Если хотите стать популярным в Лагере полукровок, не возвращайтесь с задания с плохими новостями.
Весть о моем прибытии распространилась моментально, стоило мне только выйти из океана. Наш пляж расположен на северном побережье Лонг-Айленда, и он зачарован так, чтобы люди его не видели. Нельзя просто появиться на пляже, если только вы не полубоги, боги или заблудившиеся разносчики пиццы (такое случается, но сейчас речь не об этом).
В общем, тем утром на страже стоял, точнее, сидел Коннор Стоулл из домика Гермеса. Когда он меня заметил, то от переизбытка чувств упал с дерева, а потом затрубил в рог из раковины моллюска, оповещая лагерь, и побежал мне навстречу.
Улыбался Коннор кривой усмешкой, очень подходившей его извращенному чувству юмора. Он довольно приятный парень, просто, когда он поблизости, нужно постоянно держать руку на бумажнике и ни при каких обстоятельствах не подпускать его к крему для бритья, если не хотите, чтобы его весь выдавили вам в спальный мешок. У Коннора вьющиеся каштановые волосы, и он малость пониже своего братца Трэвиса (только поэтому я их и различаю). Они оба совершенно не похожи на моего старого врага Луку, с трудом верится, что все они – сыновья Гермеса.
– Перси! – завопил Коннор. – Что стряслось? Где Бекендорф?
Потом глянул мне в лицо и перестал улыбаться.
– О, нет. Бедняжка Селена. Святой Зевс, когда она узнает…
Вместе мы поднялись по песчаным дюнам. В нескольких сотнях ярдов от берега к нам уже бежали обитатели лагеря, улыбающиеся и веселые. Наверное, они думали: «Перси вернулся, он герой дня! Может, он даже привез сувениры!»
Я остановился у обеденного павильона и стал ждать, пока они приблизятся. Нет смысла вприпрыжку бежать им навстречу, чтобы сообщить, какую я дал промашку.
Я смотрел на долину, пытаясь вспомнить, как выглядел Лагерь полукровок, когда я впервые сюда попал. Казалось, это было давным-давно.
От обеденного павильона открывался довольно внушительный вид. Долину окружали холмы, на самом высоком из них, холме Полукровок, росла сосна Талии, на ее ветвях висело золотое руно, волшебство которого защищало лагерь от врагов. Сторожевой дракон Пелей, такой крупный, что я видел его даже с такого расстояния, свернулся вокруг ствола дерева, похрапывая и выпуская из ноздрей струйки дыма.
Справа от меня раскинулись леса, слева поблескивало озеро и высилась стена для лазания, с одной стороны которой стекала раскаленная лава. Двенадцать домиков (по числу богов-олимпийцев) выстроились в форме подковы, внутри которой находилась площадка для собраний. Дальше на юге располагались клубничные поля, арсенал и пятиэтажный Большой дом с выкрашенными в небесно-голубой цвет стенами и бронзовым флюгером в виде орла.
В каком-то смысле лагерь не изменился, но войну не увидишь, рассматривая здания и поля. Она отражалась на лицах полубогов, сатиров и наяд, поднимавшихся на холм.
Четыре года назад народу в лагере было больше: кто-то ушел и не вернулся, кто-то погиб в битве.
Другие – мы старались о них не говорить – перешли на сторону врага.
Оставшиеся закалились в боях, хотя порядком от них устали. В лагере теперь редко раздавался смех, даже обитатели домика Гермеса шалили меньше обычного. Трудно получать удовольствие от розыгрыша, если вся твоя жизнь похожа на одну неудачную шутку.
Хирон первым подскакал к павильону, для него это просто, потому что ниже пояса он белый жеребец. Борода у него отросла за лето. Он носил футболку с надписью: «ВМЕСТО МАШИНЫ У МЕНЯ КЕНТАВР», за плечами у него висел лук.
– Перси! – воскликнул он. – Слава богам. Но где же…
Следом за ним подбежала Аннабет, и, когда я ее увидел, признаю, мое сердце забилось чаще.
Она не прикладывала никаких усилий, чтобы хорошо выглядеть. В последнее время мы выполнили столько боевых заданий, что Аннабет, похоже, вообще перестала расчесывать свои вьющиеся светлые волосы. Ей было все равно, какую одежду носить, как правило, она надевала одни и те же старые джинсы и оранжевую футболку, какие носили в лагере, да еще время от времени – бронзовые доспехи. Глаза у нее были цвета грозового неба. Обычно мы не могли с ней нормально поговорить, потому что у нас обоих моментально появлялось сильное желание придушить друг друга. И все же, едва увидев ее, я сразу утратил способность нормально соображать. Прошлым летом, до того как Лука превратился в Кроноса и все пошло наперекосяк, я несколько раз думал, что, возможно… мы могли бы перешагнуть уровень отношений «придуши собеседника».
– Что случилось? – она схватила меня за руку. – Лука…
– Корабль взорван, – сказал я. – Но он не уничтожен. Я не знаю, где…
Через толпу протолкалась Селена Боргард, непричесанная и без макияжа – очень нетипично для нее.
– Где Чарли? – требовательно спросила она, оглядываясь по сторонам, как будто ожидая, что Бекендорф где-то спрятался.
Я беспомощно посмотрел на Хирона.
Старый кентавр откашлялся.
– Селена, дорогая, поговорим об этом в Большом доме…
– Нет, – прошептала девушка. – Нет. Нет.
Она заплакала, а мы, ошеломленные, стояли вокруг, не зная, что сказать. Прошлым летом мы уже потеряли слишком многих, но на этот раз дело обстояло еще хуже. Гибель Бекендорфа все восприняли так, словно у лагеря украли стержень, на котором все держалось.
Наконец вперед вышла Кларисса из домика Ареса и обняла Селену. Они дружили – вот уж удивительная парочка: дочь бога войны и дочь богини любви, но с тех пор, как прошлым летом Селена дала Клариссе совет насчет ее первого бойфренда, Кларисса считала себя личным телохранителем дочери Афродиты.
На Клариссе были ее кроваво-красные боевые доспехи, темные волосы забраны под бандану. Сложением и массой она напоминала игрока регби с вечно насупленными бровями, но с Селеной заговорила мягко:
– Идем, девочка, я отведу тебя в Большой дом и сделаю тебе горячего какао.
Все повернулись и по двое, по трое побрели к домикам. Больше никто не выражал восторга по случаю моего возвращения, никто не хотел услышать о взрыве корабля.
Остались только Аннабет и Хирон.
Аннабет стерла со щеки слезу.
– Я рада, что ты не умер, Рыбьи Мозги.
– Спасибо, я тоже, – ответил я.
Хирон положил руку мне на плечо.
– Уверен, ты сделал все, что мог, Перси. Расскажешь нам, что произошло?
Мне не хотелось снова бередить эту рану, но я рассказал все, в том числе и свой сон про титанов, опустив часть про Нико. Мальчишка заставил меня пообещать, что я никому не расскажу о его плане до тех пор, пока не приму решение, а от одной мысли об этом плане становилось так жутко, что я совершенно не горел желанием кому-то о таком рассказывать.
Хирон смотрел вниз, на долину.
– Нужно немедленно созвать военный совет, чтобы обсудить информацию о шпионе и другие дела.
– Посейдон упомянул новую угрозу, – вспомнил я. – Что-то похуже «Царевны Андромеды». Думаю, речь о сюрпризах, которые заготовил титан из моего сна.
Хирон с Аннабет переглянулись, как будто знали что-то, чего не знал я. Ненавижу, когда они так делают.
– Это мы тоже обсудим, – пообещал Хирон.
– Еще кое-что, – я глубоко вздохнул. – Когда я беседовал с отцом, он велел вам передать, что время пришло. Я должен узнать все пророчество, целиком.
Плечи Хирона поникли, но он явно не удивился.
– Я страшился этого дня. Хорошо. Аннабет, мы расскажем Перси всю правду. Идемте на чердак.
До сего дня я бывал на чердаке Большого дома трижды – на три раза больше, чем мне бы хотелось.
На верхней площадке лестницы стояла стремянка. Интересно, как Хирон собирается подняться по ней, будучи наполовину конем? Однако кентавр и не думал лезть на чердак.
– Ты знаешь, где оно, – сказал он Аннабет. – Принеси его вниз, пожалуйста.
Девушка кивнула.
– Идем, Перси.
Солнце уже садилось за горизонт, но на чердаке было темнее и мрачнее, чем обычно. Повсюду грудами лежали призы героев, живших в лагере до нас: покрытые вмятинами щиты, банки с заспиртованными головами разных чудовищ, пара потертых игральных костей с табличкой: «УКРАДЕНЫ ИЗ ПРИНАДЛЕЖАВШЕЙ ХРИСАОРУ «ХОНДЫ ЦИВИК» ГАСОМ, СЫНОМ ГЕРМЕСА, В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОМ ГОДУ».
Я поднял кривой бронзовый меч, его так сильно погнули, что он походил на букву «М». На клинке до сих пор остались зеленые пятна от когда-то покрывавшего его волшебного яда. На бирке, датированной прошлым летом, значилось:
«КРИВАЯ ТУРЕЦКАЯ САБЛЯ КАМПЫ, УНИЧТОЖЕННОЙ ВО ВРЕМЯ БИТВЫ В ЛАБИРИНТЕ».
– Помнишь, как Бриарей швырял каменные глыбы? – спросил я.
Аннабет нехотя улыбнулась.
– А как Гроувер вызвал панику?
Мы посмотрели друг на друга, и мне на память пришел прошлогодний случай под горой Сент-Хеленс, когда Аннабет, думая, что я умираю, поцеловала меня.
Девушка кашлянула и отвела взгляд.
– Пророчество.
– Точно, – я положил саблю на место. – Пророчество.
Мы подошли к окну, у которого на трехногом стуле сидела Оракул – высушенная старая мумия в окрашенном цветными спиралями платье. К ее черепу липли пучки черных волос, с огрубевшего, морщинистого лица смотрели остекленевшие глаза. От одного взгляда на нее у меня по спине забегали мурашки.
Прежде, если кто-то хотел покинуть лагерь летом, то отправлялся сюда, чтобы получить какое-то задание. Этим летом старым правилом пренебрегли: обитатели лагеря постоянно отправлялись на боевые задания. Поскольку мы хотели остановить Кроноса, другого выбора у нас не осталось.
Впрочем, я прекрасно помнил странную зеленую дымку – дух Оракула, обитавший внутри мумии.
Теперь она выглядела неживой, но в те минуты, когда изрекала пророчество, она двигалась. Иногда туман струйкой вылетал у нее изо рта и принимал необычные формы, а однажды она даже покинула чердак, отправившись на зомби-прогулку по лесу, чтобы доставить послание. Интересно, что она придумает для изречения великого пророчества? Я почти надеялся, что самое меньшее, что она выкинет – станцует чечетку, или что-то в этом духе.
Но мумия сидела неподвижно, как мертвая, каковой она и являлась.
– Никогда этого не понимал, – прошептал я.
– Чего? – спросила Аннабет.
– Почему это мумия.
– Перси, она не всегда была мумией. Дух Оракула тысячи лет обитал в какой-то прекрасной деве, в каждом новом поколении переселяясь из одного тела в другое. Хирон мне говорил, что пятьдесят лет назад и она была такой, – Аннабет указала на мумию. – Но она – последняя.
– И что случилось?
Аннабет хотела было что-то сказать, но потом передумала.
– Давай просто сделаем дело и уйдем отсюда.
Я нервно глянул на сморщенное лицо Оракула.
– И что нам делать?
Аннабет приблизилась к мумии и протянула к ней руки, повернув их ладонями вверх.
– О, Оракул, время на исходе. Прошу тебя, открой нам великое пророчество.
Я обхватил себя за плечи, но мумия не шевельнулась, зато Аннабет подошла поближе и расстегнула одно из висевших на шее мумии ожерелий. Я никогда прежде не обращал особого внимания на ее украшения, полагая, что это обыкновенные побрякушки, мечта любого хиппи, только и всего. Но когда Аннабет повернулась ко мне, в руках она держала украшенный перьями кожаный мешочек на шнурке, похожий на те, в которых индейцы прятали амулеты. Девушка открыла сумочку и достала пергаментный свиток, длиной с ее мизинец.
– Не может быть, – поразился я. – То есть все эти годы я допытывался, что это за дурацкое пророчество, а оно висело на виду, у нее на шее?
– Время настало только сейчас, – возразила Аннабет. – Поверь мне, Перси, я его прочитала в десять лет, и мне до сих пор снятся кошмары.
– С ума сойти, – сказал я. – Так могу я наконец его прочитать?
– Прочитаешь внизу, на военном совете, – сказала Аннабет. – Не перед… ну, ты понял.
Я посмотрел в неподвижные глаза Оракула и решил не спорить. Мы пошли вниз, чтобы присоединиться к остальным. Тогда я этого еще не знал, но больше мне не суждено было подняться на этот чердак.
Старосты собрались вокруг стола для пинг-понга. Не спрашивайте почему, но комната отдыха стала негласной штаб-квартирой для военных советов, хотя когда мы с Аннабет и Хироном вошли, собрание скорее напоминало соревнование «кто громче крикнет».
Кларисса так и не сняла боевые доспехи, за плечами у нее висело электрическое копье. (Вообще-то это ее второе электрическое копье, потому что первое сломал я. Она назвала копье «Калечащий», но все втихомолку прозвали его «Калека».) В руках дочь Ареса держала свой шлем в виде кабаньей головы, за пояс был заткнут нож.
Как раз сейчас она орала на Майкла Ю, нового старосту домика Аполлона, – презабавное зрелище, учитывая, что Кларисса была на целый фут выше. Майкл стал старостой вместо Ли Флетчера, погибшего в бою прошлым летом. Росту в Майкле было четыре фута и шесть дюймов, да еще фута на два чувства собственного достоинства.
Мне он напоминал остроносого хорька со сморщенной мордочкой – то ли из-за того, что он постоянно хмурился, то ли потому, что слишком много времени проводил, стреляя из лука.
– Это наш трофей! – вопил он, привставая на цыпочки, чтобы заглянуть Клариссе в лицо. – А если тебе это не по нраву, поцелуй мой колчан!
Собравшийся вокруг стола народ (братья Стоуллы, Поллукс из домика Диониса, Кати Гарднер, дочь Деметры) старался не смеяться. Даже Джейк Мейсон, спешно назначенный староста домика Гефеста, сдержанно улыбался. Только сидевшая рядом с Клариссой Селена Боргард ни на кого не обращала внимания, безучастно рассматривая натянутую поперек стола сетку. Перед ней стояла нетронутая чашка горячего шоколада. Несправедливо, что девушке пришлось сюда прийти. Как могут Кларисса с Майклом ругаться из-за каких-то дурацких трофеев, когда Селена только что потеряла Бекендорфа?
– ПРЕКРАТИТЕ! – заорал я. – Ребята, вы что это делаете?
Кларисса сердито зыркнула на меня.
– Скажи Майклу, чтобы не вел себя как жадный урод.
– Ой, уж кто бы говорил, – огрызнулся Майкл.
– Я здесь только для того, чтобы поддержать Селену! – закричала Кларисса. – Иначе я бы вернулась в свой домик.
– О чем вы говорите? – требовательно спросил я.
Поллукс кашлянул.
– Кларисса отказалась говорить с нами до тех пор, пока этот вопрос не будет решен. Она молчала три дня.
– Это было чудесно, – тоскливо заметил Трэвис Стоулл.
– Что еще за вопрос? – допытывался я.
Кларисса повернулась к Хирону.
– Вы ведь за все отвечаете, так? Мой домик получит то, что нам причитается, или нет?
Хирон поскреб копытом пол.
– Моя дорогая, я ведь уже объяснял: Майкл прав, домик Аполлона имеет преимущество. Кроме того, сейчас у нас есть более важные дела…
– Ну конечно, – рявкнула Кларисса. – Вечно находятся дела поважнее нужд детей Ареса. А мы изволь появляться, когда в нас есть потребность, делать все необходимое и не жаловаться!
– Это было бы здорово, – пробормотал Коннор Стоулл.
Кларисса сжала рукоять ножа.
– Может, мне стоит попросить мистера Д.?..
– Ты же знаешь, – перебил Хирон, уже начинавший сердиться, – что наш директор Дионис занят, ведь идет война. Нельзя беспокоить его из-за этого.
– Понятно, – процедила Кларисса. – Что скажут старосты? Хоть кто-нибудь из вас встанет на мою сторону?
Все резко перестали улыбаться, никто не смотрел Клариссе в глаза.
– Прекрасно, – Кларисса повернулась к Селене. – Прости, я не хотела втягивать тебя во все это после того, какую потерю ты только что понесла… В общем, я прошу прощения. У тебя, больше ни у кого.
Селена никак не отреагировала на эти слова.
Кларисса швырнула свой нож на стол для пинг-понга.
– Все вы можете сражаться в этой войне и без Ареса. Пока я не получу сатисфакцию, ни один полубог из моего домика и пальцем не шевельнет, чтобы вам помочь. Счастливо оставаться, погибайте, как знаете.
Старосты от изумления не произнесли ни слова, и Кларисса выскочила прочь из комнаты.
Наконец Майкл Ю проговорил:
– Ну и скатертью дорожка.
– Ты шутишь? – возразила Кати Гарднер. – Это катастрофа!
– Она блефует, – предположил Трэвис. – Ведь правда?
Хирон вздохнул.
– Задета ее гордость. Рано или поздно она успокоится, – неуверенно сказал он.
Я хотел спросить, какого черта Кларисса так распсиховалась, но глянул на Аннабет, и она одними губами проговорила: «Потом расскажу».
– А теперь, старосты, – продолжал Хирон, – прошу минуточку внимания. Перси принес кое-что, полагаю, вам стоит это услышать. Перси, прочти великое пророчество.
Аннабет протянула мне свиток. Он оказался высохшим и древним, я долго не мог развязать нитку. Наконец я развернул листок, стараясь не разорвать, и начал читать:
– Полукровка, отпрыск старейших догов…
– Хм, Перси, – перебила Аннабет. – «Богов», а не «догов».
– А, точно, – кивнул я. Все полубоги страдают дислексией, иногда я просто ненавидел это. Чем больше я нервничал, тем труднее было складывать буквы в слова.
– Полукровка, отпрыск старейших богов,
Шестнадцатилетие встретит, преодолев все препоны.
Я помедлил, вглядываясь в следующие строки, мои пальцы похолодели, как будто листок с пророчеством их заморозил.
– И узрит мир, в вечный сон погруженный,
Душу героя проклятый клинок пожнет.
Анаклузмос в моем кармане вдруг словно потяжелел. Проклятое лезвие? Хирон как-то сказал мне, что Анаклузмос принес печаль многим людям. Возможно ли, что я погибну от своего собственного меча? Что такое «вечный сон» мира, как не смерть?
– Перси, – поторопил Хирон, – читай остальное.
Язык тяжело ворочался во рту, как будто туда насыпали песка, но я прочитал вслух две последние строки:
– Единственный выбор дни его пресечет,
Олимп защемив…
– Защитив, – мягко поправила Аннабет. – «Защитить» – значит «спасти».
– Я знаю, что это значит, – проворчал я.
– Олимп защитив или в прах обратив.
В комнате повисло молчание. Наконец Коннор Стоулл произнес:
– «Обратить» – это вроде не плохо?
– Не просто обратить, а обратить в прах, – глухо сказала Селена. Я вздрогнул, потому что меньше всего ожидал, что заговорит она. – «Обратить в прах» – значит «разрушить».
– Уничтожить, – поддержала Аннабет. – Истребить, стереть с лица земли.
– Я понял, спасибо, – мое сердце налилось свинцовой тяжестью.
Все смотрели на меня с сочувствием, а может, даже с жалостью и долей страха.
Хирон закрыл глаза, как будто молился про себя. Поскольку он оставался в облике кентавра, его голова почти задевала висевшие под потолком светильники.
– Перси, теперь ты понимаешь, почему не следовало рассказывать тебе все пророчество. Ты и так тащил на себе слишком большой груз…
– Не зная, что в конце концов мне все равно придется умереть? – подхватил я. – Да, кажется, понимаю.
Хирон грустно на меня посмотрел. Он прожил три тысячи лет и видел смерти сотен героев. Возможно, ему это не нравилось, но он привык. Он почел за лучшее не пытаться меня переубедить.
– Перси, – сказала Аннабет, – ты же знаешь, пророчества всегда имеют двойной смысл. Возможно, тебе не придется умереть в буквальном смысле.
– Конечно, – покивал я. – «Единственный выбор дни его пресечет». Толкуй, как хочешь, верно?
– Может, мы сумеем этого не допустить, – с надеждой произнес Джейк Мейсон. – «Душу героя проклятый клинок пожнет». Возможно, мы сможем найти этот проклятый клинок и уничтожить. По-моему, речь идет о косе Кроноса, как думаете?
Об этом я не подумал, но какая разница, какой из клинков проклят: Анаклузмос или коса Кроноса? В любом случае я сомневался, что нам удастся предотвратить исполнение пророчества. Какой-то клинок пожнет мою душу, это предрешено, а я, как правило, старался не допускать, чтобы мою душу пожинали.
– Пожалуй, стоит дать Перси возможность обдумать эти строки, – предложил Хирон. – Ему нужно время…
– Нет, – я свернул листок и запихнул в карман, чувствуя, как во мне нарастает волна протеста и злобы, хотя я не понимал, на кого сержусь. – Мне не нужно время, если я умру – значит, так тому и быть. Что толку зря переживать, верно?
У Аннабет слегка тряслись руки, она не смотрела мне в глаза.
– Давайте двигаться дальше, – заявил я. – Есть и другие проблемы. Среди нас завелся шпион.
Майкл Ю нахмурился.
– Шпион?
Я рассказал о том, что случилось на борту «Царевны Андромеды», о том, что Кронос заранее знал о нашей вылазке, о брелоке в форме косы, с помощью которого он выходит на связь с кем-то, находящимся в лагере.
Селена снова заплакала, и Аннабет обняла ее за плечи.
– Ну, – тревожно заметил Коннор Стоулл, – мы годами подозревали о том, что это возможно, разве нет? Кто-то все время передавал Луке информацию, например пару лет назад о местонахождении золотого руна. Тот, кто это делает, должен был хорошо его знать.
Он глянул на Аннабет, возможно, неосознанно. Разумеется, она знала Луку лучше, чем кто бы то ни было, но Коннор быстро отвел взгляд.
– Э-э-э, я хочу сказать, это может быть кто угодно.
– Да, – парировала Кати Гарднер, бросая хмурый взгляд на братьев Стоуллов. Она недолюбливала их с тех пор, как они украсили травяную крышу домика Деметры шоколадными пасхальными кроликами. – Например, его дети.
Трэвис и Коннор разом принялись возражать, и разгорелся спор.
– Хватит! – Селена так стукнула по столу, что ее остывший шоколад расплескался. – Чарли мертв, а вы… ругаетесь, как дети! – Она повесила голову и заплакала.
Шоколад тонкой струйкой стекал на пол. Все пристыженно опустили глаза.
– Она права, – наконец заявил Поллукс. – Взаимные обвинения ничем нам не помогут, нужно смотреть в оба глаза, вдруг заметим у кого-то серебряное ожерелье с брелоком в форме косы. Если у Кроноса такое есть, вероятно, есть и у шпиона.
Майкл Ю проворчал:
– Надо вычислить этого шпиона до того, как мы начнем планировать следующую операцию. Взрыв «Царевны Андромеды» не задержит Кроноса надолго.
– Верно, – вздохнул Хирон. – Вообще-то его следующая атака не за горами.
Я сдвинул брови.
– Ты имеешь в виду более серьезную угрозу, которую упоминал Посейдон?
Кентавр и Аннабет переглянулись, как бы говоря: «Пора». Я ведь уже упоминал, что терпеть не могу, когда они так делают?
– Перси, – произнес Хирон, – мы не хотели тебе говорить, пока ты не вернешься в лагерь. Тебе нужно было отдохнуть, повидаться с твоими… смертными друзьями.
Аннабет покраснела. До меня дошло, что ей известно о моих встречах с Рейчел, и я почувствовал себя виноватым. Потом рассердился на себя за это чувство вины. Мне же разрешили заводить друзей вне лагеря, так ведь? Это же не…
– Расскажите мне, что случилось, – попросил я.
Хирон взял со складного столика для закусок бронзовый кубок и плеснул водой на горячую плитку, на которой мы обычно готовили начос. Повалил пар, и в флуоресцентном свете ламп образовалась радуга. Хирон выудил из кошелька-мешочка золотую драхму и бросил в образовавшуюся дымку, пробормотав:
– О, Ирида, богиня радуги, покажи нам эту угрозу.
Пар замерцал, и я увидел знакомую картину: дымящийся вулкан на горе Сент-Хеленс. Вдруг склон горы взорвался, на поверхность полетели огонь, пепел и лава. Одновременно зазвучал голос диктора новостей: «…еще более сильное, чем прошлогоднее извержение. Геологи предупреждают, что могут произойти новые взрывы».
Я знал все о прошлогоднем извержении, потому что сам его вызвал. Но этот взрыв был гораздо сильнее, гору буквально разорвало на части, она вся задрожала, и из клубов пепла и лавы, точно из люка, поднялась огромная, окутанная дымом фигура. Надеюсь, туман помешает простым людям ее разглядеть: случись им увидеть такое, и Соединенные Штаты охватят паника и беспорядки.
Гигант оказался самым огромным существом из всех, кого я когда-либо встречал. Даже мои глаза полубога не могли разобрать, как именно он выглядит, окутанный пеплом и огнем, но он отдаленно напоминал человека, такого огромного, что запросто мог бы играть небоскребом Крайслер-билдинг, как бейсбольной битой. Гору сотряс жуткий грохот, словно монстр смеялся.
– Это он, – сказал я. – Тифон.
Я всерьез надеялся, что Хирон скажет что-то обнадеживающее, вроде: «Нет, это наш огромный друг Лерой! Он нам поможет». Однако кентавр только кивнул.
– Самое ужасное чудовище из всех, величайшая угроза для богов, с таким они еще не сталкивались. Наконец его освободили из-под горы, но это произошло два дня назад, а вот как обстоят дела сейчас.
Хирон взмахнул рукой, и картинка изменилась, показав фронт клубящихся грозовых облаков, наползающих на Средний Запад[4]. Сверкали молнии, целые колонны торнадо уничтожали все на своем пути, разнося на куски дома, как игрушки, поднимая в воздух тяжелые трейлеры и машины.
«Разрушительные наводнения, – говорил диктор. – Пять штатов объявлены зоной бедствия, в то время как ужасный тайфун продолжает свое разрушительное движение по Западному региону». Камера показала крупным планом один из торнадо – огромный столб, движущийся по какому-то городу Среднего Запада, я не смог определить, что это за городок. Внутри воронки я увидел гиганта, точнее, смутные очертания его истинной формы: будто состоявшая из черного дыма рука, когтистая кисть размером с городской квартал. Его сердитый рев сотряс землю, как ядерный взрыв. Среди облаков, кружась вокруг чудовища, мелькали силуэты поменьше. Я увидел вспышки молний и понял, что гигант пытается от них отмахнуться. Мне показалось, что я заметил летящую во мраке золотую колесницу. В следующий миг на монстра спикировало какое-то чудовищное существо, напоминающее огромную сову.
– Это что… боги? – спросил я.
– Да, Перси, – ответил Хирон. – Они бьются с ним уже много дней, пытаясь замедлить его продвижение. Но Тифон все равно идет вперед – прямо к Нью-Йорку. К Олимпу.
Я постарался осмыслить услышанное.
– И как скоро он придет сюда?
– Если боги его не остановят? Возможно, дней через пять. Большинство олимпийцев там… кроме твоего отца, но он ведет собственную войну.
– В таком случае кто же защищает Олимп?
Коннор Стоулл покачал головой.
– Если Тифон доберется до Нью-Йорка, уже не будет иметь значения, кто его защищает.
Я вспомнил, как на корабле Кронос сказал: «Я бы с огромным удовольствием полюбовался на ужас в твоих глазах, когда ты поймешь, как именно я разрушу Олимп».
Вот что он имел в виду, нападение Тифона? Зрелище действительно нагоняло страх, но Кронос всегда обманывал нас, сбивал с толку, отвлекал, так что это было бы слишком очевидно. К тому же золотой титан из моего сна говорил о нескольких «сюрпризах», так, словно Тифон – лишь первый из них.
– Это отвлекающий маневр, – проговорил я. – Нужно предупредить богов, случится что-то еще.
Хирон мрачно на меня посмотрел.
– Нечто, похуже Тифона? Надеюсь, этого не произойдет.
– Нужно защищать Олимп, – настаивал я. – Кронос планирует еще одну атаку.
– Планировал, – напомнил Трэвис Стоулл, – но ты взорвал его корабль.
Все посмотрели на меня. Им отчаянно требовалось услышать добрую весть, хотелось верить, что я дам им хоть грамм надежды.
Я быстро взглянул на Аннабет и понял, что мы думаем об одном и том же: что, если «Царевна Андромеда» послужила подсадной уткой? Что, если Кронос позволил нам ее взорвать, чтобы мы потеряли бдительность?
Конечно, я не собирался озвучивать эти мысли, ведь здесь находилась Селена. Ради успеха этой операции ее бойфренд принес себя в жертву.
– Возможно, вы правы, – произнес я, думая обратное.
Я попытался представить, каким образом наше положение может стать еще хуже. Боги сейчас на Среднем Западе, сражаются с огромным монстром, который однажды почти их победил. Посейдон в осаде, проигрывает войну против титана Океана. Кронос по-прежнему что-то замышляет. Олимп фактически беззащитен. Среди полубогов, живущих в Лагере полукровок, действует предатель.
Ах да, чуть не забыл! Если верить древнему пророчеству, я умру, достигнув шестнадцатилетия, а это уже через пять дней – тогда же, по нашим расчетам, Тифон обрушится на Нью-Йорк.
– Что же, – произнес Хирон, – думаю, на сегодня достаточно.
Он взмахнул рукой, и дымка испарилась, буря, Тифон и сражающиеся боги исчезли.
– Это еще мягко сказано, – пробормотал я.
На этом военный совет завершился.