– Итак, вы убили напавшего на вас вольного пилота Рыбакова.
– Да, господин штаб-ротмистр.
– Что дальше?
– Захватил Горина и приказал отвести меня к самолёту. После чего мы взлетели и взяли курс на Владимир. В полёте я вынужден был убить и его.
– Почему? Разве он представлял для вас угрозу?
– Да, представлял. Выбор был невелик, либо он, либо я.
Говоря это, я держал в голове то, что он мог меня выдать, а там до меня доберутся убийцы. А не то, что мне нужны были документы, и жалеть этого душегуба я не собирался. Но говорить об этом я, ясное дело, не стал, я ведь не судья, чтобы выносить приговор, и не палач, дабы его исполнять. Да и нет в Русском царстве смертной казни. Каторга имеется, а вот казней нет.
Так вот, пока я так думал и отвечал именно в этом ключе, я не врал, и «Лжекамень» отмечал, что я искренен. Правда, долго такое продолжаться не может. Стоит начать задавать перекрёстные вопросы, как я очень быстро попадусь на вранье. Да чего там, начни жандармский дознаватель задавать конкретные вопросы, и все, готов кондитер.
Однако тот проявил верх некомпетентности. Вопросы задавал по большей части общие, словно предоставляя мне простор для манёвра. Мои обтекаемые ответы его вполне устраивали. Складывалось впечатление, что он сам старается сделать всё так, чтобы я, не дай господь, не выдал себя. Вообще-то, я уже готовился махать киркой и бегать с тачкой. А тут такое.
– А самолёт куда подевали? – спросил жандарм.
– Поджог и отправил в море от греха подальше.
– То есть отказались от законного трофея.
– Обнаружил документы Горина и решил ими воспользоваться. А самолёт это яркий след для убийц. В деньгах же стеснений я не испытывал.
– Неужели дядя не снабдил вас документами?
– Убийцы моей семьи сумели пробраться не просто в наш кремль, но даже в центральную усадьбу и установить там бомбу. Я же хотел затеряться и стать простым пилотом. Мне показалось, что новые документы помогут мне в этом.
– Ясно. – Штаб-ротмистр выставил ладонь лодочкой, и я вложил в неё кольцо с «Лжекамнем».
И это всё?! Серьёзно?! Я уже был под следствием и знаю, насколько въедливы следователи, которых интересуют малейшие детали. А тут вот так, прошёлся по вершкам и успокоился?
– Теперь давайте запишем ваши показания, – берясь за бланк и перо, произнёс он.
Опрос он вёл куда скрупулёзней. Спрашивал о деталях, сыпал уточняющими вопросами. Но тут уж я врал самозабвенно, при этом тихо худея от происходящего. Что мешало опрашивать меня вот так же с амулетом на пальце? Но нет, штаб-ротмистр убедился в том, что я в общем и целом не вру, после чего продолжил уже без местного полиграфа. В подобный непрофессионализм жандармов как-то не верилось.
– Вот и все, – забирая у меня подписанные мной опросные листы, удовлетворённо произнёс штаб-ротмистр.
– И что теперь?
– А теперь, Григорий Фёдорович, вы отправитесь в камеру, где будете ожидать суда. Если согласитесь на рассмотрение в особом порядке, то заседание состоится уже завтра, а приговор будет гораздо мягче.
– А в особом порядке это как?
– Закрытое заседание без присяжного поверенного. И я бы вам советовал не отказываться. Это, конечно, не явка с повинной, – он показал на опросные листы, – но налицо деятельное сотрудничество с дознанием. Что также является серьёзным смягчающим фактором.
– А можно полюбопытствовать, что именно мне инкриминируют?
– Опрос производился с использованием спецсредства «Лжекамень», и было доподлинно установлено, что Рыбаков и Горин убиты вами в результате самообороны. Таким образом, в содеянном мною не усматривается преступления, о чём и будет вынесено соответствующее постановление. Чего не сказать об использовании чужих документов. Но если вы согласитесь на особый порядок, уверен, что дело обойдётся штрафом. Немалым. Но это всё же не каторга. Итак?
– Я согласен на особый порядок.
– Правильное решение, молодой человек. – Берясь за колокольчик, штаб-ротмистр подбодрил меня улыбкой.
А что я теряю? Проживание по подложным документам статья однозначно мягче двойного убийства. Хорошо, Валеру я грохнул, защищаясь, но Фёдора-то хладнокровно, с расчётом завладеть его документами. Пусть он и не невинная овечка, но это предумышленное убийство.
Так что подводных камней в предложении штаб-ротмистра я не видел, хотя и решительно не понимал, какого, собственно говоря, лешего. Очень может быть, что причина сугубо внутриполитическая. Я, конечно, отступился от наследства, став абсолютно бесполезным. Но той же оппозиции царя на это плевать, им бы знамя задрать повыше и вой поднять до небес о несправедливости государя. Получится что-то, отлично, не получится, да и хрен бы с ним, они ничего не теряют. Опять же, как в том анекдоте – ложечки нашлись, но осадочек остался…
Взяли меня под белы рученьки в гостинице ещё ночью. Поначалу я пожалел, что не рванул отсюда сразу, благо не так уж и устал. Но потом отмахнулся от этих мыслей. Если рвать когти за кордон, тогда ещё да, оставаясь же в пределах Русского царства, никакого смысла. Это ведь не великокняжеская полиция пожаловала и не стража, а жандармы, имеющие полномочия на всей территории конфедерации.
Ночь я провёл в камере, после чего меня доставили на допрос. Мне даже не предоставили поверенного. Как пояснили, в этом нет смысла, так как пока идёт предварительное дознание. Но как-то так получилось, что оно плавно перетекло в досудебную фазу, и завтра уже суд. Лихо у них тут всё!
Ещё круче было в суде, где я задержался не более получаса. При том, что само заседание длилось минут десять, и это с учётом изучения судьёй постановления штаб-ротмистра о передаче дела в суд. Приговор, штраф в размере пяти тысяч рублей, каковые необходимо было внести в казну не позднее десятидневного срока. Всё! Дело закрыто!
– Григорий Фёдорович, я бы посоветовал вам обратиться в канцелярию великого князя с просьбой о выдаче вам новых документов. Александр Иванович имеет право выписать их вам на любое имя с соответствующими отметками в своих архивах, разумеется, – посоветовал штаб-ротмистр.
– То есть я могу получить их и на имя Горина?
– Безусловно. Только лицензии штурмана и пилота лучше всё же оформить местные и сделать соответствующие пометки в Пскове, дабы избежать чехарды в последующем.
– Я вас понял.
– И да, не забудьте забрать у секретаря решение судьи, а также озаботьтесь приложить к нему квитанцию об уплате штрафа. В канцелярию и в паспортный стол лучше направляться уже с ними, иначе отправят восвояси.
– Благодарю.
– Не за что. Служба такая, – отмахнулся тот и пошёл на выход.
Ну а я направился к секретарю за решением судьи, а там нужно будет сегодня же заглянуть в великокняжескую канцелярию. Не хотелось бы лишний раз встречаться с дядюшкой, но, похоже, иначе никак.
Впрочем, обошлось без личного общения. Чиновники меня прекрасно знали, а потому в очереди я надолго не задержался. Проходивший мимо служащий остановился напротив меня с нескрываемым удивлением, поинтересовался, в чём причина моего появления. Затем скрылся в кабинете старшего делопроизводителя, куда тут же пригласили и меня. Доложили по инстанциям, сделали необходимые записи и сообщили, что утром меня навестят двое, готовые засвидетельствовать в паспортном столе мою личность.
Была такая практика. Дело в том, что паспорта имели далеко не все подданные. Надобность в них возникала лишь при поступлении на службу или при выезде за пределы острова. Для получения паспорта достаточно было либо соответствующей бумаги из канцелярии великого князя, либо двух свидетелей, уже имеющих паспорта, готовых засвидетельствовать личность непосредственно в паспортном столе.
Однако, несмотря на моё обращение в канцелярию, в случае со мной отчего-то решили использовать второй вариант. Хотя вполне сработал бы и первый. А может, я просто чего-то не понимаю, и мое дело подпадает под категорию особых.
По просьбе старшего делопроизводителя я просидел в кабинете ещё полчаса, устроившись у бокового столика и гоняя чаи. А тем временем он лично занялся подготовкой всех необходимых документов. Закончив что-то писать, он оставил меня одного и вернулся буквально через пятнадцать минут.
– Прошу вас, Гр… Кхм. Фёдор Максимович. Это распоряжение великого князя. Завтра по получении паспорта посетите великокняжескую лётную школу, где вам выпишут лицензии пилота и штурмана уже на новое имя. Если пожелаете получить допуск на грузовые аэропланы, необходимо будет сдать дополнительные экзамены.
Мой реципиент уже давно имел обе специальности, окончив лётную школу. Тут это сродни автошколе в моем родном мире. Но его лицензия была, так сказать, любительская, дающая право управления аэропланами грузоподъёмностью до двадцати пудов. Так что без экзаменов мне не обойтись. Но уже хорошо, что никто не будет тянуть вола за подробности.
Покинув кремль, я направился на почтамт, где, отстояв в очереди, уплатил наложенный на меня штраф. Благо стеснения в средствах не испытывал. Мало того, у меня в кармане оставалось ещё предостаточно средств. И я не преминул этим воспользоваться, завалившись в трактир и плотно пообедав. Кормёжка в каталажке оставляла желать лучшего…
На следующее утро ровно в десять в мою дверь постучали. К этому времени я уже успел привести себя в порядок и позавтракать. Поэтому прихватил портфель с документами и направился на выход уже в готовности покинуть номер гостиницы.
В коридоре меня ожидали двое дружинников в лётной форме. Григорий в итоге должен был стать таким же великокняжеским соколом, носить точно такую же и впоследствии возглавить авиаполк. Впрочем, это не мои желания. Мне-то как раз служить не хотелось, и куда больше привлекала вольная жизнь.
Вот поброжу по свету какое-то время, а там можно будет подумать и о доме. Я всегда так поступаю, ибо ещё от отца уяснил одну незыблемую истину – молодость это всего лишь средство, чтобы обеспечить себе старость. Ни одна сиделка не позаботится о тебе так, как родные дети. Разумеется, если своевременно заниматься их воспитанием, а не оставлять это на потом.
Конечно, в жизни случается всякое, и порой родные дети получаются хуже заклятого врага, как ты их ни воспитывай. Но от этого есть страховка. Как говорит старая поговорка: «Один ребёнок – не ребёнок. Два ребёнка – половина ребёнка. Три ребёнка – один ребёнок». И этого правила я также придерживаюсь.
– Горин Фёдор Максимович? – с нескрываемым пренебрежением поинтересовался дружинник с погонами унтера.
В княжеской дружине служить, конечно, престижно, но, поступая на службу, будь готов к тому, что до самой отставки можешь так и не выйти в офицерский чин. За карьерой это в царскую армию. Штаты княжеских дружин строго регламентированы законом. Великий князь имеет право содержать авиаполк, а это всего лишь тридцать шесть боевых самолётов.
– Решили воспользоваться возможностью, когда вам не могут ответить, господин унтер-офицер? Вы ведь сейчас выполняете приказ великого князя, а значит, находитесь на службе со всеми вытекающими, – склонив голову набок, иронично произнёс я.
Практика такова, что пилотами в дружинах служат исключительно дворяне. Это является незыблемой традицией. Штурманами и стрелками бомбардировщиков или транспортников могут быть и простолюдины, но командир непременно дворянин.
Я же теперь официально являюсь мещанином, и дворянин может разговаривать со мной, как ему заблагорассудится. Мне остаётся либо обтекать, либо ретироваться. Бросить вызов я не имею права. Однако это не значит, что я совершенно бесправный. Если между нами нет связи начальник-подчинённый, то уже возможны варианты.
Я могу вынудить дворянина напасть на меня, а тогда уж получаю возможность защищаться адекватными средствами. Вплоть до применения огнестрельного оружия, если тот выстрелит в меня первым. Правда, тут имеется нюанс. Если это княжий или боярский человек, и при этом он находится на службе, самое лучшее это сбежать. Ибо поднять руку на него всё равно, что поднять руку на них самих.
Есть ещё вариант – драться на дуэли, если сам дворянин бросит мне вызов. Для них это не зазорно. Поединок есть поединок, и он является проявлением доблести. Иное дело, что подобное практикуется редко. Ибо проиграть схватку человеку, стоящему ниже тебя по статусу, это позор, который ляжет пятном на твою репутацию.
– Ты назвал меня трусом? – с вызовом произнёс унтер, надвигаясь на меня.
Конев Станислав Лукьянович известный бретёр. Вот уж кто никогда не бегал от драки, и даже намёк на его трусость вызывал в нём бешенство. Половина дуэлей, значившихся за ним, были не с дворянами, и ни разу ещё он не оказывался бит. Хотя и после драки с ним далеко не всегда поединщик отправлялся на тот свет. Подавляющее большинство отделывались лишь ранениями, нередко лёгкими.
И дядюшка не нашёл ничего лучше, как отправить ко мне этого красавца. Интересно, он получил приказ убить меня на дуэли, или эти кости бросили просто наудачу? А ведь я искренне надеялся, что после всего того, что сделаю, Демидов предоставит меня самому себе.
Глупо? Вообще-то, опираясь на местное законодательство, не так чтобы и очень. Мне реально ничего не светит, и я не могу претендовать ни на что. Свидетельствовать против дядюшки? А смысл тогда мне отказываться от права наследования и опускаться ниже плинтуса? Не захотел бы Александр Иванович сделать меня мещанином, и был бы я простолюдином. Однако всё за то, что он решил поставить на мне точку.
– Я не называл вас трусом. Просто задал вопрос, – спокойно глядя ему в глаза, произнёс я.
– Ах ты мразь.
Он ударил меня раскрытой ладонью резко, без предупреждения и без замаха. Ошибочное мнение, что бить нужно кулаками. Вот такой удар свалит с ног не менее эффективно, и при этом шансы самому получить травму куда ниже. Разумеется, если бить основанием ладони, а не отвешивать пощёчину. Тоже, кстати, бывает весьма ощутимо.
Я и не думал обострять до крайности, поэтому, отшатнувшись назад, избежал столкновения с тяжёлой рукой далеко не худосочного пилота. А вот ему не повезло. В удар он вложился хорошо, как результат, его повело, и пальцы со всего маху столкнулись с декоративной деревянной панелью.
– Хк-к! – побледнев, выдал бретёр.
Ничего так. Крепкий мужик. Я явственно расслышал хруст. Да и пальцы вывернуло в обратную сторону. Бледный как полотно Конев поднёс к подбородку левую руку, и тут же по его лицу прошла лёгкая дрожь, боль из глаз ушла, как будто её там и не было, сменившись поволокой удовольствия, а пальцы неуловимо приняли своё естественное положение.
Одна из прерогатив дружинников – бесплатно и в любой момент сменить разряженный амулет на заряженный. Если он личный, тогда сдать на зарядку и получить уже на следующий день. Этот был личным топазом в пять карат.
– Сударь, сомневаюсь, что у вас был приказ прибить меня ещё до того, как вы выполните волю князя, – глядя ему прямо в глаза, спокойно произнёс я.
– Стас, остынь. У нас приказ, – положил ему руку на плечо второй пилот.
Этого я также знал. Вернее, Григорий. Ему были известны не только все пилоты, но и кто чем дышит. Мелихов Никита Сергеевич из потомственного дворянского рода, пять поколений которого верой и правдой служили Демидовым. Ничем особым не выделяется, за пять лет дослужился всего лишь до младшего унтера. Товарищи характеризовали его только одним словом – надёжный.
– Я в курсе, – рывком стряхивая руку с плеча, бросил Конев и ожог меня злым взглядом.
– Тогда давай сначала выполним, а всё остальное оставим на потом, – предложил Мелихов.
Мне оставалось лишь скромно развести руками, мол, ничего не поделаешь. Конев в ответ дёрнул уголком губ и, развернувшись, двинулся в сторону лестницы. Я, улыбнувшись Мелихову, пошёл следом.
В паспортном столе надолго не задержались. Здесь, как и в Пскове, имелись большекаменские держатели очереди. Минут десять перед дверью, да не больше двадцати, пока заполняли паспорт, вносили всё необходимое в реестры, оформляли бумаги для отправки в псковское отделение, дабы привести учёт в порядок.
– Ну что, щ-щенок, теперь я не на службе, – когда мы вышли на широкое парадное крыльцо, многозначительно произнёс Конев.
– И что с того? – вздёрнул я бровь, изображая наивность.
– Я вызываю тебя.
– Меня? Но что я такого вам сделал?
– Ты назвал меня трусом.
– Трусом я вас не называл. Господин унтер-офицер, господин Мелихов тому свидетель. А вот лжецом очень даже могу.
– То есть я лжец?! – надвинулся он на меня.
– Ну, если вы, глядя мне в глаза, говорите неправду, то выводы делайте сами.
– Ты принимаешь вызов, щ-щенок?
Вообще-то, можно было и отказаться, вынудить его ударить первым, а там без затей набить ему морду. В своих силах я не сомневался. В силу специфики местные, конечно, уделяют много времени рукопашному бою, совсем как в моём родном мире дворяне занимались фехтованием. Однако я мог их удивить, так как обладал опытом не одной эпохи. Но тут есть нюанс. Он всё ещё в форме. А валять в пыли великокняжеского дружинника так себе затея, которая очень даже может аукнуться.
– Рукопашный бой, – после короткой паузы произнёс я, так как выбор вида схватки остаётся за вызываемой стороной. – Только просьба не затягивать, мне завтра утром вылетать в Псков.
– Драться будем немедленно, – успокоил меня Конев.
От жандармского управления мы направились в тренировочный зал «Колтукова». Добирались на разном транспорте, как и предписывал дуэльный кодекс. Чему я был только рад. Вот не хотелось мне видеть рядом с собой эту рожу.
Вопрос с моим секундантом решился сам собой. Им вызвался быть один из тренеров. С местом поединка также никаких проблем. По десять рублей с каждого поединщика, и дерись хоть до посинения.
– Как будете драться? – поинтересовался распорядитель.
А вот тут уже выбор за оскорблённой стороной, ибо только он определяет, что именно может удовлетворить его уязвлённую честь.
– До смерти или пока кто-то не попросит пощады, – тут же ответил Конев.
– А если один из вас лишится чувств или по иной причине не сможет признать поражение? – уточнил распорядитель.
– Это трудности проигравшего, – отмахнулся унтер.
– Ясно. Бой до смерти или пока одна из сторон не попросит пощады. Начинайте на счёт три, – подытожил распорядитель и, пятясь, начал отсчёт. – Раз. Два. Три.
Несмотря на свой боевой настрой, Конев не стал спешить с атакой. Пригнувшись, он выставил руки, словно борец, и начал кружить вокруг меня, постепенно сближаясь. Я же продолжал стоять прямо с опущенными руками, единственно все время поворачивался, удерживая противника перед собой. Я ничуть не сомневался в своей реакции, так как уже скользнул в боевой транс и наблюдал за происходящим как бы со стороны, подмечая малейшие изменения в движениях, мимике и выражении глаз Конева.
Наконец тот ринулся в атаку. Удар ногой по голени, я успел убрать свою, но атака оказалась обманной, Конев использовал её, чтобы сократить дистанцию. Не забыл, как я ловко уклонился в гостинице. Едва сблизились вплотную, как последовал апперкот правой в солнышко. Мне удалось нейтрализовать его, довернув тело и отведя его руку предплечьем. Но и это была лишь обманка, так как сразу же последовал хук левой в мою открытую челюсть.
Я, конечно, в трансе, да только и этот гад слишком хорош! Добиться полного успеха у него не получилось, однако мне всё же неслабо прилетело даже вскользь. Уходя от атаки, я опрокинулся на спину, перекатившись через плечо.
Конев решил развить свой успех. А может, и не думал ни о чём, действуя на одних рефлексах. Неважно. Главное, что он ринулся за мной, и я сумел встретить его правой пяткой в солнышко. И, не поднимаясь, довершил контратаку подъёмом стопы левой в голову.
Противник помассивней меня, поэтому не улетел и даже не упал на пол, а опустился на колено, тряся головой и пытаясь втолкнуть в лёгкие воздух. Да только и я не собирался почивать на лаврах. Подогнул правую ногу под себя, одновременно выбрасывая тело вперёд и вверх. Мгновение, и я на колене. Ещё одно, и моя открытая левая ладонь прилетела противнику в затылок.
Конев растянулся на полу, возможно, потеряв сознание, но я не стал останавливаться на достигнутом, схватил его за правое запястье и поднялся на ноги, выворачивая руку, после чего ударил коленом с обратной стороны сгиба локтя. Предплечьем было бы удобней, но я усомнился, хватит ли у меня сил для задуманного. Послышался хруст, и зал огласил дикий крик, полный боли. Однако пощады никто не просит. И плевать, что даже если захочет, то не сможет этого сделать.
Я перевернул его на спину и ударил каблуком по рёбрам. Бил расчётливо, со знанием анатомии, выверенно и строго по месту. Вместе с тупым ударом по телу послышался влажный хруст. Конев подавился криком, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ещё удар, и опять хруст, из его рта выметнулись капли крови. Сломанные ребра пронзили лёгкие. Ещё один удар, и вместе с кровью, выхаркнутой им, его глаза затянуло мутной поволокой, а потом они начали быстро стекленеть.
– Как-то так, – равнодушно произнёс я.
Едва стало понятно, что поединок завершён, к Коневу подошёл местный медик, осмотрел его и констатировал смерть. Он, конечно же, мог поднять его хоть своим амулетом, хоть амулетом Конева. Но условия схватки не позволяли ему этого сделать. Пощады унтер не просил, и жизнь его теперь полностью в моих руках.
Я же, молча склонился над трупом и снял с руки перстень «Лекарь». Такие здесь правила поединка. Победивший забирает с побеждённого трофеи. Больше ничего ценного при нём не было, и я, не проронив ни слова, направился на выход. С одной стороны, нет никакого желания прощать того, кто хотел меня убить. С другой, пусть будет посланием дядюшке. А в том, что это был бросок наудачу, я уже не сомневался.
И да, валить нужно из Большекаменского, пока ветер без камней. Видит бог, я сделал всё для того, чтобы отойти в сторону. Хватался за маломальский шанс, чтобы не втянуться в эту возню. Но, похоже, всё зря. Миры разные, а дерьмо везде одинаковое. Интересно, сколько у меня осталось времени? Вряд ли много. Значит, нужно форсировать создание своей команды. И не в том виде, в каком планировал изначально. Ну вот почему оно опять, как всегда-то?!