Наступил 1914 год. Правительства Англии, Франции и России именно в этом году решили начать войну. Согласно существовавшим судостроительным программам, в 1917 г. германский флот должен был стать сильнее британского. Это стало бы катастрофой для «владычицы морей», имевшей двойной перевес над самым крупным флотом в течение тех столетий.
18 августа 1914 г. австро-венгерскому императору Францу Иосифу должно было стукнуть 84 (!) года – возраст по тем временам весьма преклонный.
В Париже, Петербурге и Белграде с нетерпением ждали смерти Франца Иосифа. Любопытна депеша французского посла в России Палеолога к французскому министру иностранных дел Делькассе, заключавшая в себе отчет о беседе французского посла «с влиятельным членом русского Государственного совета» по поводу предстоящей судьбы Австро-Венгрии на случай смерти императора Франца Иосифа.
«Прежде всего – заявил “член Государственного совета”, – мы должны будем присоединить Галицию. Наш военный министр, генерал Сухомлинов, мне на днях доказывал, что обладание Галицией необходимо для безопасности нашей западной границы. И потом – это глубоко русская страна»[5].
Действительно, территории, входившие в состав «лоскутной» Австро-Венгерской империи, соединяла лишь императорская власть. Если бы Франц Иосиф умер, не имея достойного наследника, то был бы реальный шанс распада Австро-Венгрии. Но, увы, с 1896 г. у Франца Иосифа был официально объявленный наследник престола – племянник императора Франц Фердинанд. В 1914 г. ему было 50 лет, он хорошо разбирался в политике и военном деле. Его женой была чешская графиня София Хотек, что являлось реверансом славянским народам, входившим в состав империи.
Профессор Покровский рассказал еще об одном любопытном эпизоде:
«13 мая [1914 г.] у начальника Морского Генерального штаба состоялось совещание для обмена мыслей касательно предстоящих переговоров о заключении соглашения между Англией и Россией о согласованных операциях их морских сил в случае совместных военных действий России и Англии при участии Франции.
На этом совещании присутствовали: начальник Морского Генерального штаба вице-адмирал Русин, товарищ министра иностранных дел гофмейстер Нератов, помощник начальника Морского Генерального штаба капитан 1-го ранга Ненюков.
‹…›
Совещание по всесторонним обсуждениям вопроса пришло к следующим заключениям.
‹…›
Английское правительство могло бы оказать нам в этом деле существенную услугу, согласившись до открытия военных действий перевести в наши балтийские порты такое количество торговых судов, которое восполнило бы недостаток наших транспортных средств»[6].
Обратим внимание, англичане заранее (!) должны послать свои транспорты на Балтику, то есть десятки британских транспортов годами должны ржаветь в русских портах, пока злобные тевтоны не решатся напасть на Антанту. Понятно, что тут дата начала войны должна быть заранее известна британскому адмиралтейству.
Военный министр Российской империи Сухомлинов позже писал, что делом всех его военных реформ было «превратить русскую армию из чисто оборонительного орудия, каким она еще была в 1909 г., в наступательное оружие первого сорта»[7].
Для Российской империи, как позже и для СССР самым опасными, если не сказать единственно опасными было западное направление. С запада шли Карл XII, Наполеон, польские паны в 1603–1618 гг. и в 1920 г., ну а в 1941 г. – Гитлер.
Вступив в 1825 г. на престол, Николай I решил прикрыть западную границу империи, построив там ряд новых крепостей, которые в сочетании со старыми должны были образовать три линии обороны.
Вспомним, что даже Наполеон говорил: «Возможно ли вести войну без содействия крепостей? Положительно нет!»
Усилиями трех императоров – Николая I, Александра II и Александра III – были созданы три линии мощнейших по тому времени крепостей.
Хотя наши крепости строились и вооружались в обстановке строжайшей секретности, западные специалисты довольно высоко оценивали состояние инженерной обороны русской границы. Основываясь на данных немецких офицеров Генштаба, Фридрих Энгельс писал: «Русские, в особенности после 1831 г., сделали то, что упустили сделать их предшественники. Модлин (Новогеоргиевск), Варшава, Ивангород, Брест-Литовск образуют целую систему крепостей, которая, по сочетанию своих стратегических возможностей, является единственной в мире».
По мнению автора, тут классику можно верить: во-первых, он хорошо разбирался в военном деле, а во-вторых, люто ненавидел царскую Россию, и обвинить его в приукрашивании трудно.
И вот в феврале 1909 г. по докладу начальника Главного управления Генштаба Сухомлинова состоялось Высочайшее повеление об упразднении нескольких крепостей, в том числе и крепости Новогеоргиевск, считавшейся первоклассной, Батума, Очакова и Усть-Двинска, о скорейшем приведении в «надлежащий вид» Брест-Литовска, Кронштадта, Выборга, Владивостока и пр., так как, по мнению Сухомлинова, «сохранение крепостей в том состоянии», в каком они тогда находились, «было бы изменой».
Через год, в мае 1910 г., новый начальник Генштаба генерал Гернгросс испросил другое повеление о крепостях, по которому крепости Новогеоргиевск, Батум, Усть-Двинск и Очаков не только не упразднялись, но должны были переустроиться, чтобы удовлетворять современным требованиям.
Кроме того, в разное время царь, не мудрствуя лукаво, подмахивал взаимоисключающие «высочайшие повеления». Вот, к примеру, 1 января 1910 г. Николай, не отошедший от встречи Нового года, подмахивает Высочайшее повеление об упразднении крепости Ивангород.
26 ноября 1913 г. в Ялте был парад. Царь немного «тяпнул» в палатке утром с офицерами, а затем отправился завтракать, мешая водку с портвейном. Потом принял военного министра Сухомлинова и подмахнул «Высочайшее одобрение на сохранение и частичное переустройство крепости Ивангород».
Любопытно, что ряд фортов и крепостей Варшавского ВО не были взорваны из-за отсутствия средств на взрывчатку и разборку развалин.
Ну ладно, крепостная артиллерия осталась на уровне 1880-х. Так хоть к старым пушкам изготовьте новые стальные снаряды, снаряженные тротилом или мелинитом! Или хоть переснарядите старые с черного пороха на новые ВВ. Увы, к 1915 г. снаряды с новыми ВВ составляли от 1 до 5 % из общего боекомплекта западных крепостей. Зато наши генералы в огромных количествах заготовили шрапнель для 152–203-мм пушек и мортир. (К этому времени орудий калибра свыше 203 мм в русской армии вообще не было.)
К 1914 г. в сухопутных крепостях Франции, Германии, Австро-Венгрии и Бельгии были сотни бронебашенных артиллерийских установок, а в России одна (!) в крепости Осовец, купленная во Франции «для опытов». К 1918 г. французская армия располагала более чем 400 тяжелыми орудиями на железнодорожных установках. А в России их было две (!), да и то неудачной конструкции.
27 февраля 1914 г. в газете «Биржевые ведомости» была опубликована статья «Мы готовы», написанная военным министром Сухомлиновым, прочтенная и одобренная Николаем II. В статье говорилось: «Всем известно, что на случай войны наш план обыкновенно носил оборонный характер. Теперь идея обороны отложена, и русская армия будет активной… упраздняется целый ряд крепостей, служивших базой по прежним планам войны, зато существуют оборонительные линии с весьма серьезным фортификационным значением». (Тут Сухомлинов нагло врет. Планы строительства УРов были, но до реализации их дело не дошло.)
«Осадная артиллерия соорганизована иначе, чем прежде, и имеется при каждой крупной боевой единице». (И опять министр врет.) Генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович в 1911 г. повелел упразднить тяжелую (осадную) артиллерию, оставив только полевую. А ее орудия обр. 1877 г. и 1867 г. пустить на лом, а частично – в крепостные склады. А царю пообещал перевооружить тяжелую артиллерию к 1917 году!
«В будущих боях русской артиллерии никогда не придется жаловаться на недостаток снарядов. Артиллерия снабжена и большим комплектом, и обеспечена правильно организованным подвозом снарядов». (Опять наглая ложь!)
«Русская армия… совершенно забудет понятие “оборона”… Россия, в полном единении со своим верховным вождем, хочет мира, но она готова!..»
Насчет «полного единения» вспомним рапорты врачей, описывающих мобилизацию крестьян в августе 1914 г. Их поразил огромный процент призывников со следами телесных наказаний, полученных в 1902–1907 гг. Вот эти «битые» и показали господам офицером «единение» весной 1917 г.
Однако в чем-то бравый генерал был прав. Впервые за всю историю наши генералы ухитрились полностью выполнить программу по полевой артиллерии. К началу войны Россия имела 7112 полевых орудий, а Германия – всего 5500. Под ружьем до мобилизации в России было 1268 тысяч солдат, во Франции – 884, в Германии – 718 и в Австро-Венгрии – 468.
Так что усилиями французских политиков, военных, промышленников и масонов русская армия действительно была готова к походу на Берлин. Но, увы, к длительной позиционной войне русская армия готова не была. У нее не имелось ни современной тяжелой артиллерии, ни батальонной артиллерии, ни минометов, которых у немцев, кстати, к 1914 г. были сотни калибра 7,5–25 см.
Еще раз вернемся к книге М.Н. Покровского «Империалистическая война»:
«Чрезвычайно любопытно, что, хотя наиболее острым из охарактеризованных мною конфликтов был конфликт англо-германский, а наименее острым был конфликт русско-германский, тем не менее стремление завязать драку распределяется как раз в обратно пропорциональном порядке. Англия, которая была основным врагом Германии, выступает позже всех, как будто бы нехотя, как будто бы только потому, что немцы нарушили бельгийский нейтралитет»[8].
Уверен, что цитата Покровского не понравится «квасным патриотам», да и Сталин в середине 1930-х годов разогнал «школу Покровского», а его книги изъяли из библиотек и запрятали в секретные «спецхраны».
Ну а каждый, кто интересуется историей Первой мировой войны, пусть оценивает модель Покровского сам.
В январе 1914 г. 27-летний капитан Генерального штаба Александр Иванович Верховский, член масонской «Военной ложи», отправляется в Сербию изучать опыт Балканских войн. В Белграде он поступает в подчинение другому масону – военному агенту в Сербии полковнику Генштаба Виктору Алексеевичу Артамонову. Ну а оба подчинены русскому посланнику Николаю Генриховичу Гартвингу, тоже, разумеется, масону.
К 1914 г. Гартвинг стал фактическим кукловодом сербского премьера Николы Пашича. В этом сходятся и сербские, и австрийские историки. Пашич был главным идеологом движения «Великая Сербия».
Как писал в 1930 г. академик Н.П. Полетика: «Политика Сербии была политикой Гартвинга, а не политикой Пашича, а во всех важных вопросах Пашич был рупором замыслов и решений Гартвинга».
В начале ХХ века в Сербии была фактически легализована террористическая организация «Черная рука», управляемая группой офицеров во главе с полковником Драгутином Димитриевичем (конспиративная кличка Апис). Это прозвище Драгутин получил еще в Белградской гимназии за большой рост и вес, а также за буйный характер.
После гимназии Драгутин поступил в белградскую Военную академию. После окончания академии в 1896 г. служил в 7-м пехотном полку в Белграде, где получил чин подпоручика. В сентябре 1898 г. был принят в высшую школу Военной академии и за очень хорошую успеваемость сразу по ее окончании был принят в Генеральный штаб.
В 1901 г. Димитриевич с группой офицеров участвовал в неудачном покушении на сербского короля Александра Обреновича. Вторая попытка покушения на короля и королеву Драгу завершилась успехом: в 1903 г. монаршая чета была убита группой младших офицеров, в которую входил и капитан Димитриевич. Вместе с августейшими супругами были убиты также премьер-министр Димитрие Цинцар-Маркович и министр обороны Милован Павлович.
Вот что сообщал о подробностях этого жуткого преступления русский журналист В. Теплов: «Сербы покрыли себя не только позором цареубийства (что уже само по себе не допускает двух мнений!), но и своим поистине зверским образом действий по отношению к трупам убитой ими Королевской Четы. После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили Короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а Королеву 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями. Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, – вероятно, Королева схватилась руками за саблю, когда её убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу. Кроме того, тело её было покрыто многочисленными кровоподтеками от ударов каблуками топтавших её офицеров.
О других надругательствах над трупом Драги… я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны. Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обнажен».
Тела короля и королевы еще несколько дней пролежали под окнами дворца. В конце концов Александр Обренович был похоронен не в Сербии, а в венгерских (на тот момент) пределах: в соборе монастыря Крушедол-на-Фрушке-Горе (Воеводина). Так завершилось многолетнее правление дома Обреновичей. На смену этой династии вернулись Карагеоргиевичи – в лице короля Петра I.
Вскоре после этого преступления Димитриевич был приглашен в Военную академию в качестве профессора тактики. В 1905 г. стал офицером Генерального штаба и командирован для продолжения образования в Берлин. В Германии, а затем в России Апис изучал новейшие способы ведения войны. По возвращении в Сербию продолжил службу в Генштабе (сентябрь 1906 – март 1907 г.).
В 1911 г. Апис направил в Вену человека, чтобы попытаться убить австрийского императора Франца Иосифа. В январе 1914 г. молодой боснийский мусульманин Мехмедбашич был послан для убийства боснийского губернатора генерала Потиорека. Обе попытки оказались неудачными.
А сейчас я забегу несколько вперед, чтобы читатель мог оценить достоверность источников информации.
С началом войны Апис стал начальником разведывательной службы Сербии, затем начальником штаба Ужицкой (позднее Тимочской) дивизии, затем – помощник начальника штаба III армии. Однако в октябре 1916 г. Апис был смещен с поста начальника разведслужбы. В марте 1917 г. Аписа арестовали в ходе репрессий короля Александра против членов вышедшей из повиновения «Черной руки».
И вот в ходе процесса в Сараеве члены «Черной руки» признались, что покушение на эрцгерцога было задумано и решено еще в декабре 1913 г. Данило Илич, главный технический организатор покушения со стороны тайных боснийских организаций, был командирован в Белград в конце мая для окончательных переговоров с Димитриевичем относительно плана покушения.
На том же процессе и сам Димитриевич признал, что организовал убийство эрцгерцога Фердинанда.
Ряд сербских деятелей позже подтвердили, что и премьер Сербии Никола Пашич знал о подготовке покушения.
Димитриевич и его подчиненные отобрали шестерых террористов, которых несколько дней обучали стрельбе из браунинга и метанию гранат (бомб), изготовленных на военном заводе в Белграде. Эти шестеро террористов, помощью сербских пограничников были переправлены в Боснию.
28 июня 1914 г. эрцгерцог Франц Фердинанд с женой Софией приехал в Сараево по приглашению генерала Оскара Потиорека, чтобы наблюдать за маневрами.
В 10 ч. 10 мин. кортеж из шести машин (Франц Фердинанд с женой ехали во второй, вместе с Потиореком), приветствуемый толпами народа, миновал центральное отделение полиции. Там их ждали террористы.
Неделько Чабринович бросил гранату, но промахнулся. Осколками был убит шофёр третьей машины и ранены её пассажиры, а также полицейский и прохожие из толпы. Чабринович проглотил заранее полученный им яд (цианистый калий), но его только вырвало. Возможно, вместо цианистого калия ему дали какой-то более слабый яд. Он прыгнул в реку, но уже в реке был схвачен, жестоко избит и передан в руки австрийцев. Другие заговорщики не смогли ничего сделать из-за заслонившей машину толпы народа. Покушение вроде бы провалилось.
Франц Фердинанд поехал в городскую ратушу. Автомобили проехали мимо Принципа. Но потому ли, что они теперь неслись быстро, или оттого, что, услышав гул взрыва, он счел дело законченным.
После посещения ратуши Франц Фердинанд решил поехать в больницу навестить раненных при покушении. Жена София настояла на том, чтобы ехать с ним. Ехать решили по боковой набережной Аппель. Генерал Потиорек забыл сообщить шофёру Францу Урбану об изменении маршрута. Шофёр повернул на улицу Франца Иосифа. Только на углу этой улицы Потиорек вдруг заметил ошибку. Он схватил шофёра за плечо и закричал: «Стой! Куда едешь? По набережной!» Шофёр быстро затормозил, наскочив на выступ тротуара, и начал медленно разворачивать машину. По странному совпадению там оказался Гаврило Принцип, выходивший из магазина Морица Шиллера.
Он подбежал к машине, выхватил браунинг и с ходу выстрелил Софие в живот, а когда Франц Фердинанд (сидевший впереди супруги) повернулся, прицелился и выстрелил ему в шею. Как и Чабринович, он попытался отравиться, и его вырвало. Затем он попытался застрелиться, но набежавшие люди отобрали у него пистолет.
Фердинанд и его жена были перевезены в резиденцию губернатора, где они умерли не более чем через час после ранения.
Итак, все шестеро террористов были арестованы. Они отказывались отвечать на вопросы следователей, только один из них (Данило Илич) всё же раскрыл все детали, в том числе заявил, что оружие было предоставлено сербским правительством.
Царские, советские и нынешние антисоветские служилые историки, как попугаи, твердят, что предъявленная 23 июля 1914 г. Австрией нота Сербии требовала уничтожения Сербского королевства. Это ложь. Каждый может ознакомиться с довольно длинным текстом ноты в Интернете.
А суть требований Вены – запретить оголтелую пропаганду против Австрии и закрыть экстремистские организации типа «Черной руки». Провести на сербской территории расследовании убийства Фердинанда с участием в расследовании австрийских полицейских.
Наши историки 70 лет уверяли советских граждан, что принятие сербским правительством ультиматума в условии его добросовестного исполнения являлось колоссальным унижением и фактической зависимостью от Австро-Венгрии. Предусмотренные пункты 5 и 6, разрешающие деятельность австрийских следователей в деле сараевского убийства, и открытие в Сербии филиала австрийской охранки давало возможность империи Габсбургов широко вмешиваться во внутренние дела Сербии и уничтожали без единого выстрела ее государственную самостоятельность.
О предъявлении ультиматума и его примерном содержании в Петербурге узнали в тот же день от советника итальянского посольства Монтереале. 24 июля в Петербург пришла телеграмма из Белграда с просьбой о помощи. Российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов, ознакомившись с новостями из Белграда и Вены, воскликнул: «Да это европейская война!» Сазонов позвонил царю, и тот после доклада о содержании ультиматума заявил: «Это возмутительно!» – и приказал держать его в курсе дел.
Вопрос: что возмутительно? Между тем 7 июля, еще за 16 (!) дней до австрийской ноты (ультиматума), Сазонов телеграфировал русскому посланнику в Белграде:
«Государю императору благоугодно было разрешить уступку за плату Сербии из военных запасов 120 тысяч трехлинейных винтовок и 120 млн патронов с пулями» (телеграмма № 1352 от 24 июля ст. ст. 1914 г.).
«Кто вспомнит, как год спустя русские запасные упражнялись с дубинками, как мы отовсюду скупали сами винтовки устаревших образцов, тот согласится, что речь шла не о “вывозке излишков”. Делились, можно сказать, последним»[9].
А теперь я приведу цитату из книги Н.П. Полетики «Возникновение Первой мировой войны»:
«Когда Сазонов в своих переговорах с Берхтольдом (министром иностранных дел Австрии. – А.Ш.) попробовал сослаться на святость международно-правовых принципов, граф Берхтольд 25 июня ответил – ядовитость этого ответа смогут оценить лишь товарищи, побывавшие до Октября в эмиграции! – следующей телеграммой австро-венгерскому послу в Петербурге графу Сапари: “Так как параграф 5 наших требований, касающийся сотрудничества австро-венгерских чиновников в подавлении вредоносной агитации в Сербии, вызвал особые возражения господина Сазонова, Вам поручается совершенно конфиденциально осведомить его, что вставка этого параграфа [в текст ноты. – Н.П.] вызвана чисто практическими соображениями и не направлена к нарушению сербского суверенитета. Сотрудничество, упомянутое в параграфе 5, относится к созданию в Белграде тайного полицейского бюро (bureau de surété), которое вело бы работу, подобно аналогичным русским учреждениям в Париже и Берлине, и сотрудничало бы с сербской полицией и администрацией”.
Эта ссылка на знаменитый филиал русской охранки в Париже, в котором, под благосклонным оком прекрасной Марианны, сотрудничали самые прожженные прохвосты и провокаторы царской охранки, ясно показывает, что нарушение международного права в параграфе 5 и не ночевало. Поэтому не нарушением международного права или суверенитета Сербии следует объяснить отказ Сербии удовлетворить параграфы 5 и 6 ультиматума, а чем-то другим, и это другое – боязнь, что австрийские сыщики могут докопаться до того, что сербскому правительству приходилось и приходится тщательно скрывать и до сих пор – именно: свое участие в организации сараевского убийства»[10].
Я внимательно прочитал царский дневник. С момента покушения на эрцгерцога и до 12 июля о событиях в Австрии не говорилось ни слова.
А вот запись от 12 июля: «Утром поехал в Красное Село, и в 10 час. состоялся отличный смотр Астраханскому полку. От 11 ч. до 12 ч. у меня было совещание с 6 министрами по тому же вопросу, и о мерах предосторожности, кот. нам следует принять. Завтракал с офицерами Астрахан. гренад. п.»[11].
Далее следует описание полковых мероприятий: «Вернулись в Петергоф в час с четвертью».
Так всего за один час (торжества в Астраханском полку отложить никак было нельзя) решилась судьба всего ХХ столетия.
Военный министр Сухомлинов позже писал в мемуарах: «…я придавал поездке в Красное Село настолько малое значение, что поехал один, не взяв с собою ни начальника Генерального штаба, ни даже дежурного адъютанта: предметом совещания могло быть чисто военное дело Петербургского военного округа или что-либо, касающееся лагерных сборов…
‹…›
Сазонов сильно подействовал на наши воинские чувства. Он нам объявил, что непомерным требованиям можно противопоставить, после того как все дипломатические средства для достижения соглашения оказывались бесплодными, только военную демонстрацию; он заключил указанием на то, что наступил случай, когда русская дипломатия может посредством частичной мобилизации против Австрии поставить ее дипломатию на место…
‹…›
На этом основании и решено было предварительно объявить начало подготовительного к войне периода с 13/26 июля. Если же и после того не наступит улучшение в дальнейших дипломатических переговорах, то объявить частичную мобилизацию…
В соответствии с этим намечены были отправные точки, несмотря на то что я был противником частичной мобилизации и такого своего мнения не скрывал. Моим делом было приготовить армии для шахматной игры Сазонова, следовательно, и в этом отдельном вопросе мне приходилось повиноваться…
В 1914 г. армия была настолько подготовлена, что, казалось, Россия имела право спокойно принять вызов. Никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 г.»[12]
После этого совещания была начата мобилизация четырех военных округов (Одесского, Киевского, Московского и Казанского), а также Черноморского и Балтийского флотов. «При этом было обращено внимание на то, чтобы всякие военные подготовления были бы ясно направлены исключительно на случай столкновения с Австро-Венгрией и не могли быть истолкованы как недружелюбные действия против Германии».
Кстати, еще в 1894 г. начальник штаба русской армии генерал Обручев заявил: «Мобилизация означает войну».
В войне был заинтересован царь и его окружение. Они справедливо полагали, что начало боевых действий вызовет огромный патриотический подъем. А победа в войне поможет сохранить существующий строй как минимум лет на двадцать. Нет никаких сведений, что Николай II не собирался после войны проводить кардинальные реформы. Исключение – письмо Александры Федоровны мужу, где она предлагает «добровольно-принудительно» послать демобилизованных солдат на строительство железных дорог, дабы избежать аграрных беспорядков. Ну и, естественно, наказать «врагов нашего друга». Вот и все реформы.
За войну были российские либеральные политики и промышленники. Война сулила им огромные прибыли. И в этом они тоже были правы. Средняя величина прибыли частных промышленных предприятий в 1915 г. по сравнению с 1913 г. выросла на 88 %, а в 1916 г. – на 197 %, то есть почти в два раза.
Главное же, либералы надеялись в ходе войны усилить свое положение и заставить царя создать ответственное перед Думой министерство, то есть передать власть либеральному большинству Думы. Рассматривался и вариант отречения.
И вновь планы сбылись. В ходе войны буржуазии удалось создать Земгор – общественную организацию, занимавшуюся снабжением армии. На самом же деле либералы заставили царя на государственные деньги создать аппарат будущего Временного правительства.
Однако ни царь, ни либералы в мыслях не держали возможность четырехлетней позиционной войны, огромных потерь армии, развала экономики и падения боевого духа армии.
14 (27) июля начался обмен телеграммами между Николаем II и Вильгельмом II.
28 июля Николай II телеграфировал: «Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут к войне»[13].
29 июля 1914 г. в 6 ч. 35 мин. кузен Вилли пишет кузену Ники: «По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как желание иметь полную гарантию в том, что сербские обещания претворятся в реальные факты. Это мое мнение основывается на заявлении австрийского кабинета, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счет Сербии. Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть этого соглашения. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я охотно взял на себя, когда ты обратился к моей дружбе и помощи»[14].
Увы, все было напрасно. Сазонов, Сухомлинов, великий князь Николай Николаевич и Ко очень хотели повоевать.
Из дневника царя:
«19 июля. Суббота.
Утром были обычные доклады.
После завтрака вызвал Николашу (великого князя Николая Николаевича. – А.Ш.) и объявил ему о его назначении верховным главнокомандующим впредь до моего приезда в армию. Поехал с Аликс в Дивеевскую обитель.
Погулял с детьми. В 6½ поехали ко всенощной. По возвращении оттуда узнали, что Германия нам объявила войну»[15].
В 1917 г. на процессе в Салониках полковник Димитриевич признал, что он руководил операцией по убийству Ф.Ф. в Сараеве. Мало того, он признал, что двое русских знали о предстоящем убийстве и дали ему денег (Гартвинг и Верховский. – А.Ш.).
Но об этом Димитриевича подробно не спрашивали, а по приказу правительства расстреляли 24 июня 1917 г., несмотря на просьбы Парижа и Лондона подождать с вынесением приговора.
Любопытна карьера лучшего друга Димитриевича А.И. Верховского. Он был видным масоном «Военной ложи». В августе 1917 г. Керенский назначил Верховского военным министром. В сентябре Керенский ввел его в состав Директории (в Совет пяти). 2 ноября н.с. Верховский поехал на две недели на остров Валаам «на отдых». Там он пересидел все «события». В декабре 1918 г. официально примкнул к большевикам. В 1922 г. на Генуэзской конференции Верховский был главным советским военным экспертом. Арестован 11 марта 1938 г. Через полгода расстрелян. Реабилитирован 28 октября 1956 г.
Любопытно, допрашивали ли его об убийстве в Сараеве?
На Западе все объективные исследования оказались под запретом, поскольку они опровергают «статью 231 Версальского мирного договора (эта статья, устанавливая одностороннюю ответственность Германии и Австро-Венгрии за войну 1914–1918 годов, возлагала в силу этого факта на них обязательство уплатить репарации Антанты).
С этой целью они не только потребовали выдачи всех архивов, захваченных войсками центральных держав во время войны, но и обязали в последующих мирных договорах – Сен-Жерменском с Австрией, Трианонском с Венгрией – не опубликовывать документов из своих архивов, касающихся политики австро-венгерского правительства по отношению к Югославии, Румынии, Италии и др. государствам – наследникам Австро-Венгерской монархии без разрешения этих государств. Правда, большинство из “наследников” установило известные сроки, после которых это запрещение утрачивает свою силу. Но эти сроки являются, попросту говоря, скрытым издевательством»[16].
В Советской России в 1920–1933 гг. историки имели куда большую свободу в исследовании причин Первой мировой войны. Профессорам М.Н. Покровскому и Н.П. Полетике удалось частично раскрыть причины начала Первой мировой войны.
Но после установления абсолютной диктатуры Сталина в середине 1930-х годов их труды были изъяты из библиотек и сданы в секретные спецхраны.
М.Н. Покоровский умер 10 апреля 1932 г., и его прах, как замнаркома просвещения, был захоронен в Кремлевской стене. А вот ряд его учеников в 1938–1939 гг. посадили.
Профессору Н.П. Полетике каким-то образом удалось уцелеть – он умер своей смертью в 1988 г.
Ну а «сазоновско-николаевская» версия начала войны 1914 г. после 1937 г. стала у нас официальной, таковой и остается сейчас.