Видишь ли, Беа, труднее всего понять, что самое главное и что самое худшее, а если тебе это худо-бедно удастся, самое ценное то, что в этом нет никакой однозначности. Должна сказать об этом с самого начала, поскольку я сама это постоянно забываю. А всё потому, что так велика моя потребность в однозначности и больно понимать, что её не бывает. Но в то же время это понимание утешительно.
Как может быть утешительным то, что причиняет боль? Вот именно. Об этом я и говорю.
Если, к примеру, я скажу тебе: «Я тебя люблю». О да, я тебя люблю. Это невероятно. Ты необыкновенная! Ты такая красивая, умная и живая, ты лучшая во всём: хоть обниматься с тобой, хоть ругаться – одно удовольствие. Ты лучшее, что со мной когда-либо случалось, но вместе с тем для меня было бы предпочтительнее, если бы тебя не было, потому что я не выдерживаю тебя и того, что ты есть. Того, как я боюсь за тебя, как боюсь за себя – и всё только потому, что ты родилась. И я должна тебе со всей серьёзностью посоветовать бежать отсюда как можно скорее. Беги со всех ног, увеличивай дистанцию между мной и собой, вырастай поскорее. Я для тебя отрава, понятно? Семья – это рассадник неврозов, а хозяйка этой грядки, владычица в этом гнездилище я. Когтистая орлица с тёпло-мягким высиживающим задом, хриплым криком и громадным размахом крыльев, я схвачу любого, кто близко к тебе подойдёт, вырву глаз, я кружу над тобой, учу тебя летать и во всём тебя опережаю. Я покажу тебе красóты и опасности этого мира, а когда ты улетишь одна, я останусь ждать тебя в гнезде: исполненная доброты, гордости и зависти.
Да ты и сама давно знаешь, о чём я говорю.
Недавно ты прямо-таки содрогнулась, придя домой:
– О боже, чем здесь так воняет?!
И ты права, дорогая. Воняет. Нами. Семьёй. Так утробно, укромно, противно, беги! Прильни к моему сердцу. Но помни, тебе надо прочь отсюда.