В сердце Вест-Энда есть много тихих улочек, не известных почти никому, кроме шоферов такси, которые с большим мастерством лавируют по ним, добираясь до Парк-лейн, Баркли-сквер и Саут-Одли-стрит.
Если свернуть на одну неприметную улочку, идущую от парка, и раз или два повернуть налево и направо, то вы окажетесь на тихой улице, на правой стороне которой стоит отель «Бертрам». Отель «Бертрам» существует там очень давно. Во время войны были разрушены дома справа от него и немного дальше слева, но сам «Бертрам» уцелел. Конечно, он не избежал, как выразились бы агенты по продаже недвижимости, царапин, выбоин и отметин, но первоначальный облик был восстановлен путем вполне скромных затрат. К 1955-му здание выглядело точно так же, как в 1939-м: величавым, но неброским, дорогим, но без излишнего шика.
Таким был отель «Бертрам», в котором долгие годы останавливались высшие духовные особы, вдовствующие аристократки из загородных поместий, девушки, едущие домой на каникулы из дорогих частных школ. («В Лондоне так мало мест, где может остановиться девушка без сопровождения, но, разумеется, «Бертрам» – вполне подходящий отель. Мы уже много лет там останавливаемся».)
Конечно, раньше существовало много отелей, похожих на «Бертрам». Некоторые из них все еще сохранились, но почти всех коснулся ветер перемен. Они вынуждены были осовремениться, чтобы обслуживать клиентов иного рода. «Бертраму» тоже пришлось измениться, но это было сделано так умело, что на первый, поверхностный взгляд перемены не бросались в глаза.
Снаружи, на ступеньках, ведущих к большой маятниковой двери[1], стоял человек, поначалу казавшийся прямо-таки фельдмаршалом. Золотые галуны и орденские ленты украшали широкую, мужественную грудь. Человек с безупречной выправкой. Когда вы с трудом выбирались на пораженных ревматизмом ногах из такси или личного автомобиля, он встречал вас с нежной заботливостью и помогал войти в бесшумно распахивающуюся дверь.
Внутри, если это был ваш первый визит в «Бертрам», вы ощущали почти с тревогой, что попали в исчезнувший мир. Время повернуло вспять. Вы снова оказались в Англии короля Эдуарда[2].
Разумеется, в отеле имелось центральное отопление, но оно не бросалось в глаза. Как и всегда прежде, в просторной центральной гостиной были два великолепных камина, топившихся углем; рядом с ними большие латунные ведерки для угля сияли так же, как сияли раньше, когда эдвардианские горничные начищали их до блеска, и они были заполнены кусками угля нужного размера. Темно-красный бархат гостиной обеспечивал ощущение роскошной уютности. Кресла принадлежали другому времени, другой эпохе. Они были достаточно высокими, поэтому страдающим ревматизмом старым дамам не приходилось выглядеть неуклюжими, когда они пытались подняться на ноги. Сиденья, в отличие от столь многих современных дорогих кресел, не заканчивались на полпути между верхом бедра и коленом, чтобы не причинять неудобства страдающим от артрита и ишиаса. И модели кресел различались: тут были и прямые спинки, и наклонные, и разная ширина – для стройных и для тучных. Люди почти любых размеров могли найти в «Бертраме» удобное кресло.
Поскольку наступило время послеполуденного чая, в холле отеля собралось много народу. Нельзя сказать, что выпить чаю можно было только здесь. Существовал еще салон («ситцевая гостиная»); курительная комната (благодаря чьему-то скрытому влиянию зарезервированная только для джентльменов), где стояли огромные кресла, обитые тонкой кожей; два кабинета, куда можно было привести близкую подругу и уютно посплетничать в тихом уголке и даже написать письмо, если захочется. Кроме этих удобных помещений эдвардианской эпохи имелись и другие комнаты, которые широко не афишировали, но о которых знали те, кто хотел ими воспользоваться. Двойной бар обслуживали два бармена: американский, чтобы американцы чувствовали себя как дома, который подавал им бурбон, ржаной виски и всевозможные коктейли, – и английский, подававший шерри и «Пиммз № 1»[3], а также способный со знанием дела побеседовать о забегах в Аскоте и Ньюбери с пожилыми джентльменами, приезжающими в «Бертрам» ради обсуждения серьезных скачек. Имелась также скрытая в дальнем конце коридора телевизионная комната для желающих.
Но любимым местом чаепития была большая гостиная в холле. Пожилые леди любили видеть тех, кто входит и выходит, узнавать старых друзей и отпускать критические замечания о том, как они постарели. Там сидели и гости из Америки, очарованные видом титулованных англичан, принимающихся за свой традиционный чай. Ибо послеполуденное чаепитие было отличительной особенностью отеля «Бертрам».
Это был без преувеличения великолепный ритуал. Руководил им Генри, крупный и величественный мужчина старше пятидесяти лет, доброжелательный, готовый услужить, но с манерами придворного – давно исчезнувшая порода идеального дворецкого. Всю работу выполняли стройные юноши под суровым руководством Генри. Чай подавали на больших, украшенных гербами серебряных подносах и в георгианских[4] серебряных чайниках. Фарфор – если и не подлинные «Рокингэм» и «Дэвенпорт», то похожий. Особенно здесь предпочитали сервизы «Слепой граф»[5]. Чай был самых лучших сортов – индийский, цейлонский, дарджилинг, лапсанг и так далее. Что касается еды, здесь можно было попросить все, что угодно, – и получить!
В тот день, 17 ноября, леди Селина Хейзи, пожилая дама шестидесяти пяти лет, приехавшая из Лестершира, наслаждалась вкуснейшими, обильно смазанными маслом маффинами[6] со всем восторгом, на который способна пожилая дама.
Но как она ни была увлечена маффинами, это не мешало ей вскидывать голову всякий раз, когда дверь впускала очередного гостя. Поэтому она улыбнулась и кивнула, приветствуя полковника Ласкомба – с военной выправкой и висящими на шее автомобильными очками. Будучи женщиной властной, она повелительным жестом подозвала его к себе, и через пару минут Ласкомб подошел.
– Приветствую, Селина. Что привело вас в центр города?
– Дантист, – ответила леди Селина довольно неразборчиво из-за маффина во рту. – И я подумала: раз уж я сюда приехала, то могу с тем же успехом сходить к тому доктору на Харли-стрит насчет своего артрита. Вы знаете, о ком я говорю.
Хотя на Харли-стрит принимали несколько сотен модных частных врачей, лечащих всевозможные заболевания, Ласкомб действительно знал, о ком она говорит.
– И помогло? – спросил он.
– Думаю, скорее, да, – проворчала леди Селина. – Совершенно необычный доктор. Схватил меня за шею, когда я этого не ожидала, и свернул ее, как цыпленку. – Она осторожно покрутила шеей.
– Он сделал вам больно?
– Наверное, больно, когда так ее сворачивают, но я не успела понять. – Она продолжала осторожно шевелить шеей. – Кажется, все в порядке. В первый раз за много лет мне удается посмотреть через правое плечо.
Леди Селина попробовала это сделать и воскликнула:
– О, кажется, это старушка Джейн Марпл! А я думала, она уже давно умерла. Выглядит лет на сто.
Полковник Ласкомб бросил взгляд в сторону воскресшей Джейн Марпл, но без особого интереса: в «Бертраме» всегда присутствовало небольшое количество дам, которых он называл «пушистыми старыми кошками».
Леди Селина между тем продолжала:
– Это единственное место в Лондоне, где еще можно поесть маффины. Настоящие маффины. Знаете, когда я ездила в Америку в прошлом году, у них там в меню завтрака значилось нечто под названием «маффины». Но это не настоящие маффины. Это нечто вроде кексов к чаю с изюмом[7]. Я вас спрашиваю, почему они называют их маффинами?
Она сунула в рот последний намасленный кусок и оглянулась, ни на кого конкретно не глядя. Генри немедленно материализовался у столика. Не быстро и не торопливо. Казалось, что он просто вдруг очутился рядом.
– Я могу принести вам что-то еще, сударыня? Какой-нибудь кекс?
– Кекс? – Леди Селина задумалась, сомневаясь.
– У нас подают очень вкусные кексы с тмином, сударыня. Рекомендую.
– Кекс с тмином? Я уже много лет не ела кекса с тмином. Это настоящий кекс с тмином?
– О да, сударыня. Наш повар уже много лет печет их по этому рецепту. Вам понравится, я уверен.
Генри бросил взгляд на одного из своих подчиненных, и парень отправился за кексом с тмином.
– Полагаю, вы были в Ньюбери, Дерек?
– Да. Чертовски холодно. Я не стал ждать двух последних заездов. Неудачный день. Молодая кобылка Гарри никуда не годилась.
– Я от нее ничего и не ожидала. А как насчет Свонхильды?
– Пришла к финишу четвертой. – Ласкомб встал. – Надо позаботиться о номере.
Он пересек холл и подошел к стойке администратора, отмечая по дороге столики и тех, кто сидел за ними. Удивительно много людей пили здесь чай. Совсем как в прежние дни. После войны послеполуденный чай вышел из моды. Но явно не в отеле «Бертрам». Кто все эти люди? Два каноника и настоятель из Чизелхэмптона. Да, и еще одна пара ног в гетрах в углу, епископ. Не меньше! Простые викарии попадались редко. «Нужно быть по крайней мере каноником, чтобы позволить себе останавливаться в «Бертраме», – подумал он. – У рядовых священнослужителей, несомненно, на это не хватило бы денег. Кстати, как люди, подобные Селине Хейзи, могут себе это позволить? У нее в год остается, наверное, два пенса на то, чтобы побаловать себя. А еще здесь леди Берри, и миссис Посселтуэйт из Сомерсета, и Сибил Керр – все бедны как церковные мыши…»
Размышляя об этом, он подошел к стойке, и администратор мисс Гориндж приветливо поздоровалась с ним. Мисс Гориндж была его старым другом. Она знала каждого из постояльцев и, подобно особе королевской крови, никогда не забывала лиц. Выглядела она старомодно, но респектабельно: желтоватые кудряшки на голове (предположительно сделанные при помощи бабушкиных щипцов), черное шелковое платье, высокий бюст, на котором покоились большой золотой лорнет и брошь-камея.
– Номер четырнадцать, – сказала мисс Гориндж. – Мне кажется, в прошлый раз вы жили в четырнадцатом номере, полковник Ласкомб, и он вам понравился. Там тихо.
– Как вам всегда удается запоминать такие вещи, представить себе не могу, мисс Гориндж.
– Мы любим устраивать своих старых друзей с удобствами.
– Приезжая сюда, я переношусь на много лет назад. Мне кажется, ничто не изменилось.
Ласкомб умолк, так как из внутреннего святилища вышел мистер Хамфрис, чтобы приветствовать его.
Непосвященные часто принимали мистера Хамфриса за самого мистера Бертрама. Кем был настоящий мистер Бертрам и существовал ли он в действительности – ответ на этот вопрос затерялся в тумане глубокой древности. Отель существовал примерно с 1840 года, но никто не проявлял интереса к изучению его истории. Он просто существовал, стоял как есть. Когда к мистеру Хамфрису обращались «мистер Бертрам», он никогда не старался развеять заблуждение. Если хотят, чтобы он был мистером Бертрамом, он им будет. Полковник Ласкомб знал его имя, однако не знал, является он управляющим или владельцем. И склонялся к последнему.
Мистеру Хамфрису было около пятидесяти. Он отличался очень хорошими манерами и повадками замминистра. В любой момент он мог стать кем угодно. Мог побеседовать о бегах, крикете, внешней политике, рассказать анекдоты о королевских особах, сообщить сведения о выставке автомобилей, знал, какие самые интересные пьесы идут сейчас в театрах, дать совет американцам, что им нужно увидеть в Англии за очень короткий срок. Он хорошо знал, где лучше пообедать человеку любого достатка и любых вкусов. И при этом не снисходил полностью. Он не был под рукой в любое время. В распоряжении мисс Гориндж имелись те же самые факты, и она готова была предоставить их постояльцам. Мистер Хамфрис же, подобно солнцу, появлялся над горизонтом на короткие промежутки времени и одаривал счастливца личным вниманием.
На этот раз такая честь была оказана полковнику Ласкомбу. Они обменялись несколькими банальными фразами о скачках, но полковник продолжал размышлять о своей проблеме. А тут появился человек, который мог ему дать ответ.
– Скажите, Хамфрис, как все эти милые старушки ухитряются приезжать и останавливаться у вас?
– О, вас это удивляет? – Казалось, мистера Хамфриса этот вопрос позабавил. – Что ж, ответ очень прост. Они не могли бы себе этого позволить. Если б…
Он сделал паузу.
– Если б вы не установили для них особые цены? Правильно?
– Более или менее. Обычно они не знают, что эти цены особые, а если и понимают, то считают: это потому, что они – наши старые клиенты.
– А дело не только в этом?
– Полковник Ласкомб, ведь я управляю отелем. Я не могу позволить себе потерять деньги.
– Но как это может окупиться?
– Это вопрос атмосферы… У иностранцев, приезжающих в нашу страну – особенно у американцев, потому что именно у них есть деньги, – свои собственные, довольно странные представления об Англии. Понятно, я говорю не о тех богатых бизнесменах, которые все время пересекают Атлантику. Те обычно останавливаются в «Савое» или в «Дорчестере». Им нужен современный декор, американская еда, все то, что позволяет им чувствовать себя как дома. Но многие люди приезжают за границу редко, и они ожидают увидеть нашу страну… пожалуй, я бы не стал тут уходить в прошлое до самых времен Диккенса, но они прочли «Крэнфорд»[8] и Генри Джеймса[9] и не хотят видеть нашу страну точно такой же, как их собственная! Поэтому они возвращаются домой и говорят: «В Лондоне есть чудесное место под названием отель «Бертрам». Остановиться там – все равно что отправиться на сотню лет назад. Это настоящая старая Англия! А люди, которые в нем живут! Таких людей больше нигде не встретишь. Чудесные старые герцогини. Там подают старые английские блюда, превосходный старомодный говяжий пудинг! Вы никогда ничего подобного не пробовали. И еще великолепная говяжья вырезка, и седло барашка, и старомодный английский чай, и чудесный английский завтрак… И, разумеется, все обычные блюда тоже. И он такой комфортабельный, просто чудо. И теплый. Потрясающие дровяные камины».
Мистер Хамфрис закончил цитировать воображаемого постояльца и позволил себе нечто, напоминающее улыбку.
– Понимаю, – задумчиво произнес Ласкомб. – Эти люди – вымирающие аристократы, обедневшие члены старых знатных семей – все они участники спектакля?
Мистер Хамфрис кивнул в знак согласия.
– Меня очень удивляет, что больше никто об этом не подумал. Конечно, я получил «Бертрам» уже готовым, так сказать. Он нуждался только в довольно дорогостоящей реставрации. Все, кто сюда приезжает, думают, что они открыли его для себя сами, что больше о нем никто не знает.
– Полагаю, – заметил Ласкомб, – эта реставрация действительно обошлась очень дорого?
– О да. Отель должен был выглядеть как во времена короля Эдуарда, но иметь все современные удобства, которые в наше время считаются сами собой разумеющимися. У наших милых бабуль и дедуль – вы уж меня простите, что я их так называю, – должно возникать ощущение, что с начала века ничего не изменилось, а у наших постояльцев-путешественников должно возникать ощущение, что они могут жить здесь в обстановке того периода и одновременно получать то, к чему привыкли дома и без чего не могут жить!
– Это иногда создает трудности? – высказал предположение Ласкомб.
– Не то чтобы… Например, возьмем центральное отопление. Американцам требуется – я бы даже сказал, необходима – температура по крайней мере на десять градусов по Фаренгейту выше, чем англичанам. И у нас есть два разных типа спален. Англичан мы селим в один тип, американцев – в другой. Все номера выглядят одинаково, но в них полно отличий: электробритвы, душ наряду с ванной в некоторых ванных комнатах, и если вы хотите получить американский завтрак, вам подадут хлопья и апельсиновый сок со льдом, и все прочее; а если предпочитаете, можете съесть английский.
– Яичницу с беконом?
– Вот именно; но также гораздо больше блюд, если пожелаете. Копченую рыбу, почки с беконом, холодных рябчиков, йоркширский окорок, оксфордский джем…
– Завтра утром надо будет все это вспомнить. У нас ничего такого уже нет.
Хамфрис улыбнулся:
– Большинство джентльменов заказывают только яичницу с беконом. Они… скажем так, отвыкли думать о том, что бывало раньше.
– Да-да… Помню, когда я был ребенком… Столы ломились от горячих блюд. Да, это была роскошная жизнь.
– Мы стараемся дать людям все, что они ни попросят.
– В том числе тминные кексы и маффины… да, понимаю. Каждому – по потребностям, понимаю… Совсем по-марксистски.
– Прошу прощения?
– Просто мысль, Хамфрис. Крайности сходятся.
Полковник Ласкомб отвернулся и взял ключи, которые протянула ему мисс Гориндж. Подскочил посыльный и проводил его к лифту. На ходу он заметил, что леди Селина Хейзи теперь сидит в компании подруги, Джейн Как-ее-там.