На сообщение Клариссы каждый из присутствующих отреагировал по-своему. Джереми весь зашелся от смеха, подошел к хозяйке дома и поцеловал ее, в то время как сэр Роланд застыл, разинув рот от изумления, а Хьюго, казалось, не мог решить, как отнестись к тому, что их обоих выставили полными дураками.
Когда наконец сэр Роланд вновь обрел дар речи, он произнес:
– Кларисса, вы бессовестная обманщица.
Однако в голосе его звучала нежность.
– Понимаете, – отозвалась Кларисса, – сегодня выдался такой промозглый день, что в гольф вы играть не могли. Должны же вы были как-то развлечься – ну и развлеклись, дорогие мои, разве нет?
– Да уж, – воскликнул сэр Роланд, направляясь с подносом к двери. – Неужели вам не стыдно, так оконфузить двух почтенных джентльменов. Выходит, только юный Уоррендер угадал, что везде было налито одно и то же.
Хьюго наконец рассмеялся и последовал за сэром Роландом.
– И кто же этот знаток? – вопрошал он, положив руку на плечо друга. – Кто же это ни с чем не спутает «Кокберн» двадцать седьмого года?
– Ладно-ладно, Хьюго, – покорно соглашался сэр Роланд. – Давайте-ка лучше отведаем еще, чем бы это ни было.
Беседуя, мужчины проследовали в холл, и Хьюго затворил за собой дверь.
Джереми уселся на диван рядом с Клариссой.
– Ну а теперь, Кларисса, – начал он обличающе, – что значит вся эта история с герцословакским министром?
Невинные глаза Клариссы уставились на него.
– А что с ним? – спросила она.
Направив на хозяйку дома обвиняющий перст, Джереми проговорил медленно и отчетливо:
– Он, облаченный в макинтош, трижды пробежал до привратницкой и обратно за четыре минуты пятьдесят три секунды?
Мягкая улыбка тронула губы женщины.
– Герцословакский министр душка, но ему хорошо за шестьдесят, и я сильно сомневаюсь в том, что он вообще куда-нибудь бегал последние годы.
– Итак, ты все это выдумала. Они мне сказали, что ты вполне способна на это. Но зачем?
– Ну-у, – задумчиво протянула Кларисса, и ее улыбка стала еще шире, – весь день ты жаловался, что мало времени уделяешь спорту. Вот я и решила помочь тебе по-дружески. Без толку было бы уговаривать тебя побегать по лесам, чтоб ты немного встряхнулся, а вот на вызов ты непременно ответишь. И я придумала то, что послужит тебе вызовом.
Джереми издал комически-гневный стон.
– Кларисса, – поинтересовался он, – ты когда-нибудь говоришь правду?
– Разумеется, иногда, – призналась Кларисса. – Но когда я говорю правду, никто даже не притворяется, что верит мне. Очень странно, да? – На мгновение она задумалась, потом продолжила: – Мне кажется, когда выдумываешь, так увлекаешься, что все звучит куда убедительней.
Она медленно подошла к стеклянной двери, ведущей в сад.
– У меня сосуды могли лопнуть, – пожаловался Джереми, – а тебе на это было ровным счетом наплевать.
Кларисса рассмеялась. Открывая дверь, она заметила:
– Кажется, проясняется. Похоже, вечер будет замечательный. Как восхитительно пахнет в саду после дождя. – Она высунула голову наружу и вдохнула полной грудью. – Нарциссы.
Когда она вновь затворила прозрачную дверь, к ней подошел Джереми.
– Неужели тебе действительно нравится жить в этой глуши? – спросил он.
– Я здесь все просто обожаю.
– Но тебе должно до смерти наскучить, – воскликнул он. – Все это настолько несовместимо с тобой, Кларисса. Наверное, тебе ужасно не хватает театра. Я слышал, в юности ты была им просто одержима.
– Да, была. Но я ухитряюсь прямо здесь творить мой собственный театр, – рассмеялась Кларисса.
– Но ты могла бы играть первую скрипку в захватывающей лондонской жизни.
Кларисса снова засмеялась.
– Это где, на приемах и в ночных клубах? – спросила она.
– Да, на приемах. Ты бы стала блестящей хозяйкой, —со смехом убеждал ее Джереми.
Она повернулась к нему:
– Звучит, как в бульварном романе начала века. Как бы то ни было, эти дипломатические приемы чудовищно унылы.
– Но здесь ты прозябаешь как в пустыне, растрачивая молодость, – настаивал он, вплотную приблизившись к женщине и пытаясь взять ее за руку.
– Я – прозябаю? – переспросила Кларисса, отдергивая руку.
– Да, – с жаром воскликнул Джереми. – А тут еще Генри.
– Что – Генри? – Кларисса принялась теребить подушку мягкого кресла.
Джереми пристально посмотрел на нее.
– Я представить себе не могу, зачем ты вышла за него замуж, – собравшись с духом, выпалил он. – Он намного старше тебя, у него дочь-школьница. – Молодой человек облокотился на ручку кресла, все еще не сводя глаз с Клариссы. – Не сомневаюсь, человек он превосходный, но при этом остается напыщенным, чванливым ничтожеством. Расхаживает, будто индюк. – Он остановился в расчете на реакцию собеседницы, но, не дождавшись ответа, продолжил: – Глядя на него, удавиться можно от скуки.
Она по-прежнему молчала. Джереми предпринял новую попытку.
– И полное отсутствие чувства юмора, – раздраженно пробормотал он.
Кларисса с улыбкой разглядывала его и молчала.
– Думаю, ты полагаешь, что мне не следовало всего этого говорить, – воскликнул Джереми.
Кларисса присела на край скамеечки.
– О, не беспокойся, – сказала она. – Говори все, что тебе хочется.
Джереми подошел к скамеечке и сел рядом.
– Итак, ты признаешь, что совершила ошибку? – напряженно произнес он.
– Но я не совершала ошибки, – последовал мягкий, но категоричный ответ. Затем она добавила, поддразнивая его: – Ты делаешь мне неприличное предложение, Джереми?
– Ясное дело, – не замедлил с ответом Джереми.
– Как мило, – воскликнула Кларисса. Она слегка подтолкнула его локтем. – Ну, продолжай.
– Думаю, мои чувства для тебя не секрет, Кларисса, —довольно уныло отозвался Джереми. – Но ты лишь играешь со мной, ведь правда? Кокетничаешь. Еще одно развлечение. Дорогая, можешь ты хоть раз стать серьезной?
– Серьезной? Что в этом хорошего? – отозвалась Кларисса. – Мир и так слишком серьезен. Мне нравится себя ублажать и нравится, когда все вокруг меня получают удовольствие.
Горькая улыбка скривила губы Джереми.
– Я получил бы несравнимо большее удовольствие, если бы ты сейчас отнеслась ко мне серьезно, – заметил он.
– Ну, приступай, – игриво приказала она. – Разумеется, ты ублажаешь себя. Вот, пожалуйста, ты гость нашего дома на все выходные, вместе с моим обожаемым крестным Роли. И милый старый Хьюго тоже приехал выпить вечерком. Они с Роли такие смешные. Разве ты можешь сказать, что это не развлекает тебя?
– Естественно, я развлекаюсь, – признал Джереми. – Но ты не даешь мне сказать то, что я действительно хочу сказать тебе.
– Не глупи, дорогой, – ответила Кларисса. – Ты можешь говорить мне все, что вздумается, ты сам это прекрасно знаешь.
– Правда? Ты это серьезно? – спросил он.
– Конечно.
– Что ж, очень хорошо. – Джереми встал и посмотрел ей в глаза. – Я люблю тебя, – объявил он.
– Я так рада, – живо отреагировала Кларисса.
– Совершенно неверный ответ, – недовольно проворчал Джереми. – Тебе следовало сказать серьезно и с состраданием: «Я так сожалею».
– Но я совсем не сожалею, – возразила Кларисса. – Я довольна. Мне нравится, когда люди любят меня.
Джереми вновь уселся рядом с ней, но на этот раз отвернулся. Вид у него был очень расстроенный.
Бросив на него взгляд, Кларисса спросила:
– Ты сделал бы для меня все на свете?
Джереми повернулся к ней и страстно провозгласил:
– Ты же знаешь. Все. Все на свете.
– Правда? Предположим, например, что я убила кого-нибудь. Поможешь ли ты… нет, я молчу.
Она встала и отошла на несколько шагов.
Джереми не отрывал от нее глаз.
– Нет, продолжай, – потребовал он.
Она помолчала, будто раздумывая, затем заговорила:
– Ты только что спрашивал, не наскучило ли мне в этой глухомани.
– Да.
– Что ж, пожалуй, можно сказать и так, – призналась она. – Или, вернее, можно бы было сказать, если бы не мое сокровенное увлечение.
Джереми был озадачен.
– Сокровенное увлечение? Что это?
Кларисса глубоко вздохнула.
– Видишь ли, Джереми, – начала она, – жизнь моя всегда была спокойна и счастлива. Со мной никогда не происходило ничего увлекательного, поэтому я затеяла свою маленькую игру. Я называю ее «если бы».
Джереми недоуменно переспросил:
– Если бы?
– Да, – сказала Кларисса, вышагивая по комнате. – К примеру, я могу спросить себя: «Если бы однажды утром я обнаружила в библиотеке мертвеца, что бы я делала?» Или: «Если бы здесь однажды появилась некая дама и сообщила мне, что она и Генри тайно обвенчались в Константинополе и, таким образом, он двоеженец, что бы я ей ответила?» Или: «Если бы я не зарыла в землю талант и стала актрисой?» Или: «Если бы мне пришлось выбирать между изменой родине и тем, чтобы Генри застрелили у меня на глазах?» Понимаешь, что я имею в виду? – Она вдруг широко улыбнулась Джереми. – Или даже… – Она уселась в кресло. – Если бы я сбежала с Джереми, что бы было потом?
Джереми подошел и преклонил колени рядом с креслом.
– Я польщен, – сообщил он. – Но можешь ли ты на самом деле представить себе столь невероятное событие?
– О да, – еще шире улыбнулась Кларисса.
– Ну? И что бы было потом? – Он сжал ее ладонь.
И снова она выдернула руку.
– Ну, последнее время я играла, будто мы на Ривьере, в Жуан-ле-Пене, и Генри преследует нас. С револьвером.
Джереми вздрогнул:
– Боже мой! Он застрелил меня?
Кларисса задумчиво улыбалась, будто припоминая.
– Чудится мне, что он сказал… – Она помолчала, а затем, выбрав наиболее драматическую интонацию, продолжила: – «Кларисса, или ты вернешься ко мне, или я убью себя».
Джереми вскочил и сделал несколько шагов.
– Очень мило с его стороны, – недоверчиво проговорил он. – Трудно представить себе нечто более непохожее на Генри. Но, как бы там ни было, что же ты на это ответила?
Самодовольная улыбка не сходила с губ Клариссы.
– На самом деле я разыграла оба варианта, – призналась она. – В одном случае я говорю Генри, что ужасно перед ним виновата. Я совершенно не хочу, чтобы он кончал с собой, но любовь моя к Джереми столь велика, что я ничего не могу с собой поделать. Рыдая, Генри падает к моим ногам, но я непреклонна. «Я люблю тебя, Генри, – говорю я, – но я жить не могу без Джереми. Это прощание». Затем я кидаюсь в сад, где ты ждешь меня. И мы бежим через сад по тропинке, ведущей к парадным воротам, мы слышим звук выстрела, но продолжаем свой бег.
– Святые небеса, – выдавил из себя Джереми. – Так и сказала, да? Бедный Генри. – На мгновение он задумался, затем продолжил: – Но ты говорила, что разыграла оба варианта. Что же произошло во втором?
– О, Генри был так несчастен и умолял так жалобно, что сердце не позволило мне оставить его. Я решила отказаться от тебя и посвятить жизнь счастью Генри.
Теперь Джереми выглядел совершенно убитым.
– Что ж, дорогая, – уныло заговорил он, – развлекайся, конечно. Но, пожалуйста, очень тебя прошу, побудь немного серьезной. Я не шучу, когда говорю, что люблю тебя. Я давно, очень давно люблю тебя. Ты не могла этого не видеть. Уверена ли ты, что у меня нет ни малейшего шанса? Неужели ты действительно хочешь провести остаток жизни со скучным старым Генри?
Кларисса воздержалась от ответа, ибо в комнате возникло худое долговязое дитя двенадцати лет в школьной форме и с ранцем. Войдя, девица завопила:
– Приветик, Кларисса!
– Привет, Пиппа, – ответила ее мачеха. – Ты опоздала.
Пиппа швырнула шляпу и ранец на свободный стул.
– Урок музыки, – лаконично пояснила она.
– Ах да, – вспомнила Кларисса. – Сегодня у тебя фортепьяно. Было интересно?
– Нет. Ужасно. Повторяешь и повторяешь эти мерзкие упражнения. Мисс Фарроу говорит, мне надо развивать пальцы. Она не дает мне играть чудесную пьеску, которую я выучила. Есть тут какая-нибудь еда? Я умираю от голода.
Встав с кресла, Кларисса спросила:
– Разве ты не съела в автобусе положенные плюшки?
– Да, – признала Пиппа, – но с тех пор уже полчаса прошло. – Ее молящий взгляд, устремленный на Клариссу, был весьма потешным. – Может быть, кусочек пирога или что-нибудь, лишь бы протянуть до ужина.
Расхохотавшись, Кларисса взяла девочку за руку и повела ее к двери в холл.
– Посмотрим, вдруг что и отыщется, – пообещала она.
Когда они выходили, Пиппа взволнованно спросила:
– А не осталось что-нибудь от того пирога… ну, с вишнями наверху?
– Нет, – отозвалась Кларисса, – ты еще вчера его прикончила.
Джереми улыбнулся и покачал головой, прислушиваясь к их удаляющимся голосам. Как только голоса затихли, он стремительно бросился к секретеру и торопливо открыл несколько ящиков. Но вдруг услышав из сада энергичный женский голос, зовущий: «Эй, вы, там!», он вздрогнул и поспешно задвинул ящики. Он повернулся к выходящей в сад застекленной двери и увидел, как ее открывает крупная, жизнерадостная на вид женщина около сорока в твидовом костюме и резиновых сапогах. Увидев Джереми, она замерла на ступеньке и спросила весьма бесцеремонно:
– Тут миссис Хейлшем-Браун?
Джереми с деланной небрежностью отступил от секретера и медленно подошел к дивану.
– Да, мисс Пик. Она как раз пошла на кухню с Пиппой, дать ей что-нибудь перехватить перед ужином. Вы же знаете, у Пиппы волчий аппетит.
– Детям не следует кусочничать между едой, – последовал звучный ответ мужеподобной дамы.
– Вы войдете, мисс Пик? – осведомился Джереми.
– Нет, не войду, из-за моих сапог, – разразилась она громовым смехом. – Войди я сюда, притащу с собой полсада. – Она вновь расхохоталась. – Я только хотела спросить, какие овощи она желает к завтрашнему обеду.
– Ну, я боюсь, что я… – начал было Джереми, но мисс Пик оборвала его.
– Скажите, что я вернусь, – прогудела она.
Она потопала прочь, но вдруг обернулась к Джереми.
– Э, вы будете осторожны с тем секретером, не так ли, мистер Уоррендер? – безапелляционно заявила она.
– Да, разумеется, – ответил Джереми.
– Это ценная старинная вещь, вы же понимаете, – пояснила мисс Пик. – И вам не следует выдергивать оттуда ящики.
Джереми ошеломленно уставился на нее.
– Простите великодушно, – оправдывался он. – Я просто искал бумагу.
– Средний ящик, – рявкнула мисс Пик, выставив указующий перст.
Джереми повернулся к секретеру, открыл средний ящик и вытащил лист писчей бумаги.
– Вот так-то, – так же бесцеремонно продолжила мисс Пик. – Поразительно, как часто люди не видят того, что лежит у них под самым носом.
Она оглушительно фыркнула и зашагала прочь. Джереми тоже подобострастно захихикал, но резко оборвал смех, как только она скрылась из виду. Он готов уже был вернуться к секретеру, как вернулась жующая плюшку Пиппа.