В Греции, на полуострове Пелопоннес, в долине Эврот, расположилось государство Спарта. Оно славится своими бравыми войнами, безукоризненной дисциплиной и самыми красивыми женщинами.
В этой долине нет места трусам, ворам и прочим маргинальным прослойкам общества. Уже как с полвека всех негодяев предали земле, сбросив с горы Тайгет. Если бы нашелся смельчак, который смог спуститься вниз, то его взору предстали бы целые горы скелетов разных размеров. Как можно догадаться, эти останки принадлежали некогда людям, которые не имели нравственного стержня.
Неподалёку от берегов Гиреона располагается питейное заведение. Основной фауной здесь являются рыбаки, которых приписывали к гипомейонам, либо периэкам, что было вполне справедливо. Да никто и не жаловался.
Название бар носит соответствующее: «Рыба&Кость». Его двери круглосуточно находятся в движении. Отважная сотня рыбаков ловит рыбу и днём, и ночью, не давая лодкам просохнуть, и не давая скуке сломить свой дух раньше времени. Постоянный конвейер тел заполняет единственное питейное пристанище, тем самым не давая ему времени на сон и отдых.
Здесь, в этих прокуренных стенах – два хозяина. Оба седовласые, гордые мужчины, которые делят одну спальню на втором этаже, отдыхая по очереди. Агис – тот, что пониже, работает за барной стойкой днём, а его чуть более высокий партнёр Агесилай бодрствует ночью.
В эти окраины сами граждане Спарты заходят редко. Только раз в месяц два спартанца спускаются в эти корки владений своего царя, чтобы собрать подать с хозяев за право заниматься бизнесом.
У рыбаков же имелся свой атаман, который скупал всю пойманную рыбу, а затем, со своими подельниками, отвозил товар на воскресную ярмарку в город, где и продавал всё в два раза дороже.
Сам атаман полукровка. Поговаривают, что его отец был спартанцем, который по пьяни обрюхатил немощную женщину в кустах. Гражданства атаман не получил (да и не смог бы, таких сбрасывали с вышеупомянутой скалы), но зато он обзавёлся связями благодаря глупости своего папаши. И теперь беспрепятственно мог проворачивать свои воскресные торги.
Жизнь на окраине идёт своим чередом, никто не чувствует себя ущемлённым или обиженным. Каждый здесь находит себе занятие по душе.
Чуть севернее живёт семья потомственных рыбаков. Мать осталась с двумя сыновьями совсем одна, так как муж её скончался в прошлом году. Ему стукнул сорок седьмой год, когда непонятная хворь сломила сначала его дух, а потом и его тело. Местные ведуньи говорят, что это был затяжной триппер, но их (сумасшедших) никто не слушает. В таких убогих – даже не плюют.
Отец покинул мирские земли, но оставил после себя двух чудесных сыновей: Аристида и Йоргоса. Аристид старше брата всего на год, через месяц ему должно стукнуть восемнадцать лет. Йоргос, хоть и младше брата, но ростом вышел куда лучше. Оба абсолютно не похожи друг на друга. Создаётся впечатление, будто мать их понесла от разных мужчин.
До того как умереть, отец успел обучить сыновей своему ремеслу. Он успел рассказать все секреты и тонкости ловли разными способами, и разным инвентарём. Поэтому, после его кончины братья стали главными добытчиками в семье.
Можно было бы предположить, что общее дело объединит двух родных людей, но случилось ровно наоборот. Нельзя сказать, чтобы братья всё время соперничали, но на рыбалку они ходили всегда порознь. И никто не сможет сказать почему.
Когда Йоргос и Аристид изредка пересекаются вне стен родного дома, их видят спокойно болтающими на разные темы, но никогда они не говорят на тему рыбалки. Они избегают этой темы так старательно, что если не знать юношей лично, то можно вообще принять их не за рыбаков, а за обычных бездельников.
После смерти отца Йоргос оставил себе его трезубец, как главное орудие для рыбалки. А Аристид забрал отцовскую сеть. Мальчики никогда не менялись своими инструментами. Трезубец и Сеть стали для них главной философской чертой, и главным отличием даже больше, чем внешность. Эти предметы отражались и в их характере.
Йоргос – острый на словцо. Складывалось впечатление, что и тело его заточено так же, как и его трезубец: стройное, конечности тонкие, но очень жилистый рельеф. Даже в обычном разговоре Йоргос резко выплёвывает слова, напористо, без всяких там мычаний.
Аристид, со своей сетью, наоборот: достаточно обстоятельный юноша. Каждое своё слово он строго обдумывает, прежде чем произнести его вслух. Он постоянно выжидает, хороший слушатель. И только после всех обстоятельных словесных «ухаживаний» он собирает улов.
Несмотря на тот факт, что оба юноши такие разные – мечта у них была общая. И Йоргос, и Аристид с детства мечтали стать спартанцами. Полноценными гражданами и могущественными войнами этой святой земли. Ещё в детстве, возвращаясь домой с отцом, они увидели у бара двух спартанцев – гоплитов. Они увидели их могучие руки, мускулистые шеи. Они восхитились позолоченной бронёй и острыми, длинными копьями.
В тот день мальчики долго не могли уснуть, и втайне от родителей начали обсуждать воинов, говорить друг другу, что когда они вырастут, то обязательно станут такими же сильными и могущественными. Станут благородными. И что сам великий Император выдаст им броню и копья.
С возрастом пришло такое понимание, как принадлежность к конкретному сословию, и что им никогда не суждено осуществить свою мечту. Скорее всего, как и их отец, они так и умрут рыбаками на краю этого полуострова.
Вот и настал день поклонения и жертвоприношения матери-земли Гере. В этот день все люди собираются у алтаря, где самые отчаянные и безумные отшельники произносят слова на непонятном языке вперемешку с дорийским диалектом, а затем перерезают овцам артерии, дабы тёплая их кровь орошала землю, тем самым снискав благословение царицы на хороший урожай.
Вечером все отдыхают. В «Рыба&Кость» собралось очень много людей, но ближе к полуночи народ (уже прилично набравшись) начал разбредаться по своим конурам.
За стойкой сидит подпитый Йоргос, который о чём-то сосредоточенно думает. Перед глазами, от горящей свечки, проскользнула тень, а ещё через мгновение рядом с рыбаком кто-то сел. Йоргос медленно повернул голову, чтобы оценить такого наглеца (он втайне мечтал, что это может быть симпатичная особа) и, увидев гостя, быстро выпалил:
«Не ожидал тебя здесь встретить, Аристид» – сказал юноша брату.
«Приветствую…. Йоргос» – спокойно ответил тот.
Агесилай встал со своего места и подошел к молодым людям. Он вопросительно кивнул Аристиду, спрашивая: что, мол, будешь пить, на что юноша растянуто ответил: «Стопку водки и кружку сидра; но лучше сразу три стопки» – добавил он и дружески улыбнулся бармену.
Через несколько минут заказ был выполнен. Аристид, по очереди, закинул в себя все три стопки. Немного покряхтя и поморщившись: он «закусил» своим кулаком, как это принято делать, когда нет никакой закуски. К тому же его руки были пропитаны запахом рыбы и морской соли. И только после этого он начал неторопливо смаковать свой сидр, наслаждаясь каждым глотком.
«Хороший день. Не правда ли?» – нарушил Аристид молчание, обращаясь к брату.
«Ночь ещё лучше, полнолуние!» – выпалил Йоргос.
«Помнишь, как отец нас взял ночью на рыбалку? Тогда также сильно горела луна. Он ещё сказал, что в такую луну рыбачить прибыльно. Что рыба в это время сама запрыгивает к тебе в сеть»
«Я помню этот день. Только не в «сети» он тогда сказал, а, цитирую: рыба сама нанизывается на зубцы. Я это точно помню!» – ответил резко Йоргос, смотря в стенку.
«Ну не начинай, Йори…»
«Ты начал этот разговор!»
«Всё-всё. Успокойся: я так я. Признаю» – примирительно сказал Аристид, смотря на сердитую физиономию брата, улыбаясь только кончиками губ.
Братья заказали ещё по водке. Молча выпили.
«И всё-таки он говорил про сеть» – подытожил Аристид своим спокойным голосом.
«Как ты заебал всё время врать и перетягивать на себя одеяло, Ари! Если у тебя сеть головного мозга, так иди ебись с ней от меня подальше! Не позорь себя и не порочь память отца!» – Йоргос совсем вышел из себя. Всё это он кричал, встав с места и сжав кисти свои в крепкие кулаки с белеющими костяшками.
«Не горячись, брат. Я всего лишь говорю правду. А отца позоришь ты своим несдержанным характером»
«Раз уж на то пошло, то трезубец действительно лучше! Это копьё, которое может проткнуть не только сердце рыбы, но и твоё!»
«Ха! Вы слышали? Родной брат угрожает расправой из-за пустяка. Может это у тебя эрекция на свой трезубец? А? Может, ты представляешь, что это жезл спартанца, который ты умело держишь? Или ты себя возомнил спартанцем? Представляешь каждый раз, как протыкаешь ублюдских персов! Может…» – Аристид не успел закончить фразу, как получил кулаком по лицу.
«Заткнись, Аристид! Дерьмо овцы! Я не буду терпеть такого отношения, ублюдок ты малодушный!» – лицо Йоргоса действительно стало пунцовым, но больше от стыда, нежели от злости. Брат ненароком угадал его тайну. Йори действительно занимался онанизмом, думая о спартанцах, но это не означало, что он «из этих». «Ещё одно слово и я возьму свой трезубец, а затем убью тебя. Посмотрим тогда, как твоя сеть поможет тебе!»
«Да я тебя! Щенка… придушу ею, на раз. Всем ясно, что сеть более искусна. Она лучше, чем твоя зубочистка» – игриво дразнил его брат.
«Ты хочешь проверить?!»
«А может, и хочу» – спокойно ответил Аристид.
«Хочешь почувствовать мою «зубочистку» у себя под рёбрами?»
«Говоришь как педик!»
Тут Йоргос резко успокоился. Сделался серьёзным. Даже Аристиду показалось это странным. С его лица слезла улыбка, он ждал, что же выкинет его импульсивный братец.
«Аристид» – тихо сказал тот. «Это была последняя капля. Во-первых: ты мне больше не брат. Во-вторых: я бросаю тебе вызов, если ты не трус. Я вызываю тебя на дуэль. Ты – со своей сетью. А я – со своим трезубцем. Это моё условие. Посмотрим, что более эффективно в бою. Если ты не трус, приходи через час в заброшенный скверик, где мы раньше прятались от родителей, когда, когда в чём-то провинились. Если же ты не примешь моё предложение, то лучше сразу уходи, ведь я тебя просто убью, пока ты будешь спать» – договорил Йоргос тихим голосом.
«Решил напоследок сыграть в спартанца? Я принимаю вызов. Встретимся в сквере» – подытожил Ари, допил остатки своего стакана и направился к выходу.
Через минуту вышел и Йоргос. Настало время узнать, кто же лучше усвоил уроки отца.
Йоргос пришёл в сквер первым. Это была небольшая поляна, огороженная высокими и колючими кустами. Чтобы сюда пройти, нужно было изрядно изловчиться.
Послышался треск сухих веток и через мгновение, с противоположной стороны, появился Аристид. Юноши стояли молча, изучающе смотря друг на друга. Каждый в руках держал своё оружие.
«Ещё не поздно остановиться, Йоргос. Мы выпили, ты погорячился…. Любой спор можно решить без кровопролития. Устроим сорев….»
«Заткнись, Ари! Ты меня заебал. Ты смешон. Не строй из себя мудрого уёбка! Я знаю, кто ты есть. Ты хитрый и желчный ублюдок. Ты мне уже надоел. Я устал от тебя, и от этого места для неудачников. Меня тошнит от всех вас! Ты – олицетворение этой помойки! Я не должен был здесь родиться. Я воин. И я готов доказать тебе это!» – Йоргос говорил на повышенных тонах, но внутренне был спокоен и сосредоточен.
«Не смеши, Йори, ты…»
«Не смешить тебя?! Лучше не смеши ТЫ меня, жалкая букашка, которая стоит с обрывком ткани от колготок!»
«Ах ты, сука! Ну ладно…. Ты напросился, сраный педик!»
Аристид скрутил сеть вокруг ладони, и, сжав её в кулак, начал крутить свою сеть, как кнут. Его рука была твёрдой и умелой. Он, словно гепард, сократил расстояние с братом и ловким, резким замахом хлестнул Йоргоса по лицу. На щеке сразу образовалось глубокое рассечение, из которого хлынула кровь. Брат не был готов к такой удачной атаке Аристида, поэтому, озверев, с рыком бросился в ответную атаку.
Увернувшись от следующего замаха, Йоргос ловко пригнулся, опёрся на левое колено о землю и молниеносно (резким выпадом) рассёк ногу Аристида. Тот взвыл от страшной боли.
Так бой продолжался ещё очень долго. Братья молчали, нужно было беречь дыхание. По очереди они наносили друг другу раны, но никто так и не смог выбить себе преимущество. Проще говоря: их силы были равны.
В какой-то момент юноши начали одновременно проводить атаку, да ещё и радиусы намеченных ударов оказались в одной точке соприкосновения. Трезубец и Сеть столкнулись, невообразимой случайностью запутались друг в друге. Враги и сами потерялись в пространстве. Их руки начали тянуть оружие на себя, ноги нашли опору на груди соперника. И в какой-то момент Трезубец и Сеть, под большим напором, распутались, но так резко, и с такой силой, что выскользнули из уставших рук братьев, упав на холодную землю.
В бешеной суматохе их руки начали нащупывать оружие. Когда они его, наконец, схватили, то увидели, что в руках у них оружие противника. Теперь Йоргос держал Сеть, а Аристид Трезубец. Ни тот, ни другой раньше не держал оружие брата. Они не имели ни малейшего представления, как этим можно убивать, а тем более – рыбачить.
Юноши снова набрали дистанцию, и пока переводили дыхание – злостно смотрели друг другу в глаза.
Первый улыбнулся Аристид, а затем произнёс хриплым голосом:
«Походу, теперь, чтобы выиграть спор (уже философский) – нужно проиграть бой физический. Не правда ли это забавно? Братец. Или мне лучше называть тебя… сестрица?»
«Да пошел ты нахуй! Прекрати! Я лучше сдохну, чем проиграю такому жалкому созданию, как ты! Каждый на этой земле знает, что трезубец сильнее хотя бы по той причине, что он ОСТРЫЙ! ОСТРЫЙ! Он не какая-то колготка!»
«Из-за этой «колготки» ты сейчас весь в крови! Эта великая Сеть – только в твоих руках тряпка. Кстати колготки пошли бы твоим стройным ножкам. Ха-ха!»
«Прекрати, мразь! Не хочу тебя слышать. Я не хочу погибать от руки идиота, хоть и в руках у него великое оружие»
«Хм. Хорошо. Ты тут, я смотрю, самый храбрый?»
«Уж точно храбрее тебя!»
«Да?»
«Представь себе»
«Ну, давай посмотрим, какой ты храбрый. Готов ли ты пасть от собственной руки?»
«А что…. Хорошая идея»
«Правда?» – Аристид не думал, что его брат так легко согласится, но теперь отступать было поздно. Он не мог проиграть какому-то жалкому педику в храбрости.
«Да, правда. Отличная идея. Если уж и умирать, то от руки благородной, с благородным оружием…. Вот новое условие: мы кидаем оружие на середину поля по свои правые руки. И на счёт три – можем забирать каждый своё. Кто первый убьёт себя, тот и выиграл спор. Как тебе такое, братец?» – у Йоргоса был фанатичный взгляд обезумевшего зверя, он не шутил.
«Идёт» – только и ответил Аристид.
Как и было оговорено – юноши бросили оружие соперника по свою правую руку так, что Трезубец и Сеть оказались ровно посередине поля, но с разных сторон. До трёх считали вслух – вместе. И затем, как по команде: каждый ринулся за своим любимым оружием. Одновременно схватив Трезубец и Сеть, Йоргос и Аристид кинулись в разные стороны.
Йоргос зажал лезвия Трезубца на уровне глаз и разгонялся, чтобы воткнуть ручку в землю: проткнув себе мозги. А Аристид повесил себе сеть на шею, при этом так же, как и брат, набирал скорость, чтобы при наивысшем разгоне наступить на свободный конец и сломать себе шею.