10 июня 2015 г.
Россия, г. Москва
На утренней планерке Пахотин обобщил найденную к этому часу информацию и доложил:
– Из конструкторов с допуском к секретной части программы в живых остались только Северцев и Мардарь. Новак – официально без вести пропавший. Султанов умер от почечной недостаточности в 1999 году. Володин утонул в 1996-м, Иванов скончался от инфаркта в 2002-м.
– Прям череда смертей, – хмыкнул Дудкин, попивая из кружки дымящийся кофе. – Мы будем это расследовать?
– Смерти между собой не связаны, – заверил шефа Пахотин.
– Железобетонно? – уточнил Вахрушев.
– Я запросил протоколы вскрытия, отправлю экспертам для проверки. Как только получим подтверждение, официально обрубим этот след – пока не вижу смысла на этом концентрироваться.
– Согласен, только приобщи к списку Тороненко Петра. По словам Дежнева, он умер в 1993 году, – распорядился полковник. – Что на счет оставшихся в живых?
– После долгих уговоров Северцев согласился приехать в Штаб к девяти часам. Мобильник Мардаря недоступен. Проеду по месту жительства и работы.
– На счет следователей, ведущих дело о пропаже Новака, – вклинился Ильин. – Из ныне здравствующих остался только один старший следователь – Авилов Матвей Савельевич. Обещался подъехать к часу.
– По Новаку есть инфа?
Ильин вывел на электронную доску несколько фотографий.
– Пока расскажу, что есть в общей доступности. Карел Новак – выходец из семьи инженеров. Мать и отец работали на строительстве электростанций и попали в Киргизию после войны по распределению. Карел был женат на Вере Кондратьевой.
На доске появились две фотографии жены Новака – жгучей брюнетки с большими глазами. Дудкин присвистнул.
– Вот это барышня!
Даже Пахотин, обычно скудный на похвалу, не удержался от комплимента:
– Софи Лорен отдыхает.
– В 1975 году у них родилась дочь Злата, – Ильин вывел фотографию девушки, но такого восторга, как у матери, ее внешность не вызвала. – На момент исчезновения отца ей было пятнадцать. Жена Новака работала врачом. Попытался ее найти – дохлый номер.
– Ищи, Боря. Мать и дочь нам позарез нужны. Если Новак сбежал, то семья об этом знала. Наверняка он заранее позаботился о том, как с ними воссоединиться, – полковник дал знак продолжать.
– Я запросил его личное дело во всех ведомствах. Наш новичок, Никита, вчера дал понять, что Новак был задействован в различных операциях.
– Даже так? – удивился Вахрушев.
– Да. В частности, в упомянутой Дежневым встрече с американской делегацией. Новак был тщательно проинструктирован о том, что нужно спрашивать и как отвечать. Он задавал технические вопросы, прощупывал почву для дальнейших проектов, короче говоря, создавал некий задел для сотрудничества.
– Ясно. Что еще?
Ильин заглянул в блокнот.
– Только что пришла информация: от нашего Управления к Новаку был приставлен куратор Малик Ижаев, кодовое имя Вавилон.
– То есть Новак работал на военную разведку? – Дудкин присвистнул.
– Напрямую не подтверждают, но у меня создалось такое впечатление.
– Уточню у шефа, – быстро проговорил Вахрушев.
– Может, Новак не сбежал? – выдал очередную теорию Ильин. – Может, его отправили в Штаты нелегалом или намерено сделали перебежчиком? Сидит сейчас где-нибудь в подполье и шлет донесения.
– Мы можем связаться с Вавилоном? – спросил его Вахрушев.
– Я сделал запрос, пока тишина.
– Если Новак работал на военную разведку, побег исключен, – сделал вывод Пахотин, и все закивали.
– Все равно не понимаю, нас должны были оповестить, – возмутился Дудкин.
Ровно в девять утра перед зданием штаба остановился «мерседес», водитель помог пожилому мужчине выбраться из салона и всучил ему в руку трость. Старик что-то спросил, водитель с раздражением ответил, громко добавив:
– Ты уже это три раза спрашивал. Неужели не помнишь?
Вахрушев наблюдал за свидетелем через окно и подумал, что для этого допроса ему придется набраться вагоном терпения.
Шаркающей походкой Вениамин Витальевич Северцев прошел на КПП, где возник первый инцидент. Старик наотрез отказался сдавать личные вещи, мотивируя тем, что в его сумке целый арсенал таблеток, которые могут ему пригодиться в любой момент. Затем вцепился в трость с пирамидальной опорой и заявил, что шагу без нее не сделает. После длительных уговоров, сошлись на том, что трость останется на КПП, а таблетки в отдельном целлофановом мешке он может взять с собой.
Юрасов уже стоял наготове и, как только свидетель скрылся в штабе, двинулся к шкафчику, куда только что положили телефон конструктора.
Опираясь на руку сопровождающего его мужчины, Северцев вошел в комнату для допросов. Водитель сел рядом и не собирался покидать помещение. Вахрушев вошел следом, поздоровался и представился.
– А вы кто будете?
– Сын, Алексей, – быстро отозвался худощавый мужчина и пояснил: – У папы проблемы с краткосрочной памятью, он под постоянным присмотром сиделки. Я не могу его оставить. Я подписал все бумаги, что дали ваши люди, так что…
– Если вы хотите поговорить о программе «Аркан», то он все знает, – подал голос старший Северцев. – Леша работал со мной в ОКБ ИКИ.
Второго Северцева в списках не было, и полковник нахмурился. Опережая его вопрос, Алексей сам пояснил:
– Тогда у меня была другая фамилия – Васильев.
Васильев был среди тех девяти, что не имели допуск к секретной информации.
– Бурная молодость, – философски изрек конструктор. – Внебрачный сын. У Леши была фамилия матери. Он сменил ее только в… – повернувшись к сыну, он спросил: – Когда?
– Порядок, – прервал его полковник, не дожидаясь ответа на вопрос, – можете остаться.
Вахрушев ввел в курс ситуации об утечке программы и упомянул, что беседует со свидетелями тех событий.
– С кем уже удалось поговорить?
Полковник сделал вид, что не расслышал вопрос.
– Итак, приступим. Расскажите мне о…
– Э-э-э, – затянул Алексей и прервал его на полуслове. – Видите ли, папа не сможет отвечать на вопросы. Он либо говорит сам, что помнит, либо вообще не говорит. И еще… я вас заранее предупреждаю, что его показания из-за диагноза вы не сможете официально использовать. Астенический синдром ухудшает память.
– Я отлично помню те события, – заупрямился отец и зыркнул на сына. – Я не помню, что сегодня ел на завтрак, но помню, что было тридцать лет назад.
– Правда? В каком году я родился? – сын с вызовом посмотрел на отца.
Северцев замямлил, сын кивнул и повернулся к полковнику.
– Видите?
– Но я это и тридцать лет назад не знал! Твоя мать из-за этого злилась. Я всегда забывал про твой день рождения. Это она тебе всегда подарки покупала.
– Ясно, – Вахрушев скривился, но делать нечего, хотя такой подход сулил потерю времени, ему нужны были воспоминания ведущего конструктора КБ, пусть даже обрывочные. – Расскажите, что помните.
– Я помню все! – возмущенно выдал Северцев и прикусил губу. – М-м-м… помню, как получил назначение, и мы с женой решили, что я поеду один. У нас только родилась вторая дочь, и Катюша еще кормила грудью. Поэтому я отчалил из Мурманска в гордом одиночестве. Помню, как сейчас, была ночь…
Сын кашлянул и многозначительно посмотрел на отца.
– Ну да… не совсем один, – он виновато посмотрел на полковника и начал оправдываться: – Видите ли, я напрочь лишен бытовой коммуникации. Катюша ехать отказалась, а я один никак не могу, понимаете? – Полковник молчал, и тот натужно пояснил: – Взял с собой внебрачного сына и его мать.
– Потому что не мог посуду помыть и борщ сварить? Поэтому ты взял нас с собой? А мать знала? – вспылил Алексей. – Черт! И я с тобой вожусь!
Конструктор с опаской вжался в кресло. Вахрушев жестом дал понять, чтобы сын не мешал, тот отсел от отца на приличное расстояние и обижено отвернулся.
– Продолжайте, – мягко подтолкнул свидетеля полковник. – Приехали вы в Бишкек, что дальше?
– Когда говорят Бишкек, моя память отключается. Ненавижу это название. Кому в голову взбрело переименовывать город? Для меня он навсегда останется Фрунзе. Мы даже никогда не связывали его с фамилией красноармейца, в честь которого его назвали, просто этот набор букв поразительно отражал сущность города. Фрунзе, – он мечтательно закатил глаза к потолку. – Когда мы подлетали к аэропорту, я поразился обилию зелени. Город утопал в деревьях. А горы! Какие необыкновенные там были горы. Три яруса. Первый – зеленый, иногда даже рябой, если межсезонье. Второй – серо-коричневый с белыми прожилками, а третий – зимой и летом усыпан снегом. Невероятно величественная картина.
Он тяжело вздохнул и уставился на стену. Прошла минута, полковник хотел подстегнуть свидетеля, но Алексей предупреждающе покачал головой. Внезапно Северцев очнулся и деловито спросил:
– Что вас интересует? Спрашивайте! – глаза его горели, будто он погрузился в события тех дней и чувствовал себя намного уверенней.
Вахрушев вспомнил молодого Северцева, запечатленного кинокамерой и представил его в лаборатории. Талантливый ученый в окружении коллег. Все полны надежд и амбиций.
– Программа «Аркан», в частности, модульный дешифратор. От кого могла пойти утечка?
– Космос… мы со звездами дружили дальними… – Северцев вытянул губы, какое-то время смотрел в пустоту, потом заговорил ясно и осознанно, чем удивил не только полковника, но и сына: – Космос – это не отдельное направление в науке, и не самостоятельная отрасль, как скажем, машиностроение или металлургия. Исследование космоса – симбиоз всех производств и наук. Специфика эксплуатации диктовала свои требования. Перед нами была поставлена задача: разрабатывать малогабаритные приборы с небольшой массой, которые потребляют минимум энергии. Первыми моими разработками были радиометры космических излучений для спутников «Р-2» и «Р-2М». Наш институт первыми внедрил интегральные микросхемы, микропроцессорные комплекты, микроэлектронику и лазерную технику. Наверное, поэтому нам доверили программу «Аркан». Карел тоже приложил к этому руку, его заслуг никто не принижает, но основной фактор – кадры и техническое оснащение лабораторий. У нас были идеи и возможности.
– Кто занимался разработкой модульного дешифратора?
– Все. Понемногу. Если вы беспокоитесь о том, что его чертежи попадут на черный рынок, то зря, там нет ничего уникального. На тот момент было, но не сейчас. Это же не программное обеспечение, которое можно вскрыть или, как сейчас модно говорить, хакнуть. Поскольку это механизм, а точнее микросхема, ее невозможно повредить удаленно. Так что нет там ничего ценного.
– Как это? – вмешался Алексей. – А криптомодуль?
Конструктор оторопело воззрился на сына и растеряно произнес:
– Ах да… криптомодуль. Тогда это проблема, – он повернулся к полковнику и в приказном тоне выдал: – Вы немедленно должны найти злоумышленника и вернуть украденную разработку!
– Алгоритм шифрования криптомодуля широко применяется в системе обороны страны, – пояснил Алексей.
– Откуда вам это известно? – Вахрушев прожег его пытливым взглядом.
– Я ведущий инженер оборонного КБ, – Алексей протянул удостоверение.
Вахрушев сфотографировал его на телефон, отправил коллегам на проверку и вернул владельцу.
– Порядок. Давайте вернемся к утечке. От кого она могла произойти?
– Утечка не могла произойти в принципе, не было такой возможности. Вы же поймите, это не флешку в компьютер вставить. Нужно было такой объем информации вынести, несколько десятков контейнеров. Повторюсь, даже если бы кто-то это сделал, то никогда бы не смог этим воспользоваться.
– Почему?
– Система безопасности программы была продумана так, что ключевые детали, которые должны были закончить цикл разработки, планировались нами на последней стадии. Требовалось финансирование, которое нам выделяли частями, а в последние месяцы перед исчезновением Новака нас все чаще стали подгонять и требовать результат. Во-первых, мы были от него еще далеки, во-вторых, проектирование и изготовление ключевых деталей должно было производиться не в стенах ОКБ ИКИ, а в специальной лаборатории, которую строили в Казахстане.
«Опять Казахстан», – подумал Вахрушев.
– Я вам больше скажу, без Новака «Аркан» безнадежно затянулся. Мы буксовали по каждому поводу. У него было абстрактно-прогрессивное мышление. В Москве это тоже понимали. К тому же случился развал страны, который, кстати, Новак предвидел. Неудивительно, что программу свернули сразу после отзывов следователей, которые вели поиск Карела.
С задумчивым видом Вахрушев постучал пальцами по столу.
– Давайте предположим, чисто гипотетически, что Новак сбежал…
– Он никогда бы не сбежал! Не того пошиба человек.
– И все же, я говорю чисто гипотетически. Смог бы Новак сам закончить программу при должном финансировании?
Северцев тяжело вздохнул.
– Дежнев не раз докладывал своему начальству, что Карел сбежал в Штаты. Пф-ф-ф! Нонсенс! Он обожал свою жену и дочь. Никогда бы их не бросил.
– Помните Беленко? – полковник обвел взглядом отца и сына. – Летчик-перебежчик, угнавший в Японию МиГ-25П. Он тоже до побега твердил, что любит жену и ребенка.
– Ради чего? – вскипел Северцев. – У Новака была не одна возможность сбежать: конференция в Париже, он также был в составе делегации на Кубе. Был и на этнической родине в Чехии. СССР был его домом. К тому же тогда еще были живы его родители.
По лицу полковника он понял, что его не убедили вышеперечисленные аргументы, и поднял руки, показывая, что сдается.
– Чисто гипотетически это возможно, практически – нет.
Вахрушев повернулся к младшему Северцеву.
– Вы тоже так считаете?
– Если бы Новак взялся за доработку криптомодуля, то сделал это совершенно иначе. Мы в корне с ним расходились в этом вопросе. Нам нужно взглянуть на чертежи, чтобы понять, наша ли это разработка.
Вахрушев отослал сообщение Пахотину с просьбой принести чертежи. После проверки Северцевы откинулись на спинки кресел и в два голоса заявили:
– Это наша разработка.
– Вы дружили с Новаком? – спросил полковник у Вениамина Витальевича.
– Да. Коллектив у нас был очень сплоченный. Бывало какие-то посиделки начинались на работе, а потом плавно перетекали в чей-то дом. Мы знали друг о друге почти все, ну разве что фантазиями не делились, да и то, если они были о космосе, могла разгореться нешуточная дискуссия.
– Вы знали его семью?
– Конечно! Наши жены работали в одной больнице. Что не говорил мне Карел, всплывало в женских беседах.
– При каких обстоятельствах пропал Новак?
Северцев театрально простонал, показывая, как ему больно вспоминать день исчезновения коллеги, и с неохотой поведал:
– Это было в канун 1991 года. Тогда мы базировались на окраине города. Было принято решение тридцатого числа не ехать в лабораторию, а присоединиться к остальному коллективу ОКБ ИКИ. Женщины суетились, нарезали салаты, а мы, мужчины, уже опрокинули парочку стопок и говорили о чем угодно, только не о работе. Сели за стол, а Новака нет. Все стали его искать – как без Карела за стол садиться? Он же местным заводилой был, шутником. Первый тост всегда его. Я попросил Лешу поискать Новака, – Северцев взглянул на сына так, будто обвинял его в исчезновении коллеги. – Да? Все так?
Вахрушев заметил, как побледнел Алексей. Он с укоризной взглянул на отца и включился в беседу:
– Мардарь с Новаком пошли на обед, потом по магазинам – женщины составили им список, что нужно купить для застолья, пообедали – и назад. К проходной подошли вместе, Мардарь прошел, а Новак сказал, что кажется потерял пропуск. Мардарь предположил, что, скорее всего, в пельменной. Новак кивнул и выбежал из здания.
– Больше его не видели?
– Нет. Потом нам сказали, что был звонок в секретариат и службу безопасности по поводу потери пропуска. Новак боялся, что кто-то может пройти по его пропуску, но это напрасно. Все охранники его знали. Фото сверяли с оригиналом, даже если видели тебя двадцатый раз на дню. Дежнев за этим следил, как параноик.
– Расскажите о жене Новака. Как она держалась?
– Плохо, Любе она говорила, что предчувствовала беду, – ответил старший Северцев, протирая платком очки. – Ей снились кошмары. Она думала, что непутевая дочь куда-то вляпается, но оказалось – муж.
– Непутевая?
– Да, – усмехнулся Вениамин Витальевич, – с ней постоянно что-то происходило. Такая шустрая была, как мальчишка. Карел сетовал, что хотел сына, а родилась дочь. Но как по мне, она трех непосед-пацанов стоила. Фигаро там, Фигаро тут. Скакала по лаборатории, как теннисный мячик.
– У нее был допуск в лабораторию? – удивился Вахрушев.
Северцевы хмыкнули в унисон.
– Такая и к президенту пройдет.
– А главное, никаких записей после себя не оставит, – добавил младший Северцев. – Нас без пропуска на дух не пустили бы, хоть десять лет отработай. Набычатся и орут, как глухие: «Пропуск!». А она придет, улыбнется, пощебечет с ними и проходит.
– Дежнев знал?
– Скажем так, узнавал последним. Но девчонка, если на него натыкалась, как факир, доставала из сумки временный пропуск, подписанный Султановым. Наверное, слямзила бланки и вписывала свою фамилию.
Отец и сын переглянулись и усмехнулись.
– Оторва, – резюмировал Алексей.
– Что вы можете сказать о Султанове?
– Клевый мужик был, – первым высказал свое мнение младший Северцев.
Его отец закивал.
– Азамат был очень добрым и отзывчивым человеком. Талантливый руководитель, знаковый ученый. Можно сказать, человек с большой буквы.
Вахрушев не смог скрыть своего удивления.
– Некоторые сотрудники утверждают, что он только на лаврах Новака почивал и премиальные выписывал.
Вениамин Витальевич фыркнул.
– Эти сотрудники – Дежнев? Никто кроме него так бы не сказал.
– Почему вы так думаете?
– Дежнева никто за человека не считал. Он только портил атмосферу в коллективе и своими кляузами тормозил рабочий процесс. Новака и Султанова из-за него постоянно наверх вызывали. Что они только не делали, никак не могли от него избавиться.
– Что можете сказать об остальных с допуском?
– Иванов Леня был большой души человек. Жалко, что так рано ушел. У него была ишемия сердца. Ему режим, диета и таблетки были прописаны, а он на все плюнул и жил на полную катушку. Из-за этого с женой разошелся. Правда, перед его смертью они снова сошлись. Кто там был еще?
– Тороненко, – подсказал полковник.
– Я его не знал. Леша, а ты? – отец перевел взгляд на сына.
Тот прочистил горло и сказал:
– Он дружил с Ячиным. Вроде футболом вместе увлекались.
– А Володин?
Северцевы переглянулись.
– Что? – подметил их замешательство полковник.
– Ну, знаете, захочешь и не сможешь его охарактеризовать.
– Вот как?
– Мутный был, – вставил Алексей.
– Подробнее можете сказать?
– Мне кажется он с дуринкой был, – выдал старший Северцев и посмотрел на сына. – Да?
– Не кажется, а был. Он даже в психушке лежал в середине девяностых. Но к утечке он точно не причастен. Он был чем угодно увлечен, только не работой. Еще и пяти нет, а он уже зевает и на часы посматривает. Сверхурочно никогда не работал. В выходные тем более. Если субботник – он срочно заболевал. Если митинг или демонстрация – улетал в Москву.
– Он москвич?
– Нет. Вроде он самарский… – неуверенно произнес Вениамин Витальевич и взглянул на сына.
– В Москве у него был кто-то… – вид у младшего Северцева был такой, будто его поймали на чем-то противозаконном.
– Кто-то? По мне так вы знаете кто.
– Не знаю, нужно ли сейчас о таком говорить, тем более человек умер.
– Вы уже начали, так что…
Алексей закатил глаза к потолку и нехотя выдал:
– Он был из этих… ну… голубых.
– А может, имел проблемы с потенцией…
Вахрушев обвел Северцевых пристальным взглядом и впервые за время разговора ощутил какой-то подвох – то ли сработало чутье, то ли Северцевы намеренно его дезинформировали.
– На внешность был вполне приятным парнем, – поведал свою версию старший Северцев. – Дамочки за ним так и вились, а одна преследовала на каждом шагу. Его это очень смущало. Бледнел и потел. Без боли не взглянешь.
– Из одной поездки он привез фото красивой девушки и поставил в рамку на столе, – Алексей усмехнулся, – потом выяснилось, что это прибалтийская актриса.
Полковник мысленно пометил себе тщательно проверить Володина и резко сменил тему:
– Где сейчас жена Новака?
Старший Северцев дернулся, оторопело уставился на полковника.
– Не знаю.
По реакции сына, который отвел глаза и сделал вид, что происходящее его не волнует, Вахрушев понял, что наткнулся на намеренное противостояние. Несмотря на создавшуюся ситуацию, Северцевы защищали вдову Новака.
– Нам необходимо поговорить с вдовой и дочерью Новака.
– После переезда мы не общались.
Отец перевел на сына полный мольбы взгляд, но тот нахмурился и отвернулся. Тогда старший Северцев пошел ва-банк:
– Леша, ты должен знать хоть что-то о Злате.
– Откуда? – возмутился сын.
– Ты же общаешься в этих… социальных сетях, ее там нет?
Алексей сощурился и оставил вопрос отца без ответа.
– Когда вы последний раз общались с вдовой и дочерью Новака? – спросил полковник у младшего Северцева.
– После аварии мы уехали из Киргизии и больше их не видели.
– Какой аварии? – Вахрушев изобразил удивление.
– Родители попали в аварию в Казахстане в 1992 году, – пояснил Алексей. – Папа почти год пролежал в больнице в Москве.
При упоминании Казахстана Вахрушев нахмурился.
– При каких обстоятельствах произошла авария?
– Папа не помнит. После этого у него начались проблемы со здоровьем.
– Ничего не помню о том дне, – замогильным голосом изрек Северцев.
– А мама помнит? – спросил Вахрушев у Алексея.
Тот заерзал и натянуто выдал:
– Она погибла в той аварии…
– Примите мои соболезнования, – участливо отозвался полковник и после минутной паузы спросил у старшего Северцева: – А что вы делали в Казахстане?
– Я был на запуске. С первой площадки Байконура стартовал спутник «Союз». На борту было наше оборудование. Это я точно помню, а вот что было после, не помню.
Основной вопрос Вахрушев оставил напоследок. Уж больно заинтриговал его таинственный куратор.
– Что вы скажете о Малике Ижаеве? Вы с ним контактировали?
– С кем? – не понял Вениамин Витальевич.
– Коричневый костюм, – пояснил Алексей.
– Ах, этот! – всплеснул руками конструктор. – Жуткий тип.
– Да, он нагонял на нас страху, особенно после исчезновения Новака.
– Расскажите о нем.
– Да мы о нем ничего не знаем. Видели несколько раз, и то мельком. Мы между собой его Brown Man называли. Всегда в одном и том же костюме ходил.
– Мы с ним общались, только когда делегация из штатов приезжала, – признался Алексей. – Помню, что в разговоре всплыло, что он детдомовский.
– Больше ничего не помните?
– Нет, извините, мы бы рады помочь, но добавить нечего.
– Порядок. Пока на этом все, но не исключено, что возникнут еще вопросы, поэтому держите меня в курсе своих перемещений.
США, штат Виргиния, г. Ричмонд
Группа наблюдения рассредоточилась в трех пунктах, откуда был виден небольшой склад, отмеченный в оперативных сводках как предполагаемый схрон хакера. К складу вела единственная дорога, по которой сейчас ехал подозреваемый, а за ним метров в пятидесяти на малой скорости плелся неприметный и потрепанный жизнью темно-коричневый «форд». Сидевшая в нем парочка изображала любовников, ищущих место для уединения.
– Проехали Мори-стрит, сворачиваем под мостом на Брандер-стрит, – доложила Камила и поправила распушившиеся волосы. – Предполагаемая цель едет к водоочистительной станции.
– Это пятый за последний час, – добавил ее напарник. – Если опять порожняк, сделаем круг и вернемся на позицию.
– Вижу вас, – доложил с быстроходного катера Ворон и предостерег коллег, – не напирайте на него.
Водитель «ниссана» остановился перед поворотом, подождал, когда проедет парочка на «форде», и свернул к резервуарам водоочистительной станции. Припарковался в отдалении и стал наблюдать. Убедившись, что за ним нет «хвоста», оставил машину у административного здания, достал из рюкзака бейсболку, очки и, оглядываясь, двинулся между резервуарами.
– Огибает территорию станции и идет к складу, – подал голос Бумеранг, глядя на цель в монокуляр винтовки.
– Не вижу Крикуна и Камилу, – вклинился Дед. За операцией он следил из припаркованного у карьера минивэна, в двухстах метрах от точки перехвата.
– Мы за деревьями, – отозвался Крикун.
– Как войдет, сработает датчик, мы получим видеосигнал. Ворон, причаливай и огибай территорию.
Объект наблюдения прошел через лесополосу, подошел к складу и замер. Он явно занервничал, стал озираться. В итоге прошел мимо и ускорил шаг.
Бумеранг доложил:
– Что-то учуял. Идет к карьеру.
– Спокойно. Не дергайтесь. Возможно, мы нарушили его метки. Бумеранг, дай знать, когда потеряешь его из вида.
Парень в бейсболке нырнул в крытый ангар, с которого хорошо просматривалась вся территория, и сел на деревянный ящик.
– Я его потерял, – доложил Бумеранг. – На смену позиции уйдет пара минут.
– Ворон, ты где?
– Иду по тропинке через лес.
– Камила, Крикун, прикройте отход с юга.
В минивэне на экране ноута отразилась активность, Буш проверил догадку и доложил:
– Он прощупывает технику удаленно. Так что мы не сможем его привязать к точке выхода на связь.
– Черт! – взревел Дед. – Ушлый какой!
– Что будем делать, шеф? – поинтересовался Ворон. – Я уже у карьера.
– Будем брать, выхода нет.
– Может, понаблюдаем? – предложила Камила.
– А если уйдет? Нет. Берем, как только будете в досягаемости.
Через минуту все участники группы доложили о готовности. Дед взглянул на Буша.
– Ну? Что скажешь?
– А он крут!
– Конкретней! Дай мне хоть что-то!
Буш стучал по клавиатуре и напряженно всматривался в мелькающие на мониторе коды.
– Он на сайте. Изучает нашу приманку.
– Ждем, рыбка на крючке, – оповестил Дед агентов.
– Отвечает, – подал голос Буш через минуту. – Вышел.
– Берем его! – крикнул Дед и выскочил из минивэна.
Заметив движение с трех сторон, хакер сунул ноутбук в рюкзак, метнулся в угол, откинул наваленные ящики, сорвал чехол защитного цвета и оседлал мотоцикл. Мотор взревел. Не успела группа приблизиться, как он прорвался сквозь лесополосу и выехал на трассу.
– Он на Питерсберг Тернпайк. Движется к железнодорожным путям.
– Бумеранг! Ты можешь пальнуть ему в колесо? – уточнил Дед без особой надежды.
– Нет, он юлит, как Ванька-встанька.
– Отбой! Все ко мне!
Когда группа собралась у минивэна, Дед раздал инструкции:
– Ворон, подключай наш контакт в полиции. Пусть пробьет по номерам машину и мотик.
– Лады, – Ворон взял у Буша номера.
– По оперативной информации мы ожидали тюфяка-студента. Выходит, просчитались. Пацан уходит, как профи.
Ворон отошел в сторону и позвонил своему контакту, продиктовал номера транспортных средств, попросил пробить владельца и дать адрес.
– Информация будет через час, – заверил он, возвращаясь к группе.
– Что он ответил на наше предложение? – спросил Дед Буша.
Тот прочитал текст сообщения и присвистнул.
– Заломил лям баксов.
Группа усмехнулась, один Дед выглядел мрачнее тучи. Доклад начальству будет неутешительным.
– Через час получим адрес, а пока Буш займется его следом в сети и дружками хакерами. Крикун с Камилой возьмут на себя семью и социальные контакты. Я займусь его финансами. У нас сутки. Нужно выработать тактику, нащупать слабые места.
– Постойте! – вмешался Буш, глядя на монитор. – Его мобильник движется по автобану, но только что появился второй сигнал.
Он вскочил и огляделся. Показал в сторону лесополосы.
– Оттуда!
– Ворон, Крикун, прочешите все!
Через пять минут послышался доклад Ворона:
– Нашли! Это рюкзак!
– Здесь еще ноут! – добавил Крикун.
– Тащи сюда! – Дед повернулся к Бушу. – Выжми все из этого ноута!
Россия, г. Москва
Ближе к полудню Пахотин привез в штаб Мардаря Павла Анатольевича, которого полковник сразу не признал, настолько изменилась его внешность. Холеный и презентабельный вид говорил о том, что ему повезло больше чем бывшим коллегам по космическому цеху. Вахрушев выглянул в окно и увидел, как нервно топчутся перед зданием секьюрити Мардаря. Служба безопасности штаба не пропустила их на КПП.
– Где ты его отыскал? – спросил Вахрушев зама.
– В аэропорту. Еле выловил. Ни в какую не хотел ехать. Вырвался и побежал в зону досмотра. Пока оформил разрешение, он уже на борт пробрался. Пришлось с самолета снимать. Так что свидетель взвинчен, лучше тебе с ним самому поговорить. Кстати, он сделал три пластические операции и больше не занимается наукой. Теперь он руководитель, как он выразился, маленького заводика по выпуску ювелирки в Тушино.
– Вот как? – усмехнулся полковник и взглянул на часы. – Я жду Авилова. Мне он больше интересен.
– Поговори с Заводиком, – съехидничал Пахотин. – Как только Авилов нарисуется, я тебе маякну. Да, к сведению, папик у Заводика – бывший замминистра обороны.
Вахрушев присвистнул, теперь он понял, почему заместитель так усердно скидывал на него свидетеля.
В конференц-зал заглянул Ильин и без предисловий возбужденно доложил:
– Вера Новак эмигрировала в США в 1993 году!
– А дочь? – полковник осел.
– Я списался с одной из ее одноклассниц, она сказала, что Злата сразу после школы вышла замуж за иностранца и уехала за границу.
Вахрушев округлил глаза.
– Каким образом жена и дочь Новака могли беспрепятственно уехать из Киргизии? В какую страну уехала дочь, тоже в Штаты?
– Она не знает, но дала имена, с кем девушка дружила, может, они знают больше. 31 августа 1991 года Киргизия провозгласила о своей независимости. Дочь Новака пошла в школу с шести лет, я подсчитал, закончила она в июне 1992-го. А, значит, легко могла уйти от российских спецслужб.
– Ищи! Мне нужны обе! Если Новак свалил за кордон, сейчас непременно рядом с семьей, – Вахрушев прихватил кружку кофе из кухни и прошел в допросную.
Мардарь от нетерпения ерзал на стуле. Руки машинально искали телефон, но вспоминая, где он его оставил, Павел Анатольевич приходил в еще большее смятение. Вахрушев оценил свидетеля. Мардарь был явным любителем потягать железо. Щеголеватый костюм тянул на пару-тройку тысяч евро, а часы и перстень он даже не осмелился оценивать.
– Итак, Павел Анатольевич, вы знаете, зачем мы здесь.
– Мне сказали, но я совершенно не понимаю, чем я могу вам помочь? Я не занимаюсь больше наукой, тем более не имею дело с оборонкой. Вся та история с Новаком для меня поросла толстым слоем плесени. Мне срочно нужно вылететь в Милан, я опаздываю на деловую встречу.
– Могу с уверенностью сказать, что ни в какой Милан вы не полетите, по крайней мере, сегодня.
– Безобразие! Кто вы такой? Что себе позволяете? От вашего самоуправства пострадает мой бизнес!
Вахрушев представился по форме и протянул приказ с полномочиями. Увидев, кто подписал приказ, Мардарь мгновенно остыл и подобрался.
– Я готов сказать все, что знаю, только умоляю вас, давайте покончим с этим как можно быстрее.
– Начнем с самого начала. Как вы попали в группу разработчиков программы «Аркан»?
Мардарь сложил пальцы в замок и насупился.
– Мой отец был знаком с Новаком еще со студенческих лет. Они вместе учились в Рязанском радиотехническом институте. После окончания Новак с женой уехали в Киргизию, а отец начал карьеру в Москве по линии обороны. Когда Новаку поручили программу «Аркан», отец попросил его взять меня в группу разработчиков. Он считал это неплохим стартом в карьере.
По виду свидетеля полковник понял, что тот был не в восторге от решения отца, и спросил:
– А сами вы не хотели там работать?
– Тогда я был в штате Академии наук и занимался исследованием космической плазмы и солнечно-земных связей. Ничего против «Аркана», и тем более Новака, я не имел, но ехать в Киргизию мне не улыбалось. Я был столичным парнем. Устоявшийся круг друзей и коллег. Мой отец очень авторитарен. Его решения не оспариваются, тем более мной, – он хмыкнул, – непутевым сынком. Папа считает, что если я не бегаю с автоматом наперерез во благо страны, то напрасно топчу землю.
– Почему вам дали доступ высшего уровня? Из личного дела я понял, что вы были самым молодым конструктором.
– Как намекнул мне Дежнев, остальные не прошли проверку.
– А младший Северцев почему не прошел?
– Бастард.
Полковник встал, прошелся вдоль одностороннего зеркала и спросил:
– С коллективом вы ладили?
– Я был среди них чужаком. Когда заходил в лабораторию, все замолкали, будто видели прокаженного. Каждый месяц я просил маму повлиять на отца, но даже она не бралась за такое гиблое дело. В Москву мне разрешалось приезжать по праздникам, да и то, под натиском мамы.
Вспомнив, что Новак пропал в канун Нового года, Вахрушев спросил:
– Почему же вы оказались тридцатого декабря 1990 года в ОКБ ИКИ?
– Потому что плохо себя чувствовал, был на грани ангины и родители решили отпраздновать у меня.
– Вы один в семье?
– Угу.
Глядя на Мардаря, эдакого вечного ребенка, Вахрушев живо представил, как здоровый детина жалуется маме на недомогание, а та запрещает ему садиться в самолет и тащит мужа в аэропорт, чтобы срочно вылететь к сыночку – не оставлять же его на праздники в одиночестве.
– Вы женаты?
– Разведен.
Такому ответу полковник не удивился.
– Расскажите мне про тридцатое декабря.
Мардарь тяжело вздохнул и опустил глаза.
– Самый трагический день моей жизни, – признался свидетель и потер шею. – Я столько раз рассказывал о тех событиях, что до старости буду помнить происходящее по минутам.
– Меня интересуют события с того момента, как Новак предложил вам пойти на обед.
Мардарь кивнул.
– В тот день все было странным. Обычно жена Новака передавала ему еду через водителя. Он закрывался в кабинете и обедал. День был предпраздничным, наверное, поэтому она не передала ему обед, знала, что мы поедем к коллегам в КБ. Но его просьба все равно меня удивила. Столы ломятся от еды, а он на обед собрался. Никогда до этого момента он меня на обед не звал. Тогда я, конечно, был польщен, но потом горько пожалел, что согласился. Мы вышли из здания, он предложил мне пойти в пельменную. Мы ее так называли, на самом деле там подавали довольно приличные манты из баранины. Мы пообедали…
– За обедом ничего странного не заметили?
– Нет, – свидетель пожал плечами, – все как обычно. Правда, Новак бумажник забыл, но я сказал ему, чтобы не беспокоился, мол, сам заплачу, потом отдадите. Поели и пошли в…
– К вам кто-нибудь подходил в пельменной?
– Нет… – Мардарь покачал головой, – только персонал. Стол уборщица вытерла. Потом Новак попросил уксуса, и парень какой-то вышел из кухни и поставил бутылку на стол. Правда, был еще один инцидент на выходе…
– Какой? – оживился Вахрушев.
– Новак так резво из пельменной выбежал, что поскользнулся и чуть под машину не попал. Шапка ондатровая с него слетела.
– Какой марки была машина?
– Черная «Волга».
– А кто в машине был?
– Кавказцы какие-то. Водитель и пассажир. Обоим лет по тридцать.
– Так и что дальше?
– Водитель посигналил, а Новак поднял шапку и еще резвее к институту побежал, будто на пожар. Там, на дороге, видимо, он и обронил пропуск, а кто-то его нашел и воспользовался.
– Знакомых не видели в пельменной? Может, мимо проходили?
– Нет. Я бы запомнил, но никого. Наши все к празднику готовились.
– Зашли в институт, что потом?
– Новак обнаружил, что пропуск пропал. Я прошел, начал подниматься по лестнице и встретил сотрудницу, которая просила кое-какие продукты купить. Мы с Новаком заболтались и забыли. Я стремглав побежал обратно. А когда купил, на обратной дороге встретил родителей, они шли за мной в институт. Мама переживала за мое горло, с утра у меня была температура, но потом вроде спала. Я отдал продукты на проходной Лехе Северцеву и ушел с родителями.
– А Северцевых вы в тот день где и когда видели?
– Когда уходили с Новаком на обед, оба были в институте. А когда я вернулся с продуктами, на проходной стоял только Леха. Он вроде Новака ждал, но того Дежнев начал распекать за утерю пропуска, и Леха уже хотел слинять, но я всучил ему авоську.
– Вы сказали, что в тот день все было странным. А что еще?
Мардарь зачесал волосы назад и усмехнулся.
– Люди какие-то все были возбужденные. Сверх нормы. Как чувствовали беду. Две женщины в лаборатории повздорили, да так сильно, что до драки дошло. Потом, правда, помирились, даже выпили вместе. Но после того дня больше не общались. Дежнев был как деспот. Орал на всех с самого утра, будто вожжа под хвост попала. Короче, в воздухе витало что-то… трагическое…
– Порядок, – Вахрушев размял пальцы и посмотрел на часы. Ему не хотелось пропустить допрос Авилова. – В каком году вы уехали из Киргизии?
– Да как следователей отозвали в Москву, я собрал вещички и рванул.
В сопровождении двух инженеров из группы Шапошникова Дудкин вошел в Институт космических исследований при Академии наук. В вестибюле их встретил сотрудник отдела спутникового мониторинга Зорин и проводил в кабинет начальника. Навстречу группе вышел коренастый мужчина лет шестидесяти, протянул Дудкину руку и представился:
– Добрый день. Кадышев Владимир Петрович. Добро пожаловать. Чем могу быть полезен?
Дудкин представился, показал удостоверение и объяснил:
– Нас интересует проектная документация программы «Аркан», переданная вам в 1991 году ОКБ ИКИ Киргизии.
Начотдела растерянно посмотрел на Зорина.
– Позови кого-нибудь из старой гвардии.
– На месте только Жидкова.
– Веди Жидкову, – начотдела повернулся к аналитикам и, смущаясь, пояснил: – Понимаете, я на этой должности всего пять лет. Ни о каком «Аркане» не слышал.
Вынужденную задержку Кадышев пытался скрасить беседой на общие темы. Не встретив понимания, принялся рассказывать о текущих проектах и достижениях.
Зорин вернулся с приземистой пожилой женщиной в темном юбочном костюме.
– Дорогая Людмила Павловна, проходите, – оживился Кадышев и проводил сотрудницу к столу, – присаживайтесь. Вот господа из органов интересуются программой «Аркан». Вы что-нибудь о ней знаете?
– «Аркан»? – женщина растеряно оглядела всех присутствующих. – Так ее же давным-давно закрыли.
– Нам нужна проектная документация, которую вам передали из Фрунзенского ОКБ ИКИ, – повторил свою просьбу Дудкин.
– Голубчик, так она не у меня. Все в архиве, наверное. Но архив долго не отапливался, уж не знаю, сохранилось ли вообще что-то…
– Бедственное положение архива. Куда только не писали, – принялся объяснять Кадышев.
– Проводите нас в архив.
Кадышев посмотрел на Зорина.
– Дай что нужно, я буду у себя, – начотдела проводил аналитиков до вестибюля и нервно переминался с ноги на ногу, пока вся процессия не скрылась за дверью лифта. Побежал назад в кабинет и позвонил президенту Академии.
В архиве объяснили, что большая часть документов за 1991 год уже оцифрована и задержек с доступом не должно быть. Зорин и светловолосый работник архива лет двадцати пяти принесли несколько папок. Первым документом оказался акт приема-передачи. Со стороны ОКБ ИКИ документ подписали Володин и Иванов, а со стороны ИКИ РАН три подписи, в том числе Жидковой.
Дудкин попросил архивариуса предоставить все копии чертежей.
– Как проходила процедура приема-передачи? – спросил он Жидкову. – Конструкторы как-то комментировали ситуацию?
– Уф, – вздохнула старушка и плюхнулась на стул. – Настроение было у всех подавленное. Никто не понимал, что будет дальше. Страна катилась в нищету. Ученых сокращали, приходилось торговать на рынках, чтобы выжить и прокормить детей. Страшное было время. Все понимали, что золотая эра исследования космоса закончена. Такого темпа в развитии и результатов уже не будет.
– В последние пятнадцать лет ситуация заметно улучшилась, – поправил ее Зорин.
– Мы до сих пор не вышли на прежнее финансирование. Разве что военное направление. А наука… – она махнула рукой и отвернулась.
– Из Фрунзе приехали только Володин и Иванов?
– Нет, их было больше. Имен не знаю, но они не были похожи на ученых, скорее из вашего учреждения.
– К программе кто-то проявлял интерес?
– Не знаю, – повела плечами Жидкова и задумалась. – Может, архивариус в курсе. В научной среде программой точно никто не занимался.
– Вы знали Карела Новака?
– Конечно! – встрепенулась Жидкова. Сначала улыбнулась, но потом помрачнела. – Какое несчастье. Его ведь так и не нашли. У нас работали две женщины из Фрунзе, они держали связь с его женой, пока она не иммигрировала.
– А сейчас они работают?
– Нет. Уволились еще до миллениума. Кажется, в 1993-м. Тогда было самое большое сокращение. Увольняли целыми отделами.
Принесли стопку чертежей. Дудкин прочитал на бейджике архивариуса «Быков Денис» и спросил:
– Денис, вы давно здесь работаете?
– Год, – тут же отозвался Быков и побледнел.
– За это время кто-нибудь интересовался программой «Аркан»?
– Да, кажется, минобороны.
– Когда?
Архивариус задумался.
– Месяца три назад. Приходил один дядечка.
– Что конкретно искал?
– Снял копию всего что было, – пожал парнишка плечами.
– Есть его данные?
Быков метнулся в свой кабинет, с минуту искал и вернулся с визиткой.
– Он по описи забирал несколько оригиналов, но через месяц вернул через курьера.
На визитке Дудкин прочитал: «Гаврилов Артем Вадимович. Орбитальная спутниковая группировка».
Эксперты с группы Шапошникова проверили документацию и обнаружили, что нет чертежей дешифратора.
– В общей переписи документов указаны четыре чертежа: разрезы трех узлов и вид сверху в масштабе 1:20. Но самих чертежей нет.
Архивариус покраснел и нервно затараторил:
– Я снял копии всего что было. Значит, этот чертеж был утерян еще до оцифровки документов. На перепись я не обратил внимание. Это не первый раз, когда документы пропадают. Чудо, что вообще что-то выжило. Архив дважды топило.
– Да, – поддержала его Жидкова и тяжело вздохнула, – так прискорбно. Никому не нужны научные труды целой эпохи, а ведь там кладезь идей и достижений.
В штабной комнате для допроса Вахрушев все еще беседовал с Мардарем.
– Вы занимались разработкой модульного дешифратора?
– Только на начальной стадии, – с неохотой подтвердил Павел Анатольевич. – Потом меня перебросили на другой фронт работы. Дешифрованием занимались Новак и Северцевы.
– Оба? Сын тоже?
– Да. Больше сын.
– Он же не имел доступа к секретным данным.
– Дешифратор был его разработкой, и он не был на тот момент секретным. Это потом, когда Витамин Витаминович доработал криптомодуль, разработкой заинтересовались оборонщики, но это уже в Москве.
– Витамин Витаминович?
– Так мы называли Северцева-отца.
– Мне сказали, что он попал в аварию и по состоянию здоровья уже не работал.
– Так и есть, официально криптомодуль доработал Леха, но не без участия отца. Один бы он не потянул. У Витамин Витаминовича заскок с памятью, но что касается работы, тут мозг не пострадал.
«Какая-то странная у Северцева амнезия», – подумал полковник и решил, что первым делом поручит кому-нибудь проверить медицинскую историю конструктора.
– Расскажите вкратце о коллегах, имеющих доступ к засекреченной части программы.
– Уф-ф, – выдохнул Мардарь, отер платком пот на лице и уставился в одну точку. – Общим руководством занимался Азамат Султанов. Отец считал его хлюпиком, мы почти не общались. Новак, – свидетель надул губы и со значением закивал, – у того были яйца. Вроде такой, знаете, вежливый, а в то же время как ответит, переспрашивать не хочется. Отец как-то проговорился, что за Новаком стоял большой человек.
– Да? Кто же?
– Не знаю. Он не сказал. Но это было логично. Без поддержки сверху на такой должности не продержишься. Как по мне, у Новака была мощная защита, и это был не один человек. После его исчезновения все попрятали головы, знаете, как у нас это бывает.
– А какие ходили слухи? Наверняка сотрудники выдвигали свои версии.
– Версий было полно, – хмыкнул Павел Анатольевич. – Но чем дольше отсутствовал Новак, тем сильнее крепло чувство, что его нет в живых.
– Вот как? Почему?
– Надо было его знать, что б так думать. Мы знали… Хороший был мужик. Надежный. Такой бы не предал.
– Именно такой бы ореол создавал вокруг себя изменник Родины: надежный, преданный семьянин, погруженный в работу научный деятель.
– Вы правы, – нехотя согласился Мардарь и сник.
– Порядок. С этим разобрались. Что скажете о его семье?
Свидетель оживился, жеманно повел плечами и просиял.
– Жена у него была красоткой. Глаз не оторвать. И гордячкой. Я любил за ней наблюдать. Прекрасно готовила. Была гостеприимна, но придерживалась режима. В десять часов все идут в кроватку. В шесть утра подъем. Я не прочь был с ней замутить… – Мардарь облизал губы, – не смотря на разницу в возрасте. Я даже к ней подкатывал перед отъездом. Сказал, что позабочусь о ней, чтобы ни о чем не волновалась.
– Правда? И что?
– Выгнала… – выдавил из себя Павел Анатольевич и хмыкнул, – стерва.
– А дочь?
– А что дочь? Вездесущий ребенок.
– Вездесущий?
– Крутилась у папаши под ногами. Она его обожала. Всегда стремилась произвести на него впечатление. Паять умела, знала все радиодетали наизусть. Но Новак твердил, научись лучше готовить. Дочь тяжело переживала его исчезновение. Я как-то встретил ее у Северцевых, на девчонку больно было смотреть.
Вахрушев взглянул на список.
– Остались Иванов, Володин и Тороненко.
– Тороненко – пентюх. Прихвостень Дежнева. Ходил за ним по пятам и в рот заглядывал. Ну, хоть кляуз не писал – и то хорошо. Иванов уже умер. Сердечник. Компанейский был мужик. Любитель выпить, а ему нельзя было. Приговаривал все: лучше прожить один день на ногах, чем десять на коленях. Женщины его любили. Не так, конечно, как Новака, но поклонницы были, даже молоденькие. Володин… – свидетель скривился.