Сердце наполнялось отравой и впрыскивало в напуганную душу моления, раскаяния и вину. Окоченевшие ноги тукали и тукали по промерзшему дереву в надежде скорее добраться домой, забыться и уснуть, оставив во сне все страшное, случившееся незадолго до этого возле пустой платформы, в безлюдьи, среди сугробов и голых кустов. Оттуда будто до сих пор доносились теряющий силу голос и хлесткие и тупые удары по теплому телу.
– Снег завалит его, – думал путник. – Снег прикроет, снег простит.
Скоро путник пришел домой, согрелся, отмыл отбитые руки и, закутавшись в теплое одеяло, сразу заснул. Под сердцем скрутилась в клубочек душа и тоже заснула, намучившись за день.
Ночь прошла, и наступило утро. Вчерашний путник шел умываться и не помнил о прошлом; лишь глянув на костяшки пальцев, он догадался о вчерашнем и – на мгновение – застыл перед своим отражением. После окатил еще раз лицо водой и пошел на кухню завтракать.
Старушка мать сварганила сыну завтрак и, поставив его на стол, сказала вместо «приятного аппетита»:
– Отец не вернулся со смены.
Сын подавился и закашлялся, и скорее отхлебнул из чашки теплого с молоком чая.
– Что ты, сынок?!
– Ничего… так… Наверно, попросили заменить кого.
– Наверно, – сказала, глубоко вздохнув, мать и направилась к раковине.
Сын вышел и закрылся в ванной. Он смотрел на себя в зеркало и вспоминал, что голос ему сразу показался знакомым, и движения напоминали ему отца. Непреодолимое волнение искорежило ему лицо, и глаза с ужасом таращились в чужие глаза отражения. В душу падал все тот же белый снег.
«Снег прикроет, снег простит», – повторил про себя парень. И тут он понял самое главное для себя и основное: что нет больше того, кто убил вчера человека. И тот, кто отражается в зеркале теперь, больше не он. Потому что вчера они, втроем, избили до смерти не только его отца – они убили его самого, того, кто брел потом, огорченный, по шпалам.
Сегодня на свет родился новый человек, не знающий жалости, совести, радости, не чувствующий сострадания, но имеющий прирожденный животный страх, спасающий от всех жизненных неустройств. И всегда в его душе теперь будет снег, чтоб холодить сгорающее понапрасну сердце. И жить теперь будет не он, а это его ОТРАЖЕНИЕ.
Лицо нормализовалось, и вчерашний путник пошел допивать теплый еще чай.