Освобождение души. Как я боролся с концом света - читать онлайн

Глава 1 Обещание

Я рос на лошадином ранчо в сельской местности Южной Калифорнии, где теряются в дали покрытые полынью и колючим кустарником бесконечные холмы. Все летние месяцы дети с соседних ферм, а с ними и я, пропадали на этих холмах. От заката до рассвета мы играли то в ковбоев и индейцев, то в прятки, то в войну. Мы строили крепости и вигвамы из сухой травы и дикого укропа, ходили в походы по заросшим эвкалиптами холмам и долинам, купались в окрестных озерах. Жизнь была чудесно проста и полна приключений, пока однажды все не переменилось.

Как-то жарким полднем после окончания очередной битвы один из старших ребят сообщил нам, что следующим вечером его мама будет рассказывать о Библии у них дома и что мы все приглашены. Я понятия не имел, что такое Библия, но после того, как всех, намеревавшихся улизнуть, припугнули адскими муками, мы тут же пообещали прийти.

Миссис Пачетти жила в красивом алебастрово-белом особняке в испанском стиле на вершине холма, окруженного четырьмя акрами авокадовых рощ. Большой, отделанный белой штукатуркой гараж, словно часовой на посту, отделял подъездную дорогу от особняка, не давая любопытному глазу как следует рассмотреть прекрасную постройку. Миссис Пачетти содержала свой роскошный дом в такой безупречной чистоте, что я все время боялся чего-нибудь случайно коснуться и, к своему ужасу, испачкать.

В то время как хозяйка дома вела беседу с более взрослыми детьми, ее дочь занималась с такими, как я, детьми помладше. Мне было лет восемь, и из тогдашней беседы я понял лишь, что Иисус был доблестным сыном Божьим, который с помощью силы любви спасал людей и творил чудеса. Каждому из нас выдали Библию, чтобы дома мы могли ее самостоятельно читать. У меня было расстройство восприятия, и чтение давалось мне тяжело, тем не менее каждый день перед сном я пытался читать эту книгу. И, несмотря на мою ненависть к чтению в школе, Библия мне нравилась.

Несколько месяцев, что я посещал этот домашний курс, все шло хорошо, но вот однажды вечером миссис Пачетти собрала нас в гостиной для совместного урока. Она объяснила, что мы, как пастыри Господни, должны найти заблудших овец и указать им путь к спасению. Мы должны были обратить наших родителей, ведь если они не Возродятся в Вере, то, без сомнения, будут вечно гореть в Аду. И хотя некоторые из наших родителей уже были христианами другой конфессии, миссис Пачетти утверждала, что это совсем не то, и только Возродившиеся в Вере будут действительно спасены. Я был в ужасе. Я не хотел, чтобы мои родители попали в Ад, но как мне – восьмилетнему мальчику – убедить их обратиться к истинной вере?

Домой я шел преисполненный решимости. Понятия не имел, как буду убеждать своих родителей, но они обязаны были обратиться. После ужина я спросил, можно ли поговорить с ними о религии. Они были удивлены, однако сказали, что поскольку религия – это взрослая тема, то и обсуждать ее нужно по-взрослому. Меня спросили, готов ли я к взрослой беседе.

Распираемый гордостью, я согласился. Отец поинтересовался, есть ли у меня Библия, и я быстро принес ее из своей комнаты. Отец, в свою очередь, принес два своих издания. Всего у нас оказалось три разных перевода Библии.

Взволнованно я пересказал родителям предупреждение миссис Пачетти о том, что наши родители попадут в Ад, если не станут Возродившимися в Вере Христианами. Выслушав меня, отец мягко спросил, верю ли я, что Господь – Существо любящее.

«Да», – ответил я.

Тогда он продолжил: «Но разве посылать кого-то в Ад за то лишь, что он не Возродившийся в Вере Христианин – это исполненный любви поступок?» Моя уверенность улетучивалась вместе с хлынувшими из глаз слезами. Последовал еще вопрос: «Если бы ты был Господом, разве отправил бы ты нас в Ад за то, что мы не Возродившиеся в Вере Христиане?»

«Конечно, нет», – плакал я.

«Ты любил и уважал бы Бога, который отправляет людей в Ад только потому, что они другой веры?» – продолжал отец. Обдумав услышанное, я понял, что не стал бы уважать такого Бога. Нет, правда, такой Бог бы мне не понравился. Отец рассказал мне о далеких странах, в которых никто и слыхом ни слыхивал о Христианстве. Разве можно наказывать тамошних жителей за то, что они ничего не знают о Христианстве и, следовательно, не имеют возможности Возродиться в Вере? Рассказал он и об Исламе, религии, которая учит, что все, кто поклоняется божествам, отличным от единственного истинного Бога, Аллаха, попадают в Ад. И кто прав? Кто ошибается? Неужели все попадут в Ад?

Мы открыли наши Библии и начали сравнивать стихи. Отец попросил меня прочитать отрывок и затем сравнить его с тем же отрывком из его перевода Библии. Они немного разнились, и эти отличия могли привести к различным заключениям. Сравнивая историю о воскресении Иисуса, рассказанную Матфеем, с описанием того же события в Евангелиях от Марка, Луки и Иоанна, мы смогли понять, как сильно отличаются друг от друга эти повествования. После снятия с креста тело Иисуса было помещено в гроб в пещере, вход в которую который закрыли огромным камнем. Поскольку Иисус обещал, что через три дня воскреснет, некоторые его последователи решили проверить это и, если тело окажется на месте, провести ритуальное омовение. История о том, что ученики Иисуса увидели в гробнице, в каждом Евангелии описана очень по-разному. В Евангелии от Матфея во время землетрясения явился Ангел, который отвалил камень и сидел на нем. В Евангелии от Марка камень уже отвален, и рядом сидит облаченный в белое незнакомый ученикам юноша. В Евангелии от Луки тоже говорится, что камень отодвинут, но в гробнице ученики встретили двух мужей в одеждах блистающих. И наконец, Иоанн в своем Евангелии утверждает, что, хотя камень и был отодвинут от входа, никто из учеников не осмелился войти внутрь, чтобы проверить, на месте ли тело Иисуса. Чья же история верна? Я понятия не имел.

В конце нашей беседы отец признался, что не может утверждать, что знает правду, и искренне полагает, что ее не знает никто. Он спросил меня, действительно ли я хочу знать всю правду о Боге. Я кивнул и услышал в ответ: «Тогда будь искренним, сохраняй душу и сердце открытыми и непрерывно ищи эту правду».

Чуть позже в том же году мне стали сниться очень яркие сны. В них мне чудилось, что я проснулся – причем сны казались реальнее яви – и вижу человека, лежащего на полу в самом центре моей комнаты. Комната в этот момент наполнялась теплом и любовью, и мне ужасно хотелось приблизиться к этому человеку. Когда же я подходил достаточно близко, чтобы взглянуть ему в глаза, я видел в них такое сострадание и бесконечное понимание, что инстинктивно понимал – передо мной Иисус Христос.

Его глаза светились любовью, но в них была и глубокая печаль. Взглянув на его тело, я понял, что что-то не так – оно будто просело. Я снова посмотрел ему в глаза, и он взмолился: «Помоги мне!» Пытаясь помочь ему, я взял его за предплечье, но оно с хлюпаньем просочилось сквозь мои пальцы, словно ломтик арбуза. Очевидно, у него не было скелета. Я старался как мог, но все мои попытки сдвинуть его с места были тщетны. Его мольбы о помощи еще звучали в моих ушах, когда я просыпался с чувством совершенной беспомощности.

Как же ребенок может помочь Иисусу Христу? – гадал я. Несколько месяцев этот сон повторялся снова и снова, всегда заканчиваясь все тем же чувством глубокой беспомощности. Воспоминания об этом сне обжигали мне душу и в часы бодрствования. Я замкнулся в себе, боясь, что никто не поймет моих переживаний, что надо мной будут потешаться или чураться меня. Я стал одинок.

В школе дни напролет я размышлял о том, чего же хотел от меня Иисус, но ответа не приходило. Наконец однажды ночью я получил его во сне. Это был тот же сон, за исключением одного момента, в который я обычно просыпался. На этот раз поток мощной энергии пронзил мое существо, позволив остаться во сне, и я спросил: «Как мне помочь тебе?»

«Найди мои кости, ведь они суть моего учения. Большая часть того, что написано обо мне – неправда. Ради собственной выгоды человечество так извратило мои наставления, что от первоначального смысла мало что осталось. Да и ту малость уже почти не видят за религиозной путаницей и ритуалами. Найди суть моего учения и верни его миру. Так ты сможешь помочь мне. Обещаешь?»

И хотя я не представлял, как выполнить это задание, возникшее внутри меня глубокое, почти осязаемое чувство Правильности происходящего позволило мне дать обещание. Это был мой последний сон об Иисусе и начало поиска длиною в жизнь.

М

Глава 2 Искания

Мои искания начались с Библии, но из-за расстройства восприятия мне не удалось прочитать ее настолько, чтобы действительно понять. Способов понять доступные источники у меня не было, что меня очень расстраивало. Класс со специальной образовательной программой, который я посещал в школе, не помогал мне решить проблемы с чтением.

Когда к нам в гости приезжали мои бабушки и дедушки, я несколько раз ходил с ними в церковь, однако проповеди мне не нравились. Я чувствовал, что в церкви мне не место. Со временем я понял, что там нет ни учителей, которые могли бы дать мне ответы, ни книг, в которых была бы искомая мною истина. Я сел на мель уже в самом начале пути. Тем не менее я жаждал помощи.

В двенадцать лет мне страстно захотелось заняться карате. Поначалу оно мне не особо давалось, но мой учитель был добрым и достойным человеком. Оглядываясь назад, могу сказать лишь, что хотя его техника преподавания, вероятно, и не была чем-то особенным, то внимание, которое он уделял воспитанию в нас сильной воли, цельности, смелости, стало для меня как раз той опорой, в которой я нуждался. Карате стало моим любимым занятием. Гуляя по родительскому ранчо, я непрестанно так и сяк отбивался от воображаемых противников. Выглядел я, наверное, презабавно.

Когда я достаточно подрос, мама начала платить мне за такое рутинное дело, как уборка лошадиных стойл. На ранчо всегда было от двенадцати до двадцати лошадей, доступных в любое время для верховой езды и тренировок, поэтому уборка всех загонов съедала очень много времени. Как и любой ребенок, во время работы я предавался мечтаниям.

Ради безопасности мама требовала, чтобы перед началом уборки я переводил лошадь во временный загон. Но как-то раз, чтобы сэкономить время, я решил пренебречь этим правилом. Витая, как обычно, в облаках, я повернулся к лошади спиной. Неожиданно я ощутил сильное давление на затылок, мое тело само, как бы помимо моей воли, отпрыгнуло в сторону.

Копыто пролетело мимо – животное попыталось ударить меня в затылок. Обернувшись, я стал колотить лошадь пластиковыми граблями, пока она, загнанная в угол, не присмирела. Когда же она окончательно успокоилась, я отвел ее во временный загон, хотя и должен был сделать это с самого начала, после чего продолжил работу.

Работая, я ощущал внутри себя невероятную энергию и глубокое спокойствие. И через несколько минут меня будто потянуло вверх. Взгляд устремился к единственному облаку, парящему высоко в небе прямо надо мной. Тело преисполнилось внутренним светом, а сознание перенеслось в облако.

Я очутился перед входом в гостиничный конференц-зал. Инстинктивно я понял, что это видение из будущего. Какой-то человек на сцене рассказывал стоящей в зале толпе о духовности, о цели в жизни, о том, как быть по-настоящему свободным. Он был не похож ни на пастора, ни на священника, ни на какое-либо другое духовное лицо, однако было в нем что-то святое. Не в его облике, а в той энергии, которая исходила от всего его существа. Наполнявшее комнату ощущение безусловной любви было столь же, если не более, значимо, чем то, о чем он говорил.

Пусть люди не видели этой любви, но они ее чувствовали. Аура этого великого учителя была такой ощутимой, чистой и сильной, что уже само нахождение рядом с ним просветляло и исцеляло. И я понял, что передо мной мое будущее. Неожиданно я снова оказался в своем теле, преисполненный блаженства. Я полюбил этого великого учителя, но, даже осознавая, что мне суждено им стать, я понятия не имел, как достичь этого.

Видение очень вдохновило меня и напомнило о моем обещании Иисусу. Я был довольно слабым ребенком и ни в чем, кроме бега, особо не преуспел. И хотя бегал я словно ветер, но понимал, что бег не поможет мне выполнить обещания. Я боялся разочаровать Иисуса, себя и любого, кому потребуются наставления. Если я провалюсь, жить мне будет больше незачем, думал я. Сейчас я понимаю, каким ужасным бременем это было для ребенка.

Этот период жизни оказался очень тяжелым, потому что рядом не было духовных наставников. Моим единственным учителем был инструктор по карате, но я понимал, что ему не понять моих проблем, поэтому я никогда не говорил с ним об этом. А вскоре после моего видения инструктор и вовсе уехал, и его заменил гораздо менее достойный человек. Еще некоторое время я продолжал тренировки, однако после того, как уехал сенсей[1] Питер, атмосфера додзё[2] была уже не та, и я постепенно перестал туда ходить.

Глава 3 Мой личный Апокалипсис

Слово «Апокалипсис» в современном обществе воспринимают излишне эмоционально, причем большинство людей понимают его неправильно. Когда мы говорим «апокалипсис», нам на ум приходит уничтожение всего, но никак не откровение – еще одно значение этого слова. Ведь Апокалипсис несет с собой такое разрушение, что единственное, чему суждено остаться, – истина. Именно это и произошло с моей жизнью, когда череда событий разрушила до основания мой мир и едва не довела меня до самоубийства.

Как я уже говорил, из-за расстройства восприятия в начальной школе я учился в группе со специальной программой. Вместе с другими проблемными учениками я занимался в вагончике за школой. Нас не учили читать, а просто старались занять чем-то. Было ощущение, что преподаватель в нас не верит, и я по глупости принимал это очень близко к сердцу. Большинство детей в этом классе были отчаявшимися, непослушными и, конечно же, хулиганами, я же, хотя и ходил с ними в один класс, друзьями их не считал.

К счастью, я подружился с соседским мальчишкой, который был настолько старше меня, что уже несколько лет как закончил школу и даже основал собственную компанию по производству программного обеспечения. Тим очень быстро читал, за час мог проглотить сто страниц какого-нибудь романа. У него был целый шкаф, от пола до потолка набитый книгами, которые он уже прочел. Я даже немного побаивался его – такой он был умный.

Однажды на Рождество мне подарили компьютер, и поскольку никто из моих знакомых, кроме Тима, не умел обращаться с компьютерами, мы на этой почве и подружились. В пятницу вечером Тим обычно шел в книжный магазин, чтобы купить три–четыре романа для вечернего чтения. Иногда по пятницам я оставался на ночь у него дома, чтобы поиграть на его компьютере.

Единственное правило, которого мы придерживались во время этих ночевок, было не спать, поэтому пока я играл в видеоигры, Том читал книги. К завтраку он обычно успевал прочесть их все. Я же играл до тех пор, пока мне не начинало казаться, что глаза сейчас выпадут из орбит и покатятся по столу.

Тим часто рассказывал мне об интересных персонажах, о хитросплетениях сюжета в романах, которые он читал. Поскольку он читал и много книг по истории, я узнал от него о том, как из-за убийства австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда началась Первая мировая война, как немцы проиграли Вторую мировую войну, поскольку их вторжение в Россию пришлось на зимнее время, и так далее. Понемногу я начал интересоваться книгами по истории, политике и экономике.

Я уверен, что Тим знал о моих проблемах с чтением, однако он никогда не упоминал об этом, за что я был ему очень признателен. Напротив, он подстегивал мой интерес, когда, прогуливаясь со мной по книжным магазинам, где сам делал покупки, непрестанно советовал мне то ту, то другую книгу. После нескольких таких совместных походов по книжным лавкам я не выдержал и попросил Тима одолжить что-нибудь из его книг.

Отдавая мне одну из своих любимых книг, он настаивал, что я могу держать ее у себя сколь угодно долго, пока ее не осилю. Едва придя домой, я погрузился в книгу. Первую страницу я читал тридцать минут, поскольку каждый раз, когда уже готов был перевернуть страницу, содержание прочитанного улетучивалось из головы. Тем не менее большую часть месяца я пытался снова и снова, но с трудом пробился лишь через первые десять страниц, при этом намертво забыв, о чем в них шла речь.

В конце концов я признал свое поражение и попросил Тима одолжить мне какую-нибудь книгу полегче. На сей раз он дал мне роман ужасов о вампирах с закрученным сюжетом, который был не таким трудным для чтения и содержал такое количество постельных сцен, что сподвиг бы к чтению любого подростка. Я читал его понемногу за раз и медленно, но верно начал улавливать сюжетную линию. Эта книга была первой в серии, поэтому, когда я ее закончил, взял следующую и так далее, пока не осилил их все. Чтение давалось мне все лучше. Чувствуя себя все увереннее, я просил все более сложные книги, и в итоге вернулся к той самой книге, которую Тим одолжил мне первой. На этот раз я легко смог ее прочесть, и моя уверенность взлетела до небес.

Как я уже сказал, Тим окончил школу за несколько лет перед тем, и теперь, когда я мог читать и обрел некоторую уверенность в себе, я увлекся учением. Я никогда не был хорошим учеником, но моя новоприобретенная уверенность подстегивала меня испытать себя. Мне хотелось как можно скорее закончить среднюю школу, чтобы, поступив в колледж, где я мог самостоятельно выбирать себе предметы и наслаждаться общением с более развитыми сокурсниками. Я начал читать книги о войне и вскоре пришел к выводу, что из истории войн очень многое можно узнать о современной цивилизации.

Цивилизация, в той форме, которую она приняла, была (и остается) основана на войне и обладании ресурсами. Сами по себе города нежизнеспособны, им постоянно требуются поставки ресурсов. Что начинается, когда люди, проживающие вне городов, не хотят отдавать свои ресурсы? Своеобразная комбинация физической, экономической и/или культурной войны. Централизация власти приводит к зависимости от ресурсов, что, в свою очередь, неизбежно выливается в господство и военные конфликты во имя прогресса.

Все исследования в области управления, законодательства, налогообложения, политики, геополитики, экономики, энергетики, технологии и так далее – порочные детища централизованной власти. Школа делает из детей послушные винтики для машины централизации, она не учит их сомневаться в системе, поэтому, постепенно осознавая это, я стал проводить на уроках все меньше времени, предпочитая одиночество.

У нас в Калифорнии есть Калифорнийский квалификационный экзамен для старшеклассников, сдав который учащиеся могут закончить школу раньше срока. Чтобы получить аттестат, я должен был сдать этот экзамен. Несколько лет ранее Тим сам сдавал его и был уверен, что мне тоже это по силам, поэтому я назначил себе год на подготовку. Я забросил школьные занятия и сосредоточился на том, что мне действительно было нужно для сдачи: на чтении, письме и в меньшей степени на математике. В этот период я общался только с Тимом. Мы вместе ходили на боулинг, играли в настольный теннис, бильярд и видеоигры, при этом обсуждая геополитику, экономику, историю и другие темы.

Однако вскоре Тим переехал, и я остался один. За все время знакомства с Тимом я ни разу не рассказывал ему о видениях и о своем обещании Иисусу. Для Тима не существовало ничего вне логики, ничего, что не могла бы доказать наука. Я знал, что он не смог бы отнестись с уважением к выбранному мною пути, поэтому молчал. Чтобы как-то заполнить пустоту, образовавшуюся после отъезда Тима, я снова начал тренироваться в додзё. Новый преподаватель был молод и интересовался только техникой боя, поэтому я посещал занятия исключительно ради общения.

В то время мама наняла нового рабочего на ферму. Его звали Джон, и хотя ему было около шестидесяти, он был крепко сложен, сухощав и мускулист. Ему нравился бокс, а мне боевые искусства, поэтому нам было о чем поговорить. Джон был хорошим человеком, он часто давал мне пусть и не очень мудрые, но всегда искренние и добрые советы. Мне действительно нравилась его компания. На свой крохотный заработок он тихо жил в трейлере за амбаром. По всей видимости, он переживал нелегкие времена, раз взялся за работу, которая так скудно оплачивалась. Однако трудился он усердно, не пил и казался мне очень хорошим человеком.

На мое шестнадцатилетие родители подарили мне старый Фольксваген «Жук». Однажды мне понадобилось съездить в круглосуточный магазин, и я пригласил Джона прокатиться со мной. Он согласился, и мы всю дорогу оживленно болтали. На обратном пути Джон как-то странно притих и начал очень внимательно поглядывать в зеркало заднего вида. Я тоже посмотрел назад и увидел, что на хвосте у меня патрульная машина шерифа.

Не отрывая глаз от бокового зеркала, Джон попросил меня сохранять спокойствие и спокойно ехать дальше. Патрульная машина несколько миль следовала за нами, и я уже начал было думать, что все обошлось, когда вдруг прозвучала сирена. Пока я сворачивал на обочину, Джон взволнованно инструктировал меня: если начнут расспрашивать, то он – автостопщик, и я только что его подобрал. У Джона явно были проблемы с законом.

Два офицера подошли к машине с обеих сторон. Один из них попросил меня предъявить водительские права, второй внимательно разглядывал Джона. Оказалось, что один из задних фонарей у меня не работает и его нужно починить. Затем офицер с моей стороны оперся на дверь, чтобы получше рассмотреть Джона. К моему удивлению, полицейские нас отпустили и вернулись в свою машину.

Выезжая на дорогу, я чувствовал, что голова идет кругом. Я потребовал, чтобы Джон рассказал мне, из-за чего он не ладит с законом. Он согласился посвятить меня в свою тайну только при условии, что я никому не скажу. Я дал понять, что не могу этого пообещать, особенно если речь идет о насилии. Джон обиделся: мол, уж я-то должен знать, что он не способен навредить кому-либо. И сознался, что он – беглый заключенный, но преступление его не так уж и велико. Его арестовали за продажу марихуаны, хотя на самом деле ничего опасного в этом нет и, по его мнению, это вовсе не должно считаться преступлением. Он уверил меня, что теперь не делает ничего противозаконного, и мне не о чем волноваться. Поверив ему, я пообещал хранить молчание.

Примерно месяц от шерифа не было никаких вестей, и я уже начал было думать, что они, вероятно, не узнали Джона. Но оказалось, что я неправ. Однажды воскресным днем во двор нашего ранчо вплыла колонна полицейских машин. Ферма наполнилась странными субъектами, похожими на бандитов, наркоторговцев и сутенеров, вооруженных дробовиками, автоматическим оружием и пистолетами. Мы были в ужасе. В конце концов, несколько «сутенеров» обратились к нам, сверкая полицейскими значками. Они попросили нас остаться в доме, затем спокойно прояснили ситуацию.

Оказывается, Джон – беглый преступник, осужденный за приготовление и продажу кристаллического метамфетамина. Это был тяжелый и определенно опасный наркотик. Полиция следила за преступной деятельностью Джона через своих агентов под прикрытием, выжидая подходящего момента, чтобы устроить облаву. Наш наемный рабочий приспособил фургончик под лабораторию для производства наркотиков, а его знакомый время от времени забирал готовую партию и реализовывал ее.

Я попросил разрешения зайти в фургончик, чтобы лично удостовериться в противоправной деятельности моего друга. На пути к фургончику я увидел, как полиция выводит из него подружку Джона. Оказалось, его схватили ранее – в маленьком частном аэропорту, поэтому, к счастью, нам не суждено было встретиться с ним снова. Увидев агрегат по производству наркотиков, я наконец осознал, что Джон действительно был наркоторговцем. Как же я мог поверить ему…

Я был рад, что полиция поймала Джона, но чувствовал вину за то, что не сказал родителям о том, что он беглый преступник. А должен был. Самому себе я казался сообщником в его грязных делах, ведь я позволил ему дальше производить эту отраву. Если бы полицейские захотели, они могли бы совершенно законно конфисковать имущество моих родителей, и это была бы моя вина. Я молча страдал, теряя веру в себя. Какой-то неизвестный мне офицер под прикрытием, выдававший себя за наркоторговца, несколько месяцев следил за моими родителями и пришел к выводу, что они не были в курсе противозаконной деятельности их рабочего.

Как раз в это время я успешно сдал Калифорнийский квалификационный экзамен для старшеклассников и получил аттестат. В школу я перестал ходить с середины одиннадцатого класса. Чтобы сэкономить деньги, я решил сначала поступить в местный колледж, а затем перевестись в университет. Перед началом первого семестра я работал на родительском ранчо и выполнял ту работу, которую раньше делал Джон. Я даже решил учиться на вечернем отделении вместо очного до тех пор, пока мы не найдем кого-нибудь мне на замену.

Я боялся, что мы снова наймем какого-нибудь проходимца. Пришлось оставить планы скорого перевода в высшее учебное заведение. Я закончил старшую школу в надежде ускорить свое образование, но в итоге снова плелся в хвосте. Я потерял всякую веру в себя, у меня не было друзей, а мои мечты утекали сквозь пальцы. Но я и словом об этом не обмолвился.

Я продолжал тренироваться в додзё и должен был пройти соревнования на коричневый пояс, за которым уже следовал черный. Подобного рода соревнования в карате длятся четыре–пять часов. Начавшись утром, они продолжались без перерыва где-то до трех дня. Лишь после того, как мы сделали бесчисленное количество отжиманий и приседаний, пробежали расстояние, достаточное, чтобы начать валиться с ног, нас допустили к проверке техники боя. Наконец-то мы должны были биться с учениками, уже получившими черные пояса. Когда спарринг окончился, тренер отправил учеников ждать в раздевалку, а сам приступил к персональной проверке каждого соискателя.

Послышался треск, напоминающий звук электрошокера, затем крик. Спустя мгновение для того же испытания был вызван следующий ученик. Когда подошла моя очередь, я твердо решил не бояться. Я собирался принять удар электрошокером без лишних мыслей и сомнений, ведь знал, что его действие не причинит серьезного вреда.

На глазах у моих соучеников тренер подошел ко мне с электрошокером, огонек которого потрескивал и светился голубым. Учитель спросил, готов ли я. «Да, готов», – ответил я, не позволяя разуму даже думать о происходящем. Когда электрошокер приблизился к моей руке, я продолжал смотреть вдаль, словно его и не было. Последовал треск, но инструктор не ударил меня.

Все это представление имело целью лишь испытать наши эмоции. Тренер, казалось, удивился, что я не вздрогнул, никак иначе не проявил свой страх. Сходив в кабинет за крупнокалиберным револьвером, тренер приказал мне взять его и, приложив к голове, спустить курок.

Без лишних раздумий я взял револьвер, приставил его к виску и, даже не проверив, заряжен ли он, нажал на то, что принял за курок. Но он не поддался. Я тут же понял, что мне ничего не угрожает и не отвел дуло от виска. Побледнев как полотно, тренер быстро выхватил у меня револьвер.

Он показал мне, что курок заблокирован, поэтому я ни в коем случае не смог бы застрелить себя. Далее последовала назидательная лекция о том, что мы ни в коем случае не должны слепо следовать приказам – кто бы их ни отдавал, и что мне следовало сначала проверить, заряжен ли пистолет, а потом уже с ним что-то делать. Тренер особенно упирал на то, что я никогда не должен пытаться убить себя. И хотя все эти наставления были действительно важны, я разрыдался, чувствуя себя униженным и выставленным на посмешище. Дело в том, что в глубине души я надеялся, что револьвер заряжен – ну или, по крайней мере, мне это было не очень важно. В тот момент я осознал, что склонен к самоубийству. Похоже, остальные тоже это поняли.

И хотя я выдержал испытание и получил новую степень, меня это нисколько не радовало. Я чувствовал себя полным неудачником. Нет. Я знал, что я полный неудачник. В додзё я больше не ходил. Полагаю, я подозревал в себе склонность к самоубийству, но не мог себе в этом признаться.

Я связался с плохой компанией, стал выпивать и курить марихуану в надежде сбежать от себя. Моя жизнь превратилась в бесконечный спектакль, в котором я играл несвойственную мне роль – лишь бы вписаться в новое окружение. Я не мог ни с кем поделиться своими видениями и истинными целями, и чем дальше я уходил от своей мечты, тем больше себя ненавидел. Однажды летним днем я заперся в своей комнате и признался сам себе в склонности к самоубийству. Я не мог отыскать в себе ничего, что бы мне давало право жить. Мое дальнейшее существование было напрасной тратой ресурсов, ведь мне нечего было предложить миру взамен. Я был всего лишь очередным голодным ртом. Надежды не было.

Закончив приготовления к самоубийству – письмо родителям было написано, способ смерти выбран – я некоторое время просто сидел на полу. Как ни парадоксально, осознав, что мне больше не нужно беспокоиться ни о прошлом, ни о будущем, я испытал огромное облегчение. Больше нечего бояться, больше не к чему стремиться. Не надо делать вид, что я – это не я.

Я расслабился и глубокое умиротворение окутало меня. Глаза тонули в лучах света, струящегося через окно. Я видел то, что никогда не замечал раньше: потрясающую картину того, как лучи света озаряют частицы пыли, парящей в воздухе. Они сияли словно крошечные ангелы, спустившиеся на землю. Меня потрясло то, что, прожив 17 лет, я никогда не замечал этого удивительного, Божественно прекрасного явления.

Вдруг по моему телу пробежала холодная волна, и вместе с ней из моей груди – словно из громкоговорителя – вырвался раскатистый голос: «Ты можешь изменить свою жизнь. Ты можешь оставить тех, кто полон себялюбия и отрицания, кому, по сути, нет до тебя дела. Ты можешь перестать пить и курить. Ты можешь найти друзей, которые служат благому делу и имеют в жизни цель, достойную твоего уважения. Ты можешь учиться в колледже, пусть даже и на вечернем отделении. Наполни свою жизнь благими целями. Ты волен делать то, что считаешь правильным. Делай то, что всегда хотел, и будь собой».

Казалось, будто в моем теле говорил ангел. Голос этот был так чист, так полон Справедливости, что я полностью ему доверился. Будь это мои собственные мысли или чей-либо совет, уверен, я что отверг бы их. Однако теперь я знал, что способен осуществить любую свою задумку, если только буду мыслить в позитивном ключе.

Некая сила переменила меня в одночасье. Парализующее воздействие сомнений и неуверенности в себе окончилось в один миг. Не то чтобы я не испытывал сомнений, но они больше не оказывали влияния на мои решения и действия. Теперь мне следовало делать то, что кажется правильным. Оглядываясь назад, можно сказать, что этот момент стал своеобразным водоразделом между двумя жизнями, которые выпали мне на долю: одной, полной отрицания, неуверенности в себе, страха и сомнений, и новой, целеустремленной, направляемой любовью и искренней верой.

Я быстро нашел новых друзей, и они, кажется, так никогда и не поверили в истории о моем мрачном, самоуничижающем и самоуничтожающем образе жизни – настолько сильно главный герой этих рассказов отличался от того, каким они меня знали. Эта перемена произошла стремительно, но она не была окончательной. Временами на меня все же накатывало разочарование, возвращалась тень отрицательных эмоций. Несмотря на все трудности, я решил жить ради воплощения своей цели – ни о чем не жалея, ничего не боясь и истово веруя.

В последующие несколько лет я сосредоточенно готовился к будущей профессии. Я хотел стать психиатром, чтобы помогать людям так же, как помог мне тогда тот ангельский голос. И хотя в те дни меня и посещали порой духовные озарения, в целом я вел самую обычную студенческую жизнь. У меня появилась девушка, я учился быть влюбленным, учился строить отношения. Жизнь увлекла меня, и больше я не мечтал о смерти.

Глава 4 Возвращение на Путь

Через пару лет я понял, что меня не устраивает то направление, которое я выбрал еще в школе. И хотя колледж дал мне многое, я понял, что в каком-то смысле просто крутился как белка в колесе. Я решил стать психиатром в надежде, что когда-нибудь смогу сделать для других то, что сделал для меня голос в тот день, когда я решил свести счеты с жизнью. Но после недолгого обучения я понял, что психиатрия – это не совсем то. Поэтому бросил колледж и принялся искать себе занятие.

Нашел работу в другом штате и увидел в ней возможность отбросить все старое и начать с чистого листа. Я был полон намерений много трудиться и больше узнать. В Джорджии мне до той поры бывать не приходилось, и потому я с радостью поехал туда.

Там меня пригласили принять участие в многоуровневой деловой встрече в Шарлотте, Северная Каролина. Идея помочь другим достичь успеха с тем, чтобы стать успешным самому, показалась мне достойной, и я согласился.

Машины у меня не было, поэтому те двое, что пригласили меня, согласились подобрать меня на автобусной остановке и довезти до места. Приятель подбросил до остановки, но как только он отъехал, я понял, что остановка то не та. До моей была еще миля, а быть там следовало уже через десять минут. Вокруг ни машины, и я побежал – как был, в костюме и с портфелем, под палящим солнцем.

Когда я добежал до своей остановки, пот лил с меня ручьями. Я пошел вдоль обочины в поисках нужной мне машины и был так сосредоточен, что не заметил, как по правую руку возник крупный мужчина. Он попросил денег. Не оглядываясь, я ответил, что денег нет. Это была правда, денег не было, только кредитка. Тип подошел вплотную: «Я сказал – гони деньги!»

Стало ясно, что меня грабят. Я заметил у него в руке нож, острие которого почти уперлась мне в ребра. Мое знание боевых искусств в обычных обстоятельствах помогло бы мне довольно легко справиться с неприятелем, но неподалеку стояла еще парочка подобных типов. Начни я с ними драться, кто-нибудь, скорее всего, я, серьезно бы пострадал, а то и погиб. Да и не было у меня сил драться после такой пробежки. В идеале я бы просто отдал им деньги – и дело с концом, но ведь денег-то не было. Ситуация казалась безвыходной. Кто-то будет или ранен, или мертв.

Я глубоко вздохнул, расширил поле восприятия и расслабился. Неожиданно тело наполнилось энергией и я почувствовал, будто тело простерлось без пределов. Разум молчал. Я повернулся к грабителю, моя рука невесомо, едва заметно легла на его руку. Теперь, захоти он ударить, нож прошел бы мимо, не причинив мне вреда. Затем я посмотрел ему прямо в глаза и отчетливо повторил: «Я же сказал: денег нет».

Глаза его расширились, на пару мгновений он молча замер. Потом будто встряхнулся и медленно отступил от меня: «Да ладно, друг, ладно». Повернулся и едва заметно кивнул своим дружкам – мол, все в порядке. В эту минуту на обочине затормозила та машина, которую я так ждал. Я спокойно опустился на заднее сиденье и мы отъехали. Мои спутники так и не поняли, что произошло. Мы тут же принялись болтать о том о сем, перескакивая с жизни в Джорджии на семью, с семьи на друзей…

Через полчаса разговор коснулся роста преступности в Атланте. И только тут я вспомнил, что меня чуть не ограбили. Я так расслабился, что и думать забыл об этом. Коль скоро разговор зашел о криминале, я рассказал об ограблении. Было очевидно, что мои спутники мне не поверили, и я свернул разговор.

Но, как оказалось, то, что произошло на остановке, было лишь прелюдией к приключениям, которые припасли для меня выходные. Многоуровневая встреча оказалась так популярна, что ее пришлось проводить на стадионе. Когда мы вошли туда, я заметил, что справа от меня продают лотерейные билеты. Никогда не любил лотереи, поэтому прошел дальше. Но едва я миновал лотерейный лоток, то почувствовал, будто меня кто-то буквально тянет за ворот.

Обычно такое предвещает нечто чудесное. В прошлом, стоило мне проигнорировать подобный сигнал, как впоследствии приходилось об этом сильно пожалеть. Поэтому я вернулся и купил билетик, суливший мобильный телефон, который мне и нужен-то не был. Мы с моими спутниками заняли места на трибунах и приготовились слушать череду бизнес-выступающих. И в тот день ничего из ряда вон выходящего больше не произошло.

Следующий день начался с молитвы, которую провел священник. Но поразило меня не это, а то, что сразу за этим менеджеры высшего звена принялись истово взносить моления маммоне[3]. В зале собрались тысячи, выступавшие же, все без исключения, были миллионерами, и говорили лишь о том, какие у них дома, в какой роскоши они живут и на каких дорогущих машинах ездят. Собравшиеся едва им не молились. В голове не укладывалось, как могут эти люди, только что выслушавшие слова священника о любви и свете, тут же поклоняться алчности. Постыдное зрелище. Один выступающий сменял другого, и публика смотрела на них, как на божества.

Я не мог постигнуть такого уровня стяжательства. Не мог понять, как можно столько времени и сил тратить на приобретение жизненных благ. Запас времени и сил у человека ограничен, и от того, во что мы направляем энергию, зависим и мы сами, и наши семьи, и отношения – да весь наш мир. Всех богатств с собой в могилу не заберешь. Конечно, надо поддерживать тело в рабочем состоянии, надо иметь крышу над головой, и на это потребно какое-то количество денег, но сверх того…

Оглянувшись по сторонам, я увидел, что в сердцах этих людей чего-то не хватает. И тут же обратился к молитве, молитве моей души об их душах. Я представил себе безбрежную любовь, изливающуюся на их сердца. Это было так явно, что я едва ли не видел воочию, как любовь занимает место алчности и совершенно вытесняет ее. Стадион исполнился света любви. Очевидно, я довольно долго пробыл в этом молитвенном состоянии, потому что, когда я вышел из него, оказалось, что несколько выступающих уже произнесли свои речи и на сцене играет популярная в 80-х группа. А я ничего не заметил – так погрузился в моления.

Концерт завершился бурными овациями. Все вскочили со своих мест. Вскочил и я – чтобы не выделяться. Мое тело остановилось, едва достигнув свойственной ему высоты в шесть футов два дюйма. Но дух мой продолжал вздыматься. Он вознесся над телом, и я увидел окружающее так, будто висел в нескольких футах над собственной головой.

Мои духовные глаза позволили увидеть гораздо больше, чем я когда-либо мог бы различить глазами телесными. Все вокруг сияло белым светом, все – потолок, скамьи, даже одежда на собравшихся. Я знал, что все вокруг меня живое и разумное – обычно этого не увидеть. Казалось, изменилось и само время. Было возможно почувствовать все куда глубже, чем всегда. Когда группа покинула сцену, мы все сели, и хотя дух мой возвратился в тело, окна моего восприятия остались распахнутыми настежь.

На сцену метрах в 70 от меня, поднялся устроитель лотереи. Я видел его близко, будто в телескоп. Видел, что в кармане его брюк лежит сложенный вдвое лист бумаги. И тут же чистый белый свет, исторгнувшись из этого листа, будто пулей поразил меня прямо в лоб. И я увидел, что там написано мое имя. Человек запустил руку в карман, достал листок, развернул и с сильным южным акцентом прочел: «Победителем в розыгрыше беспроводных телефонов стал, – он сделал паузу, – Ричард Хейт!»

Я выиграл в лотерею, хотя о телефоне вовсе не думал. Думал о тех глубинах духа, которых достиг во время молитвы и о том, что это может означать.

Не помню, ни как закончилась конференция, ни как ехал домой – все мои мысли занимал лишь тот духовный опыт, что принесли мне эти выходные. Я страстно хотел понять произошедшее, и ради этого готов был сделать что угодно, ехать куда угодно – лишь бы обрести это знание. Ибо оно обращалось к моей совести и было ведомо духом.

Глава 5 Бытие

Я понял, что нечто, призвавшее меня в Джорджию, уже свершилось, но это только начало пути. Меня охватило такое сильное желание поскорее вернуться к себе в Калифорнию, что я немедленно сообщил на работу и выехал, как только смог. Дорога заняла 52 часа, и все это время я медитировал, не нуждаясь ни в кофеине, ни в иных стимуляторах. Я был переполнен духом.

Почти сразу по возвращении в Калифорнию я нашел команду экстрасенсов, которые исцеляли, считывали, устанавливали каналы связи, и все в этом роде. Я хотел понять, что же со мной произошло – оттого и пришел к ним в надежде, что они смогут меня научить. Со многими из них я встречался, со многими работал, но постоянно чувствовал, что все не то. До тех пор, пока, готовясь к соревнованиям по карате, не сломал лодыжку.

Я помогал приятелям подготовиться к турниру на черный пояс, неправильно принял удар и заработал трещину в лодыжке. Боли не чувствовал, нога не опухла, так что у меня и в мыслях не было, что кость сломана. Мы продолжали спарринги до тех пор, пока участники турнира не отточили стратегию и тактику боя. После тренировок я поехал к Михаэле, которая училась на медиума, то есть на специалиста, умеющего общаться с духами, прозревать будущее и прочее. Мы пошли в наш любимый китайский ресторан – поесть и пообщаться. Едва мы уселись, как я почувствовал, что в правой лодыжке начала нарастать боль. Я опустил глаза и увидел, что она распухла вдвое. От боли я не мог пошевелить ногой и тем более опереться на нее. Мне уже приходилось раньше ломать лодыжку – ту же самую, и теперь она выглядела точно так же, как в тот раз.

Я обратился к врачу, и он сказал, что у меня трещина толщиной с волос. А заодно объяснил, что в таких случаях люди начинают чувствовать боль лишь через пару часов. Трещина была вовсе незначительная, гипс не понадобился, поэтому я решил туго замотать больное место и походить на костылях. Однако мало-помалу боль усиливалась, и я отправился к Джейн, моей наставнице. Некогда она приняла меня под свое крыло, чтобы уберечь от темных личностей, попадающихся среди экстрасенсов. Ее целительная энергия была сильна, и я надеялся, что ей удастся усмирить боль настолько, чтобы я смог хотя бы уснуть.