Сидела я на натянутом между двумя поваленными деревьями шезлонге. Разгоняла ногой ряску. Сейчас скучно стало, не то что было раньше. Редко кто придет. Да и сама мало куда могу выбраться. Болото не река, вдоль него не стоят базы отдыха.
Я вздохнула и принялась болтать в воде второй ногой. Ни газета, ни книга, ни телефон простенький – ничего до наших краев не доезжает. А без цивилизации скучно. Хоть от тоски и печали к Бабе-Яге иди.
Хотя этим летом приезжала машина с несколькими парочками. Двери в автомобиле открыли, музыку громко включили, смеются. А меня за камышами не видно, я смотрю и жду, что будет дальше. Расположились они, мангал разожгли. Ребята оказались городскими и глупыми, не знали, что ряска только осенью цветет. А летом мое болотце похоже на неплохой пруд.
– Шашлык-машлык! – смеясь кричал кто-то из парней. А девки в воду полезли.
– Тепленькая, – говорили они, – хорошая водичка!
А как выходить, так на них братья наши меньшие напали – пиявки. На жирненьких девок – жирненькие пиявки. Ору было на весь лес. Я смеялась над ними до слез. Подумаешь, пиявки! Девчонки сразу уехать захотели, но мужиков было не оттащить от костра. Вот и сидели две мокрые курочки на берегу, а парни для вида успокаивали их, но потом ушли мясо жарить и пиво пить. Одна девчонка, как циркулярная пила, не могла успокоиться никак. Все жужжала и жужжала. Через несколько часов все уехали, никто из них не остался погостить, а жаль.
А раньше, когда была река… Так, стоп, хватит говорить как бабка. Я и так кикимора весьма специфического вида, так еще и ворчать буду как старушка. Вот в наше время, вот во время моей молодости… Теперь ничего не попишешь.
Мне кажется, что дело не в реке. Скорее, осень навевает такое меланхоличное настроение. Когда понимаешь, что летнее тепло закончилось, становится немного грустно и уныло. Дождик теперь не звонкая капель, а затянувшаяся морось. Солнце не греет как раньше, и птички, мокрые как курицы, сидят нахохлившись. Надо заканчивать грустить, а то в прошлый раз судьба решила пошутить и занесла ко мне на болото поселенца. Да и не одного.
Подъехала машина, из нее выскочил лысоватый мужичок в кремовом пиджачке. Накрутил несколько кругов вокруг автомобиля, потом подбежал к краю болота. Шумно подышал и сделал несколько пассов руками. Затем достал телефон и набрал номер.
– Юрий, вы моя последняя надежда, – резко начал говорить он в трубку. Снова принялся бегать по берегу и дергать то ли галстук, то ли шарф. – Я гарантирую: еще пара сеансов и ваша жена к вам вернется. Гарантирую. Нет, нет, нет. Да что вы говорите, какой развод может быть? Я же от чистой души и за символическую плату. Да, да, да, гарантирую. Да, конечно. Да. Нет, вы просто не понимаете, что терапия – это длительный процесс, это не за один день. Я понимаю, что пошел пятый год, но мы обсуждали, что только на шестой бывают прорывы. Юрий, стойте, погодите, дайте же сказать. В смысле не надо, и другая цель? Мы же к этой не дошли. Юрий, Юрий, алло.
Он отнял телефон от уха и хлопнул раскладушкой. Стоял с опущенной головой, руки повисли вдоль тела. Казалось, он весь поник. Мужичок стал покачиваться с носка на пятку. Я уже хотела спросить: «Как дела?» Но не успела.
– Козлы! – крикнул он так, что где-то в ближайшем лесу вспорхнула птица.
Взмах рукой, и телефон оказался в воде. Этот чудик сразу полез за ним, поскользнулся и ударился головой об корягу. Видимо, ему – хиленькому да и на нервишках – хватило. Лежит на поверхности воды лицом вниз и пузыри не пускает, явно не дышит. Я его на всякий случай палочкой потыкала, а то мало ли. Может, потерял сознание. Сейчас в себя придет, вылезет и будет сохнуть на берегу.
Но нет. Плавает на поверхности час, второй. Хоть сгруппировался бы, а то своими лакированными ботинками в мой любимый камыш как к себе домой плывет. Я двумя пальчиками взяла его за рукав и начала буксировать к середине болота.
– Буль-буль-бульк, – вскрикнул он и поднял голову из воды. – Это полный катарсис!
Его взгляд сфокусировался на мне, он по-бабьи взвизгнул и закатил глаза. Лицо снова плюхнулось в воду, подняв тучу брызг. Да, я прекрасно знаю, что не красавица и внешность у меня своеобразная, но не до обморока же! Как-то с утопленницей-неудачницей три часа на берегу разговаривали, и ни визгу, ни писку. Только она иногда повторяла, посматривая в мою сторону: «В потолке открылся люк, ты не бойся, это глюк».
А тут самый банальный обморок. Я дотащила мужичка до середины болота и отплыла подальше.
– Это полный катарсис, – вскричал он, снова поднимая голову из воды, внимательно посмотрел на меня и спросил: – И где он?
– Кто? – я в недоумении похлопала глазами.
– Мой телефон, – пояснил он.
– А я откуда знаю, наверное, где уронили, там и лежит, – пожала я плечами и, указав направление, откуда приплыл этот тип, сказала: – Где-то в районе того берега. По крайней мере, мне так кажется.
Он поплыл туда и час барахтался, поднимая тину и ил. В результате ему все-таки удалось выловить аппарат.
– Утопленник, – с горечью констатировал он, загрустил, обмяк, плечи поникли. В сыром пиджаке он смотрелся особенно уныло. Казалось, он даже скукожился и уменьшился в размерах.
– Как и ты, – решила я аккуратно прояснить ситуацию.
Он обернулся, несколько долгих минут пристально рассматривал меня. Я улыбалась во все тридцать два зуба.
– Точно? – уточнил он дрожащим голосом. Плюх, телефон снова упал в воду.
– Ага, – кивнула я, продолжая улыбаться.
– А! Спасите, помогите, меня убить пытаются, – с этими словами он выскочил из воды и побежал по полянке в лес.
Истинно, баба! Вначале визжит, потом обморок, теперь орет и ломится не знаю куда. Я присела на корягу, торчащую из воды, и стала наблюдать за шоу одного героя. Он помчался к лесу, влепился в него со всего размаху, как в стену, и принялся ощупывать. Не найдя преграду, он обернулся, я ему помахала в ответ. Он что-то заверещал и побежал к машине, на которой сюда добрался. «Мозги просыпаются», – с усмешкой подумала я. В это время истеричка сел за руль и не сумел завести машину.
Внимание вопрос: как новоиспеченный утопленник сможет уехать на весьма реальной машине? Правильно, никак. Вылез, залез, побегал еще по полянке туда-сюда. Он напоминал муху в перевернутом стакане. З-з-з-з-з, бдзынь, з-з-з-з-з, бдзынь-бдзынь, з-з-з-з-з. Вначале это выглядело забавно, особенно когда он пытался попасть в лес, но теперь его мельтешение начинало утомлять.
– Эй, – окликнула я его, – может, хватит носиться как угорелый? Все равно ты уже ничего не исправишь. Так и бывает, что раз – и вся жизнь перевернулась. И ничего иного не остается, только принять свою судьбу и подчиниться ей. А теперь успокойся и сядь.
– Ты абьюзер? – спросил он, обернувшись ко мне, пока я задумчиво молчала, недоумевая, откуда в моей голове могли родиться такие мысли.
– Кто? – не поняла я.
– Ты, не я же, – ответил он, поджимая губы и закатывая глаза.
– Я кто? – я совершенно не понимала, что он имеет в виду.
– Абьюзер, – он цокнул языком и покачал головой, демонстрируя своим видом, как ему тяжело общаться с такой безграмотной. – Ты привыкла всех контролировать, подавлять и принуждать к действию. А еще постоянно критиковать и обесценивать.
– С чего ты взял, что я подавляю кого-то? – удивилась я.
– Ты нарушаешь мои личные границы, говоришь, что мне делать: что я могу, а что нет, – он начал расхаживать по полянке, сложив руки на груди.
Я никак не могла понять: он шутит или на самом деле уверен, что я, сказав две фразы, что-то там нарушаю. Я попросила его успокоиться: толку бегать, если ты уже утонул и не можешь вернуться назад. Надо смириться и дальше действовать. Позвонить в пенсионный фонд, и тебя, неучтенного, заберут, успокоят, упокоят.
– А что такое «катарсис»? – спросила я, когда он закончил разглагольствования о феномене абьюза, его граница, скрытых мотивах. Мужичок посмотрел на меня, поджал губы и засопел. Молчание затянулось.
– А где мой телефон? – вдруг ответил он вопросом на вопрос.
– Наверно, где-то в воде. Он же утонул, а ты потянулся его доставать и упал, – я пожала плечами.
– А потом ты меня утопила, – он горестно вздохнул. – Конечно, ты тут одна сидишь, и меня, молодого, полного сил и энергии, с большими перспективами, погубила себе на потеху. Абьюз, как есть абьюз.
– Знаешь, – уже не выдержала я, – на фиг мне тут никто не нужен. Особенно напыщенный, самовлюбленный мальчик, который строит из себя невесть что. Ты сам во всем виноват. Твои и только твои действия привели к тому, что ты утонул. Я тут ни при чем.
Выбесил, реально выбесил своими обвинениями, что я такая плохая, а он весь в белом, ни в чем не виноват. На фиг он мне сдался, я и в одиночестве себя чувствую чудесно.
Я подплыла к ветке дерева, которая свисала над водой, забралась на нее. Прошлепала босыми ногами по стволу и, спрыгнув на берег, пошла к себе в избушку. А наш великий и ужасный обиделся и продолжил искать телефон, по крайней мере, полез в воду под корягу, примерно в том же месте.
Потом он поселился под этой корягой, иногда показывался, гневно посматривая в мою сторону и выкрикивая: «Катарсис, манипуляция, абьюз, провокация». Я быстро привыкла и уже не обращала внимание. Надеялась, что приедет полиция, отыщут тело и увезут его отсюда, или утопленник сам найдет занятие получше и уйдет. А может, наконец водяной получит документы из пенсионки и явится за своим неучтенным.
Недели через три или месяц слышу: подъехало несколько машин. Выскользнув из дома, я нырнула в камыши и увидела три больших, темных джипа на толстенных колесах. Все двери открылись синхронно, кроме одной, и на полянку высыпали парни: одинаковые, в черных костюмах и черных очках. «Все равны, как на подбор» – вспомнился мне классик русской литературы, с ними дядька, судя по тому, что ему открыли двери и он вальяжно вышел из автомобиля – это Черномор. Мужчины подошли к багажнику одной из машин и начали вытаскивать оттуда пухленького парнишку.
– Мужики, вы серьезно? Может, не надо сразу топить-то, – спокойно уговаривал попутчиков он.
– Евгений Степанович, вы же выиграли суд? Выиграли. А вас для чего наняли? Проиграть. Это так сложно было? Просто взять и запутаться в вопросах или не настаивать на ответах, – с печальным выражением лица проговорил чернобородый и развел руками. Затем он обратился к парням: – Доставайте!
– Мужики, – громче взмолился пухленький Женя, – я ведь сразу говорил, что там нет возможности проиграть. Все как на ладони, просто и логично. Давайте мы придумаем какой-то другой вариант.
– Докладывай, – приказал Черномор подошедшему парню.
– На том берегу есть сторожка, там лесники ночуют, когда на охоту идут. Больше ничего здесь нет. – Главный кивнул, а отчитывающийся скрылся из поля зрения.
Я порадовалась своей предусмотрительности. Эту сторожку я давно облюбовала в качестве своего дома. Очень хотелось расположиться с размахом, соорудить полки с книгами и вещами. Но меня останавливало то, что лесники все же в сторожке ночуют. Придут и увидят женские вещи, примутся искать заблудившегося человека или отшельницу. А показываться людям мне как-то особо не хотелось. Нашла плохо прибитую доску, выдолбила за ней нишу и туда сложила все свои вещи.
– Поздно, Евгений Степанович, поздно. Вы же понимаете, что я не могу такое оставить безнаказанным. Меня в городе не поймут. Могут подумать, что я стал мягче, – все так же печально говорил чернобородый. На его лице отражалась вселенская грусть. – Парни, несите.
Из машины достали раскладной стул, тазик, канистру и серый мешок. Тут мне стало любопытно, что происходит.
Пухляш продолжал кричать в том же духе. Парни усадили его на стул, в канистру набрали воды из болота и стали разводить какую-то смесь из мешка. Ничего себе, они явно пересмотрели «Крестного отца».
– Чем ныть, лучше наслаждайся природой. Еще полчаса, и все, мы с тобой расстанемся, – чернобородый слегка наклонил стул с парнем, пнул тазик и опустил его ноги в раствор.
Парни о чем-то тихо переговаривались, Евгений молчал, наверное, молился или вспоминал, что детей не вырастил, дом не построил. Я бы на его месте именно так и сделала. Затем мужчины взяли его и закинули на середину болота. Как будто знали, где поглубже, ряски побольше и трясина. А она если поймает, уже не отпустит, по крайней мере, живого, да и тут такой груз еще висит на ногах. Бултых. Ухнул бедняга.
Парни отряхнули руки и расселись по машинам. Чернобородый еще некоторое время постоял, посмотрел, как на поверхность поднимаются пузырьки. Их становилось все меньше и меньше. Затем они совсем пропали, лишь колыхалась вода, затянутая ряской. Но и она вскоре тоже стала ровной и гладкой.
– Эх, Евгений Степанович, Евгений Степанович, – вздохнул Черномор и посмотрел на меня. Я отпрянула поглубже в камыши. В голову даже закралась мысль, что знаки для отвода глаз, расположенные вокруг болота, потеряли силу. Задержала дыхание. Мужик пригляделся, качнул головой и тоже сел в автомобиль.
Они уехали. А я потом целый месяц выковыривала этого Евгения Степановича из цемента. Жалко его было: такой мяконький, пухленький парень и не всплывает.
Вначале он называл меня богиней, нимфой, дивой лесной и болотной. Потом уже стал говорить: «Марина», «Как дела?», «Что там на поверхности?». Он несколько раз признавался мне в любви и хотел жениться, но я прекрасно знаю, все про парней. Уже одному такому поверила.
Нет, мальчики, я уж лучше буду дружить и ничего больше. Вы только словами разбрасываетесь, нисколько не задумываясь о последствиях. Хватит, один раз налюбилась на всю оставшуюся жизнь. Достаточно одного хорошего урока.
Выбравшись на волю, этот активный парень принялся лавочки делать около болота, облагораживать все вокруг. Говорил о создании группы по спасению высыхающих болот и просвещении местного народа. А также, что я как спасительница теперь должна выйти за него замуж. Если первые моменты я еще терпела, то последнее предложение было категорически отвергнуто. Мужикам я не верю, а с утопленниками связываться еще хуже. Единственный, с кем я нашла общий язык, – леший. Тогда он пришел вовремя и спас этого Евгения Степановича, а то руки чесались его обратно в цемент заковырять.
– О глаз моих очарование, – вышел из леса носатый, худой парень с загорелой кожей, которая в свете солнца казалась золотисто-коричневой. – Как дела, прекрасная Немезида?
– Пашка, как хорошо, что ты пришел! – я обняла старого знакомого. – Я тебе компаньона нашла. Забери его, пожалуйста, он меня максимально утомил. Представляешь, хочет меня у тебя отбить.
– Пардоньте-пардоньте, – развел руками пухляш. – Я не понял сразу, что дама уже занята.
– Вот, надо вначале спрашивать, а потом раскатывать губу, – рассмеялся парень и протянул руку. – Пашка.
– Жека, – подал он руку в ответ.
Я быстро сбежала от славной компании. На этом любовь Жени закончилась. Зато с лешим они сдружились и постоянно играли в шахматы. Для меня главное было, что от меня отстали, а в остальном – делайте что хотите.
С Пашкой мы знакомы давно и смеясь шутим, что между нами любовь. Ведь во всех сказках леший и кикимора – муж и жена. Бывает такое, что ты точно знаешь, что кроме флирта ничего между тобой и парнем быть не может. Даже если сильно постараться или пожить вместе, вряд ли что-то получится. И пусть у вас схожие привычки, вы понимаете шутки друг друга, это лишь вариант дружбы.