Четыре всадника – рыцарь-тамплиер с алым крестом на белой котте[19], двое воинов в пластинчатых доспехах и еврей в примечательной желтой шляпе – покинули хорошо охраняемые пределы графства Триполи и поскакали по находящейся под властью сарацин земле в окрестностях приморского Бейрута. Саму крепость Бейрут на побережье всадники миновали беспрепятственно, но дальше, там, где покрытые кедровыми лесами горы подступали к узкой прибрежной дороге, на них напали.
Сначала просвистела стрела, и возглавлявший небольшой отряд Мартин грубо выругался, когда острое жало вонзилось ему возле подмышки. Хороший стрелок знал куда метил: кожаный, обшитый стальными пластинами доспех хорошо укрывал все тело, кроме сгибов рук и подмышек. Боль была резкой и острой, Мартин пошатнулся в седле, стал сползать, пока его спутники кружили на месте, прикрывшись щитами и определяя, откуда прилетела стрела. Понятно, что из леса, но откуда именно?
Один из всадников, крупный рыжий норвежец Эйрик, повернулся к растерянно озиравшемуся еврею:
– Иосиф, ты без доспехов, так что быстро падай с лошади и притворись мертвым.
Сам он, как и Мартин, был в кожаной куртке с плотно нашитыми стальными пластинами, но его голову вместо шлема покрывала чалма, как у сарацина. Эйрик выглянул из-за щита, наблюдая, как Мартин, повиснув на боку коня, будто потерявший сознание раненый, а на деле укрывшись за его телом, направил скакуна в сторону зарослей. Итак, этот шустрый успел сообразить, где засада. И Эйрик тут же стал разворачивать в ту сторону своего бурого жеребчика.
Нападавшие уже появились, решив, что справились с путниками, – тех всего четверо, один ранен стрелой, а второй упал с лошади и уже не представлял опасности для их довольно многочисленного отряда. Сарацин не удержало под укрытием зарослей даже то, что один из четырех был тамплиером, – рыцарей ордена Храма местные разбойники опасались больше всего. Но ведь только двое в седле – храмовник и воин в чалме… или уже трое? А вон и четвертый, тот, что в желтой шляпе, приподнялся.
Мартин, подскакав ближе к зарослям, откуда высыпали разбойники, стремительно выпрямился в седле и метнул в ближайшего из них короткое копье, а следующего сразил мечом. Поспевший за ним венгерский тамплиер Ласло Фаркаш снес своего противника, который уже замахнулся саблей, древком копья, как дубиной, и тут же вогнал его острие в другого разбойника. Эйрик просто сбил наскочившего на него сарацина ударом щита и напором лошади, так что тот рухнул на песок вместе со своей небольшой изящной лошадкой, но, быстро выпутавшись из стремян, не стал нападать, а пополз на четвереньках прочь. Огромный норвежец стал рубиться над ним обеими руками – мечом парировал направленные на него удары, а секирой рубил так, что только кровавые брызги разлетались.
Такого отпора сарацины не ожидали и, пронзительно вскрикивая, поспешили обратно под сень спасительных зарослей. Победители не преследовали их. Тамплиер Ласло сказал:
– Это люди не эмира Бейрута, это обычные бедуины-разбойники, ищущие легкой наживы.
Он оглядел распростертые на залитом кровью песке тела и неспешно вытер меч о гриву своего вороного. Его смуглое скуластое лицо в обрамлении стального наголовника кольчуги расплылось в довольной усмешке, пышные черные усы приподнялись, обнажая крепкие ровные зубы. Будучи невысокого роста – что не бросалось в глаза, когда тамплиер был в седле, – Ласло хорошо справился со своей работой, ведь одной из основных обязанностей ордена Храма было уничтожать тех, кто препятствует мирному передвижению путников.
Норвежец тем временем повернулся к начавшему взбираться на коня еврею.
– Ты плохо слышал, что я тебе сказал, Иосиф? Пока шла схватка, тебе надлежало лежать с закрытыми глазами и не шевелиться.
Обычно Эйрик был мягок и предупредителен с молодым евреем, семейству которого привык служить. Сейчас же, видя непослушание Иосифа, он гневно сдвинул рыжие брови, его светло-серые глаза сверкали, а лицо так побледнело, что веснушки на нем казались почти черными. Даже мощная челюсть Эйрика подрагивала, словно он едва сдерживался, чтобы не открыть рот, откуда в любой миг могли посыпаться не только упреки, но и самая настоящая ругань. Но Эйрик и впрямь опасался за Иосифа: еврей не был воином, а его плащик и желтая шляпа, из-под которой выбивались густые кучерявые волосы, вряд ли могли послужить парню защитой.
Собой Иосиф был не больно красив: слишком крупный горбатый нос, близко посаженные глаза, скошенный подбородок, однако когда он улыбнулся Эйрику, понимая, что тот не столько злился, сколько переживал за него, лицо его осветилось такой светлой и ласковой улыбкой, что оно стало казаться по-настоящему привлекательным.
– Не унижай меня своей суровостью, Эйрик. К тому же вы так сражались, что я чувствовал себя защищенным со всех сторон, и оставаться лежать на песке было как-то… Это как проявление неуважения к мастерству и доблести столь отменных воинов.
Но через миг улыбка еврея уже погасла, когда он увидел окровавленного Мартина с торчавшей из-под руки стрелой.
– Давай я осмотрю твою рану, друг мой.
Мартин стащил с головы кольчужный капюшон, его выгоревшие до белизны светлые волосы упали на ярко светившиеся небесно-голубые глаза. Лицо его, даже напряженное от боли и побледневшее, не утратило своей привлекательности – правильные черты лица, высокие скулы, небольшой аккуратный нос.
Мартин спешился и позволил Иосифу вынуть стрелу, но, к огорчению последнего, зазубренный наконечник так и остался в ране.
– Оставь пока так, рана вроде неглубокая, – сказал Мартин. – Перевяжи меня – и в путь. Нам надо поскорее уехать из этих мест, пока разбойники не опомнились, – отмахнулся он от пытавшегося протестовать приятеля.
Им предстояло проехать немалое расстояние до следующего христианского владения, где уже можно встретить патрулирующие дорогу отряды рыцарей. И только на подъездах к Сидону они почувствовали себя в безопасности и сдержали ход коней. Хотя сам Сидон был сильно разрушен, утомленные путники решили тут заночевать.
Здесь же они узнали последние новости. Оказалось, что несколько дней назад в соседнем городе Тире ассасинами был убит маркиз Конрад Монферратский. Это была скверная новость, учитывая, что воевавшие в Святой земле крестоносцы рассчитывали, что Конрад возглавит их поход после того, как их вынужден будет покинуть нынешний вождь войска Христова – король Англии Ричард Львиное Сердце.
Весть о ранее намечавшемся возвышении Конрада привез в Тир племянник Ричарда Генрих Шампанский. Но когда он прибыл с известием, то оказалось, что передавать власть над войском крестоносцев уже некому… После небольшого совета в Тире было решено, что Генрих станет новым правителем отвоеванных у Саладина земель на побережье Леванта и возьмет в жены вдову Конрада, наследницу Иерусалимского престола Изабеллу. Но Изабелла была на сносях и должна была вот-вот родить от Конрада. И в Сидоне, где остановились друзья, все гадали, согласится ли молодой граф Шампанский на этот брак? Ведь с рукой Изабеллы он становится наследником престола Иерусалима! К тому же было известно, что нынешний монарх Иерусалимского королевства Гвидо де Лузиньян отказался от своих претензий на трон после того, как тамплиеры согласились уступить ему остров Кипр.
Вести были слишком невероятными, и, передохнув, путники с утра продолжили путь.
Тир встретил их скоплением народа и звоном гудевших на всю округу колоколов. Итак, свадьба состоялась! Генрих Шампанский согласился взять в жены беременную вдову своего предшественника, и на свадебное торжество уже съехались все представители христианской знати в Святой земле.
Мартин приближался к заставам христиан у Тира, надвинув на лоб стальной шлем с наносной пластиной и закрыв лицо кольчужным клапаном[20], – слишком велика была опасность, что его узнает кто-то из крестоносцев. Увы, в войске Христовом многие считали его шпионом султана или лазутчиком ассасинов, и он отчасти сам был повинен в таком отношении к себе[21].
Город Тир с крепостными укреплениями и замком располагался неподалеку от побережья на острове, куда вел поддерживаемый каменными стенами мол, но частью его кварталы, так называемый Старый Тир, раскинулись на побережье. Перед воротами, откуда начиналась дорога на мол, путники разделились: еще по пути они решили, что тамплиер Ласло Фаркаш отправится в крепость Тира на острове, дабы предстать перед главами ордена и отчитаться о делах, а Иосиф с Мартином и Эйриком поселятся в Старом Тире, где имелась небольшая иудерия, в которой проживали несколько еврейских торговых семейств. Иосифа, сына известного и почитаемого среди еврейского племени Ашера бен Соломона, с радостью приняли в иудерии, там же дали приют и двум его спутникам. Правда, Эйрик почти сразу же отправился на остров Тира, чтобы разведать новости, а Мартин, которому надо было прийти в себя от полученной в пути раны, остался с Иосифом.
– Если бы ты знал, друг мой Иосиф, как непереносима для меня эта задержка, – говорил он еврею, пока тот промывал и смазывал целебными мазями оставленную зазубренной стрелой кровавую отметину на его теле. – Моя возлюбленная томится в плену, а я, зная, где она, вместо того чтобы нестись к ней и сделать все, чтобы освободить леди Джоанну, вынужден торчать тут…
– Да, вынужден, – мягко, но настойчиво произнес Иосиф, перебив его. – И пока ты окончательно не поправишься, никуда не поедешь. О праведный Авраам! Неужели ты уже запамятовал, как совсем недавно от раны скончался один очень сильный рыцарь-тамплиер, которого ты вез из края ассасинов?[22]
Мартин вздохнул. Да, они вместе с маршалом ордена храма Уильямом де Шампером спасались от посланных за ними преследователей Старца Горы[23], маршал был ранен, и хотя Мартин вывез его из опасных Антиливанских гор, от раны у крестоносца произошло заражение и он скончался в замке госпитальеров Маргат. Перед смертью тамплиер поведал своему спасителю, где скрывают его сестру, возлюбленную Мартина Джоанну де Ринель. Странно свела судьба Мартина с Уильямом де Шампером. Сперва непримиримые враги, они под конец стали соратниками по оружию, вместе отбивались от людей Старца Горы, вместе совершили опасный путь и в итоге между ними возникла дружба. И, уже умирая, тамплиер Уильям доверил Мартину судьбу своей сестры, похищенной людьми Саладина.
И вот он вынужден задерживаться, понимая, что без тщательной подготовки не сможет справиться с заданием. А тут еще это ранение…
– Ты можешь принести мне карты, Иосиф? – попросил он друга, зная, что у торговавших по всем окрестным землям евреев имеются очень неплохие планы местности и караванных путей.
Мартин просидел над ними до самого вечера, пока не явился Эйрик.
Норвежец размотал чалму и провел большими ладонями по начавшим отрастать огненно-рыжим волосам. От него попахивало вином, сам он был заметно во хмелю и даже пошатывался всем своим массивным телом.
– Что творится, провалиться мне в темную Хель[24]! – воскликнул этот язычник, оставшийся верным старой религии своих предков-викингов. – Вот это свадьба так свадьба! Весь город украшен шелковыми тканями, все ликуют, на площадях курится фимиам, повсюду слышатся воспевающие хвалу молодоженам женские и детские хоры. И это несмотря на то, что тело маркиза Конрада едва успели отпеть в местном храме Святого Петра. Говорят, вдова Изабелла горестно убивалась во время погребения супруга, но уже тогда поглядывала на красавца Генриха де Шампаня. Она и на венчание явилась в трауре, выражая тем последнюю скорбь по убиенному Конраду, но на свадьбе подле жениха особой грусти не проявляла. А ведь брюхата, как корова, того и гляди вот-вот схватки начнутся. А что же Генрих? Ведь даже став новым королем Иерусалимским, он вынужден будет признать ее новорожденного законным наследничком своего только что приобретенного трона! Мне вон рассказали, что Генрих сперва вроде как и не соглашался на этот брак, ну да его уговорили. Ну и дама ему нравилась, некогда он так куртуазно за ней ухаживал. Эх, забавные дела творятся, клянусь тем отличным красным вином, каким попотчевали меня славные парни-крестоносцы в залах Тирского замка! А отчего бы и не выпить? То похороны, то свадьба! А то и роды! В веселенькое время живем, друг Мартин.
– Эйрик, тебе бы следовало быть осторожнее. Не ровен час, наткнешься на кого-то из знакомых. Учти, мы так скоро с тобой покинули стан крестоносцев под Арсуфом, что твое появление может вызвать подозрение.
Эйрик хлопнул себя большой ладонью по колену.
– Обижаешь, приятель! Я был осторожен, как прокравшаяся на свидание монастырская послушница! И ни с кем из старых знакомцев не общался. Зато в Тире есть недавно прибывший отряд моих земляков-норвежцев, с которыми я выпил не одну чашу, да еще и клялся примкнуть к ним, когда войско выступит на этого изувера Саладина, так подло похитившего нашу девочку Джоанну.
Но Эйрику поклясться в чем-то было проще, чем выпить бокал вина, – он редко когда держал слово и был предан только своим друзьям. Зато он поведал, что видел на свадьбе Генриха и Изабеллы барона Балиана Ибелинского, епископа Филиппа де Бове и даже прежнего монарха этой земли – Гвидо де Лузиньяна, причем под ручку с разряженной в пух и прах Девой Кипра, дочерью побежденного королем Ричардом Исаака Комнина, прежнего императора Кипрского. Присутствие здесь Гвидо, знавшего его, взволновало Мартина, но рыжий поспешил успокоить своего товарища, сказав, что появление Гвидо на свадебном пиру – всего лишь проявление его доброй воли в том, что он слагает с себя полномочия короля Святой земли и признает новыми правителями Генриха и Изабеллу. Но уже завтра он отбудет вместе с кипрской царевной на свой остров, где обязался обвенчаться с ней, дабы иметь законные права на Кипр. Хотя многие поговаривают, что этой свадьбе не бывать – уж слишком холодно и отстраненно держится златокудрый Гвидо с Девой, а точнее, с девкой, с которой переспали едва ли не все рыцари из окружения Ричарда, да и сам Львиное Сердце. Недаром же королева Беренгария, супруга Ричарда, так ревновала короля к этой киприотке, но теперь-то она вздохнет спокойнее.
– Но Гвидо-то, Гвидо! Ради короны Кипра сошелся с этой шлюхой-царевной, обещает жениться… Ну да говорил же я, что многие толкуют, будто он для вида только дал согласие, а сам того… этого… – Язык у пьяного Эйрика совсем начал заплетаться.
– Рыжий, а где нынче Ричард Львиное Сердце? – потряс приятеля Мартин.
Тот широко распахнул глаза, силясь собраться с мыслями.
– Ричард, спрашиваешь? Сейчас он неподалеку, в Акре. И кое-кто даже поговаривает, что это он и заказал ассасинам прирезать бедолагу Конрада Монферратского. Как иначе объяснить, что он не явился в Тир на свадьбу племянника и Изабеллы? А этот язва епископ де Бове вовсю распространяет слухи. Дескать, кто-то из схваченных ассасинов сообщил, что маркиза зарезали по наказу короля Англии.
– Чушь! – не удержался Мартин. – Ричарду надо было уезжать, а Конрада на совете избрали новым главой крестового воинства вместо него. И ради дела крестоносцев английский король не мог желать ему смерти. Да и не в манере Ричарда разить из-за угла. Скорее все это наветы де Бове, который не упускает случая опорочить Львиное Сердце.
Эйрик потянулся и обнял Мартина, но тот слабо охнул и отстранился, высвобождаясь из медвежьих объятий норвежца.
– Нам-то с тобой какое дело до всех этих склок и интриг, малыш? – усмехнулся рыжий. – Какое дело до всех этих походов крестоносцев и того, кто их возглавит? Нас ждет иное дело – надо спасать твою красотку Джоанну. И ты вот что лучше послушай, – постарался сосредоточиться Эйрик. – Я, когда уже возвращался обратно по молу в Старый Тир, увидел среди орденских братьев нашего храмовника Ласло. Ну, я, разумеется, окликнул его, и он сразу же подъехал. И велел тебе передать: он должен спешно уехать за некими сведениями, немаловажными для тебя и нашего дела. Вот и сказал, чтобы мы оставались в Тире и ждали его.
– Проклятье! Куда он поехал? Ведь маршал Уильям де Шампер поручил Ласло помочь нам спасти Джоанну. Да и бывал венгр в Монреале, знает те места, знает сам замок. Он нужен нам!
– Да, нужен, – широко зевая, согласился Эйрик. – Ласло Фаркаш – славный малый. Но раз он уехал и велел его дожидаться, то и подождем. Он ведь сказал, что по нашим делам едет. А уж расспрашивать его про то и се я не мог. Говорю же, он со своими храмовниками в их белых плащах разъезжал. Ну да ладно, успокойся, малыш. Я ведь с тобой, если что… Мы, если нужно, и без него справимся… Хотя Ласло и приказал дождаться его.
«Малышом» Эйрик называл Мартина еще с тех пор, когда обучал его, еще совсем мальчишку, владеть оружием. Рыжий был на двенадцать лет старше, но зачастую именно Мартину приходилось успокаивать и урезонивать огромного норвежца. Вот и теперь ему то и дело надо было сдерживать Эйрика, когда тот в последующие дни бродил по округе, с кем-то общался, с кем-то знакомился, влезал в драки, даже завел интрижку с хорошенькой служанкой одной из дам Изабеллы Иерусалимской. Утихомирился он только после того, когда Иосиф пообещал отправить его в Антиохию, ибо уж слишком многие стали обращать внимание на рыжего норвежца, который после гулянок отправляется на постой в иудерию со звездой Давида на воротах. Не хватало еще, чтобы крестоносцы вслед за странным рыжим воином нагрянули к приютившим их евреям и учинили тут погром. Да и Мартина никто не должен видеть.
Мартину же Иосиф объяснял:
– Я понимаю твое нетерпение, друг мой, однако в том, чтобы немного выждать, есть свой смысл. Вот взгляни на карту: замок Монреаль находится на торговой Дороге Царей. Мимо него то и дело проходят караваны из Дамаска в Египет или Аравию. Сам замок, как ты знаешь, хорошо охраняют, вся близлежащая округа прекрасно просматривается с крепостных стен, и наше появление там вызовет только подозрения. Другое дело, если мы окажемся близ Монреаля в составе одного из купеческих караванов. Караванщики обычно делают остановку недалеко от замка, и если мы будем находиться среди таких торговцев, это никого не насторожит.
– Караваны двигаются очень медленно, – заметил, нахмурив темные брови, Мартин. – Мало ли что могут за это время сделать с Джоанной.
Иосиф вздохнул. Некогда этот голубоглазый наемник был страстно увлечен его красивой сестрой Руфью. Но после знакомства с англичанкой Джоанной Мартин всем сердцем полюбил знатную женщину. Иосиф заметил это, еще когда между влюбленными не было никакой связи. Слишком часто Мартин смотрел на эту даму, слишком много о ней говорил. И вот теперь готов был идти на любой риск, только бы спасти ее.
Иосиф положил руку на плечо друга.
– Послушай, что я скажу тебе, Мартин. Ты ведь наверняка заметил, что в этой иудерии ныне находятся сафарды[25]. Они вскоре намереваются продолжить свой путь в Дамаск и рассчитывают влиться в караван, который по старой Дороге Царей направляется в Аравию. Если ты все обдумаешь, то поймешь, что ехать с ними для нас будет куда безопаснее, пусть это и не так скоро, как бы тебе хотелось. А с сафардами я уже переговорил. Они согласны, чтобы я поехал вместе с ними, а вы под видом охранников будете сопровождать меня.
Мартин поглядел на Иосифа с благодарностью в глазах.
– Ты всегда был умницей, Иосиф. Твои советы бесценны. Но когда именно сафарды намереваются выехать?
– Не ранее чем через неделю. Знаю, ты хотел бы выехать раньше…
– Меня это устраивает. Надеюсь, что и тамплиер Ласло к тому времени уже вернется.
Пока же оставалось ждать. Сафарды закупали в Тире для отправки в Испанию пурпур для покраски тканей, грузили на корабли цветное сидонское стекло. Иосиф порой ходил с ними, а по возвращении сообщал своему другу последние вести. Так он узнал, что Гвидо де Лузиньян уже отбыл с невестой на Кипр. Некогда завоевавший этот благодатный остров король Ричард Английский продал его ордену Храма за весьма внушительную сумму в сто тысяч золотых безантов[26]. По условиям сделки тамплиеры сразу выплатили королю сорок тысяч из оговоренной суммы, а оставшиеся деньги обязались выплачивать из получаемого с острова дохода в рассрочку. Однако местное население на Кипре не очень жаловало суровых тамплиеров и подняло против них восстание – очень неудачное, потому что отряд рыцарей немногим более сотни легко разогнал тысячную толпу восставших киприотов. И все же надежды храмовников устроиться на Кипре уже не сильно привлекали орден. В итоге они согласились отдать его Гвидо, которого обязали возвратить им шестьдесят тысяч безантов в самое ближайшее время. Такой суммы у лишившегося трона Гвидо не было, однако деньги ему охотно ссудил Генрих Шампанский, с условием, что Лузиньян больше никогда не станет предъявлять права на Иерусалимский престол. Учитывая, что он был непопулярен в Святой земле, Гвидо при свидетелях дал обещание и даже сумел убедить купцов из Триполи одолжить ему оставшуюся сумму в шестьдесят тысяч безантов в обмен на особые привилегии торговли на Кипре. Это был разумный шаг, и пусть Гвидо де Лузиньян считался никудышным воином, но договариваться он умел, и можно было не сомневаться, что на Кипре он сделает все, чтобы не потерять и эту корону. И если что-то могло не устраивать будущего правителя Кипра, так это то, что он уезжал без своего старшего брата, талантливого военного стратега Амори де Лузиньяна, оставшегося и далее нести службу в Святой земле. Зато теперь с Гвидо была Дева Кипра, и ее присутствие в качестве невесты гарантировало де Лузиньяну относительное спокойствие, ведь киприоты будут видеть в нем законного правителя острова.
Едва Гвидо с царевной отбыли, как Тир уже облетела следующая весть: новобрачная супруга Генриха Шампанского разродилась дочерью. И многие вздохнули с облегчением: роди вдова Конрада Монферратского сына, еще неизвестно, насколько бы прочна была власть новоявленного короля и сколько бы людей добивались регентства при Изабелле и ее младенце. А вот дочь… В трудные времена сильный король ценнее, нежели младенец, да еще и женского пола. К тому же Генрих уже зарекомендовал себя неплохим воином, что тоже вызывало к нему уважение. Другое дело, что теперь многих беспокоило, не оставит ли он Тир, дабы возглавить войско крестоносцев.
Вопрос, кто будет избран главой похода, по-прежнему оставался неразрешенным. Люди собирались на площадях и в тавернах, обсуждали, спорили до хрипоты, но постепенно все больше склонялись к тому, что лучше Ричарда Львиное Сердце с этим никто не справится. Однако у короля были другие планы – со дня на день он собирался покинуть берега Леванта, чтобы навести порядок в своем собственном королевстве.
Мартина тоже волновало, как сложится судьба крестового похода, с которым он, волей или неволей, оказался связан. Он выспрашивал у Иосифа и Эйрика, к какому решению склоняются воины Креста, когда намерены начать выступление. Что предпримет за это время султан Саладин? Как все это скажется на судьбе Джоанны? Ее участь более всего беспокоила Мартина. Кто она ныне в глазах султана – заложница, пленница или… наложница его брата эмира Малика аль-Адиля? Последнее предположение приводило Мартина в смятение. В пути Ласло поведал ему, что они узнали в замке Старца Горы о Джоанне: прекрасная англичанка понравилась брату султана, который известен своим сладострастием и умением очаровывать женщин. Мартину оставалось надеяться, что Джоанна слишком горда и слишком хорошая христианка, чтобы сойтись с неверным. К тому же она ждала от Мартина ребенка, она беременна… Он не забыл, как и когда произошло их последнее свидание, и понимал, что срок родов уже подошел. Как отнесется к этому ее пленитель аль-Адиль? Да и похищение из Монреаля Джоанны с младенцем представляло свои трудности. Мартин опять склонялся над картами, изучал окрестности Монреаля, вспоминал, что ему вообще известно об этом замке за Мертвым морем.
У сафардов уже все было готово к отъезду, когда как-то под вечер в иудерию стал проситься какой-то странник сарацин, причем, когда его не впустили, принялся шуметь и настаивать. Вышедший на шум Иосиф неожиданно узнал в этом невысоком, облаченном в рваный халат и обтрепанную чалму дервише[27] рыцаря-тамплиера Ласло Фаркаша.
– Клянусь талмудом! – всплеснул руками пораженный еврей. – Почему вы так вырядились, мессир рыцарь?
– В таком облачении меня никто не узнает, – входя и закрывая за собой дверь со звездой Давида, пояснил переодетый тамплиер. – А теперь, еврей, проводи меня к Мартину. Мне есть что ему сообщить.
– Мы уже заждались вас, мессир рыцарь, – так и кинулся к венгру Мартин, ничуть не удивившись его странному виду. Сам нередко менявший обличье, он остался спокоен, увидев Ласло, вырядившегося в потрепанную одежду дервиша, – значит, так надо.
Однако храмовник все же решил пояснить:
– Это мой магистр, благородный Роббер де Сабле, велел мне переодеться, дабы я мог втайне от всех выполнить последнее задание маршала де Шампера, мир его праху, – перекрестился мнимый дервиш. И столь странно было видеть этот жест у мусульманского проповедника, что наблюдавший за ними Эйрик даже грохнул от смеха.
Но Мартин не смеялся.
– Как я понимаю, магистру от вас известно о последнем задании маршала де Шампера?
– Это так. К тому же он знает, кто вместе со мной будет искать и спасать Джоанну де Ринель. Я сообщил ему о вас.
Тут даже Эйрик умолк, переводя взгляд со смуглого, исполненного значимости лица ряженого тамплиера на застывшего в напряжении Мартина.
– Что это означает, Ласло? – глухо выдавил последний. – Я ведь считаюсь врагом не только ордена Храма, но и всех крестоносцев.
– Отныне это уже в прошлом, – улыбнулся венгр. – Дело в том, что после отъезда из Тира я посетил Акру, где встретился с Югом де Мортэном, известным вам по нашему совместному побегу из подвластных Старцу Горы земель. Нам с Югом надлежало совершить поездку в Яффу, где ныне находится магистр де Сабле, и поведать главе ордена, как вышло, что наша миссия к ассасинам не имела успеха, а также сообщить, как и почему погиб достойный маршал де Шампер. После нашего отчета, а также после того, как Юг де Мортэн вступил в должность маршала ордена, мы вместе рассказали де Сабле о вас, о том, кто вы на самом деле и что вы сделали для нашего спасения.
Мартин нервно хрустнул сцепленными пальцами. Что эти люди могли знать о нем, если он исповедовался только Уильяму де Шамперу?
Ласло заметил его волнение и поспешил успокоить: когда два тамплиера, один из которых только что стал маршалом ордена, замолвили слово за того, кому доверял сам де Шампер, этого вполне достаточно, чтобы де Сабле счел, что с него можно снять прошлые подозрения в шпионаже и службе врагам крестоносцев. Разумеется, он не стал препятствовать участию Мартина в деле спасения леди Джоанны де Ринель.
Присутствовавший при их разговоре Иосиф взволнованно привстал:
– Вы не должны были рисковать жизнью и свободой Мартина, сообщая о нем тамплиерам!
– У рыцаря ордена не может быть тайн от главы братства, – резко ответил Ласло. И добавил, повернувшись к Мартину: – Поверь, парень, я сделал то, что должен был сделать, но тебя спасло уважение и доверие того, кого все называли Честью Ордена Храма. Перед смертью именно тебе Уильям де Шампер поручил судьбу своей сестры, а меня просил помогать во всем… Слышишь, Шампер вверил тебе Джоанну де Ринель, и этого было достаточно, чтобы магистр де Сабле не стал противиться последней воле человека, которого искренне уважал и о котором скорбит весь наш орден. Поэтому де Сабле велел мне следовать к тебе, а уж Юг де Мортэн настоял, чтобы с тебя были сняты подозрения в шпионаже в пользу наших врагов.
Мартин не в силах был вымолвить ни слова. Ему не верилось, что все может так повернуться: отныне он не враг, не изгой, его не будут преследовать и ловить, он почти на службе у ордена… Он испытал огромное, невероятное облегчение, а еще благодарность: подумать только, даже тень погибшего де Шампера хранила его от невзгод, давала шанс начать честную жизнь.
Мартин рванул себя за ворот, словно ему не хватало воздуха.
– Я… Я должен побыть один.
Он хотел выйти, но Ласло Фаркаш неожиданно задержал его.
– Это еще не все, Мартин.
Он почти заставил воина сесть на место, внимательно на него посмотрел.
– Перед самым моим отъездом из Яффы я узнал, что супругу Джоанны Обри де Ринелю подбросили под двери покоев младенца. Девочку. При ней была записка, что это дочь Обри от леди Джоанны. Многим это казалось удивительным, особенно после вестей, что Джоанна якобы погибла. А уж Обри поднял невероятный шум, требуя убрать от него дитя и пытаясь доказать, что его жена мертва. Тогда его к себе вызвал де Сабле, они переговорили, и магистр дал понять рыцарю, что леди де Ринель, возможно, жива и принесенное дитя – ее ребенок. Но и тогда Обри не пожелал признать дочь: он заявил, что давно дал обет целомудрия, не вступал в близость с супругой и этот младенец женского пола не может быть его ребенком. Но ведь ты понимаешь, в чем дело, не так ли?
Голубые глаза Мартина засветились.
– Девочка? У меня есть дочь?
Ласло внимательно поглядел на него и кивнул, словно соглашаясь: его догадка об отцовстве Мартина теперь подтвердилась.
– Нечто подобное я и предполагал. Ведь недаром же Уильям де Шампер именно тебе… Ну да ладно. Может, и не стоило магистру де Сабле быть столь строгим с Обри де Ринелем, когда тот велел убрать дитя с глаз долой. Все же супруг Джоанны имел право прийти в ярость.
– Где она? Где эта малышка? – Мартин схватил Ласло за плечи.
Венгр рассмеялся.
– Успокойся. О ней позаботились. В Яффе оставалась служанка леди Джоанны, Годит, вот ей де Сабле и поручил заняться ребенком. Похоже, наш магистр знал, что Джоанна беременна, так как появление младенца не особо удивило его. Разве что он окончательно удостоверился, что сестра маршала не погибла, а в плену.
– Он знает, где она? Нам помогут? Или мне сперва надо скакать в Яффу, чтобы я мог забрать свою дочь?
Ласло подергал себя за усы и пожал плечами.
– Это только тебе решать.
Мартин какое-то время ходил из угла в угол. Осознание того, что у него есть ребенок… Это просто замечательно! Но ведь Ласло сказал, что о малышке есть кому позаботиться. А Джоанна по-прежнему в беде.
– Как зовут мою дочь?
– В записке сообщалось, что это Хильда де Ринель, дочь крестоносца Обри.
– Хильда, – повторил Мартин, чувствуя, как в груди ширится и растет сердце, принимая весть о ребенке. Хильда… Дитя, которое может никогда не узнать свою мать. А может, и отца, если их опасное предприятие не увенчается успехом.
Он повернулся к Ласло:
– Завтра или послезавтра из Тира в Дамаск выезжает караван испанских евреев. Мы отправимся с ними. Остальное тебе расскажет Иосиф.
С этими словами он вышел, пересек небольшой внутренний дворик иудерии и поднялся на верхнюю галерею. Там Мартин долго смотрел на закат – такой яркий, чистый, сияющий. Этот вечер подарил ему необычайную радость – он прощен и узнал, что у него есть ребенок. Но за закатом наступают сумерки тревог и ночь опасностей, на которые он готов идти ради той, которую любит. А потом однажды наступит и светлое утро успеха. Утро его новой жизни. Мартин очень на это надеялся.