Заместитель явился на доклад ровно в восемь.
Борис Борисович к этому времени не только успел позавтракать, но даже посетил ресторан и сделал поварам немалый втык. Совсем разболтались: посмели разогреть оставшийся со вчерашнего дня круассан – и кому, самому шефу!
– Ну, что у нас? – обратился Борис Борисович к заму.
Этой фразой он начинал уже тысяча пятьсот сорок шестое утро. Именно столько дней, то есть пятый год, Борис Борисович владел и руководил «Тропиками».
– Вчера состоялся новый заезд, – начал заместитель. – Более пятидесяти частных лиц, а также большой корпоративный тренинг по маркетингу, они сняли весь второй корпус. Ну и по мелочи. Мастер-класс парикмахеров, первый состав сборной страны по боксу, «Путь к себе»…
– Это что еще за путь? – нахмурился Борис Борисович.
– Да копеечное дело, – поморщился заместитель. – Психолог пятерых подопечных вывез на тренинг. Вы разве не помните? Он сказал, что вы лично в его офис прислали рекламу.
– Я? Лично? – с неподражаемым выражением лица переспросил Борис Борисович.
– Конечно, не вы, но по вашему непосредственному указанию, – тут же поправился заместитель.
– Весь тренинг – пять человек? – с легким презрением в голосе уточнил Борис Борисович.
В «Тропиках» по праву гордились, что умеют проводить корпоративные мероприятия. Последний рекорд поставили такой: приняли в рамках мастер-класса аж полторы тысячи человек.
– Но люди на этот тренинг приехали небедные, все пятеро поселились в люксах, только сам психолог в стандартном, – поспешно сообщил заместитель. – А для занятий я им выделил южную аудиторию, сами знаете, она маленькая, ее все равно никто из серьезных не берет.
– Ну, тогда пусть занимаются, – снисходительно улыбнулся директор. И пошутил: – Хотя я не понимаю. Если и так хватает денег на люкс, зачем тебе нужен психолог?
Борис Борисович улыбнулся и с удовольствием отметил, насколько верноподданнически захихикал заместитель в ответ на его реплику.
Такого задания у нее еще не было, хотя жизненный опыт уже – ого-го-го. Где только не приходилось работать – в круизах, в спортклубах, в казино, в больницах и даже один раз в православном монастыре. Но чтобы участвовать вместе с объектом в психологическом тренинге?!
Тося так и спросила Семеныча, шефа: «Он че, псих, что ли?» И немедленно нарвалась на строгую отповедь: «Во-первых, не «че», а чего, сколько раз тебе повторять! А во-вторых, психи – те в психбольницах сидят. А на тренинги ездят здоровые. Это теперь модно. Должна бы и сама знать».
Во маразм! Платить немалые бабки – Тосе как сказали, сколько одна путевка в эти «Тропики» стоит, так она сразу отпала – только за то, чтобы какой-то, с понтом, психолог тебя на жизненный путь наставлял! Да еще и душу ему выворачивать! Все-таки богачи – они на голову больные, хоть и считают себя элитой…
И самый кошмар – ей ведь придется лично в этом дурацком тренинге участвовать. Семеныч так сказал: «А разве плохо – жизни тебя поучат, считай, забесплатно?»
Жизни-то ладно, пусть учат, другое плохо. На тренинге этом, шеф сказал, тихой мышью не отсидишься. У них там не только внимать надо и за психологом мудрые речи конспектировать, но и гораздо хуже: о скелетах в шкафу признаваться. И тем сознание очищать.
– Так что вот тебе, Тоська, первое, подготовительное задание, – хохочет Семеныч. – Придумать «скелет». О чем рассказывать будешь.
– Во как!.. – хмыкнула Тося. И пошутила: – А чего придумывать-то? Реальных скелетов, что ли, мало? Хотите, расскажу, как мы с вами первого клиента замочили? Ну, этого, жирный такой, помните? Которому помогли под электричку попасть?
– Глупо шутишь, – посуровел Семеныч. И тут же взялся, как неразумной девчонке, объяснять: – Да и скелет должен быть не такой. В смысле, со страстями, с соплями, как в романах пишут. На этом тренинге ведь кто? Буржуи. Тихушники. Кисейные барышни. У них воспитание особое. И образ жизни другой. Вот и придумай что-нибудь, чтобы их поразить.
– Типа, как меня папаня в детстве насиловал? Или как я жука в консервной банке зажарила, а теперь всю жизнь из-за того страдаю? – предположила Тося.
– Именно, умница, – похвалил Семеныч. – В верном направлении мыслишь. Подумай еще, ну и разработай что-нибудь в этом роде. Во всех деталях. А потом мне расскажешь, я утвержу. И еще, – шлепнул по столу тощей стопочкой долларов, – над гардеробом поработай. Тренинг выездной, проходит в загородном пансионате, так что одеться надо соответственно.
– Буржуи что, и на лыжах в смокингах катаются? – хмыкнула Тося.
– Опять шуточка не в кассу, – нахмурился шеф. И стал разглагольствовать: – Не в смокингах, а в спортивных вещах. Но не какой-то там голимый «Адидас». Если спортивный костюмчик – то от Джуси Кутюр, пуховичок – так от Монклер, ну и говноступки – минимум от Экко.
– Эк вы фирмами сыплете… – проворчала Тося.
Семеныч – молодец, круто пообтесался. Базарит, будто в этот «Джуси Кутюр» его во младенчестве вместо пеленок заворачивали. А вспомнить, каким семь лет назад был, когда они бизнес только начинали! Какой там «Джуси Кутюр» – в фальшивом «Найке» с Черкизовского рынка щеголял. И в китайском, с кривыми швами, пуховике.
Тося видела: высоко взлетевшего Семеныча весьма коробит ее неотесанность. И дабы позлить начальника, она порой специально надевала маску девочки из деревни. Коверкала слова, с шумом прихлебывала чай и даже как-то высморкалась не в платок, а прямо в землю. Семеныч морщился и грозил, что уволит, что она, «со своими пещерными повадками», их обоих под удар ставит, а Тося внутренне хохотала. Неужели шеф еще не понял, ее сила как раз в том, что она сыграть что угодно может. Хоть байстрючку, у которой даже носового платка нет, а нужно – и новую русскую жену. И если больше молчать, а в нужный момент скрасить разговор десятком-другим надерганных из энциклопедий слов, то вполне можно и за университетскую выпускницу сойти. Не самую, конечно, блестящую, но вполне вхожую в любые, даже самые высокие, слои общества.
А здесь, в «Тропиках», как сообщили Тосе, тусуются, конечно, не бедняки, но и не березовские. Владелица нескольких косметических салонов, исполнительный директор компьютерной фирмы, топ-менеджер известного торгового дома… В общем, средний класс. Даже удивительно, что объект – а из его досье следовало, что амбиции у него немереные и потенциал такой, что годам к шестидесяти он, стопудово, вырастет в олигарха, – затесался в столь непритязательную компанию.
И зачем ему-то самому, интересно, исповедоваться о своих скелетах? В досье по этому поводу говорилось: «Не исключено, что поездкой на данный тренинг объект преследует какие-то личные, не установленные нами цели». Что, интересно, за цели? Неужели банальные – вместе с бабой поехал?! С которой нигде, кроме как на дурацком тренинге, не может видеться?.. Это было бы катастрофой. Не то что Тося не взялась бы тягаться с неведомой бабой, просто некогда время на то, чтобы отбить, тратить.
…Но первым же вечером, когда они все вместе, и психиатр, редкостный урод, во главе стола, ужинали, Тося убедилась: нет. Никто из двух присутствующих на тренинге баб явных вась-вась с объектом не имеет. И втереться к нему в доверие будет не так уж сложно – объект, не в пример тому, как ведет себя в офисе, сидел расслабленный, много улыбался и охотно употреблял на пару с веснушчатой Александрой винцо да водочку. Похоже, и правда: приехал в «Тропики» за путем к себе (это тренинг так по-дурацки назвали). Неужели будет им всем про своих скелетов исповедоваться?! Тогда он слабак, вот и все. Даже удивительно, что у него враг настолько серьезный: не поскупился оплатить их с Семенычем услуги.
Но с выводами Тося на всякий случай решила не спешить. И более интимное знакомство с объектом не форсировать – не хватало еще его спугнуть. Зачем гнать кобылок, если тренинг протянется целых пять дней? Куда лучше сначала выждать, понаблюдать – и уж потом слепить объекта, как говорил ее любимый литературный герой Таманцев, тепленьким.
А заодно, раз уж такая оказия выпала, насладиться всеми прелестями крутого пансионата.
Косметика и прочая массажная муть Тосю не интересовали. А вот бассейн вкупе с сауной пошел хорошо. И тренажерный зал в «Тропиках» оказался на уровне – жаль только побить ногой по «мешку» она не решилась. Опасно. Сразу ведь поймут, что она в кекушинкай профессионал. Квалификацию-то с первого взгляда видно – вдруг, не дай бог, кто из тренингистов в спортзал забежит? А у нее легенда – разведенка богатого бизнюка, экс-официантка, а ныне – генеральная менеджерша ресторана «Аркадия». И где вы видели, чтоб у подобной дамочки был черный пояс по карате?
Тося оттянулась на следующий день ранним утром – когда участники тренинга, уставшие после вчерашних обильных возлияний, сладко дрыхли (она не поленилась заглянуть на рецепцию и убедиться: ключи от всех комнат не сданы).
Пробежка в самом сложном, рваном темпе по утреннему колкому снегу. Потом, на площадке у леса несколько асан из йоги. И на закуску – пяточек кат из кекушинкай. До чего же хорошо тренироваться на природе! Не зря сэнсэй все долдонит, что от деревьев, земли, солнца, снега сил прибавляется в разы больше, чем от разных допингов-анаболиков.
…Когда Тося закончила разминку, даже у нее, тертой, как шутил тот же сэнсэй, калачихи, слегка сбилось дыхание. Пришлось сесть прямо на снег в позу лотоса и минут пять стараться отдышаться.
В позе лотоса – предполагающей, между прочим, полную отрешенность от земного и концентрацию на внутренних резервах организма – Тосю и поджидал неприятный сюрприз.
Оказалось, что за ее утренней гимнастикой наблюдали.
Сильно беременная, то есть почти на сносях, особа, тоже из отдыхающих, Тося ее вчера в ресторане видела за одиноким ужином. Дамочка – ей-то что не спится в такую рань?! – стояла со стороны леса, глазела на безупречный Тосин лотос и, судя по изумленно-восхищенному виду, наблюдала за ней давно.
«Гадство!!» – мелькнуло у Тоси, и она еле удержалась, чтобы не припечатать незваную зрительницу отборным матом. Но, конечно, удержалась. Тут, у буржуев, положено, когда что не по тебе, быть издевательски-вежливыми. Так что пришлось ограничиться язвительным вопросом:
– Вам угодно посмотреть на что-то еще?
– Нет-нет, извините… – немедленно зашугалась дамочка. И торопливо, бочком – будто боялась, что Тося немедленно обрушит на ее голову свое боевое искусство, – поковыляла в сторону отеля.
А Тося с минуту глядела ей вслед и очень надеялась, что настырная беременная окажется не из болтливых.
Утренняя прогулка оказалась на редкость информативной. Во-первых, я досконально исследовала отельную территорию, заглянула в каждый закоулок, от спальных корпусов до котельной. Во-вторых, прогулялась по окрестному леску, и мне там понравилось. Вдоль тропинки, которую проложили для прогулок постояльцев, порядок, чуть в сторону от тропы – настоящие дебри: елки, сосны, красота! Ну и, в-третьих, еще и развлечься, несмотря на ранний час, удалось. Целое спортивное шоу посмотреть – его продемонстрировала миниатюрная, хрупкая девушка. Уже слегка мне знакомая – одна из тех, что сидели вчера вечером за одним столом с бородачом. Тем самым, с пальцами пианиста, который так меня заинтересовал. Тогда, вчера, я не только гадала, кто он такой, этот бородач, но еще и от скуки придумывала профессии всем пятерым его сподвижникам. И эту юную особу с простоватой внешностью и глуповатым взглядом возвела в ранг экс-стюардессы, внезапно словившей птицу удачи в виде богатого мужа. Я от нечего делать ей целую биографию разработала – провинциальный городок, бедная семья, пьющий отец и поступление на курсы стюардесс как внезапно свалившаяся небесная манна… И вот как, оказывается, ошиблась. Судя по той легкости, с которой хрупкое создание махало ногами и кулаками, карате она занимается давно и достигла в сем искусстве явных успехов. Так что вряд ли бы ее заинтересовала карьера небесной официантки. К тому же, я слышала, драчуний в стюардессы не берут. Чтобы те, войдя в раж, подвыпивших пассажиров не покалечили.
«Вот что значит спешить с выводами», – упрекнула я себя. И мысленно влепила себе жирную «пару» – за неумение разбираться в людях, а для пиарщика, пусть и на восьмом месяце беременности, это грех из грехов.
Ну а потом выкинула каратистку из головы и отправилась на завтрак.
Шведский стол в «Тропиках» оказался вполне на уровне – не сравнить с нашим домашним завтраком, когда тоже, как и здесь, хватаешь из холодильника все подряд. С сожалением пришлось констатировать: в моей семье выбор утренних блюд гораздо более скудный. А здесь одних соков – пять видов, и полезных каш – целых три разных, и даже не очень отвратительных на вкус. Ну и от сарделек с горчицей я тоже не удержалась. И – уж гулять так гулять! – залила съеденное чашечкой натурального кофе. В конце концов, мой Пузожитель гулял на свежем морозном воздухе все раннее утро – посему теперь можно позволить себе и немного вредного.
Я пришла в столовую пай-девочкой, то есть к началу завтрака, к девяти. Зал в это время был почти пуст – обычная история, когда посетители в отелях утреннюю трапезу или просыпают, или мчатся ближе к ее окончанию. Я тоже так всегда поступала – до тех пор, пока не забеременела и не начала, как полагается всем дамочкам в положении, мучиться бессонницей. Но хоть и явилась ранней пташкой, а засиделась до десяти. В кои-то веки куда торопиться? Посему имела возможность наблюдать тянувшихся на завтрак посетителей и как те себя ведут.
«Сразу видно, кто чем ночью занимался, – рассуждала я. – Если первым делом бегут к емкостям с водой и соками – значит, похмелье. А если сразу к кофе – выходит, выспаться не удалось. А когда в придачу к кофе на тарелку наваливается груда сарделек – ночь прошла, как говорится, с пользой. И нужно срочно восполнить потерю калорий…»
К без пятнадцати десять свободных столиков в зале не осталось, и народ стал подсаживаться за уже занятые. Я с грустью констатировала, что молодые люди – а здесь их имелось немало – меня, увы, игнорируют. Объяснимое, конечно, поведение – с животатой-то интрижку не заведешь! – но все равно обидно. Да и молодые девицы, только кинув на меня оценивающий взгляд, все равно предпочитали приземляться за стол к себе подобным. Что тоже понятно – со мной ведь теперь и поговорить не о чем. Косметикой я не пользуюсь – боюсь аллергии, вместо модных магазинов посещаю салоны одежды для беременных, а привычный спортклуб сменила на полезную, но скучную аквааэробику для будущих мам… Ну а если к моему столику направлялись деды или тетки в возрасте – я сама их отваживала. Принимала столь хмурый вид, что те резко меняли траекторию и приземлялись в других местах. Не настолько уж я беременная, чтобы проводить свой недолгий отпуск в компании пенсионеров!
Я уже почти решила, что познакомиться и поболтать за этим завтраком мне ни с кем не удастся, когда вдруг увидела: в направлении моего стола движется молодая женщина. И, кажется, собирается подсесть ко мне. Я тут же расплылась в приглашающей улыбке – потому что женщина оказалась знакомой. Еще одна из тех, что вчера вечером окружали бородача. И если со стюардессой-каратисткой мне никаких дел иметь не хотелось, то с этой я бы с удовольствием поболтала. Потому что чувствовались в ней и порода, и недюжинный ум, и интерес к жизни – а таких людей я люблю. Плюс просто фантастическая красота. Не зря я вчера вечером дала ей кличку: КН, Красотка Неописуемая. Женщины, оценивая других дам, столь лестными определениями обычно не пользуются, предпочитая «мымру» или «грымзу», но я решила смотреть правде в глаза. До чего же повезло человеку! Роскошные, причем натуральные, светлые волосы. Глубокие голубые глаза. Белоснежная, пышущая молодостью и здоровьем кожа. Точеная, не побоюсь банального слова, фигурка… В общем, мне хоть до беременности, хоть после нее, а такой не быть никогда. Ну и ладно. Это вовсе не означает, что я откажусь с Красоткой поболтать.
– У вас свободно? – вежливо обратилась она ко мне.
Я с изумлением обнаружила в ее голосе легкий провинциальный акцент (надо же, а ведь вчера, придумывая биографию, я записала ее в коренную, да еще в каком-нибудь пятом поколении, москвичку) и пригласила:
– Пожалуйста!
И с легкой завистью посмотрела на то, что содержится в ее тарелке, – умеют же люди держать себя в руках! Умеют впихивать в себя подобную дрянь! А лично я – опять же ни во время беременности, ни после – такое в рот не возьму: пророщенный овес без всякого соуса. Мюсли. Кусочек хлеба с отрубями. И крошечный островок геркулесовой каши. Ну а на запивку – вода.
– А почему вы сок не взяли? – просто, чтобы поддержать разговор, поинтересовалась я.
Передо мной-то три пустых стакана красуются. Из-под апельсинового, ананасового и яблочного.
И тут же нарвалась на отповедь:
– Да разве это соки? Одно название. А сок – он сок лишь тогда, когда свежевыжат. Кстати, я уверена, что вам, – оценивающий взгляд на мой живот, – врач тоже советовал пить только фреши.
Молодец дамочка. Авторитарная. Не зря я вчера, пока ей биографию строила, не обманулась ее записной красотой. И занесла не в ряды новорусских жен, а в сами-по-себе-богатые. В начальницы. Директрисы, скажем, спортклуба. Или модного медицинского центра.
– Я пью. Морковный, – сморщилась я. – Но бесплатно ведь свежевыжатые не подают…
– Значит, нужно заказать его в баре, – припечатала дамочка.
И очень меня порадовала. Я таких – резких, решительных, деловых – люблю. С ними и общаться интересно, и по жизни – особенно по нашей, пиаровской – пригодиться могут. Ведь в моей работе чем больше знакомых из самых разных областей, тем лучше.
– Свежевыжатый из цитрусовых мне нельзя, – призналась я. – А морковный, если честно, так задолбал… Вам самой во время беременности он разве не надоедал?
По дамочкиному лицу промелькнула тень, и я тут же мысленно укорила себя за дурацкие, отнюдь не подходящие для начала знакомства вопросы. И немедленно попыталась оправдаться:
– Ой, простите… Мы, беременные, мыслим узко – хлебом не корми, дай про свое положение поговорить. И узнать, как это у других проходило.
– Да нет, все нормально, – тут же взяла себя в руки моя собеседница. – Просто я беременной никогда не была, поэтому сразу и не нашла, что ответить.
У меня на языке тут же завертелся следующий вопрос: «А сколько же вам тогда лет?» – но задать его, разумеется, не решилась. Потому что женщина, несмотря на всю свою красоту и ухоженность, тянула далеко не на двадцать. И даже не на двадцать пять. Скорее ближе к тридцати. Или даже тридцать с хвостиком. Неужели за все эти годы она ни разу не забеременела?.. Никогда не поверю. Ну что ж, тем интереснее. Люблю людей с загадками.
Я сразу сменила тему:
– Вы здесь на отдыхе?
– Почти. На тренинге, – сдержанно усмехнулась дамочка. И представилась: – Кстати, меня зовут Ярослава. – Она слегка поколебалась и добавила: – Можно без отчества.
– А я – Алена. И что у вас за тренинг? По бизнесу? – И тут же подольстилась: – Но вы совсем не похожи на человека, которому нужно практиковаться! Тем более в бизнесе. У вас, по-моему, и так все хорошо получается.
– На бизнес-тренинг я бы и не поехала, – согласилась Ярослава. – Нет. Наш тренинг называется «Путь к себе».
– Как оригинально!.. – не удержалась я.
А Ярослава, игнорируя мой сарказм, пояснила:
– И посвящен тренинг искусству неделового общения.
– Чему-чему? – опешила я.
– Неделовому общению, – терпеливо повторила собеседница. И расшифровала: – Нас на этом тренинге пятеро. И у всех все очень хорошо на работе. Ни с контрагентами, ни с подчиненными проблем нет. А вот в частной, нерабочей жизни… В общем, мы все пятеро одиноки, у нас нет ни семей, ни, по большому счету, друзей… Вот мы здесь и учимся – налаживать контакты за рамками бизнеса. Искусству обычных, человеческих отношений.
– А вы что, не умеете общаться?! В неформальной обстановке?.. – Кажется, я снова сморозила бестактность.
И Ярослава честно призналась:
– Не всегда. Вот с вами, например, мы даже познакомиться не успели, а я сразу мораль начала читать. Что вы соки не те пьете.
– Ну и правильно, что прочитали, – усмехнулась я. – Я не в обиде.
– А многие обижаются, – серьезно ответила Ярослава.
– Да ну, ерунда! И потом, если уж и учиться – так не у психолога же!
– А у кого? – улыбнулась Ярослава.
– Ну, не знаю… – задумалась я. – Может, какого-нибудь Карнеги почитать… Или кто там на эту тему пишет… А тренинги, на мой взгляд, – полная муть. И психологи, что их ведут, – вообще шарлатаны.
– Мне кажется, вам бы тоже не помешало… поучиться неформальному общению, – усмехнулась собеседница.
– Возможно, – согласилась я. – Но только не у психолога.
– Ну и зря вы так, – возразила Ярослава. – Даже у Билла Гейтса личных психологов целый отряд. И он доволен. Говорит в своих интервью, что это весьма способствует бизнесу.
– Значит, он каких-то особых, высококлассных нанял. А вот я, например, у нас в школе по подготовке к родам с таким дебилом общалась! Подсунул мне какой-то опросник, а когда я ответила – выдал: вы, говорит, мамочка, к материнству не готовы. И ваш ребенок, когда родится, станет испытывать дефицит любви.
– Вот как? – заинтересовалась Ярослава. – А вы что, правда, не готовы?
– Редкостный бред, – пожала плечами я. И призналась: – Ну, мы прямо сейчас заводить ребенка не собирались… но раз уж так вышло… конечно, мы его ждем. И дефицита общения у него никакого не будет. Я ему уже сейчас погремушки классные покупаю. И книжки с картинками.
…И снова мне показалось: в глазах Ярославы что-то мелькнуло. Что-то совсем неуместное для легкого трепа за завтраком. Тщательно скрываемая боль. Отчаяние. Безнадежность.
Впрочем, что мне до ее проблем? Пусть до них психологи докапываются – им за то немалые гонорары платят. И я поспешила перевести разговор в безопасное русло:
– А скажите, Ярослава, вы уже в местном СПА-комплексе были?
Трагическая морщинка меж ее тщательно ухоженных бровей тут же разгладилась. Ярослава отхлебнула глоток воды, закусила мюсли и принялась просвещать меня – с большим знанием дела! – на предмет предоставляемых «Тропиками» косметических процедур.
Яков Анатольевич пришел в конференц-зал первым – его подопечные еще не закончили завтракать. Был он, как обычно, в костюме, оливковый галстук выгодно оттеняет светло-зеленую рубашку, ногти ухожены, глаза благодаря специальным увлажняющим каплям ясны и мягко мерцают.
Первая заповедь: вся фигура психолога должна вызывать исключительное доверие. А как иначе помогать пастве найти путь к себе?
Он подошел к окну. Убедился, что денек разгорается замечательный – солнечный, звонкий. Народ по номерам не прячется, кто шествует с лыжами, кто с коньками, кто санки в поводу тащит. Что ж, тем приятнее, когда не сомневаешься: все пятеро участников тренинга зимние развлечения проигнорируют. И явятся на занятия в полном составе.
Первой пришла Ярослава.
– Ты, как всегда, ослепительна, – приветствовал ее Яков Анатольевич.
И почти не кривил душой – женщине очень шли и светлые волосы, и ярко-белый жакет. Если бы только не тщательно скрываемая тоска в глазах…
Следующими явились Александра – эта выглядит поскромнее, одни веснушки по всему лицу чего стоят – и Антон, причем тот вел свою спутницу под руку, и она от такого внимания явно млела.
«Глупышка, – мелькнуло у Якова Анатольевича по поводу девушки. – Ну а он… он – игрок». Это в адрес Антона.
Последними в зал вошли Андрей Степанович и крошка Тося. Эти выглядели предсказуемо, в соответствии со своими психотипами: мужчина – с важным видом разглагольствует, женщина – восхищенно ему внимает.
– Я рад, что все вы пришли, – проникновенно приветствовал участников тренинга психолог. – Несмотря на шикарную погоду. – И пошутил: – Я подозревал, что вы уже в лесу. На лыжах катаетесь.
– Не дождетесь! – хмыкнула Ярослава. – Мы ведь занятия из своего кармана оплачиваем.
– Не то, что на корпоративных тренингах, – подхватил Андрей Степанович. – Там от силы треть на занятия ходит.
– Это точно, – поддержал его Антон. – Мы в прошлом году на семинар по маркетингу ездили. В Завидово. Так я там, врать не буду, не просыхал. С раннего утра и до поздней ночи.
– Фу, вы пили? Сразу после завтрака?! – манерно нахмурилась крошка Тося.
– И даже до завтрака, – тут же заверил ее Антон. – А также во время оного. Коньяк, знаешь ли, удивительно хорошо идет под овсяную кашу!
– Вы шутите, – неуверенно произнесла Тося.
– Нет. Констатирую, – ухмыльнулся Антон.
Александра неуверенно хихикнула. А Ярослава ослепительно улыбнулась молодому человеку и проникновенно произнесла:
– Никогда не поверю, что вы – алкоголик.
Яков Анатольевич уже просчитал: Александра, милая веснушчатая девушка, старается зря. Красавца Антона ей не зацепить никогда. А роман на их тренинге вспыхнет именно между этими двумя, Антоном и Ярославой.
Тем более после того, как Антон расскажет им всем о себе.
– Ты готов, Антон? – мягко обратился к нему Яков Анатольевич.
– Я? Первый? – слегка растерялся молодой мужчина.
– А почему нет? – с видимым облегчением пропищала Тося.
– Нам всем будет интересно тебя послушать! – вторила ей Ярослава.
Предсказуемая реакция. Хотя все они здесь для того, чтобы облегчить душу, но исповедоваться, тем более первым, все равно тяжело.
– Мы все твои друзья. Мы доверяем тебе, а ты – нам, – тихо произносит Яков Анатольевич. На безымянном пальце его левой руки мерцает кольцо с бриллиантом, и Антон уже не может отвести от камня слегка остекленевшего взгляда, а психолог продолжает: – И все, что ты нам расскажешь, навсегда останется в стенах этой комнаты. Мы, все присутствующие, обязательно сохраним твою тайну. Расскажи нам, что тебя беспокоит…
И Антон механически, будто его ключиком завели, ответил:
– Да. Конечно. Я расскажу.
Аудитория – особенно Александра с Ярославой – обратились в слух.
– Дело в том, что я убил свою мать, – спокойно произносит Антон.
И Александра в испуге отшатывается. А в глазах Ярославы вспыхивают счастливые искорки.
«Антон – твоего поля ягода!» – успевает подумать психолог.
Слово «интеллигентный» Антон усвоил, пожалуй, даже раньше, чем «машинка» или «войнушка». Что поделаешь – угораздило родиться в такой семье, где над пресловутой интеллигентностью тряслись и козыряли этим словечком по поводу и без повода. Он, только когда повзрослел, понял, что по-настоящему глубокие, порядочные люди определения «интеллигентный» избегают и даже стесняются. Ну а пока он был неразумен и юн – покорно хлебал все заветы, коими его потчевали утонченные дед, бабка и папа: «Не кроши хлеб – это неприлично. Не вылизывай тарелку – это тошнотворно…» Ну а уж носиться с топотом по квартире в их семье считалось и вовсе преступлением.
«Как в тюрьме», – сказал однажды его юный приятель Гошка, а у того папка сидел, он знает.
Да Антон и без Гошки очень рано, годика в три, стал догадываться, что семья у него очень несчастливая. По крайней мере, за столом, когда ели, никто никогда не улыбался, папа смотрел в газету, дед – в телевизор, а бабушка постоянно ворчала. На погоду, политиков, цены в магазинах, а больше всего на убоище – так она называла любимого внука. И сказки Антоше на ночь никто не рассказывал, и в магазины с игрушками его не водили – редкие машинки и солдатики выдавались только в честь праздников. Он так завидовал ребятам и девчонкам из садика! За ними за всеми вечерами приходили молодые, звонкоголосые мамы. Позволяли и повиснуть на руке, и даже запрыгнуть почти до плеч и обвить, несмотря на грязную обувь, ногами… А его бабушка – за Антоном приходила чаще всего она – даже не разрешала взять себя за руку, и они просто шли рядом, в метре друг от друга. А если являлся папа, тоже было не легче. Другие-то отцы, Антон замечал, если приходили за своими чадами, то хотя бы какой-то интерес к ним проявляли. Пусть даже влепляли подзатыльники или волокли тихоходного малыша за собой с упреком: «Что как на похоронах плетешься?» Антонов же папа – интеллигент! – себе подобных реплик не позволял. Он просто молча брал сына под руку и молча же усаживал в машину. А когда мальчик пытался завязать разговор, сухо просил: «Будь добр, помолчи!» И таким веяло холодом от этой невинной, в общем-то, фразы, что маленькое сердечко трехлетки трепетало от обиды. Он покорно замолкал. И уже лет с четырех начал мечтать, как станет пиратом или хотя бы капитаном и уедет из дома куда глаза глядят.
Вопрос: «Где моя мама?» – он тоже задал рано, кажется, еще даже до садика. И немедленно получил холодный и сдержанный, как было принято в их семье, ответ: «Твоя мама, к сожалению, умерла. Для нас». Что такое «для нас» – Антон тогда не понял, а вот что такое умер – он уже знал. Это когда котенок, еще вчера гонявшийся за бумажной мышкой, недвижимо лежит на асфальте.
Он был так потрясен, что больше ни о чем спрашивать не стал. И мамин образ несколько лет оставался бесплотным, теплым и прекрасным, будто была она Золушкой из доброй сказки. Но потом, уже совсем перед школой, Антоша все-таки потребовал, чтобы ему рассказали, какой была его мама. Как она выглядела? Кем работала? И почему, наконец, в доме нет ее фотографий?
Его вопросы бабке с дедом (папы, как всегда, не было дома) явно не понравились. Но ответ он все-таки получил.
Что мама его выглядела, как обычная смазливая девка. Что она нигде не училась и нигде не работала. Что гуляла ночью и днем налево и направо – со всеми подряд, и именно поэтому в доме нет ее фотографии: она не стоит того, чтобы ее лик держали в их интеллигентной семье.
– Значит, мой папа – он и есть все подряд? – поинтересовался Антон, изрядно смутив уже вошедших в раж бабку с дедом.
Дед объяснил так: на папу, мол, помрачение нашло. А бабка добавила: «Да она, твоя мать, его просто околдовала – вот и все!»
– Значит, она была фея? Раз умела колдовать? – снова озадачил бабушку с дедом Антон.
– Не фея она была, а шлю… – начал дед.
Впрочем, под взглядом бабушки быстро осекся, и конца фразы Антон не расслышал. А бабушка велела мальчику «идти в свою комнату и заниматься делами». То есть в одиночестве катать машинки или разглядывать картинки в книжках. И представлять, что книжку с картинками и любимую игрушку, синий с белыми полосками грузовик, ему протягивает мама…
А потом наступил первый класс.
Антона, чистенького и дрожащего перед неизвестностью, в школьную жизнь отводил папа. Ввиду торжественности момента он даже сделал несколько исключений из правил: вместо обычно бесстрастного лица – натянутая улыбка. Вместо молчаливой угрюмости – напутственные реплики, довольно занудные: учись, мол, хорошо и на переменах не балуй. Но все равно Антон чуть не впервые в жизни стал гордиться, что у него такой папа: молодой, мужественный, с сильной рукой, крепко сжимающей детскую ладошку. Вон как на него тетеньки заинтересованно поглядывают – и те, что других первоклашек в школу привели, и даже важные и строгие учительницы.
«Жаль, никто не видел, что мы к школе на машине подъехали, – мелькнуло у Антона. – Да не на «Жигулях», а на настоящей иномарке! Вот был бы писк!»
Но когда папа подвел сына к симпатичной полненькой женщине – она держала в руках табличку с надписью «Первый «А», и подле нее уже крутилось с десяток новоиспеченных, взбудораженных первоклашек, – разразилась катастрофа.
Едва папа успел сказать, что вот, так и так, я привел вашего ученика Антона Нечаева, как к ним подлетела не очень молодая и совсем неопрятная женщина, но при этом ярко размалеванная, с вызывающе черными бровями и пунцовой помадой на губах. У Антоши (не зря он все-таки воспитывался в интеллигентной семье) мелькнуло безошибочное: «Уборщица. Или вахтерша. Что, интересно, ей тут надо?»
Мальчик инстинктивно подался назад – от самозваной тетки нестерпимо несло резкими духами, – а учительница строго обратилась к незваной гостье: «Что вы, женщина, хотели?» И только папа никак не отреагировал на явление неприятной тетки. Он просто молча стоял и по-прежнему сжимал руку сына, и лицо его заливала совсем неуместная в солнечный день бледность. А женщина между тем схватила Антошу за вторую руку и неприятным фальцетом заголосила: «Мальчик мой! Сыночек! Кровинушка!» Ее рука, в отличие от папиной, прохладной и сильной, оказалась неприятно шершавой и влажной.
– Вы кто? – испуганно прошептал Антон.
– Господи! Сынушка! Не узнал! Да я ведь мама твоя, родная мамка! Наконец нашла тебя! Нашла!
– Оля-ля-ля! – неожиданно для строгой учительницы отреагировала начальница первого «А».
А папа, наконец вышедший из ступора, презрительно спросил:
– Долго, Зиночка, думала? Все, наверное, крошечные мозги напрягала?
– Чего? Чего ты несешь? – ощерилась женщина.
Антон увидел: в ее рту часть зубов – мутно-золотые, а других нету вовсе.
Но папа ответил не ей, а сыну, и голос его стал не теплым, как было, когда отец вел его в школу, а абсолютно – и традиционно – ледяным:
– Ты, Антон, давно спрашивал, где твоя мама. Так вот она, во всей своей красе. Знакомься.
Отец усмехнулся недоброй ухмылкой. А мать (мама? Фея?!) не почувствовала насмешки в папином голосе и широко раскинула руки навстречу сыну:
– Антошенька! Зайчик мой! Обними меня, лапонька!
Антоновы одноклассники с интересом наблюдали за мизансценой. Девчонки жадно прислушивались к разговору. А Антон в ужасе смотрел на вдруг обретенную мать, кривился от ее тяжелого дыхания и едва сдерживался, чтобы не заплакать.
…И уже на первой в его жизни школьной переменке он узнал, что такое злые насмешки одноклассников, потому что мальчишки обступили его со всех сторон и принялись скандировать: «У Нечаева мать – алкашка!» И это было вдвойне, втройне обидней, потому что школа, куда зачислили Антона, как особо подчеркивали его интеллигентные родственники, считалась элитной. Здесь учились сплошь отпрыски депутатов, ученых, артистов, владельцев первых в стране частных предприятий и прочих сливок, так что мать-алкашка, безусловно, выходила отличным поводом для дразнилок.
А дома к его ужасному настроению еще и бабушка с дедом добавили – они даже не стали расспрашивать, как прошел первый школьный день. А тут же стали интересоваться, рад ли Антон тому, что наконец обрел мать.
– Вы же мне говорили, что она умерла! – укорил их мальчик.
– А разве нет? – холодно поинтересовался дед.
А бабушка услужливо пояснила:
– Мы имели в виду: разве эту дрянь можно считать человеческим существом?
– Я понял… – грустно вздохнул Антоша. И жалобно, будто не школьник уже, а робкий детсадовец, всхлипнул: – И что же мне теперь делать?
– Как – что? Ликовать. Что сбылась наконец твоя мечта, – предложил дед.
А бабушка еще хлеще завернула:
– А хочешь… можешь даже к ней переехать. Насовсем. Представляю, в каком притоне она живет.
Антон мгновенно вспомнил нечистую одежду матери, ее странный, тревожный и влажный взгляд, неприятные ярко-желтые волосы и яростно замотал головой:
– Я не хочу к ней!
Дед с бабкой переглянулись. Им, кажется, был приятен его искренний испуг.
– Не волнуйся. Никто тебя к ней не гонит, – снисходительно успокоил дед.
– А можно… можно сделать так, – тут же бросился в атаку Антон, – чтобы она больше вообще ко мне не подходила?
– Быстро же ты к ней остыл, – вновь усмехнулся дед.
А бабуля пояснила:
– Видишь ли, Антоша… Мы, к моему безусловному сожалению, живем в излишне свободной стране. И запретить твоей матери ничего не можем. Не хотела она тебя раньше видеть, не хотела воспитывать – и заставить ее мы не могли. А сейчас вдруг родительскими чувствами воспылала – тоже ее право. И запретить ей к тебе приближаться можно только по решению суда, а получать его долго и сложно. Да и то: решения эти все равно никто не выполняет.
– К нам домой мы ее, конечно, не пустим, – заверил внука дед. – Ну а во дворе… на улице… у школы… Нам, увы, охрана по статусу не положена. Так что личным телохранителем обеспечить тебя не можем.
И Антону вдруг представилось: темный вечер… тускло освещенный подъезд… а в проеме, возле лифта, его караулит она – такая долгожданная и, оказывается, совсем нелюбимая мать. Кидается к нему, хватает сильными и грязными руками за горло, запихивает в огромный, душный мешок…
Он не выдержал – заревел, хотя школьникам, конечно, реветь не положено, и плакал так горько, что даже строгий дед не пожалел для него собственного носового платка. А бабушка расщедрилась на утешения:
– Да ты, Антошенька, не волнуйся. Ты быстро ей надоешь, и она от тебя отстанет. Уже навсегда.
– А если не отстанет?
– Тогда будешь с ней общаться. Ничего не поделаешь.
– Нет, – с недетской твердостью отрезал Антоша. Вскинул голову и заявил: – Если она от меня не отстанет – я ее просто убью.
Бабка с дедом удивленно переглянулись, но ругать (обычно-то даже за слово «дурак» нотацию читали) не стали. Наоборот – дед его вроде подначил:
– Хорошая идея, мил-человек. Убивай. Мы только за.
– Чему ты учишь ребенка? – укорила его бабушка.
Но голос ее звучал без всякой укоризны, и глаза смеялись.
– …И тогда я понял: они меня одобряют. И я действительно ее когда-нибудь убью. – Нынешний, взрослый Антон широко улыбнулся.
«Вот это мужик!» – мелькнуло у Ярославы.
Навязчивая Александра со своими веснушками, крошечка Тося на своих огромных каблуках – это, безусловно, не конкурентки.
Едва закончилось занятие и Яков Анатольевич покинул конференц-зал, как Ярослава умело оттерла остальных двух женщин и приблизилась к Антону. Слегка коснулась его руки. Провокационно улыбнулась. Бархатно, на пониженных тонах проворковала:
– А я и не думала, что вы, Антон, такой матерый преступник… Впрочем, я вас стою. Будем держаться вместе?
Он оценивающе, в один взгляд, осмотрел ее всю – от снова вошедших в моду остроносых сапожек до с виду небрежной, но тщательно сработанной прически – и галантно ответил:
– С вашими, мадам, преступлениями я пока не знаком. Но держаться вместе – согласен.
– Не волнуйтесь: мои преступления вас не разочаруют, – заверила его Ярослава.
Улыбалась она беззаботно, но мозг лихорадочно работал: а что, если он спросит о ее преступлениях прямо сегодня? Что бы ей такое придумать?! Не правду же, в самом деле, рассказывать…
– Тогда по аперитиву? Перед обедом? – тут же внес предложение Антон.
Оставшиеся участники тренинга ревниво прислушивались к их диалогу и уходить из конференц-зала не спешили. Александра, бедняжка, едва не плакала; Тося – изо всех сил притворялась равнодушной. А Андрей Степанович буравил Ярославу пристальным, испытующим взглядом.
«Да плевать мне на них на всех!»
– По аперитиву? Звучит заманчиво… – улыбнулась она Антону.
И оставшийся до обеда час они провели за милой, легкой, ни к чему не обязывающей беседой, которая так просто, если чуть отпустить внутренний тормоз, может перейти в череду более смелых комплиментов и закончиться в тот же вечер в любой – его или ее – постели.
Но Ярослава отпускать внутренний тормоз не спешила. И потому после обеда – а сидели они, разумеется, за одним столиком – предложила нейтральное: вместе пойти в бассейн. А потом принять еще по аперитиву, уже перед ужином. После ужина пошел шикарный, крупными хлопьями снег, и просто сам бог велел отправиться на романтическую прогулку по подсвеченным сказочным голубым светом дорожкам…
Так что бесстрастная видеокамера ничего крамольного не запечатлела. Вот двое сидят за столиком, перед ними – коктейли… вот он осторожно и ласково касается ее руки… вот она смахивает невидимую пылинку с его щеки…
На снимках оба выглядели просто шикарно – она молода, он юн. Оба красивы. Уверенные в себе, разгоряченные намечающимся флиртом…
А ведь для одного из них эта видеосъемка оказалась последней в жизни.