Сейчас я совершенно отказываюсь понять, как раньше мог не замечать Ингу. Конечно, она девчонка мелкая, но это если смотреть снаружи. Но по сути это сила! Тут не поспоришь. Слухи о ее выходках стали сползаться ко мне со всех сторон. Оказывается, школа давно стояла на ушах из-за этой девчонки, а я и слыхом не слыхивал, будто школа потопталась именно на моих локаторах. Но с полной ответственностью я мог сказать одно: если Инга и была разбойницей, то в ее благородстве сомневаться не приходилось. Она всегда заступалась за слабых, пусть даже обиженные оказывались старше или крупнее ее самой. В то время я понял для себя одну важную вещь. Слабого человека порой довольно сложно отличить от сильного, особенно если выбирать на глаз. Тут не важен ни рост, ни вес, ни возраст. Вспомните хотя бы историю с поверженной громилой. Настоящая сила не выставляет себя напоказ, она может быть совершенно незаметна до того момента, как ею начинают пользоваться. Признаюсь, я до сих пор не до конца разобрался с тем, что же такое настоящая сила. Но Инга это хорошо понимала уже тогда. Возьмем хотя бы нашу вторую встречу. Ну и опозорился же я!
Конечно же, Катька Фирсова припомнила мне отлынивание от дежурства. Ей невдомек было предположить, что творят с человеком душевные метания. Не стал бы я романтиком в тот памятный день, так отдежурил бы – какие вопросы. Но разговаривать с Фирсовой о любви – дело бесполезное, у нее вся душа отдана общественной работе. А расписание дежурств она составляет с такой пылкостью, будто пишет письмо Онегину. Вот я и не стал оправдываться, когда Катька всю перемену пилила меня за оплошность, принимал это со скорбным молчанием. В довершение ко всему на меня была повешена генеральная уборка класса. А это не просто помахать веником между парт, тут без ведра и тряпки не обойтись. Хорошо еще, Бочкин обещал поддержать меня и остаться после уроков. Но лучше бы он промолчал, честное слово!
Я сидел в классе один и ждал Бочкина. Оказывается, у него сегодня было дополнительное занятие по физике. Я приготовил ведро и собирался набрать в него воды, просто хотел провернуть это дело вместе с Бочкиным – так веселее. Время шло, я ждал. На моей парте скопилось уже три имени «Инга», выполненных в разной технике резьбы по дереву, но Бочкин все не шел со своего дополнительного, и моя уборка простаивала. Тут в коридоре раздались шаги и гул голосов. В класс заглянула ушастая голова какого-то одиннадцатиклассника.
– Ребза, сюда! – крикнула голова. – Тут открыт свободный класс.
Ко мне ввалилась целая компания.
– Ты кто такой? – спросила меня одна из девчонок. – Чего ждешь?
– У меня тут это… генеральная уборка класса, – сказал я, пряча перочинный ножик в карман. – Друга жду.
– Вот и чудно! – девчонка показала лошадиные зубы. – Мы тут посидим пока, а то охранник нас на улицу выгоняет, но там дождь.
– А не пойти ли вам домой? – спросил тихонечко.
– Не, ща все наши соберутся, и мы в киношку рванем. – Ушастая голова засунула в рот конфету и, отправив фантик прямо на пол, добродушно добавила: – Да ты убирайся, чувачок, мы тебе мешать не станем.
– Тебя как зовут? – приземлилась рядом со мной зубастая.
– Борис.
– А он хорошенький, носатенький, – лошадь подмигнула ушастой голове, при этом зачем-то взъерошив мне волосы на затылке. – Бориска-ириска.
Ушастый посмотрел на меня пристально, но соперника не разглядел. Он плюхнулся на стул, выложил ноги на парту и остался совершенно доволен собой. Остальные ребята расселись прямо на партах, они продолжали какой-то веселый разговор, иногда поглядывая на часы.
– Вы тут надолго? – поинтересовался я.
– Я не понял, ты куда-то торопишься? – с подозрением переспросил один из сидящих на партах.
По его тону я понял, что торопиться мне в ближайшее время некуда. Потихоньку в классе начали собираться и другие ребята. Кто-то возвращался с шестого урока, кто-то с дополнительных занятий, кто-то после кружка. Только Бочкина до сих пор не было, и мое пустое ведро стояло тому железным напоминанием. Зато я успел сдружиться с ушастой головой. Это оказался Гена Зыкин. Благодаря атлетическому телосложению и незаурядным внешним данным в этом году ему доверили нести первоклашку со звоночком на праздничной линейке первого сентября. Это все я узнал, пока точил Гене карандаши для черчения. А потом ради нашей зарождающейся дружбы и вовсе подарил ему свою точилку. Его зубастую подругу, которая была неравнодушна к моему затылку, звали Алина. Именно в тот момент, когда она снова шарила когтистой рукой у меня в волосах, появилась Инга! Она зашла в класс и спокойно сказала:
– Ну что, все в сборе? Тогда пошли.
Ребята послушно поспрыгивали с парт, похватали сумки и двинули в сторону двери. Инга тут же пропала из вида, ее заслонили чужие спины и плечи.
– А где Сопыгин? Сопыгина нет! – сказал кто-то из ребят.
– Ну, не опаздывать же из-за него в кино, – послышался ответ.
Класс быстро пустел, будто все только и ждали появления Инги.
– А ты что сидишь? Пошли с нами! – сказал мой новый ушастый друг.
– Идем-идем, – поддержала Алина.
Я начал лепетать что-то про генеральную уборку, про Фирсову и пустое ведро.
– Да забей ты на это дело! – скалила зубы Алина.
– Или, Борисок, тебе слабо? – подначивал Гена.
Я начал оглядываться по сторонам. Не знаю, что надеялся увидеть, быть может, Бочкина – его вид меня обычно подбадривал, но, к несчастью, в этот судьбоносный момент я уперся взором прямо в Ингу.
– Чо это мне слабо? – промямлил неуверенно. – Пошли.
Гена радостно похлопал меня по плечу: мол, наш человек, и подтолкнул к двери.
– Кто это? – Инга смотрела прямо на меня.
– Мой новый кавалер, – не к месту пошутила Алина. – Хорош?
– Это дежурный, – осадил подругу Гена. – Генеральную уборку здесь делал.
Инга глянула по сторонам. Парты стояли криво, на полу валялись какие-то бумажки, фантики и очистки от карандашей, а доска была вся разлинована для игры в крестики-нолики.
– Да ну эту уборку! Делать мне, что ли, больше нечего? – хорохорился я, пытаясь показаться в лучшем свете. – Сдуру пообещал нашей старосте…
– А я вижу, на тебя можно положиться, – с усмешкой перебила Инга.
И больше она на меня уже не смотрела. Пошла себе вперед, догонять остальных ребят, даже не поинтересовавшись моим именем или на худой конец – фамилией. Я же почему-то ни чуточки не чувствовал себя сильным, вот так стоя посреди загаженного класса. Честно говоря, на душе у меня было довольно скверно. В кино идти тоже перехотелось. Тогда я поднял ведро и одиноко, без Бочкина, набрал воды. Оставалось надеяться лишь на то, что Инга меня толком не запомнила и я не врезался ей в память безропотным последователем какого-то ушастого Гены, был бы он хоть трижды носителем первоклашек. Я уныло взялся за тряпку, и только тут появился Бочкин.
– Ну и грязища, – простонал он.
А потом забрал у меня тряпку и как-то незаметно вымыл весь пол. А я рассказывал ему про Ингу. Нести бремя своей любви в одиночку больше не было сил.
– Ну и угораздило же тебя, старик, – трагично изрек Бочкин, стирая с доски последний крестик. – Ладно, мы что-нибудь придумаем. Выставим тебя перед этой Ингой настоящим героем.
И мы стали придумывать, как и кем меня нужно выставить…