы и без расставания никуда не полетела. Учеба, перевод, финансы… все упиралось в одно.
И о Японии она никогда не мечтала.
Мечтала Тома.
Честно говоря, перед самым расставанием Юля начала думать о том, что их с Серегой отношения – жалкая копия тех, что построили Тома и Эдик. Не раз и не два ей казалось, что Серега копирует счастье приятеля или стремится к похожей картине. Это, понятное дело, тоже не добавляло радости. И может, это даже не было правдой, и она все нафантазировала, но… неприятно же быть чьей-то копией.
– Ты заболеешь, вернись в здание, – сказала она.
– Нет, я тебя провожу!
– Я же сказала…
– Юль! – крикнул кто-то из темноты. Быстрые шаги сопровождались хрустом снега, и вскоре рядом стоял тот самый безымянный первокурсник. В отличие от Сереги, он был одет в форменный бушлат и шапку-ушанку Ну точно первокурсник! Только эта братия еще натягивала на себя страшные форменные шапки.
Первокурсник встал рядом с Юлей и вдруг взял ее за руку:
– Идем, я тебя провожу. – И потянул за собой.