Окей, гугл, как прогнуться перед инквизитором таким образом, чтобы он сразу понял, что они мне теперь всем Орденом по гроб жизни обязаны?
Денис Колесников со школы относился ко мне с легким суеверным пиететом – и не сказать, чтобы это чувство у него возникло само собой. Ввиду очевидной полезности я это отношение всячески культивировала и взращивала – и уже не раз собирала урожай с этой деляночки.
Вот, к примеру, кого другого после просьбы показать все неопознанные женские трупы по нашему городу за год, включая те, кого потом опознали, майор Колесников бы послал – в лучшем случае, а в худшем пригласил бы к себе в кабинет объяснять, чем вызваны такие странные желания.
Мне же – пожалуйста, Ксения Егоровна, в течение дня сделаю.
Сделал.
Лично привез распечатки в конце рабочего дня к моему магазину и, пока я, сидя в его машине, просматривала фотографии, постарался-таки расспросить, осторожно уточняя, кого я разыскиваю.
Я ломаться не стала, «честно» созналась:
– Ко мне сегодня детектив приходил. Частный, чтоб его, сыщик. Фотографии показывал, спрашивал, не знаю ли я кого из этих женщин…
Мне-то что?
Мне инквизиция велела связи напрячь? Велела.
Я напрягла? Напрягла. Содействие оказала? Оказала.
Кто законопослушная ведьма? Я законопослушная ведьма!
А если у инквизиции от моего содействия вдруг какие сложности сложатся – так инструктировать тщательнее нужно было, вместо того чтобы запугивать слабую женщину.
Но речь не о том.
От пулеметной очереди вопросов «А ты их знаешь? А почему приходил к тебе? А что тебя может с ними связывать? А как он выглядел? На чем приехал, описать можешь? Номера запомнила? Почему именно эти трое? Что между ними общего?» – так вот, от этих вопросов я отбилась, удерживая выражение легкого недоумения и выдавая честные (по возможности) ответы.
И даже с более-менее небрежным видом, свернув листы формата А4 в трубку и похлопывая ими по ладони, попросила разрешения оставить себе распечатки – майор поморщился, но разрешил, мол, все равно их для меня и делал, а информация эта не так чтоб секретная.
Я поблагодарила, отказалась от предложения подвезти, куда нужно, выбралась из машины, поправила юбку-карандаш (буквально чуя, куда прикипел майорский взгляд) и уцокала каблуками в направлении своего авто.
Покер-фейс с меня сполз, как только его не перед кем стало держать.
Возвращаться в «Ведьмину шкатулку» пока не хотелось: нужно было привести мысли в порядок.
Итак, как мне дать понять инквизитору, что я в деле, но сверху?
Ладно, как с ним хотя бы связаться?
Потому что одна особо самостоятельная ведьма, вышвыривая прочь не-брата Максима, не озаботилась тем, чтобы обзавестись его контактами, на случай если придется приглашать его обратно. Чем она при этом думала – уточнять не будем, во имя сохранения ведьминского самолюбия.
Истерично взвизгнув шинами, перед магазином остановилась смутно знакомая машина – хамская манера вождения намекала, что знакомство одностороннее, иначе подъезжали бы куда вежливее. Почти сразу надрывно завопил клаксон и завибрировал телефон у меня на соседнем сидении.
Леночка.
– Ксения Егоровна, – мой продавец явно нервничал, и у меня зародились нехорошие подозрения. – Где вы? Мне запирать магазин?
У Леночки закончился рабочий день часа два назад, она хотела уйти домой, но не знала, где шляется хозяйка и не собирается ли она задержаться на рабочем месте и еще потрудиться? За мной водилось.
Собственно, именно так я и собиралась поступить, но только после того, как увижу, подтвердятся ли мои подозрения.
– Запирай, – разрешила я. – У меня сейчас дела, потом сама открою.
Хам снова нажал на гудок, не предполагая, куда именно я подумываю ему запихнуть его вопилку.
В магазине мигнул и погас верхний свет, оставив лишь загадочную подсветку оконных витрин, через несколько секунд стукнула дверь, субтильная фигура повозилась с замками и поспешила к машине, за малым не срываясь на бег.
Оставляя за собой шлейф из вины, подавленности и тревоги.
Так. Та-а-ак.
Хлопнула дверца машины, отсекая пассажиров от улицы, но я успела ухватить мужской голос, обвиняющий и недовольный, и женский, оправдывающийся.
Твою мать.
Ну что за вечер такой?!
Номер инквизитора найти удалось легко. Всего-то пара часов грызни по телефону с представителями Ордена, и нужными контактами в меня буквально плюнули – не сомневаюсь, предварительно предупредив своего сотрудника о повышенном к нему интересе, но я, если честно, чхать на это хотела. Поважнее дела есть.
Набрала добытый с боем номер, дождалась спокойного и уверенного «Алло» низким голосом…
Свет включать я не стала, наоборот, в приступе черной меланхолии вырубила витрины, набулькала коньяка в кофе в пропорции один к одному в честь малой победы над Орденом и предавалась ненависти к человечеству.
Не-брат Максим явился красиво: окутанный щитами, втек в помещение магазина, похожий на тень, и сила заклинаний, сконцентрированных на мужских пальцах, отозвалась ломотой в зубах.
И куда быстрее, чем ожидалось: я и кофе допить не успела.
– Ксения Егоровна! – мое имя прозвучало у него бранно и с оттенком облегчения.
– Добрый вечер! – отсалютовала я ему кружкой.
А те времена, когда я пила кофе из «правильных» чашек размером с наперсток, давно прошли, и ароматы натурального кофе и доброго алкоголя, перебивающие даже привычный запах благовоний, вокруг себя распространяла кружка чуть меньше полулитра.
В свете уличных фонарей, падающем сквозь витрину, дознаватель проявлялся ме-е-едленно. Тень стекала с него, открывая взору тускло светящийся орденский медальон на ах-какой-груди, фонящие силой кольца и безупречный (у меня, по крайней мере, ни единого упрека не нашлось!) костюм.
– Ксения Егоровна! – повторил он.
В этот раз облегчения в голосе было меньше, а раздражения больше.
Ну, извините!
Когда я закончила лаяться с вашей (и нашей!) дивной инквизицией, я была зла и уже не уверена, что хочу с ней сотрудничать.
Дело к ночи, день был мерзкий, я устала… а тут еще он со своим бархатным «Алло!».
Ну и кто меня после этого осудит за то, что я просто рявкнула «Срочно приезжай в магазин!» и бросила трубку?
– Я ожидал, что вас здесь захватили в заложники, как минимум, – многоуважаемый Максим, похоже, был готов осудить.
Пф. Пекли мы таких в печке, едали таких с хлебушком!
На мое «Пф!», он ничего не ответил, молча изучая темноту торгового зала.
Он что, видит, что ли? Я аккуратно убрала ноги со стола и села пристойнее. Пиджак так и остался валяться на стойке, а туфли – где-то на полу, надеюсь, хоть их не видно.
И вообще, я здесь хозяйка, как хочу, так и сижу!
– Ксения Егоровна.
В этот раз получилось устало, и я дернула плечом:
– На стойке, верхний лист.
Он пробежался взглядом по листку быстро.
– Вы считаете, что она может быть четвертой погибшей.
Я кивнула, хоть вопроса его интонации и не содержали.
– Она была одаренной?
Новый вопрос логически вытекал из предыдущего. Я кивнула.
– Инициированной?
Снова кивок.
– Вы были знакомы?
– Я бы не назвала это знакомством. Но да, мы друг друга знали. Картовская Наталья, жила здесь недалеко, на Торцевого, у нее было что-то вроде магического салона на дому, «Снимаю сглаз, вешаю на уши».
– Ксения Егоровна, – серьезное, сосредоточенное лицо не-брата Максима мне категорически не нравилось.
То есть само-то лицо мне нравилось, а магазинный сумрак и коньяк сразу накидывали ему плюс десять к привлекательности, но вот то, что он собирался с этим выражением лица мне сказать, мне заранее не нравилось.
– Ксения Егоровна, почему вы считаете, что смерть вашей знакомой может иметь отношение к серии?
Ну вот, я так и знала! В то время как бедная женщина старается, пашет на ниве следствия, не жалея себя, инквизиции лишь бы только обесценить ее усилия, приплетя смехотворное обвинение в личной пристрастности!
Но драмы и надрыва этому заявлению недоставало, так что и озвучивать я его не стала. Другое что-нибудь придумаю.
Но смотрел дознаватель мрачно: чем-то ему этот труп определенно не нравился.
Вы посмотрите: ты тут стараешься, в зубах на блюдечке ему тащишь, а ему цвет каемочки не тот!
– Многоуважаемый Максим, куда интереснее, почему вы считаете иначе? – вкрадчиво поинтересовалась я. – Одаренная молодая женщина подходящего возраста, убита ножом. Все сходится.
Я сделала глоток своей ядреной кофейно-коньячной смеси, с интересом наблюдая за инквизиторским лицом.
На самом деле настоять на своем мне было вовсе не принципиально: ну не больная же я на голову, мне самой спокойнее будет спать, если окажется, что Наташка пала жертвой банального гоп-стопа. Хотя тоже, если вдуматься, не фунт изюму.
Но в данной ситуации меня интересовала аргументация не-брата Максима.
Из чисто исследовательского любопытства, признаюсь честно.
– У меня три причины, по которым мне ваша версия не нравится, – криво усмехнулся собеседник. – Первая: различный характер ран. Женщине, которую вы опознали как Картовскую Наталью, было нанесено три ножевых ранения, тогда как три другие жертвы были убиты четко одним ударом. Вторая: Наталья Картовская была инициирована как ведьма, в то время как остальные погибшие – нет.
– Это, кстати, может прекрасно объяснять, почему убийце не удалось справиться с ней с одного удара! – тут же вынырнула я из своей кружки. – Хоть и слабенькая, а все же ведьма. Какая-никакая. Могла почуять, начать сопротивляться…
– И третья причина, – проигнорировал мое сверхценное мнение инквизитор. – Сроки. Первая жертва, о которой нам известно, датируется сентябрем. Вторая – концом января, третья – началом июня. Разрыв между убийствами – четыре-пять месяцев. Если вставить в эту схему вашу Картовскую, которую убили в ноябре…
Оу… Тогда получается промежуток в пару месяцев, и значит, где-то может быть еще одна жертва?
Не-не-не, нет. Мне эта идея не нравится.
– Многоуважаемый Максим, я согласна отозвать свое предложение, – проявила я редкую для меня договороспособность.
Где-то в глубине души понимая, что отзывай не отзывай, а проверять этот вариант инквизитору все равно придется.
– Кстати, Ксения Егоровна!
И если внутри меня жили чахлые зачатки угрызений совести, то от этого вкрадчивого тона они тут же издохли.
– Ксения Егоровна, а откуда у вас эти ориентировки?
Мне захотелось немедленно снова закинуть ноги на стол.
– У старого друга попросила, – вдарила я по его вкрадчивому тону своим гнусным. – Кстати, многоуважаемый Максим, имейте в виду, вас теперь один майор считает частным детективом и заранее недолюбливает!
– Спасибо за помощь, Ксения Егоровна.
И я бы живо встопырила иголки, но вот черт: кажется, инквизитор был зверски серьезен.
Ксюша, ты допилась.
Ксюша, это был некачественный коньяк!
Я даже села ровнее и недоверчиво уточнила:
– Подождите-подождите-подождите! А эпизод с моральной поркой бабы-дуры, сразу не проникшейся важностью задачи, мы что, пропускаем?
То есть скандала не будет, да? Примерно так, наверное, чувствует себя ребенок, который нацелился на баталию с корабликами в ручье, а какая-то сволочь пришла и затопила их все грязными сапогами.
– Ксения Егоровна, уверяю вас, порка – это не моя тема.
Мамадарагая, он улыбался! Клянусь, я видела: у него углы губ подрагивали!
– Если уж вы меня доведете, я вас просто в окно выброшу, – с легкой мечтательностью в голосе объявил этот хам и подлец.
– Первый этаж, – я указала на окно, намекая, сколь нелепы и жалки его угрозы.
– Так потому и не, – с улыбкой обаятельной сволочи выдал инквизитор, а ведь казался приличным человеком!
И как ни в чем не бывало поинтересовался:
– Вас отвезти домой?
– Подите вон! – я с королевским достоинством указала хаму на дверь.
Не терплю конкурентов.
И кстати!
– Раз уж вы признали, что мое содействие было вам полезно, то в качестве ответного жеста, будьте любезны, выясните подноготную гражданского мужа моей сотрудницы Елены Тёминой. Вы ее видели.
Инквизитор, уже нацелившийся на выход, от столь феерической наглости аж остановился и снова развернулся к лесу передом, а я поспешила развить успешный наскок, самым стервозным своим тоном завершив:
– Нет, вы, конечно, можете ничего не делать! Но тогда не удивляйтесь, если вдруг он на своем ведре с болтами на скорости впилится в отбойник. Возможно, я там буду ни при чем. Но вам-то все равно придется это расследовать!
– Ксения Егоровна, – многоуважаемый вагоноуважатый всем своим видом давал мне понять, как я не права, но мне многие давали понять, что я не права, а потом давали то, что я хочу.
Чей-то там брат Максим понял, что увещеваниями меня не проймешь, и сменил тон:
– Что он вам такого сделал, что вы на него так взъелись?
– Просто конкуренции не люблю, – улыбнулась я наиобаятельнейше. – Если это мой продавец – значит, мой, и нечего пристраиваться к его мозгам со своей чайной ложечкой!
Инквизитор сунул руки в карманы. Пару раз качнулся с пятки на носок.
– Ксения Егоровна, – мягко выдал он, – Угрожать жизни и здоровью человека в присутствии дознавателя инквизиции – не слишком светлая идея. Вы не боитесь, что инквизиция воспользуется этим? Пожалуй, прекрасная мысль! Думаю, вам удастся откупиться от этих законных, обоснованных обвинений индульгенцией, которой ваше семейство так любит трясти перед носом у Ордена…
Я в ответ тепло рассмеялась, вставая.
– Это вам, многоуважаемый Максим, следует бояться, – с оскорбительной снисходительностью заявила я, чувствуя, как сама собой выпрямляется спина и вздергивается подбородок, – того, что я отбуду отмеренное мне наказание и освобожусь, – мой голос уплыл вниз, в холодную ярость. – И когда освобожусь – воспользуюсь разрешением, дарованным мне вашей продажной, насквозь лицемерной организацией! Знаете, Орден стремится присутствовать при реализации столь… неоднозначных индульгенций. Так что, пожалуй, я пойду ему навстречу и любезно позову вас присутствовать, когда буду заживо снимать кожу с обреченного, и вы сможете стоять рядом, смотреть и знать, что это вы дали мне такое право!
Возможно, я слегка перегибала с нагнетанием обстановки, но гордыня несла меня на своих крыльях, лишила страха, обвила, укутала, нашептывая на ухо, что я сильна, что я в пыль разотру всех, кто встанет на моем пути, и Орден пожалеет, что пытался мне угрожать!..
Ну, или это коньяк.
Я не очень их различаю.
Он рассматривал меня с нечитаемым выражением лица.
– Н-да. В таком состоянии вам за руль точно нельзя. Собирайтесь, отвезу вас домой.
Тьфу, гад – такой пафос испортил!
– Многоуважаемый Максим, а существование такси для вас секрет? – вполне кротко поинтересовалась я, будто не у меня только что от ярости дым из ушей валил.
Про конфликт и его причину мы оба демонстративно не вспоминали, будто ничего и не было. У нас один – один, понимаешь ли.
– Ксения Егоровна, ведь вы же точно, в отличие от многих других женщин вашего города, знаете, что где-то здесь по улицам разгуливает убийца. И вам, в отличие от многих, хорошо известно, что сами идеально вписываетесь в группу риска. И тем не менее собираетесь сесть в машину к постороннему мужчине в состоянии опьянения, с притупленными реакциями…
Дивной сюрреалистичности картина: инквизитор в пижонском костюмчике выговаривает босой и пьяной ведьме за пренебрежение мерами личной безопасности.
Эта реальность сломалась, несите следующую!
Но вообще, отеческий (хе-хе, братский!) укор в мягком голосе мог бы кого угодно пронять – а я ничего, держусь.
Правда, пока терзалась муками выбора, какой аргумент эффектней – «откуда маньяк узнает, что именно сегодня я вызову такси и какое именно» или «какая чушь, я от алкоголя только лучше колдую, вбитые обществом ограничения ослабевают», – не-брат Максим поднял руки:
– Ксения Егоровна, давайте помиримся? – он подтянул к себе высокий и узкий стул, которым мы с Леночкой пользовались, чтобы доставать товар с верхних полок, и оседлал его.
Теперь он был ниже меня, вставшей на ноги, и, полагаю, это был прием, призванный унять мою агрессию.
– Признаю, мы не очень удачно начали, и это отчасти моя вина: я не ожидал, что вы так резко отрицательно среагируете на статус Хозяйки, а вы сочли это манипуляциями Ордена и попыткой вас использовать…
Пф, а вот это и впрямь помогло унять мою агрессию: ничто не действует на меня благотворнее, чем признание моей правоты.
– Но мне действительно нужно содействие человека, знающего местную кухню, – без обиняков признал он, кивнув на стойку, где все еще лежала та самая распечатка. – Ксения Егоровна, пожалуйста, помогите мне. Без политических интриг. Только расследование. Вам ведь самой не все равно, не притворяйтесь, – он глядел прямо, словно предлагая открыть карты.
От этого взгляда, а еще от обаятельной улыбки, которой как бы нет, но она есть, внутри что-то екнуло.
И не надо поминать всуе коньяк на голодный желудок, Ксюша. Не ври себе: не так уж ты и пьяна.
– Давайте я отвезу вас домой, – он улыбнулся чуть более явно, я вздернула нос, готовая отстаивать свою вменяемость, но многоуважаемый Максим меня опередил. – В знак добрых намерений! А на мое предложение ответите завтра, когда обдумаете.
«Господи, что тут обдумывать», – могла бы ответить я, поскольку как раз перед его приездом прикидывала, как напроситься на отвергнутое мной предложение с наименьшей потерей лица.
– Подите вон, – вместо этого царственно сказала я. – Мне нужно запереть магазин!
Инквизитор встал и послушно прошел к двери, провожаемый моим надменным взглядом.
Нет, может, я, конечно, и перегнула – но пусть подождет снаружи, пока я ползаю на коленях, пытаясь отыскать невесть куда задевавшуюся туфлю.
Половину проникновенной инквизиторской речи эту дрянь нащупать пыталась.
Ага, нашлась, мерзавка!
Я обулась, притопнула, удобно распределяя ногу внутри обуви, и с некоторой грустью вздохнула: через витрину виднелся силуэт инквизитора и мерное движение огонька.
Вот так живешь, считаешь себя сильной и независимой, и тут является… какой-то, и у тебя от него внутри екает. И ладно бы ниже пояса. А то – в груди.
Из магазина я выплыла во всем своем великолепии.
Инквизитор мерно дымил сигаретой и не выглядел задетым очередным моим хамским вывертом.
– Ксения Егоровна, а вы действительно предпочли бы сесть в тюрьму, но не отдавать индульгенцию? – с легким любопытством поинтересовался он, с интересом наблюдая, как я склонилась к замку и пытаюсь в темноте нащупать ключом скважину.
– Пф! – пренебрежительно выдохнула я. – Как-то примерно три столетия назад ваш Орден уже пытался провернуть нечто подобное с ведьмой из моего рода: тогда ее намеренно подтолкнули к совершению преступления, а потом предложили обменять индульгенцию на помилование…
Закончить предложение я не успела, прошитая от макушки до копчика острым чувством опасности, а потом тьму и тишину ночи прорезала вспышка и грохот.
Это лопнуло мое самомнение.
Потому что за то время, пока я пыталась сообразить, что происходит, инквизитор успел обнаружить источник опасности, шагнуть, заслонив меня собой, и выставить защиту в дополнение к той, что раскрылась сама от орденского медальона. И все это одномоментно.
Потом он повалился, а я завизжала.
Крик прошил город от крыш до подвалов.
Испуганные птицы поднялись с ветвей, а летучие мыши завопили, меняя курс.
Завыли в квартирах собаки, выгнув спины, зашипели кошки.
А тени, устремившиеся на мой призыв отовсюду, молча и без сомнений хлынули в неприметную подворотню, затопили ее… А пока там кого-то с рычанием, с чавканьем жрали, я подхватила подмышки обмякшего инквизитора и поволокла его туда, где стояла на стоянке моя машина: показалось, что это разумнее и безопаснее, чем снова открывать дверь в магазин. Не уверена, что мне хватило бы хладнокровия возиться с ключами, в то время как вся моя сущность требовала убраться, убраться скорее с этого места.
«Как по городу ночному шла Ксюшенька» – взрослого мужика на руки не подхватишь, и инквизитора приходится неудобно тащить за собой волоком, семеня на каблуках.
«Заплетала за собой тропы каменны» – не-брат Максим тяжел, и мышцы пресса подводит от непривычной нагрузки, а скользкая ткань пиджака выворачивается из пальцев.
«Запирала за собой на замки пути» – если просунуть руки подмышки и сцепить пальцы в замок на груди, неудобное бессознательное тело перестает выворачиваться из рук, но семенить становится еще неудобнее, и чем же таким, гады, запустили, что он до сих пор не пришел в себя?
«Отводила ворога в сторону» – укрывшись за без малого тонной заговоренного металла под синей полировкой, можно вздохнуть с облегчением, а чтобы почувствовать себя в безопасности, нужно совсем немного – просто забраться внутрь, и уж оттуда, из безопасности, я объясню людям в подворотне, если, конечно, их к тому моменту не сожрет рать бессловесная, в чем именно они не правы, нужно только найти ключи!
Опустив на едва теплый асфальт инквизитора, я шарила в сумке, настороженно зыркая по сторонам, по-звериному контролируя пространство вокруг себя всеми чувствами, и потому четко уловила момент, когда лопнула невидимая струна.
Заклинание призыва рати бессловесной хорошо тем, что это никакое не заклинание – это приказ, оформленная в крик воля ведьмы, дезориентирующая разумных и жестким рывком принуждающая любого зверя и птицу, попавших в зону приказа, явиться и служить своей госпоже, – оттого и бесновались в квартирах домашние питомцы, разве что аквариумные рыбки избежали призыва «в армию».
Оттого и сходили с ума проснувшиеся хозяева, не понимая, что происходит с их любимцами.
Оттого и налетали на людей в подворотне в едином порыве стая бродячих псов, подвальные кошки и крысы – и рвали, пока было кого рвать, и стягивались к месту боя новые «солдаты», чтобы стать на место выбывших.
А раз заклинание распалось, значит, приказ исполнен. Не с кем больше воевать: враг либо уничтожен, либо сбежал из зоны действия моей воли.
Меня сейчас, если честно, устроил бы и тот, другой, вариант. Но первый – немножечко больше.
Я с облегчением откинулась на дверцу машины за спиной, стукнулась затылком и от обиженного мявка сигнализации с легким смешком пришла в себя.
Не-брат Максим очнулся, когда я уже втянула его на пассажирское сиденье, и теперь возилась с ремнями безопасности.
– Н-да, Ксения Егоровна, – прокомментировал он, и я дернулась, выпустила из рук металлическую скобку, и инерционный ремень с тихим шелестом всосался под обшивку. – Серьезные у вас в городе люди…
Отлично, раз пришел в себя – пристегнется сам, и я демонстративно выпрямилась на водительском месте.
– Что это было?
Делать вид, что мне в целом безразличен его ответ, а спрашиваю лишь из вежливости, было глупо, но необходимо: делая вид, я успокаивалась, собиралась и не поддавалась искушению проклясть весь город.
Идея казалась привлекательной с точки зрения личной безопасности, но что-то мне подсказывало, что это будет немного не этично.
– Боевой артефакт, что-то похожее на «Звезду вечности», но не она, – хрипловато пояснил инквизитор и потряс головой, словно вытряхивая из нее песок. – Сколько времени прошло?
Я не ответила, выезжая со стоянки.
– Стойте! – дознаватель дернулся в кресле и зашипел, видимо, чувствуя себя не очень хорошо.
Ну, извините, ваше инквизиторство, я по части лечения очень не очень, чем могла – помогла.
– Да стойте же вы! – рыкнул он. – Нужно осмотреть местность…
– Ну, нужно, – я упрямо сжала губы, но притормозила. Все равно пришлось пропустить проезжающую машину. – Завтра я приеду с семейной книгой и изведу всех причастных надежно, качественно, с гарантией…
– Ксения Егоровна, – мой сосед, откинувшись на спинку кресла, рассмеялся и тут же закашлялся, – Я должен бы вам сказать, что проклятия, в особенности смертельные, запрещены законом…
– Отлично, посадите меня в тюрьму! – расфыркалась я.
– Но скажу другое, – не обратил внимания на мой протест пассажир. – Не капризничайте!
Надо было проклясть его, как только он появился.
Вот сразу, как увидела, так и проклясть! Ленке глаза отвести, прах на совочек – и в мусорный бак.
Машины городской службы очищают наши баки каждый понедельник, сейчас не-брат Максим как раз среди других отходов на переработку бы ехал!
В общем, не знаю я, как так вышло, что спустя несколько минут инквизитор тщательно исследовал подворотню, чуть ли не носом ее перепахивая вдоль и поперек, а я семенила за ним как пришитая, мрачно кутаясь в пиджачок, сбивая туфли о неровности асфальта и удерживая над этим хамлом защиту.
– Судя по всему, покушались именно на ведьму. Я там под дверью магазина минут пять в одиночестве курил, пока Свердлова внутри была, – не-брат Максим сидел в моем кресле, устроив ноутбук на моем журнальном столике, и отчитывался орденскому начальству по видеосвязи.
Так вышло: очень трудно отказывать человеку, спасшему тебе жизнь, когда подозреваешь, что это может понадобиться сделать еще разок.
И вот теперь инквизитор, оккупировав кусок моей гостиной – парадокс парадоксов, – работал.
Я, смешно сказать, радовалась.
Нет, я не дала бы это понять многоуважаемому Максиму, но события сегодняшнего вечера пробили широкую брешь в моей системе убеждений. Я привыкла верить, что от всего могу себя защитить.
И верила – до того момента, как чертов инквизиторский выскочка шагнул влево, закрывая меня собой. Шагнул бы вправо – и на том крыльце валялся бы не он, а я. И не без сил, как он, а без признаков жизни.
Это стало для меня откровением, которое я и переживала, забившись в уголок дивана под торшером.
И хотя я понимала, что у не-брата Максима были свои резоны меня защитить, начиная с того, что это его служебный долг, и заканчивая тем, что с меня он планировал поиметь содействие в текущем деле, я испытывала к нему благодарность. И в приступе признательности не мешала одной части доблестной инквизиции отчитываться другой ее части о чудовищном преступлении против всего магического сообщества в целом и против его цвета в моем лице в частности:
– Судя по оставшимся на месте преступления следам, преступник был один, – деловито, с очень уместной озабоченностью на высоком челе, шпарил не-брат Максим как по писаному. – К сожалению, задержать его не удалось: он был хорошо экипирован и для нападения использовал мощный артефакт неизвестного происхождения, который пробил стандартную орденскую защиту и почти полностью исчерпал мои личные щиты. Пока я был в бессознательном состоянии, нас могли бы добить, но, к счастью, Свердлова геройствовать не стала, применила ведьмино повеление и вынудила преступника сперва отбиваться от смешанной стаи животных, а потом сбежать с места преступления, а сама в этот момент отступила к автомобилю. Осмотр места происшествия произвел по горячим следам, отчет напишу позднее, если вы не возражаете.
– Сын мой, ты уверен, что мишенью преступника была именно она? – кротко поинтересовался невидимый мне собеседник дознавателя.
Мне был слышен лишь его голос, одновременно глубокий и смиренный, он выдавал мужчину в возрасте, и я почему-то нарисовала себе образ, схожий с ватиканскими священниками.
Максим потер лицо, и жест получился усталым:
– Нет, отец Власий. Расследование не проведено со всей тщательностью, и еще рано делать окончательные выводы. Но, во-первых, у меня нет сейчас таких врагов: в нынешнем деле я еще ничего найти не успел, да я его толком и расследовать еще не начал. А старые дела все закрыты, да и ловить меня по старым делам логичнее не здесь. А во-вторых, преступник не только упустил шикарный момент уничтожить меня без свидетелей, но и, когда Свердлова появилась в поле зрения, атаковал не сразу. Он дождался, пока она запрет двери, лишая ее возможности укрыться в защищенном помещении магазина.
Я незаметно выдохнула: ответ на этот вопрос был весьма важен. Сочти неизвестный мне иерарх, что покушались на члена его Ордена, и город затопили бы инквизиторы. В Крапивин нагнали бы орденцев с недвусмысленным приказом залить город кровью по ноздри, но добыть голову того, кто дерзнул напасть на представителя этой дивной организации.
– Кроме того, сегодня я осмотрел тело третьей жертвы, установил, что ее убили ножом, след которого на пятый день держится в уверенной фиолетовой зоне, – продолжил упомянутый представитель, – Это явный запрещенный артефакт из черного списка. На основании этих фактов считаю необходимым предоставить Свердловой Ксении Егоровне защиту.
– Полагаешь, это один и тот же артефактор? – задумчиво поинтересовались в ноутбуке.
У меня перед глазами отчетливо встали шапочка, сутана, четки… Кинематографический образ священника как он есть.
– Полагаю, надо тщательно расследовать это, – непреклонно отозвался мой, с позволения сказать, гость. – И предоставить ведьме защиту.
Его собеседник помолчал, не иначе как взвешивая резоны (в моей груди тотчас же взметнулся пожар: скоты, я вам зачем налоги плачу?!), и задумчиво уточнил:
– Ты сейчас у нее?
– У Свердловой, – подтвердил Максим, – Но я установил защиту, она нас не слышит.
– Брат мой, – перебил его визави, – ведьма, которая в критических ситуациях бросает повеление, отлично обучена и является жуткой традиционалистской. Ты в ее квартире, на ее территории… Поверь: она слышит.
Непродолжительное молчание.
– Я решу этот вопрос.
И затем:
– Ксения Егоровна, вы не могли бы нас не подслушивать?
Инквизиторский гад слегка повернул голову в мою сторону и терпеливо ждал ответа. Я кожей чувствовала его внимательный взгляд, пока изучала маникюр.
Он, кстати, перипетии сегодняшнего дня перенес вполне достойно.
Пожалуй, игнорировать вопрос и притворяться, что мерзкий старикашка выжил из ума, бесполезно.
– Ну, – уронила я в итоге неопределенно.
– Ксения Егоровна, – кажется, многонеуважаемый Максим правильно трактовал мое «ну». – Не подслушивайте нас, пожалуйста.
Я молчала, отказываясь давать ответ.
Что само по себе и было ответом.
– Ксения Егоровна, – улыбнулся дознаватель, сверкая ямкой на щеке и чертиками в глазах, – давайте я вам взятку дам!
Взятка?
Сомневаюсь, что на глазах у своего начальства мне предложат что-нибудь ценное.
С другой стороны – не сомневаюсь, что подслушивать мне в любом случае больше не дадут: либо усилят защиту, либо будут вести разговоры вне зоны моего влияния.
– И что вы можете мне предложить? – столько царственной надменности в моем голосе было, что римские цезари рядом со мной – дешевая китайская подделка.
– Партнерство, – он снова применил удар ниже пояса, «улыбку-которой-нет».
«Ниже пояса» отозвалось тягучим, тянущим чувством, я отозвалась взглядом, исполненным жалости: он что, правда думает, что я, такая дурочка с переулочка, все брошу и в партнерство поверю?
Многоуважаемый Максим, не обращая внимания на выраженное мной недоверие, продолжил:
– Я предлагаю партнерские отношения до конца следствия, без попыток обмануть, исказить или утаить любые сведения, имеющие отношение к следствию. Вы взамен дадите слово, что не будете пытаться подслушать мои переговоры с начальством, не станете «случайно» проверять мои вещи либо выяснять подробности моей деятельности любым иным способом, кроме прямого вопроса.
Внизу живота заныло требовательно, предвкушающе.
Ксюша, приди в себя! Ну нельзя так млеть от мужика только потому, что он осторожный, умный гад!
Можно! Можно, я же млею!
Ну и дура. Подумаешь, попытался обойти в формулировках: партнерские обязательства распространяются на обе стороны, а не лезть куда не следует должна только я. Что ж теперь, оргазмировать, глядя на него?
Многоуважаемый Максим ждал.
Отец Власий в ноутбуке то ли был отключен, то ли не считал нужным вмешиваться.
Я плавно, вальяжно приблизилась к инквизитору, оперлась руками на журнальный столик (декольте, выноси, родимое!) и, оказавшись с собеседником нос к носу, со стервозной улыбкой потребовала:
– Оба!
Он вздернул бровь непонимающе.
Да-да. Я с детства такая наивная, всякой обаятельной брови верю.
– Слово о невмешательстве дадут оба партнера, – прояснила я свою позицию.
Знай наших!
Я кремень!
…а не сиропная лужа.
Не сказала бы, что мое декольте его прямо уж вынесло, но поправку принял.
– Я согласен, – он поднял руку, на кончиках пальцев разлилось голубоватое сияние. – Слово!
Я, ответно вскинув руку, твердо и напористо ответила:
– Слово! – и снова оперлась на столик.
У инквизитора дрогнул угол рта в улыбке:
– Ксения Егоровна. Другое слово.
Я прикусила щеку, чтобы не заржать, и, потянув на себя дар, призвала силу в свидетели:
– Слово, – и на этот раз сияние лизнуло и мои пальцы.
– Ну? – требовательно вопросила я, когда след клятвы растаял.
– Я дам вам прочитать свой отчет. Сегодня напишу – завтра дам. И завтра утром обсудим меры по обеспечению вашей безопасности, нужно согласовать, как нам действовать, чтобы не страдало расследование, но и вы испытывали минимум неудобств.
Божечки, еще чуточку – и я поверю, что благословенную инквизицию волнуют мои неудобства!
Закатывать глаза не стала, но всем лицом дала понять, сколько у меня доверия к таким его словам. Но завтра – так завтра, я не спешу. И так ночь-полночь, а меня еще вся Ксюша не обихожена.
И с этой мыслью я поплыла в направлении спальни, чтобы оттуда перебраться в ванную, но спохватилась: я что-то забыла.
Ах да, у меня же гость!
Выдернула из стопки в шкафу свежее постельное и с мстительным удовольствием запустила им в инквизитора: не проклятие, а все равно приятно.
Объявила:
– Постелишь себе здесь, – я неопределенно покрутила кистью, показывая, что ничуть не стесняю его в выборе места и он может расположиться где угодно: на диване, в кресле, на полу… – Захочешь жрать – найди что-нибудь на кухне.
Ай да я!
Ай да хозяечка!
Ну все, долг гостеприимства исполнен.
С этой приятной мыслью я уплыла в направлении своей комнаты, чтобы услышать, как отец Власий за моей спиной иронично подал голос:
– Какая благодарная женщина!
– Традиционалистка! – с интонацией «это все объясняет» сумничал не-брат Максим.
Расслабляясь после тяжелого дня в ванной в ароматной пене, сквозь томную негу и блаженную усталость я спустя некоторое время услышала, как мой гость шерудит на кухне. Он действительно захотел жрать, пошел и нашел.
Я кусала губы, чтобы задавить смех и согнать улыбку, расползающуюся против воли до ушей: на-а-аглы-ый!
Классный.
Когда я закончила отмокать и перебралась в спальню, инквизитор работал.
Когда я, совершив ежевечерние пляски с бубнами вокруг женской красоты, укладывалась спать, он работал.
И только когда моя кровать прогнулась под дополнительным весом и в темноте меня обдало жаром чужого тела, я поняла, что работа закончилась.
Замерла, не разворачиваясь к нему, но и не прогоняя.
Мужская ладонь легла на мое бедро. Сжала тонкий батист простынки – и немного меня под ней, и я сглотнула от окатившей меня горячей волны.
Ткань неспешно, неторопливо поползла по коже, чтобы быть откинутой в сторону.
Я замерла. Сердце колотилось в горле, разрываясь от нетерпения, предвкушения и – черти меня раздери, если я знаю почему! – страха.
Я, замерев, лежала на боку, не смея шевельнуться, не чувствуя прикосновения позади, но всей спиной ощущая присутствие.
Когда на голую кожу легла инквизиторская рука, это было как удар молнии.
Он сжал бедро, огладил круговым движеним. Снова сжал.
Я закусила губу, чтобы не закричать: темнота моей комнаты, жар летней ночи, с которой больше не справлялся кондиционер, его молчание, мое согласие – вся эта ситуация обострила до предела ощущения. Я вся стала – единый нерв, и этот нерв дрожал от нетерпения.
Он просто гладил меня по бедру, а у меня плавились кости и готово было выпрыгнуть из груди сердце.
Рука скользнула ниже, пальцы погладили живот, очертили вокруг пупка – мой пульс стек поближе к этим пальцам, предатель, и толкался в них, напрашиваясь на ласку.
Пальцы невесомо погладили гладкий лобок – пульс следовал за его пальцами, я забыла, как дышать.
Ниже, ниже… Туда, где сходятся половые губы. Провели по ним – легко, почти неощутимо, но меня жидким огнем окатило от этого «почти».
Скользнули меж сжатых ног. Я не могла пошевелиться, хотя единственным моим желанием было выгнуться, развернуться, открыться навстречу…
Он раздвинул складки, погладил чувствительную плоть.
Пальцем – поверх входа, раз, другой, третий. Без нажима, но уверенно. Еще раз. Снова. И, надавив, скользнул внутрь.
Замер. Я зажмурилась так, что звезды посыпались под закрытыми веками.
А палец скользнул внутрь – и назад. Туда-сюда. Еще раз.
Я молчала, сцепила зубы и молчала. Хотя единственное, чего мне хотелось, заорать: «Да, да, да! Возьми меня! Просто сделай это! Ты же видишь, что я согласна! Что я хочу!»