В некоторых частях света водятся обезьяны, в Европе же водятся французы, что почти одно и то же.
Большие два зелёных холодных глаза, смотрящие прямо жестоким, безжалостным и до ужаса равнодушным взглядом, взглядом сражающий наповал своим молчаливым утверждением о том, что выживает достойный, сверкнули в темноте. Ничего вокруг нельзя было увидеть, даже Луна, что в эту ночь была полной ничем не могла помочь – густые ветви с почему-то быстро поредевшими листьями колосились и закрывали собой весь свет. Тучи же активно в этом им помогали, не давая никакой возможности хоть как-то ориентироваться в этой ужасной мгле. Человек шагал, стараясь наступить на ровную землю, с ужасом озираясь вокруг. Его глаза бегали по сторонам, он прекрасно понимал в каком он страшном и чудовищно опасном положении.
Ни его лёгкая одежда, ни любой предмет из сумки, ни шляпа, которым он размахивал и ни ветка, на которую он упал, и кою ухватил себе в руки, стараясь защищаться не могли ему помочь или как-то спасти. Ноги не слушались и сами по себе подкашивались, рот беспомощно открылся, как у самого глупого барана, глаза изображали животный страх жертвы, которой больше не осталось возможности жить. В ушах всё звенело, слух заострился настолько, что казалось слышал в этом шуме веток под силой ветра, вперемежку со звуками пролетающего филина – свидетеля сего часа и воя волков вдали, самые ужасные звуки – тихие, размеренные шаги преследователя, наступающие на листву и сдавливающие её под своим весом.
– Прошу, пожалуйста, – словно ожидая, что его кто-нибудь услышит или поймёт, мямлил человек, – прошу, если вы меня понимаете, прошу!
Он падал, часто озираясь во все стороны, получал раны, шипел, но тут же поднимался. Из глаз текли слёзы и как же это было мерзко видеть взрослого представителя вида человек загнанным в угол. Именно эту эмоцию лишь в темноте слегка выразила на секунду дрогнувшая мышца на лице преследователя, который постепенно приближался.
– Умоляю, умоляю вас, – твердила жертва.
Он шептал это, мимолётно вспоминая миллионы божеств, в которые тот лицемерно верил и не верил, он был готов отречься от них всех и одновременно поклоняться всем, только бы они спасли его шкуру. Тем временем оставалось совсем немного, всего пару шагов и вот, уже отдающее адским жаром и одновременно могильным холодом дыханье ударило жертве в спину. Тот замер, не в силах даже подышать, его сердце казалось перестало биться, всё тело замерло и ослабились все мышцы, из-за чего земля под ним начала намокать, руки дрожали в судорогах, дрожали и ноги, из глаз текли слёзы, зубы стучали друг о друга. Такая жертва даже умереть не может достойно и в этот момент зелёные зрачки слегка сузились, изображая самый настоящий гнев, после чего последовало резкое движение, разорвавшее одним махом жертву на части. Тело, хлюпая рухнуло в темноте, наконец прекратив своё жалкое существование. Было даже противно брать эту жертву, но благо пара почек и печень не помешают, которые столь удачно упали не столь далеко и кои не были задеты. Подобрав их и слегка протерев, приближенные к ним шаги, наступающие на листья, ощущающие поток немного усиливающегося ветра и только начинающийся дождь, отдалились от сего места.
Они шли и продолжались в глубинах чащи, пока с каждым разом дождь учащался, образовывались лужи, а деревья словно получая удовольствие от сего процесса раскрыли свои спрятанные листья. В миг небо разразилось молчаливой вспышкой озаряя округу и в том числе обладателя этого взгляда. Высокого существа с двумя руками, двумя ногами, на коих были плотные светло-коричневые непромокаемые ботинки, наверху ветровка с удобным велюровым жакетом внутри и тёплые бесшумные плотные брюки. На голове низко опущенная шляпа, что закрывала своей тенью старое лицо с проступившими морщинами, орлиным носом и неопрятной оттопыренной в разные стороны бородой. Шаги продолжались, когда раскаты грома донеслись приятным интересным звуком, подхватываемые воем ветра.
Мощнейшая гроза, в которую ничто не было видно
В этот миг в руке сверкнуло нечто – это был небольшой топорик, а в другой та самая печень и почки, что ловко разглядел идущий, подходя к одному из деревьев, что так хорошо его охранял от дождя. Достав из внутреннего кармана плотный материал, чем-то напоминающий пластиковую скатерть, он расстелил её у дерева, где и присел, попутно откусывая небольшой кусок печени, а затем протерев краем ладони усы. Его взгляд оставался всё таким же безразличным и холодным, когда он услышал резкие рывки впереди себя. Очи быстро уловили приближающегося – представитель семейства псовых с красивым светло-оранжевым, а теперь тёмно-оранжевым окрасом. Это был лисёнок, который приблизившись начал шипеть, внезапно встретив противника, на что сидящий сразу же отобразил резкий оскал, оголяя острые белые зубы. Лисёнок испугался и тут же прижавшись к мокрой земле закрылся клубочком.
Тогда убийца изменился в лице и со взором, в коем слегка промелькнуло странное высшее чувство отломил кусок печени в одно движение, отложив топорик и кинул лисёнку. Тот резко подпрыгнул от испуга, отбежав назад. Какое-то время он находился всё в том же положении, когда начал приближаться, принюхиваясь. Один за другим он начал нюхать, после решившись на лакомство, когда сидящий встал сам и быстро приподняв лисёнка, который опять закрылся в клубок, вернулся на своё место. Они сидели под дождём, освещаемые ударами молнии и слушая раскаты грома с воем ветра, закрытые под плотную ветровку бородатого, некто, который предложил ещё немного своей добычи. Лисёнок сразу же изменился и проявил то, что запрещено демонстрировать – доброту и простоту, своё состояние слабости.
– Гм, – наконец заговорил кормящий и поедающий мясо сам. – Хорошо, что ты открылся. Мне ты можешь, но никому боле, особенно перед жертвами.
Лисёнок внимательно слушал, как будто всё понимал прекрасно. Через некоторую паузу преступник для жертв добавил:
– Мы с тобой должны держаться вместе, обозначаемые одним красивым словом – Хищник…