«8 июня. Как всегда в первые дни после начала каникул, не знаю, чем заняться. Вроде бы и времени свободного навалом! Как Маккафа уехала, кажется, что в целом мире из ребят только я один и остался. Даже Бузз не приходит, все со своими картинами возится. Весь последний месяц он только тем и занимался, что декорации подновлял. Сегодня наш Камерный театр отправился на гастроли по стране, приедет только в начале сентября. С ним и мама уехала, мы с отцом ее провожали. Очень уж нам не хотелось ее отпускать, но директор пригрозил увольнением. И так каждый год! Но отец не отчаивается, говорит, что в испытаниях закаляется характер. Это точно, еще только первый день заканчивается, как ее нет, а почти вся посуда на кухне уже грязная. Так что, наверное, мне придется ее вымыть. Вот сейчас допишу и пойду, все равно отец меня заставит».
Валлент поднял глаза на портрет мага, который установил прямо перед собой, оперев его о погашенную масляную лампу. Ему показалось, что тот осуждает его за чтение чужого дневника, и рука магистра сама потянулась к тетради, чтобы захлопнуть ее. Но здравый смысл не дал ему этого сделать, и выражение глаз Мегаллина постепенно смягчилось, он опять смотрел сквозь Валлента, в невидимую тому даль. Магистр встряхнул головой и волевым усилием избавился от наваждения.
«9 июня. Жара такая, что чернила высыхают прямо в пере, так что писать почти невозможно. Ходили с Буззом купаться, на наше любимое место возле разрушенной городской стены. Там есть уступ, такой хлипкий на вид, что кажется, будто он вот-вот упадет, но он держится уже десятки лет. Вот ведь умели строить предки! Специально не захочешь сломать – и не сломается. И мы с этого уступа в воду прыгали, вместе с другими пацанами и несколькими взрослыми, там от воды локтей десять, не меньше. Я вперед руками, а Бузз как придется, в основном боком или на задницу, так что поднимается такая туча брызг и волна, что все вокруг чуть не тонут! Как-то там Маккафа поживает со своим клоуном? Я все представляю, как мы с ней целовались в последний день перед ее отъездом, у меня голова кружилась от ее запаха и вкуса. Но она долго не любит целоваться, и я считаю, что было бы несолидно к ней приставать.
12 июня. Каждый день ходим купаться, потому как делать больше нечего. А позавчера еще пошли на рыбную ловлю, туда же, где я в воду упал во время катания на льдинах. Притащил четырех карасей, сам почистил их и сварил уху. Получилось не так, как у мамы, но тоже неплохо. Отец меня похвалил, когда вернулся с дежурства. Он сегодня охранял какого-то проходимца, который с помощью магических порошков грабил магазины. Насыпал в клизму свое вещество и распылял его перед прилавком, когда никого вокруг не было, кроме продавца. Тот временно слеп, а вор запихивал ему в глотку кляп и обчищал кассу, и так раз пять или шесть, пока его какой-то магистр из Отдела частных расследований не вычислил. Я один раз ходил на открытое заседание суда, но мне не понравилось – скука страшная! Я думал, будет интересно, а там все время свидетелей опрашивали, потерпевших, и так битых два часа. Мне так надоело, что я ушел, не дождавшись конца, да и в туалет захотелось со страшной силой. Отец мне потом сказал, что суд не успел закончить свою работу, и его перенесли на завтра. Можете себе представить, какая это тягомотина – засудить простого грабителя. А уж про сложные дела я и не говорю, по несколько дней тянется базар, иногда после всей этой возни преступника даже отпускают! Сидят там такие люди, с виду простые граждане, называются присяжными, понравится им кто, они и прощают его, говорят, что он хороший человек и уже исправился. Это понятно, кто ж захочет в кутузке сидеть, поневоле сразу исправишься. Отец в тюрьме сто раз был и говорил мне, что всякие злодеи там сидят в темных подвалах и тесных камерах, и там все время сыро, даже в самую сильную жару, потому что река буквально под боком, и воняет так, что хоть нос затыкай. Там как раз рядом трубы канализации из южного района выходят и все дерьмо в реку вытекает. Так на этой самой воде заключенным пищу варят! Понятно, что запах остается, хоть и не такой сильный, как перед кипячением, а все-таки заметный. Но все привыкли и не выступают. Даже охранники ту же самую пищу поедают, и ничего. А вообще, мне Бузз говорил, что есть такие люди, которые своей собственной мочой лечатся, так что, наверное, ко всему привыкнуть можно. Говорят, был такой случай в нашей тюрьме, когда-то очень давно, в прошлом веке: один преступник ухитрился решетку на своем окне перепилить и в реку спрыгнул. Так у него все ловко вышло, что никто ничего не услышал. А тут как раз очередная промывка труб приключилась, и на него куча городского дерьма выплеснулась. Он выскочил на берег и стал так громко ругаться и плеваться, что выбежала охрана и повязала его. Так с ним потом целую неделю никто не хотел в одной камере сидеть, и пришлось беглецу одному скучать, пока вонь не развеялась, хоть он и помылся!