Ровно в шесть вечера Кайл сдаёт смену и едет отсыпаться в «Логово» – маленький паб для байкеров, которым владеет его брат – большой любитель винтажных мотоциклов. Машину он оставляет за квартал до места – ему, патрульному полицейскому, в самом сердце криминального района, светиться ни к чему. Несмотря на это, он не хочет возвращаться к себе – в его квартире всё ещё были вещи Риты и она шныряла туда, как к себе домой, хотя уже почти три месяца назад объявила Кайлу, что уходит к другому. Рита словно оставляла себе пути отхода, не собирая свои пожитки подчистую, а Кайл не хотел сам копаться в её вещах, хотя брат с пеной у рта настаивал, чтобы он вынес все её шмотки на помойку. Его съедало чувство вины за то, что так и не научил её, взбалмошную, отвечать за свои поступки, что нянькался с ней, будто она всё ещё неразумное дитя, многое спускал на тормозах, чтобы после получить от неё удар в спину.
Они знали друг друга почти всю жизнь – выросли в одном подъезде, а когда всё это началось, Рите едва исполнилось тринадцать. Рано созревшая, она не давала ему прохода. Кайл относился к ней, как к сестре, но у него не было шанса выстоять перед таким напором. Они начали встречаться, когда ей исполнилось семнадцать, свои отношения они скрывали до её совершеннолетия, несмотря на то, что возраст согласия она уже перешагнула. Мать Риты очень любила его, ведь именно она – их соседка с верхнего этажа – забрала братьев под опеку, после того, как они осиротели. Она говорила, что Рита вся в отца – с придурью, и уравновешенный Кайл для неё лучшая пара.
Чувство ответственности за девчонку, которую он, сам того не желая, приручил, её навязчивое внимание, которое выглядело, как чистая первая любовь и чувство благодарности перед её матерью, заставили его думать, что он делает верный выбор. Разница в шесть лет не была столь существенна, как разница в жизненном опыте, а чистое девичье чувство оказалось очередным капризом. Уход из банды сказался на его доходах, а служба в полиции отнимала уйму времени и сил. Рита хотела развлекаться и жить на широкую ногу, привыкшая, что мать и старшая сестра из кожи вон лезли, чтобы дать ей старт для жизни вне гетто. Кайл – слишком спокойный, слишком заботливый, слишком занятой – оказался для неё скучной компанией.
«Ты даже трахаешь меня, как куклу фарфоровую. Достало!»
«И кто он?»
«Диего. Гарсия, ясно?!»
Она разоралась, понимая что совершила двойное предательство. Решила напасть первой, а не защищаться, ведь изменяла она ему с главой «Лас Кобрас» уже прилично времени, как выяснилось позже. Тогда Кайл просто хлопнул дверью и ушёл к брату, ещё не до конца осознавая масштабы дерьма, которого Рита вылила ему на голову.
«Вот же подлая мелкая пизда! Разнообразия захотела! На другом хую попрыгать!»
Тогда Коул метался из угла в угол, как взбесившийся зверь, борясь с желанием вломиться в самое сердце «Кобрас», закопать Гарсию прямо на его земле, а Риту притащить за волосы домой и сдать матери, чтобы та посадила её под замок.
«Давай больше не будем это обсуждать».
Боль предательства туго заворачивала внутренности узлом, а стыд от того, что он – ничего такой вроде парень – примерил рога, да ещё и от кого, заставлял опускать глаза в пол и шоркаться по углам, лишь бы никому не попадаться. Лишь бы не ощущать на себе эти сочувствующие взгляды, в которых читалось облегчение, что это дерьмо произошло не с ними. Рита провела крепкий хук по его самолюбию. Она знала, кто такой Гарсия, и всё равно предпочла этого выблядка ему, но Кайл решил засунуть свои эмоции поглубже и со временем переварить всё в себе, взяв с брата обещание никаких санкций к любовникам не применять. В конце концов, Рита уже взрослая девочка, имеет право.
Кайл толкает дверь паба, молча кивает заседающим у стойки парням, смотрит наверх.
– У себя?
– Да. Только не один, – отвечают ему.
– Ага. – Кайл топает вверх по лестнице, на второй уровень, где располагались студия Коула и несколько вписок, в которых отдыхали-отсыпались после дела их ребята. Протирая слипающиеся от усталости глаза, он давит вниз ручку и делает нетвердый шаг внутрь, задевая косяк плечом, словно пьяный. Смена выдалась тяжёлой, он едва не уснул за рулём по дороге сюда.
– Вот же ж… блять…
Выражение «не один», кажется, выветрилось из его лексикона. Кайл жалеет, что не постучал. Он вываливается обратно за порог, пытаясь выбросить из головы увиденное, явно не предназначенное для чужих глаз. Коул трахал плотно сбитую блондинку в кружевном лифчике прямо на диване в гостиной, игнорируя перепаханную постель спальни. Член, блестящий от смазки, вторгался в узкую щель между больших загорелых ягодиц с бледными полосками от стрингов. Ярко горел верхний свет, и два маленьких камушка пирсинга, вдетого в половые губы девчонки, переливались на нём и невольно притягивали взгляд. Коул держал перед собой телефон на вытянутой руке – кажется, снимал хоум-видео.
– Да стой ты. Мы всё уже. Так, хуйнёй страдаем, – долетает Кайлу в спину, и он тормозит в коридоре, рассеянно водит взглядом по потолку, изредка поглядывая на блондинку, натягивающую на обнажённое, ладное тело платье-чулок.
– Привет, красавчик, хочешь, я и с тобой поиграю? – сладко поёт она, застревая в проходе так близко, что Кайл чувствует тепло её груди и остроту её коленей даже сквозь одежду. На её раскрасневшихся щеках чернеют комки осыпавшейся туши, переливаются на свету блёстки, упавшие с век, а в её абсолютно неосмысленных после секса глазах читается готовность к очередному раунду.
– Благодарю, леди, но, увы, – Кайл строит из себя джентльмена, хотя с такой дамочкой явно вёл бы себя далеко не как джентльмен, с улыбкой подаёт ей забытые на комоде красные трусики в стразах (видимо, в стразах она души не чает) и учтиво, жестом руки напоминает ей, где дверь.
Кайл никогда не делил с братом девушек, даже тех, что годились только на одну ночь, чтобы потом не вляпаться в какой-нибудь треугольник, несмотря на то, что за молнией штанов начинало оживать желание. После Риты у него никого не было, да и её он радовал редко – поздно возвращался после смен, усталый, как чёрт, а потом спал, как сурок. Может, поэтому она и начала изменять. А может, дело было не в нём, а в ней, точнее в его к ней отношении. Он так и не смог принять тот факт, что «мелкая» давно превратилась в молодую женщину со своими потребностями.
– Где ты ее откопал? – спрашивает Кайл, проводив взглядом плотные, покачивающиеся в такт шагам бёдра, едва прикрытые полоской ткани. Кажется, ничего интересного в ней больше и не было.
Обычно брат брезговал девками, склонными к промискуитету, но, видимо, с недавних пор перестал быть таким разборчивым. Кайл забыл, когда они в последний раз говорили по душам – каждый был слишком занят своим заботами. Они оба изменились, стали старше, злее, борзее, словно никогда не были теми пятнадцатилетними пацанами, которые не знали, как жить дальше.
«Я никогда тебя не сдам, понял? Под пули лягу, но не сдам!»
В тот вечер, когда Кайл получил документы, где чёрным по белому было написано, что он – выпускник-отличник Полицейской Академии, они с братом вусмерть напились. Словно в последний раз. Словно прощались. Он – брат, младший всего на несколько минут, получил билет в лучшее будущее, о котором Коул и не мечтал никогда, просто не видел его для себя. Слишком велика ответственность, которую он взвалил себе на плечи – за свой район, за своих людей, за свои убеждения, и она росла день ото дня.
«Захочешь назад – не вопрос, мы – семья, помнишь? А если кто недоволен будет, нахуй зубы повыбиваю!»
Кайл понимал, брату нельзя соскочить, не теперь, когда за Хантерами стоят крупные теневые фигуры. Выйти из игры он может только героически сдохнув в очередной перестрелке. Как и Кайл – патрульные в гетто мрут пачками. Каждый день мог оказаться последним для любого из них, они понимали это оба. Идеологические разногласия перед этим фактом не имели смысла.
– Да внизу, в баре. Сама подошла.
Густо забитая татуировками кожа натягивается на раскачанных руках, когда Коул надевает майку, до рези в глазах белую по сравнению с яркими, цветными рисунками на его теле. Кажется, он только ноги ещё не трогал, скоро живого места не останется.
– Анаболики жрёшь?
Брат явно стал шире и больше за то время, что они не виделись. Неделя, может две или три – Кайл застрял в круговороте ночных и дневных смен. Шутка «а какой сегодня год?» грозилась перестать казаться такой уж смешной. Никто не обещал, что будет легко, судьба с самого детства не давала обоим послабления, а сейчас нечего и надеяться. «Высплюсь в гробу», – со смехом говорила мать, вставая в полшестого утра после ночной работы, (если, конечно, возвращалась с неё трезвой), чтобы помочь сыновьям собраться в школу, приготовить завтрак, заштопать порванные в бесконечных драках вещи. Кто знал, что её слова сбудутся так скоро.
– Да прям. Просто жру. Масса типа, – Коул сгибает руку, демонстрируя бицепс, бросает в мусорку упаковку из-под куриных грудок и пустую упаковку из-под презервативов. – Я тебя сегодня не ждал. Думал, ты у себя будешь. Парни секли твою квартиру, видели, мелкая вроде забрала шмотки. Два чемодана вынесла. Машину ей эта падаль купила.
Значит, всё у неё на мази. Девчонка давно выросла. Кайл не ощущает ничего, кроме горького чувства разочарования – всё, что делали для неё мать и сестра, оказалось ей не нужно. Рита предпочла стать содержанкой самого отбитого ублюдка района, вместо того, чтобы получить образование и из этого района выбраться. Что ж, каждому своё.
– Бабу тебе надо. Помятый ты какой-то.
– У тебя один рецепт от всего. Не до чего мне сейчас, – Кайл хватает из рук брата запотевшую бутылку пива, словно заблудший в пустыне – до того доканала жара, откидывается на спинку дивана, игнорируя сладковатый запах женского тела и простеньких, незамысловатых духов – запах секса, рассеянный в воздухе плотной мглой. Брат давит на больное, и Кайл ему даже отчасти завидует. Ни у одного из них никогда не было проблем с женщинами, только у Кайла они теперь появились. Отсутствие времени и эмоциональный раздрай – пора с этим заканчивать, брат прав, иначе совсем выпадет из обоймы и при случае не сможет двух слов связать.
– Я тебя предупреждал. Вообще не понимаю, нахрен тебе вся эта головная боль была?
Коул снова включает заезженную пластинку – видно, что эта скотсткая история с Ритой его беспокоит даже больше, чем Кайла, непосредственного её участника. Такая вот братская забота и очередное серьёзное различие между ними – Кайл предпочитал молча переваривать всё в себе, а Коул без устали, мстительно перемалывал одно и то же, распаляя себя злостью.
– Сам не знаю.
Кайл вспоминает вечер, когда лишал её невинности. Нервничали тогда оба. Рита влезла на него сама, решив, что пора, но после сачканула и чуть не пошла на попятный. Тогда инстинкты диктовали свои правила. Он довёл дело до конца, решив, что глупо оставлять девчонку надорванной, а надо было включить верхнюю голову и оставить всё, как есть.
– Мне больше интересно, как много она Гарсии слила.
– Она особо ничего не знала, чтобы что-то сливать.
– Да и насчет работы я тебя предупреждал, будешь без понту горбатиться. Кстати, долю твою я тебе на кредитку кидаю. Проверяешь хоть? – доходы от деятельности группировки «Хантеры» позволяют каждому из парней не заботиться поисками стабильной работы с соцпакетом, налогами и отпуском два раза в год. Это устраивало всех тех, кому обрыдла жизнь в кредит, кто вырос, промышляя мелкими кражами или угоном машин, тем, кто хотел закрепиться на районе, не имея ни малейшего шанса слинять в лучшую жизнь. Коул установил чёткую иерархию и заботился о своих людях, как мог, предоставляя им защиту, крышу над головой и честно разделённый на всех общак. Для Кайла же было принципиально делать всё по-белому, жить, как живут люди внутри закона, а не вне его, иначе, какой тогда во всём этом смысл?
«Хантер говоришь? Фамилия знакомая. Ты по программе для пострадавших от уличных банд? Ты пострадал или ты сам банда?»
– Не надо, обхожусь.
– Да брось, всякое дерьмо в жизни происходит, – отмахивается Коул. – Баблишко лишним не бывает. Или ты брезгуешь, а, святоша? – Это слово, брошенное однажды в сердцах, стало теперь безобидным подколом. Они не знали, что могло произойти, чтобы они по-серьёзному друг на друга взвились, несмотря на то, что по безбашенной юности могли даже подраться. Один не помнил себя без другого и из любых конфликтов они всегда выходили семьёй, ни один клин не мог вбиться между ними основательно. Брат – единственный человек, которому Кайл мог доверять безусловно.
– Да отвали, – устало хмыкает Кайл, протягивая брату смартфон с фотографией бара «Приход». – Слушай, ты в курсе, что это за забегаловка? Я здесь этого выблядка Суареса задержал.
Кайл уже пробил этот адрес по базе, узнал, что бар принадлежал некому Эмилио Рейесу, сидящему в тюрьме за незаконный игровой бизнес и оборот наркотиков. Бар был опечатан, а после вывоза игрового оборудования и решения всех проблем с налоговой службой, передан в управление его дочери Кали. Она чистая, не привлекалась, училась в бизнес-колледже, но диплома об образовании так и не получила, значит, не доучилась. Адрес её проживания до того, как повязали Рейеса, был бесконечно далёк от гетто. Сухие сводки не дали ничего, кроме того, что попала она в этот вертеп не по своей воле. И Кайл добавил ей ещё проблем, он в этом уже не сомневается.
– Хороший улов, вот у Диегито бомбанет! – Коул явно гордится, что братишка убрал ублюдка с улиц. Всё же быть копом иногда выгодно— для них не существует этих негласных границ, невидимых стен, разделяющих сферы влияния, где ты не можешь действовать, не подняв кровавую волну как последствие твоих действий. Он бегло смотрит на адрес и возвращает ему телефон. – Не был я там, это земля «Кобрас». Хотя ненадолго, – он мстительно улыбается, готовясь рассказать брату о результатах сегодняшней заварухи.
– Нам надо обеспечить транзит по нашей земле, чтобы никаких просадок, потому мы сгоняем мексикашек подальше, чтобы не воняли поблизости.
– Транзит чего? – Кайл напрягается, усаживается на диване ровно, как курсант-первогодка, вытягивается в струнку. Брат суёт голову в пекло, да и не только голову, он там уже по пояс, от этого внутри ворочается тяжёлое предчувствие.
– Не знаю. Оружие, может, наркота, какая разница?
– Наркота? – для обычного патрульного это слишком круто, такое просто так не прикроешь, ФБР своё дело знают, если уж прочухают, то выкрутиться будет практически невозможно. Хреново, когда от тебя ничего не зависит. Остаётся надеяться на того, кто теперь за братом стоит. – Ты на кого работаешь хоть, знаешь?
– Мне похер, и не надо лечить меня – не я это гавно начал, не мне заканчивать, брат, – разводить демагогию о правильности/неправильности поступков, угрызений совести и множении зла на земле Коул не собирается. Он лишь винтик в давно налаженной системе, и с ним, и без него машина будет работать безукоризненно. Брать лишнее на душу Коул не хочет, крепкий сон по ночам дороже. Всё, что находилось за пределами территории «Хантеров» , его не касается. – Главное, что у нас порядок.
– Надолго ли?
– В общем, пробью я тебе адресок, – Коул переводит разговор в другое русло, не то правда не владеет информацией, не то просто не готов ею делиться, как не готов делиться сомнениями. Ведь он же лидер, ему мяться не к лицу. Кайл понимает это и под шкуру брату не лезет, надо будет, поделится сам. – Расскажешь, зачем хоть?
– Позже. Всё позже. – На фоне услышанного история с мексиканкой утрачивает первостепенную важность, и Кайлу уже не хочется говорить об этом вслух. Сначала разберётся сам, тем более, завтра выходной, время будет.
Образ шаловливой блондинки ещё маячит в мозгу, но желание передернуть против желания поспать не имеет силы. Кайл, едва смахнув с себя дорожную пыль и пот в душе, валится на узкую койку за соседней стенкой.