9 июня 2015 г.
Россия, г. Москва
В Колонный зал Дома Союзов Олег Васильевич Вахрушев вошел под руку с новоиспеченной женой. В торжественной атмосфере среди разряженной публики полковник чувствовал себя скованно. Вышагивая по ковровой дорожке в новеньком смокинге, он сравнивал себя с пингвином на выгуле. К тому же там, где должно быть свободно, сжимало, как тиски. Всему виной были внезапно свалившиеся на него предсвадебные хлопоты. Дважды Лариса ждала его в ателье для примерки, но оба раза Вахрушева подводил транспортный коллапс.
Усаживаясь в обитое красным бархатом кресло, он жалел, что не может прикрыться насыщенным графиком – полковник был в двухнедельном отпуске по случаю бракосочетания – и сбежать с ненавистного мероприятия. Он мысленно перебирал возможные поводы для побега, но не найдя подходящего, вынужденно смирился и с недовольством поглядывал на супругу. Сейчас он мог бы лежать на любимом диване, попивать «Курвуазье», оставшийся со свадьбы, читать потихоньку «Портного из Панамы», купленного еще до знакомства с Ларисой, или даже опробовать подаренный тестем гриль.
– Пока не начался концерт, я введу тебя в курс театрального этикета, – Лариса погладила руку мужа, чувствуя его нарастающее напряжение. – Когда выйдет исполнитель нужно поприветствовать его аплодисментами.
– Зачем? – Саркастически начал было Вахрушев, но вынужден был прерваться, пропуская пожилую пару. Плюхнувшись обратно в кресло, он продолжил: – Мне кажется, что более разумно похлопать в конце, а не в начале. Он еще ничего не сыграл, а мы ему уже аплодируем. Не вижу логики.
– Так мы желаем ему удачного выступления, – тон супруги стал жестче, и Вахрушев понял, что лучше ее не дразнить.
Далее Лариса коротко, но весьма доходчиво разъяснила мужу тонкости театрального этикета и под конец осведомилась, не забыл ли он отключить мобильный телефон. Он напомнил, что отключил его еще на парковке, но жена все равно заставила его проверить.
Прозвучал третий звонок. Публика расселась по местам. Все замерли в ожидании. На сцену вышел Дмитрий Коган и поклонился публике. Зал зашелся приветственными аплодисментами. Под бдительным взглядом супруги Вахрушев нехотя присоединился к большинству. В этот момент кто-то сжал его плечо. Он обернулся и увидел заместителя.
– Ромка! – еще никогда он так не радовался их встрече.
Пахотин поздоровался с женой шефа и вполголоса пояснил:
– Я за тобой. Срочно вызывает Масличенко, – кивком он указал на выход.
Еще не видя лица супруги, Вахрушев затылком ощутил надвигающийся шторм. От его ухода Лариса будет не в восторге, и это мягко сказано.
– Только попробуй меня бросить, – угрожающе прошипела она и красноречиво погладила округлившийся живот.
– Мне приказано явиться в управление, но ты оставайся, я пришлю за тобой служебную машину.
Полковник извинился, поцеловал оцепеневшую от гнева жену и поспешил за заместителем, надеясь, что Лариса не помчится за ним вдогонку. Такое уже случалось, и воспоминание об этом было не из приятных.
Экстренное совещание глав департаментов военной разведки подходило к концу. Выработав общее направление в расследовании, генералы покидали зал заседаний. На выходе их встречали с короткими докладами ассистенты. Вахрушев стоял поодаль и наблюдал, как тут и там спонтанно образовывались группки, похожие на островки. Сквозь гул голосов он отчетливо услышал свое имя. Генерал-майор Масличенко жестом пригласил его пройти в конференц-зал.
С шефом Олег Васильевич дружил более десяти лет, но в стенах родного управления всегда придерживался сугубо рабочих отношений.
– Времени мало, излагаю суть, а подробности расскажут представители космической и радиотехнической разведок.
Генерал оправил лацканы форменного мундира и оценил непривычно торжественный вид полковника.
– Три часа назад наши технари взломали сайт теневого аукциона, на который инсайдеры выкладывают программы, применяемые в разных отраслях промышленности, и наткнулись на новый лот «Аркан». При беглом просмотре чертежей было установлено, что это программа – наша разработка еще советских времен. Законсервирована в 1991 году. Те, кто ее курировал, либо мертвы, либо на пенсии. Скудность архивных данных не позволяет в полном масштабе оценить ситуацию. Исследования проводились на территории Киргизии, а испытания в Казахстане. После распада Союза связь с конструкторским бюро полностью утеряна. Ты уже имел дело с научной средой, знаешь, как к ним подступиться, поэтому было принято решение: для сбора информации подключить твою аналитическую группу. Операции присвоено кодовое имя «Аркан».
В конференц-зал заглянул ассистент генерала.
– Иван Алексеевич, вас вызывают в генштаб.
Генерал поднялся и двинулся к выходу, кивком пригласив Вахрушева следовать за ним.
– Через подставное лицо мы ведем переговоры с инсайдером, но бес его знает, на что тот способен. Наша задача – не допустить продажи программы, установить личность инсайдера и изъять все носители.
Перед дверью Масличенко остановился.
– В операции задействованы три группы. Группа Касатонова будет работать на территории инсайдера, его местоположение пока не установлено, но, по предварительной оценке, он в Северной Америке. Остальные займутся конструкторским бюро. Необходимо установить на какой стадии разработки была законсервирована программа. Есть ли риск для обороны страны? Допросите всех разработчиков. В первую очередь пусть подтвердят подлинность «Аркана». Разделите полномочия. Ты займись оперативно-розыскными мероприятиями, а на группу Шапошникова скинем просчет рисков в случае провала группы Касатонова и поиск решения. Докладывать лично мне.
– Слушаюсь, – полковник вытянулся.
Генерал вышел в коридор, Вахрушев последовал за ним, внимательно слушая начальника.
– Для этих целей мы развернули оперативный штаб. Мои ассистенты скинут тебе адрес. На время операции вводится казарменный режим. Связь со штабом только по специально выделенной линии. Да, и.. – генерал остановился у лестницы. – Олег, прими мои поздравления.
Шеф намекал на поспешную регистрацию брака. Полковник не хотел вдаваться в подробности семейной ситуации и просто кивнул.
– Понимаю, вы с Ларисой рассчитывали на медовый месяц, но, как говорится, долг и достоинство – прежде всего. Будем на связи.
Вахрушев смотрел, как генерал бодро преодолевает лестничные пролеты, и думал о том, как бы помягче изложить новости жене.
Служебный джип миновал парк «Крылатские холмы» и остановился перед уединенным одноэтажным бетонным зданием с узкими окнами, похожими на фигуры из «Тетриса». У КПП полковника встретил Пахотин и представил главе службы безопасности штаба. Прежде чем пройти на объект Вахрушев подвергся тщательному досмотру: у него изъяли мобильник и часы, закрыли их в сейф. Дорожную сумку чуть ли не вывернули наизнанку, а самого провели через металлодетектор. В отражении стеклянной перегородки он увидел на мониторе объемную картинку своей просканированной фигуры.
Полковника сопроводили в оперативный штаб, где маячили незнакомые лица. Заместитель представил их как участников второй группы и технических экспертов из космической разведки, которые должны внести ясность в нюансы выставленной на продажу программы. Вахрушев поздоровался с вошедшим следом за ним Владимиром Шапошниковым – руководителем второй группы – и придирчивым взглядом оглядел свою команду. На приветствие группа отозвалась вялым и недовольным «здрасте», что его совсем не удивило. Уходя в отпуск, он распустил группу, оставив дежурным заместителя.
– А где Ильин? – спросил он у зама.
– Его самолет приземлиться в Шарик через два часа.
– Семеро одного не ждут. Начнем.
Коротко введя аналитиков в курс дела, полковник освободил место для экспертов. Первым поднялся высокий брюнет с кустистыми бровями и приплюснутым носом – инженер из управления космической разведки в звании подполковника.
– Шохин Борис Константинович, – деловито представился он. – Мне поручено рассказать вам о программе «Аркан».
Шохин опустил экран и включил проектор. Его помощник выключил свет. На экране появилась эмблема американского департамента стратегической обороны.
– Программа «Аркан» была нашим ответом на Американскую «Strategic Defense Initiative», что в переводе означает стратегическая оборонная инициатива. У нас ее принято называть сокращенно СОИ или еще проще – «звездные войны».
Кто-то из команды хохотнул и вполголоса выдал: «Давным-давно, в далекой-далекой галактике». Шохин повернулся и поочередно осмотрел лица присутствующих.
– Если кто-то спутал межведомственное совещание с юмориной, то вам в программу «Аншлаг», и прошу вас, не задерживайтесь, дайте остальным заняться делом.
Не сговариваясь, Вахрушев и Пахотин уставились на Дудкина, но тот сидел с каменным лицом, делая вид, что внимательно слушает докладчика.
Шохин немного подождал, нервно постукивая ручкой по столу. Комментариев не последовало, и он продолжил:
– В восьмидесятых годах Рональд Рейган объявил о запуске научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ для создания широкомасштабной системы ПРО с элементами космического базирования. Этот своеобразный ракетный «щит» должен был полностью исключить или значительно уменьшить возможность поражения всей Северной Америки ракетными ударами по целям наземного и морского базирования.
Следующие слайды показали схематичное изображение системы СОИ.
– Программа предполагала развертывание трех уровней обороны для защиты от возможного ракетного удара с территории СССР: на начальном (активном) участке полета межконтинентальной баллистической ракеты, среднем (пассивном) участке полета боеголовок в космическом пространстве и заключительном – непосредственно в небе над Северной Америкой. На заключительном участке полета предполагалось использовать ракетонесущий авиационный комплекс перехвата. Но было ясно, что таким способом невозможно перехватить все боеголовки, в частности из-за их большого количества, а также из-за различных активных и пассивных методов противодействия перехвату, как, например: постановкой ложных целей, созданием помех радарным системам и другими способами.
Слайды менялись один за другим, демонстрируя возможности программы.
– Для перехвата и уничтожения боеголовок на среднем и начальном участках предполагалось задействование мощных лазерных систем наземного и космического базирования. В качестве систем раннего предупреждения, слежения и целеуказания для лазерного оружия предполагалось развернуть отдельную спутниковую группировку, основанную на суперминиатюрных и, следовательно, малозаметных спутниках на низких околоземных орбитах. Именно эта система должна была стать «глазами» и «ушами» всей программы СОИ.
Картинка сменилась, все увидели группу советских ученых в белых халатах на фоне электронно-вычислительной машины «Эльбрус».
– На тот момент СССР переживало золотую эру суперкомпьютеров и опережало США в области разработки системы противоракетной обороны. Еще в 1959 году у нас была создана первая в мире компьютерная сеть – прообраз сегодняшнего интернета. Американцы смогли добиться такого результата лишь шесть лет спустя. Они связали между телефонными линиями два компьютера в Массачусетсе и Калифорнии. Компьютерную сеть ARPANET, которая впоследствии стала прототипом Интернета, Министерство обороны США развернуло лишь в 1969 году. А СССР уже в 1966 году имел в составе системы ПРО Москвы двенадцать ЭВМ 5Э92б, которые объединялись в высокоскоростную компьютерную сеть общей протяженностью более тысячи километров.
На экране появилось изображение упомянутой ЭВМ.
– Естественно, что такой амбициозный проект как СОИ не мог остаться без ответа, и в 1984 году на базе Особого Конструкторского Бюро Космических Исследований при Академии наук был создан специальный отдел, который приступил к разработке программы «Аркан». Поначалу отдел базировался в здании ОКБ ИКИ, а позже, после значительного прогресса, бюро и испытательную лабораторию переместили в отдельное здание в окрестностях столицы Киргизии.
– Почему Киргизия? – поинтересовался Вахрушев.
– Кадры решают все. Во Фрунзе на базе завода «Физприборы» создавалось оборудование для космических аппаратов. Выполнялся весь научно-производственный цикл: разработка технического задания, процесс конструирования, изготовление, испытания, установка и отладка, информационная поддержка в полете. В штате ОКБ ИКИ были такие научные деятели, как, например, академик Олег Алимов. Это он разработал бур, который в составе межпланетной станции «Луна-24» осуществил забор грунта с поверхности Луны. На базе конструкторского бюро изобретены и изготовлены приборы, участвовавшие в изучении поверхности Венеры, Марса и кометы Галлея.
Полковник жестом дал понять, что вопрос исчерпан, и Шохин вернулся к программе:
– Наши ученые тщательно изучили концепцию СОИ. Конечно, только ту часть, что была в открытом доступе, и пришли к выводу, что она не только слишком амбициозна, но и неосуществима. По грубым подсчетам вывели стомиллиардный бюджет. Таких денег у США не было даже при поддержке союзников по НАТО. Поэтому перед нашим КБ была поставлена более приземленная, – Шохин усмехнулся, – если можно так выразиться, задача: создать комплекс дешифровки и перехвата каналов управления спутниками наведения вероятного противника.
Надо сказать, что комплекс «Аркан» должен был использовать новейшие советские разработки в области спутниковой связи, микропроцессорной техники в купе с программными алгоритмами дешифровки. Сердцем этого комплекса была «Эльбрус», – Шохин показал на фотографию ЭВМ. – Конечно, она не имеет почти ничего общего с современными российскими процессорами «Эльбрус», которые используют и другую архитектуру и схемотехнику, тут беспокоиться не о чем. Но! Не все наши оборонные комплексы используют последнее поколение процессоров и схемотехники, некоторые все еще базируются на более ранних поколениях. В этом и кроется уязвимость.
– Давайте про уязвимость поговорим на совещании второй группы, – внес свое предложение Шапошников. – Для расследования третьей группе достаточно озвучить основные факты.
Шохин прикрыл кулаком рот и кашлянул.
– Я понял. Тогда по основным фактам. После распада СССР все предприятия на территории Киргизии перешли под управление новоизбранного правительства. ОКБ просуществовало еще несколько лет, претерпело массу изменений, а в 2008 году окончательно закрылось. Космической деятельностью после распада Союза они не занимались. Последние годы предприятие выживало за счет заказов выпуска бытовой продукции.
– А что с «Арканом»? – спросил Вахрушев.
– Официально программу «Аркан» закрыли в 1991 году. Все разработки были переданы Академии наук. На этом у меня все.
На одной из секретных баз ГРУ к отправке на другой континент готовилась группа из шести человек. Командир группы Касатонов Виктор Владимирович – кодовое имя Дед – вошел в комнату отдыха, где команда ужинала перед отправкой, и без предисловий начал инструктаж:
– Из генштаба только что доложили, что засекли ориентировочное местоположение последнего сеанса хакера – штат Виргиния. Точную информацию дадут позже. В страну просачиваемся поодиночке, за исключением Камилы и Крикуна.
Командир протянул двум агентам листки, на которых были распечатаны их старые легенды. Пробежавшись по тексту беглым взглядом, Крикун фыркнул:
– Мы уже ими пользовались…
– Знаю, но наверху считают, что влюбленной парочке пора обновить список путешествий. Вас встретит связной в форме водителя туристического агентства.
Камила подобрала волосы в хвост и подмигнула напарнику. Тот представил их многочасовой полет над Атлантикой и состроил гримасу.
– На время операции связь держим через приложение «Погода». Как только прилетите на место, убедитесь, что у вас включена геолокация. Буш вас ознакомил с приложением и показал, как обмениваться короткими сообщениями.
Дед протянул авиабилеты агенту с юго-восточной внешностью.
– Ворон, летишь на конференцию через Гонконг под видом бизнесмена. Твоя компания специализируется на компьютерных технологиях.
Ворон развернул билет, взглянул на время вылета, сгреб содержимое подноса в мусорное ведро и, схватив дорожную сумку, побежал к выходу.
– Бумеранг!
На кодовое имя отозвался здоровяк с широким лицом и набитым ртом.
– Хоть бы раз поесть нормально дали…
– Ты – менеджер по закупкам сельскохозяйственного оборудования, летишь в Канаду. Из Торонто в Питтсбург, где возьмешь в прокат машину и будешь на старте. Жди моего звонка.
– Как с девчонкой зажиматься, так Крикун, а мне грабли и трактора, – недовольно пробурчал Бумеранг.
– Хочешь, поменяемся? – Крикун натянул бейсболку. – Я только «за».
Единственная женщина в группе покраснела и уставилась на напарника.
– Отставить разговорчики! – Громогласно одернул командир. – Если ваши личные отношения повлияют на работу, вылетите оба.
– Нет у нас никаких отношений, – Крикун схватил сумку, получил билеты от командира и двинулся к выходу.
Дед перевел взгляд на Камилу.
– Что это было?
– Если б я знала, – она пожелала всем удачи и пошла за напарником.
– Буш, у тебя самый сложный маршрут… – обратился Дед к компьютерному специалисту.
Камила догнала напарника у машины на стоянке. Не успела она спросить в чем дело, как он схватил ее руку и, вывернув, прошипел:
– Ты бы сняла колечко, а то потеряешь. Женишок расстроится, столько деньжищ отвалил.
Камила одернула руку, оттолкнула напарника и уперла руки в бока.
– Не сниму! По легенде мы уже год встречаемся, так что вполне логично получить предложение руки и сердца.
– Не в этой жизни!
– Да от тебя и в следующей не дождешься! – буркнула она и отвернулась.
Крикун закинул их сумки в багажник, сел за руль и громко газанул. Глянул на Камилу и проорал:
– Тащись в тачку!
Такую злобу он демонстрировал впервые. Это уже не привычное раздражение. Камила задумалась. Может, действительно сменить напарника? После предыдущего задания он вел себя странно, игнорировал ее сообщения и не отвечал на звонки. Она бросила долгий взгляд на багажник. Еще не поздно сделать рокировку. По ее лицу он понял направление мысленного процесса, представил выражения лица Деда, когда она вернется на базу, и приказал себе остыть. Выдохнул и как можно спокойнее сказал:
– Садись, Камила, время поджимает.
Шохина сменил второй эксперт – рыжеволосый крепыш с оттопыренными ушами в звании подполковника. На стол с проектором легла упаковка слайдов. Он вставил первый слайд и представился:
– Меня зовут Шамиль Адашев. Я введу вас в курс состава группы разработчиков и дам их краткие характеристики.
Первым на экране все увидели полноватого мужчину с одутловатым лицом, крупным носом и лукавым взглядом.
– Всего в группе разработчиков значилось пятнадцать человек, но допуск высшего уровня имели только шестеро. Перед вами руководитель проекта Султанов Азамат Джолдошевич. Как руководитель, он формально имел допуск, но на деле в разработке программы не участвовал, занимался сугубо общеорганизационными вопросами. В те времена за пределами РСФСР было принято назначать руководителей сугубо из местных, а замами ставили тех, кто реально тянул на себе весь производственный процесс, чтобы, так сказать, финансовые и кадровые вопросы не мешали их основной деятельности. Так произошло и в этом случае.
На втором слайде присутствующие увидели обаятельного улыбчивого брюнета лет сорока.
– Карел Новак, этнический чех, проживал на территории Киргизии с семи лет. Новака проверяли на благонадежность не один раз. Это единственный инженер, который находился под наблюдением почти двадцать четыре часа в сутки.
– Почему? Вы же сказали, что он прошел все проверки, – поинтересовался Пахотин.
– На его личном деле стоят резолюции самых высокопоставленных чиновников. Тем не менее, мы точно знаем, что доклады о его передвижениях поступали с периодичностью раз в неделю.
– Его не пасли, а охраняли, – сделал вывод Вахрушев.
– Возможно, – согласился Адашев. – Такая трактовка вполне вероятна. Новак был лично знаком со многими партийными чиновниками. Как и Султанов, он контактировал с иностранными делегатами, посетившими КБ в годы разработки программы. Приезжали специалисты из Кубы, Болгарии, ГДР, Франции и Венгрии. А когда он встречал делегацию из Чехословакии, за ним попятам ходили два агента, которые подавали ежедневные рапорты о его контактах.
– Что-то вызывало подозрение?
– Нет. Новак вел себя дружелюбно, гостеприимно, много рассказывал о жизни в Киргизии, но все в рамках дозволенного. Вне стен лаборатории о программе никогда не упоминал. Даже его близкие не знали, чем он занимается.
Эксперт показал следующую партию слайдов. На экране замелькали лица еще четырех инженеров. Группа заслушала оценку их профессиональной деятельности и вклад в разработку программы.
– Выставленные хакером чертежи являются частью секретной разработки или той, что занимались остальные девять человек? – спросил Пахотин.
Адашев перевел взгляд на коллегу и отступил в сторону. Перед экраном во весь рост вытянулся Шохин.
– Мы получили скриншот трех чертежей прототипа опытного образца модульного дешифратора. Кто конкретно его разрабатывал, сейчас сказать трудно. На чертежах нет технического описания. Но кто бы это ни был, он имел доступ высшего уровня, что и пытался донести до вас коллега.
– Порядок, – Вахрушев поблагодарил экспертов.
На высоте десять тысяч километров, глядя в иллюминатор, он вспоминал последний день в родном городе. Прошло почти четверть века, детали растворились в памяти, как молоко в кружке кофе, который принесла ему улыбчивая стюардесса. Так уж совпало, что из норы, в которой его штопали, переливали кровь и вкололи не меньше сотни препаратов, он выполз именно в тот день, когда его якобы хоронили.
После очередного покушения он нанял двойника и платил ему баснословные деньги, чтобы тот мелькал в наиболее посещаемых местах с его охраной. Бродячему циркачу из Бухары некогда было вживаться в роль. Разве он мог предположить, что уже через три недели его натренированное тело прошьет автоматная очередь.
Он не справился с искушением и попросил водителя подъехать поближе к толпе. Люди, которым он помогал, прощал долги, наказывал их обидчиков, хаяли, а некоторые даже плевали вслед его приближенным, несущим тобут, накрытый его окровавленной папахой, с которой он расставался разве что летом. Лишь дед, точащий ножи перед входом на рынок, сказал: «Вот и настал конец правления Черкеса». Не было в его тоне злобы, лишь видение ситуации без прикрас.
В тот день в нем что-то надорвалось, и не потому, что оказался не понят людьми, на это он и не рассчитывал, он прочувствовал бессмысленность всего, что делал, ради чего жил и чем дорожил. Вот что значит жить среди людей и быть совершенно одиноким – не чувствовать радость, ни на кого не надеяться.
Как хорошо, что судьба даровала ему время для исправления ошибок, дала возможность побыть наедине с собой, познать внутренние страхи и подавленные обиды. Только одиночество дает человеку понимание того, кто он есть и каков его путь. Горы излечили его, сделали сильнее и мудрее.
– О чем задумались? – услышал он приятный женский голос.
Он повернулся и взглянул на стюардессу.
– Почему вы спрашиваете?
– Нет ничего прекраснее задумчивого мужчины.
В голове вертелись варианты ответа, но он решил не продолжать бессмысленный разговор.
– Ты чего? – спросил его один из телохранителей, как только девушка удалилась на мини-кухню. – Когда ты был с женщиной в последний раз? Дамочка сама к тебе в руки падает.
– Выпей стопарь и расслабься, – подначивал его второй.
– Ты что, монахом заделался? Типа целибат?
Обсуждение личной жизни даже для них, кто прикрывал ему спину больше десяти лет, было под запретом, о чем он тут же напомнил им в резкой форме. Секьюрити мгновенно подобрались и сменили тему.
После ужина, который прошел в столовой при штабе, Вахрушев собрал команду в конференц-зале, чтобы раздать поручения. Но едва начав, замолк, разглядывая вошедшего офицера лет тридцати. Он видел его пару раз в приемной Масличенко.
– Капитан Савельев, – пожал он руку полковника. – Иван Алексеевич послал меня к вам в помощь.
– Помощь какого рода? – осторожно поинтересовался Вахрушев.
– Связь с другими департаментами.
Вахрушев и Пахотин переглянулись. Делать нечего, приказ есть приказ.
– Присоединяйтесь, – он жестом показал Савельеву на свободный стул. – По ходу работы познакомитесь с группой.
– А можно сразу вопрос? – поднял руку один из аналитиков и, переведя игривый взгляд на новичка, лихо салютовал и представился: – Игорь Дудкин.
– Не дуди в дуду, – одернул его Пахотин.
– Пусть спрашивает, – Вахрушев подбоченился. – Ну? Игорь?
– А с какого перепуга мы на казарменном положении?
– Дык в управлении знают, что ты без бабы трех дней прожить не можешь, и умышлено лишили тебя доступа, – съязвил Пахотин и навис над коллегой. – Только так можно заставить твои мозги вращаться по-быстрому.
– Типа ты так шутишь?
– Довольно, – остудил их пыл Вахрушев и сел во главе стола.
С угрюмым видом Пахотин сел рядом и сложил руки на груди.
– Дело, что нам поручили, пропахло нафталином и обросло территориальными границами. Шеф намекнул, что половина свидетелей на пенсии, другая – на кладбище. Так что работать будем ювелирно, мне здесь сердечные приступы не нужны. Всем понятно? Рома, – обратился Вахрушев к заместителю, – займись поиском шестерых разработчиков. Установи местонахождение и посылай за ними группу сопровождения. Лежачих и хворых опроси сам, остальных ко мне.
– Что спрашивать?
– Для начала пусть расскажут все что помнят. Изъять весь материал: чертежи, наброски, фотографии лаборатории, если таковые имеются. Беседы записывай на диктофон, записи отдашь Козыреву, – полковник указал на худощавого парнишку. – Адам разберет все по косточкам и сверит показания. Докладывать обо всех нестыковках. Адам, составь на каждого досье, запроси распечатки мобильных и домашних телефонов. Проанализируй на предмет зарубежных контактов.
– А если кто-то остался в Киргизии?
– Специалисты такого уровня? Навряд ли, если только Султанов.
– И все же?
– Сначала дайте мне информацию. Решать будем на ходу. Выполняйте!
Пахотин и Козырев засели в оперативной комнате.
– Костя, – обратился полковник к Юрасову, коренастому насупленному аналитику, – установи за всеми шестерыми наблюдение. Прослушка, камеры. Игорь, завтра утром поедешь в Академию наук. Шохин сказал, что все материалы были переданы им в 1991 году. Уточни, у кого возникал интерес к программе. Сними копии всего, что у них есть. Необходимо обеспечить материалами вторую группу. Им предстоит просчитать риски. К тому же, если хакер выложит что-то еще, мы должны подтвердить подлинность или опровергнуть. Уточни, кто занимался передачей материала. Как проходила процедура, могла ли пойти утечка во время передачи? Были еще подобные программы? Мог ли кто-то использовать разработки «Аркана» в дальнейшем? Особое внимание удели дешифратору! Потом езжай в министерство обороны. Те же вопросы. Ищи след шести разработчиков, не засветились ли они в других проектах, не применяли ли частично или полностью технологии «Аркана». Может, утечка пошла вовсе не из ОКБ ИКИ, а гораздо позже. На этом пока все!
Когда все разошлись, Вахрушев прожег взглядом Савельева.
– Ну? Что Иван Алексеевич просил передать с глазу на глаз?
– Определено местонахождение хакера: Ричмонд, штат Виргиния. Группа Касатонова уже в пути. По прибытию агенты установят за хакером наблюдение. Техники круглосуточно мониторят сайт на предмет активности. Заседание руководства назначено на послезавтра, сутки даны на сбор информации.
– Маловато…
– Знаю, но время поджимает. Будем работать с тем, что есть.
Вахрушев подумал, возможно, группа Касатонова справится с задачей быстрее, чем они начнут расследование.
– Еще просил предупредить о возможной внутренней утечке. Соседи[1] всячески будут давить на следствие. Никто из их шишек не захочет подставиться под удар.
– Это понятно, мы на их поле. Кому такое понравится? Кстати, о соседях, – Вахрушев потер подбородок. – Их Папики[2] держали под колпаком этих конструкторов годами. Они были внутри и щупали всех, кто контактировал с шестеркой. Это их работа. Кто курировал программу?
– Дежнев. Мы привлекли его, как только узнали об утечке. Обещал подъехать в штаб. Узнайте у него, кто был в охране, я же со своей стороны похлопочу об анкетных данных.
– Он при делах?
– Нет, – Савельев вынул из портфеля личное дело руководителя службы безопасности программы «Аркан» и протянул полковнику. – Пять лет назад ушел в отставку.
Пробежавшись глазами по досье, Вахрушев подметил:
– Он был из местных.
– Да. Руководство комитета безопасности решило, что это целесообразней. Он знал менталитет и специфику работы. До назначения на должность работал в ОКБ ИКИ семь лет.
– Знал всех как облупленных, – вслух рассуждал полковник.
– Давал общую характеристику всех специалистов. Отслеживал их в работе и передвижения за пределами бюро.
– Ценный свидетель, – подметил Вахрушев, постучал по папке и сощурился, обдумывая, как подступиться к бывшему гбшнику.
– Поговаривают, что у него крутой нрав, поэтому Иван Алексеевич рекомендует его хорошенько встряхнуть.
– Это мы можем…
Россия, Карачаево-Черкесия, аул Верхняя Теберда
Генерал-полковник в отставке Вахит Умарович Бостанов встретил рассвет на мосту через реку Теберда, вцепившись в изъеденный коррозией металлический поручень. Красота родных мест, покинутых им еще в детстве, растрогала до глубины души. Глаза увлажнились, он схватился за сердце и учащенно задышал.
– Отец! – окликнул его мужчина, прятавший лицо под козырьком бейсболки. Он вышел из машины и протянул таблетки.
– Я уже принимал, – отмахнулся Бостанов.
– Прими еще.
Трясущейся рукой Бостанов извлек из упаковки таблетку и положил под язык. Несколько минут молчал, потом с шумом вдохнул горный воздух и натужно выдал:
– Помню, как в дом ворвались военные в шинелях. Было раннее ноябрьское утро, холод стоял собачий. Офицер махал бумажкой перед лицом отца и кричал: «Мы выселяем вас на основании Указа президиума Верховного совета». Никогда не запоминал цифры, но номер и дату того варварского указа буду помнить всю жизнь. Для депортации мирного населения они отозвали с фронта более пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Подумать только! – из груди вырвался протяжный свист, легкие горели огнем. – Нашу семью депортировали из аула одной из последних. Даже награды отца не помогли. Он полгода, как вернулся из госпиталя, был ранен в голову. У него не было части черепа, – Бостанов показал на правую часть головы.
– Ты никогда не говорил об этом.
– Он не любил, когда его спрашивали о здоровье, видимо, эта черта передалась и мне. После ранения его частенько мучили головные боли, из-за этого он срывался на всех домочадцев. Мать терпела, но по ее лицу я видел, что прежней сплоченной жизни уже не будет. Отец вернулся с фронта другим. От него веяло смертью.
Сердцебиение пришло в норму, дыхание восстановилось, Вахит Умарович показал в сторону дороги.
– Давай пройдемся.
Сын огляделся, убедился, что их никто не видит, и кивнул. Словно тени за ними двинулись двое телохранителей.
– После отправки первых эшелонов пару дней я ходил по аулу и не понимал, куда все делись. Спрашивал у матери, а в ее глазах был такой ужас, что словами не передашь. Дома пустые. Только собаки одичалые и мародеры бродили по ночам в поисках добычи. В память врезалась соседская деревянная лошадка. Мой друг иногда давал мне на ней покачаться, когда еще были совсем мальцами. Помню, как я выпрашивал у него эту лошадку, предлагая разные подношения: камушек красивый или этикетку от консервов. У аульской детворы они считались разменной монетой. А он кочевряжился, не уступал, набивал цену. Когда их увезли, я заглянул в дом и увидел эту лошадку, она качалась, как в ужастике, будто на ней сидел мой друг. Позже мы узнали, что их расстреляли за попытку к бегству: со страху драпанул старший сынок, а пострадала вся семья.
– Это те, что сотрудничали с немцами?
Отец гневно зыркнул на сына и побелел.
– Не говори того, чего не знаешь. Сколько раз повторять? Была война и каждый старался выжить. Где были те пятьдесят тысяч, которые наших женщин и детей депортировали, когда немец наступал? Вывезли бы людей. Так нет же. Бросили. Выживайте, как хотите. Мужчины на фронте, страну защищают ценой собственной жизни, а их семьи выселили в скотских условиях на погибель. В дороге запрещали даже хоронить. Трупы выкидывали в реки, в поля, как мусор. Эшелоны смерти – вот что это было!
– При отступлении всем рекомендовали покинуть эти территории.
– Как покинуть? Здесь скот, дома, дети малые, старики лежачие. Где нас ждут? Это ведь семьдесят тысяч человек, – Бостанов разнервничался и зашелся кашлем.
– Если будешь так реагировать, прямо сейчас увезу.
Отставной генерал отмахнулся и упрямо двинулся вперед. Сын всегда восхищался отцовской выдержкой и мужеством, но, видимо, гложущие его годами детские воспоминания взяли вверх, и он размяк.
– Не бывает плохих наций. В каждой нации есть слабые духом и сильные, добрые и злые. В то же время есть некие отличительные черты, характеризующие людей определённой нации, которые проявляются в профессии, характере и моральной стойкости. Горцы славятся доблестью, отвагой и преданностью. У нас и женщины такие, это они весь народ на своих плечах вынесли. Выжили, несмотря ни на что, против всех мыслимых и немыслимых законов природы.
– Откуда тогда взялись те первые списки, про которые ты говорил? Ты же не отрицаешь, что они сотрудничали с немцами.
Еле сдержавшись от резких слов, Вахит Умарович приказал себе успокоиться и обстоятельно объяснить, ведь он сам повинен в том, что его сын рос, как отбившийся от стада ягненок. Отрок жил по собственным законам, впитывая от разных культур традиции и моральные принципы. Его воспитывала улица, а на ней были представители двухсот наций, в основном дети таких же депортированных.
– Не знаю, как дела обстояли у остальных, но видел, за что попала в этот список наша родня. Фашисты с населением особо не церемонились. Ствол к виску – и пли. Как-то мы с братом пошли к родственникам, а у них немцы. Вывели деда и говорят, проведи обозы с оружием коротким путем. Дед в отказ. Немцы выводят всю семью и начинают расстреливать по одному. Крики, мольба. Дед пошел врукопашную и замертво упал от автоматной очереди. Долгие годы дед был для меня примером мужества и стойкости. Но в глубине души я знал, что так бы не смог.
– Поэтому ты меня от всех прятал?
– Прятал по многим причинам. Ты должен знать, я назвал тебя в честь деда, и каким-то мистическим путем тебе передался его дух – он тоже был проницательным и дальновидным.
– Не такой уж он дальновидный – из-за него семья погибла.
– Да. Но погибло бы больше народу, покажи он им путь.
– Скажи это тем, кто умер, – привычным тоном огрызнулся сын, но взглянув на отца, осекся и извинился.
– А ты бы как поступил?
– Повел бы, – усмехнулся сын, – но…
Отец оскалился и похлопал сына по плечу.
– В первую очередь нужно снять напряжение. Сделать вид, что торгуешься. Отходя с противником, дал бы команду увезти семью, а сам завел бы врага в тьму тараканью. Туда, где снег поверх головы, – сын посмотрел в сторону Домбая. – Что б уж наверняка.
– Фашисты были не дураки. Все наши хитрости наперед знали, – отец взъерошил сыну волосы. – Сам бы тоже погиб?
– Возможно, но семья бы выжила.
– На словах можно так рассуждать, а вот на практике все иначе. Представь: пистолет у виска, крики детей и женщин, немцы вооружены. Думать нет времени.
Отец свернул с дороги и поднялся в гору, насколько хватило сил. Окинул взглядом расположившийся внизу аул и опустился на ближайший валун. Сын сел рядом на корточки.
– До станции нас везли по этой дороге на трех «полуторках». Мы были в первом ГАЗике, а в последнем – сестра отца Назифат с семьей. Никто не знал, куда нас увозят, многие думали, что на расстрел или в концлагерь. Конвой, что завершал колонну, отстал. Муж тетки Исмаил с двумя братьями напали на конвоиров, обезоружили и побежали в горы. Раздались выстрелы. Первая кровь и крики. Помню, с какой силой меня прижала к себе мать. Мне было тогда шесть лет. Назифат с детьми и мужем удалось прорваться через оцепление и уйти от погони. Остальные погибли. Только в семидесятые мы узнали, что они выжили и осели в Турции, – Бостанов повернулся к сыну. – Ты был на ее могиле?
Сын кивнул. Отец одобрительно похлопал его по плечу.
– Пятого ноября 1943 года нас запечатали в вагоны для скота и отправили в Киргизию. А третьего мая 1957 года, сразу после реабилитации, первый эшелон с карачаевцами вернулся на Родину. Из нашей семьи уехали десять человек, а вернулся только отец. После депортации я был здесь лишь раз, приезжал на его похороны. Здесь мне тяжело. Даже Киргизия воспринимается легче, хотя основные потери случились там…
По дороге проехал парень на велосипеде, и пока не скрылся за поворотом, все оглядывался на незнакомцев, сидящих на горе в такой ранний час.
– В пути мы провели пятнадцать дней. При отправке в вагон затолкали почти шестьдесят человек. Голод и холод сделали свое дело. В первую неделю численность изрядно сократилась. На станции Беловодское в Киргизии мы сошли вшестером. Трехлетняя Марзият умерла всего сутки назад. Помню, как ее маленькое тельце отрывали от груди матери. Она не отдавала. Кричала и просила дать разрешения похоронить. Нам разрешили отнести ее к остальным трупам. Она дошла до остановки, где были навалены кучи из человеческих тел, и вложила маленькое холодное тельце в руки молодой женщины, которую еле живую посадили спиной к стене. Уже тогда в ней что-то сломалось. Я увидел в ее глазах безумие.
– Не надо, – еле слышно произнес сын, – не рви себе душу.
– Хочу, чтобы ты знал историю семьи.
– Я читал твои мемуары.
– Там нет подробностей депортации! – грозно выпалил отец.
– Не лучше ли забыть?
– Прошлое и настоящее должны быть в человеческой памяти неотделимы. Пока люди помнят, такое не повторится.
Отец спустился с горы и пошел к машине. Сын покорно двинулся следом и с неприсущим ему терпением выслушал совершенно дикие истории той злосчастной высылки. Закончив рассказ, Вахит Умарович сел во внедорожник с московскими номерами и выпил еще одну таблетку, чтобы унять разбушевавшееся сердце.
– Отвези меня в Киргизию.
– Ты с ума сошел?! Это опасно! – вскипел сын, но под натиском тяжелого отцовского взгляда сбавил тон. – Это опасно для всех.
– Хочу в последний раз взглянуть на могилы матери и Лейлы, – безапелляционно уведомил отец.
Россия, г. Москва
После полуночи приехал первый свидетель – Маркел Петрович Дежнев – бывший глава службы безопасности программы «Аркан». Процедура досмотра ввела нынешнего пенсионера в нервозное состояние. Его провели в комнату для допросов, оборудованную по последнему слову техники. Вахрушев решил немного помариновать Дежнева и с допросом не спешил – застыл в соседней темной комнатушке перед односторонним зеркалом и наблюдал за свидетелем. Дежнев был маленького роста. Пока его вели по коридору, Вахрушев подметил непропорционально широкие плечи. На квадратном отечном лице узкий маленький нос выглядел ущербным. Под глазами набухли мешки.
Последним к группе примкнул аналитик Борис Ильин. Вахрушев кивком показал на свидетеля.
– Что скажешь о нем?
С минуту Ильин пристально разглядывал бывшего гбшника и выдал:
– Пьет…
– Это я и без тебя вижу, – ухмыльнулся полковник.
– …наблюдается явный комплекс Наполеона, – продолжил коллега, игнорируя раздраженный настрой шефа. – Деспотичный, чрезмерно напыщен, агрессивен, завистлив и замкнут.
Глядя на испуганного старичка, Вахрушев усмехнулся.
– Что-то я не вижу в нем напыщенности и деспотичности.
– Не обольщайся. Как только он освоится в новом качестве, обязательно себя проявит. Хочешь добиться информации, запусти к нему Пахотина, пусть постращает, пока губы не побелеют.
– Чтобы потом его скорая откачивала?
– Рома знает свое дело. Пойдешь следом и польстишь ему. Мол, наслышан о ваших заслугах и прочее, тогда он запоет.
Предложение Ильина Вахрушев сразу отверг из-за несостоятельности подхода. Ильин не знал должности Дежнева, потому и сморозил. В обязанности главы безопасности входили сбор информации и допросы, а значит, он был докой в этом деле. Тогда как пробить оборону и заставить говорить? Но Ильин прав в другом, судя по психологическому портрету с последнего места работы, Дежнев страдал от комплекса Наполеона, а таким важно оставить после себя наследие. В личном деле в графе «Семья» указано, что сын и внук пошли по его стопам, образовав семейную династию. Именно на этот факт Вахрушев сделал ставку.
Полковник вошел в комнату для допросов, представился, сел напротив свидетеля. Заговорил деловито, с напором, не давая Дежневу опомниться и «прочитать» оппонента. Ввел в курс дела, акцентируя на том, что утечка государственной тайны произошла в его бытность. Намекнул, что все ответственные лица могут понести наказание, не говоря о том, что будут лишены всех регалий. В качестве финишного довода намекнул, что дело может получить огласку в прессе, и фамилии виновных будут склонять на всех телевизионных каналах. Дежнев краснел, бледнел, пыхтел, раздувал ноздри, а потом взорвался:
– Со всей ответственностью заявляю, что от вверенных мне сотрудников утечки не было! Программа могла попасть во вражеские руки только одним способом: через Новака! Я никогда ему не доверял! Писал в Академию наук, ЦК и своему начальству докладывал. Он был провокатор и наушник. Никто! Слышите?! – он наотмашь стукнул по столу ладонью. – Никто из сотрудников не имел такой возможности. Только Новак! Это он! Говорю вам!
– Успокойтесь. Мы здесь, чтобы во всем разобраться. Все по порядку. Доедем и до Новака. Начнем с того, кто имел доступ к секретной части программы.
– Доступ имели восемь человек.
– Восемь? – переспросил в недоумении полковник, глядя на список из шести фамилий.
– Шестеро – списочный состав КБ и двое из отдела безопасности. Я и Тороненко Петя. Но он умер от инфаркта в 1993 году, не дожив до своего сорокалетия один день.
– От него могла пойти утечка?
– Нет, он к технике не подходил. Сомнительных контактов не имел. Образцовый партиец.
– А вступить с кем-то в сговор?
– Исключено. Все было под контролем.
– Что входило в его обязанности?
– Следить за обстановкой внутри лаборатории. Он отвечал за сохранность данных и обязан был предотвратить диверсию, если таковая планировалась.
– У вас есть хоть какая-то документация? Ваши доклады? Журнал происшествий? Графики смен? Хоть что-то?
– Ничего, – Дежнев покачал головой.
– Итак, начнем с Султанова. Опишите его.
Размяв трясущиеся пальцы, Дежнев поморщился от неприязни.
– Басмач недобитый.
Вахрушев живо представил Дежнева в роли цербера-гбшника, важно расхаживающего по коридорам проектного института. Как он придирался к любому, кто попадался ему на глаза, собирал сведения и строчил донесения.
– Почему вы так говорите?
– Потому что это правда! – выпалил свидетель. – Он был из местных баев. Каста неприкосновенных. Ничего из себя не представлял. Женился удачно. Попал в семью партийного шишки. Чуть что – прикрывался своим тестем.
– Он мог скопировать программу?
– Султанов? Нет. В лабораторию он спускался только когда делегации приезжали. В обычный день ровно в девять утра заходил в кабинет, ровно в шесть уезжал домой на служебной «Волге». Киргизы русских к кормушке не допускали, между собой пирог делили. Русскому зарплату и грамоту в зубы, а тот дурень и радуется. Руководство, естественно киргизы, – на лаврах почивало. В санаториях отдыхали, премиальные выписывали. Что случись – русский виноват, а если научный прорыв – только благодаря грамотному руководству. Когда проверки приезжали, он больничный брал. Уезжали – сразу на работу – и как огурчик! Хитрый, изворотливый. Устроил в КБ троих своих племянников и двух сестер. Я все его делишки разоблачал. Писал куда надо.
– Ясно, – лицо полковника мрачнело с каждым выпадом свидетеля. – Перейдем к Новаку…
– Говорю вам, это он! – тут же взорвался от негодования Дежнев. – Интервент недобитый.
– Давайте по существу. Факты. Чем он вызывал у вас подозрение?
– Да всем! Напомажет личико смазливое и улыбочку натянет. Дамочки ахают и охают. Проходу ему не давали. Были, конечно, перегибы и с их стороны, но не без его попущения.
– Что вы имеете в виду?
– Да писали дамочки на него докладные, мол, так и так, забеременела от товарища Новака, прошу принять меры. А какие меры? Я что, абортарий?
– Почему вы считаете, что утечка могла пойти от Новака?
– Так он единственный, кто контактировал с америкашками, – Дежнев прищурился и выпалил: – Султанова тогда не было!
– Вот как? Расскажите, – оживился полковник.
– Помните совместный проект наших и америкашек «Союз-Аполлон»?
– А как же!
– Сам проект был осуществлен в 1975 году летом, но был длительный период подготовки. В 1970 году, кажется, в октябре, Султанова и Новака вызвали в Москву. Басмач подумал, что по шапке получит и, как обычно, сказался больным. В Москву полетел Новак, а сопровождал его Ячин.
– Кто такой?
– Его личный, как сейчас принято говорить, телохранитель. Наш человек. Ячин Сергей Михайлович. Тогда ему чуть за двадцать было. Он всегда при Новаке был. Полетели они, стало быть, в Москву, а там, оказывается, совместная встреча двух стран. Ох, как Басмач локти кусал. А Новак, естественно, такой возможности не упустил. Красовался перед вражескими генералами, как девица на выданье. Приехал весь важный, с подарками от америкашек. Ходил по КБ и всем показывал очки и ручку золотую. Тьфу! – Дежнев сплюнул, не рассчитал и попал на стол. – Крыса продажная.
Вахрушев картинно уставился на плевок.
– Вернемся к фактам.
– Да… – Дежнев смутился и вытер стол рукавом рубахи, – так вот, встреча была рассчитана на два дня. Ячин потом докладывал, что на три часа потерял Новака и его жену, которая, кстати, поехала за счет КБ. Они только в гостинице встретились.
– Как Новак объяснил свое отсутствие?
– Придумал сказочку о том, что они с Ячином в ГУМе потеряли друг друга из вида. Ячин? Потерял? Да он иголку в стоге сена с закрытыми глазами найдет!
– Правильно я вас понял? Новак был тем, на ком держалось КБ?
– Я бы так не сказал. КБ держалось на Северцеве Вениамине Витальевиче. Он из Мурманских был. Башковитый мужик. Значился главным конструктором. А Новак был замдиректора. Он и проектировал, конечно. Когда не было испытаний, не вылезал из лаборатории. Но все прорывы совершал Северцев. Новак ставил задачи и мыслил абстрактно, а Северцев их воплощал.
– Утечка могла быть от Северцева?
– Нет, – Дежнев помотал головой. – Само собой, что событие предпоследнего дня девяностого года его подкосило, он запил. Сел как-то пьяным за руль и… разбился.
– Когда это было?
– В 1992-м году. Тогда ОКБ ИКИ закрыли, меня перевели в Москву.
– А что было в 1990-м?
– Как? Вы не знаете?
– Мне интересна ваша трактовка событий, – уклончиво объяснил полковник.
– Это понятно, – Дежнев придвинулся и, смакуя каждое слово, заговорщически поведал: – Все началось в ноябре 1990 года. На Байконуре, где стартовал спутник с нашим оборудованием, во время старта ракеты умер инженер-испытатель, казах. Я его не знал. Но наши конструкторы с ним контактировали. Приехали оттуда смурные, особенно Новак. Он был на похоронах у этого казаха. Несколько дней меня расспрашивал о моем начальстве. Естественно, я доложил куда надо. А тридцатого декабря того же года Новак пропал.
– Пропал? – Вахрушев не смог скрыть своего удивления и тут же себя упрекнул.
– Бесследно. Ни места преступления, ни трупа.
– Расскажите подробно, при каких обстоятельствах пропал Новак.
– Тридцатого я его видел выходящим с Мордой.
– Кем?
– Ну! Этот! Как его? Фамилия противная. Мардарь! Павел Анатольевич.
– Конструктор… – вспомнил Вахрушев из доклада эксперта.
– Ага. Молодая поросль. Когда вернулись, выяснилось, что Новак пропуск потерял. Я выписал ему временный. После этого Новак исчез. Пиджак, в котором был паспорт, ключи от квартиры и деньги, так и остался висеть на спинке стула. Прочесали все здание – его нет. Меня уволить хотели, Султанов меня ненавидел, а тут такое… Отыгрался по полной. Но комиссия решила никого до конца следствия не трогать.
– Комиссия?
– Да, сборная солянка была: местная прокуратура, наше ведомство и три следака из Москвы. Мы их в воинской части разместили неподалеку от лаборатории.
– Что выяснила комиссия?
– Передо мной, понятно, они не отчитывались, но по слухам, я так понял, что все зацепки отработали, и ни одна на след не вывела. Поэтому я и сказал, если и была утечка, а мы тогда этого не знали, то только через Новака. Он скопировал программу и слинял. А в свете его встречи с америкашками не удивлюсь, если он рванул в Штаты. Ушлый был мужик. Английский знал. Говорил бегло, почти без акцента, – он цокнул языком. – Вот так-то!
Следующий час Дежнев подробно рассказывал об остальных сотрудниках, но мысли Вахрушева вертелись вокруг Новака. Почему никто из Управления не сказал, что Новак исчез?
В конце допроса полковник спросил:
– Помните фамилии следователей из Москвы?
– Я общался только с их главным. Кажется, его фамилия была… – Дежнев закатил глаза. – Авилов! Имя? Как же его имя… То ли Тимофей, то ли Матвей… Точно не скажу.
– Сколько длилось следствие?
– В первый раз два месяца, а во второй – недели две, и приезжал только Авилов.
– А зачем он приезжал во второй раз? Новые улики появились?
– Не знаю, со мной он не говорил, но я слышал от сотрудников, что он их повторно допрашивал.
– Кого конкретно?
– Точно не помню, но многих. Мардаря и Северцева точно. Что-то у них в алиби по времени не складывалось.
Закончив допрос, Вахрушев подписал пропуск на выход и проводил Дежнева до КПП, предусмотрительно предупредив свидетеля, что это не последняя их встреча. Бывший глава безопасности программы «Аркан» уходил хоть и уставшим, но воодушевленным, размышляя о том, что в конечном итоге чутье его не подвело – Новак оказался предателем-перебежчиком.
В оперативной комнате Вахрушев обратился к Юрасову:
– Костик, установил «жучка» в телефон Дежнева?
– Так точно, – выдал с довольным видом аналитик, – как только за ним захлопнулась дверь допросной.
– Порядок.
– Олег! – позвал полковника Ильин.
Когда Вахрушев дошел до его стола, он ткнул в монитор.
– Я нашел два фильма о КБ. Один любительский в социальной сети, а второй снят киностудией «Киргизфильм». Вот Новак.
На экране шли кадры из трудовой жизни конструкторского бюро, явно постановочные. Вахрушев представил, как проходил съемочный процесс, и ухмыльнулся. Людей явно проинструктировали заранее: женщины с высокими прическами, мужчины в белых рубашках и темных костюмах. Замелькали кадры из секретной лаборатории, но камера была выставлена так, чтобы оборудование не попадало в кадр. Новак производил приятное впечатление: статный, стройный, одет не в мешковатый костюм, как коллеги, а подогнанный по фигуре. Видимо, он пользовался услугами портного.
– Боря, займись этим Новаком вплотную. Дай мне все, что на него найдешь. Еще мне нужны те три следователя-москвича, что вели расследование его исчезновения.
– Думаешь, Новак перебежчик? – с сомнением поинтересовался Ильин.
– Я понимаю, куда ты клонишь. Дежнев его ненавидел, но это личное…
– Да по ходу, он всех ненавидел.
Полковник выставил указательный палец, чтобы его не прерывали.
– События девяностого года заставляют задуматься. Во время старта ракеты умирает инженер на Байконуре. Потом пропадает Новак. Следом погибает в автомобильной катастрофе Северцев.
– Что-то твой Дежнев напутал, – вступил в разговор Пахотин, надел очки и прочитал с листа. – Северцев Вениамин Витальевич проживает в Москве в Кузьминках.
– Вот завтра и узнаешь, тот ли это конструктор, – полковник взглянул на часы. – Уже третий час, отбой. Подъем в семь утра. Планерка в семь тридцать.