Скоро запыхавшаяся дочь вернулась, и еще издали прокричала мне этот проклятый код, отчетливо проговаривая каждую цифру.
– Вот черт! – развела руками почтальонша. – Время ожидания уже вышло. Нужно по новой подтверждать.
Очередь обреченно вздохнула и переключилась на бытовые разговоры.
– Прихожу в сарай, – говорила одна хуторянка с замученным лицом. – Батюшки рОдные, а там гусята штабелями лежат! Я за мужем в хату. Пока растолкала, приходим, а их и след простыл.
– Это клыса, – закивала головой какая-то бабка, не выговаривающая из-за своей беззубости букву «р». – Ты ей, дочка, в зоомагазине конфетки специальные купи вкусные. Я так своих вывела…
– Да, какая крыса, Матрена Степановна! Птица уже подращенная была, по килограмма два, должно быть, каждая тушка.
– Ну тогда кошка! – предположил усатый мужичок в кепке, по-глупому улыбнувшись.
– Да какая кошка, дурень! Говорю тебе, каждая тушка по килограмма три живого веса, а гусят штук пятнадцать было…
– Ну значит, несколько кошек, – засмеялся все тот же мужичок.
– Молчи! – обиделась пострадавшая.
– Это Ножик за старое взялся, – вмешалась в спор только что вошедшая на почту худющая тетка в белом халатике. И когда все взгляды были устремлены на нее, она уверенно заморгала. – Ну этот сидевший… на днях вышедший… Я к нему пришла намедни, прививку хотела от туберкулеза впендюрить, а он меня чуть не зарезал, сволочь…
Очевидно, это была местный фельдшер, помешанная на прививках и жутко озлобленная на тех, кто от них отказывается.
– Да, что ты брешешь, Танька! Какой Ножик!? – раздались голоса из толпы.
– Говорю, это Ножик! – настаивала фельдшер, чуть ли не зашипев от злости, точно змея.
– А я говорю, не Ножик! – уперлась в бока пострадавшая. – Ренат (участковый) изучал следы в огороде и сказал, что зверь этот, примерно вот такого роста, но не лиса… Прямоходящий, когтистый и плоскостопие на правой лапе.
– Батюшки, батюшки… – кто-то запричитал в толпе и стал креститься.
– Так ты ему конфетки эти купи, – все заладила Матрена Степановна, известная в округе сторонница всевозможных ядов. – Покидай везде по углам, дочка. Авось окочурится… Я своих клыс всех так повывела… и соседских тоже… Где купить-то? В зоомагазине в станице купи и делов-то… Да вот одна, кажется, завалялась… – и бабушка стала обыскивать себя в поисках отравы.
От этого всего добродушия мне стало в прямом смысле жутковато, и я старался держаться поближе к стойке, с надеждой поглядывая на посылку на коленях современного Печкина.
– Что делать-то? – спросил я похитительницу чужого добра. – Может, свой номер вобьете?
– Ага, нашел дуру! Ты посылку заберешь, а потом скажешь, что не брал, а мне потом отвечать… – возразила почтальонша. – К тому же нужен код подтверждения с того номера, который я уже ввела в программу. Я же его уже вбила, а как поменять, не знаю. Так что давай двигай за телефоном. Другого варианта нет. Видишь, люди ждут.
Люди, действительно, ждали и смотрели на меня с мрачными лицами. Между тем, эта беззубая бабушка шептала им на ухо.
– Говолю, в таких делах только конфетка поможет.
Так что надо было решать возникшую проблему, как можно быстрее.
– Ну что съездишь еще один разок? – обратился я к дочери. – Привези телефон, чтоб сто раз не бегать.
– Угу… – понимающе кивнула она.
Находиться в такой враждебной обстановке было невыносимо, и я вышел на дорогу, где ко мне подъехал на велике Васька со скрученным в рулон поролоном. Как оказалось, поролон ему этот выдала администрация, как социальное пособие официально безработному. Предлагали еще на выбор ватный матрас, но он отказался, заявив: «На кой он мне ватный? Вата слеживается. А вот поролон в хозяйстве везде сгодится. Из него губки для мытья посуды даже можно сделать».
Васька был парень неплохой, но ушлый, жуть. Я ему как-то в самом начале нашего приезда помогал с колхозного поля катить колесо прошлогодней соломы. Сейчас мы перекинулись с ним парой фраз, и я у него спросил, расквитался ли он хоть с одним из кредитов, которых он набирал с поразительной легкостью. Он беззаботно рассмеялся в ответ и сказал, что у него на примете есть еще один банк, который закрывает глаза на плохие кредитные истории и раздает всем деньги налево и направо.
– И что, дадут? – удивлялся я тогда.
– Дадут, если я приведу еще такого же клиента. Сам не хочешь попробовать? У них процент небольшой, без поручителя, до миллиона в день обращения…
– Нет уж, спасибо… – вежливо отказался я, чувствуя явный подвох. – Бесплатный сыр только в мышеловке.
– Ну, не хочешь, как хочешь. На жену, наверно, оформлю тогда. Она беременная, один черт, ни черта не делает, – чесал он свой косой подбородок.
Между тем, Настя уже бросила велосипед на обочине и скрылась за деревьями нашего дома. Я вздохнул, примерно прикинув сколько времени еще ее ждать.
Пока мы с Васькой дымили и обсуждали, что хуже слеживается поролон или ватный матрас, к нам подошел белобрысый парень. От него сильно разило дешевой брагой, а на впалой обнаженной груди висела фанерка – «Зарежу недорого».
– Салам, начальник! – прищурил он один глаз, поглядывая пристально на мою рубаху. – Что за кипиш? Дай «сигу».
Я покачал головой и указал взглядом на Ваську, свои-то я уже раздал, и тот угостил белобрысого.
– Душевно, а прикурить? – промычал тот, зажав выцарапанную из пачки сигаретку в зубах.
Васька дал ему и зажигалку, но у закуривающего долго не получалось прикурить, и он попросил кого-то из нас чиркнуть ему. Затянувшись в кулак этот подозрительный парнишка опять прищурился.
– А вы Жучку мою не видели? – спросил он, пошатываясь.
– Да вон она… – показал я на маленькую зашуганную собачонку, которая семенила по асфальту на оторванном поводке.
Парень подозвал ее свистом, но она, напротив, побежала совсем в другую сторону.
– Куда? Куда? – покачал головой он, а потом, махнув рукой, переключил свое вялое внимание на нас.
Помню, как мы немного потрепались о недавно установленной на повороте камере видеофиксации. Я возмутился, что на том месте нет предупреждающего знака, а сама дорога так раздолбана, что без заезда через сплошную просто не проедешь.
– Грамотно они все придумали, – согласился со мной Васька. – Я там на велосипеде-то проехать даже не могу.
– Это комерсов будут стричь, а то летают, как угорелые. Меня чуть вот вчера не сбили, – и белобрысый тут же сделал неприличный жест руками проезжающей мимо машине.
В ответ ему просигналили, но не остановились, предпочтя не связываться.
– Клевая рубашечка… – вдруг заметил мою обнову он. – А ты что, кОзак, из Воробьевки? Что-то я тут тебя раньше не видел…
Я попытался объяснить, что раньше все на Руси ходили так, но на меня равнодушно икнули.
– А где же твоя шашка, кОзак? Козак без шашки, что кочет без яиц. Вот смотри, какая у меня шашка! – И он достал из кармана огромный тесак, лезвие которого пугающе блеснуло на солнце.
Мы с Васькой немного опешили от вида холодного оружия, а белобрысый, довольный тем, какое неизгладимое впечатление он производит, хлопнул меня фамильярно по плечу и поплелся дальше своей дорогой.
– Если кого зарезать, обращайтесь… – крикнул он сидящим на лавке у забора бабкам, махая им своим внушительным тесаком, и те дружно закивали головками, как китайские болванчики.
– Вот, блин, зажигалку не вернул! – спохватился Васька. – Знаешь, кто это? Это Ножик, недавно из тюрьмы вернулся. Раньше крал все, что плохо лежит. А сейчас зарабатывает тем, что бабкам козлов режет.
Я тревожно посмотрел вслед недавно освободившемуся из мест не столь отдаленных.
– Ты это, с ним не ругайся, – предупредил меня Васька. – Его не зря Ножиком прозвали. Чуть что, за ножик хватается… И бензокосилку спрячь куда подальше, а то у Людки из восемьдесят третьего дома уже пропала.