Ацтек! Сильный сталкер. Опытный, с фантастическим чутьем, энергичный, целеустремленный. Он хорошо понатаскал Птицу на жизнь в Зоне, со всеми ее зловещими особенностями. Да что там, они ведь были соседями, в том самом «Октябрьском», деля старую, но крепкую дачу на двоих. У них был взаимовыгодный, профессиональный тандем: Сергей учил Ацтека военной специфике, почерпнутой за время службы в пограничной мотоманевренной группе: основы следопытства, выживание в условиях дикой природы, умение находить минные ловушки, тактические хитрости боя.
В свою очередь, Леня Сологуб объяснял Сокольских принципы успешной работы в условиях Зоны: какие бывают аномалии, как их распознать, примерный принцип появления артефактов, а также основы местной географии, то есть где и как можно ходить, а куда соваться ни в коем случае не стоит.
В силу разности характеров они не стали друзьями, между ними было мало общего. Сологуб – не терпящий возражений лидер, подстраивающий весь окружающий мир под себя и свои цели. Не эгоистичный, нет, но внутренне убежденный, что все должно быть так, как решил он, Леонид. А все прочие мнения – неправильные. Сокольских, напротив, мало того что был интроверт по натуре, так еще подсознательно не терпел над собой ничьей власти и старался пресекать любые попытки влияния на себя. По этой же причине ему было тяжело когда-то принять армейские порядки. Но продержался, отслужил достойно, и теперь становиться вновь «салабоном» у него не было никакого желания.
В общем, по-человечески два сталкера друг друга воспринимали нормально, но потом разбежались. Ацтек увлекся какими-то дальними вылазками в самые дремучие дебри Зоны, а Птица стал работать в небольшой, но слаженной группе промысловиков. Иногда виделись мимоходом, но Ацтек изменился. Стал мрачным, замкнутым, нетерпеливым и упрямым больше прежнего. В последний раз Сергей повстречал Сологуба возле рынка, в чайхане – местной Мекке, где так любили отдыхать труженики «сталка» после очередной экспедиции.
Разговор тогда получился странным. Сологуб сам подсел к Птице, который ел шашлык из говядины и запивал его зеленым узбекским чаем.
– Привет Птица. – Ацтек был хмурым и задумчивым. – Приятного аппетита, кстати.
– Благодарствую, Леня. Ты куда пропал-то? Не видно тебя совсем. – Сергей был в хорошем настроении, чему способствовал прием горячей, толково приготовленной пищи.
– Не важно. – Сологуб отмахнулся и нервно застучал по столу костяшками крепко сжатых пальцев. – Ты вот что, помнишь, мы прошлым летом к распределительной станции ходили? Ну, там еще волки нас чуть не погрызли, в сумерках?
Сергей удивился, случай тот он, естественно, помнил, но странная нервозность бывшего напарника, его общее мрачное настроение начали передаваться Сокольских.
– Ну, помню, конечно, а что?
Ацтек посмотрел по сторонам, не слышит ли их кто-нибудь, затем прикрыл рот ладонью, словно бы опасался, что окружающие умеют читать по губам, и сказал:
– Есть одна тема… подробностей открыть не могу. Рано еще. Но хочу предложить тебе опять туда смотаться. Что скажешь?
Сокольских отложил пластиковую вилку с теплым шашлыком и вопросительно посмотрел на Леонида.
– Что за тема? Сути не говоришь, тень на плетень наводишь. А дорогу я туда более-менее помню, хреновая дорога-то. Крюки надо огромные нарезать, да еще через гиблую топь, да потом мимо элеватора… Мало тебе, что мы тогда еле выбрались? «Волки погрызли», хрен бы с ними, с волками! Сам же помнишь, что там еще было. Сергей нервно дернул плечами, отгоняя воспоминания. – А главное, почти впустую ведь сходили. Нет, конечно, взяли по пути пяток «ласточек», «звезду» удачно у старого колодца подобрали… да и все. Не стоило оно того, я тебе это еще в прошлый раз сказал.
– В прошлый раз мы не нашли того, что Я искал. – Ацтек как-то непроизвольно выделил это «я», но Птица это заметил. – Потому что я не знал точно, что именно надо искать. Теперь знаю. Это очень важно! – И, наклонившись к Сергею, внимательно глядя ему в глаза, добавил: – Это действительно важно, Серега.
Птица взгляд выдержал, а потом спокойно спросил:
– Так все же, что это такое важное, ради чего мне стоит туда соваться?
На душе у него стало весьма неприятно. «Ну ни фига же себе. Он, видите ли, не знал точно, что именно надо искать. А ведь выдал тогда он на голубом глазу памятную версию: мол, есть очень хорошая наводка на целый склад артефактов-громовиков. Разбогатеем! Какие там артефакты, еле ноги унесли. А оно вон как выходит на самом деле, не было, значит, никаких „громовиков“, Сологуб что-то другое там искал».
– Не могу сказать. Не злись, Птица, действительно не могу. Может, когда найдем, объясню, если увижу, что готов будешь.
Сокольских залпом выпил остывший чай и, перевернув пиалу, накрыл ею пятнышко на столе.
– Нет, Ацтек. Я при таком раскладе, втемную, не играю, извини. Не те ставки.
– Жаль. – Глаза Леонида чуть потухли, и он шумно поднялся из-за стола. – Что ж, бывай, сталкер. – И, не дожидаясь ответа, решительно направился к выходу.
Нет, Леонид не обиделся на отказ. Просто, в силу характера, он исключил Сокольских из нужных ему в текущий момент времени людей. И сейчас, не теряя времени на эмоции, переключился на какую-то другую часть своего плана. Птица успел изучить этого человека достаточно хорошо.
Отвечать на это прощание Сергей и не стал. Лишь про себя подумал: «И тебе не хворать, Ацтек…»
С тех пор Сологуба он не видел и от других ничего о нем больше не слышал.
– Да. – Сергей задумчиво посмотрел на Джейкобсона. – Ацтека я знаю. Как и многих других. Но вы употребили слово «знал», в прошедшем времени, так, словно бы с ним что-то случилось?
– Не исключено. – Майор отпил ароматный кофе из чашки и вопросительно кивнул на кофейник, предлагая угощаться Птице. – Желаете? Нет? Ну как хотите. Тогда, позвольте, я вас еще кое о чем спрошу. Вы можете перечислить мне все места в Зоне, в которых бывали с Ацтеком? Я имею в виду всё то, что лежит за пределами условно безопасного периметра.
– Ну-у-у, радиус большой получается. – Сергей пытался сообразить, с чем связаны эти вопросы. Чувство какой-то неясной, не оформившейся тревоги начало тихонько звонить в невидимые маленькие колокольчики.
– Я имею в виду рукотворные, человеческие объекты, – конкретизировал майор.
– Думаю, что навскидку получится список из двадцати с небольшим позиций. Это если я ничего не упускаю.
– Дорогой Сергей Александрович. – Джейкобсон впервые за все время назвал его по имени-отчеству. – Вы уж, пожалуйста, постарайтесь ничего не упустить… – И, словно прочитав внутреннее воспоминание Птицы о разговоре с Сологубом, добавил: – Это важно. Действительно важно!
Список Сергей накарябал у себя в палате. Так он называл маленькую светлую комнату модульного лазарета, который располагался на территории научной станции, что стояла в сорока километрах от сталкерского лагеря. Несмотря на то что станция была международной, заправляли тут всем американцы. Персонал же составляли поляки, чехи, украинцы, голландцы, но только у штатовцев внутри базы была своя отдельно огороженная зона. Пусть небольшая, пять временных модулей, но очень аккуратная и как-то особенно выделявшаяся на фоне остальных строений. Идеально ровные дорожки, посыпанные выбеленным гравием, подстриженные деревья, почти английский газон и, конечно, высокий никелированный флагшток со звездно-полосатым флагом. У флага и у входа на территорию стояли часовые в уже знакомой Сергею военной форме с необычным камуфляжным рисунком. По характерным стрижкам караульных Сокольских без труда узнал «кожаные затылки» – морскую пехоту США. Сергей слышал, что в американской армии существует негласное право на такие вот по кругу выбритые затылки, которые могут иметь только морпехи. С самозванцев спрашивали не по уставному – строго, аналогично тому, как «братишки» из отечественных ВДВ спрашивают с разоблаченных ряженых, надевших голубой берет 2 августа.
Корпус американской морской пехоты как род войск вообще традиционно использовался для охраны посольств, резиденций и прочих заграничных объектов. У морпехов была серьезная репутация.
На левых рукавах их курток красовались шевроны ОВК, чуть выше – надпись на английском: «Международная научно-исследовательская станция». А с правой стороны была нашивка в виде флага североамериканского союза.
«Шурупы» – по старой привычке, чуть снисходительно про себя окрестил их Птица. Так пограничники называли всех остальных военных, считая, что сами являются «щитом Родины», а все прочие – это шурупы, на которых он, щит, держится. Но морпехов – и своих, и чужих – как род войск Птица уважал, в них не было той неоправданной заносчивости, свойственной многим его соотечественникам, презрительно называвшим американцев «пиндосами». Не разделял Сергей и мнения, что армия США даже против малых пехотных лопат стройбата ничего не стоит. Армия США воевала, и воевала много. И морские пехотинцы были ее боевой элитой, стяжавшей немало славы своему государству. Вообще, из Сергея уже давно вышла вся та псевдопатриотическая мишура, которой была когда-то наполнена его восемнадцатилетняя голова призывника. Он успел повоевать и теперь знал, что плохие и хорошие солдаты есть везде. И в родной России, и в ближнем зарубежье, и в далекой Америке. А вот то, как государство относится к своим нынешним и прошлым защитникам, как заботится о них, вот это отдельный разговор. Прекрасно понимая, каким будет итог подобного разговора, Птица эту болезненную тему никогда не развивал.
«Все-таки упомянуть распределительную станцию в числе прочих объектов, где мы побывали с Ацтеком, или нет?» – Сергей морщил лоб и уже минут десять не мог принять решение. Он внутренним чутьем ощущал какой-то опасный интерес Джейкобсона к этому месту. И разговор с Сологубом, последний разговор, теперь не выходил у Птицы из головы.
«Зачем им это? Хотят там побывать? Гнилое место, какой в нем может быть прок? И все же… майор многовато знает. Кому мы с Леней тогда говорили о своем посещении станции? Сейчас уже и не вспомнить, но я точно трепанул кому-то пару раз, за стаканом. И что это значит? Значит, американец уже может быть в курсе, а теперь проверяет, напишу я про станцию или нет. Ну, а если совру? Типа „забыл“? Я же им ничем не обязан. Подумаешь, не сказал. Какое ему, американцу, вообще дело?… Нет, так не стоит поступать. Штатовцы – серьезные ребята, имеют возможность мой индивидуальный номер пометить в Сети каким-нибудь способом как „ненадежный“ или вообще всю официальную работу аннулировать. Лучше сделаю так: сказать – скажу, а если мне предложат какие-то сведения по этому месту дать, так это уже можно оформить как платную информацию. Согласился бы Ацтек с такими моими доводами? Да вот фиг его знает… может, и нет. У него вообще там какой-то странный интерес был. Но что-то случилось с Ацтеком. Нехорошее что-то».
Птица нахмурился, задумчиво погрыз кончик пластмассовой шариковой ручки и все-таки вписал в список последним пунктом – «Рассохинская распределительная подстанция».
Рана на боку зажила удивительно быстро. Может быть, тому поспособствовали хорошие, качественные лекарства, может быть, спокойная обстановка и чистота палаты, внутреннее ощущение какой-то защищенности. Но в результате Сергей быстро пошел на поправку, и пришло время покинуть это уютное и безопасное место.
Много ли ему, сталкеру было надо? Собраться да подпоясаться. В последний раз Сокольских зашел в небольшой медицинский кабинет, где ему дежурно измерили давление, наложили свежую повязку. Скорее для профилактики, так как свежий розовый шрам выглядел вполне прилично.
Птица постоял немного в холле, потягивая чистую дистиллированную воду из одноразового пластикового стаканчика. Высокий белый куллер жизнерадостно булькал пузырями в голубой бутыли, призывая всех желающих подходить и утолять свою жажду. Да, но по сравнению с их сталкерским железным баком и с алюминиевой мятой кружкой на почерневшей металлической цепочке, этот куллер выглядел фантастически технологичным. Два мира, их и наш, такие разные даже в мелочах.
Каптёрщик, как сразу, мысленно окрестил его Сокольских, попросил Птицу вбить пароль идентификации на ноутбуке. Сергей подошел и отстучал на клавишах необходимые цифры. Высветился индивидуальный номер сталкера и краткая справка с установочными данными и фотографией. Сотрудник бегло сверил изображение с лицом стоявшего перед ним Сергея и кивнул.
Потом что-то быстро набрал на клавиатуре, позвонил по стоявшему тут же рабочему телефону и по-английски поговорил с невидимым Птице абонентом.
– Все в порядке, сэр. – Каптер вновь перешел на сносный русский и закрыл ноутбук. Наклонился и вытащил из-под стола пластиковую коробку.
– Вот ваши вещи, постираны и обработаны.
Свитер и куртку они ему зашивать не стали. Но не из лени или вредности, просто на этот счет не было никаких указаний – вдруг владельцу дороги были эти отметины? В остальном вся одежда действительно была приведена в порядок и аккуратно, как в магазине, сложена в прозрачные, шуршащие полиэтиленовые пакеты, от которых приятно пахло фиалками. В отдельных, закрывающихся на застежку пластиковых конвертах лежали его документы и личные вещи: деньги, удостоверение личности – твердая карточка с фото, личным номером и, главное, со штрих-кодом, расческа, персональный КПК, блокнот с карандашами, зажигалка, пачка сигарет.
«Так, вот и мой рюкзак, небольшой и очень удобный, для трехдневных выходов. Тоже в полиэтилене, судя по весу, вроде все на месте».
– А где оружие и патроны?
Каптер открыл какую-то дверь, сливающуюся с белым пластиком стен, и вывез оттуда транспортную тележку. На ней, в зеленом армейском ящике, грудой лежало оружие.
Сотрудник подкатил тележку к Сокольских и сказал:
– Майор Джейкобсон распорядился отдать вам все, о чем вы с ним договаривались. Принимайте, сэр.
Птица сразу отыскал свой «макаров» и отложил в сторону МР-153. Потом принялся осматривать трофеи. Согласно договоренности с американским майором, Сергей получал все оружие и боеприпасы, которые были на убитых бандитах. Была у Сокольских мысль, что майор заартачится и скажет, что, например, первых четверых из девяти нападавших убил не Серега, а его, Джейкобсона, подопечные.
Птица невольно мерил этого майора стандартами российского чиновника, не в пользу последнего, и ошибся. То ли Джейкобсон был не чужд романтики «фронтиера», которым именовали Зону некоторые из иностранцев, то ли решил таким образом отблагодарить Сергея, но с озвученным Птицей предложением майор в своей веселой манере согласился. В файлах своего компьютера он что-то подправил, потом куда-то позвонил, начальственным тоном отдал распоряжение, и все:
– Трофеи ваши, Сергей. Но будьте аккуратны с ними, сталкерам такое снаряжение официально иметь не положено.
«Четыре АКМа. Три старых и сильно потертых, как будто их на школьных занятиях по НВП каждый день разбирали. Четвертый ничего так, сносный, – разглядывал свое богатство Птица. – Магазины разные: есть металлические, есть оранжевые, бакелитовые. Всего 11 штук, негусто на четверых бойцов-то. Ага, вон патроны в пакете лежат, каптер, что ли, разряжал? Мало патронов, большую часть, наверное, по колонне успели высадить. Винтовка Мосина, патрон хороший, убойный. Лак на дереве облупился, много царапин, но воронение новое, следил кто-то за винтовкой. Так, посмотрим ствол. Ёк-макарёк, да он же нечищеный! С того боя так и лежит. – Запах застарелого нагара неприятно ударил в нос. – А остальное оружие? – Птица взял первый попавшийся АКМ, оттянул затворную раму. – Так и есть. Американцы стволы реквизировали, а чистить не стали. Хотя… оно им надо? Не свое же. Ладно, что там дальше. Автомат короткий, вернее, пистолет-пулемет, если правильно по терминологии, но „автомат“ привычнее. Небольшой, компактный, с простеньким откидным металлическим прикладом. Рукоятка управления огнем, длинный прямой магазин, еще одна тактическая рукоятка почти у самого ствола, довольно короткого кстати».
– Это что? – спросил Сергей у каптера.
Взглянув, тот сказал:
– Итальянская машинка, «Беретта М12». Снята с вооружения. Патрон – люггер, девятимиллиметровый, но не такой, как у вас, в России.
«Ага, ну понятно, не макаровский, хотя тот тоже официально 9мм, но на практике немного иначе. Вон и „маслята“ к нему россыпью лежат, в отдельном пакете. Два запасных магазина имеется. Интересная штуковина, может себе оставить? Патронов к нему маловато, да и где их брать потом? Ладно, там разберемся. Что тут еще? Два обреза двустволок, вертикалка и горизонталка, 12-й калибр, патроны точно себе заберу. А вот это занятно – ППС-43, судаевский пистолет-пулемет. Странно, новый, с хранения, похоже. Патрон у него ТТ-шный, это удобно. – Сокольских откинул и сложил приклад. – Тугой, не разработан. Зато патронов много, изогнутых магазинов – шесть штук, в двух холщевых армейских подсумках. Половина боезапаса наберется, но восполнить его легко, боеприпас ходовой. Пистолеты. Три из них – украинские „Форт-12“, у вояк Зоны раньше такие в ходу были. Сейчас все больше „Глоки“ встречаются. „Форт“ – пистолет неплохой. – Птица взвесил оружие в руке. Но не легла душа к ним, не глянулись. – И магазинов всего пять, на три пистолета-то. Так, а вот ТТ, год выпуска 1940-й, довоенный. Это хорошо. Те, что во время Великой Отечественной на станках руками старших школьников собирались, были гораздо хуже по качеству. Не до изысков было, все для фронта, все для победы, это понятно. Три магазина, нормально. Патрон с судаевским автоматом взаимозаменяемый.
Странная картинка получается, в любом сплоченном подразделении, бойцы стараются иметь оружие под одинаковый патрон, такая унификация очень важна в автономных боевых выходах. А тут – разнобой какой-то, если не считать АКМ и пистолеты „Форт“. С другой стороны, бандиты же, вот и владели тем, что достали, зря придираюсь, наверное.
Ножи, девять штук. Вот тут – кто в лес, кто по дрова. Три „складня“, „выкидуха“, какие-то охотничьи клинки. А вот эта интересная, классическая босяцкая финка. Сталь хорошая, наборная рукоятка из цветного плексигласа. А вот на латунном навершии надпись вытравлена. Так-так, ага. „Лети туда, где нет закона и труда“. И маленькая чайка на фоне встающего солнца. И вот, чуть ниже: „Кесарю от Марата“.
Кто такой Марат? Вот Кесарь, наверное, один из жмуров, какой из них только? Может, седой? Да в принципе это перо может быть чьим угодно, теперь и не поймешь, с кого сняли».
Сокольских показал финку каптеру:
– Не знаешь, кому из убитых бандитов принадлежала?
Тот в ответ пожал плечами. Может, и вправду не знал, а может, у них тут свое расследование, поэтому и не хотели делиться информацией.
– Ладно. Поможешь все это загрузить?
Сотрудник кивнул и дал Птице расписаться в какой-то бумаге с перечисленными по-английски единицами трофейного оружия.
После этого открыл входную дверь и помог Сергею вывезти тележку на улицу.
– До свидания, Сергей Александрович. – Майор вышел проводить Сокольских, уже погрузившего свои вещи в автомобиль. Белая Нива готова была отправиться в путь. После телефонного звонка с научной базы в сталкерский лагерь «Морозки» за Птицей приехал его приятель по прозвищу Шмидт. Высокий рыжий парень, обладатель личного автотранспорта, что было довольно неплохо в условиях Зоны.
Шмидт утрамбовывал на заднем сиденье коробку импортных сигарет, которые купил в магазине научников. На сталкерскую базу хорошего курева давно не завозили, «кормили завтраками». А тут вот оказия, которой водитель автомобиля не преминул воспользоваться.
– Хотел бы вам сказать «прощайте», – ответил Птица. – Но мне почему-то кажется, что мы еще встретимся. Причем не по моей инициативе. Поэтому, наверное, да, до свидания.
Шофер справился с коробкой, сел за руль и захлопнул водительскую дверцу.
– Вы не самый плохой начальник, с которым мне пришлось общаться в Зоне, – добавил Сергей, устраиваясь на соседнем с водителем кресле. – Правда, подозреваю, что и не самый простой. За лечение и трофеи – спасибо.
Майор Джейкобсон – то ли шутливо, то ли всерьез, – приложил к головному убору ладонь в воинском приветствии.
Автоматические ударопрочные ворота открылись. Часовой сноровисто откатил с дорожного полотна ленту, утыканную острыми железными шипами, и белая Нива покатила прочь.