Фредрик Дрюм надолго застыл в напряженной позе, тупо созерцая запертую дверь. Ключ к подвесному замку лежал на столе перед ним.
Но замок висел на двери с другой стороны.
Он был заперт.
Вот именно. Заперт в подвальном помещении, куда годами никто не наведывался. Он заставил себя спокойно сесть, проверил лампу, убедился, что керосин весь вышел. В нишах стояли наполовину сгоревшие четыре свечи. Еще три он принес с собой.
Фредрик оставил гореть только одну свечу.
После чего тщательно исследовал запертую дверь. Результат был неутешительный. Массивная дверь не поддавалась ни на один миллиметр, сколько он ни давил на нее всем телом. Стальная плита в обитой войлоком стальной раме. Петли надеты на болты, вбитые в каменную стену. Эту дверь и тараном не прошибешь.
«Спасибо. Огромное спасибо». – Он не знал, кого благодарит, но не смог удержаться.
После чего заорал, что было сил, кричал так, что челюсти трещали и голосовые связки заставили гипофиз вибрировать так, что череп едва не лопнул, и с потолка посыпалась известка.
Орал не от страха – просто проверял, как поведет себя звук здесь, в подвале дома номер три на улице Саксегорд в Старом городе.
Проверка его не обрадовала. Каменные стены поглощали звук, как мешки с песком поглощают пулю.
Фредрик проверил свои запасы. Почти половина батона, немного сыра, полкило фруктов, полторы бутылки вина. Все. Нет: по одной капле воды каждые двенадцать секунд. Сколько может он протянуть?
Больше сорока суток.
А затем сходство между ним и стильно размещенными Халлгримом в разных концах кельи останками будет с каждым днем увеличиваться.
Ситуация предельно ясная. Грубая сила тут не поможет. Или?
Он повернул голову, посмотрел на трубу под потолком. Труба! Если пробить в ней дыру, вода перестанет поступать в жилые помещения наверху, начнутся поиски причины, и рано или поздно замок на двери снаружи взломают.
Насколько рискованна такая затея? Фредерик еще раз проверил дверную раму и убедился, что осуществление его замысла равно самоубийству. Дверь плотно прилегала к войлоку, помещение было закрыто почти герметически, вода наполнит его доверху задолго до того, как жильцы дома примутся впустую вертеть ручки кранов. Он утонет, словно крыса.
Фредрик постучал пальцами по столу, набирая номер на воображаемом телефонном аппарате.
– Алло, это директор управления по охране памятников культуры? – Говорит Фредрик Дрюм. – Я сижу сам знаешь где.
– Северные Помпеи.
– Ну да, заперт.
– Поделом мне?
– Найти тайный ход, говоришь, который соединял монастырь на Большом острове со Старым городом? Спасибо. Сейчас же приступаю к поискам.
Неукротимый оптимизм и напористый характер вооружили Фредрика свойствами, как у инструмента высшего класса. Он мог, соединив кончики пальцев, вызвать веселый поток фотонов, создать внутреннее поле игривых элементарных частиц, эффективно вытесняющих все признаки душевного тромбоза и психологической тундры. Глядя в черные бездны, с кьеркегорской иронией извлекать на поверхность дьяволов, наносить на них розовый макияж и облекать в клоунский костюм. Мог преспокойно подойти к зловонной падали, чтобы установить, что в ходе разложения выделяются конкретные пахучие вещества. Короче говоря: он был наделен способностью превращать негатив в позитив. Плюс на минус непременно давал плюс.
А потому он и теперь не стал предаваться безнадежности. Перед тем как показалась рука и захлопнулась дверь, мысли его текли по весьма плодотворному руслу. И в ближайшие часы Фредрик не намеревался прерывать их течение, напротив, желал развить их, соображаясь с ситуацией, в которой очутился.
Итак, невозможное присутствие Ашшурбанипала в гостиной Халлгрима сделало невидимым убийцу. Невозможное сделало невидимым возможное.
Кто-то следовал за ним в Старый город. Ощущение слежки его не обмануло. Кто-то прокрался в подвал, стоял, подглядывая, за дверью и потом захлопнул ее.
Вряд ли рука принадлежала какому-нибудь киношному гангстеру. Возможно, она принадлежала тому, кто желал остаться невидимкой. И все-таки он не видел логики в том, что тот или те, кто убил Халлгрима, посчитали нужным и его убрать. Фредрик не мог припомнить, чтобы за последние год-два он сказал или написал что-нибудь такое, что могло бы настроить против него теологических фундаменталистов или милитаристски мыслящих философов, или консервативных археологов.
Первая свеча почти догорела. Он зажег новую и приступил к систематическому исследованию стен. Бетон и грубые каменные блоки. Никакого намека на тайный ход. Он заперт так же надежно, как золото в Форт-Ноксе, где хранился золотой запас Соединенных Штатов.
Фредрик настороженно поглядел на хлеб, сыр и вино. Кажется, он уже проголодался и хочет пить? Кажется, у него сосет под ложечкой и во рту совсем сухо? Ерунда, он только что ел и пил.
Он рассеянно полистал несколько книг, которые взял на полке Халлгрима. «Канцлерство и Мариинская церковь в Осло в 1314–1350». «Штудиен цур Гешихте дес Нордеуропеишен Штадтсвезен фор 1350». «Акта Региа социетатус скиентариум ет литтерарум Готенбургенсис». Красивые названия. Листая, он попытался тихонько насвистывать какую-то мелодию, но звуки прилипали к губам.
Когда среди ночи догорела четвертая свеча, Фредрик Дрюм вскарабкался на стол и принялся выстукивать бедренной костью SOS по водопроводной трубе. Около часа продолжал от отбивать три коротких, три длинных, три коротких сигнала, рассчитывая на то, что эти звуки должно быть слышно по всему дому. Если трубы нигде не соединяются пластмассовыми переходниками. Что вполне вероятно. Например, между подвалом и первым этажом.
Не очень-то весело будет в подвале, когда догорит последняя свеча. Холодно, сыро. Надо поберечь свечи.
Несколько часов он просидел в полной темноте.
Когда часы показывали шесть утра – стало быть, он провел в подвале двенадцать часов, – Фредрик съел кусок хлеба и запил остатками вина из первой бутылки. Зажег свечу и совершил пятнадцатиминутную прогулку вдоль стен, пытаясь изгнать дремоту. Позевывая, смотрел на капли, которые продолжали в том же темпе падать на пол из трубы. Пришел к выводу, что место протечки находится где-то выше подвала.
Размышления в темноте не были особенно плодотворными. Ему никак не удавалось сосредоточиться на убийстве Халлгрима и загадке Ашшурбанипала, в голове настойчиво вертелась другая мысль: надо как-то выбраться отсюда!
Меньше тридцати часов назад он сидел в хлеву в Луммедалене, желая быть ничего не ощущающим ничем. Безмолвие и мрак. То было намеренно выбранное место и состояние. Здесь в подвале – тоже мрак и тишина. Но эта тишина гнетет его, парализует все органы чувств. И мрак – сплошной сгусток не поддающихся толкованию письмен.
Он подобрал еще одну бедренную кость и принялся стучать ею по двери. Уж этот звук должно быть слышно на дворе?
Центр помощи престарелым. Здесь живут почти одни восьмидесятилетние старики. Наверное, у них со слухом не ахти как. Тем не менее он продолжал стучать, барабанил в дверь, пока средневековая кость не раскрошилась. Черт с ней, с археологией, он будет делать все, чтобы только привлечь к себе внимание.
В девять часов он, сидя в кресле, бездумно созерцал пламя свечи. Пусть горит. С ней уютнее, с ней теплее, и мысли не так разбегаются.
– Проснись, Ашшурбанипал, ты жив! Ты был последним из великих царей-воителей и вместе с тем первым воителем, сделавшим войну неотъемлемой частью мирового порядка. Ты был убийцей львов, империалистом, колоссом, который сокрушал все на своем пути. Разве можешь ты стоять на месте, Ашшурбанипал, пусть даже ты сделан из четырех тонн гранита, тебе не дано изведать покой, слишком велики твои злодеяния; души убитых тобой поднимают тебя вверх, и ты паришь, словно перышко! Они толкают тебя туда и сюда – слышишь смех? Играют тобой, дразнят тебя, потому что ты был женщиной, женщиной, Ашшурбанипал, эллины называли тебя Сарданапалом, говорили, что ты был слабаком, жил взаперти в своем дворце, точно женщина. Проводил там время в обществе других женщин, носил женские одеяния и по обычаю распутных женщин так умащал лицо и тело румянами и другой косметикой, что выглядел женственнее самой страстной женщины. У тебя даже голос был женский. Стоит ли удивляться, что ты паришь по воздуху? Пусть даже ты в мужской похвальбе писал под своими изображениями…
– …смотри на пламя, Фредрик!..
– …что в расцвете сил, босиком в пустыне, схватил за уши разъяренного льва и с помощью Иштар и Ашшера пронзил его тело копьем. Кого еще ты пронзил потом, кого разрубил двойным топором? Ты хвастался тем, что порезал, как овец, всех жителей побежденного города, что твои полководцы сдирали кожу с поверженных врагов, что ты схватил только что появившегося из материнского чрева младенца и, привязав пуповину к ошейнику цепной собаки, погнал ее по улице…
– …это правда, Фредрик, пусть свеча горит, думай!..
– …а в Сузах, Ашшурбанипал, ты надругался также над мертвыми, разгромив эламитов, велел бросить в реку саркофаги умерших царей, теперь они вернулись за тобой, они мстят! Прислушайся, все женщины смеются над тобой. Ты, который сам был женщиной, но никогда не отваживался любить, неужели ты верил, что способен покорить весь мир? Теперь ты легче перышка, и мы перемещаем тебя, нас много, тех, что не желают войны, не согласны с тем, чтобы рыканье льва прерывалось острым копьем, бешеной ненавистью, животным неведома ненависть, Ашшурбанипал, а человек – одно из животных, чтобы поднять то, что неподъемно, нужно помыслить о том, о чем еще никто не мыслил…
Когда фитиль утонул в расплывшемся стеарине и погас, Фредрик поднялся с кресла так резко, что уронил его и чуть не опрокинул стол.
«Ну да! Ну конечно. Чтобы поднять неподъемное, нужно помыслить о том, о чем еще никто не мыслил», – прошипел он во мраке.
Затем достал из сумки новую свечу и зажег. После чего опустился на колени у одной стены, сердито отодвинул обломок церкви Святого Климента и принялся ковырять брусчатку. Отделив один брусок, нащупал под ним мягкую землю.
«Так какую же мысль мы выберем, – бормотал он. – Такую, которую никто не мог допустить в средние века, или средневековую мысль, немыслимую в наши дни? Все зависит от того, в какой действительности я пребываю сейчас».
Он пребывал в средневековье.
Стало быть, можно подумать о чем-нибудь из области атомной физики. Почему бы нет? В такой среде, в такой обстановке подобные мысли могут произвести магическое, страшное впечатление. И вызвать неожиданные последствия. Однако ему нужна совершенно девственная мысль, неведомая прежде ни одному живому существу.
Фредрик продолжал разбирать брусчатку, вытащил уже четыре камня. На полу выросла целая куча земли.
Итак: атомная физика. Квантовая механика?
Он усиленно размышлял, работая руками. Антиматерия. Соударение частиц. Суперструны Вселенной. Современным атомным физикам известны многие вещи, которые нельзя выразить обыденными словами. А есть ли что-нибудь, чего они не знают? И этого тоже хватает. А можно ли это выразить словами? Можно ли вообще помыслить?
Взять, например, Гейзенбергово соотношение неопределенностей. Для всякой величины в квантовой механике существует дополнительная величина, которая для нас, непосвященных, принимается как данная.
Кажется, он к чему-то приблизился… Характерно то, что при проведении одинаковых опытов над одинаковыми системами получаются разные значения упомянутых величин, результат эксперимента будет неопределенным, вероятностным. Одна истина ставит под вопрос другую. К числу дополнительных величин можно отнести положение и массу частицы, ее энергию и движение. Строго говоря, желая определить координаты объекта, нельзя одинаково точно измерить характеризующие его величины.
Между тем квантовая механика – несомненно, единственный действующий научный инструмент подлинного познания природы.
Он продолжал копать, как одержимый.
Статуя Ашшурбанипала весит четыре тонны. И стоит она в гостиной Халлгрима Хелльгрена. Вес и местоположение. Одно начисто отрицает другое. Во всяком случае, представляется несовместимым. Либо четыре тонны – не четыре тонны, либо Ашшурбанипал не находился где бы то ни было – будь то в Национальной галерее или на иракском плоскогорье, или в Луммедалене.
Принцип неопределенности Гейзенберга. Но это никак не новая мысль. Она уже известна.
Он сделал перерыв, вытер пот со лба. Поглядел на свечу – сгорела наполовину. В запасе у него оставалась еще одна. Ее следует поберечь. Он может копать в темноте.
Фредрик подполз на четвереньках к столу. Сунул в рот последний кусочек сыра и задул свечу. Снова принялся копать.
Земля был рыхлая, мягкая. Но руки все же он поранил. А потому сломал книжную полку и стал орудовать обломками, из них получились совсем неплохие лопатки.
Думать, думать, думать! Обрести совершенно новую мысль. Тогда все стронется, он заставит средневековье содрогнуться так, что сразу откроется выход.
Вся материя состоит из элементарных частиц. А элементарные частицы подчинены абсурдным законам квантовой механики. Но в макромире явления протекают гораздо медленнее, чем в микромире, где они почти не поддаются наблюдению. Тем не менее тут и там действуют одни и те же законы.
А как насчет поля Хиггса? Он перестал копать и поднес руку ко лбу. Поле Хиггса, таинственное энергетическое поле, которое, по мнению физиков, цементирует всю материю, которое делает Вселенную подлинно всем миром. Без поля Хиггса материя распалась бы, обратилась в ничто. Поле Хиггса – мудреная штука, не очень поддающаяся осмыслению. Мало того: в этом поле будто бы существуют некие частицы, получившие то же наименование. Никто еще не наблюдал их. Но они есть, без них не было бы самого поля Хиггса.
Частица Хиггса – Бог.
Создатель, Творец всего сущего. Ни больше ни меньше.
Что ж, и эта мысль тоже не нова. Но если сочетать существование частицы Хиггса с принципом неопределенности Гейзенберга – что тогда?
Фредрик продолжал механически копать, тяжело дыша. Мысли текли легко, без помех. Того и гляди родится нечто новое, еще доселе не мыслимое.
Он вынул уже восемнадцать брусков из мостовой, углубился в землю на полметра. Однако все еще не добрался до основания фундамента. Его нисколько не смущало, что он, по сути, раскапывает старые могилы.
Итак, положение и массу частицы одновременно определить нельзя. Частица Хиггса делает возможным существование поля Хиггса, которое в свою очередь дает возможным существование Вселенной. Невидимый Бог. Стань он видимым – у него не будет определенного положения. Займи он определенное положение, станет невидимым. Это непреодолимое внутреннее противоречие чревато катастрофой. Не только для богословия. Для всего бытия.
Тот, кто откроет частицу Хиггса, разрушит Вселенную.
Эта мысль вломилась торпедой под один из огромных каменных блоков, слагающих фундамент старинного дома. И с глухим стуком он рухнул в выкопанную Фредриком яму.
Фредрик лежал неподвижно и стонал от боли – тяжеленный блок придавил ему руку. Медленно высвободив ее, он с облегчением убедился, что кости целы.
После чего зажег свечу, чтобы оценить обстановку. Все выглядело не так уж плохо.
Он пробил отверстие в фундаменте. Теперь от дневного света и свежего воздуха его отделяло четыре метра земли. Он выжал из мозга мысль, которая заставила средневековье содрогнуться от страха.
Тот, кто откроет частицу Хиггса, разрушит Вселенную.
Сидя, он смотрел, моргая, на черную дыру в стене. Кажется, из земли торчит что-то бурое, острое? Ветка?
Да нет, какая же это ветка? Ну конечно: в воздухе повисла чья-то рука, костлявая кисть, все косточки на месте. Она протянулась к Фредрику, будто для рукопожатия.
Фредрик встал, поклонился. Подошел в руке, крепко пожал ее и сказал:
– Добрый вечер, епископ. Бьюсь об заклад – сам епископ удостоил нас своим посещением. Как тебя звали, ну-ка? Вспомнил – епископ Асгаут Викенский. Добро пожаловать, прошу, как насчет глоточка вина? Вон у меня на этот случай припасена целая бутылка.
Он отбил горлышко у последней бутылки и учтиво чокнулся с епископом. Нисколько не сомневаясь, что в самом деле наткнулся на останки самого первого епископа города в устье реки Ална. В том, что он сейчас обдумывал, было достаточно теологии, и он просто не мог себе представить иного гостя.
Он посидел, беседуя с рукой, торчащей из дыры в стене. Допрашивал ее о том, как на рубеже второго тысячелетия в этом городе появилась церковь Святого Климента, верно ли, что первые христиане пришли сюда из Дании вместе с дружиной Харалда Синезубого, или же город и церковь заложил хитрец Харалд Суровый.
Фредрик получил исчерпывающий ответ на большинство вопросов.
Остатки хлеба были съедены, вино выпито. Он сидел в темноте, зябко поеживаясь. Последняя свеча догорела, его одолевала усталость, хотелось свернуться в клубок где-нибудь в углу и уснуть.
На часах было девять, в городе – вечер, он уже больше суток провел в заточении. Фредрик медленно опустил голову на столешницу, ощутил лбом тепло мягкого стеарина от последней свечи.
– Жареные телячьи почки в густом коричневом соусе с нежнейшим картофельным пюре. Это блюдо попадет у нас в самое яблочко, Анна.
Тоб протер запотевшие круглые очки и радостно улыбнулся Анне через разделочный стол.
В «Кастрюльке» был час пик, все столики, кроме одного, заняты, и ученики сновали взад и вперед между кухней и залом, обслуживая посетителей по всем правилам искусства. А правила в сем заведении были самые строгие.
– Ты ничего не слышал от него? – Анна показала знаком, что малиновый торт готов.
– Ни звука. Но ты не волнуйся за Фредрика. Он обладает поразительным свойством отращивать крылья, когда попадает в оборот. Небось отправился в горы с ружьем, стрелять куропаток.
– Он был близко знаком с Халлгримом Хелльгреном? – Она что-то перебирала рукой в кармашке фартука.
– Они были хорошие друзья. Общие интересы в области загадок античности. – Тоб попробовал один соус и одобрительно кивнул.
– Погляди. – Она положила на стол газетную вырезку с фотографией, на которой Халлгрим был снят вместе со статуей Ашшурбанипала. – Видел, что они пишут?
В тексте намекалось, что убитый был причастен к похищению классической скульптуры из Национальной галереи. Дескать, скульптура обнаружена в доме Халлгрима в Луммедалене.
– Я ведь видела эту статую – огромная. Не понимаю, зачем Халлгриму понадобилось ее красть.
Тоб нахмурился, изучая вырезку.
– Странно, – произнес он. – Тем вероятнее, что Фредрик нуждается в передышке. Если я в нем не ошибся, Анна, то сейчас он где-то сидит или ходит и размышляет так, что искрит в мозгу. И выдаст такое решение, что опрокинет вверх тормашками общепринятую логику.
Анна постояла, размешивая в миске эстрагоновый соус. Внезапно отложила ложку, вышла из кухни и вернулась с книгой заказов.