Дождь лил не переставая. Капли барабанили по железному козырьку, отскакивали от него, вливались в поток, бегущий из водосточной трубы, растекались по двору. Две больших канавы по краям дороги не справлялись с напором, и площадь перед домом превратилась в настоящее озеро.
Я грустно вздохнула. Ненастье. Обычное кроненгаудское ненастье. Низкие серые тучи зацепились за шпили Амвьена еще вчера утром, и с тех пор так ни на дюйм и не сдвинулись. Висят и висят.
– Эви, ты долго будешь стоять у окна? Отойди, а то, не ровен час, продует.
В голосе леди Шарлотты прозвучало беспокойство. Интересно, искреннее оно или нет?
– Эви, ты слышала? – не отставала тетушка.
Хотя, какая она тетушка? Четвероюродная сестра моей матушки, по какой-то нелепой прихоти воспылавшая ко мне внезапными родственными чувствами.
– Эви? – в голосе леди Шарлотты прозвучал металл.
Когда опекунша переходила на «свинцовый тембр», благоразумнее было послушаться. Это я уже успела понять.
– Сейчас, – тихо сказала в ответ, а потом задернула занавеску, подошла к камину и протянула к огню озябшие руки. Тонкие, белые, изящные, забывшие, что такое физический труд. И то! Разве можно считать трудом вышивание картин и составление букетов? Или вклеивание в альбомы фотографий и устройство гербариев из засушенных цветов? Нет, конечно.
– Эви, подойди ко мне, присядь.
Леди Шарлотта легонько похлопала ладонью по дивану, указывая, куда именно я должна присесть.
– Да, миледи.
Оказавшись в опасной близости от своей благодетельницы, я почувствовала, как привычно засосало под ложечкой. Мерзкое ощущение. Вроде бы, ничего плохого не происходит, а ты все ждешь, ждешь, ждешь… И это ожидание сводит с ума, заставляя искать подвох даже там, где его нет.
– Дорогая, да ты вся дрожишь! – воскликнула герцогиня. – Мэри, принеси леди Эвелин теплую шаль, – обратилась она к служанке.
– Слушаюсь, миледи, – присела в книксене низенькая круглолицая Мэри.
Ее пушистые курчавые волосы, с которыми не могла совладать ни одна щетка, привычно выбились из-под наколки и застыли вокруг лица яркими рыжими всполохами.
– И скажи Марте, чтобы приготовила глинтвейн.
– Слушаюсь, миледи, – снова повторила Мэри и незаметно, как и подобает идеальной служанке, вышла из гостиной, а я настороженно покосилась на тетушку.
Леди Шарлотта выглядела уставшей. Резкие морщины в уголках рта, бледная кожа, мешки под глазами. Красивое, с правильными чертами лицо сейчас казалось слегка увядшим.
– Дай мне свою руку, Эви, – тихо сказала герцогиня.
Я протянула ладонь, и холодные пальцы впились в кожу запястья. В локоть словно ледяной молнией ударило, и я невольно дернулась, но герцогиня держала крепко.
– Завтра я отвезу тебя к портному, – искоса взглянула на меня леди Шарлотта. В ее черных, глубоко посаженных глазах отражалось кроненгаудское ненастье. – Выберешь парочку вечерних платьев.
– Разве у меня недостаточно нарядов?
Я удивленно уставилась на благодетельницу.
За те три месяца, что провела в Амвьене, я успела обзавестись целым десятком всевозможных платьев и костюмов. У меня за всю жизнь столько не было. Сколько себя помню, наша семья всегда едва сводила концы с концами, и даже деньги, что достались маменьке после смерти ее крестной, леди Грив, ничем не смогли помочь – они сразу же ушли в оплату долгов. Да у меня нарядного платья отродясь не водилось. А тут – и три прогулочных костюма, и пять вечерних платьев, и четыре утренних, и новое батистовое белье!
– Конечно, недостаточно, глупышка, – усмехнулась леди Шарлотта. Ее щеки слегка порозовели. – Тебе нужны еще как минимум четыре вечерних туалета, два костюма для верховой езды, ну и, разумеется, бальный наряд, – тонкие губы растянулись в улыбке. В глазах промелькнул жестокий темный огонек. Магия. Губительная магия Поглотителей.
Мне стало не по себе. Что, если однажды леди Шарлотта не сдержится и заберет мою жизнь? Вряд ли ее остановят родственные чувства – жила же она спокойно пять лет, зная, что вся моя семья погибла во время эпидемии виры, а меня приютила из милости леди Вонк? Вот, кстати, еще один вопрос, который до сих пор остается без ответа. Почему герцогиня вспомнила о нашем родстве именно сейчас? Сама она как-то сказала, что рассчитывает сделать меня наследницей своего имени и состояния, но мне с трудом верилось в подобную щедрость. И все три месяца я присматривалась и прислушивалась, пытаясь решить, что же на самом деле скрывается за щедростью леди Шарлотты, но приставать к ней с вопросами не решалась. Да и кто бы на моем месте решился?
– Ты боишься меня, Эви? – словно почувствовав мой страх, тихо спросила леди Шарлотта. А может, и почувствовала? Что я знаю о Поглотителях? Что вообще мы все о них знаем? В Кроненгауде не принято говорить о магии темных, не любят они, когда кто-то пытается раскрыть их тайны, потому и не приветствуют лишние разговоры и расспросы.
– Нет, миледи, – ответила я, настороженно глядя в пугающе черные глаза.
– Надеюсь, это так, и ты мне не лжешь, – в тихом надтреснутом голосе послышалась грусть. Она казалась такой искренней, такой неподдельной.
– Нет, миледи, – снова ответила я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно убедительно, а сама задумалась. Как же все-таки узнать, для чего герцогиня вытащила меня из Аухвайне и поселила в своем доме?
– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – проницательно посмотрела тетушка.
Интересно, как ей это удается? Стоит только о чем-то подумать, а леди Шарлотта уже об этом знает!
– Да, миледи, – собравшись с духом, ответила я и вскинула голову. Глупая привычка, оставшаяся с детства. Маменька постоянно ругала меня за нее, но так и не смогла до конца искоренить «зловредный сорняк» в моем воспитании. К слову сказать, леди Вонк это тоже не удалось, хотя методы у нее отличались от матушкиных большей радикальностью.
– Ваша магия.
Я посмотрела на герцогиню и постаралась придать лицу наивное выражение.
– Вы расскажете мне…
Договорить я не успела. Черные глаза затянуло льдом. Бледные губы сжались в тонкую полоску.
– Мы не будем говорить о магии, Эвелин, – голос тетушки мог заморозить воду.
Я даже покосилась на стоящий на стеклянном столике графин, и мне почудилось, что на его хрустальных стенках появилась изморозь.
– Я предупреждала тебя, что ты не должна задавать лишних вопросов.
Казалось бы, высокий мелодичный голос и так звучал невыносимо холодно, но с каждым новым словом он становился просто невозможно ледяным.
У меня по спине пробежали неприятные мурашки.
– Ты слышишь, Эвелин? – тонкие пальцы сжались сильнее, и острые ногти пронзили кожу запястья.
– Да, миледи.
Ох, как же мне хотелось вырвать ладонь из захвата герцогини! Но я не смела.
Минуты бежали одна за другой, рука занемела, тишина казалась давящей.
– Иди к себе, Эви, – неожиданно сказала леди Шарлотта и выпустила мое запястье.
– Леди Эвелин, ваша шаль.
Мэри возникла рядом так тихо, что я вздрогнула и отшатнулась. Шелковая бахрома мазнула по кисти. На секунду мне показалось, что меня коснулась холодная змея, но я постаралась успокоиться и молча взяла у служанки расшитый яркими цветами палантин.
– Глинтвейн будет готов через минуту, миледи, – доложила Мэри.
– Отнесешь его в мою комнату, – тихо сказала леди Шарлотта и отошла к окну, словно не желая меня больше видеть. А может, так оно и было?
– Темной ночи, леди Шарлотта, – сказала я прямой, обтянутой пепельным атласом спине.
– Темных снов, Эви, – послышалось в ответ традиционное пожелание, но в голосе герцогини не было ни капли былого тепла.
Я смотрела на застывшую на фоне серого квадрата окна худощавую фигуру, в который раз пытаясь понять, что представляет из себя моя тетя и чего от нее ждать. Если бы разобраться в этом было так просто!
– Принести глинтвейн к вам в комнату, леди Эвелин? – тихо спросила меня Мэри.
Она была милой девушкой и всегда старалась прислушиваться к моим желаниям.
– Не нужно, – также тихо ответила я, и пошла к выходу.
В отведенной мне комнате было прохладно. Дрова в камине громко трещали, обещая жарко натопить большую, вытянутую в длину спальню, но, как и всегда, эти обещания оставались пустыми, а комната – холодной. Наверное, по-другому тут и быть не могло, ведь леди Шарлотта, как и большинство аристократов, не признавала технического прогресса, называя его «зловонной отрыжкой человеческого разума», и, соответственно, не пользовалась его плодами. И это в то время, когда в Амвьене уже многие обзавелись котлами, отапливающими дома при помощи нагревающихся пластин, а яркие бирольные лампы заменили старинные магические ары! И почему Высшие так привержены унылой старине?
Я привычно поежилась, плотнее закуталась в шаль и подошла к письменному столу, на котором лежал раскрытый Атлас мира. Взгляд упал на огромную, выделенную жирной черной линией Дарт-Остенскую империю. Собственно, империей она стала не так давно. Еще десять лет назад на землях древней Экопеи было три отдельных королевства: Дартштейн, Кроненгауд и Остенбрюге. А потом дартский король Вильгельм воспользовался каким-то новым оружием, разработанным его магами, и захватил Кроненгауд и Остенбрюге, а за ними – и соседние Вакарию и Уждоль, и теперь империя занимает всю западную часть материка. Как говорил мой отец, дарты всегда были слишком жадными до чужого и любили прибрать к рукам то, что плохо лежит. Впрочем, чему тут удивляться? У нас в Кроненгауде даже поговорка есть – видишь дарта, перейди на другую сторону улицы, пока не попал в неприятности!
Я усмехнулась и перевернула лист. Вот наш Кроненгауд. Небольшой, состоящий всего из нескольких областей, каждая из которых выделена своим особым цветом. Взять, например, Кольдинг, один из северных уделов королевства. На карте он синий, как лед Вьены. Рядом с ним – желтый Ахгау, край бескрайних холмов и вересковых пустошей. А справа, у кромки Ненгаудского моря, – зеленый Штоллен. Там располагаются дорогие морские курорты и летняя резиденция принца Альберта. А вот мой родной Артам. Темно-серый, как пыль на улицах его городов.
Я провела пальцем по извилистым линиям границы и коснулась маленькой черной точки. Аухвайне. Небольшой шахтерский городок, в котором я прожила все девятнадцать лет своей жизни. Интересно, леди Вонк нашла кого-нибудь на мое место? Вспомнилась крошечная комнатушка на чердаке, хрусткий лед в тазу с водой и треснутый кувшин для умывания, темное бумазейное платье и грубый шерстяной фартук, которые я надевала каждое утро, прежде чем спуститься вниз и растопить печи и камины.
Я покосилась на глубокий, отделанный дорогим розовым мрамором очаг – не чета тем, что мне доводилось разжигать. Если бы он еще мог нагреть эту роскошную спальню!
Внутри мелькнула шальная мысль. Может, попробовать договориться?
Я с сомнением разглядывала пылающий огонь. Что будет, если леди Шарлотта узнает о моих необычных способностях? Вдруг они ей не понравятся? Или, наоборот, понравятся, и она попытается найти им применение? Нет, лучше не рисковать. Герцогиня Авенау – это вам не леди Вонк, у нее и мозгов, и магии куда как больше, и она с легкостью сумеет сложить два и два. Еще бы! Не может обычный бытовик общаться с огнем. Значит, что-то тут не так, и леди Шарлотта обязательно выяснит, что.
Пламя загудело, облизнуло желтое полено и, сыто икнув, выплюнуло на решетку золотые искры. Они вспыхнули, зашипели, рассыпались яркими точками, оставляя тонкий слой пепла – белого, с тлеющими красными глазками и мелкими черными завитушками.
Мне нравилось смотреть на огонь. Было в нем что-то волшебное, то, что будило внутри воспоминания детства: небольшую, уютную гостиную, маму, сидящую у окна и штопающую чулки, играющего с деревянными солдатиками Ульрика, папу, читающего взятую у соседа газету. Тер Олаф всегда делился с нами свежей прессой, потому что, как и папа, любил порассуждать о политике. «Вот что я вам скажу, лорд Браге, – говорил он, попыхивая трубкой. – Не доведет нас империя до добра, попомните мои слова». А папа соглашался с ним и повторял свою излюбленную поговорку про дартов, у которых слишком длинные руки.
Я вздохнула и подошла к камину. Эх, если бы можно было вернуться обратно в детство, снова увидеть родителей и брата…
Огонь осторожно подкатился к моим ладоням, словно принюхивающаяся собака, и в этот момент сквозь шум дождя я расслышала доносящийся снаружи слабый шорох. Что за чудеса? Любопытство толкнуло вперед, я прокралась к окну, осторожно отодвинула занавеску, приникла к стеклу и замерла, разглядывая лежащего под кустами можжевельника человека. Мужчина. Это был мужчина. Он скрючился под низкими хвойными лапами и смотрел на меня затравленным, измученным взглядом, каким смотрит обычно загнанный зверь. Дождь затекал за воротник его измазанного грязью сюртука, хлестал по лицу, крупными каплями падал с распущенных светлых волос на лоб и щеки, стекал по шее.
Единый, да он же едва живой! Откуда этот несчастный тут взялся? Как сумел пробраться мимо охраны?
Я разглядывала измученное лицо, невольно отмечая, что у мужчины красивые правильные черты и высокий лоб, и что, несмотря на плачевный вид, он явно не беден. Об этом говорил и покрой сюртука с модным острым воротником, и выглядывающая из-под него белая манишка. Правда, сейчас она была, скорее, серой, но это из-за дождя и садовой грязи.
Пока я рассматривала чужака, тот так же пристально рассматривал меня. Не знаю, что он увидел, но взгляд мужчины изменился, и в мою сторону протянулась рука.
«Помогите», – прочитала по шевельнувшимся губам.
Внутри что-то дрогнуло. Я бросила взгляд на правое крыло особняка, где светились окна тетушкиной спальни, подумала пару секунд, прикидывая, что могу сделать и как незаметно выбраться из дома и, накинув темный плащ, выскользнула в коридор. Боялась ли я, что незнакомец может причинить мне зло? Немного. Но не откликнуться на отчаянный призыв не могла. Так было принято в моей семье – если человек в беде, ему обязательно нужно помочь. Жаль только, что когда мы сами оказались в беде, не нашлось никого, кто протянул бы руку, и болезнь унесла моих родных, которых можно было бы спасти, если бы у нас нашлись деньги на шергенскую настойку. Но их не было. И не только у нас. Виру не зря назвали «эпидемией бедняков». Лекарство, которое поднимало на ноги даже самых безнадежных, стоило тридцать золотых. Баснословная сумма. Не знаю, почему я выжила, доктора потом долго удивлялись, а я, очнувшись от липкого двухнедельного бреда, узнала, что никого из моей семьи больше нет. Ни папы, ни мамы, ни брата. И что все знакомые, к которым мама обращалась за помощью, ей отказали.
Наверное, именно тогда я и дала себе обещание никогда не проходить мимо тех, кому могу помочь.
В просторном холле было темно. Парочка аров были слишком тусклыми, чтобы осветить огромное пространство, и лишь парадная лестница таинственно поблескивала витыми позолоченными балясинами.
Я постояла немного, прислушиваясь к тишине особняка.
«Только бы тетушка не спустилась вниз, – стучало внутри. – Только бы не встретить никого из слуг!»
Мне повезло. Прислуга в этот час собиралась за ужином в подвале, а леди Шарлотта привычно читала перед сном в своей комнате.
Я осторожно вышла из дома, аккуратно прикрыла за собой тяжелую кованую дверь и пробралась вдоль стены под окна своей спальни. Мужчина был там. Он так и лежал, согнувшись каким-то невероятным образом, словно пытаясь слиться с ветками можжевельника, и заметить его в опускающейся на сад темноте было сложно.
– Кто вы? – спросила незнакомца.
Страх исчез. Остались только жалость и желание помочь. Да и чего бояться? Видно же, что этот несчастный сам смертельно напуган.
– Помогите, – попытавшись разогнуться, пробормотал мужчина. – Меня ищут. Я… Я не совершил ничего дурного. Пожалуйста!
Он побледнел, голос его звучал едва слышно, прерываемый стуком зубов, и я с трудом смогла разобрать произносимые слова.
– Кто вас ищет? Вы ранены?
– Нет. Пожалуйста…
Мужчина не договорил. Он опустил голову на руки и дышал так тяжело, как будто пробежал несколько десятков рье.
– Они найдут… и повесят меня… А я не делал… Не делал!
Последнее слово он выкрикнул хриплым шепотом.
И столько отчаяния слышалось за ним, столько боли было в усталых, покрасневших то ли от недосыпа, то ли от напряжения глазах, что я не стала раздумывать.
– Идти сможете? Я спрячу вас на конюшне. Переночуете и придете в себя, а завтра мы решим, что делать.
Мужчина шевельнулся и попробовал подняться, но пошатнулся и снова свалился в грязь.
– Подождите. Обопритесь на меня, я вас доведу.
Раньше мне часто приходилось сопровождать домой пьяного лорда Вонка. И зачастую нужно было попросту тащить его на себе, так что подобные «походы» были мне привычны.
– Вот так, держитесь за мои плечи. А теперь идем. Потихоньку. Осторожно.
Я переставляла ноги, придавленная тяжелым телом, и думала про себя, что за неполные три месяца уже успела отвыкнуть от обыденных «развлечений» моей недавней жизни.
– Аккуратно, тут яма, – предупредила своего подопечного, когда мы завернули за угол. – Потерпите, уже немного осталось.
Мужчина тяжело дышал и с трудом делал крохотные шаги, и мы передвигались гораздо медленнее, чем хотелось бы. Темнота была еще недостаточно густой, и я боялась, что нас могут увидеть. Мало ли – может, конюхи выйдут покурить, или лакеи надумают воздухом подышать? Но, слава Единому, все обошлось, и мы, никого не встретив, добрели до конюшни.
Высокие двери закрылись за нами, я щелкнула пальцами и затеплила маленький огонек. Он застыл в воздухе робкой светящейся точкой.
– Вот, тут вам будет удобно, – устроив незнакомца в одном из пустующих стойл, распрямилась и посмотрела по сторонам. В соседней, отделенной колоннами и дощатой стеной половине, стояли в загонах породистые дартские жеребцы. Они похрупывали сеном и изредка смешно пофыркивали, в дальнем углу старинной каменной конюшни еле слышно пищали мыши. А здесь, в карантинной половине, в которой обычно держали приболевших лошадей, было пустынно и тихо.
– Я сейчас принесу вам немного еды, а вода есть в бочке, она чистая. Если хотите…
Я зачерпнула ковшом и поднесла незнакомцу.
– Благодарю, милая девушка, – отдышавшись и отпив несколько глотков, поднял на меня глаза мужчина. – Если бы не ваша доброта…
Он не договорил, нахмурившись и настороженно подняв руку, словно призывая меня к молчанию. Я прислушалась. За стенами раздавался лай собак и грубые мужские голоса.
– Орсон, за кустами посмотри! – прозвучало совсем близко. – Он не мог уйти, тут тупик.
Так и было. Дом леди Шарлотты выходил на улицу Оллен-брау, которая заканчивалась высокой глухой стеной.
– Это они! – вцепившись в мою руку, прошептал побледневший незнакомец. – Не выдавайте меня, умоляю!
– Кто – они?
– Магический патруль!
На высоком лбу выступил крупный пот. Меня и саму едва в пот не бросило.
Патруль магов? Вот уж упаси Единый попасть к ним в лапы! Про Черную стражу в Кроненгауде ходили самые страшные слухи. И про бесчеловечные пытки, которые они применяли, и про Чтецов, выворачивающих сознание несчастных узников наизнанку, и про ужасы тюрьмы Саухвайне.
Я смотрела на мужчину, внимательно разглядывая его лицо. Как же он попал в лапы магстражи? Правильные черты, умные голубые глаза, ровные густые брови, светлая щетина на щеках. Как сказала бы леди Вонк, породу и под попоной не скроешь.
Что же он натворил? Впрочем, что бы он ни сделал, но выдать его черным мундирам – все равно, что обречь на верную смерть.
– Не бойтесь, – сказала как можно тверже и посмотрела на беглеца. – Здесь вас никто искать не будет.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Да и как могло быть иначе? Разве рискнет кто-то обыскивать дом герцогини Авенау?
Я прислушалась к приближающемуся лаю.
– Лежите тихо, я вас сейчас сеном прикрою, чтобы конюхи не заметили, но они обычно сюда не заходят. Главное, утром не шумите.
Конюшня у леди Шарлотты была особенной. Большая, построенная во времена Эдуарда Смелого, она казалась настоящим памятником эдвардианской архитектуры. Толстые стены, арки и колонны, барельефы на фасаде и скульптуры при входе. Не конюшня, а настоящий дворец!
– Вы действительно уверены, что меня не найдут? – в голубых глазах застыла тревога.
– Ведите себя тихо, и все будет хорошо. Сюда месяцами никто не заглядывает.
– Мне бы только пару дней отсидеться, а потом я уйду, – заверил меня незнакомец.
Я не стала ничего говорить. Окинула взглядом помещение, подумала немного, сгребла лежащее в противоположном углу сено поближе к мужчине и подтянула оставшуюся от Снежка попону.
– Давайте я вас прикрою. Так и теплее, и надежнее.
Беглец ничего не ответил. Он все еще напряженно прислушивался к раздающемуся за стенами лаю.
– Не бойтесь, вас не найдут. Главное, никуда не выходите.
Я еще раз посмотрела на вжавшегося в стену незнакомца, и пошла к выходу.
За воротами конюшни было прохладно. Дождь наконец-то стих, оставив после себя огромные лужи. Ветер пробрался под тонкий плащ, заставив поежиться, и я бегом припустила к дому, мечтая поскорее оказаться в тепле.
– Страут! Ты в кустах хорошо смотрел? – послышался из-за забора грубый мужской голос.
– Нет там никого! – ответил ему другой, низкий и простуженный, и его обладатель тут же закашлялся. – Проклятая погода! Угораздило ж треклятого висельника именно сегодня сбежать.
Висельника? Выходит, несчастного беглеца в Амвьен на казнь привезли? Святые небеса! Только этого не хватало!
В Амвьене – бывшей столице королевства – находилась тюрьма для совершивших преступления магов. Их свозили со всего Кроненгауда. Кто-то оставался в Саухвайне на долгие годы, а кого-то сразу казнили на Висельной площади. Там стоял почерневший от времени и пролитой крови эшафот, и редкий год обходился без очередного повешения или отсечения головы.
Вот и моего несчастного подопечного, видимо, привезли на казнь. Страшная участь.
Я осторожно, стараясь не шуметь, прокралась в дом и добралась до своей комнаты.
«Слава Единому, никто не заметил!», – с облегчением вздохнула, убирая магией приставшую к подолу грязь. Правда, не успела порадоваться своей удаче, как в дверь постучали.
– Да?
– Леди Эвелин, Ее светлость велели вам подойти в гостиную, – просунулась в открывшийся проем голова Мэри.
– А что случилось?
Я старалась говорить спокойно, даже немного сонно, а сама пыталась встать так, чтобы служанка не заметила влажный подол моего платья.
Но Мэри была так взбудоражена, что ничего вокруг не видела.
– Ох, леди Эвелин, там полный дом солдат! Говорят, висельник какой-то сбежал, опрашивают всех, не видел ли кто высокого худощавого тера в сером костюме.
Я постаралась выровнять сбившееся дыхание. Неужели стражники будут обыскивать дом?
– Ты иди, Мэри, я сейчас приду, – отослала я служанку, а сама, дождавшись, пока веснушчатое лицо исчезнет за дверью, с помощью простенького заклинания быстро привела себя в порядок, поправила растрепавшиеся волосы и вышла из комнаты.
В коридоре было шумно. Слуги встревоженно шушукались, в холле застыли двое стражников в ненавистных черных мундирах, перед гостиной толпились лакеи и горничные. Увидев меня, они моментально замолчали и расступились.
– Проходите, леди Эвелин, – поклонился дворецкий Гроу, пропуская меня вперед. Его лысина блеснула в свете ламп, как раскрашенный золотом праздничный орех. – Миледи вас ждет.
Я кивнула и вошла в распахнувшиеся двери. В нос ударило запахом мокрой псины и крепкого табака, а в глазах потемнело от заполонивших комнату солдат. Это от их промокшей черной формы шел такой неприятный одуряющий дух.
– Эви, – посмотрела на меня тетушка.
Она сидела в кресле у окна и опиралась на свою любимую трость из черного дерева. Тонкие, унизанные кольцами пальцы крепко сжимали серебряный набалдашник.
– Подойди, – тихо сказала герцогиня.
Она чуть повернула голову и высокий ворот старомодного пепельного платья распахнулся, открывая хрупкую белую шею. Большие выразительные глаза мрачно блеснули на бескровном лице. Они казались бездонными колодцами, наполненными черной, мерцающей водой, и я невольно поежилась, столкнувшись с ними взглядом. Пожалуй, никакой магстраже не сравниться с моей опекуншей в умении вызывать ужас! Казалось бы, всего одно движение бровей, а у меня между лопатками холодные мурашки бегут.
– Эвелин, эти теры хотят знать, не видела ли ты кого-нибудь из окна своей спальни?
Голос герцогини звучит тихо и устало.
– Кого, миледи?
Я посмотрела на тетушку, стараясь придать лицу простодушное и немного наивное выражение. С моей внешностью это было не так уж сложно. Светлые вьющиеся волосы, большие зеленые глаза, пухлые яркие губы, ямочки на щеках – кукла, да и только. Оставалось только почаще хлопать ресницами и не забывать изредка удивленно округлять рот.
– Мужчину, Эви, – герцогиня поморщилась, словно это слово причиняло ей боль.
– Нет, миледи. Я не видела никакого мужчину, – покачала головой и для пущей убедительности смущенно вздохнула и посмотрела на солдат. Как бы намекая, что предположение о том, что под окнами молодой девушки может находиться мужчина – просто оскорбительно. И они не смеют задавать мне такие вопросы.
Стражники неловко замялись.
– А что случилось? – дождавшись, пока они сполна проникнутся осознанием собственной вины, повторила свой недавний вопрос.
– Простите, Ваша светлость, но мы вынуждены будем осмотреть дом, – не отвечая на мой вопрос, нахмурился один из стражников. Высокий, крупный, с длинным горбатым носом и с красными нашивками на черном мундире, он, видимо, был тут главным и во что бы то ни стало хотел найти беглеца.
У меня внутри все сжалось. Если обыщут конюшню – мне конец! Надо что-то делать. Но что я могу? Как отвлечь стражей? Упасть в обморок? Скорчиться от боли? Устроить пожар? Или…
Я из-под ресниц посмотрела на тетушку. Неужели она позволит собой командовать?
– Исключено, – оправдывая мои ожидания, холодно произнесла леди Шарлотта. – В моем доме нет никаких висельников. И ни один из моих людей не посмел бы укрывать преступника.
Она голосом выделила эти «моих» и «в моем», как бы давая понять всю абсурдность подобного предположения. Все-таки я не ошиблась в оценке тетушкиного характера. Герцогиня не терпела, когда кто-то пытался диктовать ей условия, и именно это могло спасти моего подопечного.
– И все же, – не отставал носатый. – У нас есть полномочия проводить обыск в любом доме Амвьена.
– Тер Мерден, я потратила на вас достаточно времени. Если вы не знаете, мой покойный супруг был дипломатом, и на наш дом не распространяются законы о досмотрах и обысках. Предлагаю вам немедленно удалиться, – тон герцогини стал нестерпимо-ледяным. – И людей своих заберите.
Она поднялась, отставила руку с тростью и надменно посмотрела на стражников.
– Ваша светлость, вы не понимаете, – попытался уговорить ее Мерден. – Сбежал важный государственный преступник, от поимки которого зависит благополучие всей империи. Если мы его не найдем…
– Я не намерена повторять дважды, – процедила герцогиня и посмотрела на замершего у дверей дворецкого. – Гроу, проводи теров за ворота и убедись, что никого из них не осталось в доме.
Она высокомерно посмотрела на застывших мужчин.
– Эвелин, а ты иди к себе, – достался мне чуть более мягкий взгляд. – Доброй ночи, дитя.
– Доброй ночи, леди Шарлотта, – поторопилась проститься я и торопливо выскользнула за дверь.
После ухода стражников в особняке еще долго было шумно. В коридоре первого этажа шептались слуги, по лестнице, вызываемые герцогиней, то и дело бегали горничные, слышался звон стекла и звяканье посуды – видимо, леди Шарлотта посылала девушек за нюхательными солями и шайской настойкой.
Я тоже не могла успокоиться и расхаживала по комнате, выжидая, пока переполох, вызванный вторжением солдат, сойдет на нет. Душа была не на месте. Как там мой подопечный? Только бы он не надумал выйти из конюшни! Только бы никто из конюхов не зашел в карантинную половину! Только бы стража убралась подальше от дома! Как много этих «только бы»…
Наконец, когда я уже извелась от волнения, слуги разошлись, и все звуки за дверью стихли. Выждав еще немного для страховки, я прокралась на кухню, достала из буфета оставшийся от ужина пирог с зайчатиной, отрезала большой кусок, прихватила бутыль с молоком и осторожно выскользнула из дома. Что ж, годы жизни в семье леди Вонк не прошли даром. Я умела передвигаться быстро и бесшумно, а если было необходимо – то и совершенно незаметно. Еще бы! Когда леди Вонк была не в духе – а она была не в духе пять из семи вечеров в неделю, – мне приходилось буквально сливаться со стенами, чтобы не попасться ей на глаза. Весь день леди Амалия проводила наверху, в своей спальне, а как только на Аухвайне опускалась темнота, моя «благодетельница» – как она сама себя называла – спускалась вниз и норовила излить дурное настроение на всех, кто попадался под руку. А кто под нее мог попасться? Либо я, либо кухарка, либо несчастный лорд Вонк. Вот мы и норовили сбежать куда подальше: лорд Вонк – в портерную, Милли – на кухню, а я – к себе в комнату.
Воспоминания заставили поморщиться. Нет, каким бы непонятным ни было мое настоящее, это все же лучше, чем терпеть бесконечные тычки и попреки.
Я дошла до угла, свернула на каменную дорожку и, оглядевшись по сторонам, припустила к конюшне. Мимо густых зарослей орешника, мимо одноэтажного домика, где жили работники, мимо большой каменной поилки для лошадей. Запыхавшись, добежала до дверей, юркнула в приоткрытую щель и остановилась, пытаясь разглядеть в свете магического светлячка своего подопечного.
– Эй? Вы здесь? – шепотом спросила у настороженно притихшей темноты.
В углу послышался шорох. Куча сена дрогнула. Из нее появилась рука, потом – голова, и на меня уставились настороженные глаза. Увидев, что я одна, беглец шумно выдохнул, отер со лба пот и без сил облокотился на беленую стену. Он был в измазанной кровью сорочке и неловко прижимал к груди ладонь.
– Не бойтесь. Я вам еды принесла. Вот, поешьте.
Я достала из кармана сверток с пирогом и сделала шаг вперед.
– Вот, поешьте
В то же мгновение в углу что-то ярко вспыхнуло, раздался громкий треск, и я зажмурилась. А когда открыла глаза, мужчины уже не было. Только на каменном полу валялся его перепачканный грязью сюртук.
Я смотрела на серые тряпки и сама не понимала, что чувствую. Страх? Немного. Удивление? Да, пожалуй. А еще – растерянность. Куда он делся? Это что – какая-то магия? Но ведь у незнакомца были голубые глаза, а это верный признак отсутствия дара.
В Кроненгауде существовала простая шкала одаренности, по которой легко определялся уровень магии – цвет глаз. Самыми сильными были черноглазые аристократы, входящие в Первую когорту магов и занимающие наиболее высокое положение в королевстве; сразу за ними шли обладатели карих глаз, принадлежащие ко Второй когорте. Как правило, все они были уважаемыми людьми, имеющими вес и влияние в обществе. Следом шли те, кто, как и я, имел зеленые глаза, – этакие середнячки, владеющие обычной бытовой магией. А вот те, чей цвет колебался от серого до голубого, не обладали даже зачатками магии. У нас, в Кроненгауде, таких было большинство. Но, в отличие от соседнего Дартштейна, отсутствие дара не слишком влияло на положение в обществе. Нулевики или схельды встречались и среди дворян, и среди торгового люда, и среди духовенства. Правда, высшая аристократия, к которой принадлежала леди Шарлотта, состояла исключительно из тех, кто смотрел на мир черными, как смола, очами.
Я зажгла огонек поярче и огляделась по сторонам. Как же незнакомцу удалось исчезнуть? Что это за магия такая? И почему он просил помощи, если мог сразу вот так исчезнуть? Непонятно. Но если его привезли в Саухвайне, тюрьму для магов, значит, он все-таки маг? Или нет?
Я подняла с пола сюртук и внимательно его осмотрела. Ткань дорогая, сразу видно, что сшито на заказ, а не в магазине куплено. Да вот же и бирка мастера – «Гаэр Рошельи». Один из модных остенских кутюрье, у него вся золотая молодежь Остенбрюге одевается, я сама слышала, как леди Вонк рассказывала об этом заглянувшая к ней в гости подруга. Та как раз вернулась из столицы Остена – Вассау, и спешила похвастаться полученными впечатлениями, ну а я, как всегда подслушивала за дверью. Это был единственный способ узнать, что происходит за пределами Аухвайне.
Пальцы мяли тонкое сукно, а я глядела на тонкую шелковую подкладку, на ровные стежки, на фигурные накладки и размышляла. Выходит, до того, как попасть в тюрьму, незнакомец жил в Остене и вел довольно обеспеченную жизнь? Очень интересно. Надо бы карманы проверить. Так, и что тут? Давно потерявший белизну батистовый платок, обломок булавки и тускло блеснувшая монетка. Полрена.
Я повертела потертый медяк и усмехнулась.
Что ж, буду считать это благодарностью за спасение. В моем положении даже эта мелкая монетка лишней не будет. Нет, я ни в чем не нуждалась, но леди Шарлотта никогда не давала мне наличных, а своих у меня не было. Впрочем, когда я жила у леди Вонк, у меня их тоже не было, так что сейчас я чувствовала себя едва ли не богачкой. На полрена можно купить большой кроненский леденец. Или кулек пармских орешков. Или… Нет, я потом придумаю. Сначала нужно от одежды избавиться. Кем бы ни был незнакомец и куда бы он ни испарился, лучше сделать все, чтобы от него не осталось никаких следов.
Я зажгла огонек поярче, переворошила сено, проверяя, нет ли там еще каких вещей, а потом придала ему прежний вид, выскользнула за двери и припустила к дому, молясь про себя, чтобы никто не заметил моих передвижений. Не хватало еще попасться!
Мокрая брусчатка скользила под легкими домашними туфельками, как каток в Аухвайне, с веток растущих вдоль дорожки кленов за шиворот падали холодные капли, теплая шерстяная шаль покрылась мельчайшей водяной пылью.
Мне повезло. Никем не замеченная, я прошмыгнула в дом и настороженно огляделась. Все тихо. В холле и в коридоре ни души. Дверь в комнату открылась бесшумно – все-таки недаром раз в неделю петли маслом смазывала, как чувствовала, что пригодится! Вот уж действительно, старые привычки так легко не исчезают.
Я достала из-под плаща бутыль с молоком и пирог, спрятала их на подоконнике, за шторой, а потом вытащила туго свернутый сюртук, кинула его в камин и замерла напротив, наблюдая, как неохотно принял тряпичное подношение огонь. Он лизнул влажный рукав и тут же отпрянул, пробежался по испачканному грязью воротнику и сердито чихнул яркими искрами.
– Ну чего ты? Не упрямься. Ешь скорее!
Наверное, кто-то скажет, что разговаривать с огнем глупо, но за годы жизни у леди Вонк я привыкла к жаркому собеседнику и даже научилась его понимать. Эта способность появилась у меня сразу после болезни. Правда, я никогда и никому о ней не говорила.
– Не хочешь? – посмотрела на свернувшееся клубком пламя. – Невкусно?
Сверкающий рыжий комок торопливо закивал и отполз к кирпичной стене.
– Ты хотя бы попробуй, – продолжала уговаривать упрямца.
Да, это вам не дом леди Вонк, где в каждом камине жил дружелюбный огонек.
– Ну?
Оранжевый язычок дрогнул, коснулся полы сюртука, недовольно фыркнул и перескочил на крупное полено.
– Ладно, тогда придется по-другому. Проэрти, – прошептала заклинание усиления и начертила рукой полукруг.
Вообще-то, огненная стихия неохотно подчиняется чужому давлению, но меня обычно слушает. Правда, здесь, в тетушкином доме, мне еще ни разу не приходилось использовать свои способности к подобным переговорам.
– Ксано, – добавила просьбу-приказ.
Пламя немного подумало, коротко рыкнуло, взмыло под самый дымоход, а потом обрушилось на творение Рошельи и проглотило его без остатка, сыто икнув напоследок.
– Молодчина! – радостно выкрикнула я, но тут же прикрыла рот рукой.
Не хватало еще, чтобы кто-то услышал.
Огонь пыхнул искрами, загудел, зашумел, подкатился к самой решетке и с любопытством выглянул сквозь ее прутья.
Я протянула руку и провела над пляшущими язычками.
– Спасибо. Ты мне очень помог, – шепнула новому огненному другу, разворошила угли, проверяя, не осталось ли где следов серой ткани, и довольная пошла спать.
Утро снова выдалось пасмурным. Тучи, нависшие над столицей, со вчерашнего дня так никуда и не делись. Неповоротливая карета герцогини медленно ехала по лужам Ахвен-штрассе, а ее на скорости обгоняли огромные мобили и крытые механические пролетки, из-под колес которых летели грязные брызги.
Я смотрела в окошко на хищные очертания мобов, и представляла, каково это – сидеть в большом комфортабельном салоне и наблюдать за миром сквозь узкие стекла его окон. У нас в Аухвайне современных мобилей было немного. Точнее, всего три: один принадлежал мэру, второй – главному магу, ну а третий был у городского богача лорда Сиверса. А вот в Амвьене мобами пользовались и дворяне, и зажиточные торговцы, и даже кое-кто из духовенства. Правда, большая часть служителей Единого, как и высшая аристократия, все же придерживалась старых традиций, и не признавала никаких новшеств. Старомодные упрямцы, что с них взять?
А вот я мечтала, что когда-нибудь однажды мне повезет прокатиться с ветерком на самом новом, самом быстром из всех существующих – «Эшлице». Эх, и почему леди Шарлотта так настойчиво цепляется за прошлое? С ее деньгами можно было бы купить сразу несколько мобилей, и менять их хоть каждый день. В понедельник, например, ездить на огромном «Ашвице», во вторник – на юрком «Броке», в среду…
Я так замечталась, что не заметила, как мы доехали до Аустер-вайне – улицы, где располагались самые известные Кроненгаудские Дома мод и магазины для богатых. Мы уже были здесь три месяца назад, когда я только переехала в Амвьен. Тетушка тогда заказывала для меня несколько платьев в известном на всю империю Доме Вандербау, но сейчас мы остановились рядом с другим зданием, помпезным и вызывающим, с импозантным швейцаром на входе и с изящными манекенами в витрине. И это не считая четырех этажей, красного мраморного фасада, черных колонн при входе и позолоты на портике. А завершала бьющее в глаза великолепие сверкающая надпись, скользящая по фронтону магическими огоньками – «Модный Дом Ривери».
– Эвелин, – посмотрела на меня леди Шарлотта, и я поторопилась подать ей руку. – Не спеши, моя дорогая, – спускаясь на залитую водой мостовую, напомнила тетушка. – Иди медленно, не забывай об осанке и о своем высоком происхождении.
Она отпустила мою ладонь и, держа трость немного на отлете, пошла к украшенным позолоченной ковкой дверям Модного Дома. Я двинулась следом, с иронией размышляя, о каком высоком происхождении может идти речь. Моя семья принадлежала к захудалому дворянскому роду, в котором, как в той поговорке, младший сын у младшего сына наследовал дырку от калача. И я слишком хорошо знала собственную родословную, чтобы проникнуться тетушкиными словами. Правда, спину все же выпрямила.
– Ваша светлость.
Высокий пожилой швейцар торопливо распахнул перед нами дверь и согнулся в подобострастном поклоне. Пуговицы на форменном сюртуке блеснули тусклой бронзой, напомнив мне о лежащей в кармане монетке.
– Добро пожаловать в Ривери, миледи! – разогнувшись, пробасил старик.
Леди Шарлотта даже не заметила этого приветствия. Тетушка королевой вошла в полукруглый холл, а я в который раз поразилась тому, насколько величественно она выглядит. Изящная, с идеальной осанкой и с такой же идеально уложенной прической, герцогиня казалась невероятно красивой, даже несмотря на возраст.
Стоило нам войти в просторный, отделанный черным мрамором холл, как тут же раздался высокий, похожий на женский голос.
– Леди Штолль, какая честь! Несказанно рад видеть вас в стенах Дома Ривери!
Из-за колонны нам навстречу кинулся невысокий человечек в сверкающем синем костюме. Интересно, он всех своих клиентов тут поджидает, или это только нам так повезло?
– А эта очаровательная молодая леди…
Он не договорил. Взгляд ярко-зеленых глаз пробежался по мне с ног до головы и замер на лице, впиваясь в него так цепко, что мне даже показалось, будто я чувствую прикосновение тонких паучьих лапок.
– Леди Эвелин Браге, – представила меня герцогиня. – Моя племянница. Эви, это мэтр Ривери, главный модельер Дома.
– Рад, очень рад! – снова повторил человечек и ловко облобызал ручку леди Шарлотты, а потом так же ловко склонился над моей.
На меня пахнуло сладкими духами с отчетливыми нотками пачулей. Помню, матушка как-то обмолвилась, что пачулями благоухают только падшие женщины, и я задумалась, что можно сказать об использующем столь «яркие» духи мужчине.
– Мэтр Ривери, леди Браге нужно подобрать несколько платьев, – тихо сказала герцогиня.
– Разумеется, миледи, – подхватился человечек.
Его лысая яйцеобразная голова блестела почти также ярко, как и бесчисленные бусинки, нашитые на ярко-синюю ткань сюртука, а маленькие, похожие на женские, ручки беспокойно дергались. Так, будто тянули невидимую нить. Да мэтр и сам напоминал паука, беспрерывно ткущего свою паутину.
– Вы же знаете, наши коллекции пользуются неизменным спросом и считаются одними из лучших в империи. Сюда, пожалуйста, – суетился Ривери, забегая вперед и распахивая двери в большой выставочный зал. – Анна! – негромко позвал он, и «нить» в его пальцах забегала еще быстрее. – У нас посетительницы.
На его зов из-за тяжелого бархатного занавеса появилась немолодая, но очень ухоженная тера. Светло-синий костюм сидел на ней, как влитой, приоткрывая ноги в дорогих шелковых чулках. Прическа была уложена волосок к волоску, кожа на лице сияла, и только мелкие, едва заметные морщинки в уголках глаз и на лбу выдавали истинный возраст женщины.
– Анна Варде, старшая продавщица, – представил теру Ривери, обращаясь исключительно ко мне.
Да оно и понятно. Герцогиня, судя по всему, была здесь частым гостем.
– Миледи, – коротко поклонилась тера Варде.
– Коллекцию «Бре-а-дорен», – посмотрел на нее Ривери. – Живо! Присаживайтесь, леди Штолль, – обратился он к герцогине, указывая на стоящие вдоль стены кресла. – И вы, леди Браге. Демонстрация моделей начнется через минуту.
Мы уселись в мягкие, удивительно удобные кресла, на маленьких столиках рядом с ними тут же появились поданые слугами прохладительные напитки и легкие воздушные печенья, а спустя несколько минут занавес поехал в сторону, и на подиум вышли девушки в невероятных нарядах. Юные теры проплывали мимо нас, останавливались, томно смотрели из-под полей шляпок, а я глядела на них во все глаза, от восхищения забыв, как дышать.
Разноцветный струящийся шелк, мягкий, глубоких синих оттенков бархат, шуршащая бордовая и золотая тафта, воздушная белая кисея – все это великолепие принимало самые причудливые формы, превращаясь то в вечерние платья со шлейфом, то в смелые, длиной чуть ниже колена балахоны, какие носили певицы из кабаре «Зордакс», то в легкие утренние наряды, поражающие воображение своей изысканной красотой. А потом появилось оно. Платье. Белое вечернее платье, глядя на которое хотелось задержать дыхание и любоваться, любоваться, любоваться… Маленькие рукава-фонарики, приталенный лиф, небольшой кружевной воротничок. Наряд был невероятно изящным и беззащитно-милым, если подобное выражение можно применить к одежде.
Я смотрела на него и понимала, что оно идеально. И даже представляла, как выглядела бы в этом нежно-зефирном великолепии. Эх, если бы у меня были собственные деньги! Пальцы снова нащупали монетку, и та показалась мне удивительно теплой, даже горячей. Интересно, отчего она нагрелась?
– Тебе что-нибудь понравилось, Эви? – негромко спросила тетушка, когда все девушки выстроились на подиуме.
Я молча кивнула, все еще раздумывая над странным «поведением» монетки.
– Назови номера, – не отставала герцогиня, и мне пришлось переключиться на происходящее.
Это что, какой-то экзамен? В прошлый раз леди Шарлотта ни о чем меня не спрашивала, просто выбрала несколько нарядов и заставила их примерить.
– Первое, третье, четвертое и седьмое.
– Отнесите в примерочную, – кивнула старшей продавщице герцогиня.
Та записала что-то в блокнот и исчезла, вслед за ней исчезли и демонстрировавшие модели девушки, а вскоре нас пригласили за ширму, где уже ждали отобранные мной наряды.
– У тебя неплохой вкус, Эви, – одобрительно сказала герцогиня, когда я примерила все платья, и в ее голосе я расслышала удивление. – Даже странно, учитывая, в каких условиях ты росла. И ты точно чувствуешь, что тебе пойдет, а что – нет. Большая редкость. Вот это белое особенно хорошо, – расправив посаженную на шелковую подкладку кисею, – добавила герцогиня. – Прекрасный выбор.
Она задумчиво посмотрела на меня, словно решая что-то в уме, и перевела взгляд на старшую продавщицу.
– Скажите мэтру, что мы возьмем все.
– Да, миледи, – улыбнулась та и после маленькой паузы добавила: – Могу я предложить леди Браге еще одно платье? Оно не выставляется для показов, но, мне кажется, вы должны его увидеть.
– Платье?
Леди Шарлотта чуть нахмурилась.
– Думаю, леди Эвелин вполне хватит тех четырех, что мы отобрали.
– Но это – совершенно особенное, оно будто создано для леди Браге, – не отступала Анна. – Тем более что оно идеально подойдет для бала по случаю приезда нового наместника. Вы не слышали? – видя мое недоумение, спросила она. – Лорд Скорса вчера подал в отставку, и на его место из столицы империи нового наместника назначили, лорда Дантера. А вот и платье, – отвлеклась она и взяла из рук помощницы невесомый серебристый наряд. Он напоминал крылья стрекозы – такой же воздушный, переливающийся и словно бы трепещущий от малейшего дуновения.
– Значит, об этом уже всем известно, – разглядывая каскадами спускающиеся воланы, задумчиво сказала герцогиня.
Она выглядела странно отрешенной, как будто мысли ее были далеки и от платьев, и от нас с терой Варде.
– И что говорят?
– Леди Шторм обмолвилась, что он из дартов и прислан к нам в Амвьен, чтобы навести порядок. А леди Сильвия Броде сказала, что лорд Дантер занимал высокое положение при дартском дворе. Да-да, это сюда, – поправила она оборку. – И пояс чуть передвинуть.
Анна ловко застегнула ряд маленьких пуговиц и отошла в сторону, позволяя мне увидеть свое отражение, а герцогиня нахмурилась и с силой оперлась на трость.
– Как вам, миледи? – спросила меня тера Варде.
– Очень красиво, – прошептала, глядя на нежный шелк, окруживший меня невесомым облаком.
Что ж, Анна была права. Платье действительно оказалось особенным и невероятно мне шло. Леди Шарлотта тоже это увидела.
В глазах ее мелькнул опасный огонек, тонкие губы плотно сжались, и герцогиня стала похожа на хищную птицу, выслеживающую в поле свой «обед».
– Хорошо. Мы его берем, – рассматривая мое отражение в зеркале, сказала она. А потом тихо добавила: – Возможно, это именно то, что нужно.
И мне почему-то почудился в ее словах какой-то двойной смысл. И сердце неприятно заныло, совсем как в тот день, когда герцогиня Авенау приехала за мной в дом леди Вонк.
Обратно возвращались по одной из центральных улиц. Тучи висели так низко, что, казалось, еще немного, и они попросту раздавят город. Что сказать? Весна, как и всегда в Кроненгауде, не задалась. Вместо ожидаемого тепла и буйного цветения – бесконечные дожди и сырость. И даже свежая зелень листвы смотрится темной и неприветливой, словно сама до конца не верит в скорое наступление лета.
– Эви, тебе понравилось у мэтра Ривери?
Леди Шарлотта посмотрела на меня и едва заметно нахмурилась. Я уже давно заметила, что герцогиня не любит излишне проявлять эмоции. У нее все сводится к полутонам и недосказанности – что в одежде, что в мимике, что в поведении.
– Да, тетушка, – быстро ответила на простой, казалось бы, вопрос.
Вот только расслабляться было рано.
– А сам мэтр? Что ты о нем думаешь?
Острый взгляд впился мне в лицо. И снова этот хищный блеск, и снова чернота кажется опасной.
– По-моему, он настоящий гений, – изображая простодушное восхищение, ответила тетушке. – Его наряды удивительны. Они такие… Такие…
Я замолчала, словно не в силах подобрать слова, и герцогиня удовлетворенно кивнула.
На самом деле мне хотелось сказать намного больше. О том, что за каждой вещью я вижу историю, которую вложил в нее мастер, чувствую флюиды его вдохновения, ощущаю настроение и свет. Но я не рискнула. По тому, что и как говорит человек, всегда можно распознать, что у него внутри. А мне совсем не хотелось обнажать душу перед непонятно откуда появившейся в моей жизни опекуншей.
– Гений, – кивнула тетушка и отпустила меня из-под прицела холодных глаз. – Только вот старшую продавщицу я бы заменила. Слишком разговорчивая.
– Разве это плохо? При ее профессии…
Договорить я не успела.
– Это еще что? – перебила меня герцогиня.
Карета как раз свернула на Оллен-брау, и впереди показался невысокий кованый забор. К слову, в Кроненгауде, в отличие от Дартштейна, ограды всегда делались небольшими и прозрачными. Так повелось еще со времен короля Густава, который предписывал своим подданным не скрывать личную жизнь от взглядов Черной стражи. По той же причине у нас до сих пор не принято плотно закрывать шторы.
– Что тут происходит? – тихо, словно про себя, спросила герцогиня, и я выглянула в окно, пытаясь понять, о чем она говорит.
Рядом с воротами стоял большой черный мобиль, во дворе было полно солдат, а в распахнутых настежь дверях растерянно застыл тер Гроу. Он смотрел на обыскивающих каждый куст стражников безумным взглядом, и губы его беззвучно шевелились.
Единый! Черная стража!
Я вцепилась в сиденье, пытаясь выровнять дыхание.
– Ваша светлость! – увидев въезжающую в ворота карету, очнулся дворецкий, и кинулся к герцогине. – Леди Шарлотта! Я ничего не смог сделать! Простите, миледи, они пригрозили забрать меня в Саухвайне!
Гроу бежал рядом с каретой, заглядывая в окно, голос его дрожал, обвисшие щеки тряслись, как у старого бульдога.
– Ваша светлость, не извольте гневаться! – задыхаясь, выговорил он, когда леди Шарлотта вышла из кареты.
– Бенджамин, что здесь происходит?
Герцогиня строго посмотрела на Гроу.
– Обыск, миледи, – ответил тот, и в его голубых, по-собачьи преданных глазах мелькнул страх. – Простите, миледи, я не сумел их остановить. Они предъявили императорский ордер. Допросили всех слуг. Устроили настоящий погром.
– Кто главный?
Взгляд леди Шарлотты заледенел. Она с силой оперлась на трость и посмотрела на широко распахнутые двери особняка так, словно готовилась к сражению.
– Не знаю, миледи. Какой-то лорд из Бреголя.
– Из столицы? Где он?
Тетушка решительно направилась вперед – с идеально ровной осанкой, удивительно похожая на какого-нибудь полководца тех времен, когда кроны еще умели воевать и ни при каких обстоятельствах не бежали с поля боя.
– В доме, миледи, – угодливо доложил Гроу, семеня рядом с герцогиней. – Как только вы уехали, так они и заявились. Мы ничего не смогли сделать.
Леди Шарлотта промолчала, но я заметила, как хищно шевельнулись крылья ее тонкого носа, и какой мрачной стала чернота взгляда.
– Веди, – коротко приказала герцогиня, когда мы оказались в доме.
– Сюда, миледи, – угодливо изгибался дворецкий.
Он припустил вперед, торопясь свалить на хозяйку бремя ответственности за происходящее, а я шла за тетушкой, глядела по сторонам и понимала, что магстража постаралась на славу. Двери всех комнат первого этажа были распахнуты настежь. В шкафах и каминах рылись солдаты. Они не церемонились, перетряхивая одежду и выдвигая из комодов ящики с бельем, вытаскивая из шкафов книги и фарфоровые безделушки, которых у герцогини было немало. В конце коридора испуганно жались слуги. Женщины утирали мокрые от слез глаза, мужчины хмурились, пытаясь не показывать страха, но тот легко читался во взглядах, в положении рук, в напряженных, зажатых жестах.
Я посмотрела на бледные испуганные лица и вздохнула. Бедные. Невелика радость попасть на допрос к Черной страже.
Тетушка тоже взглянула на прислугу и нахмурилась.
– Где он? – повернулась она к Гроу.
– В покоях леди Эвелин, миледи, – ответил тот, и у меня тревожно екнуло сердце. Вроде бы и уничтожила все следы, но вдруг что-то осталось?
– Вопиющая наглость, – процедила герцогиня, направляясь к моей комнате. – Я этого так не оставлю. Александр ответит за самоуправство своих подчиненных.
Лорд Александр Свайс был главой кроненгаудской магической полиции. А еще он был давним приятелем леди Шарлотты, и часто приходил в ее дом с визитами. Мне довелось пару раз присутствовать при этих встречах, и я до сих пор помнила, каким тяжелым становился воздух в гостиной, и как сложно было дышать в присутствии высших магов.
– Чего замерли? – строго обратилась герцогиня к слугам. – Нечем заняться? Гроу, распорядись, – кивнула она дворецкому.
– Слушаюсь, миледи, – с готовностью ответил тот.
С появлением хозяйки он явно приободрился и выглядел уж не таким бледным.
Тетушка дошла до моей спальни и остановилась на пороге, полностью закрыв обзор, и мне оставалось только догадываться, что там происходит.
– Потрудитесь объяснить, кто вы и по какому праву устроили в моем доме погром? – холодно спросила герцогиня.
– Темного дня, леди Штолль, – послышался не менее холодный ответ. – Позвольте представиться – лорд Каллеман, глава императорской магической полиции. Расследую исчезновение опасного государственного преступника и уполномочен входить в любые дома империи.
– Могу я взглянуть на ваши бумаги?
Герцогиня вошла в комнату. Я незаметно шагнула следом, растерянно рассматривая вывернутые из комода ящики и вываленную на кровать одежду. Бюро тоже было открыто, а книги – сложены неаккуратной стопкой. На подоконнике, за отдернутой шторой, обнаружились забытая мной бутыль с молоком и развернутое полотенце с подсохшим куском пирога. Двое стражников возились рядом с камином. Третий проверял дымоход. В эркере, возле небольшого диванчика, стоял высокий темноволосый мужчина и просматривал книгу Ульриха Штанца. Мою любимую книгу. Я ее перечитала уже раз пять и даже пометки на полях кое-где сделала. Вот именно их лорд Каллеман сейчас и разглядывал. Внимательно так. Въедливо.
– Бумаги? – не отрывая глаз от одной из надписей, переспросил он. – Разумеется, можете.
Он едва заметно шевельнул большим и указательным пальцами, и перед леди Шарлоттой в воздухе застыл развернутый лист с изображением трехглавого дартского орла и размашистой подписью внизу.
Тетушка не стала брать его в руки. Внимательно прочитала, взглянула на имперца и спросила:
– Значит, лорда Свайса отправили в отставку?
– Не совсем так. Он по-прежнему глава полиции.
– В таком случае, что делаете в моем доме именно вы?
– Как я уже и сказал, веду расследование.
Лорд Каллеман наконец-то оторвался от книги и в упор посмотрел на герцогиню. А я невольно сделала шаг назад. Глаза мага оказались не просто черными. Они были с красными зрачками, и это выглядело так жутко, что у меня внутри все сжалось. Никогда не видела ничего подобного. И даже не слышала о таком.
По спине пополз холодок, верный предвестник грядущих неприятностей.
– Значит, слухи о новом наместнике – правда.
Леди Шарлотта прищурилась.
– Именно так, – кивнул лорд Каллеман.
– И он намеревается навести новые порядки, не так ли?
– Вы удивительно проницательны, миледи.
На тонких губах мужчины появилась ироничная усмешка.
– И что вы пытаетесь найти в моем доме, позвольте спросить?
– Как вам уже говорил вчера капитан Мерден, сбежал важный государственный преступник, и есть основания полагать, что кто-то из ваших людей ему помог.
– Вы подозреваете слуг?
– И их тоже, – невозмутимо сказал Каллеман.
– То есть, вы хотите сказать, что мы с племянницей на подозрении? – с едва заметным сарказмом спросила герцогиня.
Она отставила трость в сторону, и я заметила, как побелели сжимающие ее набалдашник тонкие пальцы.
Ого! На месте лорда Каллемана я бы поостереглась злить Поглотителя!
– Безусловно, – спокойно ответил дарт. Казалось, его нисколько не трогало ни высокое положение герцогини, ни уровень ее магии. – И я хотел бы задать вашей племяннице несколько вопросов.
Тетушка молча сверлила взглядом приезжего мага, а тот – ее. Эта дуэль длилась несколько минут. Мне казалось, в воздухе незримо летали молнии и неслышно гремел гром, а между двумя магами шла невидимая, но от того не менее страшная война. Я видела, как беспокойно трепетало пламя в очаге, как едва заметно искрили прутья каминной решетки, как ворс на ковре встал дыбом, и всерьез задумалась о том, не случится ли чего похожего с моими волосами. Мне даже захотелось коснуться прически и проверить, все ли в порядке, но, разумеется, я этого не сделала. Наконец, леди Шарлотта отвела глаза и устало сказала:
– Что ж, можете поговорить с леди Браге. Но только в моем присутствии.
– Как вам будет угодно, – сухо ответил Каллеман.
Он захлопнул книгу, и этот звук словно подвел черту под незримыми переговорами и показался таким громким, что я невольно вздрогнула.
– Тогда пройдемте в кабинет, надеюсь, ваши люди еще не успели его разгромить. Эви, – герцогиня кивком указала мне на выход.
Я молча шагнула за порог. В душе зрело нехорошее предчувствие. Одного взгляда на мага мне хватило, чтобы понять, что он что-то нашел. Эти его глаза, и многозначительная усмешка, и выражение лица… Я шла к лестнице и пыталась сообразить, что он мог обнаружить. Вроде бы, все следы я вчера уничтожила. Или не все? В любом случае, признаваться в содеянном я не собиралась. Как и не жалела о том, что помогла несчастному беглецу. На него же достаточно было просто посмотреть, чтобы понять, что не мог он совершить ничего противозаконного. Или мог? Да нет, вряд ли. Мое чутье меня еще ни разу не подводило.
На втором этаже было тихо. Стражники не успели сюда добраться, и в кабинете, куда мы вошли, царил обычный порядок. Книги равнодушно поблескивали золотыми корешками за стеклами шкафов, лорд Люциус – покойный супруг герцогини – строго смотрел с висящего над письменным столом портрета, а темные шторы красиво обрамляли узкие окна и напоминали стражников, охраняющих комнату от серого света, бьющегося в частый переплет с упорством слепой птицы.
– Леди, – маг указал нам на диван, сам проходя к стоящему за столом креслу.
Тетушка недовольно посмотрела на «захватчика», но промолчала. Она устроилась рядом со мной, выпрямила руки, опираясь на трость, и сосредоточенно уставилась на серебряный набалдашник.
Мне порой казалось, что трость леди Шарлотты – не просто кусок дерева. Она была как бы продолжением самой герцогини, еще одной конечностью, наподобие руки или ноги.
– Итак, леди Браге, расскажите о вчерашнем вечере, – не дав мне углубиться в эту мысль, негромко произнес Каллеман.
Голос у него был низким, похожим на звучание соборного органа, который я слышала не так давно в главном храме Амвьена.
Имперец положил ладони на стол и чуть подался вперед. Лицо его выглядело бесстрастным, но пугающе красные зрачки придавали облику мага зловещий вид.
Под ложечкой снова неприятно засосало.
– Что именно?
Я говорила немного растерянно и наивно хлопала глазами, по опыту зная, что это лучший способ дезориентировать «противника». Лучше уж выглядеть глупенькой хорошенькой дурочкой, чем привлекать внимание твердостью характера и умом. Это я еще во времена жизни у леди Вонк уяснила – та терпеть не могла «слишком умных выскочек», и мне приходилось изображать недалекую глупышку. Правда, при герцогине я старалась придерживаться золотой середины, и не слишком злоупотребляла столь колоритным образом.
– Все. Начните с того момента, когда вы расстались со своей тетей и отправились к себе.
Каллеман уставился мне в глаза своим невозможным взглядом, и я почувствовала, как в душе поднимается неконтролируемое желание сказать правду. Ага. Сейчас! Можно подумать, я никогда про внушение не слышала!
– Я вошла в свою комнату, – переборов чужое влияние, начала свой рассказ. – Подошла к камину погреть руки – понимаете, они у меня почему-то все время мерзнут! – потом выглянула в окно, посмотреть, не закончился ли дождь, постояла так немного. А после прошла к бюро и взяла книгу тера Штанца. И читала ее до самой ночи, пока не уснула.
Вот так! И что вы на это скажете, тер маг?
В моих словах не было ни слова неправды. Хотя и всей правды – тоже.
Каллеман выслушал меня и задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– А что вас привлекло? – неожиданно спросил он.
– Простите?
Мне даже не пришлось изображать удивление, оно было искренним.
– Что вас так заинтересовало в научном труде тера Штанца?
Единый! Для глупенькой дурочки книга по истории государства – слишком странный выбор. Вот это я промахнулась!
– Леди Браге?
Чернота вышла за пределы радужки, полностью затопив белки. Бр-р, страшное зрелище.
– Картинки, – простодушно улыбнулась в ответ, и для пущей убедительности пару раз взмахнула ресницами. – Там очень красивые иллюстрации. Всегда мечтала побывать в столице империи – площадь Согласия, Старый королевский дворец, многочисленные парки…
Я прижала руку к сердцу и вздохнула, словно не в силах продолжать.
– Что ж, понятно. И больше вы никуда из комнаты не выходили? И с посторонним мужчиной не разговаривали?
– С мужчиной? – растерянно посмотрела на мага.– С посторонним мужчиной?! Неужели вы считаете меня…
Я не договорила. К глазам подступили слезы, и я, достав платок, приложила его к лицу.
– Простите, леди Браге, но это очень важно. Подумайте как следует, – не отставал маг. – От ваших слов будет зависеть благополучие государства.
– Я не понимаю, – пролепетала в ответ. – Я ничего не сделала.
– Довольно, – вмешалась леди Шарлотта. – Вы слышали достаточно. Эвелин никого не видела, и уж тем более она не помогала этому вашему преступнику. Успокойся, дорогая, – обратилась она ко мне. – Тебя никто ни в чем не подозревает.
– Я бы не был в этом так уверен, леди Штолль, – тонкие губы мага искривила усмешка. – В комнате вашей… племянницы – он сделал небольшую паузу перед словом племянница, подтверждая мои сомнения по поводу нашего с тетушкой близкого родства, – обнаружены следы присутствия фантомов одежды, очень схожей с той, в которую был одет сбежавший преступник.
Черные глаза буквально впились в мое лицо.
– Вздор! – пристукнула тростью герцогиня. – Эвелин не могла…
– Леди Браге? – не дав ей договорить, надавил Каллеман.
– Я не знаю, что сказать.
Голос дрогнул. Я не представляла, как выкрутиться. Если Каллеман может видеть фантомы… Единый, я о таком даже не слышала!
– Правду, – вкрадчиво посоветовал маг и повторил: – Правду, леди Браге.
Длинные пальцы дернулись и пробарабанили начало хорошо известной в Кроненгауде песенки. «Я милая обманщица, милорд, купите за полрена, милорд, три унции притворства, щепотку удивления и пинту лицемерия, милорд», – расслышала за глухим стуком и мысленно послала мага куда подальше. Откуда он только на мою голову взялся?!
– Но я действительно ничего не знаю, – подняла на имперца честный открытый взгляд. – И не видела никакого мужчину.
Я решила отпираться до последнего. Пока герцогиня рядом, Каллеман ничего не сможет сделать. Ну не будет же он меня пытать, в самом деле?
– Что ж, в таком случае, прошу за мной.
Маг поднялся из-за стола и кивнул мне на выход.
Ладонь непроизвольно метнулась к горлу, сдерживая испуганный вздох. Единый, он не посмеет. Он не заберет меня в тюрьму!
– Позвольте, что вы собираетесь делать? – строго спросила герцогиня.
Трость в ее руках дрогнула.
– Леди Браге задержана, до выяснения всех обстоятельств дела, – официально произнес лорд Каллеман.
– Вы не можете.
Леди Шарлотта поднялась и заступила магу дорогу. Глаза ее угрожающе блеснули. Мне даже показалось, что они превратились в черные провалы, из которых струился властный приказ.
– Могу и сделаю это, – голос лорда Каллемана звучал бесстрастно, однако во взгляде полыхало недоброе пламя. Не менее страшное, чем у герцогини. – Не усугубляйте положение своей племянницы, леди Штолль.
Я застыла рядом с диваном и смотрела на мага, соображая, чем грозит мне недавний порыв. Нет, я не жалела о том, что помогла попавшему в беду человеку. Но теперь нужно было как-то выкручиваться, иначе имперец и правда отправит меня в тюрьму. Думай, Эви, думай! Если поведать часть правды…
– Хорошо, я все расскажу, – утерев платочком несуществующие слезы, тихо всхлипнула и умоляюще посмотрела на мага.
Тот сложил руки за спиной и сухо произнес:
– Что ж, слушаю вас.
– Понимаете, я не думала, что это важно, – запинаясь и глотая слова, начала свой рассказ. – Просто, я увидела его… А он оказался таким грязным. И одиноким. У меня просто сердце замерло. Лежит себе под ветками, такой жалкий! А потом, когда разглядела его поближе… Знаете, он мне совсем не понравился, и я решила, что лучше его сжечь. Вот так все и было, – со вздохом закончила свою нарочито сумбурную речь и закрыла лицо руками.
– О чем вы? Кого вы сожгли?
– Платок, – простодушно ответила я.
– Леди Браге!
На худых щеках мага заходили желваки.
– Я действительно не хотела его брать, просто увидела, что под можжевельником что-то белеет, вышла, а там – он.
– Кто?
– Так платок же. Я ведь вам объясняю, я из окна его увидела.
Лорд Каллеман качнулся с пятки на носок. Посмотрел на меня. Посмотрел в окно. Снова посмотрел на меня.
– А мужчина? – сдержанно спросил он. – Мужчину вы видели?
– Рядом со своей спальней? Простите, лорд Каллеман, но молодой девушке такие вопросы не задают. Это неприлично. Правда же, тетушка? – повернулась я к леди Шарлотте, но ответить та не успела.
– Да неужели? – с сарказмом спросил маг и в секунду оказался рядом со мной. – Вот что, милочка, вы мне тут дурочку не изображайте. Где беглец? Куда он делся? Вы его прячете?
Ледяные пальцы вцепились в мое запястье. По телу пробежала холодная волна.
– Прекратите немедленно! – стукнула тростью герцогиня. Я впервые видела ее такой взбешенной. – Отпустите мою племянницу и убирайтесь из моего дома. Я буду жаловаться наместнику. Вы не смеете врываться без разрешения и устраивать пытки моим домочадцам. Эви, дорогая, иди ко мне, – она схватила меня за руку и дернула на себя. Откуда только сила взялась? – А вы… Вон отсюда! И больше не вздумайте приходить. Гроу! Лорд Каллеман уходит. Проводи.
Она внушительно посмотрела на дворецкого, и тот сделал шаг вперед.
– Прошу вас, лорд Каллеман, – весомо произнес он.
Сейчас, когда хозяйка была рядом, Гроу воспрянул духом и больше не казался ни растерянным, ни беспомощным.
Маг одарил герцогиню пристальным взглядом, перевел его на меня, обдав холодом мрачной черноты, и молча пошел к выходу.
– Я не прощаюсь, леди Штолль, – обернувшись на пороге, сказал Каллеман.
– Если рассчитываете на скорую встречу, то вы глубоко ошибаетесь, – сухо произнесла леди Шарлотта. – Эви, дай руку, – повернулась она ко мне. – И прекрати рыдать. Никто тебя не тронет.
Тетушка поджала губы и многозначительно посмотрела на исчезающий в коридоре край темного плаща.
– Кстати, ты действительно никого не видела? – как бы между прочим спросила герцогиня.
Ну да, так я и призналась!
– Нет, тетя, – вздохнула в ответ, и в этот момент мне показалось, что воздух в комнате странно задрожал, а потом я увидела едва заметный мужской силуэт. Секунда – и он исчез. А может, его и не было, и мне просто показалось?
– Хорошо, иди к себе, – устало произнесла леди Шарлотта и отошла к окну. – Иди, Эви, – тихо, словно про себя, повторила она. – Пока я рядом, тебе ничего не грозит.
Я попятилась и вышла из комнаты.
Девушка что-то скрывала. Он чувствовал. Видел по лицу, по взволнованным глазам, по чуть дрожащим рукам. Считывал по сбившемуся дыханию и участившемуся пульсу. А еще – по тонкому, едва ощутимому запаху страха.
Смотрел на бьющуюся на тонкой белой шее венку, и буквально ощущал быстрые удары сердца.
Понять бы, действительно ли леди Браге так наивна и беспомощна, как кажется, или это всего лишь маска? Удачная маска.
Он кинул за щеку мятную пастилку. Снова вспомнились большие, широко распахнутые глаза, нежный румянец, светлые вьющиеся волосы, и он поморщился. Рес разберет, что правда, а что ложь в неподдельно, вроде бы, взволнованном рассказе. Еще и молоко это. Бутыль, стоявшая на окне в комнате девицы, не давала ему покоя. Для кого она? Кошек в доме герцогини нет, собак – тоже, да и сама девица не выглядит любительницей поесть.
Вчера он не стал дожимать ее, понял, что она будет все отрицать. С такими, как эта Эвелин Браге, грубой силой ничего не добьешься. Да и герцогиня Авенау, рес бы ее побрал, как орлица на защиту кинулась. Нет. Нужно подождать, хотя, видит Единый, у него нет на это времени. И все же. Интуиция подсказывала, что лучше пока отступить, присмотреться, понаблюдать. А случай разговорить девицу еще представится. Главное, чтобы рядом не было ее тетки.
Взгляд вернулся к лежащим на столе бумагам.
Леди Эвелин Маргарет Браге. Полных лет – девятнадцать. Родилась в Аухвайне, в семье бедного дворянина. После смерти родителей и брата, ставших жертвами последней и самой страшной эпидемии виры, оказалась под опекой леди Амалии Вонк, дальней родственницы отца. Три месяца назад опека над девушкой перешла к герцогине Авенау, еще более дальней родственнице. Официальная версия – леди Штолль решила заняться воспитанием наследницы всего своего состояния, но он не спешил доверять этим сведениям. Доброта одной из самых расчетливых женщин империи не вызывала большого доверия.
Он знал Поглотителей. Им было незнакомо такое чувство, как любовь к ближнему. Да и кто из Высших может этим похвастаться? Пожалуй, только один, но он, скорее, исключение.
И все-таки: врет девица или нет?
Он перекинул пастилку за другую щеку. Врет. Однозначно. Чутье его еще ни разу не подводило, а сейчас оно настойчиво подталкивает заняться юной леди вплотную.
Что ж, он и займется. Ни на шаг из-под своего наблюдения не выпустит. И она обязательно проколется – они все рано или поздно прокалываются. А он понаблюдает. Вандау пока не найти, но ниточки, которые связывают последователя Иных и Эвелин Браге, он обязательно отыщет. Если Браге действительно связана с Вандау, то однажды она снова с ним встретится, и вот тут-то он и захлопнет мышеловку. Как любит повторять Дерек – все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.