Аэростат врезался с жилой дом чуть южнее Брэкен-вэй. Нова едва успела выпрыгнуть из корзины за секунду до того, как та рухнула на мостовую, и скрылась за углом на соседней улочке. Девушка понимала, что Отступники отслеживают движение шара и будут искать ее. Поэтому, едва переставляя ноги, она все же заставила себя пройти не меньше двух миль. Она петляла по закоулкам и безлюдным дворам, пока не свалилась в изнеможении между прачечной и ресторанчиком, на витрине которого рекламировались блюда под соусом терияки и чизбургеры. Лежа на асфальте, она смотрела сквозь решетку пожарной лестницы, сквозь бельевые веревки, плотно унизанные кальсонами и полотенцами, на клочки синего неба между кирпичными фасадами. В спину ей впивались камешки, каждый мускул отчаянно ныл, зато каким облегчением было стащить с себя куртку и маску. Свободно вдыхать воздух, пусть даже этот, пахнувший старым маслом, чесноком, а время от времени мокрой псиной.
Только когда появилась настоящая мокрая собака и стала обнюхивать ей волосы, Нова, морщась, поднялась и побрела домой.
Ее снова ждала тень, скудость и запустение повседневной жизни.
Она шла больше часа и наконец добралась до входа на одну из заброшенных станций метро. Отсюда можно было попасть в разветвленную систему туннелей, захваченных Анархистами, когда им пришлось скрываться после победы Отступников. За последние восемь лет Совет не раз обещал восстановить подземку, но пока, судя по всему, руки до этого не доходили. Нова всерьез сомневалась, что это вообще произойдет в обозримом будущем.
С трудом протиснувшись в щель за фанерным щитом, она скользнула внутрь.
Стоило спуститься на несколько ступеней вниз, как ее окружила кромешная мгла. Только на первой лестничной площадке, прежде чем ступить на второй пролет, Нова нащупала на поясном ремне небольшой фонарик и зажгла его. Свет заплясал по знакомым закорючкам граффити, рекламам давно распроданных книг и театральных спектаклей, с которыми в Гатлоне гастролировали больше тридцати лет назад.
Метро Гатлона пало вместе с правительством, на заре революции Аса Анархии. Подземные туннели стали укрытием для тех, кто искал спасения от беспорядков, творившихся наверху. Здесь по крайней мере можно было обрести прибежище, затеряться – а это совсем немало. Сейчас опустевшие туннели принадлежали Анархистам, если не все, то, по крайней мере, эта часть гигантского лабиринта, со сломанными поездами, замусоренными путями и темнотой, которая, казалось, сочилась из стен.
Нельзя сказать, чтобы они очень прятались – Отступники знали, где их найти. Но много лет спустя после Битвы при Гатлоне Лерой обратился к Совету с предложением о перемирии. Так он это назвал. Перемирие. Хотя, сказала тогда Ингрид, это мало чем отличалось от униженной просьбы о прощении. Тем не менее, Совет принял эту формулировку. Немногим оставшимся в живых Анархистам предоставили некоторую, весьма ограниченную автономию, это жалкое жизненное пространство, с условием, что они никогда больше не будут использоваться свои способности против Отступников и народа.
Нова не представляла, что подвигло Совет принять предложение, ведь они легко могли всех их повязать и упрятать за решетку. То ли, какой бы праведный гнев не кипел в них, он угас, когда Капитан Хром появился из развалин, крутя на своей пике шлем Аса Анархии. То ли им даже стало жалко Анархистов, проигравших битву и в одночасье лишившихся вождя и дома.
А скорее всего, они просто решили, что Анархисты без Аса больше не опасны.
Отступники до сих пор время от времени наносили им визиты – устраивали рейды, проверяя, не устроены ли в туннелях нелегальные склады оружия и не «шалят ли» здешние обитатели, но в общем и целом им особо не досаждали.
Нове оставалось только гадать, надолго ли сохранится такой порядок вещей теперь, после сокрушительного провала Кукловода на празднике. Если бы там была только она, Отступники еще, может, и не сумели бы вычислить, из какой она группировки. У них могло сложиться впечатление, что она одиночка, сама по себе. Конечно, с появлением Фобии и Детонатора причастность Анархистов стала бы очевидной, но при таком раскладе Совет был бы уничтожен полностью, и все прочее не имело бы значения.
Однако Совет был жив, и теперь, хотя Кошмар до сих пор оставалась для них загадкой, вмешательство Кукловода точно выведет Отступников прямо на них.
Не нужно ей было связываться с этим аэростатом. Только лишнее свидетельство их знакомства.
Если бы не этот новый персонаж… Страж… все могло окончиться совершено по-другому.
Добравшись до нижнего уровня станции подземки, Нова пересекла платформу. Крысы шмыгали под ногами, но она, не обращая на них внимания, спрыгнула на рельсы и вошла в туннель. Луч ее фонарика обшаривал стены, пока не наткнулся на включатель, которую Ингрид и Нова смонтировали здесь несколько лет назад. Под потолком замерцали тусклые лампочки, освещая путь в ее жилище.
Нова выключила фонарик и небрежно сунула в сумку, которая сейчас казалась фунтов на пятьдесят тяжелее, чем была утром. Руки горели от усталости. Она чувствовала каждую косточку, каждый мускул – все они болели, ныли и явственно выражали свое недовольство.
Пройдя по туннелю несколько сот футов, она увидела на центральной платформе Ингрид. Та грузила в ржавую магазинную тележку коробки с едой и вещами.
Нова бросила на рельсы спортивную сумку. Ингрид резко повернулась к ней, испуганно вытаращив глаза, но, увидев Нову, тут же успокоилась.
– Вы меня бросили, – заявила Нова, упершись кулаком в бок.
Ингрид только махнула рукой и снова повернулась к лежащим на полках банкам с сардинами и соусом чили.
– Давай-ка, помоги мне лучше грузить.
– Как ты помогла мне?
Досадливо хмыкнув, Ингрид обернулась и недобро уставилась на Нову. На Ингрид все еще был костюм Детонатора – высокие сапоги, обтягивающие брюки цвета хаки, синий топик и синие металлические повязки-спирали, обхватывающие ее смуглые руки от запястий до плеч. Единственное отличие от ее обычного разбойничьего образа состояло в том, что вьющиеся черные волосы были забраны под обруч со стразами – явно позаимствованный у Хани.
– Плюнь и выбрось это из головы, Кошмар, – сказала Ингрид. – Ты знала, на что шла, знала, что в случае неудачи спасательных экспедиций не будет. Но, смотри… ты в норме, я тоде, Фобия… – она преувеличенно громко вздохнула, округляя глаза, – не знаю, чем занят. У него там спиритический сеанс или что-то такое, музычка жутковатая – но, тем не менее, и у него в общем все нормально. Мы все в порядке.
– Не считая Уинстона.
– Уинстон получил по заслугам. Устроить этакую атаку посреди города! Из-за него мы все чуть не погибли. Если ты и должна сейчас на кого злиться, так это на него.
Нова улыбнулась одними губами. Она была сердита и на Уинстона тоже, но чувство вины пересиливало злость – ясно же, что он попался из-за нее.
– А теперь у нас есть дела более неотложные, чем этот кретин, – сказала Ингрид, – так что хватит дуться, бери эту тележку и вези ее к складу под желтой линией.
И она продолжила погрузку.
Нова запрыгнула на платформу и кинула сумку на тележку поверх коробок.
– Считаешь, сегодня будет облава?
– Подозреваю. Отступники будут нарываться на неприятности, – Она подложила на нижнюю решетку тележки еще несколько упаковок быстро разваривающегося риса. – Готово. Они могут зажечь в туннелях свет, но с этим мы хоть голодать не будем.
Откуда-то донеслись еле слышные горестные причитания. Нова повернула голову на звук.
– Хани?
Ингрид передернула плечами.
– И вот так с тех пор, как мы вернулись. Даже в толк не возьму, что ее могло так расстроить. Может, трутень в улье подох. Я не знаю. Не обращай внимания. Давай помогу спустить тележку на пути.
Ингрид подкатила тележку к краю платформы. Перекошенные колеса с резиновыми шинами нещадно скрипели.
– Клянусь, бывают дни, когда я себя спрашиваю – что я вообще здесь с вами делаю, вы ж все конченые люди. Хани – вообще безнадежный случай. Лерой вечно нюхает какие-то химикаты, так что в мозгу у него клеток почти совсем не осталось. А уж Фобия – день от дня становится все чуднее, ты сама-то не замечала? – Она соскочила на пути и поддержала перед тележки, которую Нова толкала на нее.
– Может быть, – откликнулась Нова, когда тележка оказалась внизу, – ты не уходишь из-за меня.
Ингрид фыркнула.
– Да что ты, золотце мое. Ты ж сегодня стреляла в самого Капитана. – Она поцокала языком, но впервые с начала разговора в ее глазах мелькнуло что-то похожее на теплоту, – Ты, похоже, самая безбашенная из всех.
– Это была твоя идея.
– Точняк.
К тому времени, как Нова, толкая тележку с запасами по неровной, в колдобинах, дороге, докатила ее до склада на желтой линии (он кишел тараканами, и обычно Отступники не совали туда нос), руки у нее просто отваливались. Добравшись, наконец, до дома – заброшенного вагона – она с наслаждением бросила сумку на пол.
Вскипятив воду в маленьком электрическом чайнике, Нова приготовила себе чаю. Это было частью ежедневного ритуала и вносило какую-то размеренность в жизнь. Хотя чай никогда не помогал ей уснуть и даже не особо успокаивал, как ему полагалось, все же чаепитие было знаком, что день окончен и наступает ночь. Это немного напоминало нормальное существование – что-то простое и успокаивающее, как бы подготовка ко сну (даже если после этого она и не ложилась в постель).
С кружкой в руке Нова направилась назад, в туннель.
Завывания Хани стали громче, когда Нова подошла к чулану. Ее плачу вторило гудение ульев.
– Хани! – позвала Нова, плечом толкая массивную дверь.
Хани Харпер, известная, как Королева Пчел, опять была не в духе. Она, как всегда, если дела шли из рук вон плохо, густо накрасила глаза черной тушью с блестками и стянула белокурые кудряшки в непокорный пышный хвост. В длинном платье, подчеркивающем ее соблазнительные округлости, Хани вертелась перед большим, в полный рост зеркалом и то оценивающе разглядывала себя, то, закрыв лицо руками, ударялась в слезы.
Кричаще-яркая и вся такая эффектная – на грани нелепости, она вполне могла бы сойти за кинозвезду прошлых лет… если бы не пчелы.
Не считая скудной остановки – неубранной постели, туалетного столика, антикварного платяного шкафа – все пространство было занято ульями, осиными гнездами и крошечными существами, жужжащими громче бензопилы. Симпатичные увальни-шмели и медоносные пчелы, шершни и осы всех сортов – некоторые были размером с большой палец Новы. Хотя все они вольны были улететь через туннель, здесь их всегда роились тысячи, и все были чем-то заняты, хлопотали, строили. Около сотни насекомых облепили платье и кожу Хани. Две пчелы, заметила Нова, запутались в липких от лака прядях волос.
Нова как-то заметила, что строго говоря, шершни, осы и шмели – это вовсе не пчелы, так как же Хани удается ими командовать, если ее власть по идее распространяется только на пчел. Но та лишь загадочно улыбнулась и, кокетливо приложив к щеке палец, шепнула: «Хорошо быть королевой».
Нова тогда была еще маленькой – разговор этот случился еще до ухода в подземку.
Когда Отступники одержали победу, Хани досталось больше других – она восприняла как личный выпад против себя и своих обожаемых подданных то, что их загнали в мрачные, без солнечного цвета пещеры – между тем, как Тараканы, Вандалы и прочие банды продолжали шнырять по городу наверху, хотя и под наблюдением Отступников. Тогда она и впрямь жила королевой, и теперь порой воображала, что остается ей. Скорее всего, она немного выжила из ума, так упорно отказываясь принять эту новую реальность.
– Хани! – снова позвала Нова, уже громче, стараясь перекричать жужжание.
Густо покраснев, Хани резко обернулась.
– Что еще? – рявкнула она.
У нее потекла тушь на одном глазу, оставив на щеке темные дорожки. Но от этого она не перестала выглядеть красавицей, как будто такая деталь была частью образа. Многие мужчины, пожалуй, были бы не прочь попытать счастья у такой девушки – если бы не злющие осы, снующие у ложбинки ее груди.
Увидев, кто пришел, Хани выпрямилась во весь рост, оказавшись выше Новы на полголовы. На блестящих губах ее появился намек на улыбку. Она никогда не пользовалась помадой, только мазала губы медом – лучшим природным увлажнителем, как она не раз говорила Нове, прозрачно намекая, что неплохо бы и ей воспользоваться этим средством.
– Прости, милая, – со вздохом заговорила Хани. Она взяла с туалетного столика бокал мартини и отпила, не обращая внимания на сидящего с краю шмеля. – Я не услышала, как ты вошла.
– Не страшно. Ты можешь мне одолжить…
– Я думала, ты наверху. Здесь сегодня так тихо. Куда все ушли?
Нова ладонями обхватила бока своей кружки. В туннелях было холодно, и теплая глина приятно грела пальцы.
– Смотреть праздник.
Густо подведенная бровь удивленно вздернулась.
– А он был сегодня? Как все прошло?
Нова уже открыла было рот, чтобы поведать Хани, как провалила задание. Однако, помолчав, сказала другое.
– На платформе со злодеями была актриса, изображавшая тебя.
Хани вздрогнула. Шмель свалился в напиток, она не глядя достала его и стряхнула на столик.
– Она была очень хорошенькая, – добавила Нова. – Ну, конечно, никакого сравнения с этим (она кивнула на платье Хани), но все-таки. Да, очень классная. По мне, так даже лучше всех.
Хани задумчиво смотрела в бокал. Длинные накладные ресницы касались ее щек, и в это мгновение она была похожа на портрет. Печальная и неприкаянная. Королева без своего королевства.
– Что ж, может быть меня еще не забыли.
– Ой, да перестань, – Нова опустила в кружку чайный пакетик. – Ну разве можно тебя забыть?
Слабая улыбка тронула глянцевые губы Хани, по которым как раз ползла желтая оса.
– Я к тебе по другому делу, – Нова подняла кружку, от которой валил пар. – Ты не можешь мне одолжить денег?
Хани блестящими глазами уставилась на нее и вздохнула.
Чай уже почти остыл, когда Нова вышла от Хани и направилась к развилке туннелей. Она прошла мимо еще одной заброшенной платформы – оббитые грязные плитки на стене сообщали, что это Блэкмирский вокзал – и остановилась, задумалась.
На платформе были установлены три цирковых шатра, небольших – детям по размеру и такой высоты, что в каждом из них едва можно было выпрямиться. Полосатые, когда-то кричаще-яркие, за долгие годы они выцвели, покрылись копотью и грязью. Все три шатра соединялись между собой с помощью изорванных в клочья откидных клапанов, к которым были подшиты лоскуты старых спальных мешков и простыней. В целом конструкция напоминала небольшой палаточный дворец. Однако самым поразительным было то, что вместо обычных флагов-вымпелов кто-то насадил на крышу каждого тента по кукольной голове. Черные кукольные глаза вперялись в каждого, кто осмеливался подойти.
Нова поставила свою кружку с чаем на платформу, потом вскарабкалась на нее сама. Приподняв клапан, она вошла в одну из палаток, обождала, пока глаза привыкнут к темноте и поморщилась: в нос ей ударил узнаваемый запах кукловода – Уинстон Прэтт никогда не было фанатом личной гигиены.
Стараясь не дышать, Нова перешагивала через сломанные заводные игрушки и коробочки с высохшими красками. Так она пробралась ко второму шатру, где обнаружилась детская деревянная кухонька, забитая посудой и едой – настоящей и пластмассовой.
Она рылась в игрушечном холодильнике и шкафчиках, пока не обнаружила пакет попкорна и шоколадку. Добычу она рассовала по карманам.
В ближайшее время Уинстон за этим не вернется.
Когда, наконец, Нова добралась до вагона Лероя и увидела в окне зажженный фонарь, чай был чуть теплым. Здесь в сырых туннелях все быстро остывало.
Нова постучала в боковую дверцу.
– Входите, но я ни за что не отвечаю, – послышалось знакомое приветствие.
Девушка приоткрыла стеклянную дверь, давным-давно закрашенную черной краской, и вошла в вагон. Лерой, известный всему миру, как Цианид, стоя у рабочего стола, отмерил ложку какого-то ядовито-зеленого порошка и всыпал его в колбу с желтой жидкостью. Смесь зашипела и начала пузыриться.
Лерой поднял взгляд на Нову и улыбнулся, сдвинув на макушку защитные очки.
– Вид у тебя просто жуткий.
– Умеешь ты подбодрить, спасибо, – с этими словами она повалилась в глубокое коричневое кресло. Его обивка как-то стала домом для целой семьи мышей, а искусственная кожа была изодрана в клочки, и все же на всей западной линии по-прежнему не было уютнее и комфортабельнее сиденья.
– Над чем работаешь?
– Ничего особенного, маленький эксперимент, – ответил Лерой – толстячок маленького роста. Темные волосы вечно падали ему на лоб, а лицо напоминало лоскутное одеяло из-за множества шрамов и пятен, итога неудачных экспериментов прошлых лет. Во рту у него не хватало трех зубов, брови обгорели, от него вечно пахло химикатами – но у Новы это был самый любимый из всех Анархистов.
– Как прошел парад?
Она пожала плечами.
– Мы не поубивали Совет. И никого из Отступников, вообще-то.
– Позор.
– Зато я, кажется, сломала крыло Гром-птице.
Лерой, удовлетворенно улыбаясь, поднял колбу. Смесь в ней уже перестала пузыриться.
– Тебе удалось использовать дротик?
Нова сильнее нахмурилась.
– Я попыталась. И промахнулась.
– Может, в следующий раз, – рассеянно хмыкнул Лерой.
Нова откинулась на спинку, и подставка для ног запрокинулась кверху.
– Там был Уинстон.
– Вот как?
– Это не планировалось.
– Мне тоже так казалось.
Нова окинула взглядом металлические балки, тянувшиеся вдоль вагона. Пожелтевшие от времени карты города. Потолок, потрескавшийся с одной стороны.
– Его схватили Отступники, – Она отпила чай. – Наверное, это я виновата.
Лерой не ответил. Нова смотрела, как он работает. Отмеряет, доливает, смешивает.
Поставив кружку на пол, она подняла руку вверх и заложила за голову, пытаясь размять мышцы.
– Пожалуй, я смогла бы спасти нас обоих, если бы попыталась.
Заткнув пробкой одну колбу, Лерой написал что-то на этикетке.
– Будь он сильнее Отступников, не попал бы им в руки.
Это звучало логично. Логика Анархистов. Удобная, безупречная логика.
– Так или этак, – сказала Нова, разминая вторую руку, – Ингрид уверена что сегодня вечером Отступники устроят на нас облаву, в отместку, или, чтобы выяснить, кто из нас причастен к покушению.
– Надеюсь, к их приходу ты надежно укроешься.
– Я да, но… тебе-то не нужно припрятать что-то из твоего барахла?
Лерой усмехнулся, скривив рот на сторону.
– Хочешь верь, хочешь нет, но все, что я здесь делаю, совершенно легально.
Нова не поняла, шутит он или говорит серьезно.
– А-а, ну… только не говори потом, что я тебя не предупредила.
– Предупреждение принято, с сердечной благодарностью, – он вынул из шкафа пустую банку и пробирку. – На параде что-то говорили об испытаниях?
– Да так, будто это национальный праздник, – проворчала Нова и ехидно процитировала, – Есть ли в тебе то, без чего не стать героем? Брр! Убейте меня веником!
Она достала из кармана попкорн и разорвала пакет. Пластик хрустел и скрипел под ее руками. Девушка протянула пакет Лерою, но тот только покачал головой.
– Миру нужны герои, – заметил он и, снова водрузив на нос защитные очки, стал переливать раствор в бутыль. Стекла очков увеличивали его глаза раза в три.
– Об этом нам и твердят всю дорогу, – Нова бросила в рот горсть попкорна, – Но мы с тобой знаем, что миру было бы спокойнее без всяких героев. Без злодеев. Без нас всех мир потихоньку стал бы нормальным – счастливые люди и нормальная, счастливая жизнь.
Губы Лероя изогнулись в намеке на улыбку.
– Ты никогда не думала о том, чтобы самой попробовать?
Нова рассмеялась.
– Что, податься в Отступники?
– Им неизвестно, кто ты такая, как выглядишь, – Лерой уменьшил пламя горелки и поставил стеклянную банку на штатив. – Из тебя вышел бы недурной шпион.
– А ничего, что я не смогу притворяться, что уважаю этих святош, выскочек, зазнаек… этих героев. Надолго меня не хватит, и ничего полезного я не успею разузнать.
Лерой пожал плечами.
– Ты смогла бы, если б захотела.
– Не говоря уже о том, чтобы пройти их проверку, – продолжала она. – они ведь не каждого принимают в свою шайку-лейку, сам знаешь. Ты правда считаешь, что девушку по фамилии Артино там примут в распростертыми объятиями?
Лерой пренебрежительно махнул рукой.
– Сущие мелочи. В этом городе добыть поддельный паспорт не проблема. Преступники мы или нет?
– Чувствую, ты давно все продумал.
Он сверкнул глазами.
– Задумался только, когда они объявили, что возобновляют испытания. Ас любил повторять, что знание – это сила, и был прав. Жаль, что сейчас и все знания, и сила сосредоточены в руках Отступников.
Нова поднялась, прихватив полупустую кружку.
– В такой ситуации отправить меня на испытания – крутой план. Но вообще-то мне пока жить не надоело.
– Поверь в себя, кошмарик, – сказал Лерой, – Я в тебя верю.
Нова фыркнула.
– Я подумаю об этом, – обещала она, открывая дверь. – И не зови меня так.
Лерой только улыбнулся.